Текст книги "Последний из Рода"

Автор книги: Наталья Авербух

Соавторы: Валерия Комарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Дура! Чему обрадовалась?! Смерти избежала? Зачем?

Я совсем замерзла, потому что холод появился не только снаружи – расползся изнутри, заставляя неметь пальцы. Я поняла – из ямы не выбраться. Слишком скользкие и крутые края, слишком высокие…

Я умру тут. Медленно и страшно.

Раньше утра охотник яму проверять не пойдет… если вообще сегодня пойдет.

Но какая разница – когда. Я и к утру успею стать окоченевшим трупом.

Нет. Не успею. Раньше я стану грудой раздробленных, разгрызенных крепкими зубами костей.

Вдалеке завыли волки. Заплакали. Обо мне ли? По нему ли?

Волки…

Нехорошее предчувствие кольнуло то, что заменяло мне душу.

Волки, или псы?

Было мгновение там, в Больших Окунях, когда я почувствовала присутствие. Но не до страхов было, не до выяснения. Решила – почудилось. В смертном-то теле я только с пяти-шести шагов узнаю их.

А если не обозналась? Если и впрямь…

Не Реи'Линэ – ее не сопровождают волки, не ее они приветствуют, не ей поют…

Нет…

Другой. Безумный. Самый непредсказуемый из них, самый опасный.

Князь Осеннего Листопада. Ли'Ко. Осенний Лис…

О, Хаос! А я бросила Тиана!

Что же я натворила?!

Тиан Он шел чуть впереди, перепрыгивая-перетекая через корни, отводя ветки и чувствуя себя, словно рыба в воде. Или лис в лесу.

Ко мне лес не был так доброжелателен. Мне казалось, я слышу, как он шепчет: "Злой…

Чужой… Огненный…" Изредка маг останавливался, поводил острым носом, кивал самому себе, и шел дальше. Он не оборачивался, не проверял, не отстал ли я. То ли ему было все равно, то ли…

Странный он какой-то…

– Эй, далеко еще? – окликнул я Лиса.

– Полчаса, – ответил он.

Вновь тишина, лишь промозглый ветер что-то шепчет в голых ветвях.

А Лис вдруг остановился, неуверенно огляделся и уселся прямо на землю – стылую, смерзшуюся. Покопавшись в сумке, он вытащил оттуда флягу и два кособоких бутерброда с сыром.

– Будешь? – спросил.

– А может не стоит? Пойдем, а? Нара же уйдет дальше еще.

– Никуда она не уйдет, – отмахнулся он бутербродом. Когда он кусал, мне показалось, что сверкнули острые клыки. – В яме твоя Нара сидит. Волчьей. Так что не денется никуда. В порядке все с ней, не дергайся. Пару синяков заработала, так ей это только на пользу пойдет.

Я сел рядом. Маг хмыкнул и кинул заклинание – стало теплее. Стукнули друг о друга бусины-заколки. Он протянул мне оставшийся бутерброд. Я машинально взял.

Шумно отхлебнув из фляжки, он протянул мне и ее. Вино какое-то слабенькое, но хорошее – я такого и не пробовал никогда. Сладкое, с кислинкой, терпкое, а цвет – что золото.

– Ешь, Воин. На пустой желудок с бабами болтать – только слова зря тратить, – сказал он, усмехаясь. Потом вынул из сумки маленькую трубку и кисет, набил и закурил. Отчетливо запахло карамелью. Странный табак… Говорят, Старшие курят такой, необычный… Его в Вольград приводят и по золотому за меру продают.

– По опыту знаешь? – спрашиваю недоверчиво, с насмешкой. Уж очень молодо выглядит маг, даже не моим ровесником, ему не больше двадцати. Только выпустился, наверное, не успел набраться всякой гадости, не превратился в ублюдка законченного.

Он смеется. Хрипло, шелестяще…

– По опыту, – наконец, признается. – Поверь, он у меня есть, и немалый…

Киваю. Да, маги рано начинают. Уже в четырнадцать их выпускают вечерами из Академии, на прогулки. В четырнадцать же они познают все грани человеческих отношений, пробуют все доступные удовольствия. Избранные. Высшие. Хозяева.

Я ем. Нара сидит в яме, если верить магу. Что ж… Не то, чтобы я не беспокоился, но… Пусть посидит, подумает, авось не станет больше убегать, побоится.

