Текст книги "Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)"
Автор книги: Наталья Решетовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)
В середине февраля я съездила в Москву прослушать лекцию о программированном обучении (мое последнее маленькое увлечение в институте!), ну и, разумеется, кое с кем повидалась.
У Копелевых – приподнятое настроение! С восторгом говорят о женщинах-адвокатах, защищавших Гинзбурга и Галанскова. Они отказались от гонораров! 68-й год – год возрождения адвокатуры! Писатели хотят дарить им книги!.. На политическую арену теперь все больше выдвигается Павел Литвинов: отказался явиться по вызову в КГБ, написал заявление в Моссовет с просьбой указать место, где можно 5 марта провести антисталинскую демонстрацию. Отец Павла шутит: "Был сыном знаменитого отца, стал отцом знаменитого сына!"
В другом доме мне дали восторженное письмо Храбровицкого о "Круге первом". Он послал его Зимянину и Федину в качестве доказательства, что Солженицына печатать необходимо.
Вернулась в Рязань, увы, сильно простудившись. Вместо того, чтобы поехать к мужу и рассказать ему московские новости, лежу в постели и жду врача... Значит, теперь поеду в Давыдово только на день своего рождения.
Надо чем-то заняться. Срочных заданий от мужа нет. Но есть одно дело, в котором, хотя в первую очередь оно касается Солженицына, больше заинтересована я. Еще в самом начале, когда хлынул поток писем после опубликования "Одного дня Ивана Денисовича", я предлагала завести общую регистрационную тетрадь всех поступающих писем. Муж не согласился: "Будем просто раскладывать письма по разным папкам, в зависимости от содержания, от его значения, от того, кто автор и т. д.". И вот ныне количество папок перевалило за пятьдесят! А число писем в некоторых папках превысило сто, что потребовало завести новые папки с теми же номерами, к которым подставлялись еще буквы. То и дело муж просит меня найти то одно письмо, то другое (часто – предыдущее) или вообще выяснить, писал ли автор пришедшего письма раньше – и подчас задача оказывалась невероятно сложной. Отнесли ли мы в свое время автора к папке романтических писем или к папке содержательных? поместили письмо в папку науки или искусства? или в папки, посвященные отдельным произведениям, если в письме была реакция на них? или в папку молодежи? начинающих авторов? пустых писем? бывших или нынешних зэков? юмора? сырых материалов? самобытных мыслителей? деловых предложений частных лиц и т. д. и т. п.
Привлекаю к работе маму. Вместе начинаем заниматься папками. Составляем списки читателей по каждой папке, одновременно занося фамилии с указанием номера папки, номера письма, адреса в алфавитный блокнот. (Живы ли эти блокноты? эти списки? смотрит ли Солженицын на мамин почерк? на мой?...) Работа эта окажется очень трудоемкой и растянется с перерывами на много месяцев... (Ведь надо обработать и другие папки: с газетными вырезками, с рецензиями...)
24 февраля еду к мужу на "длительное празднование" своего дня рождения. Он встречает меня словами: "А я тебе подарочек приготовил..." Поедешь со мной домой?" – "Да".
Это прекрасно. Но как быть со всем имуществом? Уже решено. И на следующий же день, несмотря на страшную гололедку, Александр Исаевич отправляется в Рязань за нашим "Денисом" (так мы зовем своего "Москвича"). Так что праздновать мой день рождения мы приехали в Рязань! Настроение в этот день нам немного испортил "Голос Америки", который сообщил, что в "Нью-Йорк таймс" напечатана речь Зимянина, подытоживающая его высказывания, сделанные на Западе (о них я уже писала выше).
После холодной деревенской хаты Александру Исаевичу дома все нравится. То и дело слышу:
– Какая у нас красивая квартира! – и все в таком же роде. Его настроение передалось мне. Ко мне вернулась жизнерадостность. Саня говорил:
– Я уж боялся, что к тебе это никогда не вернется. А теперь ты снова стала прелестной!
Всю неделю, что он прожил дома, нам с ним было очень хорошо.
– Когда ты находишься со мной в созвучии, то ты очень хорошо меня критикуешь! – сказал он мне по какому-то поводу.
