355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталья Решетовская » Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены) » Текст книги (страница 12)
Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 07:45

Текст книги "Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)"


Автор книги: Наталья Решетовская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Книга Солженицына объединяет Толстого и Достоевского, которых считают антагонистами. Это и есть Солженицын... В книге много измерений. В двух главах (вечер у Макарыгиных) сводятся воедино судьбы... Эти задержки, запинания определяются долгим дыханием, а не тем коротким, которое создает обаяние западного романа... Зримо представлен мир ничего не сознающих, мир сокровенно страдающих в наших запутанных обстоятельствах"1.

"Круг" – нечто большее, чем политическая сатира. Это – выражение самой жизни: и злобность, и духовное величие. Солженицын не рассматривает действительность сквозь призму своих чувств и .политической позиции, а стремится как можно более точно передать то, что есть... Трезво расценивает поступки людей, вникает во внутренние побудительные причины их... Внутренней динамикой своих героев Солженицын интересуется еще больше, чем психологическим наблюдением различных темпераментов. Нержин все же сознает, что душевный мир, которого он достиг, избирая такой выход из положения, могущественнее ожидающих его ужасов"2.

О "Раковом корпусе".

"Роман – блистательное произведение жизни и правды... Литературная сила Солженицына такова, что Русанов, анти-Костоглотов, изображен с той же силой. Он так же силен и так же человечен, как и его антипод. У Русанова есть ощущение, что он все потерял, когда входит в палату. Но ему нечего терять, потому что все, что у него есть, – ложь... Женщины-врачи... Более чем где-либо на этих "женских страницах" выявляется умная человечность автора"3.

"Такую книгу надо держать на столе, под рукой"4.

"Боль – физическая, моральная и психологическая – основная тема Солженицына, и он пишет о ней с остротой и проникновением, недоступным ни одному советскому писателю.

...Только больные по-настоящему свободны и зэки. А за пределами ада люди – рабы политического режима. Раковый корпус – символ болезней советского общества. Для излечения этих социальных недугов Солженицын применяет свою терапию – пишет о вещах, которые нормально запрещено обсуждать"5.

"Раковый корпус и сама болезнь – символы вопреки всему"6.

1 Генрих Белль. Мир заключенных//Рейнский Меркурий.

2 Элен Замойска. Солженицын//Новель обсерватер.

3 Резин Лэвен. Раковый корпус// Драпо руж. 1969. 24 января.

4 Пьер Дюмайе. "Раковый корпус" Солженицына// Лектюр пур ту. 1969. 29 января.

5 Роберт Литтел. "Раковый корпус" Солженицына// Уик-энд. 1969. 17 марта.

6 Марсель Райх-Раницкий. В первом круге ада// Цайт. 1969.3 января.

"Солженицына обвиняют в клевете на советскую действительность. Но если темные стороны есть – стоит ли их скрывать? Кого рассказ писателя задевает до глубины души – должен найти в открытой им ране доброе, а не злое, знак доверия, а не безнадежность... В сознание читателя закрадываются вопросы: "Что такое человек?

Что требовать от человека? Как принять смерть? Каковы пределы человеческих сил?"

"Костоглотов прошел школу, такую же тяжелую, как болезнь. Этим объясняется смесь грубости и нежности, резкости и доброты. Он хочет знать правду обо всем...

Показ народного облика – одна из сильнейших сторон таланта Солженицына. Всегда присутствие народа, любовь и доверие к нему"1.

"Солженицын подчеркивает, что добро доступно каждому человеку... Близость смерти кристаллизует поединок человека с самим собой"2.

"Надо прочесть этот длинный роман, чтобы узнать сегодняшнюю Россию, с ее бедствиями, с ее порывами надежды. Автору удалось написать роман о раке, полный нежности и оптимизма. Вот что больше всего поражает нас у Солженицына"3.

Об обоих романах сразу и о Солженицыне вообще.

"Обе книги обнажают самые корни души... Страх перед смертью заставляет задуматься: что же в жизни самое главное?..