– Женщины – странные существа, – сказал Лис, словно мысли мои прочитав. – Чем меньше мы ими интересуемся, тем больше они хотят нас. Парадокс.

– Что? – переспросил я, услышав незнакомое слово.

– Противоречие, – поморщившись, пояснил он. – Загадка. Одна из тех, что не разгадали ни в одном из миров…

Вот теперь верю, что передо мной выпускник Академии. Только маг способен размышлять о загадках мира, сидя на чуть подогретой заклинанием, но все же осенней земле.

– Ладно, идем, – он убрал трубку, поднялся, и протянул руку за флягой. – А то замерзнет твоя менестрелька, голос потеряет…

До ямы мы дошли быстро. Я было бросился к ней, но маг удержал меня за рукав.

– А теперь о плате, Воин…

Я попытался отмахнуться, но Лис не отпускал.

– Дай, вытащу, потом разберемся!

– Нет уж… Сначала – плата. Итак… Моя плата такова… Куда бы вы ни пошли, куда бы ни спешили, встретите когда в дороге человека, что о помощи попросит – не откажите ему.

Я кивнул, удивленный. Пальцы разжались. Я пошел к яме: сделал пару шагов.

– Эй, лови! – рядом со мной на землю упала фляжка. Я понял, отряхнул ее… …и обернулся.

Рыжий лис с наглой мордой тявкнул насмешливо, подхватил сумку в зубы и, подмигнув мне, ахнул пушистым хвостом и был таков.

По его хребту шла белая полоса…

Сны сбываются…

Вот влип! Это ведь был, мать его так, Старший!

Нара Утро пришло. Утро пришло, хмурое, злое, осеннее. Я встретила рассвет безо всякого восторга. Волки до меня не добрались. Я даже не замерзла! То есть холодно, конечно, было, но смерть так и не пришла. То ли мое тело не такое слабое, как мне показалось сначала, то ли я вообще недооценила людей.

Утро. Если я так и не замерзну, умирать придется от жажды. Это три дня. А если дождь пойдет? От голода, за месяц? За это время меня сто раз успеют найти и вытащить. Зачем? О, Стихии, за что мне такое наказание?!

Холодно. Противно. Промозгло. Если сейчас в тепле не окажусь – точно простыну.

Если еще не успела. Хаос, какая мне разница?! Время тянулось бесконечно.

Сколько я ни молила, сколько не звала – Ткачиха не отвечала. Намертво отрезала меня Осенняя Княгиня, намертво. Сколько прошло времени – не знаю.

Ушли чувства. Жажда жизни перестала бороться с отчаянием. Все забрала усталость.

Я не знаю, что случится, когда это тело умрет. Попаду ли я сразу в Хаос или, освобожденная, успею побывать во владениях Ткачихи Судеб? "Успею" – потому что она тут же перережет нить. Князья не терпят, когда нарушают их приказы. Князья не терпят, когда оспаривают их волю. Остается надеяться, что смерть будет недолгой. Не тела, а моей сущности, меня самой. Я боюсь боли… а смерти уже не боюсь. Скорей бы только.

Вместо неминуемой гибели на меня надвинулось нечто более страшное.

О, Хаос! Стихии! Ткачиха!

Ну, что я сделала Осенней Семье?! За что они меня преследуют?! Сначала Реи'Линэ, потом Листопад. Все-таки он! Его приветствовали волки! Но ему-то какая разница?!

На что ему сдалась я и мой человек?!

Они шли вместе. Остановились у самой ямы.

О, нет… Ли'ко еще плату с человека потребовал! Значит, этот дурень сам додумался его о чем-то попросить! Идиот!!! Это же надо – за несколько дней связаться с двумя высшими фейри! Одного бы на всю жизнь хватило!!!

– Дай, вытащу, потом разберемся!

Это он из-за меня?! Он, что же, не узнал фейри?! Ну да, не узнал… должно быть, за мага, как Реи'Линэ принял. И догадался, безумец, позвать на помощь! Больше некого было?!

Вытащит он меня, как же…

Человек остановился на краю ямы. Заглянул вниз. Лицо его не предвещало ничего доброго. Я стояла, расслаблено опираясь на кол. Так, будто в яме нахожусь по своей воле. Только пальцы намертво вцепились в дерево. Не думаю, что ему захочется лезть за мной сюда, но он же сумасшедший, как все Воины…

Кажется, он удивился. Я опять сделала что-то не так. Наверное, человеческая девушка не так бы встретила своего спутника, явившегося вытаскивать ее из волчьей ямы. Вот только серьезней ко мне Тиан относиться не стал.

