Текст книги "Козел и бумажная капуста"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Простите, никак сосредоточиться не могу. Ну, значит, сели за стол, он бутылку шампанского даже купил.

– С какой такой радости?

– Семейный вечер, – теперь уже я ясно слышала сарказм в голосе своей собеседницы, – тем более что дети в поход ушли, мы дома одни были. Короче, стал он меня расспрашивать снова о предках. И кем у тети Лиды отец был, да из какой он семьи, да куда делись дед с бабкой, да куда делся брат отца Иван Скавронский?

– А вы что?

– А что я? Как договаривались – тяну резину, притворяюсь, что ничего не помню, что маразм у меня и склероз. Семен еще шампанского мне подливает... редкостная гадость, скажу я вам, видно, он бутылку в ларьке купил, там шампанским настоящим и не пахнет!

Я несколько удивилась таким речам Елены Вячеславовны, но отнесла их за счет выпитого шампанского...

– Дальше...

– Дальше он все настойчивее становится, а я притворилась, что опьянела. Рассказываю ему всякие случаи из семейной хроники, причем те, что с моей мамой происходили и с тетей Лидой уже после войны. А ему-то, видно, нужно знать, что было до революции! Наконец терпение у него, видно, лопнуло, он напрямую уже спрашивает: кто, мол, спас Ванечку? А я-то откуда знаю, говорю, я его, Ванечку этого, в жизни не видела, сгинул Ванечка в Гражданскую войну. Тогда он рассердился и говорит: какую женщину в вашей семье называли добрым ангелом, спасительницей Ванечки? От чего она его спасла и как ее зовут?

– Круто! – вставила я. – Совсем муженек вас за дуру держит!

– Ага, а меня будто стукнуло – вот как оно обернулось! Я ведь вам с Вадимом Романовичем не очень поверила: чтобы Сеня с бандитами связался, думаю, да ни за что! И вот когда он прямо процитировал то место из письма, про которое вы рассказывали, я все поняла.

«Наконец-то, – подумала я, – лучше поздно, чем никогда».

– И что вы ему сказали? – забеспокоилась я.

– Я говорю, что слышала, как мама как-то рассказывала о том, что в детстве Ванечку чуть не переехала карета. И гувернантка его в самый последний момент из-под колес выхватить успела. Тут Семен прямо затрясся весь. «Как ту гувернантку звали, – кричит, – забыла небось?» Я еще посидела немножко, вроде вспоминаю, а потом и говорю: звали ее мадемуазель Бонасье, я точно вспомнила. Вот с тех пор в нашей семье и считается, что добрый ангел, кто спас Ванечку, – это мадемуазель Бонасье.

– Почему Бонасье? – удивилась, в свою очередь, я.

– Сама не знаю, – призналась Елена Вячеславовна, – ляпнула первое, что в голову пришло, вспомнились «Три мушкетера»...

– Это все? Или еще что-нибудь было? – требовательно спросила я.

– Да что было? – с неожиданной злобой ответила Елена Вячеславовна, – как услышал он все это, так сразу засуетился и заспешил. Мне, говорит, тут надо на минутку отлучиться, я, говорит, скоро... Я кричу – как же тихий семейный вечер при свечах? А он только рукой на бегу махнул – и был таков!

– Давно? Давно слинял-то? – спросила я.

– Да уж с час будет...

– Как же вы за ним не проследили, Елена Вячеславовна, – огорчилась я, – может быть, что-то нужное узнали бы. Ведь он небось побежал Пересвету докладывать про пароль...

– Да знаю я, куда он пошел! – с досадой ответила она. – В ту, теткину квартиру. Потому что у меня ключи от нее пропали из сумочки. Но если вы думаете, что это так важно, то можно туда сейчас поехать и поймать их с поличным.

– У вас же ключей нет!

– Так это тех нет, теткиных, а она мне еще раньше давала второй комплект, запасной.

– Едем! Вот как раз Вадим пришел.

Я быстренько обрисовала ему ситуацию, и Вадим согласился, что поехать надо хотя бы для того, чтобы понаблюдать за домом.

– Что там наблюдать! – решительно высказалась при встрече Елена Вячеславовна. – Надо раз и навсегда выяснить все!

