Текст книги "Козел и бумажная капуста"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

И вдруг в сумочке у меня запищал мобильный телефон. Я шепотом извинилась перед Ульяной и тихонько отошла в сторону, заняв такую позицию, чтобы по-прежнему видеть Валерия Васильевича, но самой быть не слишком на виду.

Прикрыв мобильник платочком, я поднесла его к уху. Звонил, как я и думала, Вадим.

– Я его запер, – проговорил он слегка запыхавшимся приглушенным голосом.

– Кого запер? – удивленно спросила я. – Он здесь!

– Как здесь? – в голосе Вадима явственно послышалась обида. – Как – здесь? То есть как – там, когда он точно здесь? Он пришел за записной книжкой...

– Ладно, подожди, я сейчас приду.

Я отключила мобильник и, плюнув на все условности, бросилась между могилами к месту назначенной встречи – к усыпальнице купца первой гильдии Выпендрютого.

Вадим поджидал меня возле замшелых ступенек, ведущих на каменную площадку.

– Ну, что произошло? – нетерпеливо спросила я, оглядевшись по сторонам и никого больше не увидев.

– Я там ждал-ждал, – начал Вадим, – поза ужасно неудобная, и холодно от камней... в общем, совершенно все тело затекло...

Я посмотрела на него с сочувствием, но не позволила отвлекаться на свое состояние и потребовала продолжать.

– Наконец услышал, что вы мимо идете, всей толпой и с гробом. Услышал и увидел. Ну, приободрился – значит, недолго ждать осталось. И правда, смотрю – идет...

– Кто идет-то? – в волнении осведомилась я. – Шеф, Пересвет то есть, никуда не отходил...

– Ну я не знаю... парень молодой такой... мордатый, волосы светлые и коротко подстрижены, ежиком... и шрам еще на щеке, я хорошо его разглядел.

– Охранник! – вскрикнула я. – Это охранник из архитектурной мастерской, который стоит там на вахте и никого внутрь не пропускает! Редкостный козел!

– Ну, значит, этот козел подошел, нисколько не задумываясь, безо всяких колебаний поднялся по этой лесенке на площадку, вот где мы с тобой стоим, и полез по ступенькам вниз, за книжкой. Пока он спускался, я крадучись к нему сзади подобрался и, как только он наклонился, чтобы книжку поднять, подскочил и пнул его ногой в задницу.

При этих словах глаза Вадима заблестели, я у него такой блеск видела первый раз за все время нашего знакомства. И этот блеск открыл мне глаза на моего скучноватого друга: наши полукриминальные приключения внесли в его однообразную одинокую жизнь свежесть и новизну, влили в его жилы горячую кровь.

– Он от моего пинка покатился кувырком вниз по лестнице и свалился прямо в склеп, а я захлопнул за ним дверцу и заложил болтом. Он тут рядом валялся, наверное, как раз для этого – дверь закрывать...

Действительно, железная дверь склепа была закрыта, и в проушины вместо замка вставлен здоровенный ржавый болт. Из склепа не доносилось ни звука.

– Так он и сейчас там сидит? – удивленно спросила я, невольно понизив голос.

– А куда же ему деться! – удовлетворенно ухмыльнулся Вадим. – Сидит, голубчик!

– А что же так тихо? Может, он шею сломал, когда падал?

– Да нет, он сначала там шуршал и дверь дергал, а потом затих – думает, мы удивимся, что тихо, и полезем проверять, тут-то он на нас и нападет... Ищи дураков! – последние слова Вадим произнес громко, явно адресуя их узнику подземелья.

– Понятно, – я снова понизила голос, – значит, они работают на пару с Пересветом. То-то я во всех действиях и словах шантажиста чувствовала удивительную нелогичность, граничащую с натуральным идиотизмом. Пересвет-то, тот поумнее будет, а этот – круглый дурак, это у него на физиономии написано, и при этом пытается, наверное, самостоятельность проявлять...

– Ну и что мы с ним будем делать? – Вадим задумчиво покосился на дверь склепа.

– А ничего, – громко ответила я, – оставим его там. Пусть посидит, поразмышляет... Ему это будет только полезно. Глядишь, поумнеет немного... Хотя это, конечно, маловероятно.

