Текст книги "ФАНТАЗИИ ОФИСНОЙ МЫШКИ"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

«Макет памятника В. А. Самоцветову, установленного на Серафимовском кладбище», – прочла я подпись под фотографией.

– Довольна? – Генка зевнул.

– Вполне, спасибо, зятек! – Я чмокнула его в щеку.

Сестра пнула ногой дверь в бессильной злобе.

Рано утром я закрылась на кухне и позвонила в Генкину квартиру. Свой мобильный Карабас отключил, испугавшись, что по нему его вычислит милиция.

– Ты почему вчера не позвонила? – буркнул он в трубку. – Я волновался, ночь не спал…

Однако голос был сонный. Я представила, как он валяется на Генкиной двуспальной кровати, и отчего-то разозлилась. Но взяла себя в руки и шепотом поведала ему про мои вчерашние приключения, опустив эпизод с рыжей девицей, а также всю историю с рисунком женщины-птицы. Это была моя идея – попробовать выяснить, каким образом Иванов, а значит, и Капитан связаны с памятником В. А. Самоцветову. То есть фамилию эту они называли… Впрочем, Антон Степанович не заметил пробелов в моем рассказе. Он заинтересовался Капитаном только потому, что тот упомянул в разговоре Меликханова.

– Судя по всему, они его не убивали, – осторожно сказала я. – Он им был нужен, потому что знал что-то про деньги. Они ищут какие-то деньги.

Деньги оставили Карабаса равнодушным, но зато когда он узнал, что я в клубе видела Ларису, он просто взбеленился. Я воочию увидела, как он подпрыгнул на кровати, и с необъяснимым злорадством поняла, что больше он не заснет.

– Ладно, мне на работу надо, вечером заеду. – Я поскорее отключилась.

Я вбежала в банк буквально за минуту до начала рабочего дня. В дверях стоял Вася, но он был какой-то как в воду опущенный – никаких шуток, никаких анекдотов. Я даже озабоченно спросила:

– Вась, ты не заболел? Хочешь, анекдот расскажу? Приходит мужик в цирк и говорит…

– Да ладно тебе. – Он отмахнулся и тяжело вздохнул. – У нас тут свой цирк… каждый день по канату ходим, а вокруг – одни хищники!

Я пожала плечами и направилась к своему кабинету. Однако не прошла и нескольких шагов, как столкнулась с незнакомым человеком.

Это был мужчина лет шестидесяти, очень маленького роста, с густыми седоватыми волосами, кустистыми бровями и крупным, мясистым носом. Он напоминал гнома – не сказочного, а скорее садового, одного из тех, которых ставят на своих участках любители ландшафтного дизайна. Однако те гномы встречают прохожих приветливой улыбкой, а этот обжег меня неприязненным, пристальным взглядом маленьких темных глаз.

Я невольно вздрогнула и прошла мимо, не поздоровавшись.

Гном проводил меня взглядом, и я, идя по коридору, спиной чувствовала этот взгляд. Мне казалось, что он прожигает мою спину между лопатками.

Возле лифта стояла Лидия Петровна.

Я задержалась рядом с ней, поздоровалась и вполголоса спросила:

– Что это там за страшный карлик?

Лидия скосила на меня глаза и зашипела:

– Ты что! Надо же такое сказать – карлик! Это не карлик, это большой человек, один из основных акционеров нашей компании! Начальство надо знать в лицо! Это же Николай Андреевич Заведонский из центрального московского офиса!

– И что этот большой человек делает в нашем маленьком банке?

– Неужели неясно? Приехал лично разобраться, что у нас здесь происходит, и навести порядок. Так что будь внимательна и осторожна – он все замечает и из всего делает выводы!

– Мне-то что? – Я пожала плечами. – Я – человек маленький, вся эта большая политика меня не касается…

– Между прочим, – Лидия Петровна еще понизила голос, – говорят, что покойный Меликханов был его человеком…

В это время подъехал лифт, и Лидия Петровна вошла в кабину. А я тихонько проскользнула в свой кабинет, села за стол и попыталась сосредоточиться.

