Текст книги "Козел и бумажная капуста"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Пропуск лежал вот в этой розовой сумке, ее я оставила дома, когда заскочила переодеться. И с собой в ресторан я взяла крошечную синюю сумочку, она и только она подходила к моему вечернему платью. Туда поместились лишь носовой платок, пудреница и тюбик помады. А еще ключи и немного денег – больше мне ничего в ресторане не было нужно.

И как, скажите на милость, мой пропуск мог оказаться в машине того типа, как его там зовут, Вадима, что ли, если он лежал себе спокойно в розовой сумке и ждал понедельника? Выходит, не лежал.

Не будем пороть горячку, сказала я себе. Как говорится в одном старом анекдоте, возможны два варианта. Во-первых, я могла случайно, в припадке рассеянности сунуть пропуск в сумочку и пойти в ресторан. Но нет, потому что на меня редко находит такая глубокая рассеянность, к тому же в ресторане я подкрашивала губы не раз и заметила бы в сумочке пропуск. Тогда переходим ко второму варианту, а именно: этот самый Вадим – самый натуральный жулик, а на визитной карточке можно что угодно написать. Учитывая все происшедшие со мной события, он даже не жулик, а бандит. Может, это он и есть убийца? Когда был в моей квартире, он прихватил пропуск, а потом позвонил, чтобы отдать и влезть ко мне в доверие. Мороженым угощал, подлец!

Тут я взглянула на часы и обнаружила, что катастрофически опаздываю на работу. Этого еще не хватало, и так неприятностей по горло! Я захлопнула дверь и как сумасшедшая понеслась по лестнице.

Разумеется, ни о каком метро не могло быть и речи. Я села в первую попавшуюся машину, но дурак-водитель повез по набережной, хотя я и просила его этого не делать. Я говорила ему про пробки, но он проигнорировал все мои слова. И разумеется, мы застряли надолго, в результате я опоздала на десять минут. Не смертельно, но неприятно, потому что шеф в последнее время отчего-то стал смотреть на меня косо и придираться по мелочам.

– Привет! – бросила я охраннику Юре, что пялился на меня из своей будки.

– Приве-ет, – протянул он с какой-то странной интонацией и ничего больше не сказал.

Взбегая по лестнице, я оглянулась и заметила, что Юра говорит что-то в трубку телефона и вид у него озабоченный. Он перехватил мой взгляд и поспешно отвернулся. Стучит шефу про мое опоздание? Да ему-то до этого какое дело!

В общем, я влетела в офис взмыленная, растрепанная и злая на весь мир, и Ленка, наш секретарь, тут же оторвалась от компьютера и сделала страшные глаза:

– Слушай, Олешек с утра такой вздрюченный, икру мечет, что твой лосось на нересте! Тебя требует, до зарезу ты ему понадобилась, прямо невтерпеж!

– Соколова! – донеслось из кабинета начальника. – Живо ко мне!

– Иду! – буркнула я и добавила тише, для Ленки: – Вечно у него с утра пораньше пожар, ни тебе причесаться, ни тебе подкраситься, ни тебе сигаретку выкурить...

Шеф сидел в кабинете и потел, несмотря на включенный кондиционер. Впрочем, это его всегдашнее состояние, так что я не очень удивилась. Но он был неестественно бледен, и глазки налились кровью, а это уже говорило о волнении.

– Соколова! – рявкнул он. – Закрой дверь.

– Задохнемся же, – удивилась я, – никогда дверь не закрываем.

– Я тебе что сказал? – Он понизил голос на полтона, но взглядом метал молнии.

Я послушно закрыла дверь и уселась на стул с другой стороны стола. Даже вылупила глаза и преданно уставилась на шефа – пусть думает, что я сейчас лопну от усердия и от желания ему угодить.

– Куда ты отправила машину? – Шеф сразу же взял быка за рога, но я-то только что пришла на работу после «веселеньких» выходных и понятия не имела, о чем идет речь.

– Какую машину? – осведомилась я холодно, чтобы показать шефу, что я ни капли не волнуюсь.

– С работами Козлятьева, – процедил шеф.

