Текст книги "Призрак из Ауры (СИ)"
Автор книги: Наталья ДеСави
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
ЖАННА
Как-то Морис завел со мной разговор о религии:
– Скажи, пожалуйста, приходилось ли тебе бывать в Ченстохове?
– Да, в этом городе я бывала.
– Почему он так называется? Чем он знаменит?
Хорошо зная историю этого города, я пояснила, что название города «Ченстохова» состоит из двух слов: «ченсто» – (часто) и «хова» – (прячется). Объясняется это тем, что местность вокруг города холмистая и при приближении к нему он на горизонте то появляется, то исчезает, отсюда и название – «часто прячется».
Знаменит он тем, что на возвышенности, называемой Ясной Горой, стоит кафедральный собор, в котором хранится как национальная святыня икона «Черная Мадонна». По заключению историков, это, вероятнее всего, одна из византийских икон Паулинского монастыря «Ясная Гора», построенного в 1382 году. На праздник Матки Боски со всех концов страны прибывают богомольцы, чтобы помолиться «Черной Мадонне». В давние времена паломники добирались до города пешком, а на возвышенность, к собору, уже ползли на коленях. Сейчас богомольцы приезжают в Ченстохову, пользуясь транспортом.
– А как проходит там праздник Матки Боски? – допытывался Морис.
Мгновенно мелькнула мысль – очередная проверочная акция. Неймется нашему «другу» архитектору и его наставникам из местной спецслужбы. Я почувствовала, что ему кое-что известно о Ченстохове и он проверяет мои знания. Пришлось более подробно ос тановиться на деталях истории этого города, известном как место паломничества католиков. Я подробно описала ритуал ежегодного празднования и в этот момент с удовлетворением вспомнила наши поездки, по некоторым городам Польши, в том числе и в Ченстохову, предпринятые в свое время в целях изучения истории страны. Рассказ о праздновании дня Матки Боски в кафедральном соборе на Ясной Горе в Ченстохове был выслушан Морисом с большим интересом и, как видно, вполне его удовлетворил.
Очевидно, безапелляционный Морис Добривое самоуверенно полагал, что свое задание он разыгрывает как по нотам, на редкость тонко, дескать, комар носа не подточит. Своим пронизывающим взглядом в упор сверлил меня, очевидно рассчитывая увидеть мое фиаско, мое искаженное страхом лицо… Но бесцветная работа агента закончилась такими же бесцветными результатами. Переиграть нас он не сумел, как ни старался. Все дело в том, что Морис явно переусердствовал.
Мы же продолжали вести себя как ни в чем не бывало, спокойно, сдержанно, не нервничали. Твердо знала: атмосфера туманной и зыбкой неопределенности рано или поздно прояснится. Поэтому наиболее логично было делать вид, что нам непонятен «скрытый» смысл его «каверзных» уточнений. Мы, дескать, не догадываемся, что послужило причиной такого поведения нашего «друга».
Однажды к концу дня я спустилась вниз, чтобы проверить вечернюю почту. На лестнице услышала приглушенный разговор, а затем увидела незнакомого мужчину и соседку, проживавшую на первом этаже. Уловила сказанные ею слова: «Вот и она», сопровождаемые легким кивком головы в мою сторону. Незнакомец – высокого роста брюнет в темном костюме – стоял вполоборота к лестнице, по которой я сходила. Не поворачиваясь, он покосился на меня. Я поприветствовала соседку, проверила почтовый ящик и вернулась к себе. Вечером Сеп внимательно выслушал мой рассказ о случившемся и, подумав, сказал:
– Мало ли кто о ком судачит на лестничной площадке.
Пару дней спустя, прибирая на лестнице, встретилась с соседкой по этажу, с которой сложились добрые, даже приятельские отношения. Мы при встречах любезно обменивались новостями, делились своими хозяйственными заботами, болтали о здоровье и погоде. На этот раз соседка, понизив голос до шепота, таинственно произнесла:
– Вы только, пожалуйста, никому не говорите. Недавно у нас в подъезде побывал детектив.
