Текст книги "Фальшивое счастье глупой ослицы (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Миша. Так жаль парнишку. Этим отморозкам море по колено, убили, и не поморщились.

Я растерянно кивнула, и решила этой же ночью забраться в кабинет Миши, и пошукать там. Милиция, конечно, всё уже осмотрела, но я всё же взгляну незамыленным взглядом на помещение.

Через час я сидела в кафе, пила кофе, и ждала Диму.

Он даже не стал ёрничать, как обычно, и примчался в

рекордно короткие сроки.

– Привет, моя хорошая, – воскликнул он, садясь рядом со мной.

– Милый, что ты делаешь этой ночью? – промурлыкала я.

– А что? – мой вопрос его порядком ошарашил.

– Да ничего, просто мне этой ночью одной будет весьма неуютно, – решила я его малость подразнить, и вздрогнула, увидев в его глазах безумную надежду.

– Ты хочешь, чтобы я провёл ночь с тобой? – удивлённо спросил он.

– Да, милый, – вздохнула я, – и не забудь прихватить с собой какого-нибудь знатного « медвежатника ».

– Кого... то есть, зачем? – опешил он.

– Ну, если ты умеешь взламывать замки, то « медвежатник » не

понадобится.

Дима какое-то время смотрел на меня, и покачал головой.

– Всё-таки ты редкостная сучка! – высказался он, а я чуть кофе не подавилась.

– Как ты меня назвал?

– Извини, но я в какой-то момент решил, что крепость пала.

– Не дождёшься, – сквозь зубы ответила я, благоразумно решив не ссориться с ним.

Ночью, одетая в чёрные, бархатные брюки, чёрную, шёлковую водолазку, чёрное пальто, и, нацепив на нос чёрные очки, я,

крадучись, выбралась из дома.

Дима ждал меня в своём чёрном джипе, и, увидев мой

прикид, покатился со смеху.

– Что не так? – спустила я очки на нос.

– Ничего, но у меня такое ощущение, что мы все из « Матрицы » вывалились, – ухмыльнулся он.

Он всегда одевается в чёрное, но сейчас на нём, вместо привычного костюма красовался свитер, купленный мной ему пять лет назад. Мне нравится, когда мужчины одевают свитера, и я купила ему чёрный и белый свитер тонкой вязки.

Но, увидев их, но заявил, что в жизни не оденет ничего подобного, чем меня несказанно обидел. А белый ему пошёл бы, здорово оттенил бы его чёрные волосы.

Но самое интересное сейчас состояло в том, что кроме свитера на нём сейчас были джинсы, тоже чёрные, и чёрное пальто.

А сзади на сиденье находился какой-то тип, тоже в чёрном,

но в коже, а его лысина пришлась бы по вкусу самой

избалованной сороке.

Вот только братка мне и не хватало. Он что, обычного « домушника » найти не мог?

Но отчитывать я его не стала, времени не было, чтобы искать кого-то другого, и мы поехали к конторе.

– Дмитрий, – пробасил сзади браток, – ты меня только не спали,

чтобы без ментуры.

– Да какая ментура? – откликнулся Дима, – успокойся.

– Я и так в розыске, лишние неприятности не нужны.

Едва он это сказал, у меня волосы на голове дыбом встали.

Он ещё и в розыске! Ну, Димочка! Ну, держись!

Криминальный авторитет, твою мать!

– Что, красавица, такая рожа кислая? – подал голос браток, – не радует наличие бандита?

– Да, не радует, – налетела я на него и тут же набросилась на Диму, – а тебя, дорогой мой, я просила привезти обычного вора, а не бандита.

– А это я назло, – откликнулся Дима, – я надеялся провести с тобой ночь, а ты меня просто подколола, теперь мы квиты.

– Негодяй! – пнула я его, и не упустила случая сделать ему больно, – не думаю, что меня хватило бы ещё и на тебя, я после Максима сейчас в себя прихожу.

– А ты смелая! – восхитился Дима, – находишься в машине с

двумя бандитами, машина, кстати, заблокирована...

– Рискни здоровьем, ногти у меня острые, быстро оба в глазном отделении больницы окажетесь.

– « Кровавой Мери » насмотрелась? – засмеялся Дима, – решила коллекционировать глаза?

– А причём тут « Кровавая Мери » и глаза? – не поняла я, – она же ножом убивала.

– Это более старый фильм, а в другом она когтями глаза выцарапывала, – пояснил Дима.