Козлятьев – это наш постоянный клиент. Он скульптор и все время возит в Европу какие-то глиняные и гипсовые фигуры – на мой взгляд, совершеннейшие монстры. То у него кто-то с козлиной головой и с человеческими ногами, то, наоборот, ноги с копытами, а голова женская. То две русалки сплелись хвостами в неприличной позе, то змея пытается откусить собственный хвост. Но больше всего Козлятьев любит изображать копытных – очевидно, это фамильное. Все мы, сотрудники фирмы, включая шефа, находимся в недоумении по поводу того, кто может покупать за границей работы нашего клиента. Я бы, например, ни в жизнь этого не сделала, даром бы не взяла, даже если бы приплатили, и то бы подумала... Но меня никто не спрашивает, и Козлятьев утверждает, что его работы пользуются большим спросом. Во всяком случае, привозит обратно он гораздо меньше, стало быть, козлы остаются там.

С некоторых пор Козлятьева курирую только я, то есть я отвечаю за то, чтобы работы были запакованы, погружены в машину, оформлены все документы, в том числе таможенные, и машина пересекла границу. Там, в Европе, у них свои порядки, а нам, главное, проследить, чтобы на территории России с грузом ничего не случилось.

– Так куда ты ее дела? – зловещим голосом переспросил шеф.

– Никуда я ее не отправляла! – ответила я удивленно. – Работы остались на складе.

– Вот как? – Шеф внезапно налил полный стакан минеральной воды и жадно выпил.

Я с тоской поглядела на бутылку – мне самой стало жарко и захотелось пить, но он воды мне не предложил, а сама я решила ничего не просить, чтобы шеф еще больше не разозлился. А что он злится, было видно за версту. Но ведь я совершенно не чувствовала себя виноватой и оттого заговорила увереннее:

– Да, машина должна была уйти в пятницу, но во второй половине дня со склада позвонили, что у них ничего не готово, потому что Козлятьев, видите ли, в последний момент решил заменить какого-то козлика на барашка. Или наоборот. Художественные натуры – это же такой народ... да вы и сами знаете. Короче, там надо было заново утверждать все в комиссии, он провозился, а в пятницу при такой жаре в комиссии, естественно, никого не оказалось. То есть вопрос автоматически сам собой перенесся на понедельник.

Я не сказала шефу, что очень по этому поводу обрадовалась, потому что мне тоже нужно было уйти пораньше. Все дела я отложила на понедельник и со спокойным сердцем умотала в парикмахерскую. Самого шефа на рабочем месте не было – он ушел с обеда и повез жену на дачу, а нам сказал, что у него срочное дело. У кого летом в пятницу нет срочных дел вне работы, хотела бы я знать?

В общем, я смотрела на шефа удивленно, а он медленно багровел на моих глазах. Я даже начала беспокоиться за его здоровье, потому что Олешком мы зовем его с легкой руки его жены Вероники, это она вечно воркует по телефону: «Олешек, Олешек...» На самом деле шеф весит больше ста килограммов, не олешек, а настоящий лось. Но вообще-то он больше напоминает бегемота.

При такой комплекции с давлением у шефа нелады, так что я всерьез обеспокоилась.

– Олег Викторович, да что случилось-то? Объясните нормально.

– Нормально? – проскрипел он. – Машина с работами Козлятьева ушла в пятницу со склада и пропала.

– То есть как? – не веря собственным ушам, спросила я. – Как это она могла уйти, если все документы у меня в столе?

– Да? А ты погляди, – ласково предложил шеф.

Ласка его была обманчива. Я выскочила из кабинета и побежала к своему столу. Папка с документами лежала в верхнем ящике, я точно помнила, что положила ее туда.

– Вот! – я бегом вернулась к шефу.

Он открыл папку. В ней не оказалось накладных, доверенности и еще кое-чего.

– Куда ты отправила машину? – прошипел шеф.

– Да с чего вы решили, что это я? Спрашивайте на складе! – закричала я, чувствуя, что на меня с неотвратимостью курьерского поезда надвигается еще одна неприятность.

