Текст книги "Визит очумелой дамы"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

События развивались именно так, как мы их прогнозировали.

Римма приехала в сопровождении своего верного пса, она проверит документы, отдаст мне деньги – мы на людях, и вряд ли она в кафе решится применить силу. Но вот потом, когда я выйду из кафе с деньгами, ее партнер скорее всего подъедет ко мне и выхватит чемоданчик...

Такая версия казалась нам наиболее вероятной.

И пока все говорило за нее.

То, что в машине оказался именно Глухаренко, – это очень хорошо: Караваева простила ему вчерашний грубый прокол и взяла его на дело, значит, других людей у Риммы просто не осталось, и нам не придется ожидать внезапного удара в спину.

– Вы позволите? – раздался над моей головой нервный и неприязненный женский голос.

– Да, конечно, – я повернулась в сторону подошедшей и смогла полюбоваться Риммой Петровной Караваевой во всей ее красе.

До сих пор я видела ее трижды – один раз по телевизору, один раз почти в темноте, когда мы с Лушей удирали из благотворительного центра, и один раз издали – на литературном празднике в школе. Но только сейчас я смогла как следует разглядеть это чудо природы.

Надо сказать, в жизни безутешная вдова выглядела ничуть не хуже, чем на экране телевизора, – такое же холеное, ухоженное, надменное лицо.., правда, если хорошенько приглядеться, можно понять, что она вовсе не так молода, как кажется в первый момент. А если приглядеться еще лучше, то было видно, что ей уже хорошо за сорок.

Но это если приглядеться, а так она выглядела лет на двадцать семь – двадцать восемь.

На ней был изумительный бледно-бирюзовый шелковый брючный костюм, явно от хорошего парижского кутюрье.

Римма Петровна уселась напротив меня и положила к себе на колени вишневый кейс из мягкой тисненой кожи. Судя по тому, как нежно она прижимала кейс к себе, в нем находилось именно то, о чем я думала.

– Документы! – лаконично проговорила вдова.

– Минутку, – я помахала рукой официантке и заказала коктейль "клубничная Маргарита" – довольно вульгарное сладенькое пойло с текилой и клубничным соком радикального красного цвета.

– А вы, Римма Петровна, не хотите чего-нибудь выпить? – промурлыкала я голосом, таким же сладким, как мой коктейль.

– В такое время не пью, – отрезала Римма и повторила, явно начиная закипать:

– Документы!

– Да-да, конечно! – Я отставила бокал на край стола и вынула из своей сумочки плотный глянцевый лист завещания.

Римма молниеносно выхватила завещание у меня из рук и впилась в него горящим взглядом.

Глаза ее стремительно бегали по строчкам, потом она долго и внимательно изучала подписи и наконец посмотрела на меня:

– Так, теперь второй документ.

– Да? – переспросила я, протянув к ней руку.

– Что – да? – зло передразнила она. – Мы же говорили с вами. Мне нужен письменный отказ Елизаветы от наследства, только в этом случае я заплачу вам деньги!

– А зачем вам этот отказ? – спросила я, чтобы потянуть время и еще больше разозлить Караваеву.

– Вам-то что за дело! – вскинулась вдова и ударила ладонью по столу, так что мой коктейль едва не расплескался. – Что за дурацкие вопросы? Не будет отказа – не будет денег! Вы же.., ты же сказала, что сделаешь отказ, заставишь ее подписаться, что это твоя проблема! Или ты блефовала?

– Не волнуйтесь, Римма Петровна, – я усмехнулась краем рта, – я все сделала, как мы договорились. Но только, если вы хотите посмотреть на этот отказ, будьте любезны вернуть мне завещание! А то как бы вам не пришла в голову какая-нибудь неожиданная мысль...

– Ах ты... – Римма неожиданно рассмеялась, – думаешь, убегу с твоими бумажками? За кого ты меня принимаешь!

Я очень хорошо поняла, что Караваева имела в виду. То, что она запросто обманет меня, если понадобится, – в этом можно не сомневаться, а вот бегать от такой простушки, как я, ниже ее достоинства.

– Тем не менее, Римма Петровна, верните завещание! – твердо повторила я. – Вы за него пока не заплатили!