– А он там от голода не помрет?

– Не думаю. Выберется как-нибудь... со временем. Или кто-нибудь его услышит. А если похудеет немного – так это тоже полезно. Видел, какую он морду наел?

На этой мажорной ноте мы с Вадимом расстались, наскоро поцеловавшись и договорившись встретиться позднее и обсудить наши дальнейшие шаги. Мне нужно было возвращаться к могиле Павла, поскольку столь долгое отсутствие на панихиде могло вызвать горячее неодобрение общественности.

А у гроба Павла речи все еще продолжались. В данный момент выступал представитель родственников покойного, бравый шестидесятилетний дядечка с загорелым обветренным лицом. Дядечка называл покойного Павла «племяш» и с чувством рассказывал, как они с племяшом на пару крыли какую-то крышу. Я сразу же вспомнила светлой памяти домик в деревне Зайцево.

От этих родственных воспоминаний затосковали решительно все, а большая часть архитектурной мастерской уже в открытую устремилась за купчиху Растудыкину.

Валерий Васильевич подозрительно и с некоторым испугом покосился на меня – думаю, он дорого бы дал, чтобы узнать, куда я уходила. Он явно был не в своей тарелке и даже не принимал никаких мер по восстановлению дисциплины в архитектурных рядах и по пресечению массового бегства подчиненных за купчихин памятник.

Наконец все закончилось, родственники и сослуживцы потихоньку потянулись к выходу. Уже за оградой, перед тем как сесть в автобус, ко мне подошла родственница Павла, кажется, жена того самого дяди, и, неприязненно поглядывая на веселых архитекторов, сообщила, что квартира Ольги Павловны этакую прорвищу народу не вместит, тем более что эти уже помянули слишком здорово. Так что родственники решили собраться только своей семьей, а я, если хочу, могу к ним присоединиться. Я вежливо поблагодарила и отказалась. Тетка не очень настаивала, по ее представлениям, я была Павлу никто. Вот если бы жена, а то так – подруга... да, может, у него их десять было!

Вадима уже не было, нас с Ульяной подвез до метро один непьющий архитектор. Шефа я как-то упустила из вида.

Пройдя со всей толпой родных и знакомых покойного до ворот кладбища, Валерий Васильевич Пересвет отошел в сторонку, дождался, пока все расселись по автобусам и машинам, и наконец достал из кармана мобильный телефон, который уже больше получаса трясся в его кармане в истерических судорогах вибро-вызова. Поднеся телефон к уху, он услышал отчаянный истошный вопль:

– Шеф, шеф! Что вы не отвечаете?

– Я слушаю! – злым и недовольным голосом ответил Пересвет. – Что у тебя стряслось? Куда ты провалился?

– Вот именно, провалился, – верещал голос в трубке, – вернее, меня столкнули! Столкнули и заперли!

– Что ты болтаешь? – устало изумился Пересвет. – Кто тебя столкнул? Где тебя заперли? Можешь ты по-человечески говорить?

– Шеф! Освободите меня! Я вам все объясню!

– Да где ты, черт бы тебя побрал!

– В могиле!

– Как – уже? Ну, оттуда освободить трудно!

– То есть не в могиле, а в склепе! По дороге, как к той могиле идти, где сегодня Елисеева хоронили, недалеко от мостика, клетка такая, типа беседки решетчатой, и там склеп купца Выпендрютого, так вот меня в этом склепе заперли... Помогите, шеф! Мне отсюда не выбраться!

– Оставить бы тебя там совсем... из воспитательных соображений! – недовольно проворчал Пересвет. – Ну как тебя угораздило в этот склеп забраться?

– Приходите, шеф! Я все вам здесь расскажу!

Валерий Васильевич убрал мобильник в карман, огляделся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, двинулся в обратный путь по кладбищенским дорожкам. Перейдя по узкому мостику ручей, он увидел невдалеке от дорожки ажурную решетку и внушительное надгробье купца первой гильдии Выпендрютого. Пересвет поднялся по ступенькам на площадку, затем спустился ко входу в склеп и прислушался. За металлической дверцей с круглым сквозным окошком царила тишина.