Мы с Вадимом переглянулись за ее спиной.

– Елена Вячеславовна, вы уверены, что это не будет вам во вред, – засуетился он, – может быть, мы сами...

– Нет уж! – она решительно тряхнула головой. – Едем!

И мы поехали на квартиру ее покойной тети Лидии Андреевны. Елена Вячеславовна всю дорогу молчала. Я тоже помалкивала. Что-то подсказывало мне, что очень скоро так или иначе дело наше решится.

Мы не стали подниматься на лифте, хоть Вадим и пытался возражать. Елена Вячеславовна просто чуть запыхалась.

На площадке было тихо. Я приложила ухо к дверям квартиры и прислушалась. Вдалеке слышались голоса, мужской и женский, но, возможно, – это у соседей работал телевизор.

Елена Вячеславовна достала из сумочки ключи и решительно отперла дверь. Вадим попытался отодвинуть ее в сторону и войти первым. Я тоже не хотела остаться последней, поэтому мы все трое ввалились в прихожую одновременно.

В тетиной квартире прихожая была маленькая, так что мы пролетели ее без труда и оказались в комнате. И застали там такую картину.

У окна стояла высокая девица с длинными светлыми, почти белыми волосами. На девушке была униформа девицы легкого поведения, как выразилась бы Елена Вячеславовна, а говоря по-простому, самый шлюшистый комплектик: черный кружевной лифчик, черный кружевной пояс и черные чулки. Девица лениво курила, выпуская дым в форточку.

Сам виновник торжества – муж Елены Вячеславовны Сеня – половой гигант и любимец женщин – возлежал на диване в самой соблазнительной позе, а именно: скрестив тощие бледные ноги и далеко отставив в сторону руку с банкой пива. Реденькие волосики, ранее тщательно уложенные, чтобы прикрывать плешь, теперь были растрепаны, и она, эта самая плешь, вызывающе блестела под лучами заходящего солнца. Сеня был здорово пьян и почти гол, в сатиновых трусах в трогательных голубеньких цветочках.

Завидев наше трио, Сеня выпучил глаза и разинул рот, потом громко сглотнул и вымолвил:

– Ляля! Какими судьбами?

– Елена Вячеславовна! – тут же сказал Вадим. – Помните о своем сердце! Никаких волнений! Помните, сердце – это главное...

– Отвали! – процедила Елена Вячеславовна.

Она вырвала у него свою руку, прошла вперед и этой самой рукой залепила своему мужу Сене здоровенную пощечину. Сеня клацнул зубами и выронил банку с пивом.

– Мразь! – прошипела жена прямо в Сенину морду.

– Елена Вячеславовна! – Вадим все порывался схватить ее за руку, чтобы посчитать пульс.

– Да отвали ты! – крикнула она, и Вадим на время отстал.

– Ляля! – Сеня прижал руки к сердцу и встал на диване во весь свой небольшой рост. – Ляля! Ты все не так поняла!

– Что-о? – протянули мы хором. – Не так поняла?

Даже меня проняло от такой наглости. Он еще будет отпираться! Попался – так отвечай! Очевидно, Елена Вячеславовна тоже так считала, потому что схватила своего Сеню за плечи и начала трясти, как грушу. Сеня пытался возражать, он что-то говорил быстро и неразборчиво, потом упал на колени тут же, на диване.

И за всеми этими увлекательными событиями мы как-то ослабили контроль и упустили девицу. Она тихонько просочилась в прихожую и улизнула из квартиры, прихватив сумочку и одежду. Ловкая бестия, доложу я вам!

Опомнились мы только, когда в прихожей хлопнула дверь. Вадим кинулся было на лестницу, но девки и след простыл.

– Ляля! – между тем восклицал Сеня. – Ты не понимаешь! Я старался для семьи, для тебя и для наших детей... это все гораздо серьезнее, чем ты думаешь...

Елена Вячеславовна подошла к окну, взяла сигарету из пачки, брошенной девицей, и взглядом поискала зажигалку.

– Елена Вячеславовна, – тут же взвился Вадим, – при вашем состоянии это гроб!..

– Слушай, иди ты куда подальше! Кончай лечить! – закричали мы хором, после чего я нашла в сумочке зажигалку и дала ей прикурить.

