Текст книги "Козел и бумажная капуста"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Афанасий Леонтьевич, – взмолилась я, закрыв пол-лица платком и мечтая об обычном армейском противогазе, – не сердитесь, это у нас профессиональная терминология. Все, что мы перевозим, мы на своем языке называем грузом или продукцией. Это ни в коей мере не значит, что мы недооцениваем ваши... шедевры.

– То-то, – Афанасий успокоился, гордо поднял свою бороденку и расчесал ее пятерней, распространив новую волну непереносимого парнокопытного аромата.

Олешек бешено жестикулировал, давая мне понять, чтобы я увела дремучего творца прочь из кабинета.

– Афанасий Леонтьевич, – снова заговорила я, – не волнуйтесь, я все найду в ближайшее же время...

– То-то! – повторил творец. – Эт-та, понимать должны, культура, эт-та, великое искусство!

Я передала его Ленке, у которой наготове была уже чашка кофе и коробка печенья. Может, его нужно кормить сеном? Надо бы обсудить с шефом этот вопрос.

Но шеф был невменяем, да еще и кондиционер в кабинете внезапно перестал работать.

Шеф дополз до раскрытого окна и рухнул на подоконник. Я встревожилась, как бы он не вывалился – все же офис находится на восьмом этаже.

– Ну и денек сегодня! – простонал он, повернувшись. – Правду говорят – понедельник день тяжелый...

«Ага, – мысленно поддакнула я, – в моем случае это еще и пятница, суббота, воскресенье... и вообще, следует признать, что для меня настала полоса неудач».

Но я не собиралась так просто сдаваться и поэтому выложила шефу все подробности про аварию, про Витьку и про больницу.

– Точно можно доказать, что машина была не наша! – втолковывала я шефу. – Нашей машины вообще там быть не могло! И Витьки...

– Витьки там не было, но ты-то была! – протянул шеф с каким-то странным выражением. – Тебя видели...

– Да сколько же вам говорить, что не было меня там! – разозлилась по-настоящему я. – Не было и быть не могло! Ведь машина...

– Что – машина? – шеф тоже повысил голос. – Кто еще знал про то, как выглядит наша машина, про то, как зовут шофера и какие на машине номера?

– Тогда, может быть, вы скажете: за каким чертом мне все это понадобилось?

– Это я тебя хотел спросить, – неожиданно спокойно ответил Олешек. – Объясни мне, пожалуйста...

– Да идите вы к черту! — Я хлопнула дверью и выскочила из кабинета, пролетела мимо Козлятьева, распивающего кофе возле Ленкиного стола, и вдохнула полной грудью только на улице. Загазованный городской воздух показался мне удивительно чистым и свежим после того, что творилось у нас в офисе.

Хватит бегать как оглашенная, требуется посидеть и поразмыслить над всем случившимся. Хорошо бы успокоиться и съездить еще раз на склад, потолковать с той вредной теткой Марией в тихой обстановке. При начальстве она ничего не скажет, а наедине, может, и проговорится.

Но перед тем как ехать на склад, нужно перекусить и вообще немного отдохнуть. Ноги сами пронесли меня два квартала и остановились перед вегетарианским бистро. В такую жару мяса совсем не хочется. Наши, из офиса, обычно ходят в кафе, что напротив, так что здесь я никого не встречу и спокойно поем.

Я жевала казавшийся безвкусным салат и думала, с чего начать. Шеф помогать мне не собирается, это ясно. С тем старым вохровцем говорить мне не о чем. Он будет стоять на своем до конца, хоть расстреливай его прямо в будке. Думаю, он на лица и не смотрит, а только на пропуск. А пропуск ему предъявили именно мой – семьсот восемьдесят семь бе-пе, как выразился старый хрыч.

Пропуск... что-то не то с этим пропуском... ах да, я же его потеряла в машине у того типа, Вадима. Потеряла ночью, в пятницу, когда мы с Пашкой, еще живым, ехали из ресторана.

