Текст книги "Пани сумасбродка (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Каролина визжала, чувствуется, она не сильна в драке, попыталась пустить в ход ногти, но я вывернула ей руки, и уселась верхом.

– Прокати меня, моя лошадка, – ухмыльнулась я.

– Ты за это ответишь! Я голубых кровей! – рычала она.

– Знаешь, дорогуша, – устроилась я на ней поудобнее, – чистопородный бультерьер порой так тяпнуть может, что его только усыпить остаётся, а дворняжка может и жизнь хозяину спасти. Так что не хвастай, дело не в положении, а в душевных свойствах.

– Жизнь спасать! Какой от этого кайф! Лучше жить для себя!

– Мне остаётся только тебя пожалеть! – засмеялась я, – какая ты недалёкая, жестокая, и безжалостная.

– А жалость и доброта унижает!

– Правда? – я только пуще развеселилась, – кто тебе такую чушь сказал? Жалость, напротив, возвышает, и даёт человеку радость жизни, ощущение парить над землёй. А ты только злишься, живёшь в своё удовольствие, а что получишь в итоге? Что все от тебя отвернутся!

– Викуль, а ты что делаешь? – вошёл на кухню Максим.

– Преподаю этой дурынде жизненные постулаты, – ухмыльнулась я, и приняла вертикальное положение.

– Руку дай быстро! – рявкнула она на Арину, но та повела себя нетипично.

– Сама вставай, – подмигнула мне, и продолжила пить кофе.

– Идиотка! – рычала Каролина, поднимаясь с пола, – все вы идиоты! – и вылетела из кухни.

– Спасибо, – вздохнула Арина, допила свой кофе, засунула чашку в посудомойку, и убежала, а я села обратно за стол, и

Макс налил мне кофе.

– Не живётся спокойно, если не подерёшься с кем-нибудь с

утра, – покачал головой супруг, – что ты в неё вцепилась?

– Достала, – честно ответила я, взяла круассан, откусила, и поморщилась, но ничего не сказала. Эти круассаны из магазина, нечто напрочь несъедобное. Избаловалась я, привыкла, что свекровь каждый день печёт сладкие пирожки, круассаны с нежным, масляным кремом, пирожные, и тому прочее.

– Та ещё фифочка, – поддержала меня Ядвига, – и подругу затерроризировала.

– Точно, фифочка, – пробормотала я, потягивая любимый напиток, и замолчала, что-то мелькнуло в голове, и исчезло. Внезапный звонок сотового заставил меня вздрогнуть, я чуть кофе не пролила, и раскрыла телефон.

– Слушаю.

– Эвива Миленич? – раздалось на другом конце провода, – меня зовут Збигнев Заворский, я ювелир. Мне только что звонил Джон Ольстер, и просил срочно с вами связаться.

– Вы где сейчас находитесь? – деловито осведомилась я.

– Я в Гданьске, а вы в Морской Крынице, мне сказали.

– Вы можете приехать в Крыницу? Это очень срочно.

– Понимаю, а копии готовы уже давно, господин граф постарался.

– Простите? – не поняла я.

– Сейчас я всё объясню, – сказал ювелир, – дело в том, что эти драгоценности настолько ценны, что ещё старый граф заказал их копию. Тогда он не планировал их отдавать никому, а потом сказал юристам о своём заказе. Так что они обо мне знали, и о том, что старый граф заказал моему покойному отцу копию.

– Понятно, – вздохнула я, – когда я могу приехать за ними?

– Прямо сейчас можете, запишите адрес, – и мы рассоединились, а я встала из-за стола.

– Ты куда собралась столь решительно? – проявил любопытство Максим.

– Попозже расскажу, – и я отправилась в комнату.

Вытащила из шкафа пальто, накинув его поверх пуловера, вместо куртки, застегнула сапожки, и вынула из подушки драгоценности. Аккуратно переложив их в сумочку, я выглянула из комнаты, не желая попадаться Максу.

Ящеркой проскользнув к двери, я вышла на улицу, вспомнила, что забыла зонт, и схватила первый попавшийся с вешалки, времени просто не было.

Раскрыв его над головой, я бросилась к машине, забралась в салон, и вздохнула с облегчением. Дождь стоял стеной, я вынула из сумочки шоколадку, развернула, и, сунув в рот кусочек, повернула ключи в зажигании.