Чем нам с Антоном грозит появление этого московского гостя?

Надо же – я мысленно произнесла «нам с Антоном», как будто мы с ним составляем единое целое! Только этого не хватало! Да, на какое-то время наши интересы совпали – но не более того!

Мне нужно было подумать, привести свои мысли в порядок, но этому мешало неприятное ощущение между лопатками. Мне казалось, что я все еще чувствую спиной взгляд Заведонского. Дошло до того, что я даже оглянулась. Разумеется, за спиной у меня не было никого.

Лариса Ивановна не вышла на работу, видно, легла вчера поздно и проспала. Вообще я заметила, что дисциплина в банке после всех событий неуклонно падала. Так что приезд московского начальства был весьма своевременным. Не скрывая своей радости от того, что Ларисе попадет от начальства, я нахально заявила сотрудникам, что меня ждет на допрос майор Синицын, и ушла с обеда.

Водитель высадил меня перед железнодорожным переездом в сотне метров от ворот Серафимовского кладбища. Возле самого переезда сгорбленная старушка в черном ситцевом платочке продавала темно-красные пионы.

– Дочка, купи цветков! – окликнула она меня. – Свежие, не сомневайся! Только утром срезала… дешево отдам!

Сама не знаю зачем, я купила у старушки два пиона и двинулась к воротам.

– Ей понравится! – проговорила цветочница мне в спину.

– Что? – Я удивленно обернулась. – Кому – ей?

– Бабушке твоей… Ты же к ней на могилку идешь…

Я отвернулась и ускорила шаги. Меня пронзил мучительный стыд. Когда последний раз я была на бабушкиной могиле? Два года назад? Три? Четыре года?

Я вспомнила покосившийся крест, бледную фотографию на эмали, буйно разросшиеся на могиле сорняки и дала себе слово сходить туда и навести порядок, как только закончатся все мои теперешние неприятности. Если, конечно, они когда-нибудь закончатся…

Войдя на кладбище, я огляделась по сторонам.

Справа от входа располагался строгий мемориал, посвященный погибшим в блокаду ленинградцам, слева – помпезные могилы «новых русских».

Где среди этих роскошных надгробий мне искать могилу Василия Самоцветова?

Навстречу мне по обсаженной липами дорожке шел кладбищенский рабочий с лопатой на плече.

– Гражданин! – окликнула я его. – Можно вас на минутку?

– Граждане в прокуратуре показания дают! – отозвался землекоп.

– Так что тогда – господин? – Я с сомнением покосилась на его спецовку и стоптанные сапоги.

– Господа – вон они, по могилкам отдыхают! – Он кивнул на ряды надгробий.

– Так неужели товарищ? – переспросила я с недоверием.

– Товарищи перед бабками речи произносят!

– Ну, так как же мне вас называть?

– А назови человеком – я не обижусь!

– Ну ладно, добрый человек, вы ведь здесь все знаете… как бы мне дяди своего могилу найти?

– Кладбище большое, народу на нем лежит немерено. Все здесь никто не знает, окромя одного Павла Петровича! – наставительно произнес землекоп.

– А кто это – Павел Петрович? – осведомилась я. – Директор, что ли?

– Зачем директор? Павел Петрович – это призрак здешний, привидение, попросту говоря! Семьдесят лет по кладбищу шатается, так уж все досконально изучил. При жизни-то он здесь сторожем работал, так это еще пятьдесят лет прибавь…

– А кроме привидения никто мне помочь не в состоянии? – расстроилась я. – Дяди моего фамилия Самоцветов, Василий Андреевич… памятник у него такой красивый, необычный – птица с человеческим лицом, плачет и крылом лицо свое закрывает…

– Птица, говоришь? – переспросил могильщик. – Ну, памятников-то тут много, все разве упомнишь… память-то у меня не очень… особенно если до обеда…

Однако в его голосе, а особенно в выражении лица мне почудился некий намек и даже подсказка на то, как можно улучшить его ослабевшую память.

– Значит, не помните? – Я достала из кошелька сторублевку. – А это вам не поможет вспомнить?

– Птица, говоришь? – Могильщик ловко выхватил у меня купюру и спрятал в карман спецовки. – Кажись, вспомнил, где такая птичка имеется. Ты сейчас, девонька, прямо до церкви иди, за ней, значит, повернешь направо, там еще чуток – и увидишь эту птичку. Не сомневайся, мимо не пройдешь!

– Спасибо! – поблагодарила я и зашагала к церкви.

Миновав голубую деревянную церквушку с золоченым крестом на куполе, я свернула направо и увидела ряд довольно новых могил. Как и сказал могильщик, не заметить здесь могилу Самоцветова было трудно – она и размерами превосходила все остальные, и памятник на ней был действительно очень впечатляющий. Зря Генка злопыхает – его знакомый потрудился на совесть! Птица с заплаканным женским лицом у каждого прохожего вызывала невольное сострадание.

Я подошла к могиле, перешагнула низкую ограду, положила на черную каменную плиту свой скромный букет, выпрямилась и прочла надпись на надгробии.

…

«Василий Андреевич Самоцветов. 1948–2005. Дорогому другу, авторитетному руководителю, преданному мужу и отцу».

Ну, и что я здесь узнала?

Судя по тому, что мужем и отцом он назван в последнюю очередь, оплачивали могилу не члены семьи, а деловые компаньоны и совладельцы фирмы. Но семья у покойного, несомненно, была, и эта семья наверняка кое-что знает об обстоятельствах его смерти. Только вот вряд ли мне что-то расскажут…

– Так вот ты какая! – раздался вдруг у меня за спиной женский голос.

Я обернулась.

В нескольких шагах от могильной ограды стояла женщина.

Она была, безусловно, красива и очень ухоженна, одета во все черное – впрочем, ей это шло. На ногах у нее были дорогие черные босоножки на высоком каблуке – совершенно неподходящая обувь для кладбища. В первый момент я дала бы ей не больше тридцати, однако, приглядевшись внимательнее, поняла, что незнакомке никак не меньше сорока, а то и сорока пяти лет.

– Ни рожи ни кожи! – произнесла она, оглядев меня с ног до головы. – Не понимаю, что он в тебе нашел?

– Кто? – переспросила я. – О ком вы говорите? И вообще, мы с вами разве знакомы?

– Ты дуру-то не разыгрывай! – Ее рот искривился, глаза потемнели. – Я думала, что у Василия хороший вкус! Выходит, и в этом я ошибалась! Нет, я его совсем не знала!

– Вы не так поняли… – перебила я, поняв наконец, за кого она меня принимает. – Я вовсе не…

– Ага, ты представитель благодарной общественности! Сотрудница благотворительного фонда! Шлюха! Дешевка! Дрянь! Гадина ползучая! Уродка!

Женщина двинулась вперед, сверкая глазами и размахивая букетом бордовых роз на длинных колючих стеблях. Я подумала, что этими шипами она запросто располосует мне все лицо и нужно срочно принять какие-то встречные меры, если я не хочу попасть на больничную койку.

Никакого подходящего орудия самообороны под рукой не было, и я схватила с могильной плиты свои пионы.

Мы скрестили два букета, как две шпаги. Розы, конечно, были более серьезным оружием, стебли у них гораздо прочнее, да еще покрыты острыми шипами, но старушкины пионы успешно выдержали несколько ударов, и мне даже удалось немного потеснить черную вдову. Ей мешали высоченные каблуки, и это давало мне шанс на победу.

– Я совсем не то, что вы думаете! – выкрикивала я между атаками и контратаками. – Я не была любовницей вашего мужа! Я только пытаюсь расследовать обстоятельства его смерти…

– Не верю! – Вдова снова бросилась вперед, ее тщательно уложенные волосы растрепались, рукав черного платья треснул, но она не обращала на это внимания. – Сука! Дрянь! Куда ты девала деньги? Признавайся немедленно!

– Деньги? – удивленно переспросила я и от растерянности едва не пропустила удар. – Какие деньги?

– Ты отлично знаешь какие! Пять миллионов долларов! И не делай вид, что ты ничего не знаешь!

Она сделала новый выпад, но споткнулась, едва не сломала свой высокий каблук и потеряла равновесие. Еще секунда – и она растянулась бы на земле, но я вовремя подхватила ее под локоть и помогла вернуться на дорожку.

– Спасибо, – прошипела вдова, – но не думай, что я пойду на мировую! – Она извернулась и снова попыталась хлестнуть меня розами по лицу. Я отскочила за надгробие ее мужа. Ведь знаю же, что добрые дела никогда не приносят дивидендов!

– Тебя как зовут? – осведомилась вдова, медленно двигаясь вокруг могилы и подкарауливая меня, как кот подкарауливает зазевавшуюся мышку.

– Женя… Евгения… – отозвалась я, сохраняя безопасное расстояние. – А вас?

– Анна Владимировна… ты что, хочешь сказать, что не знала? Что Василий тебе не говорил?

– Говорят же вам – я вовсе не была его любовницей! Прекратите гоняться за мной! Лучше поговорим об этих деньгах…

– Я тебе все равно не верю! – Анна сделала обманное движение и чуть не догнала меня, но я была начеку.

– В конце концов, это неприлично! – взывала я к ее разуму. – Представляете, как это выглядит со стороны?

– Я должна отомстить за свою честь! – не унималась вдова. – И я отомщу!

– Вы просто ужасно выглядите! – сделала я еще одну попытку. – Волосы растрепались, тушь размазалась…

Этот ход оказался верным. Анна замерла, бросила розы на могилу и поспешно достала из сумочки пудреницу с зеркалом.

– Боже мой! – воскликнула она, разглядев свое отражение. – И правда, во что я превратилась!

Она занялась восстановлением своей внешности, а я опасливо приблизилась и проговорила:

– Анна Владимировна, поверьте мне – я действительно не была его любовницей! Я вообще ни разу не видела вашего мужа! До вчерашнего дня я не подозревала о его существовании!

– Тогда зачем ты притащилась на его могилу? – Она недоверчиво взглянула на меня поверх зеркальца. – Да еще с этими жуткими уродливыми цветами!

– Не такие уж они уродливые, – обиделась я за старушкины пионы. – Во всяком случае, пока мы не устроили сражение на букетах, они были очень даже красивые! Только утром срезаны… А теперь и ваши розы больше похожи на мочалку…

– Это все ты… – прошипела вдова.

– Забудем обиды! – произнесла я примирительным тоном. – Лучше расскажите, что случилось с этими деньгами.

– Вот еще! С какой стати я должна рассказывать это первой встречной? – фыркнула Анна, но тут же, с чисто женской логикой, приступила к рассказу.

Анна Владимировна руководствовалась в своей жизни двумя простыми правилами: каждый человек – кузнец своего счастья, и спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Природа наградила ее красивой внешностью, и она постаралась извлечь из этой внешности все возможные дивиденды.

Сначала, как она выражалась, на заре туманной юности (как давно это было, Анна не призналась бы и под самой страшной пыткой), она вышла замуж за перспективного комсомольского работника. Ее первый муж умел произносить зажигательные, идеологически выдержанные речи и составлять грамотные отчеты о проведенных мероприятиях, так что ему было гарантировано большое номенклатурное будущее. Правда, периодически он встречался в бане с другими комсомольскими работниками, там они выпивали и по слухам, доходившим до Анны, – не только выпивали. Анна была недовольна, но точно так же жили все коллеги мужа, и приходилось терпеть ради многочисленных благ и привилегий. Терпеть и ждать, когда перспективный комсомольский работник сделается большим и настоящим начальником.

Однако в самый неподходящий момент началась перестройка, не к ночи будь помянута. Все вокруг кинулись ловить рыбку в ее мутной воде. Многие коллеги мужа, даже не такие перспективные, как он, сумели-таки наловить полные невода, но Аркадий, так звали ее первого мужа, как назло, запил. Если раньше это ему сходило с рук, теперь порядки были другие, и однажды, в один далеко не прекрасный день, Аркадий сообщил, что его уволили с работы.

Анна, разумеется, не собиралась проводить свои лучшие годы в очередях службы занятости. Она совершенно случайно встретилась с бывшим замом Аркадия, тихим, невзрачным мужчиной, который теперь занимал новую и очень перспективную должность начальника районной налоговой инспекции. В новых условиях жизни его должность стала, можно сказать, ключевой.

Как выяснилось, зам Аркадия (звали его Леонид) всегда питал к жене шефа сильное, глубоко спрятанное в душе чувство. Которое, однако, не укрылось от глаз наблюдательной Анны. Может быть, большую роль в развитии этого чувства играла элементарная зависть – Леонид подсознательно хотел обладать всем, что принадлежало его шефу. В частности, его женой.

Короче, жизнь опять наладилась.

Тем более что сейчас, после перестройки, в ней появились новые радости, прежде недоступные даже женам перспективных комсомольских работников. Такие, как одежда от знаменитых французских кутюрье, косметика лучших фирм, поездки на дорогие европейские курорты… правда, Леонид утверждал, что его доходов определенно не хватает на все капризы и прихоти жены (которые Анна считала вовсе не капризами и прихотями, а совершенно естественными и необходимыми потребностями). Анна с его доводами категорически не соглашалась и подталкивала мужа к неуклонному увеличению доходов.

И в один, опять-таки, далеко не прекрасный день Леонид не вернулся с работы. Его арестовали прямо в кабинете. Как выяснилось, кому-то из вышестоящего начальства показалось, что он слишком успешно наращивает свое благосостояние. Проще говоря – берет не по чину.

Перед Анной снова замаячила служба занятости.

Но она вспомнила свой главный принцип: каждый человек – кузнец своего счастья. И совершенно случайно на концерте заезжей знаменитости она встретила Василия Андреевича Самоцветова. Самоцветов как-то встречался с ее бывшим мужем Леонидом, когда тот еще был в силе, а сам Самоцветов еще только приступал к первичному накоплению капитала. Уже тогда Василий обратил внимание на красивую, ухоженную жену налоговика и подумал, что такая женщина может стать достойной спутницей крупного бизнесмена. К моменту их новой встречи Леонид уже парился на нарах, а Василий стал заметной фигурой на финансовом рынке. Правда, он был женат, но его жена ничего из себя не представляла – бледная, унылая особа неопределенного возраста. В конце концов, спасение утопающих – дело рук самих утопающих!

В общем, жизнь опять наладилась, и на этот раз надолго.

Василий был именно тем мужчиной, которого Анна искала всю свою сознательную жизнь. То есть таким мужчиной, который способен вполне удовлетворить ее постоянно растущие потребности.

Годы шли, потребности возрастали, но и доходы Василия тоже становились все больше.

Анна чувствовала себя почти счастливой. Почти – потому что всегда найдется женщина, чьи потребности удовлетворяются еще лучше, чей муж еще богаче и успешнее…

Но Анна старалась не думать об этих счастливых женщинах и очень уважала себя за такую поразительную скромность и умеренность. Хотя и всячески поощряла мужа к планомерному увеличению их совместного благосостояния. Пусть они богаче, думала она иногда, разглядывая фотографии жен олигархов в глянцевых журналах, зато их положение менее устойчиво и надежно. Слишком заметное положение вызывает зависть у окружающих, и чересчур большое состояние могут однажды отобрать. Прецеденты бывали.

Собственное будущее казалось ей безоблачным. Но однажды случилось страшное.

Василий, как обычно, уехал утром в свой офис.

Анна проводила его до порога дома.

Она считала это своей неотъемлемой обязанностью и не одобряла тех жен, которые спали до полудня и практически не видели мужей, спозаранку отправлявшихся на работу и возвращавшихся из офиса глубокой ночью.

Проводив мужа, Анна сидела, полузакрыв глаза, в удобном мягком кресле, вокруг ее головы летали легкие руки знаменитого парикмахера Виталика. К ней, единственной в городе, Виталик приезжал на дом. Он творил с ее волосами настоящие чудеса и одновременно рассказывал все городские сплетни. Как все знаменитые парикмахеры, Виталик был геем или старательно изображал его. Как все геи, он был женствен и кокетлив и просто обожал разносить по городу сплетни. Анна с удовольствием эти сплетни выслушивала и благодаря Виталику была всегда в курсе светской жизни. Как раз сейчас Виталик с придыханием рассказывал ей, что от Лизы Расторгуевой ушел ее последний молодой любовник.

– И к кому бы вы думали?

– К кому? – переспросила Анна, замирая от предчувствия.

Ответа на этот животрепещущий вопрос она так и не узнала.

В этот самый момент распахнулась дверь ее будуара и на пороге появился охранник мужа Вадим.

– В чем дело? – спросила Анна, окинув того недовольным взглядом. Но тут же поняла по лицу охранника, что случилось непоправимое, и, повернувшись к Виталику, попросила оставить их с Вадимом наедине. Потому что прекрасно понимала – то, что узнает Виталик, через час будет знать весь город. Парикмахер, избалованный вниманием богатых клиенток, обиделся, но обиду свою никак не показал. Он собрал свои инструменты и вышел, правильно рассудив, что вряд ли Анна сможет и дальше оплачивать его визиты.

Как только дверь за парикмахером закрылась, Вадим проговорил, опустив глаза:

– Анна Владимировна, не уберегли… лично я не уберег… моя вина…

И он рассказал о непонятной, загадочной смерти Василия Андреевича.

О том, как он был застрелен в застрявшем в пробке бронированном «Мерседесе».

Анна держалась хорошо. На похоронах она продемонстрировала ровно такую порцию эмоций, чтобы вызвать у присутствующих одобрение и сочувствие, но не испортить сложный траурный макияж. Бросая в разверстую могилу горсть земли, она действительно была печальна: как-никак, с Василием она прожила значительно дольше, чем с прежними своими мужьями. И он, несомненно, был хорошим мужем – то есть позволял ей тратить много денег. Вполуха слушая слова соболезнования, она думала, что надо бы подумать о будущем, но не сразу, в этом нет особой спешки, потому что Василий наверняка оставил достаточно средств, чтобы безбедно прожить некоторое время…

Как она ошибалась!

Не прошло и недели с похорон, как к ней пришел компаньон мужа. Начал он с того, что подробно объяснил, кто и почему убил Василия. Убили его серьезные и опасные конкуренты, которые хотели прибрать к рукам их с Василием совместный бизнес.

Но на этом разговор не закончился.

Анна чувствовала, что компаньон Василия пришел не только для того, чтобы довести до нее эту информацию. Так и оказалось. Он немного помялся и сообщил, что пропала значительная сумма денег. Василий за несколько дней до смерти перевел эту сумму одной сомнительной фирме, и деньги бесследно исчезли. Так вот, не знает ли она, Анна, куда могли эти деньги подеваться.

Анна ответила, что никогда не вдавалась в дела Василия и что совершенно ничего в них не понимает. Еще она спросила, большая ли сумма пропала. Узнав, что речь идет о пяти миллионах долларов, она недоуменно пожала плечами: по ее представлениям, это была совсем не большая сумма, в масштабах финансовых потоков, которые контролировал Василий, просто незначительная. Она дала понять компаньону покойного, что не понимает – зачем он беспокоит ее из-за такой ерунды в дни траура, мешая от души предаваться воспоминаниям о покойном и о прожитых с ним счастливых годах.

На что тот ответил, что сумма не такая уж маленькая, а финансовые потоки, которые они с Василием контролировали, вовсе не являются их собственностью. И конкуренты убрали Василия именно для того, чтобы подчинить себе эти самые финансовые потоки. Он долго и занудно объяснял Анне особенности работы финансовых компаний, которые в конечном счете сводились к тому, что даже такая, относительно небольшая сумма, несвоевременно выдернутая из этих потоков, может полностью погубить все дело, и чтобы привести финансы в порядок, нужно эти деньги срочно возвратить.

Анна ничего не поняла, кроме того, что ее дела не так хороши, как хотелось бы. Компаньон мужа принес ей какие-то бумаги и объяснил, что их надо подписать, если она не может найти и вернуть злополучные пять миллионов. Анна дала слабину – и документы подписала.

В итоге она осталась практически нищей.

Загородный дом ей пришлось продать, потому что содержать его она была не в состоянии, да и всплыли еще кое-какие долги, которые она сама же наделала, пока был жив Василий и ее траты были практически бесконтрольными. Конечно, продать дом удалось меньше чем за полцены – деньги были нужны срочно, а спешная продажа, как известно, имеет свои минусы. Конечно, на этой продаже нагрел руки агент по недвижимости, который до сих пор был едва ли не другом семьи. Вырученных денег ей едва хватило, чтобы расплатиться с долгами и купить довольно скромную городскую квартиру. В этой квартире не имелось даже просторной гардеробной, и многочисленные наряды Анны, не поместившиеся в несколько шкафов, были свалены беспорядочной кучей в полутемной кладовке.

Разумеется, ей пришлось рассчитать всю прислугу. Правда, в маленькой городской квартирке прислуге и делать-то было почти нечего, но сама Анна совершенно разучилась вести хозяйство, и возникшая теперь необходимость привела ее в ужас.

В довершение всех неприятностей, она неаккуратно парковалась и разбила свою элегантную машину – маленький «Мерседес» с откидным верхом. Страховка оказалась просроченной, и с машиной пришлось распрощаться.

Самое печальное – в этот тяжелый момент от Анны отвернулись все ее многочисленные друзья и подруги. Отвернулись, чтобы больше никогда не повернуться к ней. Как будто она умерла вместе с Василием, убитая той же самой пулей. Если же кто-то и бросал на нее случайный взгляд – в этом взгляде можно было прочесть лишь откровенное презрение и насмешку.

Кроме того, с таким же презрением стала относиться к Анне дорогая элитная обслуга – все эти парикмахеры, массажисты, косметички, все эти Виталики, Валерики, Танечки. Они больше не мчались к Анне по первому зову, в их расписании никогда не находилось для нее места. Чего греха таить – она больше не была для них важной клиенткой.

Но это только сначала показалось Анне самым печальным в ее положении.

В действительности это была незначительная мелочь, а по-настоящему печальную, более того – трагическую сторону своего положения Анна осознала позднее, когда задумалась о новом замужестве как о единственном доступном ей способе поправить материальное положение. Во всяком случае, прежде она применяла только этот способ.

Она внезапно поняла, что все сколько-нибудь достойные внимания мужчины даже не смотрят в ее сторону. Все они женаты, а если и разводятся – то не ради сорокапятилетних вдов, пусть даже очень хорошо сохранившихся, а ради двадцатилетних длинноногих авантюристок, успевших к своим двадцати годам пройти огонь, воду и медные трубы и в совершенстве освоивших основные правила охоты на обеспеченных мужчин. Пока Анна безбедно жила с Василием, в стране расплодилось великое множество таких охотниц без принципов и сомнений.

Анна на этом рынке уже не котировалась. Приходилось признаться – она была попросту стара.

Теперь она с ненавистью думала о покойном муже: как он смел умереть, не подумав о ее будущем, не обеспечив ее, как она того заслужила многолетней и беспорочной супружеской жизнью.

И еще она время от времени задумывалась о тех пяти миллионах, которые бесследно пропали незадолго до смерти мужа. Теперь эта сумма не казалась ей незначительной, напротив – она могла бы помочь ей продержаться на плаву хоть какое-то время.

И еще она думала: знала ли она на самом деле своего покойного мужа? Может, у него была другая, тайная, неизвестная ей жизнь? Может, у него была, страшно подумать, другая женщина? Да, Василий был далеко не красавец. Он был толстым, рыхлым, неспортивным – но разве в наше время внешность мужчины играет хоть какую-то роль? Анна хорошо усвоила простую истину: внешность женщины – все, внешность мужчины – ничто!

А если так, если у Василия была другая – может быть, именно она и наложила руку на пропавшие миллионы?

Эта мысль не давала Анне покоя, и сегодня, когда она увидела незнакомую девицу на могиле Василия, первым делом она подумала именно о пяти миллионах.

Конечно, девица была невзрачная, неказистая, но все же молодая, а кто его знает, покойника, – может, у него были странные вкусы?

…Анна рассказала мне в общих чертах историю своей неудавшейся жизни. Не могу сказать, что я ей посочувствовала. Большая часть ее жизни прошла безбедно и беззаботно, так что ей было за что расплачиваться. Но и злорадства я тоже не испытала. Конечно, потерять мужа – это большая трагедия. И не мне об этом рассуждать… Откровенно говоря, во всем ее рассказе меня больше всего заинтересовали слова о пропавших деньгах. Пять миллионов долларов! Из-за такой суммы люди вроде Капитана могут наломать много дров…

– А вы случайно не помните, как называлась та фирма, куда ваш покойный муж перевел те злополучные деньги? – поинтересовалась я на всякий случай.

– Что ты, милочка! – фыркнула Анна. – У меня всегда была очень плохая память на все эти деловые подробности! Вот если бы ты, к примеру, спросила у меня телефон Виталика – я продиктовала бы его на память… хотя я не пользовалась его услугами уже почти два года! – И она тяжело вздохнула.

Да, о своем покойном муже она не так сожалеет, как об этом парикмахере!

– И вообще, – продолжила она подозрительным тоном, – почему ты так интересуешься этими деньгами?

– Не волнуйтесь, я на них не претендую! Я просто хочу разобраться в другом убийстве, которое может быть связано с убийством вашего мужа. Возможно, и ваши деньги заодно найдутся…

– Это, конечно, было бы неплохо, но я в такие чудеса не верю. Слишком много прошло времени. И в любом случае – вряд ли я чем-то могу помочь…

– Но когда к вам приходил компаньон вашего мужа и говорил о тех пропавших деньгах – он наверняка называл ту фирму! Может быть, вы попытаетесь вспомнить этот разговор?

– Да я о нем и вспоминать не хочу! – Анна покраснела от злости. – Он отнял у меня последние средства! Мерзавец! Обобрал несчастную вдову! Пока был жив Василий, он изображал лучшего друга, а как только его не стало – от дружбы не осталось и следа! Нет, я не буду даже пытаться вспомнить наш разговор!

И снова, с непостижимой женской логикой, она выпалила:

– Ну да, он называл ту фирму… что-то медицинское… панадол, или цитрамон…

– Странное название для фирмы, вы не находите?

– Нет, не цитрамон… – Анна наморщила лоб, напряженно припоминая, – что-то от головы, но более старомодное…

– Анальгин? – предположила я.

– Нет, не анальгин… – Она щелкнула пальцами и радостно воскликнула: – Пирамидон!

– Вы уверены? Какое-то странное название…

– Вообще-то нет… – Анна снова нахмурилась, – не пирамидон, но очень, очень похоже…

И тут меня осенило.

– Может быть, «Посейдон»?

– Точно! – Она засияла. – Совершенно верно! Он так и сказал – фирма «Посейдон»! Теперь я уверена! Но ведь это тоже какое-то лекарство от головной боли, правда?

Вдруг на ее лицо, как облако, набежало подозрительное выражение:

– А откуда ты знаешь про эту фирму?

– Не волнуйтесь! – попыталась я успокоить Анну. – Я же говорила вам, что расследую другое убийство, связанное с убийством вашего мужа. И там мелькнула эта самая фирма…

Анна вышла за ворота кладбища и направилась к своей машине.

Эта машина была еще одним постоянным поводом для расстройства: ей, привыкшей за долгие годы обеспеченной жизни ездить или на маленьких элегантных дамских машинах, или на представительских автомобилях с шофером, теперь приходилось довольствоваться скромным подержанным «Опелем». Выходя из машины, Анна каждый раз торопилась отойти от нее подальше и сделать вид, что не имеет к этому безобразию никакого отношения. Подходя к «Опелю», она оглядывалась по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет никого из знакомых.