Текст книги "ФАНТАЗИИ ОФИСНОЙ МЫШКИ"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Надо сказать, что Лариса Ивановна не выносила свою фамилию – Гладкая, с ударением на предпоследний слог. Все сотрудники банка это знали и обращались к ней исключительно по имени-отчеству, чтобы не нажить в ее лице врага. И сейчас, услышав свою фамилию из уст Михалькова, она зашипела было, но поняла, что ситуация не подходящая для проявления эмоций, и затихла, только снова потерла переносицу двумя пальцами, но никто из присутствующих, кроме меня, не знал, что этот жест служит у нее проявлением крайнего раздражения.

– Выяснив у гражданки Гладкой, что произошло, сотрудник Деткин немедленно связался со мной, как того требует должностная инструкция, а я сразу же вызвал милицию и отдал приказ задержать подозреваемого гражданина Мельникова на выходе из банка. Однако дежурный охранник задержать его не смог, поскольку гражданин Мельников на выходе из банка не появился. Вероятно, он воспользовался служебным или техническим выходом…

– В связи с чем у меня появляются несколько вопросов, – прервал Михалькова майор. – Вопрос первый. Каким образом человек мог выйти из здания, миновав все посты охраны и не попав в поле зрения видеокамер наблюдения? И вопрос второй: почему в помещении переговорной не была установлена видеокамера? Если бы убийство было зафиксировано на пленке, наша задача значительно упростилась бы!

– Отвечаю, – начальник службы безопасности придвинулся к столу майора вместе со своим стулом. – Камера в переговорной не была установлена по просьбе руководства банка, поскольку в этом помещении происходят… вернее, происходили конфиденциальные переговоры.

– То есть по просьбе подозреваемого гражданина Мельникова! – уточнил майор.

– На тот момент он был не подозреваемым, а управляющим отделением банка, то есть моим непосредственным начальником. Кроме того, это – обычная практика: в кабинетах руководителей и ведущих сотрудников не устанавливают видеокамер…

– Чтобы им было проще обделывать всякие темные делишки! – вставил майор.

– Чтобы соблюдать гарантированную нашим клиентам тайну вкладов и финансовой деятельности! – поправил его Михальков.

– Допустим, – неохотно согласился майор, – но вы не ответили на мой первый вопрос. Как подозреваемый мог выйти из здания, не попав на глаза охране?

Михальков тяжело вздохнул и объяснил майору то, что знали все в нашем банке.

Раньше в этом здании располагался крупный научно-исследовательский институт. Во время перестройки и всеобщего обнищания институт оказался на мели, прекратилось финансирование работ, несколько месяцев сотрудникам не выплачивали зарплату, но тут возник один из новых коммерческих банков и проявил интерес к зданию. Надо сказать, здание у нас хорошее, расположено в удобном и престижном месте, так что интерес банкиров вполне понятен.

Директор института провел переговоры, в результате которых здание перешло в собственность банка. Для самого директора эти переговоры закончились тоже очень удачно: он стал одним из учредителей банка, членом совета директоров. Надо сказать, что он не забыл и своих бывших сотрудников, по крайней мере – самых заметных. Все его заместители и начальники отделений института получили в банке приличные должности. В частности, Антон Степанович Мельников, главный инженер НИИ, получил пост управляющего отделением банка.

– Как бывший главный инженер института, он очень хорошо знает это здание, знает здесь все входы и выходы, поэтому выйти незамеченным для него не составляет труда, – закончил свой рассказ Михальков. – А всяких служебных выходов тут великое множество, здание старое, так что оснастить их все системами видеонаблюдения или постами охраны представлялось технически невозможным…

– Технически невозможным! – передразнил Михалькова майор. – Вот и упустили убийцу… то есть подозреваемого! Мы, конечно, повсюду разослали его фотографии и словесное описание, но время упущено, и он мог скрыться…

Тут он вспомнил, что препирается с Михальковым, который в каком-то смысле является его коллегой, в присутствии нас с Ларисой Ивановной – то есть штатских, женщин, да еще и свидетелей по делу, и решил выяснить отношения с начальником службы безопасности позднее, в более подходящей обстановке. Нас же с Ларисой Ивановной он отпустил, велев никуда не уезжать из города на тот случай, если у следствия появятся к нам новые вопросы.