У меня не было никаких предположений относительно того, кто может быть убийцей, и я нервничала. Кшиштоф в тюрьме, настоящий преступник на свободе... В раздражении я сунула в рот ещё шоколадки, вцепившись руками в руль, и постукивая длинными коготками, когда приходилось останавливаться.

В сумочке зазвучала « Лысая гора » Мусорского, и я в нервах схватила телефон.

– Слушаю.

– Здравствуйте, Эвива, – услышала я смутно знакомый голос, – это инспектор Седляк.

– Доброго вам дня, пан инспектор, – язвительно процедила я, – как ваши успехи на рабочей ниве? Всех бандитов изловили? У вас это хорошо получается!

– Не надо ёрничать, милая девушка, – вздохнул инспектор, – всё совсем не так, как вы думаете.

– А откуда вы знаете, что я думаю? – злилась я, – телепатии научились? И вообще-то, я в данный момент за рулём, а в вашей Польше разговоры по мобильному за баранкой запрещены. Имейте в виду, я сошлюсь на вас, если гаишник меня остановит.

– Кшиштоф не виноват, успокойтесь, – перебил меня пан

Седляк.

– Конечно, не виноват, – фыркнула я, и тут до меня дошло, – как вы узнали? Вы его отпустили?

– Пока я его отпускать не собираюсь, – вздохнул инспектор.

– Но почему? – заорала я, едва удержав одной рукой руль на большой скорости.

– Выслушайте меня внимательно, и не орите, – жёстко сказал следователь, а я тем временем сунула в ухо наушник, и схватилась обоими руками за баранку.

Отвратительная машина! Я привыкла ездить в джипе, в высокой машине, а сейчас тащусь брюхом по земле!

– Вы супруга следователя, сами ведёте расследования, и с нашей кухней, соответственно, знакомы. Мы нашли пистолет, дактилоскопия обнаружила пальчики, пробили их по базе данных, и нашли владельца пальчиков. Что остаётся? Конечно, взять ордер на арест, и заключить предполагаемого преступника под стражу. Что дальше? А дальше допрос. На допросе Кшиштоф признаётся, что держал это оружие в руках, что случайно его обнаружил, ещё до убийства, в своих вещах. Кто-то подкинул ему пистолет, надеясь заполучить отпечатки пальцев, а потом действовал в перчатках. Всё более или менее понятно?

– Вполне, – согласилась я.

– Тем более, что экспертиза подтвердила, что после Кшиштофа к оружию потом прикасались в перчатках, и следы характерные. Отпечатка Каминского на спусковом крючке не имеется, пороховых частиц на руках нет, как и оружейной смазки. Они даже сквозь перчатки проявятся.

– А что есть? – деловито осведомилась я.

– Микрочастицы косметической основы.

– Здрасте, я ваша тётя! – вырвалось у меня, – а пото – жировые?

– В наличии, конечно. Если поймаем, есть, с чем сравнить.

– А почему вы Кшиштофа не отпускаете? – хотела знать я.

– Ввожу преступника в заблуждение, – пояснил инспектор, – я сразу вам поверил, и начал с того, что допросил Каминского с пристрастием. С ходу сказал ему, что не верю в его виновность, и попросил содействия. Он меня понял, согласился посидеть в тюрьме несколько деньков. И просил помочь вам, потому что вы особа шалая, и такого можете наворотить!

– Мерзавец! – с чувством сказала я, – это я о Каминском, – уточнила я, и инспектор стал хохотать.

– Непосредственная особа, – захрюкал он в трубку, – как – будто подобная фраза нуждается в уточнении!

– Откуда я знаю, что вы там подумаете, – раздражённо пробурчала я, желая позлить инспектора, но только вызвала ещё больше веселья.

– Смотрю, вы большой весельчак, – пробурчала я, – хотите, ошарашу?

– Давайте, – оживился инспектор.

– Я нашла драгоценности.

– Какие? – в его голосе послышалось изумление.

– Из-за которых весь сыр-бор разгорелся, – вздохнула я, въезжая в Гданьск.

– Если я вас правильно понял... – инспектор осёкся, и я воспользовалась паузой.