Но, позвольте, ведь если старику охраннику предъявили мой пропуск в шесть часов, то у меня его быть не могло. Вот интересное дело, как я могла его оставить в машине Вадима, если его не могло у меня быть. Значит, когда я вышла без десяти четыре и предъявила вахтеру пропуск, он был у меня. Потом я торчала в парикмахерской, и сумка валялась на подоконнике. В принципе там все свои, но, когда я выходила из зала, чтобы высушить волосы, я на всякий случай брала из сумки кошелек – больше красть у меня нечего. Как оказалось, есть чего. Кто-то вытащил пропуск из сумки и проник в офис.

Бред какой-то, ведь помещение уже было заперто и поставлено на сигнализацию. Значит, этот кто-то знал, как отключить сигнализацию. И про машину он, вернее, она все знала. И еще сумела выдать себя за меня. Но кто мог знать, что я проторчу два часа в парикмахерской?

В это время зазвонил мобильник. Я обрадовалась – наконец-то Алена дала о себе знать! Мне просто необходимо с ней поговорить!

Но это была не Алена. В трубке раздался взволнованный шепот секретарши Ленки.

После ухода Афанасия Козлятьева секретарша Леночка открыла в офисе все окна, чтобы поскорее выветрить отчетливые следы пребывания скульптора.

Сквозняк перелистал страницы детективного романа, который Лена читала без отрыва от трудовой деятельности.

В этот момент дверь офиса широко распахнулась, и на пороге один за другим появились трое посетителей.

При виде этих троих Леночка широко распахнула свои круглые, как блюдца, бледно-голубые глаза и временно потеряла дар речи. В их приличной фирме, занимавшейся перевозками произведений искусства, таких отродясь не бывало. Конечно, попадались иной раз пренеприятные типы – взять, например, того же Козлятьева, после которого приходится проветривать офис, но бандитов до сих пор видеть не приходилось. А в том, что трое посетителей – самые настоящие бандиты, Лена не сомневалась ни секунды. Она была девушка современная и регулярно смотрела телесериалы.

Возглавлял тройку молодой человек довольно приличного вида. И костюм на нем, и рубашка, и ботиночки начищенные – в общем, совсем бы приличный был молодой человек, да только глазки как-то беспокойно бегают, да нижняя губа гнусно оттопырена, и на шее толстенная золотая цепь красуется, и в тон этой цепи во рту зуб золотой нет-нет да блеснет. И на лице у этого молодчика выражение такое скверное, сразу ясно, что под мышкой прячет он огромный черный пистолет.

Следом за ним шел вперевалку толстый и неповоротливый с виду субъект с замашками бывшего борца – тут тебе и шея толщиной в фонарный столб, и бритый затылок в жирных складках, и пудовые кулаки, и маленькие тупые свинячьи глазки, теряющиеся в толще румяных щек, и внушительный живот, свисающий поверх спортивных штанов.

Замыкал шествие подвижный и дерганый человек очень небольшого роста, с узким и неприятно бледным лицом и с пронзительными холодными глазами, которыми он вдруг взглядывал на встречного человека – и казалось, что от такого взгляда должны оставаться глубокие порезы.

Этот-то третий посетитель более всего напугал несчастную Леночку.

Если первый из тройки представлял собою, надо полагать, руководство, лицо, ответственное за переговоры и принятие решений, второй был носителем грубой физической силы, то третий казался посланцем самой смерти, и от него даже в этот жаркий день веяло ледяным могильным холодом.

– Вы к кому? – испуганно пискнула Леночка, вжавшись спиной в мягкую спинку своего вращающегося кресла.

– К твоему шефу, – уверенно и без лишнего хамства ответил лидер тройки, подходя к кабинету и берясь за дверную ручку, – докладывать ему не надо.

– Не надо, ты слышала? – подал голос замыкающий, и этот голос оказался таким же холодным и страшным, как его глаза.

А толстяк в спортивных штанах приблизился к Леночкиному столу, сально усмехнулся и пообещал:

– Жди меня, мандаринчик, я к твоему шефу ненадолго, а потом мы с тобой пообщаемся!

Все трое без приглашения втянулись в кабинет Олега Викторовича, и замыкающий плотно закрыл за собой дверь.

