Текст книги "Визит очумелой дамы"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Наталья Александрова
ВИЗИТ ОЧУМЕЛОЙ ДАМЫ

Я нажала на кнопку звонка и держала ее очень долго. Хулиганила я от безысходности: страшно не хотелось тащиться куда-то еще с тяжелой сумкой. Да и идти-то, откровенно говоря, мне было некуда, эта квартира на Рубинштейна – мой последний шанс. На часах шесть вечера, мобильник мой окончательно разрядился, да к тому же сегодня пятница, так что вряд ли я застану дома кого-то из друзей. Летом мои друзья предпочитают развлекаться не в пыльном городе, а на лоне природы. Если не удается срубить капусты на приличный отдых где-нибудь за границей, то уж на уик-энд-то все точно намыливаются куда-нибудь на дачу в отсутствие предков.

Я отняла руку и внимательно прислушалась. За дверью царила могильная тишина. Я злобно пнула ногой дверь и подхватила сумку. Не сидеть же на вонючей и грязной лестнице! Покурю внизу, в скверике, там хоть солнышко светит и свежий ветерок...

И вот, когда я отшагала вниз уже два пролета, наверху, на шестом этаже, раздался звук открываемой двери. Мигом я взлетела назад и застала такую картину: Луша, обернутая в розовое махровое полотенце, удивленно высунула голову из приоткрытой двери.

– Машка! – обрадовалась она. – А я открываю дверь – никого нету, думала – глючит...

Луша обожает вставлять в свою речь молодежные словечки, она говорит, что это придает речи живой оттенок.

– Звоню, звоню, – ворчала я, затаскивая сумку в прихожую, – ты чего так долго не открывала?

– В душе была, – оправдывалась Луша, – вода шумит, вроде слышала звонок, да пока полотенце нашла...

Действительно, с нее капала вода прямо на мою сумку, потому что прихожая в Лушиной квартире не больше стенного шкафа. Она подхватила мокрое полотенце и юркнула в дверь. Кухня у Луши почти такая же крошечная, как прихожая, да еще от нее отгорожены так называемые удобства – закуток, где едва помещается унитаз и эмалированное корыто с подвешенным резиновым душем. Квартира у Луши однокомнатная, но зато эта самая одна комната имеет весьма причудливую форму и площадь больше тридцати метров. В детстве я набивала себе бесчисленное количество шишек, потому что, чтобы попасть в комнату из кухни, нужно спуститься на три ступеньки вниз.

Сейчас я благополучно преодолела эти ступеньки и грохнула сумку на пол, после чего в изнеможении плюхнулась на диван, где прорвавшаяся гобеленовая обивка была стыдливо прикрыта ярким разноцветным покрывалом. Я придирчиво исследовала покрывало и обнаружила небольшую прореху, тщательно, впрочем, заштопанную.

Луша появилась очень скоро, в темно-красном махровом халате с капюшоном. Увидев халат, я удовлетворенно улыбнулась – отличная вещь.

– Нравится? – правильно истолковала Луша мой взгляд.

– Тебе очень идет, а в чем подвох?

– Как обычно. – Она повернулась. Один карман был не то чтобы порван, а прожжен.

– Кто-то очень умный положил в карман сигарету, забыв ее потушить, – прокомментировала я.

Луша покупает себе одежду и все вещи исключительно в секонд-хэнде, иначе на пенсию не прожить. Забыла сказать, что Луша – моя двоюродная бабка с отцовской стороны. Лет ей уже за семьдесят, но она всем говорит, что ей шестьдесят восемь. По паспорту звать ее Лукреция (!) Николаевна, но все называют просто Лушей.

Луша – мой личный код спасения 911, только у нее я могу найти полное понимание и помощь в любой критической ситуации. Сейчас как раз такой случай. Впрочем, неприятности со мной происходят довольно часто – такая уж, видно, я невезучая уродилась.

– Ой, Машка, – воскликнула Луша, – а я сразу и не заметила, что ты перекрасилась!

– Это шампунь оттеночный, скоро смоется, – вяло ответила я.

