Текст книги "Визит очумелой дамы"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Я вспомнила ту кошмарную ночь, когда я с Лушиной помощью проникла в благотворительный центр, вспомнила, как мы прятались в стенном шкафу, как убегали потом через окно...

Короче, за дверью стоял директор "Чарити" Глухаренке – Привет, девочки! – весело сказал красномордый здоровяк. – Вот удача так удача! Я даже не надеялся на такое везение! Обе мышки дружно прибежали в мышеловку!

– Бежим! – взвизгнула Лиза и кинулась к двери.

– Куда?! – рявкнул Глухаренко, и в ту же секунду в его руке возник огромный черный пистолет с навинченным на его ствол металлическим цилиндром. По многочисленным кинобоевикам я знала, что так выглядит глушитель. И действительно, раздался еле слышный хлопок, как будто из винной бутылки выскочила пробка, и на входной двери квартиры появилось огромное пулевое отверстие.

Лиза охнула и отскочила от двери. Губы ее задергались, и я поняла, что сейчас у нее начнется настоящая истерика. Шагнув к Лизе, я встряхнула ее за плечи и сказала:

– Соберись! Не до истерик сейчас!

А на ухо, гораздо тише, добавила:

– Он один, как-нибудь с ним справимся!

Глухаренко приблизился к нам, демонстративно покачивая пистолетом, и с ухмылкой произнес:

– Правильно, истерика мне сейчас совершенно ни к чему, и вам она нисколько не поможет. Я не таких обламывал!

– Что я слышу? – воскликнула я с наигранным возмущением. – Солидный человек, уважаемый бизнесмен, директор крупного благотворительного фонда, а разговариваете и ведете себя, как самый обыкновенный уголовник! Если бы вас сейчас видели акционеры "Чарити"! Пистолет с глушителем, лицо разбойничье, и эти угрозы в адрес беспомощных девушек! Да вас немедленно сняли бы с должности!

– Не смеши мои тапочки! – осклабился Глухаренко. – Тоже мне, беспомощные девушки! А эти акционеры, если хочешь знать, только больше зауважали бы меня! Они сами через одного – настоящие бандиты!

– Бандиты? – недоверчиво переспросила я. – Для чего же они занимаются благотворительностью?

– Ой, не могу, – Глухаренко захохотал, как будто я рассказала ему отличный анекдот, – уморила! Благотворительностью! Да в этом фонде под маркой благотворительности такие дела делаются! Ладно, разболтался я тут с вами, а надо делом заниматься! – Он обошел нас, стараясь держать безопасную дистанцию, и указал стволом пистолета в направлении комнаты:

– Проходите туда, быстро! И чтобы без фокусов!

Лиза совершенно скисла. Она двинулась в комнату, вяло переставляя ноги, как заводная кукла, глаза ее потухли. Видимо, перенесенных волнений оказалось для нее слишком много.

Как неживая, она плюхнулась в кресло и уставилась перед собой немигающим взглядом. Я опустилась на самый краешек неудобного стула, так чтобы в случае чего легче было быстро вскочить на ноги.

– Ну что, девчонки, жить хотите? – жизнерадостно спросил Глухаренко, встав напротив нас. Таким тоном разбитные водители возле вокзала или аэропорта предлагают услуги такси за немыслимую цену. Только, боюсь, в нашем случае цена была еще выше.

– Вопрос риторический, – отозвалась я, – жить хотят все. Говори, что тебе от нас надо?

– А то ты не знаешь! – снова осклабился этот смешливый тип. – Завещание! Отдадите завещание – будете жить!

– А по-моему, наоборот, – возразила я, – как только вы с Риммой получите завещание, мы вам уже больше не понадобимся, и вы нас тут же спишете... Куда ты пристроил тело Юли? Бетоном залил или закопал под фундаментом нового дома?

– Много будешь знать – скоро состаришься! – прошипел Глухаренко, но улыбка с его лица сползла. – Хотя я думаю, что старость тебе не угрожает! Вряд ли ты с таким характером долго проживешь!

– Ангельский характер – мое единственное достояние, – огрызнулась я.