Благодаря Солженицыну образ России выступает из мрака лжи и немоты, в которых она так долго была погребена при Сталине. (...) ...Выразил незримую трагедию своего народа и героизм тех русских, кто незримо в темноте сопротивлялся лагерному аду, у которых и сегодня есть замечательные последователи – они верили в духовную свободу человека и истину"4.

"Солженицын стал легендой не столько по политическому и художественному значению своего творчества, сколько по поразительному поведению этого человека – его решимости и его мужеству, с которыми он отстаивает свою писательскую работу и продолжает ее, не давая ввести себя в заблуждение"5.

"Поскольку Советский Союз стремится быть образцом социализма, то и поведение Союза писателей становится примером для других. Молчание в этом вопросе нам кажется недопустимым. Творчество Солженицына заставило нас глубоко вдуматься в эти противоречия, которые ставят под угрозу будущее социалистической культуры"6.

К сожалению, эти слова Пьера Дэкса не были услышаны Союзом писателей СССР, не послужили ему подсказкой. Союз продолжал ломать голову над тем, что ему делать со строптивым писателем Солженицыным...

1 Андре Стиль. Вступление к "Раковому корпусу"//Новель критик.

2 Элен Замойска. Солженицын//Новель обсерватер.

3 Клодин Жорден. Александр Солженицын: по ту сторону рака, гимн жизни.

4 Элен Замойска. Солженицын//Новель обсерватер.

5 Марсель Райх-Раницкий. В первом круге ада//Цайт. 1969.3 января.

6 Пьер Дэкс. Дело Солженицына//Леттр франсез. 1969.15 января.

Александр Исаевич путешествовал с Можаевым с 27 июня по 3 июля. Можно было бы и больше, но уж больно плохи дороги на Рязанщине. Сделали в общей сложности около тысячи километров. Из путешествия муж привез заснятые фотопленки. В одну из своих поездок в Рязань я отпечатала ему с них фотографии. Среди типов мужиков был и тот, с которого Можаев писал своего Федора Кузькина.

Из Рязани (к его возвращению я тоже туда приехала) мы вернулись в Борзовку вместе с моей мамой. Сам переезд этот памятен. По дороге мы свернули с Рязанского шоссе в сторону и посетили старинный городок Зарайск, в котором Александр Исаевич когда-то в одну из своих велосипедных поездок побывал и о котором много интересного рассказывал. Кремль, Никольская церковь, собор Иоанна Предтечи, обрыв над рекой Осетр...

Из путешествия Александр Исаевич вернулся не совсем здоровым. И, хотя по приезде нашем на дачку стояли очень жаркие дни, я должна была не один раз ставить мужу то банки, то горчичники. Чтобы на это уходило меньше времени, он порой ложился на бок и получал банки, вопреки всем правилам медицины, сразу на грудь и спину...

Но это не мешает Александру Исаевичу почти тотчас идти к своему столику над Истьей. Наконец-то снова вернулся к писанию романа! Когда спрашиваю, говорит, что работается ничего.

В моем дневнике и раньше проскальзывали упоминания о работе моего мужа над романом. Они будут встречаться и дальше.

21 м а я – С. пишет главу о дяде Ромаше.

6 и ю н я – С. один в Борзовке, работает.

8 и ю н я – С. написал главу сегодня, устал.

9 июня – С. работает наверху, потом за своим столиком под ивами. Похоже, у него впервые начались "муки творчества". А тут еще он потерял (вероятно, в музее) одну важную бумажку. В общем, второй день у него очень скверное настроение.

17 июня – утром С., как все последние дни, много косил. Потом – пишет.

9 июля – С. занимается, пишет. Говорит, что работается ничего.

10 и ю л я – С. снова неплохо работает.

18 и ю л я – С. работает над Лениным.

19 и ю л я – С., работая над Лениным, продолжает находить общее с ним – Ленин не мог слышать балалайки за стеной!

7-8-9 августа– ...работает над "Самсоновской катастрофой".

17 августа – от соседского громкоговорителя защищается 3-й Героической симфонией Бетховена. Говорит, что под нее "Самсоновская катастрофа" хорошо пишется. Вспомнил, как под нее же писал сталинские главы!..