Для чего мне понадобилось перекрашиваться в рыжий цвет, сама не знаю. Захотелось, видите ли, поменять имидж, удивить Генку. Удивила, прямо скажем, я его не очень сильно, вот он меня удивил – это да! Но о грустном после.

Луша между тем рассмотрела сумку, потом перевела вопросительный взгляд на меня.

– Снова ты за старое? – спросила она без тени неудовольствия. – Опять ушла из дома?

– А если меня выгнали, – завелась я, – если они спят и видят, чтобы я вообще исчезла с горизонта окончательно и бесповоротно?

– Ты ошибаешься, – мягко сказала Луша, – сейчас ты расстроена и не можешь рассуждать здраво. Мы обязательно поговорим об этом, только когда ты успокоишься.

– Успокоишься тут, как же! – бубнила я. – Хорошо еще тебя дома застала, а то хоть на вокзале ночуй! Чаю выпьем? Я по дороге печенье купила...

– Чаю-то выпьем, – отозвалась Луша, – только рассиживаться некогда. Нам скоро уходить.

Мне никуда не хотелось тащиться в этот вечер. Хотелось сидеть дома, пить холодное сухое вино и жаловаться Луше на судьбу. Но не тут-то было! Моя тетка (забыла сказать, что Луша считает себя моей теткой, хотя на самом деле она была теткой моему покойному отцу, причем не родной, а двоюродной) – человек с активной жизненной позицией. Не подумайте, что она, как многие пенсионеры, просиживает вечера перед телевизором, причем смотрит исключительно политические ток-шоу и новости, а по утрам делится с соседками на лавочке своим мнением. Телевизор у Луши есть, но работает очень редко, потому что хозяйка редко сидит дома. Луша обожает ходить на всяческие встречи и презентации, на выставки и концерты. Она с приятельницами, такими же немолодыми дамами с активной жизненной позицией, откуда-то добывает билеты со скидкой и бесплатные приглашения. Обычно все время у Луши расписано по минутам, как будто она не бедная пенсионерка, а директор крупной фирмы. Вот и сейчас она нетерпеливо взглянула на часы и объяснила, что ее приятельница Валентина Леонтьевна, которая всю жизнь проработала распространителем театральных билетов, не утеряла профессиональных навыков, а скорее всего, у нее остались какие-то связи. Так вот, на сегодняшний вечер она выцарапала два приглашения на презентацию в Дом кино. Фильм очень скандальный, о нем много спорили в печати и поговаривают даже, что в Москве могут запретить премьеру.

– Ну уж, – усомнилась я, – чтобы в Москве да что-то запретили! Я тебя умоляю!

Луша не стала со мной спорить, но продолжала дальше, что Валюше не повезло, потому что именно сегодня ей подсунули внука. И никак нельзя было отвертеться. Так что билет пропадает. И тут как раз очень кстати подвернулась я. Так что все отлично, мы еще успеем попить чаю с моим печеньем и отправимся на презентацию.

– Отменяется, – устало вздохнула я, – мне нечего надеть на твою шикарную презентацию.

– Ну, я не думаю, что нужно прикинуться очень уж шикарно, – с сомнением заговорила Луша, – это же не прием для "новых русских"! Народ там будет всякий, надень костюмчик какой-нибудь.., проскочим.

– Нет у меня ничего!

Поскольку в голосе моем слышались слезы, Луша снова внимательно на меня посмотрела, потом раскрыла сумку и принялась выкладывать вещи на диван. Основную тяжесть сумке придавал кассетный магнитофон. Была там еще пара не новых кроссовок, джинсы и тапочки. А также шорты, несколько маек и еще купальник, тоже далеко не новый.

– Да уж, – пробормотала Луша, рассмотрев все это богатство, – ты что – отдыхать на турбазе собралась? Или сельским хозяйством заниматься? В таком бикини только грядки пропалывать, больше никуда не выйдешь!

– Я же говорила, – буркнула я и отвернулась.

Все приличные вещи остались у Генки. Но сейчас мне совсем не хотелось рассказывать Луше, как я пришла поздно ночью и застала в Генкиной квартире, в постели, которую до недавнего времени считала нашей общей, постороннюю белобрысую девицу.