Жить бы так да жить! Но нет – дела зовут Александра Исаевича в Москву и Ленинград. А меня снова цепью держит мой институт. И снова надо оставаться одной, снова тосковать... Заготавливаю мужу почтовые открытки, надписываю наш домашний адрес, чтоб меньше ему надо было терять времени, чтоб чаще писал...
Отсутствовал Александр Исаевич почти две недели: 2-14 марта.
Из приходящих открыток я узнаю, что Москва встретила мужа весной, голыми от снега улицами, так что "представить себе нельзя нашего снежного сквера"1. Впрочем, остальные дни в Москве "стоял дивный морозец", который в Ленинграде сменили "противная слякоть и дождь"2.
В Москве с Твардовским Александр Исаевич не увиделся. Разминулись. Единственный день, когда Александр Трифонович" появился в "Новом мире", мой муж провел в Переделкине, где наконец-то отдохнул. Делится со мной в открытке:
"Мой дружочек!
Как же я извелся от этой жизни меньше чем за три дня! – с каждым годом все трудней, и хорошо, что мы с тобой от такой жизни отъединены. Сегодня приехал в тишь – отоспаться, чуть подышать и прийти в себя. Изо несколько часов уже чувствую, что становлюсь человеком"3.
Та же линия – и в другой открытке:
"Очень хочется размеренной домашней жизни"4.
"Пока новостей никаких значительных нет", – сообщает мне муж"5.
Это значит: с печатаньем "Ракового корпуса" никакого движения нет. Но кое-какие новости все же есть – в последующем письме:
"Говорят: будто письмо Александра Трифоновича Федину уже ходит в самиздате (не знаю, с согласия ли автора). Кроме того, резкое письмо написал Федину Каверин. Говорят же, что читатели возвращают Федину его книги бандеролями"6.
"Дела мои идут неплохо", – в том же письме. Я понимаю, что речь идет о сборе последних материалов и фотографий к "Архипелагу". В письмах упоминаются ныне уже покойные лица, которые помогли Солженицыну в этом.
В Москве Александр Исаевич побывал в "Современнике", посмотрел "Народовольцев", затем "Большевиков". Зато в Ленинграде ему "на театральные и киноафиши даже некогда посмотреть". И снова о делах: "С делами справляюсь довольно успешно"7.
Еще: "Тебе передают большие приветы (ты всем очень понравилась), но мама – еще гораздо больше!"8
1 Солженицын А. – Решетовской Н., 02.03.68, Москва.
2 Солженицын А. – Решетовской Н., 09.03.68, Ленинград.
3 Солженицын А. – Решетовской Н., 05.03.68, Москва.
4 Солженицын А. – Решетовской Н., 08.03.68, Москва.
5 Солженицын А. – Решетовской Н., 04.03.68.
6 Солженицын А. – Решетовской Н., 03.03.68, Москва.
7 Солженицын А. – Решетовской Н., 11.03.68, Ленинград.
8 Солженицын А. – Решетовской Н., 09.03.68, Ленинград.
Я понимаю, что, значит, муж виделся с Воронянской, был у Самутина. Привет маме – это от него! Между прочим, посетив квартиру Самутина (точнееквартиру его тещи), Александр Исаевич был покорен там двумя вещами: огромным старинным письменным столом и современным малень-ким складным двухэтажным столиком на колесиках. Упоминаю о них потому, что это получит свое дальнейшее развитие.
Никуда не денешься: некоторые вещи приходится любить! Вот хотя бы "Сони" – портативный приемничек, подаренный японцами. Он путешествует вместе со своим хозяином, и я ему– "Сони" – завидую. В одном из писем: "С соней и то успеваю редко потолковать. Но вчера она была забавна"1.
Это написано 8 марта. На что же намекает Александр Исаевич? О чем говорили западные радиостанции накануне?.. О выступлении Артура Говберга (посол США) на Комиссии защиты прав человека в Объединенных Нациях с обвинением Советского Союза в отсутствии свободной инфор-мации. Артур Говберг начал с суда над Синявским и Даниэлем. Приводил и выдержки из письма Солженицына съезду. Говорил о том, как много теряет русская литература! Назвал лагерный срок Солженицына: 11 лет лагеря и ссылки. Объяснил, что посадили его за критику Сталина, невзирая на военные награды. Вот к этому и относилась реплика моего мужа: "Вчера она ("Сони") была забавна".