– Эй, ты здесь, что ли? – вполголоса окликнул Валерий Васильевич безмолвного узника.

– Это вы, шеф? – раздался из склепа глухой негромкий голос, и в круглом окошечке появилась упитанная обиженная физиономия неподкупного охранника архитектурной мастерской. – Шеф, выпустите меня скорее отсюда, я тут от холода совсем уже окоченел!

– Какой холод? – удивился Пересвет. – Лето на дворе, жара!

– Это снаружи жара, – охранник демонстративно постучал зубами, – а здесь, в склепе, колотун! Выпустите меня скорее!

– Ты сперва мне объясни, соколик, как ты там оказался! – в голосе Пересвета прозвучала недвусмысленная угроза.

– За книжкой... за книжкой я пришел... – ответил охранник, смущенно потупив взор.

– За книжкой? За какой еще книжкой? – Валерий Васильевич удивленно поднял брови.

– За записной книжкой Павла Елисеева... она мне обещала ее здесь передать... и вот книжка – вот она, – в окошке появилась коричневая кожаная книжица, – а только когда я за этой книжкой нагнулся, меня кто-то сзади пнул, а потом за мной дверь заперли...

– И этому человеку мы доверяем безопасность своей мастерской! – с деланым пафосом произнес Валерий Васильевич и ловким движением выхватил из окошечка коричневый блокнот.

– А теперь рассказывай.

– Что рассказывать, шеф?

– Все рассказывай. Что это за книжка, откуда она взялась и какой самодеятельностью ты занимаешься за моей спиной?

– Вы... выпустите меня, шеф, а то я здесь от холода совсем околею, выпустите, я вам снаружи все расскажу!

– Потерпишь! – Пересвет был непреклонен. – Рассказывай, если хочешь на свободу!

Охранник пригорюнился и начал рассказывать, периодически прерывая повествование, чтобы немного подвигаться, и стуча зубами от могильного холода.

– Значит, вы меня послали в ту пятницу это... с Пашкой Елисеевым разобраться... ну чтобы под ногами, типа, не путался...

– Дальше, – сурово проговорил Пересвет, – то, что я и так знаю, можешь пропускать.

– Ну, я проследил за ним до дома той девки... Они здорово с ней ссорились. Ну, думаю, хорошо – все на нее и спишут. Обычное, мол, бытовое убийство на почве ревности... или как там у них, у ментов, называется...

– Свои мысли скудоумные тоже можешь пропускать! – рявкнул Пересвет. – Они никому не интересны.

– Ну, короче, – продолжил охранник обиженным тоном, – я на лестнице у них притаился, вдруг смотрю – девка выбежала, и на улицу – за сигаретами, что ли. Вот, думаю, везет! Открыл отмычкой дверь, тихонько захожу... а Пашка-то на кухне стоял, но шаги все-таки услыхал. «Что, – говорит, – вернулась?» – и начал ее по-всякому костерить. Видно, достала его девка окончательно. Я на кухню зашел – здравствуй, говорю, Павлик, как дела, как здоровье? Он, конечно, обалдел: «Ты, – говорит, – как здесь оказался? Да чего тебе тут надо?» Ну, в общем, погнал пургу. А я, как вы велели, огляделся, нашел ножик подходящий, сбоку к Павлику подошел и – хрясь его ножом за ухо! Он только ухнул, будто филин, и повалился. А я в окно выглянул, смотрю – девка его уже возвращается, ну и выскочил из квартиры, пока она меня не застала...

– А про записную книжку, конечно, забыл? – с притворным спокойствием проговорил Валерий Васильевич.

– Ну... – охранник явно смутился, – я как из квартиры вышел, так сразу и вспомнил про книжку... на лестнице снова спрятался, подожду, думаю... тут эта девка вернулась, а потом вскорости подруга ее приехала. Я сижу, жду... Потом гляжу – они труп потащили, видно, прятать куда-нибудь повезли. Ну, думаю, настоящая удача – сейчас без них спокойно поищу в квартире. Дождался, пока они уехали, дверь снова тихонько открыл и всю квартиру вверх дном перевернул...

– Я представляю! – вставил реплику Пересвет.