Римма скривилась, как будто откусила кусок лимона, и протянула мне глянцевый документ.

Я неторопливо убрала его в сумочку и достала оттуда вторую бумагу – нотариально заверенный официальный отказ от наследства, подписанный Елизаветой. Только сегодня утром мы оформили этот отказ у нотариуса на улице Восстания.

Римма Петровна занялась изучением документа, а я исподтишка взглянула в сторону сквера. Лиза, неузнаваемая в темных очках и яркой косынке, напряженно всматривалась во что-то, чего я не могла видеть. Перехватив мой взгляд, она чуть заметно покачала головой.

Это значило, что я должна еще потянуть время.

Римма Петровна подняла глаза от нотариального документа и с интересом уставилась на меня:

– Как тебе.., как вам удалось заставить ее подписать такую бумагу? Ведь Елизавета далеко не дура! Шлюха, мерзавка, но не дура!

Я не стала спорить с ней относительно Лизиных достоинств – в конце концов, она мне никто, не мать, не сестра и не подруга. Мне важно потянуть время.

– Я ее обманула, – взглянув на Римму, я плотоядно усмехнулась, – ей нужны были деньги, я ей их одолжила, но потребовала расписку. А вместо расписки подсунула этот отказ...

– И что же – она ничего не заметила?

– Дело техники, – я снова усмехнулась, – у каждой женщины есть свои маленькие секреты!

– Но ведь подпись нотариально заверена! – продолжала вдова.

– Нотариус – мой хороший знакомый, – объяснила я, – чего он только не заверял на своем веку! Когда дело касается одиноких старушек, на чьи квартиры находятся покупатели, начинаются такие дела.., так что заверить эту подпись – для него милое дело, просто как таблица умножения!

– Я вас недооценивала! – заявила Караваева с несомненным уважением и тут же хищно улыбнулась:

– Значит, кинули Лизку.., это приятно!

– Давайте перейдем к самой приятной части нашей встречи, – заявила я, – передайте мне ваш чемоданчик! Вы ознакомились с документами, я хочу посмотреть на деньги!

– Пожалуйста, – Римма огляделась по сторонам и передала мне под столом свой кейс.

Я расстегнула замки и приоткрыла чемоданчик.

Его аккуратно заполняли ровные пачки зеленоватых купюр.

Я запустила руку в глубину кейса и вытащила снизу одну пачку. Во всяком случае, это была не "кукла", вся пачка состояла из одинаковых приятно шуршащих банкнот одного достоинства. Я вытащила бумажку из самой середины и ощупала пальцами поверхность вокруг портрета – в свое время Генка учил меня определять подлинность баксов по шероховатости этой зоны.

Насколько я могла судить, деньги были настоящие.

– Что вы машете деньгами, – прошипела Караваева, перегнувшись через стол, – люди увидят!

– Да кто тут увидит-то! – дурашливо возразила я, оглядевшись по сторонам. – Все заняты собственными делами!

В нашу сторону действительно не смотрел никто из посетителей кафе.

Зато на меня смотрела Лиза, торопливо протирая носовым платком свои темные очки.

Это был условный сигнал, означавший, что произошло то, чего я дожидалась, мило болтая с мадам Караваевой.

Наступил "момент истины".

***

Двадцатью минутами раньше на столе у дежурного в Генеральном консульстве Германии зазвонил телефон.

– Здесь Вайсман, – ответил по немецкой традиции дисциплинированный молодой баварец.

В трубке зазвучал взволнованный женский голос.

Гельмут Вайсман довольно хорошо понимал по-русски, если собеседник говорил медленно и четко, но эту сбивчивую, торопливую речь он понял с большим трудом, и только после того, как неизвестная женщина повторила все третий раз, до него дошел ужасный смысл ее сообщения.

Женщина утверждала, что в переулке возле здания Генерального консульства остановился черный "Мерседес", номер такой-то, и что в нем находится огромное количество пластиковой взрывчатки и знаменитый международный террорист Карлос Самомучос, скрывающийся в данный момент под украинской фамилией Глухаренко.

