Текст книги "Стальная сеть (СИ)"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4

Когда девушка обнимает – это хорошо, приятно. Если девушка симпатичная, ещё лучше. Говорю ей:

– Пошли в участок, посидишь у меня.

Тут все обнимашки и закончились. Выпрямилась гоблинка, платье оправила, и холодно так:

– Я арестована?

Вот как тяжело с ними, девушками…

– Облава идёт, – отвечаю. – Участок сейчас самое безопасное место. Может, и отца твоего там найдём.

– Нет.

Вижу, мой подпрапорщик уже косо смотреть начал. Уж больно я цацкаюсь со своим агентом.

– Тогда отведу как арестанта! – говорю девчонке, жёстко так. – Или на квартиру.

Про квартиру я только сейчас придумал. Должна же быть у сыщика квартирка для встреч с агентами?

Испугалась девчонка, уже нос не задирает.

– Дмитрий Александрович, я знаю место, где безопасно. Дом старейшин. Может, и отец там?

– Хорошо! – рыкнул я для острастки. – Нам как раз туда надо. В целях расследования.

Нет, видать, не мой день сегодня. Дом старейшин, то есть место, где живёт глава общины гоблинов, я заметил издали. Домишко в два этажа, стоит особняком, выкрашен в зелёный цвет до самой крыши, у входа знак – козья морда на шесте. Дверь распахнута, и на крыльце полицейские толпой.

Вся гоблинская безопасность накрылась медным тазом…

Только мы подошли, а из дома уже мой начальник Бургачёв выходит. Перчатки поправляет, важный такой. За ним здоровенные полицейские гоблинов престарелых волокут. Кого под руки, кого за шкирку. Гоблины упираются, верещат что-то. Про права свои инородские. Но куда там!

Мы ведь, пока сюда торопились, мимо дома старейшин оргов прошли. Вот там было веселье. Домишко у оргов похожий на гоблинский, тоже в два этажа и особняком стоит. Только краской солнечного цвета выкрашен, и перед входом рога бычьи торчат на палке.

Вот там без драки не обошлось. Орги, хотя и немолодые, брыкались как бешеные. Но супротив полиции ничего не смогли. Вытащили болезных, в телегу кинули и повезли в неизвестном направлении.

Гоблины брыкаться не стали, силёнки не те. Свели их с крыльца, а там уже телега стоит, дожидается.

Тут моя девушка как закричит: «Папа!» – и к дому кинулась. Там за старейшинами ещё парочку гобов ведут. Девчонка к одному подбежала, за руки ухватила. Полицейский, что гоба вёл, девчонку толкнул, она отлетела.

А я смотрю – да это же тот самый гоблин, что фотки на месте преступления делал. Фотограф, доверенный гоб моего шефа и вообще мастер на все руки. Тот самый, которого я с этой вот девушкой в ювелирном бутике недавно встретил. Вот так штука. Мне же тогда показалось, что это её папик. Ну, типа престарелый любовник. Да-а, ошибся ты, Димка.

Да и папаше не повезло, под раздачу попал. И что теперь делать?

Подошёл я к Бургачёву. Тот мне:

– А, стажёр. Вижу, нашёл себе значок?

– Ваше благородие, разрешите обратиться! – говорю ему. – Выдайте мне задержанного гоба.

И пальцем на папашу моей девчонки показываю.

Его благородие нахмурился – сейчас откажет. Я тут же:

– Под мою личную ответственность!

– Для чего? – спрашивает, и видно, что злится.

– В целях расследования! – отвечаю, а сам вытянулся, глаза выкатил, прямо горю на работе. – Имею ряд вопросов по делу! Вы знаете, по какому…

Это я уже тише добавил, для таинственности.

– Гобов сейчас в камеры отвезут, в городскую тюрьму, – бросил Бургачёв. – Там и поговорите.

– Ваше благородие, дело не терпит, – говорю. – Позвольте хотя бы на пару часиков. Господин полицмейстер уж очень строго велели…

– Хорошо! – рявкнул Бургачёв. – Но чтоб потом – в камеру.