– ...Перевернул, но книжки не нашел, – продолжал охранник свою исповедь. – Тогда я подумал, что книжка была у Павла в кармане...

– А ты, конечно, его не обыскал? – тоскливо протянул шеф. – Побоялся покойничка обшарить?

– Да не то что побоялся, – охранник был явно смущен, – но как-то... не подумал.

– Да, насчет «подумать» – с этим у тебя напряженно!

– Потом я решил проверить – может, он эту книжку у матери прятал... Адресок у меня был, и я к ней на следующий день наведался. Тетку саму маленько оглушил, квартиру обыскал – и ничего!

– Идиот! – прошипел Пересвет. – Ну какой же ты идиот! Ведь ты же мне доложил, что все выполнил чисто, записную книжку уничтожил, следов не оставил...

– Я надеялся все закончить самостоятельно, – надувшись, пробубнил охранник.

– Самостоятельно? – взвился Пересвет. – Да ты самостоятельно шнурки на ботинках завязать не сможешь! Господи, ну зачем я с тобой связался? Зачем вообще взял тебя на работу? Ради матери твоей, как-никак мы родственники, хоть и дальние... Просила она за тебя... Ну, рассказывай дальше, недоумок чертов!

Пропустив ругань мимо ушей, охранник продолжил:

– Ну, я хотел все аккуратно закончить, думаю, раз книжки нет ни в той квартире, ни в другой – значит, она у этой девки... Позвонил ей и говорю: «Отдай книжку, или заложу тебя ментам, что ты Павла убила... Я все знаю, мол, и улики у меня есть...»

– Какие еще улики? – насторожился Пересвет.

– Фотографии... я Павла мертвого на всякий случай «Полароидом» сфотографировал.

Пересвет позеленел.

– Ты, я погляжу, совсем слаб на головку? – проговорил он тихим безнадежным голосом. – И где же теперь эти фотографии?

– Одну я ей под дверь подсунул, чтобы припугнуть, а вторая фотография у меня...

– Дай мне сейчас же эту фотографию! Ты хоть понимаешь, что это против тебя самого стопроцентная улика?

– Почему это? – обиженно проговорил охранник, но тем не менее фотографию протянул в окошко.

– Потому что твоим аппаратом сделана, идиот несчастный!

Валерий Васильевич спрятал снимок в карман и усталым голосом проговорил:

– Ну, валяй, рассказывай дальше про свою художественную самодеятельность!

– Ну что тут рассказывать, – пробормотал охранник, – я же хотел как лучше...

– А получилось как всегда!

– Потом я ей, девке этой, еще несколько раз звонил и приезжал в тот дом, чтобы ее припугнуть... но вы не думайте, я ей на глаза ни разу не попадался!

– Ей, может быть, и не попадался, а кто-нибудь другой тебя вполне мог увидеть... Дальше!

– Ну что дальше... Потом она куда-то пропала, а когда снова появилась, пообещала эту книжку отдать сегодня на похоронах. То есть была у нее эта книжка, я правильно догадался! А только когда я сюда пришел и за книжкой наклонился, меня сзади кто-то толкнул, я упал и отключился, а когда от холода пришел в себя – смотрю, дверь заперта...

– Да-а, – констатировал Пересвет, – правильно говорят, глупость не лечится. Ты хоть понимаешь, что попался в самую примитивную ловушку? Тебя вычислили, сфотографировали. Она у нас в мастерской была, так что знает теперь точно, кто ты такой. Так что извини, дорогой, ты сам себе могилу выкопал.

С этими словами Валерий Васильевич достал из кармана небольшой плоский пистолет, вскинул руку и выстрелил в круглое окошечко. На лбу охранника раскрылся черный цветок пулевого отверстия. Его откормленное тупое лицо на мгновение застыло в глубоком изумлении и тут же пропало в темноте. С глухим стуком охранник рухнул на холодный каменный пол склепа.

Валерий Васильевич Пересвет огляделся по сторонам, убедился, что его никто не видел, и торопливо зашагал к выходу с кладбища.

Вечером того же дня, когда Вадим вернулся из больницы и мы мирно, совершенно по-семейному пили чай, зазвонил телефон.

Это была Елена Вячеславовна, чрезвычайно растерянная и взволнованная.