Я сейчас работаю на выборах. То есть подрабатываю, вообще-то я заканчиваю институт. Ожидалась срочная работа – подсчеты, и я сказала Генке, что задержусь допоздна и останусь ночевать у подруги. Но мы закончили до закрытия метро, и я на свою беду решила ехать к нему. И приехала. И увидела. Место мое было занято, причем плотно – девица была не толстая, но высоченная, с дивана ноги торчали. Драться с ней я не стала – зачем? Генке я хотела надавать по морде, но сделать это не так просто – в нем росту метр девяносто, и весит он порядочно, еще сам мне плюх насовал бы... Я только разбила зеркало в прихожей и спустила в унитаз всю девкину косметику – сумочка ее стояла в прихожей. Косметика была жутко дорогая, девица орала на меня с дивана, прикрывшись простыней. Не могла же я в таких условиях собирать вещи, просто развернулась и ушла.

Конечно, нужно было сразу ехать прямиком к Луше, но уж больно далеко до нее от Генки добираться. Да у меня и денег на машину не оказалось. И я среди ночи завалилась в собственный дом, в квартиру, где я прописана, где живут моя мать и отчим.

Ночью они не стали скандалить, то есть дверь открыла мать, недовольно поджала губы, но ничего не сказала. Но зато утром, когда я выползла с больной головой на кухню, матушка высказала все, что она думает о таких несерьезных особах, каковой является ее единственная дочь. Коротко: я расхлябанная, несобранная, просто невозможная, не умею себя поставить, у меня не хватит целеустремленности, чтобы найти по окончании института приличную работу, не хватит ума, чтобы найти обеспеченного мужа, и не хватит терпения, чтобы этого самого мужа надолго удержать. Вот ведь был вполне приличный парень Гена, с квартирой и зарабатывал неплохо, но я со своим отвратительным характером умудрилась с ним поссориться. Нет бы свести все в шутку, так мне надо обязательно разругаться вдрызг и бежать ночью из его квартиры в чем есть.

Словом, нет ничего удивительного, что я, прослушав мамашин монолог, дико разозлилась и наговорила ей грубостей. Отчима дома не было, поэтому матушка тоже не осталась в долгу, мы орали друг на друга, как две торговки на рынке, после чего мне пришлось собрать кое-какие вещи и двигать к Луше. Все приличные тряпки я понемногу перетащила к Генке, у матери осталось одно старье.

Луша не стала теребить меня и требовать немедленно рассказать, что же со мной стряслось.

– Машка! Не куксись! – закричала она. – Немедленно возьми себя в руки. Сейчас вызовем Варвару и решим все проблемы!

Варвара – Лушина соседка по площадке. Работает она в какой-то благотворительной организации. Должность у нее очень хлебная – Варвара распределяет гуманитарную помощь. Причем сидит на одежде. Происходит это следующим образом.

В организацию приходит из Европы контейнер с одеждой. Варвара и ее помощницы эту одежду тщательно исследуют, выбирают сначала нужное себе, потом что похуже – своим родственникам, потом – близким знакомым, потом – знакомым родственников и родственникам знакомых. А уж то, что остается, идет одиноким пенсионерам и малоимущим семьям. Таким образом дома у Варвары скопилось ужасающее количество одежды – весьма приличной, но слегка поношенной. Бывают, кстати, и совсем новые вещи. Луша покупает у нее одежду без всяких угрызений совести – она тоже является одинокой малоимущей пенсионеркой. Я же обращаюсь к Варваре, только если нахожусь, по выражению подлеца Генки, в глубокой заднице, иными словами, когда куртка, к примеру, порвалась, а денег на новую нет и не предвидится.

Луша уже выскочила на лестницу и звонила к Варваре. Если бы той не оказалось дома, со мной не произошла бы та странная и опасная история, со мной многого бы не случилось, если бы Варвара отсутствовала. Но она была, выслушала Лушу, изъявила готовность помочь и даже просияла лицом.

К нам она ворвалась через три минуты.

– Машка, – орала она на бегу, – с тебя причитается! Вещь – умереть-уснуть! И проснуться в слезах! Нет, ну ты даже себе не представляешь, как тебе сказочно повезло!