– Вы всё правильно поняли, – резко сказала я, – драгоценности графов Мильтон теперь принадлежат мне. Я их нашла, и вскоре собираюсь предъявить на них права.

– Какие права? – тупил инспектор, и я его очень хорошо понимала. Наверное, он в глубине души надеялся, если драгоценности найдутся, он сможет их себе прихватить.

Откинем в сторону деликатность, и скажем честно, большинство ценных вещиц, попадая в хранилище правоохранительных органов, исчезает бесследно. Они просто оседают в руках следователей. А тут драгоценности, и, пока на них не предъявлены права, этим можно воспользоваться.

Прямо-таки убойная оказия в момент разбогатеть.

– Драгоценности у меня, приезжайте, покажу, – ядовито сказала я, – уверяю, такого вы не видели, и вряд ли когда-нибудь ещё увидите. Настоящие произведения искусства, шедевр.

– Еду прямо сейчас, – излишне возбуждённо воскликнул пан

Седляк, – мчусь.

– Не торопитесь, – остудила я его пыл, – меня сейчас нет в Крынице, вечером приезжайте, и всё увидите.

– Хорошо, – как-то сдавленно проговорил инспектор, я всё-таки ему подпортила настроение, – до свидания, – и мне в ухо полетели короткие гудки.

Я въехала в портовый город, и стала искать нужную мне улицу. Объяснилась с одним аборигеном на английском, и довольно быстро добралась до места назначения, и припарковалась.

– Здравствуйте, – заглянула я в приёмную, – мне нужен пан Збигнев Заворский, – сказала я пани, сидевшей за столом.

– Здравствуйте, – кивнула девушка, – как вас представить? – её английский оставлял желать лучшего.

– Меня зовут Эвива Миленич, – сказала я, замерев в ожидании.

– Присядьте, – указала на стул девушка, но я не послушалась, тем более, из громкой связи раздался голос Заворского, он что-то спросил у своей секретарши на польском.

– Проходите, – указала девушка на дверь, и я ступила в кабинет.

– Здравствуйте, – вошла я внутрь, и увидела приятного молодого

человека.

– Здравствуйте, Эвива, проходите, – подскочил он, – я вас ждал, присаживайтесь, я сейчас принесу драгоценности, – и он ушёл, а я осталась в одиночестве, и стала оглядываться по сторонам.

Самый обычный кабинет, наверное, тут он принимает заказы, и дела у ювелира, похоже, идут очень даже хорошо.

Мой знакомый ювелир, Натан Наумович, принимает клиентов у себя дома, и там же находится его мастерская, под домом.

У пана Заворского же целый офис. Впрочем, наверное, это ювелирная фирма, я не знаю, как там насчёт добычи драгоценных камней, но вполне возможно, что они тут занимаются массовым изготовлением.

– Извините, что заставил прекрасную пани ждать, – вернулся пан Збигнев, в руках он держал коробочку, – вот заказ, убедитесь, что всё в целости, – и он открыл её.

Я была изрядно удивлена, вернее, поражена, ведь драгоценности внешне не уступали настоящим бриллиантам, которые лежали сейчас в моей сумочке.

– Какая хорошая работа, – оценила я, – но как их отличить от настоящих? – с этими словами я вынула из сумочки бархатный кисет, и высыпала их на стол.

– Господи! – прошептал пан Збигнев, и протянул руку к ожерелью. Он долго рассматривал каждую драгоценность в лупу, чувствуется, эта красота произвела на него впечатление.

– Подскажите, куда их лучше спрятать? – спросила я, – этими, – кивнула я на фальшивку, – я собираюсь поймать на живца преступника, а с оригиналами надо что-то делать.

– Понимаю, – кивнул ювелир, – их надо убрать в банк, а завтра приедут юристы. Впрочем, я уполномочен составить документ, в котором подтверждаю, что драгоценности подлинные, минуточку.

Он вытащил бумагу, включил компьютер, что-то набрал, потом кому-то позвонил, вообщем, развил буйную деятельность.

Я молча наблюдал за ним, взяла со стола фальшивые украшения, стала рассматривать, и увидела с обратной стороны замка вензель. Заметив мой интерес, пан Збигнев улыбнулся.

– Вы спросили, а я в шоке не ответил, – сказал он, – это фирменный знак моего отца, он его на всех своих изделиях ставил.