Отвернулся, прошагал мимо.

Я ему вслед:

– Не извольте сомневаться, ваше благородие!

Ага, конечно. Где два часа, там и десять. Главное, разрешение получить, а там посмотрим…

Короче, оттащили мы папашу-гоблина от телеги, куда уже его дружков престарелых сажали.

Дал я команду своему подпрапорщику, взяли мы папашу под руки и оттащили подальше – с глаз долой.

Гоблинка моя его стала обнимать, отряхивать, щебетать что-то, но я это дело прекратил.

Говорю:

– Следуйте за мной! И без шуток.

Девчонка глазами опять засверкала, но её папаша, немолодой гоблин, согласно кивнул. Шляпу свою он где-то потерял – а может, полицейские затоптали. Шарф клетчатый вокруг шеи обернул, пальто поправил, воротник поднял повыше и дочку за руку взял.

– Ведите, – говорит, – господин стажёр. Лучше с вами, чем в тюремную камеру.

Вижу, папаша уже в курсе, куда старейшин повезли.

Это он верно заметил – со мной лучше. Нехорошо вокруг, опасно – для инородов. Мы, пока по улицам шли, всякое видели. Городовые так и шастают, жандармы повсюду, все с винтовками.

Мальчишки ещё кругом бегают, кричат, газетами размахивают. Орут, надрываются: «Последние новости! Последние новости! Полный список погибших! Ужасная тайна!! Наш собственный корреспондент ведёт расследование! Кто убил десятки человек? Кто взорвал поезд? Читайте, читайте!» Мимо самые мелкие мальцы пробегают, голосят: «Убит его сиятельство граф Бобруйский! Тело его сиятельства верховного эльва не найдено! Кто украл тело? Полиция идёт по следу!»

Я аж споткнулся. Мы тут каких-то несчастных гоблинов ловим, а старший эльв вообще испарился. Пропал без остатка. Даже кусочка не нашли.

Перехватил я одного мальчишку, монетку ему бросил, взял газету. Ещё одного поймал, взял газету другую. Бумага – свежачок, краска типографская пальцы пачкает.

В газетах полный раздрай. Фотки с вокзала, фотки бравых пожарных на фоне развалин паровоза. Перрон, трупы вповалку. Заголовки один другого хлеще.

Прихватил газеты с собой – потом почитаю. Что там за собственный корреспондент ведёт расследование? Посмотрим, дай только с задержанными разобраться.

***

Прошагали мы мимо дома старейшин – там уже двери пристав запечатывал – свернули в Кривоконный переулок. Там ещё немного, и полицейский участок.

Топаем – впереди подпрапорщик вышагивает, за ним рядовые Банник и Шнитке гоблина конвоируют. За ними я девушку веду под руку. Вид у меня суровый, так что всем понятно – не на прогулку вышел. Тащу подозреваемых в места печальные, в казённый дом.

Девушка идёт гордо, как принцесса на эшафот. Проходим мимо чайной, там парни поддатые толкутся. Нас увидели, засвистели. Кто-то снежок слепил и в гоблина бросил. Промазал. Второй моей девушке в лицо целил, и попал бы, но я ладонью отбил. Сам руку на револьвер положил, на хама зыркнул, тот за дружков спрятался.

Девушка мне говорит тихо, а сама перед собой смотрит:

– Не там ищете, господин полицейский. Мой народ не виновен в убийстве.

– Разберёмся, – отвечаю.

– Как же! Что вы можете? Только губить невинных!

Чувствую, меня зло разбирает. Я её спас, понимаешь, а она такое…

– Дыма без огня не бывает, – говорю. – Не виноваты – отпустим. Вон, отец ваш понимает…

– Мой отец сотрудничает с полицией! – зашипела она как кошка. – И вы не лучше, господин Дмитрий. Весь ваш волчий билет, шинель без погон, все слова – сплошная ложь!

– Работа такая.

– Собачья ваша работа.

– Всё лучше, чем в борделе невинную лилию изображать, – говорю. А сам подумал – ведь правда, родись Димка Найдёнов девушкой, сейчас там бы и работал. На диванчике в цветном халате. Богатеньких дядей ублажал.