– Что ты себе позволяешь? – требовательно спросил он.

– Тебе-то что за дело? – стараюсь говорить лениво, презрительно, как и положено Старшей при встрече с человеком.

– Нара! – А вот теперь смертный перестал сдерживать свой "праведный" гнев. – Прекрати дурить! Что это ты выкидываешь?! Зачем ушла с постоялого двора на ночь глядя?! Что ты забыла в этом лесу? Я по твоей милости упустил обоз, да еще связался со Старшим! Унижаться пришлось, лгать! Ты…

– Да как ты смеешь?! – заорала я, чувствуя, как злое бешенство смывает остатки разума. За это Ткачиха меня не любила больше всего: однажды я выплеснула свою ярость на нее саму. Ох, как она после гневалась!.. Но тогда я ей все-таки высказала все! И даже больше! Уму непостижимо, как и жива осталась… Княгиня была милостива… Но зло затаила, а на память она никогда не жаловалась, а уж мстить как любит, сторицей воздает за все хорошее… – Как ты смеешь?! Кто дал тебе право меня отчитывать? Кто дал тебе право идти за мной?! Я ушла! Это мой выбор! Мое право! Я не твоя собственность, запомни это, человек! Я иду куда хочу и никто – запомни! – никто в смертных землях мне не указ!

Он так удивился, что не обратил внимания на мои оговорки. А я устала, смертельно устала изображать из себя молоденькую смертную. Я старше его на тысячи лет, перед моими глазами прошла череда смертей и рождений. Кто он такой, чтобы кричать на меня? Требовать ответа?!

– Нара, – нерешительно начал он, но я снова перебила.

– Ступай прочь, Тиан Берсерк! Ступай прочь, уходи к своему Пламени, к битвам, к пути Воина и к тому подобной чуши! Да чтоб ты себе шею тут же сломал – мне меньше мучаться! Проваливай! Иди в свои Костряки, догоняй свой обоз, пропадай ты пропадом!

Он злится. Тоже не самый терпеливый человек на свете. Злится – но сдерживает себя. Все еще принимает меня за ребенка, не верит моему слову. Я – Старшая, я сделала свой выбор. Чего ему еще надо?!

– Нара… Ты из-за той девушки ушла?

– Какой девушки? – Я никак не могу понять, что ему еще стукнуло в голову. Какое дело мне, Старшей… Он удивляется еще больше. Хаос! Я вспомнила девицу на постоялом дворе. Кажется, ее звали Кига. Я уже и забыла о ней, столько всего передумала. В голове осталось одно – мне не вынести жизни рядом с Берсерком, но и вдали я не справлюсь. Кажется, все действительно началось с девушки. Но я успела забыть о ней, погрузившись в свои раздумья. А он помнит. Небось, напридумывал себе невесть чего. Он ведь меня за человека считает, их женщины мужчинами не любят друг с другом делиться… – Ты о той дуре? Да проваливай ты к ней, мне какая разница?

– Все. С меня хватит. Или ты сейчас же вылезаешь…

Ага. Вот дурак. Неужто забыл, что я не по своей воле тут сижу? Или я так хорошо сыграла, поверил? Но если бы и могла… Во-первых, я собираюсь тут умереть. А во-вторых, если вылезу, пожалею о такой уютной яме и о стае волков, не пожелавшей до меня добраться этой ночью. Он меня тут же убьет и прикопает рядышком.

– Или что, Воин? Поднимешь руку на женщину? Да-а, Берсерк, этим подвигом ты прославишь свой меч! Ну, давай же! Угрожай, страши, пугай! Думаешь, я тебя боюсь?

Он сплевывает и разворачивается.

– Нет, – кидает через плечо. – Я ухожу. Мне надоело слушать твои вопли.

– И проваливай! – визжу я ему вслед. – Не заплачу! Жалеть не буду! Думал, очень мне нужен, да? Я и без тебя обойдусь! Ступай к фейр… к фейкам! В Пламя!

Он уходит.

Сейчас же меня покидает злость. Я сделала свой выбор, но почему же так хочется плакать?

Нет. Слез не будет.

Это не баньши рыдает, это глупое человеческое тело, которому холодно и хочется есть…

Он ушел. Бросил меня.