– Спрашивали, – кивнул шеф, – и там сказали, что ты приехала без пяти пять с машиной и уговорила их срочно отправить груз. Дескать, на нас наехали зарубежные партнеры, потому что в Турку, в галерее Левенфельда, в понедельник должна открыться экспозиция. И там должны обязательно быть работы этого Козлятьева, черт бы его взял совсем!

– Так и сказала? – прервала я шефа.

– Что? – осекся он на полуслове, достал клетчатый платок и обтер мокрую лысину.

– Про Козлятьева – так и сказала? Этими же самыми словами?

– Слушай, – угрожающе начал шеф, – ты меня не зли. – Вид у него был хуже некуда, просто Дракула и людоед в одном флаконе.

– Это вы меня не злите! – рассвирепела в свою очередь я. – Говорю же русским языком, что не отправляла я никакой машины! Да вы у Витьки спросите, он-то где?

– В том-то и дело, – зловеще проскрипел шеф, – в том-то и дело, что Вити нету. Ни дома, ни на работе. И жена говорит, что он уехал в пятницу по служебной надобности. Он сам ей так сказал.

– Не было у него никакой служебной надобности! – закричала я. — Я сама ему звонила и сказала, чтобы был свободен до понедельника! Он еще обрадовался – вот, говорит, пруха подвалила – погода отличная, отдохну, как человек...

Виктор – это водитель той самой машины, пикапчика, который должен был везти работы Козлятьева в Финляндию.

– Бред какой-то, – вздохнула я, – я точно знаю, что в пять часов не могло меня быть на складе!

– А где ты была?

– В парикмахерской, тут, недалеко!

Шеф был так расстроен, что даже не стал мне выговаривать, что я ушла раньше и в рабочее время занималась личными делами.

– Едем сейчас на склад! – он вдруг суетливо засобирался. – На месте разбираться будем. Если что не так – за все мн е ответишь!

– Да что вы так волнуетесь, Олег Викторович! – я махнула рукой. – Ну кому эти дурацкие козлы и русалки понадобились? Ну, перепились в пятницу работяги на складе и засунули их куда-нибудь! Протрезвеют – вспомнят... Ведь мы-то с вами знаем, что эти парнокопытные ценности никакой не представляют!

– Это ты самому Козлятьеву скажи, когда он явится права качать! – рявкнул шеф, безуспешно пытаясь застегнуть на обширном животе разошедшиеся пуговицы от рубашки.

– Давайте я помогу! – подхалимски предложила я.

– Да отстань ты! – он махнул рукой на пуговицы и на меня. – Вчера еще из Турку звонили. Если, говорят, к понедельнику работы не будут в галерее Левенфельда, такую неустойку с нас стребуют!

На улице шел дождь – мелкий, противный, не приносящий свежести. Все равно было душно и сыро. Мы сели в роскошную синюю «Тойоту», цвет которой очень подходил к моим глазам и костюму. Такую машину я бы не отказалась иметь. Но на нее мне не заработать, уж это точно. Тем более раз пошли такие серьезные неприятности, то вполне может случиться, что я и эту работу потеряю.

Тогда, утром в понедельник, я никак не хотела вникнуть в проблему. Мне казалось, что после того, что случилось в пятницу ночью и потом, в субботу, вся история с машиной не стоит и выеденного яйца. Во всяком случае, не из-за машины мне нужно сейчас переживать. Тогда я не обратила внимания на такой очевидный факт, что шеф, в общем-то довольно спокойный и не вредный мужик, так взбеленился. Теперь-то, задним числом, я понимаю, что шеф нутром чуял огромные неприятности, как лягушки предчувствуют землетрясение.

В машине мы ехали в полной тишине – шеф следил за дорогой и угрюмо молчал, потея, как всегда, а я была занята своими безрадостными мыслями и тоже молчала.

На складе встретил нас хамский мужик, которого я раньше в глаза не видела – они там все время меняются.

– Кто отправлял машину в пятницу? – начала я, не дав шефу вставить слово.

– Мария! – крикнул мужик зычно.

Пришла Мария – разбитная тетенька средних лет.

– А Таня где? – спросила я, до сих пор я имела дело с Татьяной, иногда даже мы пили чай у нее в закуточке.

– Татьяна в отпуске! – внушительно припечатала тетка. – Какие ко мне вопросы?