– Ладно, некогда тут базар разводить! – рявкнул он. – Немедленно говори, где завещание! Иначе не только тебе будет плохо! Твоя тетка в наших руках, так что тебе решать, как мы с ней обойдемся! Старые люди обычно очень плохо переносят боль!

– Ах ты, сволочь уголовная! – вскрикнула я.

Но отчасти мои эмоции были наигранны. Я ему не поверила.

Если бы Луша попала к ним в руки, то он не спрашивал бы про завещание. Я помнила знак, который подала мне Луша в школе. Завещание явно находилось у нее. Значит, либо она успела его перепрятать, либо и сама благополучно улизнула, то есть Глухаренко блефует.

Однако мне нельзя показывать, что я не верю ему. Когда один игрок блефует, а другой разгадал его блеф, самое правильное для этого второго игрока – делать вид, что он верит блефующему и серьезно напуган.

– Ты, скотина красномордая, Луша тут совершенно ни при чем! Она вообще никакого отношения не имеет к делу! Отпустите ее!

– Луша? – удивленно спросил Глухаренко. – Кто такая Луша? Еще Луши мне не хватало, и так одни бабы вокруг!

– Это тетку мою зовут Луша, – пояснила я, – отпустите ее по-хорошему! Ей уже больше семидесяти лет! У нее слабое сердце!

– Все в твоих руках, – этот жирный скот пожал плечами, – отдашь нам завещание – получишь свою Лушу в целости и сохранности, а нет – пеняй на себя!

– Ладно, – я тяжело вздохнула, – так и быть, отдам тебе это дурацкое завещание.., в конце концов, мне-то оно зачем? Это ей, – я покосилась на поникшую Лизу, – по завещанию миллионы светят, а мне-то с него хвоста собачьего не выгорит.., ладно, пошли!

Я поднялась со стула, но в это мгновение Лиза, сбросив свое непонятное оцепенение, тоже вскочила и бросилась на Глухаренко, как разъяренная тигрица.

Я тоже прыгнула к нему, целя ногтями в глаза, но он оказался удивительно ловок для своей комплекции. Отступив чуть в сторону, он ударил Лизу рукояткой пистолета по голове, так что она рухнула на пол как подкошенная. Ствол этого же пистолета, украшенный глушителем, в ту же секунду уперся мне в живот.

– Я предупреждал, – злобно прошипел красномордый, – повторять не буду! Прострелю печень и оставлю здесь подыхать!

– Не прошло – и ладно, – спокойно ответила я, – сказала же – пойдем, я отдам завещание!

– Ну, пошли, – в голосе его по-прежнему звучало недоверие, – только сперва подружку свою свяжи покрепче, чтобы от нее никаких сюрпризов не было!

Он кинул мне моток скотча и велел замотать Лизе руки и ноги. Я постаралась сделать это так, чтобы она смогла освободиться, когда придет в себя, хотя Глухаренко внимательно следил за мной.

– Все, пошли, – скомандовал он, подталкивая меня к двери стволом пистолета, – это даже хорошо, что она отключилась, одну тебя мне будет легче контролировать, а за ней я потом еще вернусь. Она, к сожалению, нужна живой, чтобы документы подписать!

Глухаренко открыл дверь квартиры, крепко ухватил меня под локоть и тихо проговорил:

– И без глупостей! Если только дернешься – тут же стреляю!

Я почувствовала боком металлический холод пистолета, который он спрятал в карман, направив ствол на меня.

Мы медленно спускались по лестнице, красномордый обнимал меня, тесно прижав к себе, и со стороны нас можно было принять за влюбленную пару. Хотя, конечно, соседство с этим мордатым грубияном было для меня чрезвычайно оскорбительно.

Уже подходя к первому этажу, я увидела какого-то человека, возившегося с замком почтового ящика. Полноватый, седоватый, сильно ссутулившийся, он казался на первый взгляд немолодым и неловким, однако, подойдя ближе, я заметила, что седина у него только на висках, и тут же узнала эти седые виски и эту плотную, массивную фигуру...