Нет! Это я его бросила! И никто – ни Ткачиха, ни Реи'Линэ, ни Ли'Ко не заставят меня изменить свой выбор. Старшие, мы всю жизнь служим Князьям. Баньши, мы связываем свою жизнь с Родом. Но сегодня мне на это плевать. Я не хочу больше подчиняться. Мне надоело уступать, смиряться, жертвовать…

Пусть уходит.

Это я его бросила. Это мой выбор.

На тропинке снова раздаются шаги. Не-ет. Только не это! Сколько же можно?!

Тиан наклоняется.

– Я поклялся тебя защищать, – напоминает он.

– Мне плевать. – Ничего умнее уже не придумывается.

– Я клялся, что не брошу. Не оставлю.

– Это я тебя бросила и оставила. Уйди. Я нарушила свой долг, что мне твои клятвы?

Старшие бы сказали – он в своем праве. В праве исполнить клятву. А я не в своем.

Он завозился, скинул сумки, снял гитару, положил осторожно, и спрыгнул в яму. Я вцепилась в кол мертвой хваткой.

– Отпусти! – потребовал человек, тщетно пытаясь разжать мои руки.

– Убирайся отсюда, Тиан Берсерк! Предоставь меня собственной участи!

Он пережимает мне запястье, рука сама собой разжимается. Я визжу и вырываюсь, но он сильнее. Он в своем праве.

Из ямы он меня просто вышвырнул. Я упала на стылую землю, ударилась. Больно, между прочим! А потом выпрыгнул сам.

Я не пытаюсь бежать – он шагом идет быстрее, чем я бегу. Я жду. Больше он от меня не добьется ни слова. И, уж конечно, никакой благодарности за "спасение"!

И тут он поднимает меня с земли и обнимает. До хруста в костях, с такой силой, что мне становится страшно, больно, хочется вырваться. Я дергаюсь, пытаюсь освободиться, а он…

– Ты тоже обещала, – шепчет он едва слышно. – Ты не сказала этого, но позволила…

Ты позволила мне поверить, что я больше не Ничейный. И предала. Ушла. Бросила.

Молчу… Не знаю, то ли завыть, то ли… А он продолжает:

– Я не знаю, кто ты… что ты… Не знаю. Но ты… Ты нужна мне! Ты мне необходима!

И обнимает еще крепче, что мне нечем дышать становится. Словно хочет сплавить наши тела воедино, удержать, не пустить… Я ему нужна. Почему?

А я молчу… И все еще не знаю, то ли завыть, то ли зарыдать, то ли обнять его в ответ и пообещать… Пообещать, что никогда его не оставлю. Солгать вновь.

– Я останусь с тобой, пока в праве быть рядом. Но однажды мне придется уйти… – выбираю правду, потому, что понимаю – очередная ложь разрушит то хрупкое, странное чувство, что заставило его мчаться за мной по лесу, лезть в волчью яму, сказать то, что он, уверена, еще не говорил никому. Я буду с ним всегда – пока это от меня зависит. Но когда-нибудь может случиться так, что Ткачиха позовет меня к себе. Или отберет смертное тело. Или мне придется уйти, взращивать оставленного где-то ребенка. Я не знаю будущего. И не дам опрометчивой клятвы.

Он отпускает меня и прямо смотрит в лицо, пытаясь найти хоть тень лжи…

Не находит…

Я больше не могу ему лгать. Или все… все окажется напрасно.

Тиан Ничего страшного с Нарой не случилось. Так, подол подрала да клок из плаща выдрала. Поправимо. Зашьет. Сама цела – и ладно.

Я разжег костерок, чтобы отогреть беглянку, а сам пытался придумать, чем бы накормить ее. Не идти же на охоту? А из таверны что-нибудь захватить с собой я не догадался. Дурак! Сам-то позавтракал (до сих пор мутит), да потом еще у феечьего отродья из рук еду принял… Вот ведь!

Стоп. А он ведь оставил мне флягу! Кинул, перед тем, как обернуться. Я ее машинально за пояс заткнул. Да, вот она.

Взболтнув, я оценил, что наполовину фляга полна. Отвинтив крышку, я осторожно понюхал. Да, то самое, которым он меня угощал…

– Вот, выпей, – я протянул фляжку Наре, нахохлившейся пичугой примостившейся на бревнышке. – Это Лис дал. Я пил, вроде, не отравился…

Она разом встрепенулась, глянула на меня исподлобья, но руку из-под плаща вытянула, приняла флягу. Понюхала недоверчиво и прошипела что-то на истинном. Я лишь поморщился: привык уже, что когда она волнуется, на язык феек переходит.