С. говорит, что ему сейчас хорошо работается.

22 августа– С. говорит, что "Самсоновская катастрофа" неожиданно очень разрастается.

30 августа – слушали на "Гру" две главы из "Самсоновской катастрофы", которые С. наговорил.

Наряду с писанием романа, работой в архивах и библиотеках, с просмотром старых журналов и газет Александр Исаевич все время стремится отыскивать очевидцев тех событий, которые должен описать. Однажды в премерзкую погоду мы ездили в Малоярославец, где он интервьюировал одного рекомендованного ему старичка и был разочарован, что тот не участвовал в первой мировой войне. А в Москве познакомился с другим старичком – кажется, Шпаковым. Хотя тот был участником первой мировой войны, но был не артиллеристом, как ожидалось, а кавалеристом Нарвского полка. Зато он оказался уроженцем Тамбова, геральдистом, да еще генеалогом! С ним муж увидится еще не один раз...

В то лето у нас довольно много перебывало гостей. Были среди них наши гости, которые чаще всего приезжали по делу, и... мои гости, приезжавшие обычно в отсутствие моего мужа, чтобы его не отвлекать.

Самого желанного гостя мы ждали еще весной, в начале мая. Им был Александр Трифонович Твардовский. Примерно за год до того моего мужа потянуло дать прочесть Твардовскому "Архипе-лаг". Не называя вещь, он как-то предложил Александру Трифоновичу ее почитать, пока только часть. Договорились на ноябрь месяц 1968 года. Но встреча не состоялась. Однако Твардовский не забыл об обещании Солженицына, и в новогоднем поздравлении к 1969 году он писал: "С огромным интересом жду обещанной Вами части некоего целого".

И вот договорились, что Александр Трифонович приедет к нам на несколько майских дней. Но теперь уже не в Рязань, как было шесть лет назад, когда Твардовский читал у нас дома "Круг первый", а... в Борзовку. И читать "Архипелаг", один из экземпляров которого Александр Исаевич специально приготовил для него (у нас дома "Архипелаг" не хранился). Я с большим волнением ждала этого события. Муж должен был привезти Александра Трифоновича 8 мая. Среди дня он приехал, увы, один...

Твардовский и позже будет стремиться прочесть то, чему не знал даже названия. Скажет мужу об этом в середине июля.

– Что же в мае? – спросит у него Солженицын.

– Был болен, – будет ответ. Сейчас он готов ехать на два дня к нам на дачу. Однако Александр Исаевич охладил, сказал, что будто скоро уезжает. (Не мог же он сказать ему, что уже снова далеко запрятал "Архипа".) Пообещал дать рукопись осенью.

Но и следующей осенью Твардовский не прочтет "Архипелаг" и вообще никогда...

Кстати, та встреча их в июле была очень теплой. Солженицын подарил Твардовскому маленькое издание "Круга" (в издательстве "Посев"), сделав надпись:

"С любовью и благодарностью Александру Твардовскому издание, которое нам с ним, увы, не удалось осуществить".

Кроме знакомых, к которым я уже привыкла и которым неизменно радовалась, приезжали в то лето иногда и мало, и даже вовсе мне до того не знакомые. Однажды неожиданно приехало трое. Александр Исаевич с одним из них ушел в лес (важные разговоры велись только там), а меня оставил с двумя незнакомыми людьми. Я было запротестовала, но муж бросил: "Привыкай!" Обошлось...

За обедом в тот день речь зашла о том, каким должно быть государство. Александр Исаевич высказался в том смысле, что государство. не должно мешать духовному, нравственному совершенствованию человека. Он также против существования партий вообще.

...Моего мужа всегда интересовала политика, но теперь она явно начинает перетягивать его у литературы. Это – уже во второй раз в жизни. Первый раз так произошло с ним во время войны, в 43-м – 44-м годах. Тогда это сквозило в его письмах. А теперь он на моих глазах будет все больше изменяться в смысле соотношения литературной и политической сторон его жизни. А ведь еще в марте 1968 года он сделал мне наброски для ответа Л. Власову. Там было: "Литература – не газета. Ее нельзя рассматривать в плоскости друзья – враги. Она пишет о человеческом духе, который никогда ни 2 тысячи лет назад, ни при Шекспире, ни теперь – не исчерпывается политикой".