– Кто отправлял в пятницу вечером машину с работами скульптора Козлятьева? – Шеф вспомнил, что он начальство, и решил взять следствие в свои руки.

– Постойте, – меня осенило, – сначала скажите, кто звонил мне около четырех часов и сказал, что работы не готовы к отправке из-за самого Козлятьева, что он что-то там меняет и отправлять машину можно будет только в понедельник?

Тетка вылупилась на меня в удивлении, а мужик глядел с подозрением.

– В пятницу утром все готово было, и никакой Козлятьев не приходил... – вымолвила тетка.

– Значит, никто к нам в фирму не звонил? – шеф покосился на меня и даже чуть толкнул плечом. – Пожалуйста, Мария, расскажите подробно, как дело было.

– Ну что, сидим это мы, вдруг приезжают эти, как оглашенные, – ах, простите, извините, срочно нужно работы отправлять! В выходные-то мы, конечно, не работаем, а к понедельнику груз в Турку должен быть – кровь из носу!

– Кто приехал-то? – заикнулась я.

– Да ты и приехала! – вызверилась тетка. – Или не помнишь ничего? Я постарше тебя буду, а память еще не потеряла!

– Тише! – вступил мужик, теткино непосредственное начальство. – Мария, говори толком, с чего ты взяла, что это была она? Документ она тебе показала?

– А как же! Пропуск...

– Этот? – Шеф вырвал у меня из рук сумочку и показал тетке пропуск.

– Ну да, Соколова Анна Сергеевна, я отлично помню, – уверенно ответила Мария.

– Ой. — Я почувствовала слабость в ногах и облокотилась на шефа.

– Она самая, только костюм не тот, – продолжала тетка вколачивать гвозди в мой гроб, – в пятницу на ней такой был... темно-розовый...

– Точно, розовый, – крикнул мужик, – теперь и я вспомнил!

– Что дальше было? – процедил шеф и отошел от меня в сторонку, как от зачумленной.

– Погрузили в машину...

– Какую машину, номер какой? — Я пыталась бороться.

Мужик притащил огромный журнал и показал нужную строчку. Номер машины был тот самый, наш, и подпись стояла Витькина.

– Документы неси! – приказал Марии начальник.

Та мигом притащила документы – накладные, доверенность и счет-фактуру.

– Все в порядке? – спросил мужик моего шефа.

– Но позвольте, – я выхватила листки, – это же факс! Это не те документы, которые были в папке!

– Да елки-палки! – заорала тетка. – Сделаешь людям добро, а оно к тебе дерьмом вернется!

– Мария, – гаркнул начальник, – прекрати истерику! Говори толком, а на нее, – он махнул рукой в мою сторону, – не реагируй.

Вот как, оказывается, я у них пустое место.

– Значит, так, – начала тетка, тяжело вздохнув, – времени было около пяти, а эта тут и приперлась – срочно, видите ли, нужно... Якобы только сейчас узнала, а чего раньше думала? И документы, говорит, в офисе остались, пока она машину с шофером искала, если бы, говорит, я в офис за документами заехала, то этого Витьки и след давно простыл бы, поминай как звали! И уговорила она меня машину сейчас отправить, а документы она по факсу пришлет. Я и согласилась.

– Мария, – угрожающе начал мужик, но тетка сделала ему неуловимый знак глазами, и он заткнулся.

– Как же это вы так, ведь не положено... – заикнулся было мой шеф, но тетка не дала ему договорить:

– Вот я и говорю: сделаешь людям добро и только себе неприятности наживешь. Она сказала, что по факсу пришлет, и верно, не обманула. А оригиналы, говорит, в понедельник подвезу, но вот, теперь от всего отпирается. Интересное дело, – тетка понемногу набирала обороты, – что я, сама эти статуи (она произнесла слово «статуя» с ударением на втором слоге), сама я их, что ли, куда-то дела? Да на фига попу гармонь! Была бы вещь стоящая, а так – козлы какие-то глиняные!

– Это точно, – поддакнул начальник, – козлы эти простому человеку без надобности.