– Я хочу лечить больных! – возмущается гоблинка. – Ночами в госпитале дежурю, днём по вызовам бегаю, бесплатно! И теперь меня ведут в участок, как преступницу. И кто?!..

Она аж поперхнулась словами. Замолчала, пыхтит от злости.

– И кто? – спрашиваю.

– Сами знаете, кто. Я думала, вы… а вы!..

Вот и пойми, что в виду имела.

Так до участка и дошагали. Достал я ключи от комнатушки своей, дал Кошкину.

– Ведите, – говорю, – подпрапорщик, задержанного. В комнате закрыть, ключи – вернуть!

Девчонку я решил на квартире устроить. Деньжат у меня мало, но на пару дней снять комнатушку хватит. А там что-нибудь придумаем. Нельзя ей сейчас по улицам таскаться – убьют.

Вхожу на крыльцо, а там знакомый полицейский стоит – мы с ним в доме Филинова встречались, – и старичок из буфетной. Видать, воздухом дышат. Меня увидели, давай ухмыляться. Старичок мне:

– Господин стажёр, вас там дожидаются.

– Кто?

– Дама-с. Уж в таком нетерпении, аж извелась вся…

Захожу, а там незнакомая красотка туда-сюда прохаживается, видно, что ждёт. Высокая, талия тоненькая, бархатная шубка мехом лисы оторочена, и шляпка крохотная с вуалькой. Прямо куколка.

Обернулась, я аж рот раскрыл. Да это же моя Буська! То есть Альвиния. Ничего себе. Я её вообще без одежды видал, но сейчас… ух! Ещё лучше стало.

Альвиния меня увидела, ко мне подошла, я ей:

– Здравствуй…

Она мне договорить не дала. Размахнулась хорошенько, и пощёчину мне – хлоп!

Глава 5

– Где мои деньги?! – рычит Альвиния.

Да что ж такое, все девчонки меня прибить хотят.

Я за лицо держусь, ничего понять не могу. Что я сделал-то?

– За что?

– Как – за что? – возмущается красотка на весь участок. – Деньги обещали, господин хороший, и до сих пор нет! Мне ждать недосуг!

А сама, смотрю, подмигивает потихоньку. И руку мне жмёт. Ёлки-палки, это она для виду кричит, притворяется.

– Пройдёмте, – говорю, – мадемуазель, в мой кабинет. Там и рассчитаемся.

У моей комнатушки рядовые стоят, и подпрапорщик с ними. Караулят. Кошкин мне ключи протянул, доложился:

– Гоблин под замком, господин стажёр!

Открыл я комнатушку, смотрю, папаша-гоблин у стеночки пристроился, ждёт.

А у меня две девушки за спиной, и обе в растрёпанных чувствах. Вот же ёлки зелёные! Нельзя всех в один кабинет к задержанному пихать! Непорядок, начальство не поймёт. Хоть разорвись…

Взял я девчонок под руки, отвёл в буфетную.

– Мадемуазели, – говорю, – тысяча извинений, мильпардон! Деньги непременно отдам. Закончу срочное дело – и я весь ваш.

Усадил их возле самовара и метнулся кабанчиком себе в кабинет.

Вошёл, дверь прикрыл поплотнее, подвинул стол канцелярский, уселся. Хорошо – гоб стоит, я сижу, позиции обозначил. Хоть это и папаня моей знакомой, и вообще, но слабость показывать нельзя.

Взял я в руки блокнот – такой же, как у Бургачёва – карандашик послюнявил и начал допрос.

– Времени у нас мало, – говорю. – Давайте без предисловий. Я спрашиваю, вы отвечаете. Вопрос первый – откуда динамит? Учтите, я всё знаю.

Ну, думаю, если папаша в теме, заволнуется. Я, конечно, школу полицейскую не заканчивал, как настоящий Димка Найдёнов. Как допросы вести, только в сериалах видел. А сериалам верить… ну такое. Ничего, справлюсь.