Несмотря на ясно выраженный запрет, Леночка включила переговорное устройство, чтобы слышать происходящее в кабинете – мало ли шефу понадобится срочная помощь... Правда, она не знала, чем сможет ему в таком случае помочь.

Первое, что Леночка услышала из кабинета, был удивленный возглас Олешка:

– Господа, вы ко мне?

– К тебе, к тебе, не сомневайся, – последовал уверенный и жизнерадостный ответ – должно быть, лидера группы.

– Чему обязан? – несколько испуганно спросил Олег Викторович, не привыкший к посетителям такого рода.

– Ты, козья рожа, куда машину дел? – ласково поинтересовался посетитель. – Тебе, блин, что, голова надоела? Хочешь фасон поменять? Так это мы запросто!

– Вы, извиняюсь, про какую машину говорите?

– Ты мне дурочку-то не валяй! – угроза в голосе бандита стала гораздо явственнее. — Я к тебе не шутки шутить пришел!

– Вы про машину со скульптурой, что ли, интересуетесь? – такого заискивающего и холопского голоса Леночка никогда не слышала от своего сурового шефа. – Про машину с керамическими работами скульптора Козлятьева?

– Ты только послушай, Костик, что этот сморчок говорит, – вступил в разговор третий голос, холодный и страшный, – про козла какого-то... Это он что – тебя козлом обозвал?

– Не волнуйся, Рахим, не волнуйся, – примирительно проговорил бригадир, – это он не про нас. А ты, блин, фильтруй базар! Видишь, Рахим уже нервничает, а он когда нервный – это не дай бог... Он уже три дня ни в одном глазу... В том, значит, смысле, что за три дня не замочил никого. А это на него очень плохо влияет. Так что ты нас не нервируй, а лучше сразу колись!

– Нет, Костик, – не унимался страшный Рахим, – а все-таки он что-то про козла говорил!

Снова раздался заискивающий, смертельно испуганный голос Олега Викторовича:

– Это вы, значит, от финской стороны? Представляете интересы устроителей выставки?

– Нет, Костик, он меня достал! Он меня просто конкретно достал! – перебил Олега страшный Рахим. – Что он за пургу метет? Он нас за кого, реально, держит?

– Тише, тише, Рахим, не волнуйся, – бригадир и сам, похоже, начал нервничать, – ты видишь, глист кошачий, до чего ты Рахима довел? У человека уже руки трясутся! А это при его профессии знаешь как опасно? Он ведь может через эту дрожь не того завалить, кого заказали! Я тебя конкретно спрашиваю – куда ты дел машину с нашим грузом? Там, блин, товара на лимон баксов без малого!

– Товара? – вскрикнул Олешек, и Леночка даже по голосу почувствовала, как он побледнел. – Какого товара... это что же... в машине с этими козлами и баранами был еще какой-то товар?

– Нет, Костик, ну ты слышал? – Рахим уже кричал так громко, что его слова долетали не только через переговорное устройство, но и сквозь плотно закрытую дверь кабинета. – Ты слышал? Он конкретно нас козлами понес! Ты, лох недорезанный, за козлов реально ответишь!

– Тише, Рахим, тише! Мы с ним разберемся, ты не думай! Это он не про нас! Ты ведь, блин, не про нас?

– Что вы! – Олешек чуть не плакал. – Конечно, не про вас, как можно! Там, в этой машине, там просто эти... животные... ну которые с рогами... они глиняные... на выставку в Финляндию...

– Ну! – бригадир услышал знакомое слово и начал понемногу успокаиваться. – Точно, в Финляндию товар должен был попасть, а его нету! Где машина, колись?

– А вы... – Лена поняла, что шеф опомнился и решил взять себя в руки, – вы, простите, какое отношение... наша фирма... мы всегда имели дело с самим Коз... ох, простите, автором работ...

– Не суетись, – доброжелательно посоветовал бригадир, – не суетись и не заикайся. Водички вон выпей. А потом четко расскажи, куда делась машина с товаром... почему она до Финляндии не дошла.