В то лето к нам продолжала приезжать на своей "Волге" Е. Ф. Светлова. (За это время выяснилось, что мы с ней одного и того же года рождения. Это невольно сближает.) Я охотно с ней беседовала, угощала ее, неизменно провожала с цветами.

Александр Исаевич настолько проникся к Екатерине Фердинандовне доверием, что хочет переписать на нее наш дачный участок. Мало ли что нас ждет впереди! Союз писателей явно точит когти. И не только Союзу становится тесно жить с ним на одной земле. А тут еще начали ходить слухи, что Солженицыну хотят дать Нобелевскую премию. Если он станет лауреатом – что тогда будет?.. Пока существенных перемен не произойдет, мы будем жить в Борзовке, но официально дача станет принадлежать Светловой. Она как бы купит ее. Если же наша жизнь изменится и мы будем вынуждены расстаться с Борзовкой – Екатерина Фердинандовна обязуется дачу сохранить. 30 августа она приедет к нам вместе с мужем, чтобы принять окончательное решение, и я сфотографи-рую их вдвоем – "покупателей нашей Борзовки" – на большой дубовой скамье, на фоне кустов смородины.

Я особенно ценила гостей, которые и мне в чем-то помогали по участку. Это были по большей части знакомые и друзья из Рязани. Но никто не помогал так, как Н. П. Иванов, которого Александр Исаевич прочил в будущие сотрудники своего будущего журнала. Худой, непомерно длинный, он обладал тем не менее недюжинной силой. С успехом вырывал старые кусты крыжовника, засохшие яблони, выкорчевывал слишком разросшиеся одичавшие вишни. Просто горы мне свернул.

А то из Рязани приехала Лена Ф-ва, обеспокоенная слухами, будто подожгли наш дом.

Бывало, являлись в наше отсутствие. Вернувшись однажды из Москвы, муж обнаружил на столе террасы пластинку – 27-ю сонату Бетховена. На карточке-листке – надпись: "Александру Исаевичу Солженицыну". Почерк женский. Чей?.. Несколько лет спустя я узнаю эту женщину и ту побудительную причину, которая заставила ее подарить моему мужу одно из поздних творений Бетховена. При прочтении "Ракового корпуса" ее резанула злободневность, пробивающаяся порой публицистичность. Даря Бетховена, она хотела сказать своему пошатнувшемуся кумиру: "Вот как надо писать!"

Мои гости разве что лишь на несколько часов иногда пересекались с мужем. Так, в день маминых именин, 4 августа, приехала к нам моя старшая двоюродная сестра Таня, с мужем, из Ростова. Именины отпраздновали вместе, после чего Александр Исаевич уехал в Москву. Дальше было спланировано так, чтобы, отвозя гостей на станцию Нара, я тут же встретила мужа, возвращающегося из Москвы.

В другой раз я, напротив, встретила на станции гостей сразу после того, как проводила мужа в "северную" поездку. На этот раз это были: другая моя двоюродная сестра Надя и Шура Попова, которая пробыла у нас неделю.

Собираясь в поездку, муж, как обычно, прежде всего стал составлять список необходимых в дорогу вещей. С горечью сказал, что на этот раз начинает его с лекарств: то голова болит, то нога, то спина...

Накануне отъезда муж, пошелушивая прямо с грядки зеленый горошек, сказал: "Жалочко уезжать из Борзовочки. Потерял я охоту к путешествиям". На это я ему ответила: "Это потому, что перестал путешествовать с женой".

– Посмотрим! Вот поедем в сентябре...

Конечно, мне грустно, что он едет на Север без меня. Муж объясняет это тем, что ему предстоит много бродить пешком. К тому же чудесный легонький, из гагачьего пуха, спальный мешок, который Ростропович привез из-за границы, на одного, а не на двоих. Да ведь ему предложил себя в компаньоны один из его читателей – некий Шесминцев, с которым они должны встретиться в Архангельске.