– Вадим Романович, – начала она, когда услышала в трубке хорошо знакомый и внушающий доверие голос своего лечащего врача, – помните, вы просили меня позвонить, если со мной произойдет что-то необычное?

– Да, конечно, – коротко ответил Вадим.

– Так вот, оно произошло.

– И что же это?

– Вадим Романович, – голос ее стал еще более смущенным, – я не хотела бы говорить об этом по телефону.

– Понял, – мгновенно отреагировал Вадим, – хорошо, выходите из дома через полчаса, мы подъедем к вам на машине.

Мы еле успели к назначенному времени приехать на улицу Матроса Бодуна. Елена Вячеславовна уже прогуливалась возле своего дома, нервно поглядывая на часы. Вадим открыл дверцу и усадил ее на переднее сиденье машины.

– И что же необычного с вами произошло? – подтолкнул он ее, видя, что женщина не решается начать.

Елена Вячеславовна покосилась на меня, и Вадим успокоил ее:

– Вы можете спокойно говорить при Ане, она в курсе вопроса и очень помогает мне...

Вот как оно оказывается! Это я ему помогаю! Я до сих пор почему-то думала, что все обстоит совершенно наоборот. Однако из тактических соображений я промолчала, а Елена Вячеславовна наконец решилась и начала рассказывать:

– Самое необычное, что со мной произошло, – мне подменили собственного мужа.

– Вот как? – Вадим явно обрадовался. – Он стал более внимателен к вам, заботлив? Я ведь говорил, что...

– Более внимателен? – Елена Вячеславовна желчно рассмеялась. – Да он стал приходить домой пьяным! При всех его недостатках такого с ним никогда не бывало! Ни разу в жизни! И даже... – Елена Вячеславовна понизила голос и оглянулась, будто проверяя, не подслушивает ли ее кто-нибудь посторонний, – я заметила на его щеке след губной помады! Если бы я не знала Сеню так хорошо, как я его знаю, я могла бы подумать, что у него появилась женщина!

«Интересно, а какое еще объяснение ты нашла этой помаде?» – подумала я в свою очередь.

– Но я, собственно, хотела рассказать вам не об этом... Самое удивительное – это то, что Сеня вдруг проявил необыкновенный интерес к моей родне.

На какое-то время она замолчала, и Вадим негромко кашлянул, как бы напоминая ей, что он по-прежнему здесь и что он – весь внимание.

– Так вот... сначала он пришел пьяный, пьяный и отвратительный, и вел себя ужасно, просто невыносимо хамски, всячески старался оскорбить и унизить меня... А потом, на следующий день, его как подменили – он принес коробку конфет, был ко мне подчеркнуто внимателен... но как-то очень назойливо, неприятно внимателен, как будто ему от меня что-то нужно. И все время заговаривал со мной, наводя разговор на покойную тетю Лиду и ее родственников – кто были ее родители, да кто были ее деды, и так далее... А ведь до сих пор он ни разу в жизни не поинтересовался никем из моей родни, а саму тетю Лиду на дух не выносил, даже слышать о ней не хотел, не то что когда-нибудь ее навестить! И вот, после этого, такой неожиданный интерес... Согласитесь, это более чем странно!

– Да, конечно, – подтвердил Вадим и переглянулся со мной.

– Ну, вот я вам и позвонила, – закончила Елена Вячеславовна в своей обычной неуверенной, как бы извиняющейся манере.

И тогда мы с Вадимом, то дополняя, то перебивая друг друга, рассказали ей всю историю – по крайней мере, как мы ее понимали. И про находку в старом сейфе, и про то, что именно из-за этого погибла ее тетя Лида... Конечно, об убийстве Павла мы говорить не стали – и без того для бедной женщины всего этого оказалось более чем достаточно. И фрагменты французского письма, найденного в корзине, Вадим подробно ей пересказал. На этом месте она особенно разволновалась:

– Ванечка – это наверняка дядя Лидии Андреевны, младший брат ее отца. И представьте, Сеня именно про него упорно расспрашивал! А ведь раньше он никогда не слышал о его существовании!