Промелькнула даже мысль, а не из них ли она сама? Но нет. Вольградские ворота не пропустили бы Старшую. А на всесильную повелительницу стихии, Княгиню, менестрелька моя не тянула, ну никак. Курам на смех!

– Осеннее вино, – сказала она, отпив аккуратно. – Ты действительно выпил?

– А не стоило? – заволновался я. В том, что касалось обитателей Вьюжных лесов, я мало что понимал. А менестрелька наоборот. Ей положено всякие легенды да истории о них знать. Небось, и о вине этом знает что-то.

– Да нет, ничего… – Она отвела взгляд. Завинтив крышечку, кинула фляжку мне обратно, да так, что я едва подхватил. – Только странно… Это вино делают из белого винограда, что растет в Золотых Угодьях, по ту сторону Врат. Оно ценится по стократному золотому весу, не меньше! А фляга? Посмотри на нее… Ничего не замечаешь?

Я послушался. А что такого? Из металла черного незнакомого, мягкого: вон – вмятина на донышке. А украшена какими-то невзрачными камушками грязно-коричневыми.

Это я Наре и сообщил, пожимая плечами. У начальника смены нашей и получше фляжка: серебряная, с гравировкой. У Старшего вещица и подороже могла бы быть.

– Правда не понимаешь? – спросила Нара весело и, наконец, разогнулась, перестав напоминать маленького испуганного зверька. – Ну ты и болван!

Я уже хотел оскорбиться, но поймал себя на том, что глупо улыбаюсь. Она назвала меня болваном!

– Не понимаю. Ну чего в этой фляге такого?! Вино, конечно, вкусное, я такого раньше не пробовал, но в подвалах Академии небось и получше водится.

Девушка встала, отбросив полу плаща так, что она едва не загорелась. Раздраженно вздохнула, сверкнула глазищами.

– Тиан, ты хоть знаешь, кто такие гномы? Ах, всё-таки знаешь! И то радость! Так вот, этот черный металл они добывают во Вьюжных Горах и называют арамом. Из него делают фляги и кубки – этот металл нейтрализует все яды. А камушки… Ты о янтаре слышал когда-нибудь? Это, конечно, не красный, тот лишь Ректору да Советникам по карману. Но янтарь.

Я взглянул на флягу уже иначе: с уважением, даже благоговением. Если Нара говорит правду, я сейчас держу в руках целое состояние! Да один золотой янтарный камушек стоит половины обоза, в котором мы ехали! Только мифический ледянник дороже его, да алый огненный янтарь. Это… это…

Нара закинула гитару за спину, подобрала свою сумку, за которой мне пришлось по второму разу лезть в яму. Я же стоял, захваченный видениями собственного будущего. Вот доберемся до Костряков, тут же к ювелирам пойду, что побогаче. Или в Вольград лучше вернуться? Продам, дом куплю, женюсь… А Наре таверну куплю в Псхове. Будет там песенки свои петь, а я к ней в гости с семьей наезжать буду. И детям рассказывать, как менестрелька сбежала, а Старший, которого я нанял ее найти, мне подарил драгоценную флягу…

– Не обольщайся, – услышал я. Она тяжело вздохнула. – Продать-то ее ты сможешь, но потом воздастся тебе сторицей, будут тебя несчастья по пятам преследовать.

Такие подарки не продают. Не для того их дарят.

– Думаешь? – с сомнением спросил я, пряча свое будущее состояние в сумку, поглубже меж рубах запихивая. – А может все-таки… Что там легенды говорят?

– Тиан! – она скривилась, будто ее зубная боль мучила. – Ну, подумай же! Лис подарил тебе флягу не просто так. Просто так он тебя бы в яму заманил или бросил в лесу, или… А ты ему чем-то понравился, или заинтересовал. Он известный… любитель смертных. Привязался, одарил, теперь вот мучайся! Не отстанет!

– Эй, эй! – я догнал менестрельку. – Ты о чем?! Ты-то откуда знаешь, ты же его не видела?

– Да по описанию узнала. Кто ж его не знает?! – она резко обернулась, и мне на мгновение почудилось, будто в глубине ее зрачков танцует пламя. – А уж мне сам Порядок велел! Вспомни-ка, болван, кто менестрелям покровительствует?