– Понятно, – кивнула я, продолжая рассматривать фальшивку. Теперь я могу спокойно поместить драгоценности в сейф, а на людях носить имитацию, когда нужно будет покрасоваться.

Тем временем пришло несколько человек, все стали ставить подписи, а пан Збигнев объяснил мне, что это другие ювелиры. Секретарша набрала на компьютере документацию, все ювелиры поставили подписи, печати, и пан Збигнев отправил копию по факсу в Англию. И вскоре пришёл другой документ, который подтверждал мои права на владение, и раздался звонок. Ювелир снял трубку, переговорил, и передал мне.

– Миссис Миленич, добрый день, – сказали на том конце провода, – завтра я приеду, буду в Крынице в семнадцать часов, и передам вам документ, подтверждающий права на владение. Всё подписано, теперь вы владелица.

– Благодарю вас, – благовоспитанно ответила я, и он отключился, а я вздохнула с облегчением.

Теперь никто не сможет продать драгоценности, если вдруг что случится, любой аукционный дом привлечёт к ответственности. Даже если мой план провалится, но, когда преступник попытается продать драгоценности, его тут же прихватят. Он не сможет от них избавиться, пусть, даже, от фальшивых.

Надеюсь, не сегодня-завтра, всё прояснится, а то я что-то устала. Ношусь, как белка в колесе, преступника пытаюсь найти, но в то же время, это помогает мне забыться.

Я не думаю о Диме, об этом несносном мачо, рядом с которым я так хочу быть.

Я вышла от ювелира, села в машину, и неожиданно в голове стали слагаться строки. Я сама сначала не поняла, на душе было так горько, но вдруг схватила блокнот, валяющийся в бардачке, ручку, и стала писать.

Никогда не писала стихов, в ранней юности пыталась, но у меня получалась какая-то хрень. Потом я встретила Эдуарда, своего третьего мужа, и он был поэтом. Его маменька постоянно твердила об исключительности своего сыночки.

Честно говоря, он писал такое, от чего скулы сводило, и я на сон грядущий выслушивала его опусы, от чего сразу становилось дурно. Я не могу передать, но оно не звучало, сама не понимаю, почему. Нудно, тупой набор слов, и зачитывал он так заунывно, меня сразу же укачивало.

Он пытался печататься в газетах, ходил по издательствам, но его отовсюду прогоняли. Конечно, не взашей прогоняли, но подчёркнуто вежливо отправляли восвояси.

Помню, как всякий раз расстраивалась Ксения Михайловна, видя неудачи сына. Неужели он не понимала, что он бездарен? Я вспомнила скандал, который произошёл в то время.

У меня в тот день было отличное настроение, в театре дела были не ахти, но зато мне позвонил кинорежиссёр, и предложил сняться в фильме.

Я успела с ним встретиться, мы поговорили, он показал сценарий, я дала согласие, и подписала контракт.

Меня переполняло счастье, и я даже позвонила матери, чего обычно не делаю. Я никогда не докладываю ей о событиях в моей жизни, и поехала домой.

Но дома я застала мужа и свекровь, Эдик вздыхал, а Ксения Михайловна причитала.

– Они просто идиоты! – услышала я её резкий голос, едва переступив порог квартиры, – не волнуйся, милый, тебя в конце концов оценят, поймут, насколько ты гениален. А какие ты стихи о Ленине написал! Они просто божественны! Ты лучший!

– Конечно, мамочка, я лучший, – вторил ей Эдуард, – просто издательствами владеют неграмотные люди, и они не понимают настоящую литературу. Но ничего, я не расстраиваюсь, я просто буду дальше писать. Может, мне попробовать себя в прозе?

– Правильно, давай, напиши хороший роман. Про свой завод, или о революции, на какую-нибудь правильную тему.

И Эдик занялся романом. Конечно, я в глубине души надеялась, что он не будет заниматься глупостями, и писать чушь о Ленине, но я ошиблась. Влияние маменьки оказалось слишком сильно, он завалился бумагами, писал, писал, и в итоге рукопись была готова. Он зачитывал отрывки, а у меня челюсть уезжала в бок.

Он действительно написал о Ленине, и это больше смахивало на учебник публицистики, к тому же он писал нудно, находил в словаре слова, и цеплял их не к месту.