– Назовите свое имя, фрау.., фройлен... – потребовал герр Вайсман, но неизвестная уже отсоединилась, и в трубке послышались короткие сигналы отбоя.

Вайсман ненадолго задумался.

С одной стороны, анонимный звонок не заслуживал полного доверия. Это могла быть просто провокация. Чья провокация и какова ее цель – неясно, но такой вариант нельзя исключать.

С другой стороны, если неизвестная сообщила правду, то необходимо немедленно принять меры, иначе последствия могут быть самыми ужасными и ответственность за эти последствия ляжет именно на него, Гельмута Вайсмана, в самом начале погубив его блестящую карьеру.

Не говоря уже о том, что в результате взрыва Вайсман может погибнуть, что тоже негативно скажется на его карьере.

Первым делом Вайсман включил на своем персональном мониторе изображение от видеокамеры, установленной на стене консульства в том самом переулке, о котором говорила неизвестная.

На экране был отчетливо виден черный "Мерседес", а увеличив изображение, Вайсман сумел различить его государственные номера, полностью соответствовавшие названным женщиной.

Дольше ждать было опасно, и Вайсман сообщил о звонке начальнику службы безопасности.

Начальник службы безопасности майор Кригер не умел колебаться. Он знал о разгуле международного терроризма, но самое главное – он знал инструкцию, которая предусматривала абсолютно любую ситуацию.

Как всегда и везде, майор Кригер поступил по инструкции.

Он связался с соответствующим отделом городского Управления внутренних дел и сообщил, что, согласно полученной им информации, международными террористами готовится теракт, направленный против российско-германских дружественных отношений, и подробно рассказал о черном "Мерседесе", пластиковой взрывчатке и знаменитом террористе Глухаренко.

Не назвал майор только источник своей информации, поскольку так повелевала инструкция.

Десять минут спустя в переулке возле консульства появились два невзрачных автомобиля с тонированными стеклами.

Дверцы их распахнулись, из машин высыпала толпа бравых ребят в камуфляже. Как стая волков набрасывается на захромавшего оленя, спецназовцы налетели на черный "Мерседес" и выволокли из него вяло сопротивляющегося директора фонда "Чарити".

Тот пытался оправдываться и доказывать, что он вполне законопослушный обыватель, но когда в его внутреннем кармане нашли паспорт на фамилию Глухаренко, значившуюся в сегодняшней ориентировке, а в заднем кармане брюк обнаружили пистолет бельгийского производства, всякие сомнения у командира опергруппы пропали, и он уже представил себе приятную процедуру присвоения очередного звания за успешно проведенную операцию по задержанию крупного международного террориста.

– Твой? – спросил он Глухаренко, ткнув ему под нос паспорт.

Тот удивился, чем не нравится спецназовцам самый обыкновенный российский документ, и кивнул:

– Мой.

Тем самым он подписал свой собственный приговор.

Глухаренко как следует накостыляли в профилактических целях, надели на него наручники и втолкнули в один из невзрачных автомобилей опергруппы. Прибывшие вместе со спецназом работники технической службы занялись осмотром "Мерседеса".

Увидев это небольшое происшествие, скучавшая на скамейке в сквере симпатичная девушка в темных очках и яркой шелковой косынке сняла свои очки и принялась протирать их кружевным платочком – видимо, чтобы лучше рассмотреть происходящее.

***

Наступил момент истины.

Я застегнула замки кейса и, возвращая Римме Петровне завещание, поднялась из-за стола:

– Да, с деньгами все в порядке. Вот ваши бумаги, мы в расчете.

Выпрямившись, я увидела, что Римма сжала лежавшую у нее на коленях плоскую коробочку вроде пейджера – должно быть, подала своему помощнику сигнал о начале следующей фазы операции. Одновременно она тоже стала подниматься, чтобы слегка придержать меня.

– Одну минутку... – проговорила она своим обычным, нервным и злым голосом.

– В чем дело? – осведомилась я и хорошо рассчитанным движением опрокинула на ее великолепный бирюзовый костюм свой бокал с коктейлем, к которому даже не притронулась.