Я все же находилась в некоторых сомнениях по поводу сказочного везения, и Варвара, увидев мою физиономию, тотчас рассвирепела:

– Нет, ну что за люди! От себя, можно сказать, эксклюзивную вещь отрываю, а она еще морду воротит!

– Ладно, – рассмеялась Луша, – давай сюда свою вещь. Мы на презентацию опоздаем!

Варвара вытряхнула из пакета костюм. На первый взгляд – обычный покрой: короткая прямая юбка и приталенный жакетик, цвет – зеленый.

– Под него – только топ! – категорически заявила Варвара. – Хоть топ у тебя есть?

Топ у меня нашелся, вполне подходящий. Сидел костюм отлично, просто как на меня сшит. Юбка облегала бедра, словно моя собственная зеленоватая шкурка, так что я даже почувствовала себя ненадолго Царевной-лягушкой.

Варвара застегнула жакет и отступила от меня на шаг, загораживая собой Лушино зеркало.

– Класс! – завопила она. – Цвет бутылочного стекла, между прочим, в этом сезоне модный.

– Ну уж ты скажешь, бутылочный, – усомнилась я, деликатно обходя Варвару и устраиваясь напротив зеркала, – скорее травянистый...

– Девочки, вы не понимаете! – авторитетно заявила Луша. – Это – цвет осенней травы. То есть зеленый, конечно, но не совсем. Весной-то трава яркая, а осенью вроде краски те же, но слегка поблекли. Так вот, костюм имеет цвет слегка пожухлой осенней травы, оч-чень благородный оттенок!

Мы с Варварой не могли не согласиться. Луша умеет назвать вещи своими именами. Если бы я оставалась блондинкой, то есть имела свой естественный цвет волос, вряд ли костюм подошел бы. Но сейчас рыжая шевелюра выгодно оттеняла зеленый костюм.

– Но, – закручинилась Варвара, – к нему обязательно нужен каблук. Ноги у Машки что надо, но без каблука костюм не наденешь! Слушай, у тебе что, кроме кроссовок, ничего нет?

Я только скрипнула зубами, вспомнив, сколько туфель осталось у Генки.

– А этой беде я помогу! – обрадовала Луша.

Она скрылась в шкафу почти с головой и вынырнула оттуда, держа в руках пару коричневых босоножек на очень высоком каблуке. Я примерила – размер подходил.

– Константин Михайлович принес, – посмеивалась Луша, – он в ночном клубе гардеробщиком работает. Это зимой еще кто-то у него оставил и не пришел за ними. Возьми, говорит, Луша, не пропадать же добру.., у меня-то никого нету... Вот и пригодились...

– Благодетельницы! – взвыла я.

Варвара умяла у нас еще полкоробки печенья, выпила две чашки чая и удалилась. Я едва успела наложить макияж и расчесать волосы.

***

Перед Домом кино паслось целое стадо "Мерседесов", джипов и прочих шикарных тачек. Мы с Лушей проскользнули мимо этого вопиющего безобразия, предъявили вахтеру свое приглашение и поползли на четвертый этаж, где расположены просмотровый зал, ресторан и холл, в котором тусуется вся здешняя публика и демонстрирует свои наряды в промежутках между кинопоказами.

Сейчас в этом холле яблоку негде было упасть. В толпе, среди "новых русских" с их незатейливыми подругами, мелькали лица, знакомые по телесериалам, и Луша то и дело дергала меня за рукав:

– Машка, смотри, это же Олег Хромоногов! А вон там, возле колонны, Дарья Толстомясова! Ой, а там, ты видишь, Кирилл Скелетов из "Криминального Екатеринбурга"!

Хотя, по моим наблюдениям, телевизор Луша смотрит крайне редко, она почему-то знает всех популярных актеров по именам и может узнать их в любом прикиде.

Я и сама – натура увлекающаяся, но Луша в этом смысле даст мне сто очков вперед. Можно подумать, что из нас двоих она – младшая. Но это я не со зла, а по мелкой вредности характера, вообще-то я ее люблю, можно сказать, она моя лучшая подруга, а про разницу в возрасте иногда можно вовсе забыть.