Но папаша-гоблин на мой вопрос даже глазом не моргнул. Вздохнул тяжело, сказал:

– Это, ваше благородие, не у меня надо спрашивать. Я бизнесом не занимаюсь.

– А у кого мне про динамит спрашивать? – спрашиваю, ласково так.

Помолчал он. Говорит:

– Лучше скажите, куда меня отправите после допроса.

– У нас не допрос. Просто разговор по душам. Когда допрос будет, я своего подпрапорщика сюда позову. Помните его? Очень он гобов не любит. Но ради вашей дочери я его звать пока не буду. Да и начальник мой вас ценит…

Вот тут он вздрогнул. Незаметно, но я увидел. Ага! Задело.

– Это вы о господине Бургачёве? Не знал, что он нас, гобов, ценить начал.

– Викентий Васильевич вас на дело взял. Значит, ценит.

– Ах, вы о капитане… Молодой человек, ценить и использовать – разные вещи. Когда вещь становится не нужна, ей приходит конец.

– Что гобам сделал граф Бобруйский? – и в глаза ему смотрю. – За что его убили?

– Не там вы ищете, Дмитрий Александрович. Лично мне его сиятельство зла не делал. А за всех гобов я говорить не могу.

Ой, что-то темнит папаша. Скользкий, как тефлоновая сковородка.

А тот опять вздохнул и спрашивает:

– Как сходили на встречу, господин стажёр? Удачно? Мне когда ваш начальник записочку передал, сказал, что встреча важная, надо поспешать.

Я аж вздрогнул. Ну конечно, это ведь он мне записку передал, с местом встречи. Где меня едва не убили.

– Встреча прошла, – отвечаю.

А сам думаю – ведь на месте трупы остались. И патруль их нашёл. Я и забыл про это – взрыв на вокзале, куча убитых аристократов, любой забудет. А там ведь труп шофёра – оборотня в погонах, и трое моих бывших подельников. Гоблин, орк и полуэльф. Если шеф об этом уже знает, может знать и Рыбак. Шофёр сказал перед смертью, что я под прикрытием работаю. Значит, свой человек у гада в полиции имеется. И Рыбак наверняка теперь знает, что я его человека убил. Может, сейчас ко мне киллер крадётся…

Меня аж морозом по спине продрало от мысли такой.

– Я просто заметил, что шинелька у вас порезана, – говорит гоблин. – И рука подвязана платком. Когда вы с той встречи вернулись.

Тут до меня дошло – не из вежливости он спрашивает. Так его заедает, даже про динамит забыл.

– Да вот, – отвечаю, небрежно так, – встреча закончилась со счётом четыре – один. В мою пользу. А что?

Смотрю, он шарф размотал, пальто расстегнул, лысину потирает – так его разобрало.

– Так это же я вам записку передал, – бормочет. – Случись что, начальник ваш гневаться будет.

– Начальник мой всё знает, – говорю. – А вот знает ли Рыбак…

Тут я в точку попал. Прямо в яблочко. Оказывается, гоблины не бледнеют – они становятся серыми. Как мышь.

– Какой Рыбак? – а сам сереет на глазах.

– Такой. Не тот, что с удочкой сидит, а вроде щуки – на месте жрёт, с потрохами.

Тут ему совсем поплохело. Вижу, пытается сделать вид, что всё в порядке, но не выходит. Шарф стащил с себя, скомкал в руке и лоб утирает.

– Жарко тут у вас… форточку бы открыть…

– Форточка открыта, – говорю. – Если что-то сказать хотите, или признаться в чём – сейчас самое время. Вижу, тяжесть у вас на сердце. Не стесняйтесь, излейте душу.

Помолчал он, глянул на меня. Глаза совсем кошачьими стали, зрачки узкие, зеленью светят.

– Не могу. Не могу.

Ого, кажется, клюнула рыбка!

– Нас никто не слышит, – говорю тихонько. – Не беспокойтесь. Я докладываю на самый верх, так что утечки не будет.

Закашлялся он, шарф свой комкает. Отдышался, сказал:

– Не могу.