Сеня спрыгнул с дивана и отважился подойти поближе, бормоча что-то. Вид у него – голого, трусы в цветочек – был столь мерзок, что мы с Еленой отвернулись, а Вадим подошел и двинул его по скуле, так что он отлетел к двери.

– Хорошо! – прокомментировал Вадим. – Давно руки чесались это сделать!

– Вот! – обрадовалась я. — И ты на что-то сгодился. А то придумал – пульс считать... нашел, понимаешь, время.

Вадим тоже обрадовался и двинул Сеню по другой скуле. Елена Вячеславовна прошла мимо, даже не взглянув на мужа. На кухне она с сосредоточенным выражением лица стала рыскать по шкафам.

– Ты чего? – как-то незаметно мы перешли на «ты».

– Тут вроде бы где-то у тетки водка была, для компрессов, – раздалось из шкафа.

Она начинала мне нравиться. Водка вскоре нашлась, и мы распили ее вдвоем, потому что Вадим за рулем и ему нельзя. Сеню он больше не бил, но тихо и сердито втолковывал ему что-то в комнате, мы особенно не прислушивались.

– И на эту сволочь я потратила всю молодость! – констатировала Елена, затягиваясь очередной сигаретой. – Можешь себе представить?

– Так он же всегда такой был, ты разве не замечала? – осмелилась предположить я. – Только случая ему не представлялось.

– Я-то думала, ни одна баба на него не посмотрит, он и мне-то до смерти надоел, – вздыхала Елена.

– Ты что думаешь – эта шлюха на него запала по любви, что ли? Он им был нужен, вот и послали ее!

– Да мне-то от этого не легче!

– А ты плюнь на него совсем! – кричала я, кажется, мы порядочно напились.

– Девочки, – Вадим заглянул на кухню, – что-то вы расшумелись. Там Сеня интересные вещи рассказывает, может, послушаем?

Мы двинулись в комнату. Сеня успел натянуть на себя брюки и рубашечку и выглядел не так мерзко. Правда, на левой щеке у него багровел кровоподтек, а под правым глазом спелой сливой красовался здоровенный синяк, но на такие мелочи мы с Еленой решили не обращать внимание.

– Ну, ты, жертва неземных страстей, – обратился Вадим к нему, – говори уж, да гляди, не врать, а то опять вмажу.

– Лялечка, это заговор! Это гнусная интрига! – заторопился Сеня, выплевывая слова. – Но я все разгадал! Они, эти люди, хотят разбогатеть за наш счет!

– Конкретнее! – приказала Елена Вячеславовна.

– Насколько я понял, это связано с твоими предками. Что-то нашлось, какое-то огромное наследство, и для того, чтобы его получить, требуется ключевое слово, пароль...

– Тоже мне, новости, – усмехнулась я, – все это мы и сами знали...

– И ты ей сказал это слово? – с интересом спросила Елена Вячеславовна. – Ты ей назвал пароль? Ведь ты его знаешь...

– Меня... она меня вынудила... – Сеня наклонил повинную голову.

– Интересно, каким же способом? – ехидно спросила я. – Сверху или снизу?

Тут Вадим двинул меня кулаком в бок – ему неудобно было перед Еленой Вячеславовной. Но та держалась удивительно спокойно.

– Ты выдал этой шлюхе нашу семейную тайну? – спросила она проникновенно. – Семен, как же ты мог!

– Ляля! Прости меня! – он молитвенно сложил ручки на груди и устремил на жену жалостный взгляд.

– Нет тебе прощения! – прорыдала она, получая, по моим наблюдениям, немалое удовольствие от всей сцены. – Между нами все кончено! Дети меня поймут!

– Ляля! – Сеня готов был целовать ее ноги. – Я, конечно, очень виноват, но я искуплю! Я рассказал про пароль, но зато я подслушал их разговор по телефону.

– Кого – их? – насторожилась я. – Давай, дядя, по порядку.

– Она думала, что я сплю, – заторопился Сеня, – но я не спал. Она позвонила и сказала, что знает пароль. А тот ей говорит, видно, чтобы сказала ему. А она сказала, что, мол, нашел дуру, она не такая идиотка, как этот ко... то есть, как я, и что пароль она скажет только тому типу, который приедет завтра.