Прозвенел гонг, и народ потянулся в зал. Когда мы с Лушей подходили к самым дверям, за моей спиной кто-то негромко сказал:

– Юлька, а ты что здесь делаешь?

Естественно, я на эти слова никак не прореагировала, понимая, что они обращены не ко мне, и, только когда чья-то рука прикоснулась к моему плечу, удивленно обернулась.

Позади меня стояла шикарная длинноногая брюнетка, худая, как ручка от швабры, загорелая, как шоколадка "Баунти", и затянутая в сногсшибательное узкое красное платье без рукавов, но с высоким воротником. Лицо ее показалось мне смутно знакомым.

– Ой! – удивленно воскликнула брюнетка. – Извините, я обозналась...

Она окинула меня долгим взглядом и произнесла вполголоса, явно ни к кому не обращаясь:

– Этот костюм...

Я пожала плечами и устремилась за Лушей, которая успела вырваться далеко вперед.

На сцене стояла съемочная группа фильма – толстый одышливый режиссер с повадками юного жизнерадостного бегемота, худущий высоченный оператор в узких черных очках, как у "людей в черном", и исполнительницы двух главных женских ролей.

– Ты можешь представить, ей уже пятьдесят два года! – восторженно шептала Луша, указывая глазами на тоненькую девочку с длинными ресницами и трогательными голубыми глазами, исполнившую в этом фильме роль ученицы десятого класса.

– Не может быть!

– Точно тебе говорю, в журнале "Кто" напечатали ее биографию!

Режиссер сообщил зрителям, что его давно уже волнуют проблемы однополой любви в закрытых учебных заведениях для девочек и когда он наткнулся на сценарий "Нас не обломят", то немедленно решил снимать фильм. Правда, он долго не мог найти деньги на съемки, но наконец благодаря присутствующему в зале Толяну Вовановичу...

В первом ряду приподнялся здоровенный детина, напоминающий издали промышленный холодильник на полторы тонны мясопродуктов, и церемонно раскланялся.

– Какой обаятельный! – восхищенно прошептала непосредственная Луша.

После режиссера выступила та самая престарелая девочка. Она сообщила зрителям, что постельные сцены в фильме снимались без дублеров и без страховки и что с партнершей по картине у нее сложились прекрасные творческие отношения, которые постепенно переросли в настоящую женскую дружбу.

Наконец с торжественной частью было покончено, свет в зале погасили и начался фильм.

На мой взгляд, это была самая обыкновенная дешевая порнушка, и я даже почувствовала некоторую неловкость. Не подумайте, что я по жизни ханжа и никогда не видела ничего подобного, – я девушка вполне современная и прожила свои двадцать два года не на необитаемом острове. Однако всему свое место, и смотреть такие сцены в зале, полном народу, да еще рядом с собственной теткой как-то не вполне комфортно.

Хотя Луша-то как раз отрывалась по полной программе. Она не сводила глаз с экрана и шуршала фольгой – есть у нее такая детская привычка приносить в кино шоколад.

Отломив кусочек, она сунула его мне в руку, и, чтобы шоколад не растаял, я его съела, хотя под такое кино у меня совершенно не функционировало пищеварение.

Наконец фильм закончился, свет в зале зажгли, и публика снова потекла в холл – потусоваться в ожидании обещанного фуршета.

Увидев, что мои руки основательно перемазаны шоколадом, я покинула Лушу в холле – она как раз увидела какую-то сериальную актриску и застыла в молитвенном экстазе – и пошла на третий этаж, где в этом заведении расположены гардероб и туалеты.

Не успела я уединиться в кабинке, как дверь дамской комнаты хлопнула, раздались шаги и голоса.

– Ты видела – она притащилась сюда! – с испуганным возмущением проговорила одна дама, судя по голосу, прилично за пятьдесят.

– Это не она, – поспешно ответила вторая, скорее всего, та худая загорелая брюнетка в красном, которая окликнула меня перед входом в зал, – я сперва тоже удивилась, подошла к ней – а это какая-то совершенно незнакомая девка, вульгарный примитив.

На "вульгарный примитив" я обиделась и хотела выскочить и сказать все, что я думаю об этой обугленной глисте, но что-то меня остановило.