– Ужасоман, – процедила я, – лучше замолкни, а то я потом приснится, и я на тебя Максима натравлю. Не думаю, что ему понравятся мои крики по ночам.

– Не знал, что в его вкусе фригидные женщины, – ухмыльнулся Дима, а я со всей силы пнула его.

Не ожидавший нападения, Дима чуть в кювет не влетел.

– Спятила, да? – прошипел он.

– Тут только один спятивший, ты, хотя, – я оглянулась назад, – вижу ещё одного.

– Да, Димка, – подал голос сзади браток, – ты говорил, что она дикая кошка, но чтобы настолько.

– Ещё какая дикая, – процедил Дима, и оставшийся путь мы самозабвенно лаялись.

Из машины я выскочила, злая, как десять тысяч чертей, Дима и его сомнительный знакомый вслед за мной.

– Через дверь, или через форточку? – уточнил бандит.

– Лучше через дверь, открывайте. Стойте.

– В чём дело? – не понял Дима, а я вытащила из пакета чулки, которые прихватила с собой.

– Надевайте на голову, не хочу, чтобы нас кто-нибудь опознал.

Эти гаврики покатились со смеху, но чулки одели, и выглядели весьма комично.

– Слушай, дорогая моя, – подал голос Дима, – я знаю, что ты считаешь меня чудовищем, но чтобы настолько. У меня глаз, вообще-то, к твоему сведению, не на носу.

– Так натяни дырку на глаз, – буркнула я, чем вызвала приступ бурного веселья у моих спутников, – чулки тонкие, тянутся.

– Надеюсь, ты перед тем, как взять их с собой, одевала, – пробормотал он.

– Извращенец! Не дождёшься, новенькие они, только-только из

пакета.

– Знаете, друзья мои, – подал голос браток, – у меня ощущение, что я участвую в клоунаде. А с этим чулком на голове чувство только усиливается.

– С ней это чувство тебя будет всегда преследовать, – кивнул

Дима на меня, – радость моя, ты бы хоть обрезала их, а то мы на каких-то идиотов похожи.

Действительно, об этом я не подумала, и теперь за спиной болтается хвост. Но мне сейчас было не подобных мелочей, и

бандит взялся за замок.

Справился с замком он с удивительной ловкостью, про ювелиров говорят – золотых дел мастер, а про таких вот умельцев вполне можно сказать – замочных дел мастер, а лучше, скваженных. Я ящеркой юркнула в помещение, и тут же в темноте раздался голос охранника.

– Стой! Кто идёт! – и в ту же секунду раздался хлопок, и с ужасом обнаружила, что этот бандит ещё и с оружием.

– Вы что себе позволяете? – воскликнула я, – совсем ума нет?

– Да успокойтесь вы, – ответил браток, – этот пистолет со снотворным для слонов.

Я почувствовала, что сейчас хлопнусь в обморок.

Нет, правда, моему несчастному организму и в самом деле

просто необходимо полежать в глубоком обмороке.

– Вы идиот! – простонала я, – какое снотворное? Какие слоны?

– Ева, успокойся, – Диме стало смешно, – охранник жив, только спит. У Моцарта оружие с дротиками со снотворным.

– Моцарт? – мои брови поползли вверх.

– Моя фамилия – Композиторов, – пояснил браток.

Хорошая фамилия, ничего не скажешь.

– Вам с такой фамилией только в музыкальную среду, – покачала я головой, и пошла наверх.

Моцарт, он же уголовник Композиторов ловко справился с замками на двери кабинета, и мы вошли внутрь.

Кабинет, как кабинет.

Стол, стул, полка с книгами по юриспруденции, на столе портативный компьютер – странно, что его милиция не забрала, или хотя бы родственники – пара стульев, кресло и не большой диванчик.

Первым делом я стала лазить в ящиках стола, там оказалась целая куча бумаг, счетов, и я стала складывать всё в пакет.

На самом дне лежал какой-то блокнот, и я быстро схватила его, и тут же услышала какой-то шорох.

– Что это? – схватила я Диму за рукав.

– Мне откуда знать? – ответил он, но фонарик погасил.

Сквозь звенящую тишину мы явственно услышали, как кто-то крадётся к кабинету, в этот момент раздался звук сирен, мы заметались, выскочили на лестницу, коридоре зажёгся свет, и помещение заполонила милиция.