– Какому типу?

– Она не сказала, только послушала, что ей там скажут, усмехнулась и говорит: «До встречи завтра в двенадцать в гостинице «Пальмира».

– Не врешь? – подступила к Сене Елена Вячеславовна.

Тот в ответ молитвенно прижал руки к груди и преданно поглядел на жену.

– Тогда слушай внимательно, – приказала она. – Будешь сидеть тут и носа не показывать домой. Потом решу, что с тобой делать, а пока чтобы я тебя и близко от дома не видела! Все, пошли! – Она развернулась и направилась к двери.

На прощание я оглядела квартиру Лидии Андреевны и, повинуясь неосознанному порыву, кое-что оттуда прихватила на всякий случай.

– Что будем делать? – спросил Вадим в машине.

– Завтра к двенадцати идем в эту самую гостиницу «Пальмира» и берем их тепленькими! – хором ответили мы с Еленой.

– Да, только нужно так сделать, чтобы раньше времени нас никто не узнал...

– Едем сейчас ко мне, – предложила я Елене, – там разберемся.

Вадим, кажется, обиделся, но мы не обратили на него внимания.

Мы заехали еще в магазин, купили там еды и множество нужных вещей и только потом отпустили Вадима восвояси.

– Кажется, доктор обиделся, – заметила Елена.

– Ничего, ему полезно, а то привык командовать, как у себя в больнице. Жизнь – не госпиталь!

– Это точно, – согласилась она.

Дома мы перетрясли все мои тряпки и выработали имидж. Нужно было изменить внешность, иначе нас узнают и дело может сорваться.

От парика Елена категорически отказалась – никогда, мол, не носила, как бы в критический момент он не соскочил с головы. Я слегка подкоротила ее волосы – кстати, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся довольно густыми, – и выкрасила их в рыжий цвет. Даже при легком макияже лицо Елены совершенно изменилось – стало ярче, глаза светились.

Она перемерила все мои тряпки, и я с удивлением обнаружила, что они ей впору. Елена была худа, а это главное, остальное приложится.

– Что ты на меня так смотришь? – не выдержала она. – Как ты думаешь, сколько мне лет?

– Ну-у... – я помедлила, чтобы не обидеть.

– Тридцать семь!

Ну надо же! Вчера я думала, что ей гораздо больше, а сегодня не знала, что и сказать.

– Из-за этого козла я выглядела как старуха! – расстроилась Елена.

– Зато теперь ты займешься своей внешностью, – утешила я, – как говорится, нет худа без добра!

– Точно, – она повеселела, – ты даже не представляешь, как мне надоел этот зануда Сенечка! Только сейчас поняла... Не зря Вадим так на него злился. Кстати, ты уж не обижайся, Анна, но доктор наш – тоже порядочный зануда...

– А то я сама не вижу! – расстроилась, в свою очередь, я. – Но он хороший... как думаешь, может, я его перевоспитаю?

– Думаю, у тебя получится, – великодушно сказала Елена.

Угомонились мы глубокой ночью и встали пораньше, чтобы как следует подготовиться к встрече.

– Слушай, – за утренним кофе сказала мне Елена, – я вот тут все думаю... выходит, этот Пересвет так и избежит наказания? Ведь это он убил тетю Лиду, больше некому! Он пришел к ней, чтобы расспросить про пароль, может быть, она стала что-то подозревать, вот он и стукнул ее по голове... И ведь никто его не видел...

– А может, и видел, – медленно произнесла я, – может быть, если его фото предъявить соседям или дворнику, кто-то и вспомнит. Главное – чтобы он был под подозрением, тогда милиция начнет копать...

– Постой-ка! – Елена показала мне золотой медальон, который носила на шее. – Это тетин подарок, фамильная вещь...

И у нас созрел план.

Перед выходом из дома я позвонила своему знакомому капитану Овечкину. Мы очень мило поговорили.

Неподалеку от входа в гостиницу «Пальмира» на лавочке томился Вадим. Он был в черных очках, да еще прикрывался газетой, и все равно я сразу поняла, что это он.

Нас с Еленой он не узнал.

– Эй! — Я села рядом на скамейку. – Молодой человек, вы не нас ждете?