– Ты уверена? – недоверчиво переспросила первая собеседница. – Цвет волос и этот костюм...

– Совершенно уверена, – ответила загорелая глиста и что-то еще добавила, но остального я не расслышала, потому что рядом со мной спустили воду, и собеседницы тут же замолчали и поспешно вышли из дамской комнаты.

Я, рассерженная и заинтригованная, отмыла руки от шоколада и тоже вышла. Мне хотелось посмотреть, с кем разговаривала та шикарная брюнетка, но, когда я вышла в холл, ее не было видно в обозримых окрестностях.

Посреди холла возвышалось замечательное старинное зеркало в резной раме, и я не удержалась – подошла к нему, чтобы полюбоваться на свою умопомрачительную внешность.

Чудный блекло-зеленый цвет костюма изумительно сочетался с пышными рыжими волосами. Я поправила прическу небрежным жестом светской львицы, и вдруг мужской голос негромко произнес над самым моим ухом:

– Девушка, у вас кровь на пиджаке.

– Что? – Я вздрогнула и обернулась. Эти слова подействовали на меня как ушат холодной воды.

Рядом со мной стоял невысокий мрачный мужчина, похожий на композитора Раймонда Паулса в молодости. Он смотрел на меня в упор, и я как-то зябко поежилась под его взглядом. Казалось, он знает обо мне больше, чем я сама.

– Что? – растерянно и недовольно повторила я. – Какая кровь? Что вы выдумываете?

– Я ничего не выдумываю, – ответил он с каким-то легким медлительным акцентом, скорее всего прибалтийским, – когда вы подняли руку.., вот здесь, в этом месте... – он показал на своем пиджаке внутренний шов под мышкой. Я снова повернулась к зеркалу, подняла руку. Действительно, на пиджаке было небольшое темное пятно. Как мы с Лушей его не заметили? А этот, тоже мне, "Соколиный глаз", тут же углядел!

– С чего вы взяли, что это кровь? – недовольно спросила я прибалта. – Может быть, это варенье!

– Варенье? Под мышкой? – Он усмехнулся одним уголком рта, глаза его остались мрачными и какими-то тревожными. – Нет, девушка, это именно кровь, я по своей работе хорошо знаю, как выглядят пятна крови.

– Что это у вас за работа такая? – надменно осведомилась я. – Киллер, что ли?

Этот мрачный прибалт мне не слишком нравился и хотелось поставить его на место.

– Нет, не киллер, – ответил он совершенно серьезно, но тут его окликнула какая-то бесцветная, коротко стриженная белобрысая девица:

– Рейн, ты идешь или останешься здесь ночевать?

Он повернулся на голос этой белобрысой моли, а я скользнула в толпу: теперь, когда я увидела пятно на костюме да еще этот мрачный тип заявил, что это кровь, мне совершенно расхотелось блистать в свете, и я жаждала только одного – оказаться в Лушиной квартире и снять проклятый костюм.

Луша окончательно потерялась, и я решила не ждать ее, а добираться до дома самостоятельно. Вышла на улицу, быстро миновала скопление дорогущих иномарок возле входа и зацокала каблучками по фигурным плиткам, которыми вымощена Караванная улица.

И вдруг рядом со мной затормозил шикарный темно-зеленый "Мерседес". Дверь его распахнулась, и сильные мужские руки втянули меня в машину.

Я попыталась завопить, но мне тут же заткнули рот какой-то тряпкой. Тогда я принялась пинаться, пустила в ход ногти, изо всех сил боднула головой чей-то крепкий живот.

– У, стерва! – дернулся рядом со мной плечистый мужик, лица которого я не видела. – Она еще и царапается!

– Дай ты ей по башке, Жаба, чтобы успокоилась, – посоветовал второй голос, спереди, с водительского сиденья.

Я попыталась увернуться, удар пришелся не по голове, а по плечу, все равно было очень больно. Водитель "Мерседеса" повернулся к нам, я разглядела худое неприятное лицо с блекло-голубыми глазами. Он уставился на меня и удивленно воскликнул:

– Да это вообще не она! Кого ты подобрал?