Перед тем как Александр Исаевич уедет, мне захотелось с ним вместе сфотографироваться. Этот сделанный нами с автоспуском снимок на фоне1;вы вблизи его "писательского" столика позже широко разойдется по свету, чему положит начало западногерманский журнал "Штерн"1.

1 Штерн. № 48. 21.11.71.

Хотя наступила полоса дождей, но мы с Шурой все же гуляем по лесу. Нет-нет да и встретятся ягоды земляники, а из грибов – все больше лисички. А на участке собираем смородину. Кроме того, я читаю Шуре свои записки. Ей очень нравится. Даже сказала мне как-то: "Просто великолепно!"

В Москву мы поехали с ней вместе. В электричке разговорились по душам. Я сказала Шуре, что не дорожу жизнью. И объяснила это так: "Дорожить жизнью можно до тех пор, пока ты для любимого человека остаешься незаменимым".

– Что ты такое говоришь?! – возмущенно отрезвляла меня Шура. А на следующий день убеждала по телефону:

– По поводу разговора в поезде хочу тебе сказать: ты делаешь очень нужное дело. Ты нужна человечеству!

Увы, меня это не утешило. Мне нужно быть нужной не человечеству, а всего лишь одному-единственному человечку!..

1 августа мы с мамой утром поехали в Наро-Фоминск за продуктами: смородина и клубника съели весь запас сахара! Когда вернулись, я еще не успела завести машину в гараж, как приехал... мой муж, которого мы еще совсем не ждали. Вид у него был такой, что я тут же кинулась за фотоаппаратом: заросший (говорит, что ни разу не брился), с рюкзаком за спиной и с вернувшимся радикулитом, что видно было по его походке. Я рада безмерно. В дневнике запись: "Жизнь сразу преобразилась!!! С радостью принялась хлопотать!"

Свое преждевременное возвращение (отбыл полсрока) Александр Исаевич объяснил так...

В Архангельске его, как договорились, встретил Шесминцев. Однако его неприятно огорошило то, что у Шесминцева – общее упадочное состояние, ощущение бессмыслицы бытия и все в таком роде. Шесминцев предложил ехать к нему в Савинское. Но после его рассказов Александру Исаевичу стало ясно, что он с ним не поедет. Вместо того он составил свой маршрут и один даже полетел самолетом, чего недолюбливал (правда, всего час перелету), дальше. А то впору было ехать назад. Но пересилил себя: нельзя давать погибать характеру. Ведь с юга-то уже два раза бежал. А теперь и... с Севера?

Заснятую на Севере фотопленку я позже проявила. Оказалась превосходная. Следом и снимки отпечатала. Многим особенно нравился, и я даже специально для некоторых отпечатала снимок: Солженицын на фоне церковного купола-луковки. Муж говорил, что это его случайный встречный сфотографировал...

Северное путешествие мужа совпало с двумя событиями. В день его отъезда американские космонавты гуляли по поверхности Луны, на Море Спокойствия. Предсказание Солженицына, высказанное в "Круге", что первыми на Луну полетят американцы, сбылось. А второе – писатель Анатолий Кузнецов, автор "Бабьего яра", оказался невозвращенцем – остался в Англии, объяснив, что основная причина его поступка – оккупация Советским Союзом Чехословакии.

Вскоре Кузнецов напишет статью "Русский писатель и КГБ". Ее будет передавать Би-би-си. Муж запишет на "Грундик". Американский писатель Артур Миллер заявит, что на предстоящем осенью заседании Пэн-клуба поставит вопрос об условиях работы писателей в СССР, коли они вынудили Кузнецова оттуда уехать. Еще ранее Грем Грин призовет английских писателей не публиковать в СССР своих произведений, пока не публикуются произведения Солженицына и пока томятся в тюрьме Синявский и Даниэль...

Под влиянием передач об Анатолии Кузнецове, который в интервью с Анатолием Максимови-чем Гольдбергом говорил о своих новых вещах ("Шоколадный пир", "Пять"), что писал их, не думая о форме, муж однажды сказал мне, что его направление полностью противоположно западному1.