– Ой! – Он выронил газету. – Дамы! С ума сойти! Что вы с собой сделали?

– А что – не нравится? – кокетливо спросила Елена.

– Нравится, – он сглотнул.

Елена взяла его под руку и даже ткнулась в щеку.

– Вадим Романович, милый, извините за вчерашнее, нервничала я очень...

– Да что вы, я понимаю...

Поцелуй в щеку мне не понравился, поцелуй был уже лишним.

– Может, о деле поговорим? – вклинилась я сердито.

– Тут они, – спохватился Вадим, – и Пересвет, и девица его... Без десяти двенадцать пришли, сейчас в баре сидят...

Войдя в холл гостиницы, я бросила взгляд в огромное, во всю стену, зеркало, и осталась весьма довольна нашей маскировкой. Полдня было потрачено не зря. Меня трудно было узнать в суровой брюнетке с короткой стрижкой, в черных очках и в брючном костюме. Но кто изменился неузнаваемо, кардинально и бесповоротно – это Елена Вячеславовна. Грымза-учительница с бесцветными волосами и в бесформенной одежде исчезла без следа. Из глубины зеркала выглядывала эффектная молодая женщина с огненно-рыжими волосами, в темно-зеленом деловом костюме с юбкой, не прикрывающей круглые колени, и в туфлях на высоком каблуке.

Елена взглянула на себя в зеркало, кокетливо поправила густую рыжую гриву и, гордо улыбнувшись собственному отражению, двинулась навстречу судьбе.

Мы свернули в сторону бара, провожаемые заинтересованными мужскими взглядами. Вадим шагал между нами, явно польщенный таким вниманием.

На пороге бара мы остановились и произвели первичный осмотр местности. В этот час бар был почти пуст, только за одним столиком две немолодые дамы вполголоса по-английски выясняли отношения, да за другим столиком, в самой глубине помещения, пожилой представительный, судя по всему, немец негромко разговаривал с парочкой русских, в ком нетрудно было узнать Валерия Васильевича Пересвета и девицу, которую мы застали накануне в чрезвычайно пикантном виде в компании никчемного Елениного мужа.

На этот раз девица была одета и выглядела несколько пристойнее, чем при нашей последней встрече. Зато Валерий Васильевич имел совершенно жалкий вид. Лицо его покрывали красные пятна, губы тряслись, и казалось, что этот солидный деловой человек сейчас разрыдается. Немец сказал ему что-то, по-прежнему негромко, и Пересвет вскочил, с грохотом опрокинув стул, и, не разбирая дороги, двинулся к дверям бара. Неудивительно, что наши траектории при этом пересеклись.

Елена Вячеславовна налетела на Пересвета, извинилась перед ним и чуть заметно прикоснулась рукой к его пиджаку. Валерий Васильевич был настолько подавлен, что только пробурчал в ответ что-то нечленораздельно. Я столкнулась с девицей, подручной Пересвета, и с невинным выражением лица осведомилась у нее:

– Девушка, простите, это не вы трусики потеряли? Девица взглянула на меня удивленно, но в следующий миг она меня узнала и ускорила шаг.

А когда Пересвет подошел к выходу из бара, навстречу ему вошли двое мужчин – хорошо знакомые мне два капитана, Быков и Овечкин.

– Гражданин Пересвет? – вежливо осведомился капитан Овечкин.

– Да, что еще? – проворчал Валерий Васильевич.

И тут Быков в свойственной ему грубой манере набросился на Пересвета и заломил его руки за спину.

– В чем дело? – завопил тот полузадушенным голосом.

– Слава, не перегибай! – поморщился Овечкин и помахал перед носом Пересвета какой-то бумагой: – Ознакомьтесь, это ордер на ваш обыск!

– По какому праву? По какому поводу? С какой стати? – надрывался Пересвет. – Вы что же – прямо здесь будете меня обыскивать?

– Нет, конечно, – ответил вежливый Овечкин, – да это и не понадобится! – И он с торжествующим видом вытащил у Пересвета из кармана небольшой блестящий предмет.