Я в это время рассматривала документы. Факс был действительно отправлен из нашего офиса в пятницу, двадцатого июня в восемнадцать часов пятнадцать минут. Но я точно знала, что в это время как раз выходила из парикмахерской. Что это – мистика? Или у меня поехала крыша?

– Что скажешь? – буркнул шеф.

– Это не я, – продолжала я повторять одно и то же.

Тетка негодующе сплюнула, шеф пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство.

– Не было меня ни здесь, ни в офисе, не отправляла я этого факса! – крикнула я. — А документы лежали в папке, и если бы вы, – я повернулась к тетке, – не нарушали своих служебных обязанностей, то ничего бы этого не случилось.

– На себя-то посмотри! – рявкнула она в ответ, и я поняла: та женщина, что была тут в пятницу вместо меня, очевидно, сунула тетке денег, чтобы та пошла на нарушение обычной процедуры.

– Еще раз повторяю, что в прошлую пятницу ушла с работы в четыре часа, да Ленка может это подтвердить, и два часа просидела в парикмахерской.

– В парикмахерской? – зловеще переспросил шеф. – Два часа просидела? Значит, в парикмахерской твое алиби могут подтвердить?

Очень мне не понравилось, что он употребил слово «алиби». Значит, шеф считает меня преступницей? Мало мне убийства Пашки, мало звонков шантажиста, мало исчезнувшего трупа, так тут еще такая дурацкая петрушка с пропавшей машиной получается! Ну кому могли понадобиться эти чертовы козлы?

– Да, конечно, – упавшим голосом ответила я шефу и тут же поняла, что никто в парикмахерской ничего подтверждать не будет.

Дело в том, что позвонила я парикмахерше Люсе в самый последний момент, когда выяснилось, что мне не нужно возиться с машиной, вернее, позвонила не я, а Алена по моей просьбе. Люська – знакомая Алены, у которой есть свой парикмахер, своя косметичка и массажистка. А также стоматолог и гинеколог. У меня же нет никого, я пользуюсь знакомствами Алены, когда срочно нужно. Именно так случилось в пятницу. Люся согласилась заняться моей головой только после долгих уговоров, потому что у нее было много клиентов – сами понимаете, вечер пятницы. Парикмахерская частная, а Люська спокойно положила мои деньги себе в карман, утаив от хозяйки. Так что если начнется разбирательство, Люська будет все отрицать, у нее и так с хозяйкой напряженные отношения. Работу сейчас найти непросто даже такому классному мастеру, как она. Нет, Люська в таком раскладе мне не поможет...

– Значит, говоришь – факс? – скрипучим голосом спросил шеф. – Это мы тоже проверим, заходила ли ты в офис в шесть часов или нет...

Всю обратную дорогу до офиса Олешек молчал, наливаясь тяжелой чугунной злостью, и старался не встречаться со мной глазами.

На вахте, внизу нашего бизнес-центра вместо Юрика сидел сухонький подслеповатый старичок в толстых очках, нацеленных на посетителей, как два оптических прицела, и с профессионально поджатыми губами, узкими, как щель монетоприемника.

Наклонившись к нему, Олешек с тяжелой гипертонической одышкой проговорил:

– Извините... вас как по имени-отчеству?

– Иван Игнатьевич мы, – ответил бдительный старичок и тут же насторожился: — А почему вас, собственно, наше имя-отчество интересует? Это до вас никак не касательно. Ваше дело какое? Предъявить и пройти. А наше дело – не допустить проникновения посторонних лиц.

– Иван Игнатьевич, – нетерпеливо перебил его Олег, снова наливаясь багровой краснотой, – а кто на этом посту в пятницу дежурил, в конце рабочего дня?

– В пятницу? – переспросил охранник. – В пятницу мы же и дежурили лично. А почему вас, собственно, эти вопросы интересуют?

– Производственную дисциплину проверяю во вверенном мне коллективе, – ответил Олешек, быстро сообразив, какой ключик подходит к сердцу охранника.

И он оказался совершенно прав. Старый вохровец сразу же расцвел, в глазах его появилось теплое, отеческое выражение закоренелого убежденного стукача.

– Производственная дисциплина – это хорошо! – одобрил он.