– Там писатели дают волю фантазии, описывают не мир, а то, как писатель его воспринимает. Я строю здание, даю мир, как он есть, а не как я его воспринимаю: чем точнее, тем лучше.

1 Запись в дневнике от 04.09.69.

Иногда, во время бессонницы, Александр Исаевич слушает ночью "Свободу". Дочитав "Раковый корпус", "Свобода" читает теперь "Круг". Так, например, 20 августа он услышал... 19-ю передачу "Круга": Никита Морозов читал 33-ю главу ("Фоноскопия"). "Свобода" читает также "Свечу на ветру" (напечатана в № 71 "Граней"), комментируя при этом, что со времен Чехова в русской драматургии не было таких пьес.

Из того же источника узнаем, что кинорежиссер А. Форд (польский еврей), выехавший в этом году в Израиль, заключил там контракт на экранизацию "Круга" и уже к ней приступил. А в Америке, кажется, скоро выйдет "Олень и шалашовка".

Однако и в нашей стране произведения Солженицына распространяются самиздатом. Нет-нет да приходят отклики:

"Все, что мы хотим Вам сказать, видимо, много раз говорили и писали Вам почитатели Вашего таланта. Чувства любви, восторга, удивления и благодарности переполняют сердца многих людей. Мы тоже не можем удержаться от того, чтобы не написать Вам об этом.

Благодаря Вам мы приобрели таких верных и надежных друзей, как Г. Нержин, О. Костоглотов и др., каких у нас не было никогда в жизни. Мы благодарно изумляемся, когда получаем от них мудрые ответы на мучающие нас вопросы: "Чем и для чего жив человек?"

Думая о Вас и читая Ваши книги, перестаешь чувствовать себя одиноким. Жизнь делается теплее, разумнее, а мы становимся сильней и непреклонней в защите добра, разума и человеческого достоинства.

Мы твердо убеждены, что русская земля не могла не породить такого писателя, как Вы. Вы нужны ей как утешение за все невзгоды и утраты, за все потрясения, которые обрушились на нее. Большое русское СПАСИБО за все. Радостно сознавать, что Вы наш современник. Сестры Макаровы".

"Дорогой Александр Исаевич! Заканчивая свое плавание на пароходе "Минск", под впечатлением Ваших небольших рассказов о столь блестяще описанной Вами природе средней полосы, решил написать Вам пару слов приветствия"1.

"...Раскрепощающее чувство возникает у меня всегда, когда читаю то, под чем стоит Ваша подпись, – будь то роман, пьеса или даже письмо. Отличительное свойство Вашего дара – умение схватывать суть

вещей, отыскивая скрытую правду...

Вы стали не только властителем дум, но гораздо большим – тем, кого в прежние времена называли Учителем жизни. Сама мысль, что есть такой человек, что он никогда не отступится от правды и не пойдет на бесчестный компромисс, – укрепляет. Ясно всем, что сломить его нельзя, а если бы удалось, это загасило бы надежду и уронило каждого из нас"2.

1 Ксу...Н. Л. 16.08.69

2 Илюшенко В. И., историк, 25.06.69, Москва.

Вчитаемся внимательно в последнюю фразу. Кроме четко поставленной самим Александром Исаевичем цели – вот что его еще больше воодушевляло и обязывало!

Я рассказала мужу, что Шуре понравилось мной написанное. Он обещал мне, что почитает. Однако в любом случае он признает это за мое хобби, а основным делом для меня должна стать перепечатка его писем с небольшими комментариями.

Обещание свое муж выполнил через две недели. Толчком явилось чтение им в "Новом мире" писем В. Н. Буниной, жены писателя.

Надо посмотреть, что ты там пишешь. А то потом будут по твоим запискам судить...

Было это 15 августа. Муж читал у себя наверху мной написанное, я, внутренне затаясь, покачивалась в гамаке, ожидая, когда он кончит и позовет.

Прочел две главы. Позвал и... одобрил. Нашел, что в общем неплохо, хотя не всегда много помню. Сказал: "Можно бы больше!" Признался, что боялся: буду громоздить события Однако вышло, что все, что я привожу, оказывается, к месту.