– Картина Репина, приплыли, – процедил Дима, и втолкнул меня назад в кабинет.

– Я же просил, – воскликнул Моцарт.

– Да мне откуда было знать? – воскликнул Дима, – я не ясновидящий.

В этот момент дверь взломали, и в кабинет влетели омоновцы

во главе с Максимом.

Моцарт схватился было за пистолет со снотворным, но Макс одним коротким ударом выбил его...

– Ну, и зачем так грубо? – воскликнула я, – пистолет ненастоящий.

– Что? – воскликнул Макс, и сдёрнул у меня с головы чулок, – как это понимать? – заорал он.

– Как хочешь, так и понимай, – отозвался Дима, стаскивая с себя мои чулки.

– И этот здесь! – воскликнул Максим, – ну, да, где ты ещё могла оказаться, как не в охраняемом объекте, да ещё вместе с бывшим мужем! – потом он бросил взгляд на Моцарта, и содрал с него мой чулок, – а здесь ещё и наш музыкальный

друг. Вы все арестованы!

– Ты спятил? – взвизгнула я.

– Да, спятил, но по-другому тебя не научишь. Вы мне операцию сорвали! Вы это понимаете?

– Лично мне на твою операцию плевать с самого высокого небоскрёба Нью – Йорка, – огрызнулся Дима.

– Вот посидишь в обезьяннике, будет уже не наплевать, – прошипел Максим, и вынул из кармана наручники.

У меня от злости дыхание перехватило, и я, желая разозлить Максима, повисла на шее у Димы, и стала целовать его.

У моего мужа челюсть поехала вбок, а Дима, напротив,

заключил меня в объятья, и у меня вдруг голова закружилась

от поцелуя.

Зато какое выражение лица было у Максима, я оторвалась от Димы, и со злостью взглянула на него.

– Получил? – хмыкнула я, – знаешь, милый, у тебя поцелуи не

столь страстные.

– Вика! – ошеломлённо проговорил он, потом вдруг резко

развернул меня и защёлкнул на запястьях наручники.

– Молодец, – процедила я, – раз уж ты нас арестовал, то посади

в одну камеру, и оставь наручники, думаю, мы найдём, чем заняться.

Максим ни слова не сказал, и мы очутились в обезьяннике.

К счастью, там не было много народа, но от одного бомжа исходил такой аромат, что я невольно прижалась лицом к Диминой широкой груди.

– Знал, куда посадить, – прошипел Дима, но, надышавшись Диминого одеколона с отдушкой перца, амбре, исходящее от бомжа, показалось мне сродни аромату роз.

В обезьяннике мы просидели трое суток, наконец, нас выпустили, и в кабинете Максим устроил мне допрос с пристрастием.

Только обращался он ко мне на вы, и был довольно груб. Я в

ответ только огрызалась, а когда он стал требовать от меня паспортные данные, чтобы записать в протокол, я окончательно взбесилась, и на идиотский вопрос, кем мне приходится господин Северский, ответила, любовником.

– Я, знаете ли, мужу изменяю, – пропела я сладким голосом.

И Максим сломал карандаш, захлопнул папку, и воскликнул:

– Давай по-хорошему.

– Давай, – кивнула я, – зачем ты нас запихнул в камеру?

– Чтобы проучить, – буркнул он, – чёрт! Вопросы здесь задаю я! На кой ляд ты с ним целовалась?

– Это уже вопрос? – заулыбалась я, – чтобы тебе сделать больно. Успокойся, никакого удовольствия я от поцелуя не получила, – а про себя с дрожью отметила, нет, получила, да ещё какое, чёрт возьми.

– Да? – с этими словами он заключил меня в объятья.

Утром, запихивая в стиральную машину одежду, я увидела

вдруг записную книжку, валяющуюся на полу, и подняла её.

Откуда это?

Чёрт! Да это же та записная книжка из кабинета частного сыщика, я её засунула в высокую причёску, а волосы мои милиция не досматривала, а вчера, когда я распустила свои кудри, книжка выпала из волос.

Очень хорошо, идея с волосами оказалась просто идеальной, и я засунула книжку в карман кофточки.

Выпив с Максимом кофе, и, дождавшись, когда он умотает к себе в отделение, я вытащила книжку из кармана, и стала её

изучать.