На глупый вопрос Олешка, какое отношение вся троица имеет к работам Козлятьева, бригадир не счел нужным ответить. Олешек и сам понял, что не стоит настаивать.

– Дело в том, – залебезил он пуще прежнего, – что у нас машина... пропала...

– То есть как это пропала? – заново наливаясь злобой, осведомился бригадир. – Что значит пропала? Ты что же, рыло собачье, наш товар налево пустил?

– Нет, Костик, я больше не могу на эту аскариду свиную спокойно смотреть! – включился в беседу темпераментный Рахим. – Дай мне с ним поговорить! Я ему оторву все конечности!

– Ты, блин, слышал, что с тобой будет?

– Нет, нет! – истерично взвизгнул Олешек. — Я тут абсолютно ни при чем! Это наша сотрудница Соколова! Она курировала Коз... отправку этих работ! Это она неизвестно куда машину со скульптурами отправила, а теперь отпирается!

– Вот ведь дерьмо какое, – с тоскливой злостью проговорил Рахим. – Теперь на какую-то бабу стрелку переводит! Ну, Костик, позволь, я ему оторву конечности, у меня на него просто душа горит!

– Подожди, Рахим, подожди! – бригадир прервал своего нервного подручного. – Подожди, он все сейчас объяснит. Ты, умник, говори толком, что за баба, при чем тут она?

– Она в пятницу на склад приехала, машину куда-то отправила, а теперь не признается... А машина пропала, и шофер как сквозь землю провалился – ни слуху от него, ни духу... А она говорит, что не была на складе, когда ее там видели...

В сильном волнении Олешек забыл, что Анна только что вот тут в его кабинете сообщила ему, что шофер Витька лежит в больнице с переломами, а машина после аварии отогнана на стоянку. Потом он вспомнил, но решил не запутывать свои показания. Если он будет все отрицать, может быть, удастся выпутаться.

Олег Викторович никогда не думал, что он такой трус. Все когда-то познается впервые...

– Ладно, – с пугающим спокойствием проговорил бригадир, – это тебе она, баба эта, могла в уши туфту капать, нам она все скажет. Рахим у нас специалист, каких поискать. Лучше всякого детектора лжи.

– А как же! – вклинился Рахим повеселевшим голосом. – Ты мне только дай человека, а я уж из него все выжму!

«Сволочь какая Олешек, – в бессильной злобе подумала Лена, – сдал Аньку этим бандитам. Может, она и не виновата, а у этих виновата, не виновата – один разговор. Будут пытать, а потом убьют. Сволочь какая шеф наш оказался, а с виду и не подумаешь...»

– Ладно, – резюмировал бригадир, – где эта твоя Соколова?

– Она вот-вот должна сюда вернуться, – угодливо ответил Олешек, – может быть, вы ее подождете?

Леночка в ужасе покосилась на закрытую дверь кабинета. Аньку надо было спасать. Торопливо выключив щелчком переговорное устройство, она набрала номер мобильника Соколовой. Услышав ее ответ, вполголоса проговорила:

– Аня, ни в коем случае не появляйся на работе. И вообще, куда-нибудь исчезни. Здесь тебя такие бандиты караулят – просто ужас! А Олешек, паразит, заложил тебя со всеми потрохами.

– Что такое? – испуганно спросила Аня. – Какие еще бандиты, что им нужно?

– Это из-за той пропавшей машины... у них там такое, такое... – последние слова Леночка почти прошептала испуганным голосом и поспешно повесила трубку телефона, потому что дверь кабинета начала медленно открываться.