– Так вот я и хотел уточнить: если вы лично дежурили в пятницу, может быть, вы случайно помните, когда ушла домой вот эта сотрудница? – И Олешек предъявил меня для опознания.

Старикан обежал меня злорадным взглядом, в котором явственно читалось: что, попалась, голубушка? Попалась, так отвечай!

– Почему же случайно? – ответил он, еще сильнее поджав губы. – В нашей работе случайностей нет! Мы пока что из ума не выжили! Эта, конкретно, сотрудница в пятницу покинула вверенный объект в пятнадцать часов пятьдесят минут.

Я облегченно вздохнула, но, как выяснилось, радость моя была преждевременной. Отвратительный старикан на сказанном не остановился. Он продолжил:

– А потом в восемнадцать часов ноль пять минут она вернулась. Чем привлекла наше внимание. Но поскольку был предъявлен пропуск установленного образца за номером семьсот восемьдесят семь бе-пе, чинить препятствий мы не стали и на объект допустили. А в восемнадцать тридцать объект покинула окончательно.

Олешек посмотрел на меня так, как будто хотел этим взглядом испепелить на месте и немедленно развеять мой пепел в окрестностях бизнес-центра.

Я всплеснула руками и приблизилась к охраннику:

– Иван Игнатьевич, миленький, ну вспомните хорошенько, ведь я как ушла без десяти четыре, так больше не возвращалась! Не была я здесь вечером! Вы меня с кем-то путаете!

– Мы пока что из ума не выжили, – повторил старик свою любимую фразу, – и мы вам никакой не миленький! И махинации ваши покрывать не намерены! Если мы говорим, что сотрудница была допущена на объект – значит, так оно и было. Был предъявлен пропуск за номером семьсот восемьдесят семь бе-пе...

У меня закружилась голова, перед глазами поплыли цветные пятна. Что же это такое происходит? Я сошла с ума? Хожу, как лунатик, делаю что-то, не помня потом об этом?

Да чушь собачья! Ведь я была в парикмахерской, потом дома, а оттуда отправилась в этот чертов ресторан, чтоб ему пусто было! Значит, старикан-охранник врет, ему кто-то заплатил, чтобы он дал ложные показания! Но зачем? Кому понадобилась та машина? И где, черт побери, Витька? Должен же он объявиться?

Я развернулась на каблуках и бросилась назад, не обращая внимания на грозный окрик шефа. Я решила поехать в гараж и расспросить там про Витьку и машину. Но перед этим все же нужно заскочить в парикмахерскую и попытаться уговорить Люсю.

Однако мне не повезло. Народу в первой половине дня в понедельник в салоне почти не было, Люськи на месте тоже. А когда я поинтересовалась, ее соседка по рабочему месту поджала губы и кивнула мне на дверь кабинета хозяйки салона.

– Наша с утра раздрай устроила! Что-то там у нее с деньгами не сошлось, сейчас с Люськи стружку снимает.

– Часто она так? – поинтересовалась я, только чтобы что-нибудь сказать.

– Каждый понедельник по плану, но сегодня что-то сильно разоралась, кто-то на Люську стукнул, что она от клиентов деньги берет, а в кассу их не кладет.

Я вздохнула, сообразив, что от Люси мне помощи не дождаться, и поехала в гараж. Там все оказалось одновременно и просто и сложно. На мой прямой вопрос, куда делась машина за номером таким-то, начальник гаража Виктор Степаныч отвечал твердо: где эта машина, он понятия не имеет. Он лично Витьку никуда не посылал и документов никаких предоставить не может.

– Это как же? – я даже оторопела. – Ну и порядочки у вас!

– Нормальные порядки, как и везде! – буркнул он.

Я прижала его к стенке, тогда он признался, что подлец Витька, видно, брал машину на выходные для собственной надобности. Бывало так и раньше, но всегда в понедельник утром машина стояла в гараже, чистая и неповрежденная.

– А сейчас уже второй час, машины нету, и вы понятия не имеете, где она и шофер!

Тот только рукой махнул, и я поняла, что Степаныч потихоньку мухлюет с рейсами и накладными, что он покрывает водителей, а они – его, и ничто не заставит их признаться в своих маленьких грехах.