Очень не люблю привычку людей что-либо сокращать, и, к счастью, милейший Михаил не страдал этим. В его блокноте царил прямо-таки армейский порядок. Отдел для номеров телефонов, отдел для адресов, и отдел, где страницы были разделены пополам, на одной половинке стояла фамилия, имя, отчество человека, а с другой стороны название фирмы, либо просто адрес.

Отличный блокнот, и Миша большой молодец, так я, глядишь, и найду его убийцу, а заодно убийцу Алены, и тех, кто покушался на нас на кладбище, и подбил Аську.

Полная здорового энтузиазма, я просматривала записи, и в конце наткнулась не вяжущуюся с остальными запись.

Вайда Анна Сигизмундовна.

Запись была сделана на корке, и я решила начать с этой Сигизмундовны.

Открыла компьютер, и влезла в поисковую систему, которая не дала мне ничего. Если Анны нет среди живых, значит, она умерла. Недаром же Миша написал её имя на полях...

– Интересная штука – эти компьютеры, – раздался надо мной голос Анфисы Сергеевны, – как ты на нём работаешь, не включая в сеть?

– Он на зарядке, как мобильный, – улыбнулась я.

– Ничего себе, – покачала головой Анфиса Сергеевна, и села рядом со мной, – хочешь ещё кофе?

– Не откажусь, – кивнула я, пододвигая к себе ноутбук.

– Удобная, наверное, штука?

– Удобная, – кивнула я, и стала прихлёбывать кофе, – с ним и в машине можно заниматься, только почаще в сеть надо

включать, а то сядет. Если в мобильнике мне зарядки хватает на неделю, то в ноутбуке на сутки. А у того, что был у меня раньше, хватало всего на три часа. Глядишь, скоро на месяц хватать будет, техника идёт вперёд семимильными шагами.

– Ох, не говори, мне тут Макс фильм подкинул «Пятый элемент», так я ужаснулась. Машины по небу летают.

– Может, и полетят когда-нибудь, – улыбнулась я, – а что? В одно мгновение домчишься до пункта назначения.

Анфиса Сергеевна покачала головой, и пододвинула ко мне кекс.

– Попробуй, кофейный.

Я попробовала, кекс оказался волшебным, а рулет, пропитанный кофе, и щедро сдобренный грецким орехом, цукатами, и чудесным лимонным кремом просто таял во рту.

– Да, Анфиса Сергеевна, вы кудесница, – улыбнулась я, – думаю, после ваших шедевров я ни в одну дверь не влезу.

– Влезешь, никуда не денешься, впихнём, – усмехнулась моя так называемая свекровь, – а ты спортом займись.

– В смысле? – не поняла я.

– Запишись в секцию карате, на плаванье, или, на худой конец, конным спортом займись.

Я задумалась. Конный спорт – это интересно. К лошадям я всегда питала слабость, и, чтобы сделать мне приятное, Дима открыл во Франции самый настоящий конный завод, и ипподром.

Надо подумать об этом на досуге, съездить, к примеру, с маманом в горы, заняться альпинизмом и дельтапланеризмом.

А что? Женщина должна уметь защищаться!

Не сочтите меня за феминистку, но, думаю, когда на вас,

упаси Боже, нападёт насильник, и вы его на лопатки уложите, вы меня поймёте.

Так и не решив ничего насчёт карате, я, одной рукой держа кусок рулета, другой чашку с кофе, локтём придерживала телефон, и одним глазом глядела на экран ноутбука.

– Алло, – раздался в трубке голос Боди.

– Богданчик, привет, – воскликнула я, – помоги мне.

– Опять! А когда я услышу – Богданчик, милый, я люблю тебя?

– Не дождёшься, – хмыкнула я, отправляя в рот рулет, – помоги мне.

– Я уже понял. Что случилось?

– Узнай всё, что можешь о женщине по имени Вайда Анна

Сигизмундовна.

– Полячка что ли?

– Думаю, полуполячка, имя Анна наводит на размышления.

– Ладно, жди, – и он отключился, я положила телефон на стол, и предостерегающе посмотрела на Анфису Сергеевну.

– Вы ничего не видели.

– Хорошо, хорошо, – кивнула она, – только ты вечно в истории влипаешь, а Макс жутко ругается.

– Ещё бы, жена – частный сыщик, ему не нужна, – ухмыльнулась я.

– Неужели тебе это интересно? – удивлённо воскликнула Анфиса Сергеевна, – я никогда не понимала ни Ивана, ни Максима. Ещё говорят о какой-то сыщицкой романтике. По-моему, это отвратительно.