– Как не она? – переспросил мой мучитель. – Видишь же, Сивый, и костюм, и волосы...

– Костюм и волосы, – передразнил водитель, – говорят тебе, не она! Выкинь эту куклу к чертовой матери!

– Точно не она? – В голосе того, кого назвали "благозвучным" именем Жаба, по-прежнему звучало недоверие.

– Я же сказал тебе – не она! И прекрати болтать лишнее, делай, что тебе сказали!

Сильная рука толкнула меня в бок, дверца машины распахнулась, и я вылетела наружу, со всего размаху приземлившись на мостовую.

Боль была ужасная. Я рассадила об асфальт колено, ушибла бок и локоть. Кое-как поднялась, убедившись, что переломов, кажется, нет, и заковыляла к тротуару, не дожидаясь, пока на меня наедет какой-нибудь поздний лихач.

Меня выбросили на набережной Фонтанки. Час был поздний, народу на улице – никого. С одной стороны, это было хорошо – я сейчас выглядела наверняка не лучшим образом, с другой – чья-нибудь помощь мне отнюдь не помешала бы. Хотя в наши дни на помощь прохожих лучше не рассчитывать...

Я подняла руку в надежде остановить "извозчика", но когда возле меня притормозили невзрачные бежевые "Жигули", водитель взглянул на меня и тут же рванул с места.

Хорошо же я, должно быть, выгляжу, если даже привычный ко всему питерский "бомбист" предпочел не иметь со мной дела!

Действительно, колено разбито и кровоточит, костюм перепачкан, а уж в каком виде лицо и волосы, я могла только догадываться. Впрочем, реакция частника, который припустил от меня, как черт от ладана, говорила о многом.

Тяжело вздохнув, я побрела пешком к Лушиному дому, проклиная высокие каблуки, преодолевая боль в колене и стараясь выбирать пустынные улицы, чтобы не пугать своим внешним видом поздних прохожих.

К счастью, от Караванной до Рубинштейна не очень далеко, и скоро я, поминая недобрым словом Лушину страсть к презентациям и дармовым фуршетам, карабкалась на ее шестой этаж.

Эта лестница была последним испытанием для моей больной ноги. Мне даже пришлось остановиться для передышки на уровне четвертого этажа, где стенные росписи подробно и с иллюстрациями знакомили жильцов и гостей дома с моральным обликом некоей Лены. Прочитав это красочное сообщение, я посочувствовала неизвестной Лене и поползла дальше.

На этот раз Луша открыла мне сразу же, как только я прикоснулась к кнопке звонка. Видимо, она стояла в прихожей.

– Где ты потерялась? – начала она, но тут разглядела, в каком я виде, и всплеснула руками. – Боже мой, Машка! Что с тобой стряслось? На тебя напали?

– Напали, – простонала я. – Луша, я падаю с ног! Давай сначала что-нибудь сделаем с моей ногой, а уже потом я тебе обо всем расскажу!

Луша захлопотала вокруг меня – помогла снять злополучный костюм, протерла разбитое колено перекисью водорода, залепила пластырем. Потом я забралась в тот закуток, который у нее в квартире считался ванной комнатой, и постояла под горячим душем. Эта процедура помогла мне хотя бы отчасти вернуть утраченное самоуважение, то есть, проще говоря, я снова стала человеком.

Когда я вышла из-под душа, мне хотелось только одного: спать. Луша увидела мои слипающиеся глаза и не стала приставать с расспросами. Она постелила мне на узеньком добродетельном подростковом диванчике, и, как только моя голова коснулась подушки, я провалилась в сон.

Снилась мне какая-то чудовищная белиберда, в которую вплелись события минувшего безумного вечера.

За мной гнался толстый одышливый режиссер с криком:

"Кровь, кровь! На твоей совести кровь! На твоем костюме кровь бедных десятиклассниц!"

У него вдруг выросли огромные кривые клыки, и он пытался вцепиться ими в мою шею, приговаривая:

"Может быть, это начало настоящей женской дружбы!"

Неожиданно за его спиной появился мрачный прибалт и прошептал:

"Да он вампир! Я это знаю по работе! Я охотник на вампиров!"

Проснулась я в холодном поту.