– Боитесь Рыбака?

– Моя дочь вам правду сказала – я работаю с полицией. Вы должны понимать. Помните, мы из дома Филиновых ехали? Вы ещё спросили – можно ли заклятие снять?

– Помню.

– Помните, господин Филинов к вам стряпчего вызывал – заклятье на верность поставить?

– И что? – нехорошее предчувствие у меня появилось. Ох, не зря он про магию заговорил.

– Заклятья разные бывают. Но снять их нельзя. А если нарушить – смерть. Кто станет поручать важные дела гобу без гарантии?

– Да говорите уже.

– На мне стоит заклятье молчания. Не то что сказать – даже подумать об этом не могу… сердце сжимает.

Вижу – и правда, совсем плохо папаше. Весь серый, глаза ввалились. Того гляди помрёт.

– И обойти никак? – спрашиваю. – Может, другими словами?

– Попробуйте, – хрипит.

Вот же блин блинский.

– А написать на бумажке?

Хрипит, головой мотает.

– А если я спрашивать буду, а вы кивните, если да…

Успел я увидеть, как у него зрачки расширились. Зелёным засветились. В тот же момент гоб наклонился вперёд, шлёпнул мне ладонь на затылок, и бац! Приложил меня лицом об стол. Со всей силы.

Недаром гобов так не любят. С виду мелкие, тощие, соплёй перешибёшь – но сильные. Я от удара поплыл. Хорошо, лобная кость крепкая, а то бы кони двинул.

А гоблин напрыгнул сзади, развернул свой шарф, на шею мне накинул, и давай душить. Вот зачем он его в руке комкал… гад. Слышу, в дверь постучали. Ах ты ж блин, я её на задвижку закрыл!

– Ваше благородие, у вас всё в порядке?

Хотел я крикнуть, да не могу – шарф всё туже. Выворачиваюсь, но после удара как пьяный. Повезло, стол рядом, я ногами из последних сил ударил – загремело.

За дверью закричали, зашумели. Или это в ушах шумит? Зашарил я руками позади себя, ухватил гоба за уши, дёргаю со всей мочи. Но тот озверел совсем, на уши наплевать.

Тут в дверь ударили. Раз, два, хрясь!

Загрохотали шаги. Кричат уже рядом. Чувствую, шарф ослаб на шее. Захрипел я горлом, давай дышать, как шланг передавленный.

Гоблин отпустил меня, отпрыгнул. Сквозь муть в глазах вижу – поднял он руку, и в руке у него сверкнуло. Бах, бах!

Толкнуло меня в бок, будто ломом ткнули два раза. Увидел, что позади гоблина возник рядовой Банник, взмахнул прикладом. И всё стихло.

Глава 6

– Дмитрий! Дмитрий Александрович!

Кричат надо мной, прямо в ухо. Да всё хорошо со мной… вдохну только поглубже…

– Ох-х-хр-р-р…

– Боже, Дмитрий Александрович, вы живы? – девичий голос.

Ощупал я своё горло, вроде ничего не переломано. Больно адски, а так ничего.

Приподнялся, меня тут же подхватили и на стул усадили. Стали пуговицы расстёгивать, ворот распустили. Гоблинка меня ощупывает со всех сторон, руки у неё тоже сильные, как у её папаши. Но пальцы врача, сразу понятно. Зубы сжала, глаза зеленью сверкают, то ли от злости, то ли от страха.

Альвиния рядом стоит, по голове меня поглаживает, сама всхлипывает от жалости.

Мой подпрапорщик папашу-гоблина обшаривает. Тот на столе лежит, еле дышит. Ему рядовой Банник так прикладом по башке зарядил, любого с ног свалит.

Кошкин поднял револьвер, говорит:

– Это ваше, господин стажёр?

Блин, моим же револьвером. В меня. Кринжово. Стыдоба. Тоже – отличник полицейской школы! Подставился, как дурак.

Гоблинка ахнула, выдернула у меня из-за ремня учебник. Повернула, показала две дырки. С одной стороны дыра, в ней пуля сидит, с другой выпуклость. Чуть-чуть насквозь не прошло.