Впрочем, я никуда и не собиралась.

Поскольку меня допросили самую первую, то есть после Ларисы Ивановны, то делать мне на работе было нечего – не трудиться же, в самом деле! Какая уж тут работа, когда босс убит, а его зам подозревается в этом самом убийстве. А моя непосредственная начальница – главный свидетель.

Труп Меликханова увезли, а я решила, что сил моих больше нет находиться в этом вертепе, именуемом банком, и пошла домой, отпросившись у синеглазого майора Синицына.

В голове был полный сумбур, мысли разбредались, да и было-то их немного. В основном всю душу заполняла радость от того, что милиция меня не подозревает в убийстве.

В метро народу было немного, все же не час пик, однако сидячие места все были заняты, и я пристроилась в уголке, держась за поручень. Чуть в стороне мужчина читал газету. Поезд разогнался между станциями и вдруг затормозил резко, мужчина не удержался на ногах, повалился на меня, инстинктивно схватил за плечи и едва ли не приник щекой. Я привычно сжалась, ожидая приступа ужаса и паники, однако обычной реакции не последовало. Ну, не слишком приятно, конечно, когда тебя хватает посторонний тип, но пережить можно.

Некогда было удивляться по этому поводу, потому что настало время выходить.

Хорошо бы, думала я, чтобы сестры с ее муженьком не было дома, мне просто необходимо отдохнуть в тишине.

Но не тут-то было. Еще на лестнице я услышала звук работающего электрического прибора. В прихожей на полу валялись какие-то досочки и чурочки, пахло паленым. Из кухни раздавалось гудение, как будто бормашина работала.

– Что у нас происходит? – гаркнула я на всю квартиру.

– Женька, а ты чего так рано? – спросила Тинка, выглянув из своей комнаты, и, не дождавшись ответа, ввела меня в курс дела.

На Гену внезапно напал приступ вдохновения, впрочем, это я и сама поняла. Открывается новый центр по продаже мобильных телефонов, у них вскоре будет рекламная акция, и сейчас идет конкурс на лучший рекламный макет.

– И представляешь, этот сундук не придумал ничего лучше, чем выпилить из фанеры огромный мобильный телефон! – говорила Тинка вполголоса.

– Да уж, – согласилась я, – как-то это все допотопно, как при царе Горохе.

Но сестра все равно услыхала и явилась на защиту своего ненаглядного муженька.

– Вы ничего не понимаете! – заорала она, перекрывая шум. – Гена работает только с натуральными материалами! Это очень важно! Это его право как художника! Он так видит макет!

Я подумала, что вряд ли Генкино видение совпадет с видением заказчиков рекламного макета, и предсказать судьбу фанерного телефона нетрудно: он будет пылиться у нас в квартире.

Заглянув на кухню, я увидела, что Генка полулежит на полу и орудует электрическим лобзиком. Размеры макета привели меня в ужас. Этакую махину никуда не втиснешь – ни в стенной шкаф, ни на антресоли. На балкон? Но там и так уже валяются шины от Генкиного автомобиля, который он разбил в прошлом году в хлам. И шины почти новые, так что ему жалко их выбросить. А скорей всего просто лень.

Хотелось есть, чтобы протиснуться мимо Генки, я нечаянно пихнула его в бок дверью.

– Куда прешься? – заорал он, выключив лобзик. – Не видишь, человек работает?

Раньше в таких случаях я молча прикрывала дверь и уходила, проглатывая обиду. Но сегодня настроение было совсем другое, усталость и чувство голода трансформировались в злость.

– Дай пройти! – крикнула я. – Ишь, развалился посреди дороги, как боров!

– Обойдешься, – ухмыльнулся Генка, не тронувшись с места.

Я топнула ногой, от этого из пирамиды Хеопса, стоящей на буфете, вывалился очередной коробок и шлепнулся Генке на голову.

– Ты чего это в такую рань? – полюбопытствовал он, отбросив коробок. – Тебя с работы уволили?