На мой взгляд, пить "клубничную Маргариту" вообще нельзя – сочетание текилы с клубникой вызывает у меня самые неприятные ассоциации. Но зато цвет этого коктейля просто великолепен, а пятно, которое появилось на бирюзовом французском шелке, было просто выше всяческих похвал.

Римма Петровна, несмотря на свою уникальную деловую хватку, роднящую ее одновременно с коброй и пираньей, оставалась все-таки еще и женщиной. Поведение ее в этой ситуации было вполне предсказуемо.

Она неожиданно тонко завизжала и, забыв на какое-то время обо всем на свете, принялась оттирать свой костюм от отвратительного розового сиропа.

Я мило улыбнулась ей на прощание, быстро обошла ее, стараясь на всякий случай держаться подальше, и стремительно покинула кафе, напоследок крикнув официантке:

– Дама в бирюзовом костюме с пятном расплатится!

Лиза уже подъехала на скромных "Жигулях" военного пенсионера, который любезно дождался нас. Она распахнула дверцу машины и, как только я уселась на заднее сиденье, скомандовала водителю:

– Как можно дальше отсюда! И как можно быстрее!

Пенсионер попался понятливый, дважды повторять инструкции не пришлось.

Когда мы прилично отъехали от Фурштатской, Лиза поставила кейс на пол, наклонилась и открыла его.

– Ты чего? – Я испуганно смотрела в спину водителя.

Дядечка попался покладистый и нелюбопытный, правда, мы посулили ему хорошую плату, но зачем же так неосторожно открывать кейс в машине? Он может увидеть в зеркало содержимое кейса, и тогда кто знает, куда денется его покладистость? На вид он достаточно крепкий, слегка за пятьдесят – в общем мужчина в соку, как выражается Варвара.

Я дернула Лизу за рукав, тогда она приблизила губы к моему уху и зашептала:

– Я уезжаю, прямо сейчас, немедленно. Мне, знаешь, последних нескольких дней надолго хватило! Сколько раз убить пытались, да еще чуть не рехнулась, пока в Озерках в доме сидела...

Она потрогала тугие пачки денег, на лице ее появилось странное выражение. Мне это выражение очень не понравилось. Сказать по правде, сегодня, когда я внимательно рассмотрела Римму Петровну Караваеву, я поняла, что Лиза, как это ни странно, чем-то на нее похожа. То есть не внешне, конечно, но, несомненно, в Лизином характере и в Риммином есть общие черты. Впрочем, ничего странного нет, не зря их обеих выбрал покойный Караваев. Не тем будь помянут покойничек, но тот еще был жук, если верить словам Рейна, а ему мне хотелось верить. Словом, приходится признать, что со временем и при сопутствующих обстоятельствах из Лизы вполне могла бы получиться такая же стерва, как Римма. Иное дело – Юлька. Хоть мы и не были знакомы, все равно я уверена, что Юлька была совсем не такая, что помогать Лизе она стала в первую очередь ради дружбы.

– Вот значит как, – протянула я, – ты считаешь, что выполнила здесь все свои дела, и спокойно летишь в теплые края?

– Тебе не нужно знать, куда я лечу, – огрызнулась Лиза, – сейчас делим деньги и разбегаемся в стороны.

– А Юлька? – с горечью спросила я.

– Что – Юлька? – К чести Лизы в ее голосе я услышала боль. – Ее уж не вернешь. Родителей у нее нету, мать умерла совсем недавно, есть какие-то дальние родственники, так им ее квартиры хватит... Глухаренко теперь начнут таскать – мало не покажется! Пока отмажется, тут уж этот Рейн подоспеет со своими разоблачениями. Нам здесь больше делать нечего.

Я согласилась скрепя сердце: действительно, что мы можем сделать? Не идти же в милицию... Юлькиного тела никогда не найдут, Глухаренко ото всего отопрется...

Лиза снова повернулась ко мне и прошептала:

– Дай мне твою сумку!

– Зачем? – растерялась я.

– Не могу же я бегать с этим кейсом! Я себе отложу в твою торбочку половину капусты, с ней у меня будет самый обыкновенный вид, никто не привяжется!

– Ты, значит, не можешь с кейсом бегать, а я могу?