Я пожал плечами. Откуда мне знать. Я и имена ангелов Единого не запомню никак, все из головы вылетают, а уж феек лишь маги по именам величают. Нужны они мне больно…

– Вспомни! Их всего двое, тех, кто во плоти явился смертным. Ты же должен был хоть слышать сказ о нашествии степняков, что два века тому назад было?

– Ну помню… Тогда фейки и вылезли…

– А кто вылез, помнишь? – насмешливо переспросила Нара, отводя в сторону ветку и уверенно шагая вперед. Мне оставалось лишь удивляться, как она умудрилась заблудиться, с таким-то чувством направления. Правда, потом она пояснила, что на запах рыбы шла.

О чем она там спросила? Ах да… О том, кто вылез… Сказку мне эту мать рассказывала когда-то. Два века назад несметные орды кочевников из степей вторглись в Рось и первым городом, стоявшим на их пути, был Псхов. Академия тогда войска отовсюду согнала, но и этого было бы мало. Проиграна была бы битва, Псхов бы пал, если бы не фейки. Едва село солнце, взошла на стены одна из магов-наемниц, раскинула руки и призвала пламя. Лина Огнь звали ее. И вышли из пламени воины, что не знают мира и не желают покоя. И пошли они против кочевников, и не было силы, чтобы остановить их. А потом пришли оборотни, которых призвал второй из феек. И эти оборотни сначала обратно в степь погнали орду, а потом месяц вокруг Псхова рыскали, уцелевших в пламени добивали. Как же звали этого повелителя оборотней?

– Его звали Ли'Ко, что на росском означает Осенний Листопад. Но люди его иначе тогда звали… Лисом. – Произнесла она и, увидев моя непонимающий взгляд, пояснила: – Ты вслух размышлял. Может, тебе в менестрели податься?

– Погоди! – отмахнулся я. – Ты что, с ума сошла? Это же… Нет, Нара, это не мог быть… Нет, это просто совпадение!

– Верь чему хочешь. Я лишь говорю, что знаю. Лис – покровитель менестрелей, я о нем много… наслышана. А как ты описал, это точно он. И челка у него в три косички всегда заплетена. А белая полоса – метка чужой стихии. Моя Эй… Моя учительница когда-то рассказывала, что одна из сестер-вьюг его полюбила, и оставила на память белую полосу в гриве. Чтоб не забыл ее, чтоб ждал, пока она к нему вернется.

Я помотал головой, решая, а не слишком ли много выпил…

– И он ждет? – Это, определенно, был самый глупый вопрос из возможных. Нара обернулась, вновь сверкнула глазами, а потом, вздохнув, ответила:

– Ждет… И всегда будет ждать. Вьюга ради него узор мира испортила, его судьбу себе забрала, один обрывок и оставила на память Ткачихе.

Минут десять(9) мы прошли молча. Потом вдруг накрыло озарение…

– Лина Огнь, так… Елина Огнь это… – ахнул я и остановился, прикладывая ладонь к глазам. Во что же я вляпался-то?! В какое дерьмо?!

– Да-да, – ехидно подтвердила Нара. – А ты думал, что, просто так тебе сабельку подарили? Говорила тебе, предупреждала!.. Но что уже теперь поделать. Воином ее тебе стать теперь – одна дорога. – И горько закончила: – Одна дорога теперь – в пламя. Одна.

– Мне снятся сны… В них оно – пламя, – сболтнул я, вспоминая давешний кошмар.

Пожалел сначала, а потом мысленно рукой махнул. Менестрелька-то непростая у меня.

Вон сколько всего знает! А я все не знал, о чем с ней, дурочкой, разговаривать.

И кто дурак после этого? А ведь говорили в обозе, что сказки она детям на ночь волшебные читает, да потом у костра легенды. Все не слушал, старался подальше держаться…

Дальше мы молчали. Я, смущенный, не знал, как начать, а она даже не оборачивалась. Будто роли местами поменялись. Раньше она шла за мной, пряталась за моей спиной от всего мира, а теперь… А теперь даже походка изменилась.

Будто она что-то для себя решила, будто…

Вечерело. Обоз уже переправился, когда мы вошли в Большие Окуни. Следовало поторопиться, чтобы успеть до закрытия мостов.

Маг принял четыре монеты и кивнул, пропуская. Я поморщился, затягивая завязки кошелька. Долго не протянем, если в обоз обратно не примут. Дня на два хватит, а потом голодать придется.

– Тиан… – неуверенно начала Нара. – Я тут подумала… Ты на меня столько потратил. Одежду купил, гитару.