– Что это? – произнес капитан, разглядывая золотую вещицу. – По-моему, золотой медальон! А что на нем за надпись, интересно? – Он приблизил медальон к глазам и с выражением прочитал: – Федор Алексеевич Скавронский! Ах, как интересно! Как же попал к вам этот медальончик? Не из квартиры ли убитой вами Лидии Андреевны Скавронской?

– Я первый раз вижу этот медальон! – истерично завопил Валерий Васильевич, на глазах багровея, как переспелый помидор. – Вы мне его сами подсунули!

– Что? – заревел взбешенный Быков. – Он меня оскорбляет при исполнении!

– Слава, не перегибай! – успокоил его Овечкин. – Гражданин Пересвет не хотел тебя оскорбить. Он волнуется. Его можно понять. Ведь его сейчас арестуют. Гражданин Пересвет, вы арестованы по обвинению в убийстве Лидии Андреевны Скавронской!

Валерий Васильевич побледнел, как белокочанная капуста, и под руки с двумя капитанами покинул гостиницу.

С интересом наблюдая за этой захватывающей сценой, я как-то совсем упустила из виду белокурую девицу, ассистентку Пересвета. Когда же я вспомнила о ней, девицы и след простыл. Это у нее явно было в крови – умение тихо и незаметно исчезать в решающий момент.

Насладившись сценой ареста Пересвета, мы решительно двинулись к столику респектабельного немца.

– Шпрехен зи дойч? – решительно обратилась я к нему, выдав за один раз все свои скудные познания в немецком языке.

– Естественно, – усмехнулся немец, – но я и по-русски тоже немножко говорю.

Это было не совсем точно – говорил он по-русски отлично, безо всякого акцента.

– В чем дело? – спросил он, окинув нашу троицу осторожным взглядом, – я могу вам быть чем-то полезен?

– Я — Елена Вячеславовна Подберезкина, – решительно начала Елена, – племянница недавно скончавшейся Лидии Андреевны Скавронской.

И она выложила на стол свой паспорт и еще разные бумаги – в частности, завещание своей тети, где было черным по белому – точнее, фиолетовым по желтоватому – написано, что Лидия Андреевна Скавронская завещает все свое имущество племяннице, Подберезкиной Елене Вячеславовне.

Немец надел очки и внимательно ознакомился со всеми документами. Затем он поднял на Елену глаза и по-прежнему осторожно спросил:

– И вы, Елена Вячеславовна, хотите мне что-то сообщить?

– Я хочу вам назвать одно имя, – решительно заявила она, – Элеонора Дузе.

– Была такая актриса, – с улыбкой проговорил немец.

– И не только актриса, – Елена Вячеславовна, не дожидаясь приглашения, села за столик напротив немца, – еще была такая собака, сенбернар. Сука Элеонора Дузе. Эта собака спасла жизнь моего двоюродного прадеда Ивана Скавронского, когда он был ребенком... Вытащила его из воды. Поэтому в семье называли ее ангелом-хранителем...

Немец смотрел на Елену Вячеславовну с доброжелательной улыбкой и как будто еще чего-то ждал.

И тогда я, повинуясь неосознанному внутреннему порыву, положила на стол, поверх документов Елены Вячеславовны, то, что накануне, повинуясь такому же неосознанному порыву, прихватила в квартире покойной старушки Скавронской.

Изящно гравированный диплом Императорского общества собаководов. Диплом суки Элеоноры Дузе.

Я положила этот диплом поверх остальных документов, как кладут козырную карту поверх простых, и, как положено козырю, собачий диплом сыграл.

Немец улыбнулся еще шире и сказал, немного привстав, как бы приветствуя свою клиентку:

– Это именно то, чего я ожидал. Предъявив этот диплом, вы подтвердили свои права.

– Права на что? – стараясь не показывать свое волнение, спросила Елена Вячеславовна.