Когда мы поравнялись с ним, он неожиданно распрямился, повернулся в нашу сторону и мощным, молниеносным движением левой руки ударил Глухаренко в челюсть. Голова директора "Чарити" мотнулась назад, как у старой тряпичной куклы, и он со всего маху обрушился на грязные ступеньки лестницы.

– Нокаут, – констатировала я, – чистая победа.

– Да, – согласился прибалт, – до десяти можно не считать. Но до двух.., вас ведь было двое! Где ваша подруга?

– Лиза? – переспросила я, лихорадочно раздумывая.

Этот сдержанный немногословный джентльмен с седыми висками последнее время слишком часто попадается на моей дороге. Что выглядит несколько подозрительно. Но с другой стороны – при каждой нашей встрече он умудряется вытащить меня из очередной передряги, что явно говорит в его пользу...

– Ну что, вы так и не решили, можно ли мне доверять? – Прибалт как будто читал мои мысли. – Ладно, вы пока думайте и заодно последите за входом в подъезд, если сюда кто-нибудь зайдет, свистните. Надеюсь, вы умеете свистеть? И очень прошу вас, не удирайте снова, как при каждой нашей встрече, мне уже надоело снова вас разыскивать!

– Короче, вы предлагаете мне постоять на шухере? А вы что, собираетесь делать что-то противозаконное?

– Я собираюсь на какое-то время обезвредить вашего красномордого друга, – ответил он в своей обычной медлительной манере, одновременно ловко обшаривая карманы Глухаренко.

Я замечала, что часто встречаются люди, которые вечно торопятся, суетятся, спешат – и при этом ничего не успевают, всюду опаздывают. И, наоборот, есть такие, которые на первый взгляд кажутся ленивыми, медлительными, неторопливыми – но все делают вовремя, всюду успевают, первыми оказываются у цели... Именно к такой категории относился этот симпатичный прибалтийский джентльмен. Он производил впечатление медлительного лентяя, но все у него получалось быстро и ловко. Спрятав к себе в карман пистолет Глухаренко, он одним движением завел его руки за спину и ловко связал их. Затем он крепко связал вместе шнурки на его ботинках, поднял тяжеленного мужика легко, как пушинку, и взвалил его на свое плечо. При этом Глухаренко тихо застонал, но глаз не открыл.

Наблюдая за тем, как прибалт "упаковывает" директора "Чарити", я заметила, что из кармана у того выпал небольшой, матово блеснувший в тусклом лестничном освещении предмет.

Подчиняясь неосознанному импульсу, я подвинулась поближе и, когда прибалт со своей бесчувственной ношей спустился вниз по лестнице, незаметно подобрала потерю.

Это был новенький мобильный телефон "Самсунг" одной из последних моделей.

Прибалт отнес связанного Глухаренко на нижнюю площадку лестницы, где имелась невзрачная дверь с загадочной надписью "элеваторный пункт". Легко отворив ногой эту дверь, он втолкнул не подающего признаков жизни злодея в темную каморку, захлопнул дверь и повесил на нее ржавый замок.

– Он там не помрет? – обеспокоенно спросила я. Прибалт взглянул на меня с искренним интересом и неторопливо покачал головой:

– Не-ет, не помрет. Он очень сильный мужчина. Но вот время, конечно, потеряет. Так что нам лучше не очень здесь задерживаться. И вам не стоит снова убегать от меня.

Опять этот загадочный тип прочитал мои мысли. Я как раз прикидывала, стоит ли мне сбежать, как я это уже несколько раз проделывала, и подумала, что не стоит – все равно без толку, а главное – наверху лежит связанная и оглушенная Лиза, и бросить ее в таком состоянии я не могу, несмотря на все наши разногласия и очевидное несходство характеров.

Так что я высокомерно вздернула голову и гордо произнесла:

– Да у меня и в мыслях ничего подобного не было!

– Тогда, может быть, заберем Лизу и уедем?

Я решительно кивнула и зашагала вверх по лестнице.

Лиза лежала в том же положении, в каком мы оставили ее несколько минут назад. Прибалт внимательно посмотрел на нее, потрогал двумя пальцами шею – видимо, проверил пульс, удовлетворенно кивнул и негромко сказал:

– Ничего, она в порядке!