Запад следит за ним! Не забывает! Вспомним из "Теленка": "Не иголочка в стогу, теперь не потеряюсь!"2.
1 Солженицын А – Решетовской Н., 08. 03. 68, Москва.
2 Солженицын А. Бодался теленок с дубом С. 206.
Тем временем все более ширится демократическое движение в Чехословакии. Требования отставки президента Новотного. "Сони" и об этом рассказывает Александру Исаевичу даже тогда, когда он едет в поезде. Этому помогает специальный маленький наушничек!
Проезжая Москву на обратном пути, Александр Исаевич снова не повидался с Твардовским: того не было в редакции.
14 марта как всегда уставший, измученный поездкой, мой муж вернулся домой.
15 марта разбирается. Раскладывает материалы. Показывает мне фотографии и рисунки книг, которые нужно скопировать – они послужат иллюстрациями для "Архипелага". Решаем, что нужно сфотографировать и статуэтку заключенного, которую сделал скульптор-заключенный Недов, передал ее на свидании матери, а та, выполняя волю сына, прислала нам ее весной 1964 года. Много снимков относится к Соловкам, о которых Александр Исаевич должен еще писать. Конечно, жаль, что ему так и не удалось побывать там, но, пожалуй, материала и без того достаточно. Справиться бы! Времени остается уже не так много. С Люшей и Елизаветой Денисовной все договорено в мае будем втроем печатать окончательную редакцию "Архипа". Самые доверенные люди к этому времени должны успеть прочесть уже написанное, чтобы он мог учесть их замечания.
Всю вторую половину марта и начало апреля Александр Исаевич напряженно работает. Кислорода, к которому он всегда так тянется, ему явно не хватает: изводят головные боли. Как-то носом шла кровь. А в тот день, когда кончил писать о Соловках, было сильное головокружение. Кажется, он начинает наконец понимать, что надо себя поберечь. "Даже работает сегодня лежа, читая свое", – записано мною в дневнике 4 апреля.
Подумывает обратиться к солидным врачам. Значит, снова надо ехать в Москву. Заодно с Твардовским повидаться! Надо предупредить его, что, если "Раковый корпус" выйдет на Западе, он тотчас же разошлет свои объяснения писателям. Чтоб пригвоздить виноватых! Чтоб не было претензий ни к Солженицыну, ни к Твардовскому! Чтоб истинно виновные и были виноваты! И еще беспокоят доходящие до нас из Москвы слухи о серьезных неприятностях у Копелева, у Ю. Ф. Карякина.
За то время, что провел Александр Исаевич дома, было у него несколько посетителей. Некто Михайлов из Воронежской области пытается сформулировать свое "обвинение" Солженицыну. "Обходите золотую жилу!" – "Какую жилу?" спрашивает Александр Исаевич. Тот в затрудне-нии. В конце концов говорит: "Главное – это свобода личности, как основа нравственного здоровья человека". – "Не так, – парирует Солженицын, – главное – нравственное здоровье. А будет ли социализм или что-то другое – это уже вторично..."
Беседа с другим посетителем – тем, что ради Солженицына переехал в Рязань, кончается договором, что тот поможет Александру Исаевичу собирать материалы, связанные с Тамбовом. Муж очень рад, если все получится, как наметили. Ему – разгрузка по сбору материалов для романа, для его "Р-17".
Утром 6 апреля Александр Исаевич едет в Москву. Мне предстоит за время его отсутствия провернуть работу по подготовке иллюстраций к "Архипелагу". Делаю это с энтузиазмом, хотя и на далекое будущее. Никак не думалось тогда, что фотографии эти уже через 5-6 лет будут рассматриваться во многих странах мира...