– Не заводись! Я прямо сейчас из города сматываюсь, а ты ведь, наверное, к тетке своей поедешь, там спокойно переложишь куда надо...

Я признала ее правоту и отдала свою довольно объемистую сумку.

– К Балтийскому вокзалу поезжайте, пожалуйста! – сказала Лиза водителю и принялась копошиться в кейсе, на ощупь отсчитывая свою половину денег.

Я не стала наблюдать за ней – при всех ее минусах девица она довольно честная.

Машина остановилась на площади у Балтийского вокзала. Думаю, что Лиза вряд ли собиралась ехать куда-то на поезде. Скорей всего она заметала следы. Ну, мне-то все равно.

– Ладно, – она выскочила из машины и махнула рукой, – не поминай лихом!

– Любовь без радости была, разлука будет без печали! – продекламировала я, провожая взглядом исчезающую в привокзальной толпе стройную фигурку с моей сумкой в руке.

– Что? – повернулся ко мне водитель.

– Нет, это я так, стихи вспомнила...

– А ехать-то теперь куда?

– Давайте теперь на улицу Рубинштейна.

Мы потащились по забитым машинами центральным улицам, то и дело попадая в пробки. Водитель оказался опытный, он умудрялся объезжать заторы – где по тротуару, где дворами, но все равно дорога заняла чуть не целый час. Но я уже не торопилась, все, что можно, уже было сделано.

Машина свернула на Рубинштейна и затормозила перед Лушиным домом.

– Большое вам спасибо, – улыбнулась я отставнику, – сейчас рассчитаемся...

И тут я замерла с раскрытым ртом.

У меня не было денег!

Я, не подумав, отдала свою сумку Лизе, а в ней лежал мой кошелек! И все мои деньги...

То есть у меня был полный кейс денег, сто пятьдесят тысяч долларов, но я совсем не хотела раскрывать его при водителе, вытаскивать из него банковскую упаковку, разрывать ее.., мало ли на какие мысли это наведет шофера! Хоть он и очень приличный с виду, но в наше время нельзя доверять внешности, за самой благопристойной личиной может скрываться настоящий злодей...

Насчет настоящего злодея я, пожалуй, переборщила, но все-таки не стоит вводить человека в искушение.

– Вы знаете, – я выдала жалкую, вымученную улыбку, – у меня, оказывается, нет денег.., подруга унесла кошелек...

Говорят же – правда всегда выглядит недостоверно, не правдоподобно, и если хочешь, чтобы тебе поверили, – лучше красиво соври. Во всяком случае, на отставника мои слова произвели самое скверное впечатление.

– Некрасиво, девушка, – сказал он очень неприязненно, – я пожилой человек, мне нужно зарабатывать на жизнь, а вы пытаетесь меня нагреть! Некрасиво и глупо. Что же вы, думаете, я молокосос какой-то, лох, которого можно так легко кинуть? Я третий год пассажиров вожу, всякого навидался! Замок у меня центральный, и пока не расплатитесь – из машины не выйдете. Стыдно!

– Но у меня правда нет денег! В этом доме моя тетя живет, я к ней поднимусь и принесу вам деньги, буквально через пять минут!

– Ага, а подъезд сквозной, ты в него войдешь – и поминай как звали! Нет, плати как договорились – двести рублей. Сто за дорогу, сто за ожидание.

– Но я же правду говорю, – в голосе у меня зазвучали слезы, – через пять минут принесу вам деньги!

– Тогда оставь свой чемоданчик, – водитель покосился на кейс, – принесешь деньги – заберешь его...

Такой вариант мне совсем не нравился. Заглянет дядечка в кейс – и все, мой адрес не дом и не улица.., сказано же – не надо лишний раз вводить человека в искушение...

Водитель не правильно истолковал мое молчание и окончательно рассердился:

– Говорю тебе, не на лоха напала! Плати, или в такое место завезу, из которого до вечера не выберешься!

– Дяденька, ну честно же вам говорю... – еще немного, и я действительно расплакалась бы: так все удачно складывалось, и вдруг из-за какой-то ерунды...

– Тоже мне, племянница нашлась! И не пробуй меня разжалобить, и не таких видал!