Даже если педагоги в школе решили бы углубиться в Ленина, и рассказать детям о вожде, они бы ни за что не взяли сей труд. Почему? Во-первых, Эдик написал неудобоваримую бредятину, боюсь, в ней даже профессор бы не разобрался, а во-вторых, он не умел писать.

Когда он в первый раз стал зачитывать нам своё творение, я поперхнулась, и попыталась указать ему на его ошибки, но налетела на Ксению Михайловну. Вернее, она пошла в бой на меня.

– Не смей поправлять моего сыночку! – гневно воскликнула она, – Эдик гениальный мальчик, а ты бездарная актриса. Снимаешься в каком-то тупом сериале, и снимайся дальше, а гениальных не правь.

Я вздёрнула бровь, и уже хотела ответить какой-нибудь резкостью, но передумала. Фиг с ней, не хочу ругаться.

Но, чем дальше в лес, тем толще партизаны, и я стала зевать. У народу в тот день у нас собралось немало, и все видели, что я об этом всём думаю, поняла, конечно, и Ксения Михайловна, и закатила мне скандал.

Поругались мы конкретно, а Эдик потом отнёс рукопись в издательство. Он постоянно туда названивал, спрашивал, когда же его издадут, получал какие-то невразумительные ответы, а потом к нам пришёл сотрудник издательства.

Ксения Михайловна обрадовалась, и приняла этого сотрудника, как дорогого гостя, но ничего утешительного он не принес.

– Рукопись – полнейшая чушь, – без обиняков заявил он, – Эдуард Филиппович, может, вам написать криминальный роман? Или красивую сказку о сверхъестественном?

– Что вы сказали? – заорала Ксения Михайловна, – вы предлагаете моему сыну размениваться на такое?! Мой сын гениален, и он должен писать настоящие произведения, а не дешёвые книжонки.

– Как хотите! – встал с места редактор, – но имейте в виду, мы не будем печатать такое. За ЭТО мы ничего не выручим, сейчас не то время. Если желаете, можем издать за ваш счёт, раз квартиру в таком районе имеете, значит, в состоянии

оплатить тираж. Кстати, если уж на то пошло, то я вам посоветую, Эдуард Филиппович, поступить в Литературный институт. Вы абсолютно неграмотны, и не умеете составлять

предложения.

– Что вы сказали? – посерела Ксения Михайловна, а я в испуге юркнула на балкон, и понеслось.

Бедный редактор вылетел из квартиры, как пробка из бутылки с шампанским, а потом свекровь кинулась на меня.

– У тебя есть деньги, я знаю точно, – втащила она меня на кухню, – на счету несколько миллионов, и драгоценностей прорва. Порядочная женщина брильянты не носит, продай, и пусть напечатают книгу, – и я вдруг обозлилась.

– Не собираюсь я ничего продавать! – ледяным тоном ответствовала я, – и не собираюсь издавать тот бред, который написал Эдуард. И прав редактор, вашему сыну нужно поступить в институт, он не умеет излагать мысли.

– Ах, ты, выскочка! – взвизгнула свекровь, и попыталась вцепиться мне в волосы, – завидуешь моему гениальному сыночку, помочь ему не хочешь! Дрянь!

– Я бы ему помогла, если бы он действительно был гениален, – зашипела я, – ему надо пройти шестилетнюю высшую школу, научиться письму, а потом только романы писать.

– Бездарная актриска! – заорала в голос Ксения Михайловна, – идиотка! Мой сын гениален!

Фраза – мой сын гениален – уже успела набить оскомину, и я несказанно обозлилась.

– Это ваш сыночка – бездарь! – заорала я в ответ, – покиньте мою квартиру! Я не собираюсь кидать деньги на ветер! Убирайтесь!

Скандал был грандиозный, мы орали так, что стены тряслись, а с потолка сыпалась штукатурка. Соседи даже вызвали милицию, которым я потихоньку сказала, что квартира не моя, позвонила сестре, и попросила приехать.

А о том, что я абсолютно нищая, милая свекровушка узнала только на суде, а Эдик был таким подавленным, что мне было даже его жалко. А вот Ксения Михайловна откровенно бесила.

Желая её позлить, я заявила на вопрос судьи, что не хочу жить с импотентом, который к тому же совершенно бездарная личность.