В тот самый день, когда Солженицын приехал в Москву, в Лондоне "Букселлер" сообщал о предстоящем напечатании летом "Ракового корпуса" издательством "Бодли хэд". Но мы узнаем об этом не сразу. Что происходит на Западе с "Раковым корпусом" – нам неизвестно. А что будет напечатан здесь на это уже надежды, собственно, нет. Если в ком она еще и теплится вероятно, только в Александре Трифоновиче Твардовском... У Александра Исаевича – ее нет.
"А[лександр] Т[рифонович], говорят, уже на ногах, – пишет он мне,может быть, увидимся, хотя это не имеет никакой цели"1.
И в "Теленке" Солженицын дает понять, что в тот момент не тянуло его особо к Твардовскому: "..Отгорело давно, что было, уже не тем голова занята"2. 8 апреля они увиделись. В редакции. Твардовский поделился с Солженицыным, что виделся с Фединым на "горьковских торжествах", передал ему их разговор. "Благодарю, благодарю, дорогой Александр Трифонович! У меня такая тяжесть на сердце..." – "А правда, Константин Александрович, что вы у Брежнева были?" – "Да, товарищи вокруг решили, что нам надо повидаться". – "И был разговор о Солженицыне?" – (Со вздохом) "Был". – "И что же вы сказали?" – "Ну, вы сами понимаете, что ничего хорошего я сказать не мог". Спохватясь: "Но и плохого тоже ничего"3.
Александр Трифонович внушал Александру Исаевичу. "Вам надо тихо сейчас сидеть". Солженицын не спорил, но предупредил: как "Раковый корпус" напечатают – разошлет писателям объяснения4. Собственно, ради этого предупреждения более всего и нужно было увидеть моему мужу Твардовского!
Больше Александра Исаевича сейчас интересует последняя подготовка к окончательному перепечатыванию на машинке "Архипелага" да еще те волнения, которые происходят в либеральных кругах нашей интеллигенции после суда над Гинзбургом, Галансковым и другими. Слухи ходили, что Льва Копелева исключили из партии.
"Льва не исключили, – пишет мне муж, – это ошибочно передавали. Я сегодня был у него в больнице (кардиологической). Состояние у него неплохое уже. А Ю.Ф.5 и с работы тоже сняли, должен увидеть его завтра... "6.
Виделся Александр Исаевич с Карякиным, виделся с Можаевым. А потом – в Переделкино, к Чуковскому! Оттуда – в Борзовку – на нашу дачку в Подмосковье – "попить ранневесеннюю сласть своего "поместья"7.
1 Солженицын А. – Решетовской Н., 07.04.68.
2 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. С. 223.
3 Там же.
4 Имеется в виду "Изложение заседания секретариата правления СП СССР 22 сентября 1967 года", которое А. И. Солженицын назвал "Бородино".
5 Имеется в виду Ю. Ф. Карякин.
6 Солженицын А – Решетовской Н., 07.04.68, Москва.
7 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. С. 224.
Хотя большого наводнения в тот год и не было, но в домике на полах тонкий слой ила: значит, вода заходила! Труба свернута таявшим на крыше снегом, а потому крыша подтекает – надо будет смолить!
Попивая "ранневесеннюю сласть своего "поместья", Александр Исаевич не подозревает о тех событиях, которые начались на следующий день после его отъезда из Москвы. Хотя в ночь с 11 на 12 апреля несколько раз видел во сне Твардовского.
Отзвуки этих событий раньше Борзовки достигают Рязани. Вечером 11 апреля к нам приходит телеграмма:
"Немедленно приезжайте Москву или свяжитесь по телефону.
Твардовский"
Будучи послушной ученицей мужа, я проявляю осторожность и сначала действую его методом. Утром звоню домой к Берзер1. Анна Самойловна говорит, что Александра Исаевича начали разыски-вать с 4 часов дня, но причину вызова она не знает. Договорились, чтоб Вероника, моя двоюродная сестра, позвонила в "Новый мир" и сказала, что я ей звонила и просила передать, что Александра Исаевича дома нет. Совпало так, что я должна была на несколько свободных дней ехать в Борзовку.
"Приезжай в субботу любым поздним автобусом. Только не до Башкино! там не пройти", – давал мне инструкцию муж2.