Затем он достал из кармана маленький стеклянный пузырек, отвинтил пробку и поднес к Лизиному лицу.

В комнате резко запахло нашатырем, Лиза дернулась, глубоко вздохнула и открыла глаза.

– Здравствуйте, – спокойно поздоровался прибалт, как будто они встретились в гостиничном коридоре.

– Опять он! – в растерянности вскрикнула Лиза и снова прикрыла глаза, как будто надеялась, что мужчина исчезнет.

– Не бойтесь, – прибалт, судя по всему, и не думал исчезать, – не бойтесь, Лиза, меня зовут Рейн.

Можно подумать, что это имя почему-то должно вызвать наше доверие и убедить в его добрых намерениях!

– И чего вы от меня хотите? – осведомилась Лиза, осторожно приоткрыв один глаз.

– Для начала я хочу вас развязать, но при этом очень надеюсь, что вы не попытаетесь тут же убежать. Прежде мне хотелось бы поговорить с вами. Уверяю вас, это в наших общих интересах!

– Ну ладно, поговорить можно, – милостиво согласилась Лиза, – только развяжите меня скорее, а то все болит!

– И еще, я очень надеюсь, что вы не будете царапаться, – добавил Рейн, осторожно распутывая Лизины руки.

Он освободил ее, помог подняться на ноги.

Когда она растерла руки и пришла в себя, Рейн взглянул на часы и настороженно произнес:

– Конечно, я понимаю, что вы устали и много перенесли за последнее время, но думаю, что нам не следует оставаться в этой квартире. Господин Глухаренко наверняка уже пришел в себя, да и кроме него у вас найдутся недоброжелатели, так что я предлагаю уехать отсюда.

– Что там насчет Глухаренко? – заинтересовалась Лиза.

– Потом объясним, – отмахнулась я, – Рейн прав, нам лучше отсюда поскорее уехать.

– Я смотрю, вы тут спелись, пока я была без сознания! – недовольным голосом констатировала Лиза.

Я не стала напоминать ей, что мы ее все-таки освободили, – дискуссия могла бы затянуться. Лиза смирилась, собрала те вещи и деньги, за которыми она приезжала, и мы поспешно покинули ее квартиру.

Проходя мимо обшарпанной двери с надписью "элеваторный пункт", я услышала за ней подозрительную возню. Мы с Рейном переглянулись и прибавили шагу.

На улице нас ждала светло-зеленая "Нексия".

Я вспомнила полную приключений ночь, когда мы с Лушей, как две прирожденные шпионки, проникли в благотворительный центр, вспомнила, как нас едва не сбила черная машина и как спасла нас точно такая зеленая иномарка... С новым интересом взглянула я на Рейна, но он моего взгляда не заметил – или сделал вид, что не заметил.

Мы сели в машину и отъехали подальше от Лизиного дома.

Достаточно удалившись от него и изрядно попетляв, Рейн свернул в тихий переулок и затормозил возле тротуара. Затем он развернулся к нам и в своей обычной медлительной манере заявил:

– Ну, теперь давайте поговорим. У нас накопилось друг к другу достаточно много вопросов.

У нас-то с Лизой точно накопились к нему вопросы.

Короче, как настоящий джентльмен, Рейн первым удовлетворил наше любопытство.

Начал он с того, что коротко рассказал о себе.

Зовут его Рейн Юкскула, он действительно эстонец, но живет в Швеции и имеет шведское гражданство. Работает в крупной международной организации, занимающейся во всем мире гуманитарными и благотворительными программами. По роду своей работы Рейну часто приходилось ездить в разные страны, где осуществлялись гуманитарные проекты. Он бывал в Сомали, в Эритрее, в Афганистане, в Кампучии и в других странах так называемого третьего мира и занимался в основном тем, что проверял, насколько эффективно работают программы, доходит ли гуманитарная помощь до тех, кому предназначена, – до голодающих детей, бедняков и инвалидов, не разворовывают ли средства чиновники и местная знать. В общем, можно сказать, что в своей организации он играл роль то ли инспектора, то ли ревизора, то ли детектива и следователя в одном лице.