Вадим завел свою обычную песню:

– Елена Вячеславовна, успокойтесь, вам совершенно нельзя волноваться! – и начал считать ее пульс.

Она от него отмахнулась:

– Не до того! Как вы можете объяснить этот странный Сенин интерес?

Вадим посмотрел на нее испытующе – выдержит ли она горькую правду – и выпалил:

– Мне кажется, что ваш муж каким-то образом связан со злоумышленниками... с теми, кто убил вашу тетю Лидию Андреевну, и они поручили ему выяснить, о ком говорится в этом французском письме, кого в вашей семье могли называть «добрым ангелом» и «спасительницей Ванечки». Это он и пытается выспросить у вас...

Елена Вячеславовна слушала его с явным недоверием.

– Не знаю... – проговорила она наконец, – конечно, Сеня удивляет меня последнее время, стал совершенно другим человеком, но чтобы он связался с преступниками, убийцами...

– А все-таки, кого, действительно, имеет в виду ваш предок, когда пишет о «добром ангеле»? Ведь, насколько я вас понял, Ваня погиб во время Гражданской войны, никто его не спас... С другой стороны, это письмо написано до революции, значит, Федор Алексеевич подразумевал какой-то другой, гораздо более ранний случай, тем более что он называет сына «Ванечкой», как ребенка...

– Действительно, – ответила Елена Вячеславовна после минутного раздумья, – тетя Лида как-то рассказывала мне, что в детстве с ее дядей Ваней случился несчастный случай. Он с родителями и старшим братом жил летом на даче, в Териоках, и играл на берегу озера. Няня зазевалась, маленький Ванечка упал в воду и начал уже тонуть, но тут, к счастью, собака, сенбернар, бросилась вслед за ним в озеро и вытащила из воды, ухватив за рубашонку. Так вот, на эту собаку Ванечкины родители потом чуть ли не молились...

– Норочка! – воскликнула я, потрясенная собственной догадкой. – Элеонора Дузе!

– Совершенно правильно, – улыбнулась Елена Вячеславовна, – Норочка и была спасительницей и добрым ангелом.

– Поэтому ее диплом и висел у вашей тети на видном месте, рядом с семейными фотографиями!

– И вполне логично, – вступил в разговор Вадим, – что, когда Федору Алексеевичу понадобился пароль, который легко вспомнил бы каждый член семьи, но и в голову не пришел бы никому из посторонних – он вспомнил про эту замечательную собаку, про Элеонору Дузе.

– И вы считаете, что именно это хотел узнать у меня Сеня? – в голосе Елены Вячеславовны по-прежнему звучало легкое недоверие.

– По крайней мере, если он снова будет спрашивать вас об этом, я советую вам придумать какую-нибудь другую трогательную историю и назвать другое имя спасительницы... И самое главное, я очень прошу вас ни в коем случае не волноваться!

Утром Вадим уехал к себе в больницу, и я тоже решила пойти на свою работу. Не работать – упаси бог! – а порвать всяческие отношения с этой фирмой, высказать поганцу Олешку, своему распрекрасному шефу, все, что я думаю о людях, которые способны сдать женщину, свою сотрудницу, бандитам, да заодно и забрать у него свою трудовую книжку.

Когда я появилась в офисе «Латоны», секретарша Ленка вытаращила на меня глаза:

– Анюта, ты где же пропадала? Я уже не знала, что и думать! Домой звоню – не подходишь, на мобильник звоню – отключен...

– «Сам» на месте? – вместо ответа спросила я, мотнув головой в сторону директорского кабинета. – Хочу ему напоследок морду расцарапать, давно руки чешутся.

– Ой! – восхитилась Ленка. – Жаль, посмотреть нельзя. Подожди, у него сейчас какая-то шишка сидит.

Я подумала – не устроить ли скандал при «шишке», но решила, что это уже будет перебор и лучше подождать. Ленка по традиции налила мне растворимого кофейку, достала пачку сигарет, и в это время в офис вошел новый посетитель.

В первый момент я его даже не узнала и, только когда он поздоровался с нами высоким блеющим голоском, с удивлением поняла, что передо мной – пресловутый скульптор Афанасий Козлятьев, автор бесчисленных парнокопытных изваяний.

Но как он неузнаваемо изменился!