Вот в эту-то субботу, 13 апреля, я и еду в Москву, откуда вечером должна буду перебраться в Борзовку. Мне удается созвониться с Александром Трифоновичем:
– Где Александр Исаевич?
– Уехал собирать материалы.
– Куда?
– В южном направлении.
– Он очень нужен. Никакого лукавства! Что это за мистификации? Как можно уезжать и не оставлять адреса? – Под конец сказал: – Это важнее всего, что было до этого.
С тем и еду к мужу...
За то время, что я к нему добираюсь, и там происходят события.
"...В вечерней передаче Би-би-си услышал: в литературном приложении к "Тайме" напечатаны пространные отрывки из "Ракового корпуса"! Удар! громовой и радостный! Началось! Хожу и хожу по прогулочной тропке, под весенним снегопадом – началось! И ждал – и не ждал. Как ни жди, а такие события разражаются раньше жданного"3.
"За этой прогулкой под апрельским снегом застала меня жена, только что из Москвы. Взволнована. Знать бы ей неоткуда, ведь передали только-только. Нет, у нее другая новость: Твардовский уже четвертый день меня ищет..."4.
1 Берзер А. С. – заведующая отделом прозы редакции журнала "Новый мир".
2 Солженицын А. – Решетовской Н., приблизительно 08.04.68.
3 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. С. 224.
4 Там же. С. 225.
Обмениваемся новостями. В какое сравнение идет моя новость с его новостью, с только что услышанным! Би-би-си сказало, что именно 11 апреля (в тот самый день, когда Твардовский начал искать Солженицына! послал телеграмму в Рязань!) в литературном приложении к "Таймс" вышли главы повести Александра Солженицына "Раковая палата".
Вот она – первая публикация "Ракового корпуса"! А значит, надо рассылать объяснения писателям!.. Пришло время еще для одного удара!
Вспомним: "..я, со склонностью к перемирию, своего "Изложения" о бое в ход не пускал... бережа для слитного удара когда-нибудь"1.
И вот пришло время нанести этот слитный удар!
Какая новость может быть у Твардовского?
"Уж новей моего известия у них не может быть: выходит "Корпус" на Западе! И не о том надо волноваться, что выходит, а – как его там примут? Первая настоящая проверка меня как писателя! И обдумывать надо – не чего там переполошился "Новый мир", а – не пришло ли время моего УДАРА? Ведь томятся перележалые документы, Бородинского боя нашего никто не знает – не пора ль его показать? Хотелось покоя – а надо действовать! Не ожидать, пока сберутся к атаке, – вот сейчас и атаковать их!"2
Но время еще есть. Ведь они-то быстро не умеют, пока там раскачаются... И решаем, что два моих свободных дня проведем в Борзовке. Надо подготовить домик к приему гостей! – в конце месяца соберемся здесь вчетвером, чтобы закончить "Архипелаг". Это – не менее важно. И хотя Александр Трифонович в великом волнении, мы и 14 и 15 апреля вовсю хозяйничаем, одновременно борясь со своими недугами. У меня от сырости болит голова, у мужа – боль в пояснице, приклеила ему пластырь.
Погода – удивительная. Хотя на кустах смородины уже крупные почки, а из земли вылезли тюльпаны и нарциссы, по временам идет снег. Потом выглядывает солнышко, все тает. Под вечер выпал обильный пушистый снег, необычайно разукрасив березовую рощу, и так и остался лежать до следующего утра. В домике натопили так, что к вечеру было 30°. А утром снизилось до 10, а снаружи минус 5.
15-го вечером, полностью приведя дачу в порядок, едем в Москву, в "Новый мир", но еще важнее отпечатать пояснительную записку к "Изложению" и в большом количестве экземпляров. А само "Изложение" готово – помощники за зиму отпечатали их более 50, как и три письма Солжени-цына: всем секретарям СП от 12.09 67, Воронкову от 25.11.67 и письмо в секретариат СП от 01.12.67.