Короче, наши переговоры зашли в тупик, и высокие договаривающиеся стороны не могли найти консенсус.

И в этот момент я увидела Варвару.

Лушина соседка с грацией молодой бегемотихи приближалась к подъезду, увешанная многочисленными пакетами.

– Варвара! – закричала я в окно машины. – Тебя сам бог послал! Дай мне двести рублей с водителем рассчитаться! Я к Луше поднимусь и сразу тебе отдам!

– Это кто? – удивленно оглянулась Варвара. – Ой, Маш, ты, что ли? А чего это ты в машине сидишь?

– Да говорю же тебе, – я рассердилась на ее непонятливость, – с водителем не расплатиться! Дай двести рублей!

– Две-ести? – протянула она. – Ой, а у меня, наверное, нету.., я из магазина, ветчинки купила, сырку, колбаски копченой самую малость, печенья.., так что, наверное, нету...

Она перехватила пакеты одной рукой, вытащила кошелек и неловко порылась в нем, судя по выражению лица – безуспешно.

– Не, нету...

– Ну, может, ты сходишь наверх, от Луши принесешь? – попросила я умоляющим голосом.

– Это два раза на верхотуру карабкаться? – ужаснулась она.

Она подошла ближе к машине и заглянула с водительской стороны.

– Здрас-сте, – промурлыкала, разглядев бравого отставника, – а меня Варя зовут.

– Николай Иванович, – представился водитель, и в его довольно грубом голосе прозвучали непривычные взволнованные нотки.

– Маш, – предложила Варвара, не сводя глаз с Николая Ивановича, – а ты сходи сама наверх за деньгами, а я тут с водителем покуда посижу.., в качестве заложницы... – она мило засмеялась. – Как, Николай Иванович, вы не возражаете?

– Не возражаю, – лаконично ответил отставник, гостеприимно распахивая дверцу машины.

Я взлетела на шестой этаж одним махом и даже не запыхалась. Позвонила в дверь, и мне тут же открыли, как будто Луша поджидала меня прямо на пороге.

Она стояла передо мной с каким-то странным, растерянным выражением лица.

– Машенька, ты только не удивляйся.., и не пугайся.., но тебя здесь ждут.

У меня буквально подкосились ноги.

Первое, что пришло в голову, – это что Глухаренко удалось вырваться из когтей спецназа и он караулит меня, полный ярости и жажды мщения. Трясущимися руками я сунула кейс под вешалку, прикрыла каким-то тряпьем и вошла в комнату, от волнения споткнувшись на ступеньках.

На Лушином диване, прикрытом ярким покрывалом, расселся Генка.

– Господи! – Я перевела дух и прижала руки к сердцу. – Господи помилуй!

Генка принял вздох облегчения за вздох радости, он подумал, что я ужасно рада его видеть. Этот придурок встал с дивана, приосанился и шагнул ко мне с глупейшей улыбкой на лице.

– Машка! – громко сказал он. – Я пришел!

– Вижу, – я ловко уклонилась от его растопыренных рук и отпрыгнула в угол, – и за какой надобностью ты приперся, позволь спросить?

– Я.., вот... – улыбка медленно сползла с его лица, но от этого оно не стало казаться умнее, – я вот.., твоя мать сказала, что ты здесь, и адрес дала.

Все ясно, мамочка не теряет надежды свести нас снова, очевидно, ей очень не хочется, чтобы я заявилась к ним жить.

– Что тебе надо? – агрессивно спросила я Генку. – Зачем ты меня искал?

– Ты извини... – пробормотал он и отвернулся, – ну, извини за тот случай.., как-то так вышло...

– Само собой, – подсказала я, – как-то незаметно она в твоей постели материализовалась в голом виде...

Генка благоразумно промолчал, а я удивилась про себя, насколько мало меня сейчас волнует тот эпизод, из-за которого все и случилось. Ведь именно из-за Генкиной измены я пришла к Луше в тот вечер и надела чужой костюм, а с него-то все и началось. Обида улеглась, Генка мне теперь совершенно безразличен, а тряпок новых я скоро куплю себе сколько угодно.