В России постоянным партнером международного фонда была известная нам организация "Чарити", совмещавшая как благотворительные, так и коммерческие функции. При создании фонда "Чарити" имелось в виду, что его обширная коммерческая деятельность будет содействовать выполнению гуманитарных программ, то есть доходы, за небольшим исключением, будут использоваться на оказание помощи неимущим старикам и инвалидам. В связи с этим фонд "Чарити" пользовался очень большими налоговыми льготами, а международная организация, в которой работал Рейн, оказывала фонду постоянную финансовую помощь и всячески содействовала его коммерческой деятельности.

Все было хорошо, пока неожиданно из России не поступило анонимное сообщение, что "Чарити" под прикрытием благотворительности занимается не только коммерцией, но и криминальным бизнесом и отмыванием денег.

Хотя к любой анонимной информации во всем мире относятся с недоверием, руководство международной организации командировало Рейна в Россию, чтобы он на месте проверил, соответствует ли действительности сообщение неизвестного информатора.

Прибыв на место, Рейн столкнулся не только с явными нарушениями устава общества и принципов гуманитарной деятельности, но и с совершенно бандитскими способами ведения дел.

Он сообщил своему непосредственному начальству в Швеции о результатах проверки, и там приняли решение запретить фонду "Чарити" гуманитарную деятельность, что в соответствии с уставом фонда было равнозначно его закрытию.

Мы с Лизой переглянулись.

Выходит, этот злосчастный фонд, из-за которого творятся жуткие дела, из-за которого мы рисковали жизнью, а Юля погибла, фонд, из-за которого Римма Караваева готова на любое преступление, больше не существует, доля покойного Сергея Александровича не стоит ни копейки, а Лизино завещание – дешевле бумаги, на которой оно напечатано?

– Ну и дела, – разочарованно протянула Лиза, – вот блин! Все зря!

– Подожди, подруга, – негромко сказала я ей, выразительно покосившись на Рейна.

У меня возникла неожиданная и очень перспективная дебютная идея, как сказал бы великий Остап Бендер.

Фонд закрыт, но Римма Караваева пока об этом не знает. Она по-прежнему охотится за Лизой и ее завещанием. Значит, если предложить ей сделку на таких условиях, которые покажутся ей выгодными, она может согласиться. Из нее можно вытрясти очень неплохие деньги. Важно только провернуть все достаточно быстро, пока она не узнала о ликвидации фонда.

И не стоит посвящать в этот план Рейна. Я по его глазам видела, что медлительный симпатичный прибалт патологически честен и ни за что не согласится участвовать в нашей маленькой афере или даже просто молча наблюдать за ней.

Конечно, честность – замечательное качество, и в Рейне оно мне нравилось, но уж очень хотелось отплатить Римме Петровне за все хорошее. А если при этом удастся немного заработать – так почему бы и нет?

– Рейн, – обратилась я к нему таким тоном, каким, должно быть, светская дама обращается на дипломатическом приеме к бразильскому посланнику, – Рейн, вы не могли бы отвезти нас на улицу Рубинштейна?

– К вашей тете? – Он бросил на меня подозрительный взгляд. – А вы уверены, что там безопасно? Не ждет ли вас в ее квартире засада?

– Думаю, что не ждет. Жабу и Сивого вы благополучно обезвредили в Озерках, господин Глухаренко тоскует в подвале Лизиного дома, а сама Римма Петровна вряд ли станет действовать в одиночку, она для этого слишком высоко себя ценит, у нее обязательно кто-то должен быть на подхвате. Кроме того, мне обязательно нужно увидеться с Лушей, убедиться, что с ней все в порядке.

– Ну ладно, – подозрительности в голосе Рейна не убавилось, но, похоже, ему волей-неволей пришлось поверить в мои родственные чувства, – мне все равно нужно сделать кое-какие дела. Вот вам номер моего мобильного, если что – звоните.

Он протянул мне матовый картонный прямоугольник с отпечатанным на нем номером телефона и перевел глаза на дорогу.

***

Через пятнадцать минут мы с Лизой поднимались по крутой и грязной Лушиной лестнице.

– Ну, что ты такое задумала? – окликнула меня Лиза между вторым и третьим этажами.