Суть пояснительной записки, адресованной ЧЛЕНУ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ СССР, сводилась к следующему "Я настойчиво предупреждал Секретариат об опасности ухода моих произведении за границу, поскольку они давно и широко ходят по рукам. Упущен год, неизбежное произошло Ясна ответственность Секретариата"3.
1 Солженицын А. Бодался теленок с дубом С. 211
2 Там же С. 225
3 Там же С. 226
Поручив печатанье этой пояснительной записки в нужном количестве экземпляров, Александр Исаевич наконец-то едет в "Новый мир". Только теперь, когда встретился с Твардовским, узнал, что послужило причиной его срочного вызова, что было "важнее всего, что было до этого"... 9 апреля в "Новый мир" пришла телеграмма из ФРГ, от редакции журнала "Грани":
"Ставим вас в известность, что Комитет госбезопасности через Виктора Луи переслал на Запад еще один экземпляр "Ракового корпуса", чтобы этим заблокировать его публикацию в "Новом мире". Поэтому мы решили это произведение публиковать сразу.
Редакция журнала "Грани".
Позже Александр Исаевич восстановил, как развивался ход событий. В день получения телеграммы из "Граней" Твардовский написал в ЦК П.Н. Демичеву: поставил его в известность о том, что произошло, и высказался, что, по его мнению, Солженицын должен написать туда. Через день он позвонил в ЦК. Однако Демичев отмахнулся:
– Пусть делает, что хочет.
После этого Твардовский, на которого одного теперь падала ответственность, и послал телеграфный вызов Солженицыну.
Видя наконец перед собой Александра Исаевича, Твардовский настаивает на том, чтобы Солженицын послал ответную телеграмму в "Грани" с категорическим запретом, копию же телеграммы направить в "Литературную газету".
Александр Исаевич пытается возражать: все равно "Грани" опоздали ведь главы "Ракового корпуса" уже напечатаны в литературном приложении к "Таймс". Он показывает Твардовскому свою свежеотпечатанную пояснительную записку, которую он якобы уже начал рассылать (на самом деле начнет в тот же день вечером!). Твардовский отнесся к этой акции весьма неодобрительно. Не время!.. И продолжает настаивать на телеграфном ответе "Граням". Подсказывает возможный текст. Нет, не то. Надо подумать... Солженицын набрасывает свой вариант. Твардовский бракует. В "Теленке" читаем:
"Не пишется. Утро вечера мудреней, дайте подумать, завтра утром пошлю, обещаю"1.
1 Солженицын А. Бодался теленок с дубом С. 229.
В тот день я – еще в Москве. Муж пересказывает мне все, что произошло в "Новом мире". Я советую в его телеграмму "Граням" внести фразу: "Надеюсь на первое русское издание у себя на Родине".
Уезжаю в Рязань с уверенностью, что на следующее утро Александр Исаевич согласует с Твардовским окончательный текст телеграммы и отошлет ее, как обещал. Увы, в ту пору у Александра Исаевича были и еще советчики. И вот результат! В письме мне муж пишет:
"...Я никакой телеграммы не послал, потому что, разглядясь, нашел много несуразностей в телеграмме, полученной "Новым миром". В связи с этим сегодня посылаю новое письмо: Секретариату СП, "Литературке", в Н[овый]мир (копии). Они должны расследовать и разъяснить, что за этим скрывается и как мы дошли до такого состояния, что [литературные] произведения стали выгодным товаром для дельцов вроде этого Виктора Луи.
Постараюсь вернуться на 1/2 дня раньше, чем обещал...
Настроение очень хорошее.
С праздником всех Вас (была Пасха), мысленно встречай их со мной под духовную музыку.
Твой..."1.
Ну, хорошо: послал новое письмо. Но чем помешала бы телеграмма в "Грани"?.. И ведь обещал Твардовскому!.. Я привыкла к тому, что Александр Исаевич всегда выполнял свои обещания кому бы то ни было! Это было одним из его нравственных принципов, так четко сформулированных в его пьесе "Свеча на ветру".