После Ленкиного звонка кусок непрожеванной спаржи колом встал в горле. Мало было мне неприятностей! Что творится вокруг этой несчастной козлятьевской машины? Почему она интересует бандитов? Неужели эти дурацкие уродливые глиняные козлы могут представлять собой какую-то ценность? То есть, конечно, пропавшая машина с выставочными экспонатами – это большая неприятность и ущерб для репутации нашей фирмы, тем более что машина пропала при таких загадочных обстоятельствах, но я надеялась, что все как-то уладится и окажется простым недоразумением, машина найдется и все встанет на свои места. В общем, даже Олешек не так уж сильно на меня наезжал – и все потому, что дурацкая керамика Козлятьева ни для кого не представляет настоящей ценности... Но если к нам в офис нагрянули бандиты – значит, все гораздо серьезнее. Из-за грошовых глиняных зверюшек они не стали бы поднимать шум! Как только что сказала Ленка – «у них там такое...». Жаль, она не договорила фразу, но это, скорее всего, не телефонный разговор. Позвонить ей еще раз, расспросить ее подробнее? Нельзя, наверняка нарвусь на бандитов или на разъяренного Олешка, а она при них все равно не сможет ничего сказать... Ладно, подождем, как только будет благоприятный момент, Ленка обязательно перезвонит, знает, что я мучаюсь неизвестностью.

И тут у меня возникла более плодотворная идея: отправиться в мастерскую Козлятьева и попробовать расколоть самого скульптора. Если вокруг его «шедевров» имеет место такая подозрительная возня, должен же он сам хоть что-то знать?

Тем более что мне все равно совершенно некуда было деваться. В офисе меня поджидали бандиты, домой ко мне они могли нагрянуть с таким же успехом...

Я еще раз набрала телефон Алены, но у нее по-прежнему никто не отвечал. Тогда я остановила частника и назвала адрес козлятьевской мастерской.

Водитель попался разговорчивый и всю дорогу пытался развлекать меня байками из своей богатой приключениями жизни. Мне было не до того, но, слушая его, я почему-то вспомнила того шофера, который подвозил нас с Павлом в роковую ночь – Вадима.

Расплатившись с частником, я поднялась на верхний этаж сталинского дома, где размещалась мастерская Афанасия Козлятьева.

Дверь мастерской была не заперта. Я пару раз стукнула в нее, поскольку электрический звонок был оборван, и вошла внутрь. В большом полутемном коридоре громоздились огромные картонные коробки из-под импортной техники. Издалека доносился жизнерадостный блеющий тенорок Афанасия Козлятьева:

– ... бе-ешено, бе-ешено популярны! Просто бе-е-зумно! Их покупает вся Финляндия, и даже в Бе-ель-гию увозят!

Услышав мои шаги, Козлятьев, сидевший посреди просторной мастерской в глубоком кожаном кресле и важно беседовавший по телефону, тряся реденькой бороденкой, прикрыл трубку ладонью и деловито распорядился:

– В коридоре, эт-та, в коридоре пока поставь, мне после куда надо занесут!

– Что ставить, Афанасий Леонтьевич? – удивилась я.

– Как что? Это ведь факс с ксероксом доставили? Тут он наконец разглядел меня, поперхнулся, моргнул и проблеял в трубку:

– Ну, мы с тобой поздне-е побе-еседуем, тут ко мне люди по де-елу пришли!

Я остановилась в дверях мастерской и огляделась. За то время, что я у него не была, благосостояние Козлятьева ощутимо возросло. На возвышении возле левой стены, как и прежде, торчало впечатляющее чучело огромного черного козла – Афанасий утверждал, что это чучело вдохновляет его на создание новых шедевров и создает в мастерской особую творческую атмосферу. Если считать творческой атмосферой запах в мастерской, то он был прав.

Теперь рядом с историческим чучелом красовались огромный телевизор «Сони» и отличный японский музыкальный центр. Напротив телевизора стояли пара антикварных позолоченных кресел и низкий столик, инкрустированный ценными породами дерева. В центре столика гордо возвышалась бутылка виски «Джонни Уокер» – самый дорогой сорт, с черной этикеткой.

Все остальное пространство мастерской было заставлено керамическими и деревянными парнокопытными, находящимися в разной степени завершенности, но, несомненно, носящими черты удивительного портретного сходства со своим создателем.

И еще, конечно, мастерская была наполнена густой козлиной вонью – так сказать, воплощенным творческим духом Козлятьева.

Прижав к носу заблаговременно пропитанный «Паломой Пикассо» платочек, я решительно вторглась в козлиный заповедник и подошла к скульптору, который повесил телефонную трубку и уставился на меня с надеждой:

– Ну, что, эт-та, нашла мои шеде-евры?