Да это учебник, что я в своей бывшей квартире нашёл. За пояс заткнул и забыл про него. Хорошие учебники здесь делают, крепкие, толстые. Не из газетной бумаги, уж точно. Повезло.

Гоблина меж тем перевернули, со стола стащили, стали руки за спиной вязать. Тот на ногах не стоит, только глаза закатывает и башкой мотает. Эх, не получилось у нас разговора. А ведь я так близко подошёл… знает, знает зелёный гад, кто такой Рыбак. К гадалке не ходи.

Прокашлялся я, поднялся кое-как.

– Пустите. Всё в порядке.

Смотрю, в кабинет ко мне уже народ набежал. Полицейский с ресепшена, старичок из буфетной, ещё кто-то. Папашу-гоблина разве что на месте не прикончили. Заодно его дочке едва не прилетело. Но я не дал.

– Гоблина – в подвал! – скомандовал. – Я с ним позже потолкую.

Такое лицо сделал – всем ясно, что потолкую от души.

– Девушка – моя. Не трогать, – и значок на шинели потёр.

Старичок-полицейский сразу понял, закивал. Мол, ясно, ваше благородие, тайных агентов не трогаем.

А полицейский с ресепшена метнулся в буфетную, и моей Альвинии рюмочку чая притащил. Для укрепления нервов прекрасной мадемуазели.

Альвиния рюмочку взяла, улыбнулась ему, отхлебнула чуток. Полицейский тоже лыбится во весь рот, довольный. Прямо на рабочем месте к моей девчонке клеится, паразит.

Поправил я одёжку свою, шинель застегнул, ремешок подтянул потуже. Горло болит, на лбу шишка здоровенная наливается, дотронуться нельзя… но сейчас не до нежностей. Надо быстренько дела раскидать по полкам. То есть девчонок на квартиру, гоба – допросить, когда очухается, и дальше двигать. Киллеры и диверсанты ждать не будут.

Вон, как этот папаша зелёный возбудился от моего вопроса. Значит, Димка Найдёнов на верном пути. Надо этот шанс не упустить. Одним махом поймать двух зайцев – Рыбака и взрывателей.

Но прежде надо девчонок устроить в безопасном месте. Для их же пользы и чтобы под ногам не путались. Сначала я отвёл Альвинию в сторонку, подальше от хмыря с ресепшена, спросил тихо:

– Случилось что? – это я про пощёчину. И вообще про маскарад этот.

– Ничего, – отвечает, тоже тихонько. – Устройте сперва вашу протеже, я потом объясню.

Ладно. Потом так потом.

Вывел я их на улицу. За мной подпрапорщик с рядовыми, как приклеенные. По нынешним временам полезная компания.

Квартирку поискать пришлось. Вначале я в доходных домах искал, там дешевле, и принимают хоть чёрта лысого, если при деньгах. Но Альвиния сказала, что сейчас гоблинам туда лучше не соваться. Там народ всякий живёт, и если гоблинка высунет нос из комнаты, всякое может случиться.

Пошли в пансионы разные, где места подороже. Там другая тема – зелёные и желтопузые не нужны. Вышел я из очередной квартиры, где пухлая тётка в чёрном платье мне бубнила: «Мы, сударь мой, держим приличный пансион. У нас живут люди солидные, чистые господа. Нам такого не надо». Блин, поубивал бы. Хотел значком полицейским надавить, для устрашения, но гоблинка умолять стала: «Не надо, Дмитрий Александрович! И так уже весь участок знает, что я ваш агент! Умоляю, не позорьте!..» Тьфу. Какая маета с этими девчонками.

Так мы ещё бы до вечера ходили, но тут Альвиния помогла. Видно, тоже терпение лопнуло. Пошепталась она с гоблинкой, говорит:

– Дмитрий Александрович, у одной моей подруги квартирка есть. Ей богатый клиент купил, для личного пользования. Ежели не побрезгуете, можно туда пойти. Но дёшево она не возьмёт. Дружба дружбой – а денежки врозь.