– Не твое дело, – ответила я, – собирай живо свои деревяшки, я есть хочу.

Генка поглядел нагло, потом, не вставая с пола, протянул руку к плите, не глядя запустил руку в сковородку и вытащил из нее голубец. Откусил и стал жевать у меня на глазах. Я проглотила голодную слюну: обожаю мамины голубцы, а тут еще с утра не евши. Мать тоже хороша, готовит то голубцы, то котлеты, то блинчики с мясом! Этот троглодит и таскает их прямо со сковородки. Делала бы рагу или бефстроганов какой-нибудь! Хотя с Генки станется, он и мясо из борща руками вытащит!

Генка ощутимо сглотнул, прислушался к себе и нагнулся за лобзиком. Я подавила желание пнуть его в увесистый зад, хлопнула дверью и увидела через стекло, как с пирамиды Хеопса на Генку дождем посыпались спичечные коробки. Жаль, что не кирпичи!

– Что, съела? – ехидно спросила Тинка.

Казалось бы, она терпеть не может Генку, все время с ним ругается, и с матерью тоже у нее плохие отношения. Что ей стоит поддержать меня хоть иногда? Если бы мы все трое объединились, возможно, удалось бы приструнить сестру с ее муженьком? Но нет, моя племянница не может преодолеть себя, обязательно ей нужно вставить словечко. Я крутанулась на пятках и ушла в ванную.

Вид лошадиного зада привычно расстроил. Хотелось сейчас принять горячий душ, чтобы смыть с себя всю усталость и нервное напряжение, но как это сделать? Кажется, проклятая половина лошади стала еще больше, разбухает она, что ли? Тут к тому же я вспомнила, что забыла переодеться, и пришлось возвращаться.

Тинки в прихожей уже не было, из кухни доносились голоса.

– Дадут мне когда-нибудь работать или нет? – надрывался Генка. – Ты что, не можешь эту дуру угомонить?

– Успокойся, – говорила сестра, – сам знаешь, какой у нее характер, она всем завидует и злится – типичная старая дева. Мне всю жизнь завидовала, что я красивая, а она – уродина. Все детство мне испоганила – ни погулять, ни в кино сходить, вечно мать с ней сидеть заставляла…

Все это я уже слышала неоднократно. Однако воспринимала совсем не так. Я одинока, думала раньше я, у меня никого нет, они – моя семья. Мама, Тинка, Сашка и даже Генка, раз он муж моей сестры. А в семье чего не бывает, и не выбирают родных-то…

Сегодня я взглянула на вещи по-другому. Вот, оказывается, как сестра про меня думает, она всерьез считает, что нянчила меня в детстве, недосыпала-недоедала, как несчастный чеховский Ванька Жуков. Раньше я думала, что Сашка все врет, чтобы ее пожалели, но теперь я, стоя за дверью, слушала ее беспристрастно и поняла, что сестра искренне верит в то, что говорит.

Я вспомнила, как Сашка хохотала и визжала в углу двора, окруженная мальчишками, а меня в это время едва не убили в темном заброшенном доме…

Но странно, раньше при этих воспоминаниях сердце начинало биться где-то у горла, кровь стучала в висках, я ощущала дикий ужас, сейчас же ничего этого не было. То есть я все помнила: как навалилось на меня тяжелое мужское тело, руки, сжимающие мое горло, ощущала, как крошки битых кирпичей и штукатурки впиваются мне в спину, но не было панического страха, я никого не боялась. Более того, я была твердо уверена, что никогда больше не будут мне сниться кошмары. Неужели я освободилась?

Ладно, об этом мы подумаем после. А сейчас разберемся с семейкой.

Рывком я распахнула дверь кухни. И как вы думаете, чем они там занимались? Правильно, Сашка повисла у Генки на шее и обслюнявила всю его морду. Показалось мне или нет, что Генка вовсе не в восторге от ее приторных ласк? Впрочем, он тут же перевел взгляд на меня и совершенно озверел.

– Опять подслушиваешь и подсматриваешь! – взревел он и отшвырнул сестру. – Ну я просто не знаю, что сейчас с ней сделаю!