– Вы не правы, – вздохнула я, – очень интересно разгадывать загадки...

– Копаться в чужом грязном белье.

– Не знаю, как вас, а меня всегда тянуло к истории, археологии, и искусству.

Я выпила ещё чашку кофе, потом позвонил Богдан, и сказал, что Анна Вайда давно умерла, вернее, была расстреляна, жива её внучка, и он дал адрес.

Внучку звали Грибочкина Алевтина Львовна, и я поехала к ней домой. Алевтина жила в Химках, на Лужской улице, и я, выходя из машины, ей искренне посочувствовала.

Дело в том, что почти под окнами у неё была проложена железная дорога, и покоя бедняге, наверное, нет, днём и ночью. А, словно железной дороги было мало, в двух шагах от дома расположилось Химкинское кладбище.

Отличное жилище, ничего не скажешь!

Дверь долго не открывали, я уже хотела уходить, но тут заскрежетали замки.

– Вы что, охренели? – на пороге стояла девчонка, совсем юная, ей от силы можно было дать лет семнадцать, и довольно хорошенькая.

– Совсем обалдели, ночь на дворе, – продолжало возмущаться юное создание.

– Деточка, ты на часы вообще смотрела? – прищурилась я, – сейчас полдень.

– Для кого полдень, а для кого ночь, – буркнула девчонка, – чего надо?

– Ты Алевтина Грибочкина?

– Я её дочь, а мамки нет.

– Где она? – я старалась не сорваться, и не дать этой хамке по шее.

– А какое ваше дело?

– Мне с ней поговорить надо.

– Не мои проблемы, – девчонка попыталась закрыть дверь, но я всунула ногу между дверью и косяком.

– Где она, говори сию минуту, – рявкнула я, и, прежде, чем эта нахалка успела открыть рот, сунула ей под нос красные корочки.

– Мама! – вскрикнула девчонка, – что это такое? Вы кто?

– Капитан Миленич, – рявкнула я, – где твоя мать?

– За хлебом пошла, скоро должна вернуться, – проблеяла девчонка.

– Пусти, – я оттолкнула её, и вошла в квартиру.

Девчонка неожиданно повела себя гостеприимно, провела меня на кухню, и угостила чаем.

– Мама вот-вот должна подойти, – сказала она, – меня Вероника зовут.

– Замечательно, – кивнула я ей, – а меня Эвива Леонидовна, – в этот момент прихожей раздался какой-то звук, и на кухню вошла усталая, полноватая женщина.

– Ника, кто это? – посмотрела Алевтина Львовна на дочь.

– Капитан милиции, Миленич Эвива Леонидовна, – представилась

я, – мне необходимо с вами поговорить.

– Так я ничего не сделала, – женщина поставила пакеты на стул.

– К вам у меня нет претензий, я пришла поговорить о вашей покойной матери, Анне Сигизмундовне.

– Не хочу о ней вспоминать, – вздохнула Алевтина Львовна.

– Придётся, – жёстко сказала я, – когда-то ваша мать репрессировала одну женщину, её фамилия Воронцова, и забрала её драгоценности. И из-за этих драгоценностей теперь убивают людей...

– Моя мать была отвратительным человеком, – воскликнула Алевтина Львовна, – но ни о каких драгоценностях я не слышала. Вы думаете, если бы эти драгоценности у нас были, мы здесь жили? Под окнами поезда, через улицу кладбище...

– Я ничего такого не имела в виду, – поспешила я заверить её, – что она сделала с драгоценностями никому неизвестно, но их

ищут. И люди, которые их ищут, уже пятерых человек убили.

– Неужели эти драгоценности стоят такого количества трупов? – явно не поверила мне Алевтина Львовна.

– Стоят, – кивнула я, – они императорские.

– Вот сука! – высказалась Алевтина Львовна, – хоть и нехорошо так о матери, но по-другому я не могу. Она столько невинных людей погубила. И почему она не сказала мне о драгоценностях?

– Вряд ли вы смогли бы ими воспользоваться, – покачала я головой, – вас бы потребовали отдать их, стали бы втайне продавать частным лицам, вас налоговики замучали. Хотя, если бы оформили как клад, то хватило бы с лихвой, но это, если бы не было в живых потомков владельцев драгоценностей. А они есть.

– Всегда, бедным всегда ветер в лицо, а богатым чёрт колыбель качает, – вздохнула Алевтина Львовна.