Я остановилась и повернулась к ней лицом.

– Что дорого стоит? – спросила я ее загадочным голосом.

– Что-что.., мы с тобой в школе? Что еще за загадки?

– Дорого стоит, – ответила я на свой собственный вопрос, – то, за что готовы платить!

– Ну? – лаконично отреагировала Лиза на это откровение.

– Римма готова заплатить за завещание – пусть платит!

– Да она не завещание хочет получить, точнее, не только завещание, а еще и мой отказ от него!

– Вот и пусть она все получит! Только, конечно, не даром, а за приличные деньги.

– А на самом деле чертов фонд ни фига не стоит! – проговорила Лиза удовлетворенно.

– Именно!

– Да, хорошо бы кинуть эту дамочку на хорошие деньги...

– Именно! – снова повторила я.

– А она не удивится, что мы бегали-бегали от нее, а тут вдруг согласились на ее условия?

– А мы и не согласимся! Это я соглашусь.

И тут же, на заплеванной лестничной площадке, я вкратце изложила Лизе суть операции, которая сложилась у меня в голове, пока Рейн вез нас на улицу Рубинштейна.

– Ну ты даешь, – искренне восхитилась Лиза, дослушав меня до конца, – ну, круто! Римма озвереет!

– Это особенно приятно!

– Здорово! Бабки пополам, идет?

– Идет, – я охотно кивнула.

Мы поднялись на шестой этаж.

Я надавила на кнопку звонка и держала ее долго-долго. Мне никак не хотелось смириться с очевидным фактом – Луши дома не было. В ее квартире царила могильная тишина.

– Ну и что теперь будем делать? – с тяжелым вздохом спросила Лиза. – Так и торчать на этой вонючей лестнице?

Что я могла ей ответить? Ситуация удивительно напоминала начало всей этой трагической истории, когда я заявилась к Луше со своими сумками и тоже не могла до нее дозвониться. Тогда она просто была в душе и в конце концов открыла, но сейчас...

Я прислушалась, плотно прижав ухо к двери. Шума льющейся воды не было слышно.

Ехать обратно к Лизе ни в коем случае нельзя, Глухаренко наверняка пришел в себя, освободился и жаждет мести. Дом в Озерках тоже засвечен. Куда деваться?

Неожиданно за спиной у меня тихо скрипнула дверь.

События последних дней обострили мою реакцию. Я резко обернулась и увидела Варвару, которая осторожно выглядывала из-за своей двери.

– Маша, это ты? – шепотом спросила она.

– А что – я так изменилась, что меня уже и узнать нельзя? – осведомилась я достаточно громко. – А где Луша?

– А это кто с тобой? – ответила Варвара вопросом на вопрос.

– Лиза, подруга моя, – я не стала вдаваться в излишние подробности.

– Подруга, точно? Ну, тогда заходите! – Варвара откинула цепочку и распахнула свою дверь.

– Зачем нам к тебе? – спросила я. – Ты лучше скажи, где Луша.

– Вы заходите, девочки, заходите! – настаивала она по-прежнему громким шепотом.

Я пожала плечами и вошла в ее квартиру. Лиза, настороженно оглядываясь, последовала за мной.

Из кухни послышался шорох, и в коридор выскользнула Луша собственной персоной.

– Луша, ты здесь, – я кинулась к тетке с распростертыми объятиями, – слава богу! А мы звоним-звоним, я уже беспокоиться начала, не случились ли с тобой чего...

– Я решила подстраховаться, – сообщила Луша страшным шепотом, – за нами такая охота, что лучше соблюдать некоторые меры предосторожности.., тем более сейчас, пока этот документ у нас! – И она прижала руку к груди. Надо думать, именно там, под ее нарядной молодежной кофточкой, было спрятано злополучное завещание.

– А как ты объяснила все это Варваре? – спросила я, на этот раз тоже шепотом, покосившись при этом на Лушину соседку, с нарочитым равнодушием вытиравшую пыль с вешалки.