– Нет еще, Афанасий Леонтьевич. Но вот чтобы облегчить поиски, не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

– Бе-езобразие! – проблеял Козлятьев, тряся бородой. – Я тебе-е доверил самое це-енное! Свои шеде-евры! А ты не убе-ерегла!

Я продолжала невозмутимо осматривать мастерскую. Возле окна стоял дорогой шведский холодильник, на самих окнах установлены стеклопакеты... Скульптор явно процветал. Неужели в благополучной Европе такой бешеный спрос на козлов?

И тут я увидела одну очень странную вещь. На полу возле шведского холодильника лежал на боку очередной керамический козел. Обыкновенный невзрачный глиняный козлик с отчетливо выраженными признаками наследственного слабоумия на бородатой морде – Козлятьев, как всякий подлинный художник, во все свои работы вносил долю собственной индивидуальности.

Самый обыкновенный козлик, за одним только незначительным исключением.

Этого козлика здесь не должно было быть. Я сама, лично оформляла этому козлу разрешение на выезд за границу. Можно сказать, загранпаспорт. Я его очень хорошо запомнила, потому что при очередной перевозке больно ушибла об него коленку.

Не обращая внимания на хозяина мастерской, я уверенно прошла к окну и наклонилась над злополучным козлом.

Сомнений быть не могло: я отлично помнила его рахитично подвернутые, типично козлятьевские ножки и глубокую царапину на левом заднем копыте.

– Эй, ты че-его? – подозрительно проблеял мне в спину Козлятьев. – Ты, эт-та, поосторожней с шеде-евром!

Я перевернула козла и увидела на подставке хорошо запомнившуюся мне вмятину. Это был тот самый козел.

И он сейчас должен был находиться в машине, которая в пятницу вечером пропала вместе с партией козлов и с шофером. В той самой машине, из-за которой у меня такие неприятности, в машине, из-за которой в офисе фирмы сидят бандиты, поджидая меня...

Я отставила знакомого козла в сторону и начала осматривать все остальное поголовье.

В мастерской их было не меньше сотни, и все как на подбор – один другого уродливее. Но знакомых мне больше не попадалось.

– Эт-та, ты чего ищешь-то? – подозрительно блеял Козлятьев, двигаясь вплотную за мной.

– Афанасий Леонтьевич! – повернулась я к нему и уставилась прямо в душу суровым следовательским взглядом, позаимствованным в каком-то телесериале. – Откуда у вас этот козел? – и подвела скульптора к тому злосчастному парнокопытному, которое, по моим представлениям, должно было сейчас находиться в пропавшей машине.

Козлятьев не побледнел и не затрясся, как уличенный следователем преступник. Он воззрился на меня с полным непониманием и с детской обидой во взоре.

– Это не козе-ел, – проблеял он, – это шеде-евр, это произведе-ение искусства... Это воплоще-ение моих подсознательных настрое-ений и глубинных фантазий...

– Афанасий Леонтьевич! – рявкнула я, почувствовав, что он может нести такую чушь очень долго. – Я не о том! Откуда этот... шедевр здесь, в мастерской? Ведь вы отобрали его для выставки, и он должен был находиться на складе, а потом в машине?..

– ...Которая бе-ез вести пропала! – мстительно продолжил Козлятьев.

– Да-да. – Я не позволила ему уклониться от интересующей меня темы. – Так как же, интересно, это... произведение искусства снова оказалось здесь, в мастерской?

Козлятьев недоуменно пожал плечами. В его блекло-голубых, невыразительных, близко посаженных глазках не возникло и тени беспокойства или сомнений:

– А кто же его знает... Шеде-евры, они живут собственной жизнью... сами по себе...

– И размножаются сами, так, что ли?

Скульптор посмотрел на меня подозрительно – не издеваюсь ли я над ним? – и на всякий случай ничего не ответил. А я задумалась. Больно красиво излагал кондовый Козлятьев теорию насчет воплощения подсознательных настроений. Для его домотканых мозгов это слишком гладко и складно. Явно чувствуется, что он поет с чужого голоса. Опять же кто-то должен организовывать сбыт его сомнительных произведений в Европе?