Я рассердилась и пообещала Степанычу кучу неприятностей. Он поверил, потому что и сам понял, что с машиной что-то нечисто. Виктор Степаныч тяжко вздохнул и вышел из кабинета. Я поплелась за ним.

В процессе разбирательства, для которого пригласили сторожа Михалыча и двух работяг, делающих вид, что чинят грузовик, выяснилось, что Витька в пятницу был приятно обрадован моим звонком и решил использовать его на всю катушку. Начальства не было, Виктор Степаныч тоже отлучился на дачу в пятницу вечером (с ума они все посходили с этими дачами!).

Работяги долго мялись и чесали в затылке, сторож тоже молчал, отворачивая лицо в сторону, но Виктор Степаныч был неумолим, а я призвала на помощь все свое терпение. В конце концов сторож сдался и сообщил, что Витьку уговорил поехать на ночную рыбалку Кешка Воскобойников. Собрались прямо из гаража, не заезжая домой, чтобы жены не пронюхали и не упекли на дачу. Удочки и все, что нужно, у Кешки были припрятаны тут же. Собирались вернуться в субботу вечером или в крайнем случае в воскресенье утром. И вот... – Михалыч развел руками.

– В какое место поехали? – вступил Степаныч.

– А Кешке этому домой звонили? – вторила ему я.

Сторож отвечал обстоятельно, что ехать собирались по Выборгскому шоссе, а на какое озеро конкретно, он не знает. Мой вопрос он проигнорировал.

Степаныч пробормотал под нос какое-то ругательство и крупными шагами устремился в кабинет.

У Кешки Воскобойникова дома ответила жена, что сам Кешка приполз домой утром в субботу жутко избитый, на лице синяк, и все тело болит. Провалялся два дня, и в понедельник на работу не пошел, а ей ничего не рассказывает.

– Сейчас что делает? – рявкнул Степаныч.

– Спит, что же еще...

– Будить!

Испуганная жена побежала будить. Степаныч глянул в мои умоляющие глаза и включил громкую связь.

– Рассказывай, – строго предложил он разбуженному Кешке, – лучше по-хорошему...

– Степаныч, – заныл было тот, но Степаныч был настроен решительно:

– Ты меня лучше не зли!

– Ну... – покорно вздохнул Кешка, – это, значит... ехали мы, ехали...

– В аварию, что ли, попали? – не выдержала я.

– Ой, а кто это? – удивился Кешка, но Виктор Степаныч так зарычал, что Кешка согласился: – Влипли, на семнадцатом километре... Там один «чайник» вывернулся – хотел проскочить... А Витька и говорит – хрен, мол, ты у меня проскочишь... Ну и...

– Ну? – деревянным голосом спросил Степаныч.

– Вот тебе и ну! – вздохнул Кешка.

– Что с Витькой? – вклинилась я.

– Слушай, что она все время влезает? – возмутился Кешка. – Слово сказать не дает!

Степаныч глянул на меня искоса:

– Помолчи пока, очень прошу.

И пока я обиженно молчала, он вытащил из Кешки клещами следующие сведения. Машина попала в аварию на семнадцатом километре Выборгского шоссе. Было это где-то в шестом часу вечера. Тот чайник тоже пострадал, а «Жигули» его всмятку. Витькин же пикап, конечно, починки требует, но он, Кешка, готов работать сверхурочно и бесплатно, и Витька тоже. Как только его выпишут из больницы.

– Ну? – поощрил Степаныч.

– Его в больницу увезли, в Белоостров. Нога сломана и два ребра. А так – ничего.

– А какого же черта ты на работу не вышел?

– Боялся, – признался Кешка.

Степаныч стал звонить в ГИБДД и выяснил, что, да, авария была в пятницу в полшестого, водитель пикапа отправлен в больницу в Белоостров, а покореженную машину оттащили на стоянку.

– Вот тебе и здрасьте! – вздохнул он, положив трубку.

Я в это время писала цифры на листочке бумаги.