– Забудь! – отрезал я. – Нечего тут!

– Так денег-то у тебя почти не осталось… – тихо заметила она, отводя взгляд.

– Ничего, заработаю, – легкомысленно отмахнулся.

– Я ведь тоже могу работать, – еще тише, почти неслышно.

Я взвился и разразился тирадой о том, что не пристало честной женщине, да и кем я-то буду, и что пока я жив… А она смотрела на меня и робко, удивленно улыбалась.

– Тиан, я же менестрель. Я, правда, никогда не странствовала, не знаю… Но, может, мне разрешат выступить в таверне. Я слышала, так можно расплатиться за еду и ночлег…

Я мысленно отвесил себе оплеуху. О чем подумал, дурак?!

– Посмотрим, – буркнул. А сам поклялся: никогда не приму от нее денег… Тем более, не позволю, чтобы она отрабатывала за нас обоих. Пусть лучше себе на булавки соберет…

В Малых Окунях нас встретили, как родных. Глава обоза похлопал меня по плечу и потрепал Нару за щеку, словно ребенка неразумного. Не знаю, кого сильней перекосило – меня или ее.

– Тайвэма'ал!(10) – прошипела она, когда мы вдвоем остались за столом.

– Что? – переспросил я, забывшись. – А, извини, ты опять на языке феек бормочешь.

Ты бы последила за собой, а то, не дай Единый… Я-то привык уже, а вот кто другой за отродье феечье принять может. Беды не оберешься. Да и откуда у тебя вообще такая привычка-то? Знал я пару менестрелей…

Она молчала. Старалась не встретиться со мною взглядом и молчала.

Но не солгала.

– Ладно, – вздохнул я. – Не хочешь – не говори. Только странно все это… И ты сама… странная… Я за блажь принимал, каюсь, но сейчас будто шоры с глаз пали: не дурость, не блажь. Не будь я уверен, что ты – человек, и впрямь бы решил, что из Вьюжных лесов по мою душу явилась. А может ты эта… Княгиня?

Она зыркнула на меня исподлобья.

– Я – не фейри, – сказала тихо. – Я – смертная. Ты вот – Воин, а я – Менестрель.

Тебе дар дан сражаться, а мне – знать. Я много чего знаю и помню: историю мира с самого сотворения.

Не солгала. Что-то недоговорила, но и не солгала. Хорошо. Может быть, мы все же сумеем понять друг друга. А может даже и…

Додумывать я не стал. Может быть, я и увидел менестрельку с иной, совсем неожиданной, стороны, но как женщина она была не в моем вкусе. Слишком уж неприметная она, ничем не выделяющаяся, плоская, как доска. Не посмотреть, не ухватиться, не по ночам согреться…

– Тиан, я тогда пойду, спрошу хозяина, может он позволит мне спеть? – спросила Нара, просительно заглядывая мне в глаза. Я видел – ей не терпится показать умение.

– Иди, – вздохнул. – Только не вздумай за меня игрой своей расплачиваться. Лучше пусть тебе заплатит, будут свои деньги на всякие там…

Она неохотно кивнула, с сомнением глядя на наш более чем скромный ужин. Здесь, по счастью, подавали не только рыбу, но и цены были на порядок выше. Хорошо хоть в обоз нас приняли обратно.

Менестрелька переговорила с пузатым хозяином, более чем готовым разрешить ей развлечь многочисленных посетителей. Как я понял из долетевших до меня обрывков разговора, он за выступление две серебряных монеты пообещал и комнату на ночь, а еще то, что слушатели заплатят, ей достается. Все-таки менестрелей любят и ценят, не так их много бродит по дорогам, большинство в Псхове живет, туда и съезжаются ценители. А в Малых Окунях вот уже месяц никаких развлечений не было.

Спустя двадцать минут таверна битком набилась – это хозяин, не желая упускать выгоду, послал служанку новостями поделиться. Нара все это время сидела на высоком табурете, принесенном для нее откуда-то с кухни, и наигрывала что-то тихо.

А потом она запела. Ту самую, о Воинах. И притихли люди, слушая. А я сидел в уголке, прикрыв глаза. И вновь лилось из груди моей пламя, и вновь продирались из-под земли огненные воины-скелеты. И вновь шли в бой по велению моему, и убивали во славу мою…

– А старые песни знаешь? – спросил кто-то, когда Нара закончила петь.

– Знаю, – ответила она, продолжая наигрывать мелодию. – Какую вам спеть?