– Афанасий Леонтьевич, – сменила я направление своих расспросов, – а кто ведет все переговоры о ваших выставках и о продаже ваших произведений за границей? Или вы сами этим занимаетесь?

– Нет, – не задумываясь, ответил скульптор, – я творец, мое дело самовыражаться, – и он горделиво обвел взглядом окружающие нас стада парнокопытных, – а всеми практическими вопросами занимается Ге-ена...

– Кто такой Гена? – ухватилась я за новое имя.

– Ме-енеджер мой, аге-ент. Геннадий Андреевич. Он – человек де-ела, но он поверил в мой талант и оказался прав. Он понял, что в моих шедеврах воплощены подсознательные впечатления.

Я поразилась тому, как гладко Козлятьев начал говорить и даже перестал блеять. В том, что он говорил, было кое-что. Если этот загадочный Гена занимается переговорами с иностранными фирмами и организациями, почему он ни разу не появлялся у нас в офисе? Почему я его никогда не видела? Наверное, потому, что он этого не хотел, не хотел светиться лишний раз. С другой стороны, я сама по вполне понятным причинам старалась как можно реже сталкиваться с Афанасием Козлятьевым и почти не бывала в его мастерской.

Внезапно у меня в сумочке запищал мобильник. На всякий случай я отошла в дальний угол мастерской и поднесла телефон к уху.

– Анька, они ушли! – выдохнула Ленка в трубку. – Шеф в предынфарктном состоянии, растекся по стулу, как пирожок с повидлом. Что ему дать – корвалол или валидол?

– По морде ему дать! – прошипела я. – Да плюнь ты на него, рассказывай, чего бандиты хотели?

– Оказывается, у них в машине был какой-то товар! – нервно заговорила Ленка. – Так и сказали: там, в машине, было на лимон баксов товару! А какого – не объяснили. И теперь они волнуются, куда же машина делась, потому что в Финляндии ее нет. Нашего Олешка пугнули, он тебя и сдал. Так что не вздумай на работу соваться. И домой тоже не ходи, потому что они адрес твой домашний у меня взяли.

– Вот спасибо!

– Это ты шефа благодари, – огрызнулась Ленка, – а я тут ни при чем. Но, Анька, если бы ты видела, какие они страшные!

– Что у них там было, в машине-то?

– Не знаю, они сказали товар. Ты не думай, я все отлично слышала, не пропустила бы...

– Ладно, спасибо тебе, созвонимся, если что! – Я отключила мобильник и задумалась.

С одной стороны, появление бандитов приводило в ужас, но, с другой, оно многое объясняло. Если раньше непонятно было, кому могла понадобиться машина, набитая дурацкими козлами, то при наличии в ней товара на миллион долларов этот вопрос автоматически снимался. Желающие на такую сумму всегда найдутся!

И в этот момент я почувствовала на себе чей-то взгляд. Как это иногда бывает – неприятное физическое ощущение, когда кто-то пристально смотрит тебе в спину.

Я обернулась и увидела в дверях мастерской невысокого рыжеватого молодого человека с редкими неаккуратными усиками и слащавой неискренней улыбкой.

– Афанасий, – обернулся молодой человек к скульптору, – у тебя никак гости? Познакомь, мон шер! У тебя – и вдруг дама! Это просто чудо какое-то! А что ты, мон шер, дверей вовсе не запираешь? Этак к тебе кто угодно войти может.

– Это, Гена, – Анна, я тебе о ней как-то говорил, – представил меня Козлятьев.

Интересно, что он такое обо мне говорил?

– А насчет двери – извини, дорогой, ты же знаешь, я натура творческая. Меня все земное мало заботит.

Я невольно бросила взгляд на дорогущий японский телевизор, инкрустированный столик с бутылкой виски на нем и усомнилась в непрактичности Афанасия. Впрочем, только про себя.

– А это – как раз Геннадий Андреевич... Он искусствовед и менеджер. Ну в общем, я о нем только что говорил...