– Вот что, дорогой, – сказала я по возможности твердо, – нам с тобой больше не по дороге. Не знаю, зачем ты меня искал, но ничего тебе здесь не обломится. Так что иди-ка ты отсюда по-хорошему и адрес этот забудь.

Не представляю, что там ему наговорила мамочка, но Генка моей отповеди не поверил. Он решил сменить тактику и поговорить со мной построже.

– Ты подумай хорошенько, – бубнил он, – мы же с тобой все-таки вместе больше года.., а это так, мелочи.., нельзя так сразу рвать.., не подумав...

В его речи слышались характерные мамочкины обороты, и я мгновенно озверела.

– Проваливай отсюда! – крикнула я. – Достал уже совсем!

Наконец он понял, что я не шучу, и двинулся к двери. Я забежала вперед и распахнула ее, чтобы он не вздумал задерживаться в прихожей. Очень мне не нравилось, что кейс с деньгами стоял на виду под вешалкой. Генка взялся за ручку двери, но напоследок решил доругаться.

– Все равно приползешь, никуда не денешься! – орал он. – Жить-то тебе негде! А я еще подумаю, пускать тебя обратно или нет!

– Ах ты! – Я замахнулась, но Луша в испуге схватила меня за руку.

И в это время на лестничной площадке появилась запыхавшаяся Варвара и с размаху опустила на голову Генке свой пакет из универсама. Пакет разорвался, колбаса и сосиски посыпались на пол. Генка, не получивший особенных повреждений, тем не менее в обалдении тоже сел на пол, почесывая затылок.

– Караул, – заорала Варвара, – сбежал! Сбежал из тюрьмы! Николай Иванович, в милицию звоните!

Она ворвалась в прихожую, и тут, разумеется, вишневый кейс вывалился из-под вешалки, раскрылся, и все бы обозрели его содержимое, если бы я не бросилась на него грудью и не заслонила своим телом, как Александр Матросов амбразуру вражеского дота. Со стороны это смотрелось, как будто я ни с того ни с сего тоже рухнула на пол.

– Машка, он тебя ударил? – тут же всполошилась Варвара. – Убивают!

– Да что случилось? – это в дверь заглядывал мой водитель.

– Луша, – простонала я, не делая попыток встать с кейса, – отдай человеку двести рублей, я ему должна, и ради бога, идите уже все отсюда!

Луша мигом распорядилась. Она выдала Николаю Ивановичу двести рублей с извинениями, Генку легонько пихнула в бок, а когда он встал, молча указала на дверь. Варвара выскочила сама, ее больше интересовал Николай Иванович, чем мое самочувствие. И только когда двери были заперты на все замки, я поднялась на ноги.

– Ну и ну! – Луша только покачала головой, глядя на деньги. – Что же это?

Мы перетащили кейс в комнату, и я рассказала Луше все про то, как мы с Лизой задумали обыграть Римму и как у нас это получилось. Тетка только головой трясла и глаза таращила, потому что утром я ничего ей не сказала, просто взяла завещание, чтобы отдать его Лизе, и ушла. Иначе она увязалась бы за мной, а этого ни в коем случае нельзя было допустить.

– Машка, деньги надо спрятать! – заговорила Луша. – Виданное ли дело – сто пятьдесят тысяч долларов валяются на полу в прихожей!

– И куда ты их спрячешь? Снова за портрет Пришвина? – возмутилась я. – Говорила – "надежное место, никто не тронет! С пятьдесят девятого года пыль не вытирали!" Унесли портрет из-под носа!

– Не ворчи, – отмахнулась Луша, – деньги спрячу здесь, в квартире. Я к твоему сведению, всю жизнь здесь живу, и такой тайник у меня есть, еще от царского режима остался! Дому-то больше ста лет, никакие воры тот тайник не найдут!

– А тогда зачем мы с Пришвиным заморачивались? – вскипела я.

– Чтобы никто на нас не подумал! – последовал невозмутимый ответ.

Обожаю свою тетку!