– Ты соберешь свои деревяшки и уберешься из кухни, – отчеканила я. – И в прихожей не забудь убрать. И вообще, будь любезен, избавь нас от своих проектов, скоро все пространство заполонишь. Надоели твои трубы и лошадиные задницы!

– Да что ты в этом понимаешь! – заорал Генка. – Она еще мне указывать будет!

– Ты в квартире живешь не один, – твердо сказала я, – с другими тоже надо считаться. А если тебе не нравится – скатертью дорожка, мы никого не держим.

Генка прямо задохнулся от возмущения, а пока он приходил в себя, вступила сестра.

– Да как ты смеешь так разговаривать с моим мужем! – заорала она. – Да ты вообще тут не хозяйка!

– Ой, достала она меня! – Генка едва продышался.

– Да она всю жизнь всех достает! – орала сестра.

Генка бросил свой лобзик, пнул ногой фанерки и ушел в комнату. На кухне появилась мама, испуганно на нас глядя. Я кинулась к сковороде – голубцов не было. Нарочно все сожрал, сволочь, и как только не подавился!

Ярость заволокла глаза и требовала выхода. Сестра еще что-то кричала мне вслед, но я устремилась к стенному шкафу в прихожей. С грохотом вывалилась оттуда старая обувь, Тинкины коньки, какие-то коробки. И в самом дальнем углу я нашла то, что искала, топор. Хороший топор, ладный, топорище гладкое.

– Ух ты! – взвизгнула Тинка, увидев меня с топором наперевес, она думала, что я иду убивать Генку.

– Женя! – слабо вскрикнула мать, а сестра с визгом бросилась в комнату.

Я вошла в ванную и вспомнила свой последний сон, как я бью и бью ненавистного рыжего мужика лопатой.

Хрясь! – несчастная половина лошади упала на пол. Хрясь! – отвалилась одна нога. Через несколько минут в ванной валялась куча ошметков. Я собрала их в старую наволочку и наконец приняла настоящий душ.

Выходила я из ванной осторожно, держа топор наготове. Они все торчали в прихожей.

– Видел? – Я показала Генке наволочку. – Вот так-то.

– Сука, – выдохнул он и сделал шаг в мою сторону, но сестра ухватила его за руки.

– Слушай внимательно, сестричка, – заговорила я миролюбиво. – Я, конечно, в этой квартире не хозяйка, но ты сколько уже не работаешь? Месяцев пять или больше? А твой муженек когда последний раз приносил в дом хоть что-то полезное, а не это барахло? – Я пнула ногой остатки бедной лошади. – Так позволь разъяснить ситуацию. Вы все живете на мои деньги.

– Так и знала, что ты опустишься до попреков! – высокопарно выкрикнула сестра.

– А если я вас достала, то вот интересно, как это кусок вам поперек горла не становится?

Никогда не ожидала я от себя подобных слов, вот и у мамы в глазах ужас.

– Женя, вы же родные сестры! – прошептала она.

Сашка быстро опомнилась и сообразила, что разговор принимает неприятный для нее оборот. Что-что, а свою выгоду соблюдать она всегда умела.

– Но я же не виновата, что не могу найти работу! – заговорила она нервно. – Сколько раз тебя просила устроить меня в банк!

– Угу, и кем? – поинтересовалась я. – Начальником? Ты же ничего делать не умеешь, никакого диплома у тебя нет. Могу рекомендовать тебя только уборщицей, да и то не стану, потому что ты лентяйка, мне же потом выскажут!

– Ну знаешь! – вспыхнула Сашка.

– В общем так, дорогие мои. Тебя, сестрица, и твоего дармоеда кормить я больше не собираюсь, – твердо сказала я. – Хватит сидеть на моей шее, переходите на собственную.

– Да с них обоих где сядешь, там и слезешь! – влезла Тинка.

– Ты пока помолчи! – оборвала я. – С тобой отдельный будет разговор по поводу учебы и мальчиков. Спрошу по всей строгости!

Тинка поскучнела и удалилась.

– Мама, я не шучу. – Я повернулась к матери. – Хватит уже им потакать! Переходим на раздельное хозяйство! Пускай Сашка сама своего борова обихаживает!