Думаю, дальше продолжать не стоит, скандал, вопли, и отсуженная в мою пользу дача Ксении Михайловны.

Только потом, когда всё закончилось, развод, и раздел

имущества, я подлила масла в огонь, рассказав свекровушке, что наставила её сыночке ветвистых рожек.

Та я ещё особа, но и она хороша, лично мне даже в голову не придёт озоровать над Анфисой Сергеевной, она такая милая, добрая, и чуткая. Я даже представить себе не могла, что свекровь будет меня так любить, как будто я с ней одной крови.

Я закрыла глаза, слушая, как шумит дождь, а строки рождались в голове, и маячило лицо Димы, словно воочию, и я явственно чувствовала, что жажду писать. Писать стихи, лирику, любовную, пейзажную. Ощущение садомазохизма не покидало, если бы не было Димки, вообще, в реальности, я могла бы просто изливать несбыточные мечты.

Бумага всё стерпит, от неё не убудет. А мечты...

Нужно просто ставить перед собой цель, и идти на абордаж, не сходя со своего пути, и до конца.

Откинув в сторону блокнот и ручку, я вдавила педаль газа, и помчалась в Крыницу. Надо ещё успеть спрятать подлинники, есть у меня одна идея, правда, подкинул мне её в своё время Димка. Никогда не прятать предмет в предмет, который можно перенести. И я неслась с предельно допустимой на этой трассе скоростью, въехала в курорт, и лихо затормозила около дома

Вильчинских.

Заперев машину, я аккуратно, чтобы никто не видел, вошла в дом, и прокралась в комнату. Макса не было, я задвинула щеколду, и взяла перочинный ножик.

Я знаю точно, что стена эта из гипса, за ней кирпичная, а между стенами полость. Дом имел иную планировку, а потом

Казимир достраивал помещение, когда приобрёл клиентуру, и стал расширяться. Но, чтобы провести всюду горячую воду, канализацию, и прочие коммуникации, пришлось посередине дома сделать вторую стену, и с проёмом, и через неё вести трубы. Арматура тут старая, если не сказать – старинная, и, как следствие, Казимир столкнулся с кучей проблем.

Вообщем, за этой стеной основательный капец, поппури из труб разного калибра, и мешочку там самое место.

С трудом отодвинув кровать, я воткнула ножик в стену, ободрала обои, раздолбила весь гипс, засунула туда мешочек, а потом заклеила прореху, и пододвинула кровать. Благо, у

Казимира имеются ещё обои, и теперь ничего не было видно.

Довольная, я огляделась по сторонам, и засунула подделку в старый абажур, решив не мудрить. Лампу сразу же разобьют, когда начнут поиск, а бумаги припрятаны за стеной, вместе с драгоценностями, никто ничего не узнает. Во всяком случае, пока у нас тут тарарам творится.

Усмехнувшись, я посмотрела на ноутбук, и тот в тоже мгновенье стал издавать звуки, извещая, что пришло письмо.

Я уселась на кровать по-турецки, открыла электронное письмо, и обомлела. Глаза пробежали по строкам, но я почему-то не была удивлена. Впрочем, чему тут удивляться?

Отодвинув ноутбук, я взяла мобильный, и вызвала Макса. Картинка в мозгу сложилась, как дважды два, и я нервно постукивала коготками, слушая гудки.

– Привет, – ответил, наконец, Максим, – и куда ты пропала?

– Запускаем наш план в действие! – скомандовала я, – ты где сейчас находишься?

– Мы на берегу, – пояснил мой супруг.

– Кто-нибудь из жильцов присутствует? – деловито осведомилась я, – только не говори в лоб.

– Ответ положительный, – засмеялся мой муж.

– Отлично, – обрадовалась я, – а теперь повторяй за мной, громко, чётко. Понял?

– Понял, – хмыкнул он.

– Какие ещё драгоценности! – начала я свою комедию в трёх актах, вернее, трагедию.

– Какие ещё драгоценности?!!! – придал Макс соответствующую интонацию.

– Ты нашла драгоценности?

– Ты нашла драгоценности?!!!

– Ты не шутишь?

– Ты не шутишь?!!!

– С ума сойти! Это же миллиарды!

– С ума сойти! Это же миллиарды!!!

– Хватит дурачиться! – велела я, – какое у всех выражение?