На следующее утро я проснулась рано. За ночь в голове немножко улеглись все умопомрачительные события, и теперь я была в состоянии думать о них спокойно. А что, в самом деле? Ну, влипла в историю с бандитами, сумела выйти из нее не только без потерь, но еще и с прибылью. Теперь заразе Римме не подняться, Лиза точно сказала. Конечно, по миру она не пойдет и на паперти стоять не будет, но все заботы у нее сейчас будут только о том, как сохранить оставшееся и заработать на будущее. Жить экономно она не умеет, это ведь не Луша. Так что очень скоро начнет продавать квартиру, виллу и что там еще у нее осталось? Думаю, что драгоценности, машину и еще кое-что она продала, чтобы достать триста тысяч для нас с Лизой. Правда, у нее есть вклады в заграничных банках и вилла в окрестностях Барселоны.

Что ж, подытожила я, у меня есть сто пятьдесят тысяч долларов. Сумма неслыханная для меня и для всех моих знакомых. Впрочем, им знать про это необязательно. И что я сделаю? Прежде всего куплю квартиру. Здесь, в центре, чтобы недалеко от Луши, за теткой нужно присматривать. Отделаю и обставлю квартиру по своему вкусу и как же хорошо заживу одна! До сих пор все говорили, что у меня неуживчивый характер, ну что ж, теперь не с кем будет уживаться, и характер исправится, я уверена. Какое это счастье – устраивать жизнь только по собственному вкусу! Впрочем, что это я говорю, жить мы будем, конечно же, вдвоем с Кэсси. Вот она рядом со мной громко мурлычет в подушку. Я поцеловала киску в пушистую щечку, она в ответ, не открывая глаз, потрогала меня мягкой лапкой. Куплю ей все самое лучшее – новый домик, подушечку, шампуни там всякие... Раз кошка привыкла жить в комфорте, я не могу опускать планку.

С такими приятными мыслями я поднялась с дивана и отправилась на кухню готовить завтрак. Оказалось, что Луша должна срочно уйти к своей подруге Валентине по кроссвордным делам, так что мы с Кэсси были предоставлены самим себе. И я, разумеется, решила пройтись по магазинам, а то безобразие, в самом деле, теперь я обеспеченная женщина, а одета как бомж, у Варвары побираюсь. Я сердечно простилась с Кэсси и отправилась за покупками.

После долгого хождения по магазинам я сделала два вывода. Во-первых, персонал в наших магазинах отвратительно воспитан. То есть хамство кругом несусветное. Продавщицы, увидев мои потертые джинсы, пренебрежительно пожимали плечами и отворачивались. Они думали, что я пришла в магазин просто так, посмотреть. Как будто в их лавках было на что смотреть!

Разумеется, это не касается очень дорогих магазинов. Там персонал вышколен, и, кроме того, они все физиономисты. То есть, глядя на меня, продавцы сразу видели, что я пришла покупать, а не просто глазеть. Но второй вывод я сделала о том, что в магазинах этих одежда безумно дорогая и выбора в общем-то маловато. Тем не менее я все же купила оливковые брючки – меня привлекло то, что они отлично сидят, а к ним – несколько блузок и одну, зеленоватую, надела сразу. Свои джинсы я выбросила прямо в магазине, потом в соседнем отделе подобрала к брюкам открытые босоножки и ощутила наконец себя нормальным человеком.

Все же пакетов набралось достаточно, и я, слегка утомившись, решила заскочить выпить кофе и передохнуть.

Я задержалась в дверях, пропуская выходящих, и тут вдруг меня толкнули, пакеты посыпались из рук, и я с изумлением увидела, как какой-то подросток улепетывает, держа в руках мою сумочку.

– Ах ты, мерзавец! – Нечего было и думать догнать его с таким количеством пакетов.

Я вскрикнула, и какой-то мужчина, идущий навстречу, совершенно неожиданно схватил паршивца за руку и вырвал у него сумку. Мальчишка крутанулся, наступил мужчине на ногу, тот отпустил его, и паршивец исчез, как будто его не было.

– Простите, – сказал мужчина, подходя и отдавая мне сумку, – удрал, негодяй...

– Да бог с ним, – я махнула рукой, – не стану же я с милицией заводиться! Тем более что сумку вы у него отняли.