– О Тиане Берсерке! – попросил кто-то и тут же его поддержали нестройно.

А она побледнела как мел, дернулась, неловко струну задела. А потом посмотрела на меня испуганно. Я пожал плечами.

– Хорошо. Тогда слушайте… Слушайте легенду о Первом из Великого Рода Берсерков.

Слушайте о Великом Городе и его людях…

Она запела, но я не слышал ни слова. Звуки исчезли, исчезли стены, я вдруг увидел себя со стороны. Будто я сижу на жеребце огромном перед воротами закрытыми. А в руке сабля, и горят глаза ворона, и дрожит Оружие. И весь я в алом, словно маг расфуфыренный. А через плечо лента наградная… И страшно мне.

Но страх прячется где-то глубоко внутри, а наверху – ярость. Ярость такая, что вот ее и стоит испугаться: самоубийственная.

Ночь беззвездна, но светла кострами и пожарами. Пламя повсюду. Горит город, горят шатры и костры. С шипением стрелы пламенные тьму прошивают. И падает первый снег. Белой кисеей на волосы ложится и плечи. Я запрокидываю голову…

Снежинки тают, едва коснувшись кожи, слезами по щекам бегут капли.

И в голове ни одной мысли. Только пульсом бьется: "Победа или смерть"! Колотится, пытается вырваться наружу, разодрать тишину мертвую: "Победа иль смерть!" И прорывается…

– Победа иль смерть! – кричу "другой я" и черный конь на дыбы встает. В поводья вцепляюсь сильней. – Открыть ворота!

Пришпориваю жеребца и мчусь. Мчусь, сам не видя куда. Будь сейчас передо мной армия Старших или людей – все равно. Свои? Чужие? Какая разница?

Нет больше Тиана Берсерка. То, что сейчас живет в моем теле, чуждо этому миру, опасно, беспощадно. Что я? Я – ночь, огонь и первый снег.

Я – Смерть.

За мной гвардейцы следуют, мои, выпестованные, выученные… Все они погибнут. До единого. Все они погибнут, а я… Я уже мертв.

– Победа иль смерть! – подхватывают они клич. – Победа иль смерть!

Сношу голову одному из слишком близко подобравшихся шаманов. Сабля оставляет за собой светящийся алым след, не тухнущий – лишь разгорающийся. Эта огненная лента отмечает мой путь.

И страха больше нет. Я выжег его, вырвал из груди и бросил в один из костров.

Запах сожженной плоти заставляет ноздри хищно раздуваться. Пламя… Да… Его мало… Слишком мало… Больше. Больше!

Больше!

Падает подо мной верный Ворон, я лечу на черную землю, качусь между лап и ног, уклоняюсь от ударов. И встаю… И смотрю в пламя. А сквозь пламя на меня смотрит их шаман. И скалится.

И я делаю шаг. Первый… Протягиваю левую руку, позволяю одному из огненных языков браслетом обвить запястье, потянуть меня, поторопить. Да-да, сейчас…

Дай только…

Пламя сдирает с костей плоть. Смертную – уязвимую. Но я продолжаю жить. Я продолжаю жить. И полыхает в моей груди сердце. И горит верная сабля.

Я стою в пламени и гляжу в лицо шаману. И шевелится что-то в кострище, и встают рядом те, кого сжег этот демон во славу своих зверобогов.

– Только победа! Только смерть! – и слышит меня каждый.

И они выходят. Они идут. Женщины, дети, старики. Идут, а меж ними умершие. Плоти лишенные, огнем наполненные, оружие пламенное сжимающиеся.

Живые и мертвые.

Мертвые и мертвые.

А из пламени она выходит, обнимает меня. И шепчет: "Все правильно, Воин… Ты победил. Смерть – тоже победа, если ты выбрал ее сам, если ты ее принял.

Проиграть может только трус…" И все сливается в безумный черно-алый вихрь, рычащий клубок тел, костей и пламени…

И все заканчивается. Я вновь сижу за столом в таверне, а моя менестрелька, уже молча, продолжает перебивать струны…

– Лишь выбрав смерть ты сможешь победить, – шепчет кто-то прямо мне в ухо. И смеется. Но рядом никого нет. И "никто" продолжает: – Жизнь бессмысленна, если в ней нет цели. А цель Воина – смерть. Чужая. Своя.

– Смерть, – шепчу одними губами, неслышно. – Победа иль смерть…