– Хоть какой, а муж, – пробормотала мать, – без мужа плохо жить…

– Ты мне просто завидуешь… – начала сестра.

– Перестань! – перебила ее я. – Слушай, если я вам так мешаю, то отчего бы тебе не переехать к мужу? Все-таки у него отдельная квартира, однокомнатная, правда, но все же разместиться можно. Пускай он там творит, воплощает в жизнь свои идеи, а ты будешь за ним ухаживать. Я же не против… А Тинку можете оставить здесь, я прокормлю…

Сестра хлопнула дверью, а я пошла пить чай.

На следующее утро погода испортилась, как это часто случается в июне у нас в городе. Небо за окном хмурилось, явно обещая дождь, и градусник показывал далеко не летнюю температуру.

Я вздохнула и надела плащ.

И, разумеется, едва я вышла на улицу, солнце выглянуло из-за туч, и воздух быстро прогрелся, так что я в своем плаще выглядела белой вороной. Точнее, светло-оливковой – именно такого цвета был мой плащ.

Войдя в свой кабинет, я удивленно нахмурилась: на моем столе, рядом с клавиатурой компьютера, стояла чашка из-под кофе с коричневыми разводами на стенках.

Накануне, перед уходом с работы, я вымыла эту чашку. Точно помню, что вымыла… или нет?

Что же это – у меня начинается склероз?

После вчерашних переживаний в этом нет ничего странного. После такого не то что склероз – шизофрения начнется. Или паранойя. Впрочем, я не разбираюсь в психиатрии и не очень понимаю, чем отличаются друг от друга эти две болезни.

Я отвернулась от загадочной чашки и направилась к стенному шкафу, чтобы повесить туда плащ на плечики.

Дернув ручку шкафа, я распахнула дверцу…

И чуть не свалилась в обморок.

В шкафу, неудобно привалившись к его задней стенке, сидел на корточках мужчина.

То есть это только в первый момент мне показалось, что это просто мужчина. Уже в следующую секунду я узнала в этом мужчине Антона Степановича Мельникова. Разыскиваемого, между прочим, по подозрению в убийстве.

Антон Степанович был мужчина крупный, даже немного полный, и помещался в шкафу с трудом. Самое удивительное, что, несмотря на неудобное положение, он там спал.

Правда, как только я открыла дверцу, он проснулся и уставился на меня заспанным недовольным взглядом.

Первым моим побуждением было завопить во все горло.

Но я тут же вспомнила, что на самом деле произошло накануне в кабинете Антона Степановича, и передумала кричать. Если на мой крик сбежится охрана – от этого всем будет только хуже, и мне – в первую очередь.

Все перечисленные мысли пронеслись в моей голове в долю секунды, и я захлопнула рот, для верности крепко сжав зубы.

– Кричать не будешь? – прошептал Антон Степанович, глядя на меня из шкафа.

Я помотала головой – открыть рот я боялась, поскольку не была уверена в себе – а вдруг все же закричу.

– Ну и молодец! – одобрил мое решение Мельников. – Я в тебя всегда верил.

– К…как вы здесь оказались? – спросила я дрожащим голосом, когда справилась с первым испугом и убедилась, что желание кричать у меня прошло.

– Это не главный вопрос. – Антон Степанович отмахнулся. – Во-первых, я должен тебе сказать – я не убивал Меликханова.

– А я знаю, – брякнула я, не успев подумать.

– Откуда? – В его глазах загорелся живейший интерес.

– Вы – не тот человек, который способен убить… – сказала я первое, что пришло в голову. Мне самой противно было себя слушать, но Антон Степанович принял это неубедительное объяснение.

– Ну, если ты мне веришь, может быть, поможешь выкарабкаться? – проговорил он с надеждой в голосе.

– Сейчас, конечно… – И я подала ему руку, чтобы помочь выбраться из шкафа.

– Да я не об этом! – Он поморщился и вылез наружу без моей помощи, кстати, довольно ловко для своего возраста и телосложения.

Впрочем, это раньше, когда я видела Антона Степановича в основном через широкий стол начальника, он казался мне пожилым и слишком солидным.