– Надеюсь, ничего плохого? – с улыбочкой осведомился рыжеволосый Гена.

Эта улыбка была обозначена лишь у него на губах, глаза же оставались холодными, настороженными и очень неприятными.

– Так вы и есть та самая Анна? – протянул он, окинув меня внимательным взглядом.

– Что значит – та самая? – спросила я довольно невежливо.

– Не беспокойтесь, Афанасий говорил о вас только хорошее... правда, мон шер?

Козлятьев невразумительно кивнул, видимо, пытаясь понять причины явно возникшей между нами настороженности.

– А вот мы с вами сейчас и... за знакомство, как говорится. – Гена суетливо потер руки, подошел к столику и с живейшей симпатией оглядел бутылку «Джонни Уокера».

– Да я, извините, стараюсь крепкие напитки не употреблять, – сказала я, изобразив в тон своему новому знакомому неискреннюю улыбку.

«Особенно в компании незнакомых и малосимпатичных мужчин», – добавила я мысленно.

– Нет, ну мы просто непременно обязаны отметить такое замечательное знакомство! – Гена явно юлил и суетился. Что-то ему было очень нужно сделать.

– А я сейчас найду что-нибудь полегче... у Афанасия должна быть бутылка «Мартини»...

Он выскользнул в коридор. Где он, интересно, собирается «Мартини» искать – в ванной, что ли, или в туалете?

Я бросила взгляд на стену. Там висело пыльное зеркало в резной деревянной раме. Оно было повешено криво и неаккуратно, и под определенным углом в нем можно было увидеть часть коридора. Я немного переместилась и увидела в зеркале Гену. «Искусствовед» стоял в самом дальнем от мастерской конце коридора, прижав к уху плоскую трубку мобильного телефона, и с кем-то вполголоса разговаривал. Мне это чрезвычайно не понравилось.

– Афанасий Леонтьевич, – я повернулась к Козлятьеву, – я пойду, пожалуй, у меня еще очень много дел. Нужно ведь обязательно машину найти с вашими скульптурами.

– Да, эт-та, машину бы надо... – начал Козлятьев, но тут же его перебил появившийся на пороге Гена:

– Афанасий, мон шер, как же ты отпускаешь нашу гостью? Нет, это никуда не годится, мы должны отметить такое приятное знакомство!

В руке у него действительно появилась литровая бутылка белого «Мартини».

– Нет-нет, Геннадий Андреевич. – Я попыталась обойти его и прорваться к дверям, но он стоял твердо. Его кривая скользкая улыбочка стала угрожающей, а бутылкой с вермутом он размахивал так, как будто это была резиновая полицейская дубинка.

Я оглянулась на удивленно наблюдавшего за нами Козлятьева и решила не церемониться. Вспомнив недавние годы своей юности и начальные приемы девичьей самообороны, я сделала вид, что споткнулась и будто бы неловким, но чрезвычайно точно рассчитанным движением ноги ударила Гену в наиболее уязвимое место.

Он застыл, и лицо его резко побледнело. Пока он хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, и пытался преодолеть болевой шок, я с милой улыбкой помахала Козлятьеву рукой и проскользнула к двери.

Выскочив на лестницу, я услышала за спиной громкие ругательства – Гена обрел наконец дар речи.

Выбежав из козлятьевского подъезда, я огляделась по сторонам. Подъезд выходил во двор, и на первый взгляд ничего подозрительного я не увидела. Малыши в песочнице занимались земляными работами, молодые мамаши с колясками бурно обсуждали чей-то моральный облик, группа физически крепких пенсионеров забивала козла... Бр-р! Я больше даже слышать не могла про этих парнокопытных!

На всякий случай я пересекла двор наискосок и вышла на улицу не в те ворота, в которые в свое время входила, хотя, конечно, понимала, что эта детская хитрость нисколько не поможет мне, если мерзавец Гена успел связаться с серьезными бандитами и сообщить им, где я в данный момент нахожусь.

Я быстро шла по улице, оглядываясь по сторонам в поисках какой-нибудь скромной машины, которую можно остановить. Но улица как будто вымерла.