Я посмотрела на неё, и поняла, что она в обиде на весь мир за то, что ей приходится не жить, а выживать в этом трудном мире.

– Только врёте вы всё, – заявила вдруг Алевтина Львовна, – не следователь вы.

Ещё одна! Ладно, Зинаида Аркадьевна, она из высших слоёв общества, но Алевтина Львовна вряд ли много богатых встречала на своём пути. Я тупо смотрела на неё, и не знала, как на это реагировать.

– Думаете, как я догадалась? – прищурилась Алевтина Львовна, – а я уборщицей в одном супермаркете работаю, туда постоянно богачи ходят, насмотрелась. Так кто вы? А, может, вы как раз и убили тех людей, ищете сами эти драгоценности?

– Слушайте, – вздохнула я, и рассказала всю историю от начала до конца, – теперь вы понимаете? Убили мою одноклассницу, и я должна найти её убийцу.

Алевтина Львовна помолчала, потом вдруг встала с места, и

вышла из кухни. И через пару секунд вернулась, неся в руках старую, деревянную шкатулку.

Села на стул, открыла её, и вынула из неё цепочку с кулоном, и положила на стол.

– Что это? – я взяла в руки безделицу.

Кулон был половинкой солнца, каким его рисуют в детских

сказках. С улыбкой и лучами в виде половинок ромбиков, но

кто-то взял, и разломал улыбчивое солнышко.

Вещица больше походила на медальон, поскольку была двойной, и со стороны, где его распилили, была видна

полость.

– Мама дала мне его, когда я была ребёнком, и велела беречь, как зеницу ока. Она сказала, что в этом медальоне наше благополучие. Что она имела в виду, я до того, пока вы не пришли, я не знала, но сейчас поняла. Скорее всего, это ключ от сокровищ.

– Но где они? Эти сокровища? – разглядывала я безделушку, и только тут до меня дошло, что, скорее всего, если это действительно ключ, к нему нужна вторая половинка.

А вторая половинка как раз и лежала в той могиле, которую мы раскопали.

Я стала прощаться, вышла из кухни, и вдруг спросила:

– А сколько вы зарабатываете уборщицей?

Вопрос был неожиданным, и Алевтина Львовна машинально ответила:

– Три тысячи в месяц.

Кошмар, пронеслось в моей голове.

– А какое у вас образование? – задала я следующий вопрос.

– Экономфак заканчивала, – вздохнула Алевтина Львовна, – а почему вы спрашиваете?

– Приходите ко мне в ресторан, – заявила я, – мне нужна заведующая в отдел доставки заказов на дом.

– Вы это серьёзно? – спросила женщина.

– Конечно, серьёзно, – кивнула я, дала ей адрес ресторана, и сказала, когда лучше зайти, – и зарплата достойная, две тысячи долларов.

– Ничего себе, – ухватилась за косяк женщина, – смогу ли я.

– Сможете, – кивнула я, – я всё объясню.

Я распрощалась, и вышла из квартиры.

Так, одна личная проблема решена, заведующую я нашла, а то у меня уже голова идёт кругом от этих заказов.

Но, едва я села в машину, из подъезда выскочила Алевтина Львовна и огляделась по сторонам. Я тут же опустила стекло, она увидела меня, и русцой припустилась к машине.

– Я совсем забыла, – воскликнула она, – мама ещё говорила тогда

о какой-то женщине, живущей в посёлке Преображенцево, что по Киевской дороге.

Я невольно вздрогнула. Ведь то кладбище, где мы рыли могилу, тоже расположено на Киевской дороге, и схватилась за

атлас. Чёрт!

У того мужика, что живёт рядом с погостом, наверное, со слухом полный абзац! Он сказал Поплавки! Преображенцево! Твою мать!

– Спасибо огромное, – с жаром воскликнула я, и нажала на педаль.

И я оказалась права, приехала в Преображенцево, оно, кстати, тоже находилось рядом с кладбищем, но с другой стороны, и там мне сразу показали, где живёт Воронцова Анастасия Романовна.

Анастасия Романовна жила в старом, видавшем виды домике, и старушкой назвать её язык не поворачивался. Она была элегантно одета, и это в деревне, держала спину прямо, от неё сквозило какое-то величие.

– Душа моя, – воскликнула она, разливая по чашкам крепкий чай, – ваш рассказ, безусловно, потрясает, но я ничего не знаю о драгоценностях. Нет, слышала от своей матери, что мы были

баснословно богаты, что у нас были фамильные ценности, но их у нас отняли.