Сейчас я разглядела его вблизи и поняла, что ему немногим больше сорока, да и не такой уж он полный – просто крупный, плечистый и сильный мужчина.

Выбравшись из шкафа, Антон Степанович с хрустом потянулся, помассировал плечи и уселся в мое кресло.

– Так это вы пили кофе! – догадалась я. – А я-то думала, что у меня начинается склероз…

– Я там у тебя в столе нашел еще полпачки печенья, – сознался Антон Степанович.

– И это все, что вы ели со вчерашнего утра? – ужаснулась я.

То есть для меня-то самой в этом не было ничего поразительного, мой дневной рацион бывает иногда таким же, но на примере Генки я знаю, как много едят среднестатистические мужчины, а Антон Степанович – не среднестатистический, он крупный, энергичный мужчина, не чета Сашкиному мужу.

– Да, это все, – вздохнул он и посмотрел на меня с таким странным выражением, что я на всякий случай попятилась – кто его знает, на что он способен от голода.

– Еда – это еще ладно, это полбеды… – продолжил он, тяжело вздыхая. – В конце концов, без еды человек может прожить несколько дней… но вот другие потребности… в общем, я тут всю ночь думал и решил сдаться в руки милиции.

Я хотела сказать, что, когда открыла шкаф, он вовсе не думал, а спокойно спал, но решила не портить с ним отношения.

– А если так – чем я-то могу быть вам полезна?

– Но ты же только что сказала, что веришь в мою невиновность!

– Вряд ли это произведет на милицию впечатление. Мою веру к делу не подошьешь…

– Но ты можешь помочь мне собрать доказательства невиновности. Во всяком случае, доказательства того, что я не замешан в деле «Астролябии», то есть у меня не было мотива…

– Интересно, – протянула я, подозрительно взглянув на Мельникова, – а откуда вы знаете, что милиция использует «Астролябию» в качестве мотива? Такое впечатление, что вы присутствовали на моем вчерашнем допросе!

– В каком-то смысле так и есть. – Антон Степанович потупился и рассказал, что вчера, сбежав из своего кабинета, какое-то время прятался в аппаратной системы безопасности, откуда мог прослушивать почти все помещения банка, и подслушал всю сцену моего допроса.

– Именно после этого я понял, что ты не веришь в мою виновность, и решил довериться тебе!

– Спасибо, конечно, за доверие… – протянула я без энтузиазма.

Про себя я подумала: знал бы он, почему я уверена в его невиновности – не так бы со мной разговаривал!

– Кстати, – проговорила я, оглядевшись по сторонам, – а в моем кабинете тоже установлена система наблюдения и прослушивания?

– Нет, – успокоил меня Антон Степанович. – И это было второй причиной, по которой я пришел именно к тебе…

И в этот самый миг в дверь моего кабинета постучали.

– Одну минуту! – вскрикнула я в панике и замахала на Мельникова руками, чтобы он скорее убирался обратно в шкаф. Он испуганно вылетел из кресла, упал на четвереньки и в такой позе торопливо пополз к шкафу. Видел бы его кто-нибудь из подчиненных! Несмотря на серьезность момента, я фыркнула, затолкала шефа в шкаф и захлопнула за ним дверцу. Только после этого вернулась к столу и крикнула в сторону двери:

– Ну, заходите, кто там?

Почему-то я не сомневалась, что в кабинет войдет Лариса Ивановна. И очень этого боялась: эта ведьма отличается завидной наблюдательностью и может заметить следы постороннего присутствия.

Однако на пороге появился Стасик Творогов, наш местный компьютерный гений и по совместительству то, что называется «городской сумасшедший». Стасик был в своем обычном виде – в драных джинсах, растянутом на локтях свитере и с одной небритой щекой.

– А ты чего это закрылась? – пробормотал он, склонив голову к плечу, как любопытный фокстерьер. – Что это ты тут делаешь? Травку, что ли, тайком покуриваешь?

Он принюхался, забавно шмыгая носом, и закончил:

– Да вроде не пахнет!

– Да у меня колготки порвались, я меняла! – сообщила я, демонстративно поправляя юбку. – А тебе чего надо-то?