– Да как тебе сказать, – промямлил мой милый супруг.

– Многообещающее?

– Точно!

– Отлично, – повеселела я, – а теперь отругай меня, что я не

хочу ехать, и оформлять документы.

– Ты спятила?! – пошёл вразнос Максим, – надо немедленно оформить документы на владение! Ведь тут весь тарарам из-за этих графских бриллиантов!

– Я отключаюсь, – усмехнулась я, – а ты следи за развитием событий, – и нажала на кнопку отбоя.

Теперь будем ждать результата. Ухмыляясь, я вытянулась на диване, картинка в моём воспалённом мозгу сложилась полностью, теперь я точно знала, кто преступник.

Неожиданно раздражение ушло, на душе стало спокойно, и у меня в голове неожиданно родился сюжет. Сюжет для повести.

Вскочив, я схватила ноутбук, и понеслась на кухню.

Налила себе в чашку чёрного кофе, и уселась по-турецки на стул. Пальцы забегали по клавиатуре, всё-таки я очень быстро печатаю, за то время, что я занимаюсь ресторанами, приходится много всякой мухлы набирать. Так что рука набита на документации, да и для издательства приходится печатать.

Когда в дом влетели Вильчинские, и кое-кто из жильцов, передо мной в пепельнице дымилась сигарета, была выпита третья чашка кофе, и была закончена повесть.

– Ты, правда, нашла драгоценности? – кинулась ко мне Маша, а

Яцек стоял с отрешённым видом.

– Правда, – а я отодвинула от себя ноутбук.

– А можно посмотреть? – спросила вдруг Арина.

– Можно, почему бы и не посмотреть, – я молча сходила в комнату, и принесла украшения.

Все кинулись их рассматривать, а пани Ядвигу особенно поразил кулон.

– Я такой красоты сроду не видела, – прошептала она, – это же бешеных денег стоит.

И проняло даже Каролину, она взяла перстень, и стала его рассматривать.

– Всегда так в жизни, – прошипела Римма, – бедным вечно ветер в лицо, а богатым чёрт колыбель качает. Зачем тебе такие брильянты? По светским раутам пойдёшь? А вот мы голодаем, лишней копейки в доме не имеем.

Я кинула на неё быстрый взгляд, но предпочла промолчать, а потом унесла драгоценности в комнату.

– И на что ты надеешься? – тихо спросил Макс, стиснув меня

ночью в объятьях, – думаешь, преступник придёт?

– Придёт, – упрямо ответила я, прислушиваясь к вою ветра, и шуму волн, – только молчи, а то спугнёшь.

– Ладно, – и он примолк, а я вслушивалась в ночную тишину, и даже не испугалась, когда услышала скрежет открывающегося замка.

Незнакомец медленно крался по комнате, стараясь не шуметь, и это у него отлично получалось. Ни одна половица не скрипнула под ногой, и тень подкралась к абажуру.

Когда я прятала их, то специально оставила открытой дверь, и всё правильно рассчитала. А преступник уже добрался до абажура, и вынул свёрток, а я включила свет со словами:

– Вы арестованы!

Свёрток он тут же выронил, и бросился долой, а я за ним, и Макс за мной. Вор не успел далеко убежать, попал в ловушку.

Сзади мы с Максом, впереди инспектор Седляк, который тут же надел на нарушителя закона наручники, и поволок на кухню.

Переполох услышали все, и вскоре в комнате общепита собралась целая толпа. Инспектор сдёрнул чулок с головы преступника, и все обомлели. Я в том числе.

Перед нами сидела... Римма.

– Поймали? Довольны? – зашипела она, – я ничего украсть не успела, но так жаль!

– Риммушка, – влетел на кухню Владимир, – что же ты натворила?!

– Вот только не надо делать вид, что вы ни о чём не знали, – скривилась я.

– О чём это вы? – протянул он, а я сжала кулаки.

– Вы хоть представляете, какой срок вам светит? – покачал головой инспектор, – убиты три человека, а это на двадцать пять лет тянет, по российским меркам. Вас ведь депортируют.

– Вы с ума сошли? – посерела Римма, – вы меня в чём обвиняете?

– В убийстве трёх человек, в спланированной акции, и попытке кражи.