– Кто к вам приходил последнее время? – воскликнула я.

– Молодая девушка приходила, примерно вашего возраста, мужчина приходил, они тоже интересовались драгоценностями. Но что я могла им сказать? Я ничего не знаю.

Я с задумчивым видом пила чай с совершенно восхитительным домашним печеньем, и смотрела в окно.

Да, кажется, в моём расследовании начался пробел, что дальше делать, и куда двигаться, не знаю.

Из задумчивости меня вывел мобильник, заоравший в сумочке. Анастасия Романовна вздрогнула, и испуганно посмотрела на

меня.

А я вытащила телефон, маменька, и нажала на кнопку приёма.

– Что случилось, мам?

– Викусь, ты только не волнуйся, – воскликнула маман срывающимся голосом, – мы заявили в милицию...

– Мама, что случилось? – в моё сердце змеёй заползла тревога.

– Василинка...

– Что с моей девочкой? – испугалась я.

– Её похитили, – всхлипнула маман.

– Что? – заорала я не своим голосом, подскочила места, села,

опять вскочила, опять села...

– Доченька, ты только не волнуйся, – хлюпала носом маман, – они, наверное, позвонят, выкуп потребуют.

Но я её уже не слышала, выронила телефон, и закрыла лицо руками.

– Что случилось? – обеспокоено посмотрела на меня Анастасия

Романовна.

– Мою дочь похитили, – прошелестела я.

– Какой кошмар! – приложила руки к груди пожилая женщина, – Боже мой! Бедная моя девочка! Так, – схватила она меня за руки, – спокойно. Они, наверное, потребуют выкуп.

– Наверное, – пролепетала я, а в мозгу пронеслось, сейчас детей не только для выкупа похищают, но ещё и для продажи.

Хотя... Это идиотизм, похищать ребёнка богатых для продажи, скорее всего потребуют выкуп, и оказалась права.

Мой мобильный опять взвыл, номер не определялся, я с силой вцепилась в телефон, и машинально нажала пальцем на кнопку громкой связи, теперь говорившего было слышно в комнате.

– Здравствуй, Эвива, – услышала я приглушённый мужской голос.

– Кто это? – взвизгнула я.

– Зачем так орать? Криками ты своей девочке не поможешь.

– Что вы сделали с моей дочерью?

– Ничего, она даже не поняла, что произошло. Но, если не выполнишь условие, я твоему очаровательному ангелочку в мороженое цианиду подсыплю.

– Сволочь! – прохрипела я, – чего вам надо?

– Медальон мне нужен, – спокойно ответил незнакомец, -

половинку мы вынули из гроба, а вторая часть у тебя. Верни

её, получишь назад дочь. Старуха Воронцова уже старая, ей ни к чему богатства, а ты можешь тем самым спасти дочь. Твой бывший муж, отец девочки, объяснит тебе всё, – и в ухо полетели короткие гудки.

– Вы нашли медальон? – прошептала Анастасия Романовна.

– Да, – кивнула я, – я хотела вернуть вам богатство, и найти убийцу своей одноклассницы, и вот чем всё кончилось.

– Отдай ему медальон, – вздохнула пожилая женщина, – жизнь ребёнка дороже. Налить тебе корвалола?

Да, корвалол мне сейчас не помешает. Я судорожно выпила

остро пахнущую жидкость, попрощалась я приятной пожилой женщиной, и поехала к родителям.

Первый, кого я увидела, это был Дима и Глеб Никифорович, последний обнимал мою мать за плечи, и пытался утешить.

– Вика! – вскрикнула маман, бросилась ко мне, – Боже мой! Ну, как мы за ней уследили!

Я не выдержала, и заплакала, а Дима прижал меня к себе.

– Успокойся, – тихо сказал он, – я заплачу выкуп, и они вернут Василису.

– Какой выкуп? – растерялась я.

– Как какой? – посмотрел на меня Глеб Никифорович, – похитители позвонили, и потребовали десять миллионов евро.

– Десять миллионов? – тупо я смотрела на них.

– Ну, да, – кивнул Дима, а я высвободилась из его объятий, и села на диван.

– Ты чего какая странная? – воскликнула мать, я перевела взгляд на Аську, потом на отца.

– Вот сволочи, – припечатала я, – решили не только коллекцию получить, но и круглую сумму стребовать.