– Какая ты грубая и негостеприимная! – протянул Стасик. – Неужели ты мне совсем не рада?

– Рада, рада, только у меня работы много. – Я показала на стол, заваленный папками. – Мне, в отличие от тебя, платят не за гениальность, а за работу.

– Да ладно тебе! – Стасик хмыкнул. – Я вообще-то пришел к тебе кофе занять. У меня кончился, а у тебя, я знаю, всегда есть, ты девушка хозяйственная!

– Кофе? – переспросила я. – Ладно, только на обмен: я тебе кофе, а ты мне – чего-нибудь пожрать: я сегодня позавтракать не успела.

– До чего же все стали прагматичные! – вздохнул Стасик. – Давай так: ты мне сейчас дашь кофе, а я тебя потом угощу обедом…

– Как же, дождешься от тебя! Да и вообще – я до обеда умру с голоду! Так что если хочешь кофе – неси еду, причем еду вперед: мама меня учила никогда не верить мужчинам.

– Безжалостная ты! – Стасик сделал еще одну попытку разжалобить меня, но я была холодна как лед.

Вдруг из шкафа донесся отчетливый чих.

Стасик удивленно покосился в направлении звука.

Я достала из пачки бумажный платок, громко высморкалась и проговорила в нос:

– Кажется, я простудилась, так что на твоем месте я бы сократила контакты: к тебе же любая инфекция моментально пристает!

– А мне показалось, что это оттуда… – Он покосился на шкаф.

– У меня здесь такая акустика… – Я для верности еще раз фыркнула в платок.

Стасик снова вздохнул и отправился за едой.

– Ну что там, можно вылезать? – донесся из шкафа придушенный голос Мельникова.

– Сидеть! – прикрикнула я на него. – Сидеть и не чихать! Он сейчас вернется!

– Это я от пыли… – пробурчал шеф. – У тебя здесь такая пылища… ты хоть иногда тут прибираешь?

– Я что – уборщица? За свою зарплату я и так слишком много делаю! И вообще, в вашем положении не приходится привередничать!

Я оказалась права: Стасик вообще-то на редкость медлительный, но когда хочет кофе, может поставить личный рекорд в беге на короткие дистанции. Так что не прошло и пяти минут, как он снова появился в моем кабинете.

В руках у него была коробка с пончиками и оранжевая кружка с крупной надписью «Я ненавижу Windows XP».

– Ты какой будешь – с вишней или с клубникой? – деловито осведомился Стасик, усаживаясь напротив меня и открывая коробку с пончиками.

– Оба, – ответила я строго, убирая пластиковую коробку с выпечкой в верхний ящик своего стола. – А ты бери кофе и выматывайся: у меня много работы.

– Да ты че? – Стасик уставился на меня, отвесив челюсть. – Ну ты даешь! Я думал, мы с тобой как люди попьем кофе, потрендим за жизнь… а ну, отдавай один пончик!

– И не подумаю! – Я нагло посмотрела на него и показала на дверь. – Хочешь кофе – бери, нет – так проваливай!

– Ну как же меняет людей повышение по карьерной лестнице! – воскликнул Стасик, насыпая в свою кружку две ложки с горкой. – Ты стала просто другим человеком!

– Повышение? – недоуменно переспросила я. – Какое повышение? О чем это ты?

– Ну как же. – Он задумчиво посмотрел на кружку и добавил третью ложку. – Все знают, что новый шеф хотел назначить тебя на место Ларисы… хотя теперь… – До него, похоже, дошло, что нового шефа убили, и он замолчал.

– Взял кофе? Можешь идти!

Стасик вздохнул и поплелся прочь из моего кабинета.

Как только дверь за ним захлопнулась, из шкафа донеслась возня, дверцы распахнулись, и Мельников вывалился наружу.

– Кто-то говорил про пончики… – воскликнул он, голодным взором оглядывая мой стол.

– Вы какой будете – с вишней или с клубникой? – повторила я вопрос Стасика, вынимая из ящика коробку с пончиками.

– А? Что? – переспросил Антон Степанович, запихивая в рот пончик. – Что ты спросила?