Немец откинулся на спинку стула и начал:

– Простите, что я только сейчас представляюсь вам. Меня зовут Дитер Гейнце, я сотрудник швейцарской адвокатской конторы «Блюменталь и Блюменталь». Эта контора расположена в Берне и уже свыше ста пятидесяти лет известна в Швейцарии и во всей Европе своей безупречной и весьма успешной деятельностью. Приблизительно девяносто лет назад в контору «Блюменталь и Блюменталь» обратился русский промышленник Федор Алексеевич Скавронский. Господин Скавронский считал, что Россия в то время находилась на грани серьезного политического кризиса, и хотел в связи с этим хранить часть своего капитала в Швейцарии. Время показало, что господин Скавронский был прав. Он оставил Блюменталям распоряжение управлять своим вкладом и передать его впоследствии тому из своих родственников, кто предъявит в качестве пароля диплом Императорского общества собаководов на имя суки сенбернара Элеоноры Дузе, поскольку эта собака сыграла важную роль в истории семейства Скавронских. Блюментали весьма успешно управляли вкладом, и к настоящему времени он значительно возрос...

– Насколько он возрос? – в волнении осведомилась Елена Вячеславовна.

Господин Гейнце вопросительно взглянул на нас с Вадимом.

– Это мои друзья, – успокоила его Елена, – они очень помогли мне, и вы можете при них все говорить...

– Хорошо, – Гейнце кивнул, – я не могу сейчас точно назвать общую сумму всех акций и ценных бумаг, но думаю, не ошибусь, если скажу, что приблизительно сумма активов вашего вклада на сегодня не меньше двадцати миллионов долларов.

Елена Вячеславовна ахнула, но я с удовлетворением отметила, что за сердце она не схватилась, и Вадим воздержался от своей обязательной фразы: «Только не волнуйтесь!»

Швейцарец доброжелательно кивнул и продолжил:

– Несколько дней назад в офисе конторы «Блюменталь и Блюменталь» получили факс, отправленный из Санкт-Петербурга. По факсу были переданы копии некоторых документов, составленных покойным господином Скавронским и адвокатской конторой, а также письмо некоего господина Пересвета, который извещал контору о том, что намеревается вступить в права владения упомянутым вкладом. Владельцы конторы направили меня сюда, в Санкт-Петербург, для того, чтобы на месте ознакомиться с правами господина Пересвета и принять решение от лица фирмы. Выбор пал именно на меня, – скромно пояснил господин Гейнце, – поскольку я в какой-то мере владею русским языком...

– Не скромничайте, – вставила я, – вы говорите по-русски прекрасно.

Швейцарец слегка зарделся от моего комплимента, но, поскольку мой статус был не вполне определен и я, во всяком случае, не являлась клиентом фирмы «Блюменталь и Блюменталь», он не повернул головы в мою сторону и продолжил, обращаясь исключительно к Елене Вячеславовне.

– Прибыв в Санкт-Петербург, я связался с господином Пересветом и назначил ему встречу для того, чтобы ознакомиться с его полномочиями. Господин Пересвет пришел сегодня на эту встречу в сопровождении... м-м-м... дамы.

Швейцарец чуть помолчал и продолжил:

– Господин Пересвет предъявил мне оригиналы тех документов, которые прежде были присланы в Берн по факсу. Я уведомил его, что эти документы ничего не значат без пароля, и тогда господин Пересвет назвал мне почему-то фамилию Бонасье, – Гейнце слегка поднял брови, продемонстрировав нам вежливое удивление, – точнее, даже не сам господин Пересвет, а сопровождавшая его дама. И еще она рассказала странную историю о гувернантке, якобы спасшей вашего двоюродного прадеда из-под колес кареты. Когда же я уведомил их о том, что пароль назван ими неверно, господин Пересвет повел себя совершенно недопустимым образом, употребив целый ряд непечатных русских выражений применительно к своей спутнице, ко мне, к адвокатской конторе «Блюменталь и Блюменталь», а также к покойному господину Скавронскому и всем его потомкам. Я призвал господина Пересвета к порядку и пообещал обратиться к гостиничной охране. Тогда он удалился, нисколько не заботясь о сохранении достоинства, а в дверях бара, как я понял, был арестован вашей полицией. Впрочем, это вы уже видели.

Завершив свой увлекательный рассказ, господин Гейнце снова приподнялся, демонстрируя почтение к уважаемой клиентке, и сообщил Елене Вячеславовне, что от имени адвокатской конторы «Блюменталь и Блюменталь», Берн, Швейцария, он извещает ее о том, что она, Елена Вячеславовна Подберезкина, официально признана наследницей вклада, переданного в управление упомянутой адвокатской конторе ее родственником, Федором Алексеевичем Скавронским, и в любое удобное ей время может вступить во владение этим вкладом и сделать по нему любые распоряжения.