Вместо длинного грязно-серого свитера из козьей шерсти на скульпторе был аккуратный, хотя и не новый, светло-бежевый пиджачок в розовую клеточку; лицо его, хотя казалось грустным и растерянным, несколько округлилось и порозовело, а самое главное – он лишился основного своего украшения, реденькой козлиной бороденки, которой прежде невероятно гордился.

И еще одно, не менее важное изменение произошло с Афанасием Леонтьевичем: он утратил свой знаменитый, непередаваемый и непереносимый козлиный запах. Правда, от него несло теперь чем-то другим, неуловимо знакомым, но я не сразу поняла, что мне напоминает этот новый козлятьевский парфюм.

– Девочки, дорогие! – расплылся скульптор в улыбке. – Как я рад снова вас видеть!

– Садитесь, Афанасий Леонтьевич, – прощебетала вежливая Ленка, пошире открывая на всякий случай окно, – я вам сейчас тоже кофейку приготовлю.

– Спасибо, спасибо, – Козлятьев устроился рядом со мной, – а у меня-то, девочки, какие неприятности... охладели пошлые европейцы к настоящему искусству, перестали ценить мои шедевры, не покупают больше парнокопытных! Не поймешь их, некультурных конъюнктурщиков: то нравились мои козлики, а то вдруг – смотреть не хотят! Все, что наваял, вернули, всю партию!

– Да что вы говорите? – сочувственно пропела я, в душе переживая тихую тайную радость: справедливость восторжествовала, и Козлятьев больше не будет похваляться на каждом углу, что наводнил живописную Скандинавию своими рогатыми-бородатыми уродцами... Хотя, насколько я понимаю, он и раньше поставлял их исключительно на финские свалки, служа прикрытием для перевозки наркотиков... Тьфу! Я совершенно запуталась в этой скульптурно-криминальной эпопее.

А Козлятьев тем временем продолжал ныть:

– И ведь как покупали! Как покупали моих рогатеньких! Только и повторяли – еще, еще привозите! И вдруг – как отрезало! Видно, чьи-то происки, чьи-то интриги... Не иначе, Васька Баранов подсуетился... И Гена, менеджер мой, тут же исчез, будто его козел языком слизнул. Пока был успех – Гену из моей мастерской не выгнать, а как успех прошел – так пропал, даже телефона не оставил...

Козлятьев пригорюнился, отхлебнул остывший кофе и вдруг, жизнерадостно встрепенувшись, полез во внутренний карман своего клетчатого пиджака:

– А у меня, девочки, гениальная идея. Если эти паразиты козликами пресытились, так, может, начать новый период в своем творчестве?

И Козлятьев протянул нам на ладони керамическую статуэтку, изображавшую розовую толстенькую свинку с лихо закрученным крючком маленького хвостика и румяным девичьим личиком.

И тут я поняла, что мне напоминает новый «аромат» Афанасия Леонтьевича. Как-то в деревне я проходила мимо свинарника, и оттуда пахло приблизительно так же...

Дверь Олешкиного кабинета распахнулась, и из него вышла импозантная внушительная дама приблизительно пятьдесят шестого размера. Дама хранила на лице величие, соответствующее как минимум владелице казино или сети антикварных магазинов. Олешек бежал за ней, как цирковая собачка за цирковым же слоном, что при его комплекции выглядело смешно, и, искательно заглядывая в лицо сиятельной посетительницы, подобострастно мурлыкал:

– Ну, мы можем надеяться?

В дверях офиса дама повернулась к Олешку и неожиданным для женщины густым басом изрекла:

– Надеяться можно всегда!

Как только дверь за посетительницей захлопнулась, Олешек сразу сделался выше и крупнее: из робкого просителя он превратился в грозного начальника. Увидев же меня, он вырос еще вдвое и зарокотал, как июльская гроза:

– Соколова! Ты почему здесь? Ты что тут делаешь? Кто тебя пустил? Да я тебя немедленно уволю! Да ты сколько же это дней прогуляла? Немедленно уволю!

– Очень хорошо! – ответила я гордо и независимо. – Только это не ты меня уволишь, а это я сама уволюсь! Потому что я и дня не хочу работать с человеком, который подставляет своих сотрудников!