Стало быть, раз Витька поехал на рыбалку, то никак не мог вывезти работы Козлятьева со склада. Эта Мария со склада сказала, что машина пришла без пяти пять, пока погрузили, допустим, минут двадцать шестого выехали. И никак не могла машина оказаться в половине шестого на семнадцатом километре Выборгского шоссе. А уж милиция врать не станет! То есть, может, и станет, но не по такому поводу. Раз отмечено у них, что авария в полшестого, значит, так оно и есть.

Да, но на склад приезжал тот самый пикап, с этими номерами, и подпись Витькина...

Номера те же, и подпись... И подпись, и номер можно подделать. Витьку они как следует не разглядели, то есть ясно теперь, что это был не Витька. А вот про меня все точно говорят, что на складе и вечером в офисе была именно я. В лицо они меня, видите ли, запомнили...

Нужно все рассказать шефу, пускай разбирается.

Не успела я войти в офис, как из кабинета шефа выскочила Ленка с красными пятнами на щеках. Увидев меня, она перевела дух и, без сил плюхнувшись на стул, сказала:

– Слава богу, ты пришла. Иди к Олешку, там тебя давно ждут.

– Кто еще? – испуганно спросила я. Ничего хорошего от жизни я уже не ждала.

– Увидишь. – Ленка махнула рукой.

Я вошла в кабинет шефа и не столько увидела, сколько почувствовала своего старого знакомого, Афанасия Козлятьева.

Афанасий, на протяжении многих лет ваяя козлов и прочую парнокопытную живность, так проникся сущностью своих излюбленных персонажей, что стал похож на них внешне, а самое главное – приобрел совершенно невыносимый специфический запах. Попросту говоря, он зверски вонял козлом.

Находиться с ним в одной комнате больше получаса было опасно для жизни. За время нашего сотрудничества я выработала кое-какие приемы, которые позволяли мне оставаться в живых даже при довольно длительном непосредственном контакте – например, затыкала ноздри ватными шариками, пропитанными французскими духами, или делала вид, что у меня простуда, и закрывала лицо носовым платком.

Бедный Олешек не так часто имел дело с Козлятьевым, и сейчас на него было просто жалко смотреть. Он разевал рот как выброшенная на берег рыба, обмахивался картонной папкой-скоросшивателем и пытался отгородиться от клиента грудой деловых бумаг и рекламных буклетов.

Вспомнив, как шеф наорал на меня утром, я в зачатке затоптала ростки жалости в своей душе и взглянула на Олешка с плохо скрытым злорадством.

– Вызывали, Олег Викторович?

Задыхаясь и вытирая бумажной салфеткой слезящиеся глаза, Олешек указал рукой на Козлятьева и с трудом проговорил:

– Вот... Соколова... разберись с клиентом... твоя вина, ты и оправдывайся.

Козлятьев, увидев меня, исполнился свежих сил и бросился в атаку, которую смело можно было назвать газовой. Тряся длинной редкой бороденкой, он возопил блеющим голоском:

– Где-е? Где-е, ээт-та, мои шеде-евры? Где, эт-та, мои бе-ессмертные произведе-ения?

Я чихнула, прикрыла нос платочком и вытянула вперед руку, чтобы не позволить Афанасию приблизиться на критическое расстояние, где концентрация запаха могла превысить предельно допустимую норму, рассчитанную для работников зоопарка.

– Афанасий Леонтьевич, мы ведь с вами работаем не первый год?

– Не первый, – вынужден был признать творец парнокопытных.

– У нас с вами были когда-нибудь проблемы?

Козлятьев задумался, мелко тряся бородой, и наконец выдал результат этого мысленного напряжения.

– Не-ет, эт-та, пробле-ем не было...

– Ну так и не волнуйтесь, мы найдем вашу... э, продукцию.

Последнее слово было моей ошибкой. Усталость и нервное напряжение последних дней дали себя знать, и я допустила очевидный промах.

– Продукцию? – взвизгнул творец. – Вы называете мои ге-ениальные, эт-та, бе-есценные творения продукцией?

Я перевела испуганный взгляд на шефа в надежде на моральную поддержку, но Олешек, похоже, был уже на грани удушья, его лицо побагровело, а сам он понемногу сползал с кресла. Рассчитывать на его помощь не приходилось, нужно было отбиваться самостоятельно.