Конечно, моя работа над внешностью Елены изменила ее радикально. Но сообщение господина Гейнце еще более благотворно сказалось на ее внешности – она просто расцвела на глазах, а учитывая то время, которое затратил на это швейцарский адвокат, это можно было признать просто чудом неоперативной косметологии.

Правда, я думаю, любая женщина расцветет, если узнает, что неожиданно стала владелицей двадцати миллионов долларов...

– Скажите, – робко обратилась Елена к адвокату, – а могу я получить немного денег... так сказать, в виде аванса? Ведь мне, честно говоря, даже не на что доехать до Швейцарии...

– Да, конечно, – скромно улыбнулся богатой клиентке господин Гейнце, – я немедленно выпишу вам чек на любую необходимую вам сумму.

– Ну что, историю можно считать законченной? – сказал Вадим, улыбаясь.

Мы сидели у него дома на кухне. Вадим сказал, что в больницу ему сегодня не нужно, так что мы можем провести вечер дома и спокойно обо всем поговорить. Я согласилась, хотя как-то не представляла, о чем еще тут надо разговаривать. У Елены все будет хорошо, она и без его забот теперь проживет. Мы с ней расстались по-дружески, она заторопилась домой – наводить порядок в семье. До Вадима наконец дошло, что опекать Елену больше не нужно, и он по этому поводу выглядел несколько разочарованным.

– Как хорошо! – я откинулась на стуле. – Теперь можно расслабиться. Никто не будет пугать телефонными звонками, милиция не станет смотреть косо... Можно вернуться в свою квартиру...

– Тебе так плохо здесь? – немедленно отреагировал Вадим.

– Нет, почему же...

– А что бы ты сказала, если бы я предложил тебе остаться у меня насовсем? – Голос его очень натурально дрогнул.

– Ты серьезно? – я чуть не свалилась со стула. – Как это понимать?

– А что тут понимать? – он мгновенно завелся. – Тебе предлагают жить вместе, что тут обидного?

– Да я ничуть не обиделась, – я пожала плечами. – Просто удивилась, с чего это ты.

– А ты мне нравишься. Я хочу быть с тобой. Чтобы ты сидела вот тут напротив меня и шила там или вязала...

– А я не умею... то есть умею, но не люблю.

– Ну что тебе стоит? – заговорил он просительно. – Ты попробуй, а вдруг понравится? Тихо, спокойно... Это лучше, чем метаться по городу в поисках работы, а потом угождать какому-нибудь негодяю-шефу...

Ах, вот как... Он меня жалеет. И оберегает. Ему больше некого защищать...

– Дорогой, я не больна, – мягко заговорила я, – я полна сил. Все наши приключения только закалили меня. Энергия переполняет меня, я хочу работать, общаться с людьми. Я с удовольствием провожу с тобой время, но сидеть целыми днями в четырех стенах – уж, извини, не стану. Да я и не могу этого сделать, потому что с завтрашнего дня нужно выходить на работу.

– Ты нашла работу? – всполошился Вадим. – Когда же ты успела?

– А мне позвонил Павел Петрович, помнишь, я тебе рассказывала о таком симпатичном старом мафиози? Оказывается, я произвела на него очень сильное впечатление. И он предложил мне работу.

– Работать на мафию? Ты с ума сошла! Наркотиками, что ли, торговать?

– Обижаешь. Павлу Петровичу принадлежит в городе несколько картинных галерей, и он предложил мне руководить одной из них. Зарплата очень приличная, я о такой и не мечтала.

– У тебя же нет специального образования! Как же ты сможешь работать в галерее?

– Я то же самое сказала Павлу Петровичу. А он мне ответил, что у него полно людей со специальным образованием, но у них нет моей энергии и моего вкуса. Учись делать женщинам комплименты! Самое сильное впечатление на него произвела моя короткая, но выразительная и правдивая характеристика творчества скульптора Козлятьева. Так что не нужно говорить, что я ничего не понимаю в искусстве! И, дорогой мой, тебе придется привыкнуть, что рядом сильная, уверенная в себе женщина. Если ты, конечно, этого хочешь.