– Да он спятил, – задрожала Римма, и посмотрела на меня затравленным взором, – сделайте что-нибудь, я никого не убивала. Я пыталась янтарь украсть, у одних действительно украла, драгоценности пыталась. Но я никого не убивала! Господи! Я не убивала! Я клянусь!

– Конечно, – ухмыльнулся инспектор, и двинулся было к ней, но я ухватила его за рукав.

– Стойте! Она действительно не убивала, она обычная воровка, я уже давно поняла.

– Каким образом? – опешил инспектор.

– Да они так вопили, что у них в вещах роются, – усмехнулась я, – на воре шапка горит. Они даже янтаря не выловили, а вопили так, будто его у них прорва. Я эту сладкую парочку давно раскусила.

– Да кто же тогда убийца? – заорал инспектор, а я вздрогнула, бросилась расталкивать народ, и помчалась обратно, в комнату.

Но я опоздала, Римма спутала нам все планы, и драгоценности, которые она выронила на пол, исчезли.

Но я знала, у кого они, и понимала, что надо спешить. Застегнув куртку, я схватила ключи от машины, и бросилась на улицу. Инспектор и Максим кинулись за мной, втроём мы прыгнули в авто, и я полетела со скоростью ветра.

– Куда мы едем? – только и спросил Максим.

– На железнодорожный вокзал, – бросила я, выезжая на дорогу.

В Гданьск мы приехали феерически быстро, и времени оставалось всего ничего, я добежала до кассы, и, запыхавшись, спросила:

– Когда ближайший поезд в Москву?

– Сейчас отходит, – равнодушно ответила девушка за кассой, – но билетов всё равно нет.

– Спасибо, – воскликнула я, и бросилась к поезду.

Он уже отходил, издавая характерные гудки, и я прыгнула буквально на ходу, Макс и пан Седляк проделали тот же фокус, но меня остановила проводница.

– Ваш билет, пожалуйста.

– Остановите поезд, – инспектор вынул удостоверение, – и заблокируйте все выходы, тут находится убийца.

– Но мы должны отъезжать, – пролепетала проводница, заметно побледнев.

– Вы русских слов не понимаете? – пошла я на неё танком, – немедленно блокируйте входы-выходы. Мы задержим преступника, и поезд сможет следовать дальше. Иначе здесь произойдёт убийство, и тогда точно придётся ссаживать пассажиров.

– Какое ещё убийство? – посерела проводница, а я оттолкнула её, и пошла по коридору, заглядывая в каждое купе.

Люди бросали на меня быстрые взгляды, и вдруг, в конце коридора я увидела знакомую фигуру, спешащую куда-то вперёд.

Я помчалась по коридору, фигура обернулась, и побежала сама, но от меня ещё никто не уходил.

Впереди маячил вагон-ресторан, фигура вбежала туда, и налетела прямо на официанта, а тот шёл как раз с бутылками шампанского.

Бутылки перекувырнулись в воздухе, нас облило водопадом шипучки, убийца не удержалась на ногах, поскользнувшись на шампанском, и я сделала подкат ногой.

Она свалилась на пол, а я уселась сверху, заломила ей руки, и сдёрнула капюшон. Светлые, длинные волосы рассыпались по полу, и в этот момент вбежали Макс и инспектор.

– Я задержала Каролину, – встала я с места.

– Каролина? – ахнул Максим, – не может быть!

– Это почему же? – прищурила она голубые глаза, – не все блондинки такие дуры, какими кажутся. Я же почти преуспела, почти, – уточнила она, справедливости ради.

– Правило блондинок остаётся незыблемым, – ухмыльнулась я, – и мозги у тебя розовые, как у куклы Барби. Я тебя развела, как последнюю идиотку, а ты и поверила.

– Это как же ты меня развела? – засмеялась Каролина.

– Драгоценности фальшивые, – ухмыльнулась я, – я тебя спровоцировала, детка. Как только нашла бриллианты, сразу же поехала к ювелиру, и оформила свои права. Настоящие хорошо спрятаны, а у тебя находится имитация. Ты сама себя выдала. А ещё я поняла, когда мне пришла кое-какая информация, что ты убийца. Я пока озвучивать её не буду, нужно ещё кое-кого задержать.

– Дрянь! – прошептала Каролина.

– Умная брюнетка! – рубанула я с плеча.