– Подожди, подожди, – остановил меня Дима, – какую коллекцию?

Услышав о звонке, и о медальоне, маман схватилась за сердце.

– Вика! – воскликнула Аська, – ты невыносима! Сначала по твоей милости меня чуть не убили, теперь твоя дочь под удар попала. Может, хватит?

– Я не думала, что всё так получится, – прошептала я.

– Спокойно, – воскликнула маман, – надо что-то делать. Нельзя сидеть на месте.

– Тихо, – сказал вдруг Дима, – эти типы сказали, чтобы я

передал деньги Еве, она должна их отнести. Так. Но у меня есть одна идея. Я сильно сомневаюсь, что они тебя, – взглянул он на меня, – оставят в живых. Поэтому, – он вынул из кармана маленький телефон, совершенно крохотный, – вызывайте, Марьяна Георгиевна своему парикмахера, пусть он сделает Еве высокую причёску, и впихнёт туда это. В моём мобильном подключён пеленгатор, и я быстро вычислю твоё местонахождение.

– Но у меня свой мобильный есть, – воскликнула я.

– Они наверняка заставят его выбросить, – перебил меня Дима, -

потом обыщут тебя, а в причёску вряд ли полезут.

– Гениальная идея, – воскликнула маман, – Вика, звони своему Максиму, пусть он готовит наряд.

Их план мне понравился, и я вызвала Максима, тот примчался в мгновение ока, отругал меня, как всегда, и приступил к обсуждению проблемы.

С маман вся стервозность вмиг слетела, она за весь вечер ни разу не назвала Максима другим именем.

Впрочем, всё понятно, такая ситуация.

Утром позвонил похититель, спросил, готовы ли деньги, и велел мне в шесть часов вечера ехать на станцию Переделкино.

Я до шести вечера совершенно извелась, ходила из угла в угол, ни что не могло меня отвлечь от мыслей о Василинки, и, когда стрелки показала шесть часов, я взяла сумку с деньгами, положила в карман медальон, и поехала по указанному адресу.

Едва я затормозила, раздался звонок.

– Да, – выкрикнула я в трубку.

– Выходи из машины, – велел незнакомец, я послушалась, – вышла?

– Вышла?

– Вышла, – ответила я утвердительно, и огляделась.

Уже темнело, и мне было весьма неуютно, к тому же вокруг не было ни души.

– Выбрось телефон, – велел голос.

Да, Дима был прав. Я покорно швырнула трубку на траву, и тут меня кто-то сзади схватил за шею, на лицо упала какая-то тряпка, я почувствовала запах больницы, и сознание померкло.

Когда я открыла глаза, то в первый момент не поняла, где нахожусь.

Дом, как дом, стул, стол, кресло, а голова моя нещадно трещала.

Я приподнялась на локтях, села и тихо охнула. Прямо передо мной, на стуле, сидел... Юра.

Да, да, тот самый Юрий Михайловцев.

– Ты, – ахнула я.

– Привет, Эвива, – усмехнулся он, раскуривая сигарету, – что, не ожидала?

– Подонок! – выпалила я, – что ты сделал с моим ребёнком?

– Да ничего я с ней не сделал, – пожал он плечами, – очаровательная девчушка. Пальцем не тронул.

– Урод, – прохрипела я, – ты убил Алену!

– Да, – кивнул он, – она слишком много знала.

Замечательно, подумалось мне, теперь ему не отвертеться. У

меня в волосах, кроме телефона ещё находится « жучок », и Максим, наверное, сейчас всё слышит.

– Вставай, Вика, хочешь посмотреть на то, из-за чего весь сыр-бор?

– Была охота! Мне нужен мой ребёнок!

– Получишь ребёнка, идём, – он стащил меня с дивана, и вывел на улицу.

Мы подошли к старому сараю, он открыл дверь, и пропустил меня вперёд.

Пару шагов я сделала бессознательно, и тут же очутилась в тёмном помещение, которое освещала тусклая лампочка.

Юрий нажал на один из кирпичей, и открылся вход, вниз вела крутая лестница, и мы стали медленно спускаться.

Сколько мы шли, я не помню, потеряла счёт времени.

Всюду была паутина, похоже, сюда много лет не ступала нога человека.

Но, вот мы оказались в коридоре, прошли его до конца, Юра вынул принесённый мной медальон, к нему вторую половинку, и сложил их вместе.