Луша, в своем нарядном халате, сидела за столиком и разговаривала с кем-то по телефону. Разговор был очень странный.

– Анголар, – громко и отчетливо произнесла она, – да.., да.., тенге.., инти.., донг.., манат.., лари.., кьят... Хорошо, давай дальше, что там... Абиджан... Антананариве... Порто-Ново... Либревиль... Масеру...

– Луша! – удивленно воскликнула я. – Ты что – шифровку передаешь? Ты что – шпионка?

– Ой, Машка, ты проснулась? – повернулась ко мне тетка и быстро сказала в трубку:

– Валюша, я тебе позже перезвоню!

– Что это ты такое говорила? – допытывалась я. – Что за абракадабра?

– Да это мы с Валечкой кроссворды разгадываем! – Луша улыбнулась. – Завтракать будешь?

– Конечно! – Я почувствовала, что готова съесть целого зажаренного слона или вчерашнего толстопузого режиссера.

Когда тетка сказала про кроссворды, я все поняла. У моей Луши, как я уже говорила, множество подруг, и они, кроме того, что ходят по презентациям и вернисажам, занимаются своеобразным бизнесом.

Они находят все газеты, в которых печатают кроссворды, совместными силами эти кроссворды решают и присылают в газету ответ. Первым правильно ответившим платят сто-двести рублей, и наши дамы на этот приз все вместе идут в какое-нибудь недорогое кафе.

Дело у них поставлено сугубо профессионально, каждая из подруг отвечает за какой-то определенный раздел знаний. Луша, например, помнит все столицы африканских государств и все национальные валюты, ее подруга Валечка – все оперы и балеты...

Каждый раз они посылают ответ под разными именами – то от Луши, то от Валечки, то от другой подруги, а приз проматывают сообща.

Честно говоря, я думала, что на такие деньги не разгуляешься, тем более втроем-вчетвером, но Луша как-то привела меня в свое любимое кафе на улице Чайковского, и я поразилась тому, какие в наше время еще встречаются низкие цены. Кстати, Луша считает, что разгадывать кроссворды полезно для здоровья – организм борется со склерозом, и вообще узнаешь массу полезных вещей. Ну, и бесполезных, естественно.

"Вот, например, мы с тобой сейчас идем по улице Чайковского, – сказала мне в тот раз Луша, – а ты знаешь, чьим именем она названа?"

"Луша, ты что – бредишь? – Я посмотрела на нее с испугом. – Сама же сказала – Чайковского!"

"А какого Чайковского?"

"Ну уж ты меня совсем за дуру держишь! – я даже обиделась. – Композитора, Петра Ильича.., он еще, говорят, голубой был..."

"А вот и нет! Эта улица названа именем Николая Васильевича Чайковского, революционера-народника... Здесь, в этом районе, все улицы были после революции названы именами революционеров – Каляева, Воинова, Петра Лаврова, Чайковского. Потом, когда стали возвращать дореволюционные названия, Каляева, Воинова и Петра Лаврова переименовали, а Чайковского не тронули, потому что в этой комиссии, как и ты, подумали, что улица названа в честь композитора, а против него новая власть ничего не имела..."

На мой взгляд, это – совершенно бесполезная информация, но Луша очень гордится такими познаниями. У нее вообще какая-то страсть к бесполезным вещам. Хотя я ее все равно люблю.

Кроме кроссвордов, Луша с подругами выискивает и разные другие конкурсы – например, в некоторых газетах бывает конкурс на лучший анекдот, так наши дамы и в нем участвуют и совершенно не стесняются посылать в газету неприличные анекдоты. Моя Луша, по-моему, вообще без комплексов. Один раз она поймала по радио программу известного шоумена Трахтенберга, который просил слушателей звонить ему на студию и рассказывать анекдоты, но не до конца. Если Трахтенберг не мог закончить анекдот, он ставил выигравшему ящик пива. Так моя Луша дозвонилась до него и рассказала в прямом эфире такой анекдот, что даже я покраснела! Интересно, что Трахтенберг концовки не знал, и Люся выиграла пиво. Поскольку она его не пьет, пиво досталось мне, и мы с Генкой неплохо погуляли.