– Ладно, – говорю. – Веди.

– Только солдат своих отпустите, – просит. – Подруга не простит, если мы к ней вот так заявимся.

И то верно. Ни к чему квартирку светить. Подозвал я подпрапорщика своего, сказал:

– На сегодня вы свободны. Поработали на славу, отдыхайте. До завтра. Да вот ещё возьмите, чаю выпейте, согрейтесь. Это для вас, и подчинённых ваших.

Насыпал Кошкину в ладонь четыре рубля. Пускай делит как хочет.

Взял он деньги, откозырял.

Смотрю, сразу своим раздал. Молодец, Кошкин, не жмот. «Благодарствуем, ваше благородие!» – гаркнули Банник и Шнитке.

***

Квартирка оказалась дорогая. И дом хороший, чистый, в три этажа, с мансардой и крохотными балкончиками.

Поднялись мы по лесенке, по которой уборщицы ходят и всякая прислуга. Чёрный ход называется.

Альвиния постучала условным стуком. На стук высунулась горничная, сделала страшные глаза, прошептала: «Ой, хозяйка прощенья просит, минуточку подождите! Не ко времени!»

Пришлось подождать. Наконец дверь открыли, горничная провела нас в гостиную. Побывал я недавно в доме невинных лилий – то есть в борделе. Там шикарно, но и тут очень даже ничего.

Подружка появилась вся запыхавшись. Провожала гостя – с другого входа. Глянул я на подружку – да, не зря ей квартирку богатый дяденька купил. Для такой красотки не жалко. Росточку небольшого, но стройная, как оса. По плечам чёрные локоны завиваются, глаза как у лани, зубки белые, губы сочные – персик, не девушка.

Подружка расцеловала Альвинию в обе щёки, на гоблинку только разок глянула. Упала на диванчик, веер подхватила и давай обмахиваться.

– Ах, дорогая, – говорит, томно так, – представь меня гостю. Такой видный молодой человек!

– Прошу, знакомьтесь, – говорит Альвиния. – Мой хороший друг, я о нём рассказывала – Дмитрий Александрович. Служит по сыскной части. Дмитрий Александрович – моя лучшая подруга Генриетта.

– О, так это вы! – подружка меня глазами так и обшарила. Куда там рентгену. – Альвиния мне прожужжала о вас все уши! Вы её герой!

– Я просто работаю, – говорю. Блин, надо бежать отсюда. Подружка так смотрит, насквозь прожигает. Сквозь подштанники. – Мне бы девушку пристроить в безопасное место, ненадолго.

– Вот эту? – показывает Генриетта пальчиком. – Ну, можно что-нибудь придумать… Милочка, что вы умеете?

Гоблинка моя выпрямилась, гордо так, глазами сверкнула:

– Что я умею? Могу ассистировать при операциях. Обрабатывать раны, накладывать повязки, шины и жгуты. Делать инъекции, готовить микстуры, порошки и пилюли…

– О! – подружка вскочила с дивана, веер бросила на пол. Подбежала к гоблинке, взяла за руки. – А это вы можете?

И на ухо зашептала.

Гоблинка кивнула. Сказала:

– Но документа у меня нет.

– Боже, кого это волнует! О, вы просто золото! Оставайтесь, живите сколько угодно!

Ко мне повернулась, глаза блестят:

– Дмитрий Александрович, вы просто душка. Дайте я вас поцелую.

И ко мне. Руками обхватила, чмокнула. Хорошо так, приятно.

– А меня? – Альвиния стоит, хмурится.

– Конечно, дорогая, и тебя. Хотите чаю? Я прикажу горничной заварить.

– Нет. Нам пора, – отрезала Альвиния. А сама мрачная, как туча.

Помахала нам Генриетта ручкой, и мы вышли.

Спустились по чёрной лестнице. Молчим, девушка каблуками топает. Я только хотел спросить – чего Альвиния на квартире не осталась? А она обхватила меня руками – как только что Генриетта, и говорит, отчаянно так:

– Не оставляйте меня, Дмитрий Александрович! Иначе мне смерть!