Оценка Александра Исаевича меня окрылила. Моей мечтой было, чтобы моя работа не выгляде-ла для него только как мое хобби. Ведь я отныне видела в ней основную, главную цель моей жизни!..

И я смелее стала присаживаться за свое писание. Поделилась с мужем как-то своим открытием, что самое интересное – когда вдруг начинает писаться то, чего не собиралась писать. Он согласился, добавив, что нужно очень сосредоточиться – тогда из памяти начнет всплывать...

Договорились, что по субботним вечерам будем читать мои записки.

В очередную свою поездку в Москву читала свои записки Теушам. Они мне кое-что досказали: о том, как осенью 60-го, расположившись в двух номерах рязанской гостиницы (с ними был еще доктор технических наук Каменомосский), двое суток почти без перерыва, передавая друг другу листы, захлебываясь, читали "Круг первый", данный им моим мужем.

30 августа впервые читала вслух своему мужу очередной отрывок. Корректировал в общих чертах. Кое-что добавил. Для меня это было праздником!

Начала также, выполняя желание мужа, перепечатывать письма Александра Исаевича другим писателям, из девятой папки. Впрочем, это и для моей работы, для общего настроя, тоже очень важно.

Еще печатаю для мужа список мужских и женских имен. Ему еще много предстоит вводить действующих лиц!

Как-то перепечатывала переводы французских статей. Очень трудно было находить в "Раковом корпусе" приводимые в статьях цитаты оттуда. Пожаловалась мужу. Он удивился: "Ты же учила в детстве французский!.." ...Уж не учить ли мне заново французский?..

Мы оба – какие-то умиротворенные. Однажды муж сказал мне:

– Каждый возраст имеет что-то свое хорошее, как и разные времена года.

В те дни нас посетили Эткинды: приехали с дочкой Катей на своей машине. Вскоре после нашей встречи Екатерина Федоровна нам писала: "Милые друзья! Мы уехали от вас со светлым чувством. Такой был мирный светлый день, такой был ваш домик приветливый и такие вы оба теплые и хорошие. А главное – спокойные. (...)И вообще было впечатление эдаких Кадминых1, которые знают, в чем радость..."2

Эткинды, между прочим, рассказывали нам об осложнении с 7-м томом новой Литературной энциклопедии, где на букву "С" – две сложные фигуры: Сталин и Солженицын...

А через три дня после Эткиндов к нам приехал на своем "мерседесе" Ростропович. Мы почувствовали, что он после своих хоромов нашу дачку, которая показалась ему игрушечной, как-то не принял всерьез.

По-моему, он был единственным, на кого наша Борзовка не произвела никакого впечатления.

В том, что говорил Мстислав Леопольдович, серьезное странно перемежалось с несерьезным. Даже порой вклинивались не совсем пристойные словечки. К чему?.. Тем более, что тут же сразу, обращаясь к Александру Исаевичу:

– Если тебя арестуют – я пойду за тобой.

Или:

– Если бы ивы и березы пели, то они бы пели музыку Чайковского, а теперь – музыка асфальта.

– Я верю в интуицию. Когда в Вифлееме тебе показывают пещеру в которой Мария родила Иисуса, – в это нельзя не верить!..

Обедали с вином, мужчины пили еще и коньяк. Ростропович и Солженицын очередной раз объяснялись в любви друг к другу и произносили тосты друг за друга. А когда Ростропович пил за меня, то сказал, что желает мне "не счастья, а терпения".

Потом сидели разговаривали на большой скамье, где я их (оба навеселе) фотографировала.

Выпив почти бутылку коньяку, Ростропович не побоялся сразу же сесть за руль. С ним уехали наши лыжи, кое-что теплое и всякие мелочи: началось переселение из Борзовки в "Сеславино", как окрестит наш флигель у Ростроповича мой муж (Се-Славино).

– Не пожалеешь? – спросил Александр Исаевич Мстислава Леопольдовича.

Напротив, он настаивает, чтобы мы переезжали возможно скорее.

Впереди все радует. В начале сентября мы совершим "южное" путешествие, а потом переселимся в Жуковку, в "Сеславино".