– Кто подставляет, кого подставляет, как подставляет? – Олешек несколько сбавил тон и чуть отступил перед моим молодым напором. – А машина-то пропала! А подпись-то твоя!

– Бандитам сдал? Сдал! – развивала я наступление. – Машина как пропала, так и нашлась, Витька-паразит в аварию на ней попал, и ты это прекрасно знаешь, а подпись мою подделали... И вообще ты знаешь, что эти бандиты через твою фирму вывозили? То-то! А если стукнуть? И про твои шашни с Аленой тоже все знаю! А про это могу жене стукнуть! И вообще тебе давно на диету пора садиться, а то скоро ни в одну дверь не пролезешь! Короче, сию секунду отдавай мне трудовую книжку и выходное пособие! Ноги моей больше не будет в этом свинарнике, – и я злорадно оглянулась на Козлятьева, который с растерянным видом переводил взгляд с меня на Олешка.

При упоминании имени Алены Олешка как подменили – ведь все в фирме отлично знали, как он боится свою жену Веронику. Он побледнел, вытер ладонью обильный пот, струившийся со лба, и кивком пригласил меня в кабинет.

– Прошу!

Я вошла, пожелав на прощание Афанасию Козлятьеву новых творческих успехов на поприще ваяния.

– Послушай, Анна, – нервно заговорил Олешек, плюхаясь в кресло, – ну чего ты от меня хочешь? Ты пойми: явились трое сюда в кабинет, стали угрожать, а я же ничего не знал, что там творилось с этими проклятыми скульптурами!

– Должен был знать, – наставительно произнесла я, – ты же как-никак начальник.

– Я думал, может, ты действительно за моей спиной проворачиваешь свои делишки...

– Это не я проворачивала, а твоя бывшая любовница Алена! – крикнула я, страшно разозлившись.

– Тише, – он с испугом покосился на стены, как будто они имели уши.

– Раньше надо было думать, когда ты с ней спал, – не успокаивалась я, – вообще-то мне все равно, с твоей женой я не дружу, мне до нее дела нет, но Алена лично мне устроила грандиозные неприятности, и именно ты ей в этом помогал!

– Я же не знал... – промямлил Олешек.

– Незнание не освобождает от ответственности! – изрекла я злорадно. – Так что жди, возможно, твоей персоной вплотную заинтересуется милиция... или бандиты.

Он был мне ужасно противен – толстый, потный, трясущийся от страха. Пускай теперь мучается и сидит со своей Вероникой – тоже, доложу я вам, то еще наказание...

На прощание расцеловавшись с Ленкой, я закрыла за собой дверь офиса и вздохнула с облегчением.

К вечеру я заскучала. Вадим позвонил и сказал, что скоро приедет, в квартире у него я навела относительный порядок, по телевизору ничего интересного не показывали, я изучила уже три газеты с объявлениями на предмет поиска новой работы и теперь совершенно не представляла, чем еще заняться.

И тут очень кстати раздался телефонный звонок.

– Аня? – голос у Елены Вячеславовны был не то нервный, не то испуганный. – Аня, это я... а дома Вадим Романович?

– Он недавно звонил, сказал, что скоро придет, а что случилось? – забеспокоилась я.

– Да, случилось... – она замолчала, – но... я не уверена.

– Господи, да говорите, Елена Вячеславовна, тут не до сомнений, – взмолилась я, – все это очень серьезно...

– Действительно, тетю Лиду убили из-за этого... – тихо, убеждая саму себя, проговорила Елена Вячеславовна.

– Ну так что?

– Он пришел, – со вздохом начала она, и я сразу поняла, что «он» – это ее ненаглядный Сенечка-козел, кому же еще и быть-то, – он пришел, такой... вежливый, ласковый... давай, говорит, проведем сегодня тихий, семейный вечер... поужинаем при свечах...

– Так-так, при свечах, – протянула я, – у вас что – электричество отключили?

– Вот и я говорю – зачем свечи жечь, когда белые ночи и так все хорошо видно? – при этих словах Елена Вячеславовна издала не то всхлип, не то смешок.

– Да бросьте вы про свечи-то! – не выдержала я.