– Как объяснила? – переспросила тетка неожиданно громко. – Как есть, так и объяснила, что ты поссорилась со своим хахалем Генкой, что он, мерзавец этакий, прямо проходу тебе не дает, устроил настоящую охоту, и такой он вредный и опасный тип, что ты вынуждена от него прятаться, и я тоже на всякий случай решила соблюдать меры предосторожности, а то мало ли что ему, хаму невоспитанному, в голову придет, а я ведь женщина уже не очень молодая, и мне много не надо...

– А-а, – протянула я, – так ты всю правду, получается, выложила?

– А что нам скрывать? – громко и театрально воскликнула Луша, как актриса, воспитанная на системе Станиславского. – Варвара нам, считай, как родная, нам от нее скрывать нечего!

Во всем Лушином эффектном выступлении меня больше всего удивило то, что она назвала себя "не очень молодой женщиной". Это было что-то новенькое в ее репертуаре.

На всякий случай оттеснив тетку в дальний конец коридора, подальше от Варвариных ушей, я уже настоящим шепотом вкратце поведала ей о наших последних приключениях и о том, что в результате армия противника потерпела очень большой численный урон и вряд ли сможет в настоящий момент организовать за нами серьезное наблюдение.

– Так что – можно вернуться домой? – обрадовалась Луша.

– Думаю, да.

Луша сообщила Варваре, что Генка нахулиганил в ресторане и попал на пятнадцать суток, так что ближайшие две недели мы можем жить совершенно спокойно. Варвара выслушала сообщение, выпучив глаза, и проводила нас до Лушиной квартиры.

Луша занялась приготовлением легкого ужина из подручных средств, а мы с Лизой удалились в комнату и приступили к детальному обсуждению нашего гениального плана.

Этот процесс был в самом разгаре, когда из моей сумочки раздались первые такты Сороковой симфонии Моцарта.

Я изумленно уставилась на свою сумку и только после третьего повторения популярного музыкального фрагмента вспомнила, что там у меня лежит мобильник Глухаренко.

Я торопливо открыла сумку, достала телефон и поднесла его к уху.

– Ты, кретин недоделанный, ты куда пропал? – раздался в трубке до боли знакомый голос веселой вдовы Риммы Петровны Караваевой.

– Ваш недоделанный кретин в данный момент лежит в подвале, связанный по рукам и ногам. Адреса не называю, пусть у вас будет на ближайшие сутки еще одно интересное занятие.

– Кто это? – удивилась Римма, и тут же ее понесло в обычной интеллигентной манере:

– Ах, это ты, сучка! Ну ты у меня доиграешься! Я тебя достану! Приготовлю из тебя карпаччо!

– Очень мило, – невозмутимо ответила я, – я тоже хорошо отношусь к традиционной итальянской кухне, но блюдо, приготовленное из вас, не рискнула бы попробовать – отравление гарантировано!

– Ах ты, сучка!

– Повторяетесь, Римма Петровна. Но вообще-то я хочу сделать вам деловое предложение, раз уж вы мне любезно позвонили...

– Какое еще предложение? – Она просто клокотала от злости, но тем не менее замолчала и слушала меня.

– Вас по-прежнему интересует завещание покойного господина Караваева?

– Допустим, – голос Риммы сделался подозрительным и настороженным, – а что?

– Так вот, оно у меня. И я предлагаю прекратить военные действия и приступить к переговорам.

– К переговорам? – Римма выдержала паузу и спросила:

– А эта шлюха... Елизавета.., она с тобой?

– Нет, – хладнокровно ответила я, – завещание у меня, и я не вижу причин с кем-то делиться. Каждый за себя, один бог за всех!

– Наконец я слышу разумные речи, – голос Риммы заметно потеплел, – но дело в том, что мне, кроме завещания, нужна ее подпись. Она должна отказаться от наследства.

– Я в курсе. И пусть это вас не беспокоит. Это будет моей проблемой. Я сумею ее уговорить.., или заставить. Вашей проблемой будут только деньги.

– Сколько? – насторожилась Римма Петровна.

– Триста тысяч, – немедленно ответила я.

– Рублей?

– Вы что – издеваетесь? – оскорбленным тоном проговорила я и немедленно отключилась.

Мы с Лизой довольно долго обдумывали, какую сумму запросить с мадам Караваевой.