– Да неважно, – ответила я, наблюдая, как он торопливо заглатывает первый и тянет в рот второй. – Кофе будете? Питаться всухомятку вредно…

– Всухомятку! – передразнил меня Мельников. – В моем положении только и приходится питаться всухомятку, потому что… в общем, сама понимаешь.

– Не понимаю и понимать не хочу!

– Какая ты! – Мельников надулся. – Сама посуди, в туалет я могу выйти только ночью, и то с оглядкой – чтобы не попасть на глаза охране и не оказаться в зоне обзора видеокамеры… а до ночи еще ох как далеко, так что придется резко ограничить потребление жидкости!

Я вынуждена была признать, что вопрос серьезный. Немного подумав, сказала:

– Ну, до обеденного перерыва как-нибудь дотерпите, а там я вас выведу. Есть у меня одна идея.

– До обеда доживу! – Антон Степанович явно оживился. – Тогда, пожалуй, налей мне чашку кофе…

Я с грустью взглянула на коробку из-под пончиков: позавтракать мне действительно не удалось, а в свете только что обозначенных планов в обеденный перерыв поесть тоже не удастся.

Напоив шефа кофе, я загнала его обратно в шкаф. Перед тем как закрыть за собой дверцы, Мельников сказал:

– Давай договоримся об условном сигнале на случай тревоги. Если произойдет что-нибудь непредвиденное, ты запоешь арию Лизы из «Пиковой дамы», а если все спокойно и я могу вылезать…

Но я молча повертела пальцем у виска, и он усовестился, а я наконец смогла приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей. Пусть один начальник убит, а другой прячется в стенном шкафу, клиентам банка до этого нет никакого дела, и наша финансовая машина должна работать без перебоев.

Заработавшись, я едва не прозевала обед.

Однако ровно в час из шкафа донеслось негромкое покашливание: Антон Степанович напоминал мне о моем обещании.

Я отложила бумаги, выключила компьютер и выглянула в коридор.

Помещение банка опустело: трудоголики вроде меня сидели по кабинетам, а секретарши, офис-менеджеры и прочие персонажи, в течение дня непрерывно шастающие по коридорам, воспользовались законным перерывом и разлетелись по окрестным кофейням и бистро.

Так что путь был свободен.

Я быстро перебежала от своего коридора до кладовки, где уборщица тетя Клава держала свои нехитрые инструменты – ведра, швабры, большой моющий пылесос, банки и коробки с разными моющими и чистящими средствами.

Здесь же стоял столик на колесах, который тетя Клава обычно катила перед собой, составив на него свое оборудование. Этим-то столиком я и хотела воспользоваться для транспортировки Антона Степановича.

Закатив столик в свой кабинет, я покосилась на шкаф.

Что он там велел петь в случае, если все в порядке? Кажется, ничего не успел сказать.

Тогда я просто позвала его по имени-отчеству:

– Антон Степанович, на выход!

Дверцы распахнулись, и он буквально выпал из шкафа.

– Ну, я уж думал, ты никогда не вернешься! Тебя только за смертью посылать!

– Можете меня уволить, – сказала я жизнерадостным тоном. – По-моему, сейчас для этого самый подходящий момент!

Он пробурчал что-то невразумительное и удивленно уставился на тети Клавин столик:

– А это еще зачем?

– А вот сюда вы сейчас залезете! – Я показала ему на нижнюю полку столика, откуда предусмотрительно убрала все тети Клавины моющие средства.

– Я? Сюда? – Он уставился на меня с детской обидой. – Я ведь не йог и не цирковой акробат! Я сюда ни за что не помещусь!

– Нужда делает чудеса! – холодно проговорила я. – В туалет хотите?

Он покраснел, но тут же согнулся и послушно полез в столик. Самое интересное, что через пять минут он сумел там как-то устроиться, только одна нога в дорогом модном ботинке предательски вылезала наружу. Я попыталась впихнуть ее глубже, но тогда с другой стороны высунулся локоть.

Я махнула рукой на несущественные детали, завесила столик застиранной простыней, найденной в той же кладовке, и выкатила столик с Мельниковым в коридор.