Так что и зимой не расстанемся с природой, с чистым загородным воздухом, с красотой пейзажей, с физически здоровой жизнью, которая не будет омрачена ни разлукой, ни холодной хатой Агафьи Ивановны, ни опасностями и неудобствами дальней "берлоги"!

1 Старички из "Ракового корпуса", прототипами которых были Н. И. и Е. А. Зубовы.

2 Зворыкина Е. Ф. 03.09.69.

Глава VIII

НАРУШИТЕЛЬ УСТАВА

Летом 68-го года, с одной стороны, распространились слухи, что Солженицыну могут присудить Нобелевскую премию по литературе (называли даже конкурентов Солженицына: Набоков, Белль, Чаплин). С другой стороны, упорно поговаривали, что его собираются исключить из Союза писателей. Но к чему придраться?.. Александр Исаевич считал, что для его исключения нет никаких формальных оснований. Если, редко бывая в Рязани, он далеко не всегда посещал собрания Рязанско-го отделения писателей, то, во всяком случае, на отчетно-перевыборных собраниях он старался присутствовать. Так и в 69-м году, желая не нарушать этого правила, он перед своим отъездом в Крым, где собирался пробыть какое-то время, написал письмо секретарю Рязанского отделения Э. И. Сафонову: "Уважаемый Эрнст Иванович! Я очень огорчен, что намечавшиеся сперва на январь, потом на февраль с. г. перевыборы секретаря Рязотделения так и не состоялись до сих пор. Всю зиму я не отлучался из Рязани в ожидании именно этого перевыборного собрания".

Далее Александр Исаевич просит, если собрание состоится без пего, "в случае обсуждения кандидатуру из числа постоянных рязанских членов СП" считать его голос поданным за Сафонова "Впрочем, – заканчивает он, – я постараюсь приехать по вашему извещению, а это письмо пишу на всякий случай"1.

Но собрания все не было. Только 19 августа к нам домой в Рязани пришло письмо от Сафонова: "Уважаемый Александр Исаевич! Отчетно-перевыборное собрание Рязанской писательской организации СП РСФСР состоится 20 августа с. г., в среду, в Доме политпросвещения (аудитория №4). Начало собрание – в 15 часов. Баше участие в работе собрания необходимо"2.

1 Солженицын А – Сафонову Э., март 1969 года.

2 Сафонов Э , Рязань.

Моя мама – в тревоге: как так скоро дать знать зятю о собрании?.. Однако очень скоро оказалось, что никаких действий ей предпринимать было не нужно. Вечером того же дня ей принесли телеграмму: "Решением секретариата правления собрание переносится на конец октября. Сафонов"1.

1 Сафонов Э., 19.08.69.

...Почему именно на конец октября?.. Неужели же моего мужа все же хотят исключить из Союза писателей и ставят это в связи с возможностью присуждения ему Нобелевской премии, которая обычно объявляется в конце октября?..

В начале сентября я побывала в Рязани. Там мне рассказали, что нa предполагавшемся собрании 20 августа была намечена следующая повестка дня:

1. Перевыборы.

2. Распределение квартир.

3. Исключение Солженицына из Союза писателей.

На исключении якобы настаивает Кожевников из обкома, на которого, в свою очередь, давят и ЦК, и первый секретарь СП РСФСР Л. Соболев. Предполагают, что трое рязанских писателей будут за исключение и трое же против. (В Рязанском отделении всего семь членов).

Вернувшись в Борзовку, я рассказала обо всем мужу. Он продолжает считать, что для его исключения формальных оснований нет. Вo всяком случае, он им легко не дастся! Будет воевать! Пожалуй, его больше расстроило, что я не нашла и не привезла ему работы Сахарова (он как раз пишет ответ на нее).

Погода стоит великолепная. Как назло. Именно тогда, когда мы собираемся ехать на юг.

– Хоть бы испортилась, – говорит мне муж, – в такую погоду жалко будет уезжать отсюда!

К тому же ему так хорошо работается!

Нехотя готовит машину к путешествию. Слышу от него:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю