Текст книги "Продолжение следует"

Автор книги: Наталья Арбузова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Я: С тех пор, как моя Надя взяла себе имя Гуслиана, в нее подчас вселяется дух какого-то древнего рыцарского рода. Иной раз так выскажется, думаешь – откуда? Всё равно как ее отец Рудольф Карнаухов всё удивляется – откуда? А имя Рудольф откуда? Молчал бы уж в тряпочку. Как корабль назовешь, так он и поплывет. Гуслиана не перестала быть Надеждой. Накануне операции в наполовину недружественной палате она пляшет чуть не вприсядку, крепко держа левой рукой правую и поет задиристо:

Подружка моя,

Что же ты наделала –

Я любила, ты отбила,

Я бы так не сделала.

На войне как на войне – враги, бинты и отчаянное веселье.

36. Никто ничего не отнял

Наде ввели местное обезболивающее в локоть и в палец Сатурна. Через четверть часа уже долбили, а она смотрела в полном сознании на экран. Чтоб потом не кричала: у меня похитили почку. Палец онемел на три месяца, зато душа спокойна: всё по-честному. Назначили на три вечера подряд слабый наркотик. Два раза вкололи, третий зажали. Под леким кайфом Надя слышала несуществующую классическую музыку. Но это с ней и просто так часто бывает. Она нащупала прямой выход в ноосферу, когда мать ее, маленькую, заперла одну дома. Смотрите: гордость моя Гуслиана спускается по лестнице на рентген через сутки после операции. Держится за воздух, точно за стекающие перила модернового особняка.

37. Стас говорит

Ее без карты медицинской страховки не выписывают. Давай ключ от Георгиновой хрущевки и скажи точно, где лежит карточка. Стас, я боюсь. Попроси Максима, он принесет. Стас, почему он не звонит? уже почти десять дней. Надя, я еще тогда испугался, когда он тебя первый раз закрыл. Это были цветочки. Он тебе продукты на две недели привез? привез. Он двери, ставни запер? запер. Он твой мобильник разрядил? разрядил, разрядил, пока ты на заднем сиденье переживала и по сторонам зевала. Он у тебя со счета все деньги снял? снял. Не жди от него звонков. В конце концов он приехал бы на дачу: ах, ах! я так беспокоился! весь обзвонился… я был по делам в Хабаровске-Благовещенске-Комсомольске-на-Обдуре. Ну! ключ и адрес. Живо!

Вы думаете, я Георгию, живому, в бегах, или мертвому, на тот свет, не звонил? звонил, я не робкого десятка. Номер не обслуживается. Вхожу в квартиру на цыпочках – Эркюль Пуаро и Коломбо вместе взятые. Аура нехорошая. Чутье не у одной Надежды, у меня тоже неплохое. В моем криминальном ремесле без интуиции до завтрашнего дня не доживешь. У Надьки, правда, нюх лучше. Во всем, что не касается любви. Тут она беззащитна. Из ящика письменного стола – цоп Надькину медицинскую страховку – и намылился бежать. Звонит телефон – беру трубку. Можно Надю? – Нет. Я ее друг Стас. С Надей разные беды. Говорите свой номер, я вам перезвоню через несколько минут. Сейчас мне нужно срочно отсюда сваливать. – Пишите. Петр Семьянинов, 680-50-36. Записал – и драть без оглядки. На один марш лестницы не успел отойти – навстречу Надиного возраста дамочка в той еще шубке, отпирает только что захлопнутую мною дверь. Уффф. Отъехал за угол, звоню из машины человеку с благонамеренной фамилией. Ну вот, могу говорить. Георгий жив? – Жив, но опасно болен. Не надо обнадеживать Надежду. Промолчите пока. И мы с морально устойчивым Петром условились о встрече.

38 Слово Инне

Не к матери же алкашке ее везти. А мы с Денисом теперь остались одни в двухкомнатной. Вы не подумайте, Олег помогает, он очень даже помогает. Только Денис вуза пока не выбрал. Ему скоро будет восемнадцать с половиной. Два раза по одному семестру отучился – в разных вузах, а сессию сдавать не пошел. То есть учился он недолго, просто числился до конца семестра. За месяц успевает понять: не туда поступил. И больше на занятия не ездит. Тяжело встает утром – совенок. Армия ему не грозит: белобилетник по зренью. Надю в нашу районную поликлинику я уже устроила – массаж, гимнастика. А то ей между рукой и туловищем карандаш просунуть нельзя.

Денис приходит с друзьями – метро давно закрыто. Я их всех впускаю и кормлю. Не на ступеньках же им сидеть. Парни совсем ручные, дали мне свои сотовые номера. Если Денис не отвечает, звоню всем по списку. В конце концов нахожу. Сидят где-нибудь на лестнице, ждут рассвета. Однажды их в чужом подъезде блокировала другая компания. Я снимала осаду с милицией. Трудно быть молодым. Наркотики? конечно, боюсь. Я им говорю: доза не стоит на месте. Она растет, и человек ничего не может поделать. Вот в чем фишка.

НАДЯ: Инна, почему он не звонит?

ИННА: Денис? он никогда не звонит, и отвечает неохотно.

НАДЯ: Нет – Максим.

39. Сомненья Стаса

Ну, что вы присоветуете, добрые люди? Доверенность на имя высоконравственного Петра действительна, пардон, доколе жив высокоидейный Георгий. Обращаться к тяжелобольному с тем, чтоб составил еще и завещанье, бессовестно. А если Надежда сейчас примет дар и оформит право собственности, самозванец Максим начнет сживать ее со свету и всячески провоцировать – хотя бы неприкрытыми изменами, чтоб сама подала на развод. Чтоб сработал его дьявольский контракт. Ужас в том, что дурочка продолжает любить разоблаченного проходимца. Тот отсиживается в норе. Не знает, что Надюха крепко навернулась с платформы. Ждет, пока беглянка себя обнаружит. И ведь дождется. Девчонка полезет ему, крокодилу, в пасть, едва выздоровеет. Тьфу– тьфу, лишь бы выздоровела. Так или иначе, «муж» из бедняжки вытянет, на что глаз положил. Женщины, блин. Они всегда готовы принести последнюю жертву.

НАДЯ: Стас, я еще не знаю, как поступлю. Может, я скажу ему, как Кабирия на краю карьера – тебе нужна недвижимость? возьми.

СТАС: Лучшие кадры в мировом кинематографе – этот долгий проход по дороге всё потерявшей Кабирии. Идет, улыбается танцующим перед нею парням. Но ты не вставай в позу. Обойдется искусство без сильных сцен на твоих костях. (Некстати я упомянул про кости.) Ни шагу без моего приказа. Я тебя вытащу. Я еще его разведу на бабки. Он жох, да я не лох. Пока ходи разрабатывай лапу. Договорились?

40. Упорная во всем, и в заблужденьях тоже

У Нади пот капает со лба – третий месяц высокой температуры. Инна ушла на работу. Денис только-только задрых. Надя надевает старое Иннино пальто и по снежку бежит в поликлинику. Танцует там под музыку на ковре. Кричит: ура! рука поднялась! (В первый раз.) Как хорошо! скоро увижу ЕГО.

Я: Надя! а кто тебя запер на даче?

НАДЯ (до нее не доходит): Мы опять поедем на Кипр.

Я: Скатертью дорога. Вон аэропорты уже взрывают.

Надя отмалчивается. А февральская лазурь лазурит вовссю.

41. Отыскалась наконец

Инна со мной в заговоре: провожает меня до дверей Георгиновой хрущевки.

ИННА: Ну да, Надьку еще ветром шатает.

Открываю дверь своим ключом. Евгения заключает меня в объятья. Ну, нашлась, глупышка. Мы решили тебя не разыскивать. Дать тебе время самой одуматься. Привыкай потихоньку быть замужем.

Мне больно руку. Я высвобождаюсь, сажусь на свою постель. Начинаю сбивчиво рассказывать свекрови, как я поломалась. Она качает головой: «Не надо никогда нарушать правил – до добра не доводит». Потом говорит вскользь: «Тебя разыскивал один человек… хотел передать какие-то документы от Георгия».

Я (незримо присутствую, нашептываю Наде): Врет! это не через них.

НАДЯ (отмахивается от меня-незримой): Нет, никто не звонил. (Евгения встает с разочарованным видом и ныряет в свой портрет, будто идущий на посадку самолет – в свою тень).

Я – Надя– остаюсь одна в квартире. От слабости приваливаюсь к подушке и засыпаю. Над моей головой тихо говорят двое: Максим и красивая женщина – вся из себя (Георгинов сленг). Слышу сверхострым слухом, но проснуться не могу.

МАКСИМ: Не бери в голову. Это фиктивный брак. Она вообще дефективная. В прошлый твой приезд отвез ее на дачу – подумать только – сбежала по крыше. И пропала на три месяца. Разведусь, конечно. Вопрос времени. Ты посмотри на нее. Тут не к чему ревновать. Почему женился? долго рассказывать. Забей.

ДАМА (разглядывает меня): Убожество.

Убожество так убожество. Я засыпаю еще крепче. Вижу во сне луг – зеленый платочек от господа Бога. Иду по нему с тем, кого люблю (Максим или не Максим?), и мы смеемся. Проснулась – меня тормошит Стас. Надюха, мне пришлось дверь открывать отмычкой. Твои ключи уже сперли. Идиот я, надо было сразу отдублировать. Теперь почитай у нас ключей от филевской квартирки нет. Йок. Столкнулся на лестнице носом к носу со сладкой парочкой, вышедшей отсюда. Твой Максим благоверный с той леди, что три месяца назад тут ошивалась. Скоро она меня узнавать начнет. Не видала? проспала? очень жаль. Пошли, Надюха. Подаем на развод.

НАДЯ: Мне до фени. Разводиться не буду.

СТАС: Конечно! много тебе чести в таком браке. (Хочет взять Надю на руки.)

НАДЯ (твердо, отстраняясь): Стас, спасибо за всё. Сейчас оставь меня. Я у себя дома. Ступай, не волнуйся.

Стас, махнув рукой, уходит.

42. Не сотвори себе кумира

Март, капает с крыш. Пятно голубого неба плывет средь беспокойных туч. Я еще не могу сама заколоть сзади отросшие волосы и повесить белье на веревку. Или белье держу – или прищепку. А вместе никак. Максим как меня увидел, так сразу заторопил на дачу. Приходил с женщиной по имени Лилиана – рядом с ней я как серенькая мышка. Пусть, лишь бы мне иногда его видеть. Мелькнул быстрый Максимов взгляд, точно бездонная мартовская синева, и опять я вдвоем с Евгенией. А от нее какое-то вредное излученье. И портрет всё следит за мной. И я всё чахну.

43. Человек предполагает

Надюху надо выкрасть. Выманить якобы на концерт Кирилла Полозова. Инну в замыслы не посвящать, чтоб не выдала. Кирилл сам позвонит и приедет за Надькой на своей машине. Покажет отпечатанную на принтере афишку (липовую). Надька, конечно же, не обратит вниманья – а что это Кирилл так парится перед концертом. Поедет как миленькая. Кирилл привезет ее к себе на квартиру – такой адрес будет в обманной афишке – Надька не воткнет. А там уж жду я – Стас. Начнем массированную обработку. Сведенья от Петра Семьянинова успокоительные. Георгин прошел курс химии (за счет сына). Рак-дурак возник у него на фоне заразного гепатита и соответствующего одинокого образа жизни в течение ряда лет. Пока держится. Сильный, черт. А Надюхе по барабану. Похоронила его, блин, и с концами. Женское физиологическое слабоумие. Всё Максим да Максим. И всё по максимуму. По максимуму и получит.

44. А Бог располагает

Кирилл, куда мы едем? – Как куда? на мой концерт. – А гитара где? – La chitarra? уже там. – Где там? – На Таганке. – Так ты там живешь. На Большой Коммунистической, или как там теперь ее. – И концерт там, рядом. Афишу читала? – Ты что, гитару дома забыл? – Выходит, так. (Сообразила, блин. Проснулась сомнамбула.) – Мы опоздаем. Ты что, выпил? ой! (Гаишник-гибддешник их останавливает.) – Ваши документы. Почему девушка не пристегнута? – Понимаете, он меня заторопил… я всего минуту назад узнала, что надо быстренько к нему домой заехать. – И Ваши документы тоже, девушка. – (За кого он меня принял?) У меня с собой нет. – Вот ее документы, я взял. – Где ты взял? я на верхней полке шкафа спрятала. Откуда ты знал? искал, покуда я сапоги надевала? (Все женщины прячут документы на верхней полке шкафа под бельем. Подумаешь, загадка… тоже мне секрет.) Ты меня домой отвезти вообще сбираешься или нет? (Топит она меня. Ну я и влип! Стас втравил, альтруист хренов.) – Придется вам обоим проехать со мной. Подвиньтесь, я сяду за руль. (Это ранее молчавший второй мент пытается пересесть в Кириллову машину.) – Сейчас подвинусь… только отзвоню другу, он нас ждет. Стас! Планы меняются. (Мент отнимает у Кирилла мобильник.)

45. Хичкок такого не придумает

Из области демонологии. У ведьм нет ангела-хранителя, зато они лишь условно смертны. После их ненастоящей смерти с ними лучше не встречаться. Евгения пришла домой на полчаса позже похищенья Надюшки. Нету! сбежала! а документы? Понюхала своим крысиным нюхом – документами слабо пахнет с верхней полки шкафа. Приставила табуретку, взлетела как белка – легкая, спина отставлена, грудь на вынос, колени вскидывают короткую неширокую юбку. От природы кудрявые волосы, вымытые нынче утром, порхают около впалых щек. Посмотрела водянистым русалочьим взглядом, порылась ухоженными руками – нету! Топнула маленькой, с высоким подъемом ножкой об табуретку… поскользнулась. И на ведьму бывает проруха. Рухнула тонкими ребрами на ребро туалетного столика. Изящной головой пробила свое мелькнувшее в зеркале отраженье. Пропорола осколком не к добру разбившегося зеркала тонко изваянную шею – и погрузилась в ведьминскую псевдосмерть. А Стас, встревоженный прерванным звонком Кирилла, уж открывал отмычкой дверь. Каша заварена – кому расхлебывать?

46. Не на такого напали

А никому. Стас всегда работал в перчатках. Недаром три пальца пожертвовал мафии. К ведьме даже не притронулся – жива, не жива. Пусть ее куманек черт разбирается. Послушал, как там на лестнице. Тихонько вышел. Из машины позвонил Надюшке на мобильник. Успела ответить: в милиции на Таганке. Через четверть часа уже их нашел. Ему ли не знать всех отделений милиции бойкой Таганки. И начал поверх Надюшкиных неразумных показаний гнуть свое. Для начала показал какое-то удостоверенье, их у него до фига. Так что его от разговора не отстранили. Из Кириллова кармана тоже красную корочку достал – фокусник! И получилось: мы хорошие, они плохие. А «плохая» Евгения всё лежала подле упавшей табуретки, и черт пока что ей на помощь не спешил.

Я (к Стасу): Стас! ну чего ты с ней, с Надюхой, возишься? делать тебе нечего? тут греха не оберешься. Ну вот, могли тебе пришить мокрое дело. Застал бы тебя ее сынок возле трупа, с отмычкой в руках, руки в перчатках. Какого тебе рожна от Нади надо? баб навалом.

СТАС: Иди на. Я в своей непростой жизни черное от белого отличить смогу. Она, конечно, юродивая, но Бог таких любит. А с Ним я не спорщик. Даром что фарцую иконами – и подлинными, и поддельными.

47. Живучая нечисть

Максим пришел. через полчаса. Мать сидит болтает по телефону. На шее багровый шрам, на виске другой. И на портрете точно то же. Тот еще портретик. На всё реагирует. Максиму бы заметить все четыре шрама, но мать ему глаза отвела. Ведьмовство, оно по женской линии передается. Сын был просто плут, без мистических добавок. На полу убрано – ни крови, ни осколков. Зеркало срослось! зеркало вещь вещая. Срослось – стал быть, и беду избыли. Каким-никаким колдовством, а избыли. Ой, не вставайте на пути этой новой Евгении! теперь она от общечеловеческого стада вовсе отбилась. И раньше была не овечка, а нынче ее никто не упасет. Побывала там – не приняли. Уж как там ни устроено, а только не для нее. Блаженствуют ли, маются ли души – так ведь то души. Надо как минимум иметь душу. А тут полное отсутствие всякого присутствия.

48. На то и мозги, чтоб выкручиваться

Из милиции ехали цугом на двух машинах. Стас вез Надю, Кирилл эскортом сзади. Сидят у Кирилла дома на антикварных креслах. Стас, округлив глаза, докладывает, что увидал на филевских задворках. Надя хвать телефонную трубку! Ты чего, Надь? – Как чего? в скорую! – Положь. Нам нужно выработать стратегию защиты. Понимаешь, время смерти ведьмы практически совпадает с моментом вашего задержания. Вы выглядите как удирающие с места преступленья. Звонить надо Инне. Ничего ей не рассказывать. Никаких концертов не планировалось, ясно? Вы ведь в милиции о концерте не заикались, так? Ты, Кирилл, позвал Надю покататься, а на самом деле хотел завезти к себе в гости и уговорить на развод. Мотивы понятны. Муж гад, с Надькой ты дружен. Правда – лучшее вранье. Документы ее прихватил – а вдруг удастся сразу подать? Но она, Надька, ни в какую. Тоже правда. А домой вернуться боится. Пока всё правда. Дальше: Инночка, будь ласкова, проводи Надю домой. До угла я их подброшу. Двором пойдут сами. Пусть их таджик с метлой увидит– всё свидетель. Ключ у Надьки недавно завёлся – хоть маленькая, а победа. Не забыть скопировать по дороге. Ну, откроют они дверь, увидят жмурика в юбке – Надьке и притворяться не придется. Упадет в обморок как по нотам. Инна станет звонить – мне и тебе, Кирилл. А у нас мобильники будут заблокированы. Она – в милицию, в скорую. Через полчаса мы спохватимся: пропущенные звонки. Ты что звонила, Инночка? Пока приедем – а там уже и менты и белые халаты. Получается: свекровь полезла искать документов ненадежной невестки. Не нашла и с досады грохнулась. Правда на правде сидит и правдой погоняет. Сценарий готов. Звоню Инне.

49. Зря старались придумывали

Барыня забыла. зонтик, вернулась за ним – а лакей из буфета выгребает серебро. Барыня ему: Александррр! я удивлена. – А я, барыня, тоже удивлен. Я думал, Вы ушли, а Вы вот оне.

Ну, прошли они, Инна с Надей, по двору. Таджик при свете фонаря, что над подъездом, выгребал из-под зимовавших машин последние остатки весеннего снега. Вошли они – со своим ключом. А Евгения сидит пьет на ночь глядя кофий из тонкой чашечки. Надо же, замарашка смеет водить гостей. Скоро мужчин начнет водить. Инны в упор не видит, а к Наде с укором: зачем не сказалась… я волновалась… подай валерьянку. И Надя, заметив шрамы, падает в обморок. Только это и по сценарию.

50. Зомби

Проснулась – еле вспомнила, как Инна мне под нос совала нашатырный спирт, как раздевала, укладывала. Нету Инны. Послали куда подальше. Окно открыто, воробьи чирикают. Апрельское солнце в зеркале. Не в том давно скурвившемся Георгиновом зеркале, что отражало Евгению когда надо и когда не надо. В моем, что было разбито и само срослось. Тоже неплохо. И радужный зайчик на стене. Таких я в детстве рукой ловила. Мне в голову наконец пришла естественная, давно напрашивающаяся мысль: а где мой муж? я что, вышла замуж за Евгению? А вот и она в зеркале – любимая ее манера. Легка на помине. И ни одного шрама: рассосались за ночь. Я уж готова была снова в бессрочный обморок. Меня отрезвил голос, донесшийся из другого угла. Одевайся, моя милая. Сейчас едем к нотариусу.

Натягиваю одежонку, точно заводная кукла. Колготки завязываются узлом. За нами приехал на жигулях незнакомый мне человек. Отрекомендовался: Петр Агеич Семьянинов. И всё подмигивал мне, чуть Евгения отвернется. Ништяк, не боись… уж мы их. Я бы и без его подмигиванья сделала, как Евгения велит. Страшный у нее стал взгляд, тяжелый. Связал меня по рукам и ногам. И его, Петра Агеича, должно быть, тоже связал. Вот и подмигивает – не своей волей. И солнце подмигивает из весенней тучки по ее, Евгеньиному, веленью. И воробьи чирикают по ейной указке. Не верю ни одной апрельской луже, ни ручейку, бегущему к сточной решетке. Не видать мне больше Максима как своих ушей. Не положено мне такой клёвой любви. Не по барину говядина. А и своих не видать: Инны, Стаса, Кирилла, Алены таджикской жены. Разве что Георгия за гробом увижу. Что для этого необходимо обвенчаться – байда. Один раз пробился ко мне его голос – значит, ждет меня Георгин на чистенькой планете средь георгинов с тарелку величиной, как в фильме «Кин-дза-дза». Умытый, отрастивший благообразную седую шевелюру, лежащую мягкой волной. В длинной белой тоге. Прямой, точно аршин проглотил. Морально устойчивый и неуступчивый.

Женщина-нотариус похлопала наклеенными ресницами и сообщила мне, что Георгий Николаич Зарубин дал доверенность Петру Агеичу Семьянинову на предмет дарения мне двухкомнатной квартиры по адресу Сеславинская 12 и строения в поселке Купавна, улица Гоголя 26. Про Купавну вообще слышала краем уха, хрущевку же считала собственностью Максима. Оказывается – моя! а я там сижу дрожу под надзором Евгении. Да пошла она…

Никуда она не пошла, а через пару дней положила передо мной два свидетельства собственности на мое имя и мое же заявленье о разводе. Оставалось лишь подписать. И тут я уперлась. Почему – сама не знаю. На возврат любви я не надеялась. О хитроумном брачном контракте думала меньше всего. Но у меня что называется заскочило. Заглючило. Я леди Нельсон и умру ею. В чем тут фишка? единожды зомбированная Максимом, я не поддавалась нажиму Евгении. Ночная кукушка денную перекукует. След пережитого торжества глубоко врезался в сознанье. Мое воспоминанье! не подходите, стрелять буду.

51. Без Стаса никуда

Я обещал – разведу Максима на бабки – и развел. Не скажу, сколько с него слупил, чтоб Надьку уломать на развод. А то вы от зависти лопнете. Он меня вообще впервые увидел, и я сразу запросил с него деньги – за то, что и сам давно хотел сделать: вытащить Надюху из капкана. Раньше не получалось. А теперь вот вышло: появились новые козыри.

Покуда уговаривал, Евгения подслушивала. Ну что это за ведьма, которой надо крючиться возле замочной скважины. А так просто знать ей слабо. Никудышные пошли ведьмы. Надюша, они тебя поймали в ловушку с этим блядским контрактом. Но и сами попались. Они, Надь, поняли так, что тебе оставлена еще и квартира на проспекте Мира, и дача под Звенигородом. А это попало к Георгиеву сыну. – Стас, ты меня запутал. Что, у Георгия двое сыновей? – Один. В Канаде. Звать Андреем. Максим вообще не сын. Самозванец. Эта лиса Алиса увела у тебя ключи и втерлась сюда по нахалке. Там на связке был ключ и от звенигородской дачи, где тебя заперли. – Но он меня любил… правда, недолго. – Держи карман шире. Такие никого окромя себя не любят. Ходила младешенька по малинку, наколола ноженьку на былинку. Болит, болит ноженька, да не больно – любил меня миленький, да недолго.

Молчала, уставясь в одну точку. Потом подписала. Деньги с Максима я получил – и давай Бог ноги. Дело в том, что мы играли в шесть рук. Играли наверняка, рассчитав всё по числам. Георгин помер – на полгода позже, чем дура Надька его похоронила. Жаль, хороший был мужик, хоть и чокнутый. Что ж, лично я не против смерти. Старость вещь неприглядная и унизительная. Завещанье на Надькино имя он вроде бы оставил: Агеич его сорганизовал – рассказал по телефону, не всё, но достаточно. Теперь нужно было:

– чтобы акт дарения был объявлен недействительным по причине прекращения действия доверенности в связи со смертью Георгия (тут волну должен погнать Андрей Зарубин);

– чтоб развод успел состояться до того, как всплывет завещанье, в условиях отсутствия у Надьки недвижимости;

– чтоб сама Надька ничего не выкинула сверх нашего ожиданья и разумения… с нее станется.

Понимаете, опасная игра с дарственной была единственным средством заставить Евгению раскрутить дело о разводе. Надька сама, без Евгении, на это не решилась бы. Играем дальше. Пошла телега за подписью Андрея Георгиевича Зарубина в комитет по пресечению противозаконных операций с недвижимостью, или как он там называется. Не из Канады пошла, с проспекта Мира. Андрей уже прилетел в Москву, и вроде бы завещанье у него, у Андрея, на руках. Кинет он нас или не кинет, сын коммуниста? Но лучше уж ему, чем Евгении.

52. Заколебали, блин

Я придвинула стол к двери и нагородила на него оба стула, как делали бывало мы в школе, когда хотели сорвать урок. Евгения за стеной летает под потолком, точно панночка в гробу. Задевает глухо постукивающие висюльки дешевой люстры. Я всё пытаюсь ей сказать: это МОЯ квартира, не Ваша. Но из груди вырывается лишь слабый писк, как у полупридушенной мышки. И хорошо, что я не высказалась. Через сутки обнаружилось, что квартира и не моя и не ее – Андрея Зарубина. Собираю вещички. Их немного. И наконец-то еду к матери в Нахабино. Мобильник отключила, чтоб Стас меня больше не доставал.

Только вошла – мать с порога подает мне распечатанный конверт. Прочти, Надя, тут не по-нашему. (Это официальное уведомленье о наличии завещанья на мое имя скончавшегося Георгия Николаича Зарубина. Дата смерти какая-то не такая.) Мам, мне на работу нужно. Поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Во чумовая, Надька! Уже в электричке дочитываю письмо до конца. В нем речь идет всё о той же злополучной хрущевке с купавенским довеском. И я отправляюсь выгонять лису из моей лубяной избушки.

53. Не тут-то было

Летела как на крыльях. Холодный май дул мне в спину. Да, каюсь, я хотела иметь свой скворечник. Без мамки, без ее козла Толика. Без папочки с его полуграмотной Венерой Милосской. Без ни души. И не какую-нибудь квартиру с неопределенным артиклем, а именно эту, полную книг, дисков, картин и хороших человеческих воспоминаний. Не о Максиме, нет – о Георгине. Хочу туда, в тот период жизни. Хочу, хочу. Лечу.

Прилетела. Ключа у меня не было. Я его оставила на видном месте для Андрея Зарубина. Мне открыла Евгения – давно не видались! Показываю ей с порога полученное извещенье. По-английски она знает не хуже моего. Скорее даже лучше. Знаешь, мы развод приостановили (врет, еще не приостановили, но приостановят, уж это точно) по причине твоего болезненного психического состоянья. У тебя мания преследования (не без основанья). Пока я должна остаться здесь, чтобы ходить за тобой. (Как верно здравый смысл народа значенье слов определил. Недаром, видно, от «ухода» он вывел слово «уходил». Такая хошь кого уходит И смотрит на меня своим новым потусторонним взглядом. Невозможно вынести.)

Я почувствовала себя как птица, стукнувшаяся на лету грудью о каменную стену. И стала молча сымать куртку. Раскрылетилась, взмахнула рукавом аки Василиса Премудрая – и под прикрытьем полы отперла дверь. Через мгновенье Евгения уж вынула ключ из замочной скважины, убрала в карман. Не заметила! Мы обе в сказке. Я крошечка Хаврошечка, она баба Яга. А карман у нее, должно быть, бездонный.

54. Вечная беглянка

Ихний новый замок без ключа и не открывался и не закрывался. Я сбежала ночью, оставив дверь незапертой. Авось Евгению черти не утащат. Метро уже (или еще) не работало. Я нарочно шла пешком – до станции Фили – на случай погони. Долго ли коротко ли доехала до Инны. Ее полуночник сын как раз вертался домой – мы столкнулись носом к носу. Бессонная обо всех печальница Инна встретила с одинаковой кротостью его и меня. Я повалилась на пустующий диванчик Инниного блудного мужа и безо всяких объяснений провалилась в сон. Мне снился зеленый шум. Северный рай, не густо населенный, не запакощенный, никому кроме нас не нужный. Холодный ветер, поздняя пасха, пыльца на воде от неказисто цветущей ольхи. Радость всепрощенья и любви ко всему сущему.

С тем и проснулась. Дениска дрых, Инны не было. Белый день, надо что-то предпринимать. Звоню Стасу – он в Питере. Скорей отключаюсь, пока все деньги не вылетели. Стас сам перезвонил мне. Его позвали реставрировать Тинторетто! такая удача! Сбивчиво объясняю, что к чему. Стас велит мне самой идти в психдиспансер, опередить «их», доказывать, что я не верблюд. Только прежде посоветоваться с Инной. Как-никак она без пяти минут психолог. Продиктует мне, что говорить и о чем промолчать.

55. За просто так

Стас сказал: возьми денег – на всякий пожарный. И паспорт. Извещенье о наследстве. Свой экземпляр брачного контракта. Хорошо, что все документы я вместе с вещами забрала оттуда, с Сеславинской. Говори правду и только правду. Не всю: без мистики. Чувствуешь: не помогает – сунь деньги, изловчись. Сестра увидит – не беда, дело такое. Инна к словам Стаса ничего путного добавить не придумала, но нашла в сети с грехом пополам адрес психдиспансера – у черта на рогах, в Красногорске.

В регистратуре я наврала, как Стас велел, что мне, дурочке, надобно разрешенье на охотничье ружье. А им что. Хоть на установку «град». Фамилия моей врачихи была Полигушко. Небось «из» Украины. С четырех часов она. Нервничая, я всегда хочу есть. Рядом с диспансером сиротливого вида фабричка. Захожу в обшарпанную столовку. Не всё тебе Кипр и шведский стол. Один раз повидала – уже о себе возомнила. Обеденный перерыв кончился. И вообще у нас не за деньги, а по талонам. Вон, если хотите, нетронутое стоит. Творожная запеканка и три куска масла. Я всё слопала. Денег они с меня не взяли. Своя, на лбу написано. Психи уже сидят ждут Полиушку. Такие затюканные. Я без очереди пролезла – никто головы не поднял. У Полигушки обыкновенное человеческое лицо. Смотрит на меня без ихней профессиональной ненависти. Помню, когда еще жив был Виталик Синяев, лежал в институте Сербского, я его навещала. Тот еще был медицинский коллективчик. Советская карательная психиатрия. Состарились, но не смягчились. Квалифицируют инакомыслие как болезнь. Сую Полигушке паспорт. Ваша я? – Ну, вроде. По прописке да, а там посмотрим. У нас какое нынче число? – Двадцать третье мая две тыщи одиннадцатого года, понедельник. У меня только мать алкоголичка, а я здорова. (Показываю ей красный диплом филологического факультета МГУ. Хотела было прочесть ей из Тараса Шевченка, но вовремя остановилась. Стас предупреждал: не болтай лишнего. Только по делу. А я и так наговорила с три короба. Про смену имени молчи, Стас учил. Никаких ведьм, ровно их на свете нет. А то не видать тебе справки как своих ушей. Сколько денег Стас потратил на телефонные инструкции! Репетировал со мной – как Тинторетто реставрировал.) – Так вам чего, девушка? – Я там им сказала, что разрешенье на охотничье ружье. Но это всё фигня. Всё гораздо сложней.

Рассказываю, рассказываю Полигушке про свое житье-бытье. Долго рассказываю. А психи за дверью терпеливо молчат, ни гу-гу. Привыкли. Больше всего Полигушку задело, как Максим с Лилианой над моей головой договаривался. Она, Полигушка, аж со стула подскочила. И сестра вздохнула своей полной грудью. Все лавры Стасу. У меня, правда, память хорошая. В общем, великое дело бабья солидарность. Дали они мне справку, что у меня все дома. И деньги остались целы, я их даже не доставала.

С порога похвасталась Евгении трудно доставшейся бумажкой. Этого Стас заранее не предусмотрел, не разжевал мне. Ведьма разорвала справку прямо у меня в руках, и клочки аннигилировались на полу под неподвижным ее взглядом.

На другой день с утра пораньше я оседлала в Красногорске бетонный бордюр крыльца психдиспансера. Прием с восьми. Полиушка пришла с опозданьем, взглянула на меня хмуро: ну, что еще? Я сказала, что свекровь бумажку разорвала, и скорей прикусила язык: дальше ни-ни. Полигушка написала мне справку вторично, предупредив, что в третий раз писать не станет. И я поехала с драгоценным свидетельством своей вменяемости, в коей сильно сомневалась, прямиком к Инне. Инна же меня и кормила до Стасова возвращенья. А потом мы все дружно кормились с Тинтореттовых денег: я, Инна и неслух Денис.

56. Рассужденья и домыслы Гуслианы Рудольфовны

Почему люди так поляризованы? С одной стороны расчет и подлость (я уж не говорю о злом ведовстве, что всегда под сомненьем). С другой – благородство, самопожертвованье, щедрость. Кто-то привык к мысли, что создан по образу и подобью Божьему. Другой грезит о квадратноголовых инопланетянах. Свобода совести, блин. Для тех, у кого вообще есть совесть. Такой пусть верит во что ему удобно. А этих, дьяволовых, я объявляю вне закона. Их не принимает смерть (еще Гоголь заметил). Смерть – уже милость. Она не для всех. Наверно, и с той, со святой стороны, тоже есть бессмертье. Благое бессмертье. Но его мой разум пока не объемлет. Нехитрым умишком я придумала так. С других планет к нам могли и не прилетать. Не обязательно. И как нет небесной тверди, так нет на ней и бородатого бога, похожего на нас (или, напротив, мы на него). Но нами не исчерпывается. Что-то пронизывает наш мир, почти касаясь наших волос, зацепляя нашу реальность – гребенка в гребенку. Намного нас сложней, и бытует в других формах. Мало нами интересуется. Редко себя проявляет. И тогда мы говорим: чудо. Мы для них лишь муравьи. Иной раз обнесут наш муравейник решеткой, как в ботаническом саду, а то и не обнесут. Тогда беда.