"Проклятая зацепка с относительностью морали! Вы любое злодейство оправдаете относитель-ностью морали! Изнасиловать девушку – всегда плохо, во всяком обществе! и избить ребенка! и выгнать из дому мать! и распространить клевету! и нарушить обещание! и использовать во вред доверчивость!"2
Зачем же отклоняться в своем поведении от этого? Проповедовать одно исповедовать другое?.. Ведь стоит начать, только начать.. Каково будет продолжение – покажет будущее! Ведь совсем недавно не соглашался с неким Михайловым, утверждавшим, что "главное – это свобода личности, как основа нравственного здоровья человека". А похоже, что начинает осуществлять эту самую "свободу личности"?! Конечно, Александр Исаевич нашел для себя оправдание. В "Теленке" читаем: "Просто смешно, что накануне я мог обморочиться и заколебаться. Оберег меня Бог опозориться вместе с ними"3 И почему опозориться? А что касается оправдания, так в каждом случае и каждый человек его найдет! Сам Солженицын нас в том убеждает: "Каждый человеческий поступок всегда можно огородить золотым объяснением"4
1 Солженицын А – Решетовской Н , 18.04.68, Москва
2 Солженицын А. Свеча на ветру Франкфурт-на-Майне: Посев Собр. Соч. Т. 5.
3 Солженицын А. Бодался теленок с дубом С. 230.
4 Солженицын А. Август четырнадцатого. Париж: ИМКА-Пресс, 1973 (74?) С. 387.
Или теперь Солженицын исповедует уже вот это? А под теми высокими мыслями, которыми делился его Алекс в "Свечечке", уже не подписался бы?..
Александр Исаевич сам называет советчицу свою в тот момент, называя ее в "Теленке", не таясь. И это, безусловно, ее формулировка относительно того, "как мы дошли до такого состояния, что литературные произведения стали выгодным товаром для дельцов вроде этого Виктора Луи". (Почти в тех же словах – и в письме, посланном в три инстанции.) Что ж – неплохо сформулирова-но! Но только о том и думалось. А о Твардовском забыли... Не подумали... И никакого бы вреда не было, пошли Солженицын телеграмму в "Грани"!
Слов нет, Виктор Луи действительно представал из телеграммы неясной личностью. В своем новом письме в секретариат СП от 18.04.68 Александр Исаевич заявил, что "хотел бы протестовать против публикации как в "Гранях", так и осуществляемой Луи, но мутный и провокационный характер телеграммы требует прежде всего выяснить:
1) действительно ли она подана редакцией журнала "Грани"?..
2) кто такой Виктор Луи, что за личность, чей он подданный? Действительно ли он вывез из Советского Союза экземпляр "Ракового корпуса", кому передал, где грозит публикация его? Какое отношение имеет к этому Комитет госбезопасности?
Если секретариат СП заинтересован в выяснении истины и остановке грозящих публикаций "Ракового корпуса" на русском языке за границей – я думаю, он поможет быстро получить ответы на эти вопросы.
Этот эпизод заставляет задуматься о странных и темных путях, какими могут попадать на Запад рукописи советских писателей. Он есть крайнее напоминание нам, что нельзя доводить литературу до такого положения, когда литературные произведения становятся выгодным товаром для любого дельца, имеющего проездную визу. Произведения наших авторов должны допускаться к печатанию на своей Родине, а не отдаваться в добычу зарубежным издательствам."
Новое письмо, посланное еще в "Литературку" и в "Новый мир", усиливало ответный удар, который наносил Солженицын! Одно письмо за другим! Сначала по секретариату! А теперь вот еще и по самому ГБ! В "Теленке" прочтем:
"Если б не было Виктора Луи – хоть придумай его, так попался кстати под руку! За все печатание "Корпуса" отвечать теперь будет ГБ, а не я! Чтоб Александр Трифонович пристыдился (тут немного стыдно и за самого Александра Исаевича – Н. Р.), две записки день за днем оставляю ему в редакции – и, освобожденный, уезжаю в свое Рождество. Все удары нанесены и в лучшее время – теперь пусть гремит без меня, я же буду работать"1
1 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. С. 230.
Глава II
ОТ ПАСХИ ДО ТРОИЦЫ
Ну и как? Удалось Александру Исаевичу поработать на даче без помех?..