Это должна быть такая сумма, которую она сможет собрать достаточно быстро, прежде чем до нее дойдет информация о закрытии благотворительного фонда. Вместе с тем это должна быть сумма, которая пробьет в ее финансовом положении изрядную брешь, сумма, которая лишит ее значительной доли богатства и связанной с ним самоуверенности.

Лиза, которая, конечно, гораздо лучше представляла себе материальное положение Риммы Петровны, настояла на сумме в триста тысяч долларов, сказав, что эти деньги она сумеет найти, но пошатнется при этом основательно.

Мне цифра показалась нереальной, просто фантастической, но, увидев насмешку в Лизином взгляде, я не стала настаивать.

И то, как резко я прервала разговор с Караваевой, тоже было продуманным шагом. Пусть она подергается, понервничает, как схватившая приманку рыба, – тем вернее попадется на крючок.

Я нисколько не сомневалась, что безутешная вдовица снова позвонит.

И действительно, не прошло и минуты, как снова раздались бравурные звуки моцартовской симфонии.

– Не бросайте трубку, – торопливо сказала Римма Петровна, – хорошо, я согласна. Пусть будет триста тысяч. Но мне нужно два дня, чтобы собрать такую сумму...

– Один день, – мгновенно отрезала я, помня о том, что очень скоро информация о закрытии благотворительного фонда будет обнародована, – один день, и ни на минуту больше!

– Хорошо... – в голосе Караваевой слышалась привычная нервная злость, но она не смела дать ей волю, старалась сдерживаться и говорить со мной вежливо, помня, что я в любую минуту снова могу отключиться. Значит, она крепко заглотила наживку!

– Хорошо, – повторила она, – мне придется занять эти деньги.

– Это ваши проблемы, – напомнила я, – моя проблема – завещание и подпись Елизаветы на отказе от наследства.

– Хорошо, – снова повторила Караваева, как заезженная пластинка, – тогда завтра вы приедете...

– Э, нет! – резко прервала я ее. – Вот уж место встречи я выберу сама! Ваши методы ведения дел мне слишком хорошо известны! С такой пираньей можно встречаться только на своих условиях!

Она промолчала – должно быть, сравнение с пираньей посчитала за изысканный комплимент.

Я выдержала небольшую паузу и наконец решительно заявила:

– Завтра, в это же время, звоните снова – я пока не выкину этот мобильник. Деньги у вас уже должны быть приготовлены, я назову место и время встречи. И чтобы без фокусов.

***

На следующий день, за полчаса до того момента, когда мне должна была позвонить Римма Караваева, мы с Лизой подъехали к открытому летнему кафе на Фурштатской улице, неподалеку от консульства Германии. Нас подвез симпатичный бравый дядечка средних лет, по виду – отставной военный. Прежде чем покинуть его машину, мы договорились, что он подождет нас на этом месте примерно час за приличную плату.

Я устроилась за столиком кафе, а Лиза, в темных очках и с головой, повязанной ярким шелковым платочком, нашла наблюдательный пункт на бульваре, рядом с парочкой молодых мамаш, выгуливающих своих трудновоспитуемых младенцев.

Не успела я заказать свежевыжатый апельсиновый сок, как мобильник в моей сумочке ожил.

Наверное, после невероятных событий этого лета Сороковая симфония Моцарта всегда будет вызывать у меня ассоциации с большими деньгами и большой опасностью.

То, что Римма Петровна позвонила минута в минуту, было очень хорошим признаком – значит, она заинтересована в нашей встрече и все пройдет как по маслу.

Я выдержала длительную паузу, чтобы заставить ее понервничать, и наконец ответила.

– Через полчаса в открытом кафе "Амадеус" на Фурштатской, – быстро сказала я и отключилась.

Через двадцать минут, когда я допила сок, мой мобильник снова зазвонил. На этот раз я услышала голос Лизы.

– Они подъехали на черном "Мерседесе", – негромко сообщила она, – поставили машину в переулке, метрах в пятидесяти от кафе. Римма идет к тебе, в машине остался еще кто-то... Я его разглядела, это Глухаренко!