Сопоставим даты! 18 апреля он, обеспечив рассылку "Изложения" 50 писателям и послав письмо секретариату СП, в "Литературную газету" и в "Новый мир" относительно Виктора Луи, уезжает из Москвы с намерением долго туда не ездить. Однако уже 22 апреля, то есть ровно через три дня, Солженицын приходит в редакцию "Литературной газеты", а потом и в редакцию "Литера-турной России" с просьбой опубликовать новое его письмо, адресованное еще и газетам "Монд" и "Унита" и касающееся публикации "Ракового корпуса" на Западе.
Главного редактора Чаковского в редакции "Литературной газеты" не оказалось, и Александр Исаевич разговаривает с двумя его заместителями. Его просят не торопиться с посылкой письма в "Монд" и в "Унита". Сами они не могут взять на себя ответственность сразу решить, опубликует ли газета письмо Солженицына, Александр Исаевич обещает два дня ждать их звонка и до тех пор ничего не предпринимать.
В "Литературной России" у него состоялся разговор с самим главным редактором Поздняевым, который также его не обнадежил.
Копию того же своего "запретительного" письма Александр Исаевич относит также в "Новый мир". Об этом он вспомнит в июньском своем письме к Твардовскому:
"Дорогой Александр Трифонович!
Когда я последний раз был в редакции в апреле, я передал для Вас мое письмо с адресами – "Литгазете", "Лит. России", "Монд" и "Унита", с содержанием, запрещающим западным издате-лям печатать "Раковый корпус", присваивать себе "копирайт", продавать на экранизацию и т. д.".
И тут же излагает причины, побудившие его на этот шаг "Хотя я не имел на то прямых юридических прав, но то было моей отчаянной попыткой остановить печатание в условиях, когда секретариат Союза СП относился к утечке моей книги на Запад, если не поощрительно, то равнодушно".
Так в чем же дело? Как случилось, что, отказав Твардовскому в его просьбе послать телеграмму в "Грани" с запретом печатать "Раковый корпус", ограничившись лишь письмом в секретариат СП, Александр Исаевич всего лишь через три дня решает опубликовать свое запрещение печатать "Раковый корпус" западным издательствам?
("...НИЧЬЮ состоявшуюся или будущую (без моего разрешения) публикацию я не признаю законной, ни за кем не признаю издательских прав...")
Одно (новое письмо) последовало так быстро за другим (отказом Твардовскому), что на первый взгляд могло бы .показаться, что Александр Исаевич снова передумал и все же решил протестовать против издания "Ракового корпуса" на Западе. Или, может быть, что-то произошло, что-то существенно изменилось за это время?
А произошло вот что... Солженицын рассказывает в "Теленке", Что в Страстную субботу, то есть 20 апреля, он с наслаждением ворочал завалы хвороста, натащенного в паводок нашей разлившейся речушкой Истьей. Как вдруг "быстрые крепкие мужские шаги. Это – А. Е., мой славный друг, щедрый на помощь. Пришагал на длинных, прикатил новую беду"1.
1 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. С. 231.
О том, что случилось, Александр Исаевич пообещал рассказать "когда-нибудь потом". Однако из содержания его нового письма совершенно ясно становится, о чем поведал ему его друг. Приведем же текст этого письма, чтобы читатель сам это увидел.
"В редакцию "Монд", "Унита", "Литгазеты".
Из сообщения газеты "Монд" от 13 апреля мне стало известно, что на Западе в разных местах происходит печатание отрывков и частей из моей повести "Раковый корпус", а между тем издателями "Мондадори" (Италия) и "Бодли хэд" (Англия) уже начат спор о праве "копирайт" на эту повесть.
Заявляю, что НИКТО из зарубежных издателей не получал от меня рукописи этой повести или доверенности печатать ее. Поэтому НИЧЬЮ состоявшуюся или будущую (без моего разреше-ния) публикацию я не признаю законной, ни за кем не признаю издательских прав: всякое искажение текста (неизбежное при бесконтрольном размножении и распространении рукописи) наносит мне ущерб; всякую самовольную экранизацию и инсценировку решительно порицаю и запрещаю.