– Вот как! Но ведь в доме все спокойно, никаких происшествий нет, – ответила я, внутренне насторожившись.
– Как мне рассказала соседка с первого этажа, детектив особенно интересовался дамой, проживающей этажом ниже, как раз под вашей квартирой…
– Что она могла такого сделать? – изобразила я крайнее удивление. – Это одинокая женщина, ее совершенно не видно и не слышно.
– Соседка утверждает, что ее навещают мужчины. Детектив также интересовался другими жильцами, в том числе и вами, – доверительным тоном произнесла собеседница.
– Что же он не зашел к нам? Мы могли бы сами ответить на интересовавшие его вопросы, – ответила как можно спокойнее, даже с вызовом.
– Не знаю, не знаю. Как соседка сказала, он спрашивал, чем жильцы занимаются, кто их навещает, поздно ли возвращаются домой, нет ли семейных ссор.
Вечером мы с мужем обсудили эту новость и пришли к выводу, что проверка продолжается и приняла обычную для спецслужб форму – установку, то есть сбор, сведений по месту жительства.
Факты, о которых сообщил Сеп, – только часть проводившихся спецслужбами в отношении нас акций, когда мы находились «под колпаком». Проводились и другие достаточно острые и искусные мероприятия. Например, сомнений не вызывало, что наш домашний телефон прослушивается, а личная корреспонденция просматривается. Следует отдать должное оперативникам спецслужб: подчас они проявляли незаурядную выдумку, умение и завидное терпение. Наше преимущество состояло в том, что мы ожидали столкновения с «оппонентами» и, как полагаем, сразу же определили «момент атаки».
Потом, постоянно помнили поучительный, памятный совет нашего наставника А.М. Короткова: «Если вами заинтересуется спецслужба, «помогайте» ей формировать досье на себя выгодного для вас содержания. Удастся этот маневр – вы на коне, не получится – проиграете сражение». Вопрос стоял – кто кого, и мы сознательно заняли позицию противоборства в расчете на успех.
По каждому факту маневров вокруг нас контрразведки мы регулярно информировали Центр. Из Москвы получали рекомендации о мерах предосторожности и дельные советы, проникнутые заботой о нашей личной безопасности. Такое сердечное внимание, спокойный деловой тон телеграмм придавали уверенность в собственных силах и возможностях, в том, что мы одолеем противника. Но в Центре накопилось солидное досье с данными о действиях контрразведки против нас, и наконец» количество, как говорится, перешло в качество. В Москве возникла обоснованная тревога за нашу судьбу. И, как следствие, мы получили шифровку:
«Сепу
С учетом интенсивности работы спецслужб, продолжительности проводимых мероприятий и принимая во внимание сложную агентурно-оперативную обстановку в стране, полагаем целесообразным рассмотреть возможность вашего возвращения на родину. Оперативные связи просим законсервировать. Рекомендуемый маршрут следования…
ЦЕНТР».
Несколько раз мы перечитали шифровку, вникая в смысл, стараясь понять, нет ли чего-то сказанного между строк. Если от Центра поступает формулировка, принятая в разведке, «считаем целесообразным», то она, конечно, означает указание, но выраженное не в категоричной форме приказа, а как бы допускающее некоторое раздумье перед исполнением. Ведь в противном случае обычно направляются более определенные распоряжения: «Необходимо срочно…» или «Предлагается незамедлительно…»
По сути дела, окончательное решение вопроса продолжить или прервать зарубежную командировку было не принято и передавалось на наше усмотрение. Мы, конечно, могли сняться с места и уехать в Москву, избавив таким образом и себя и коллег в Центре от головной боли по поводу возможных крупных неприятностей. И в Москве нас бы за это не упрекнули. Однако мы решили, что сможем еще «потягаться» с контрразведкой. Есть еще порох в пороховницах!
«ЦЕНТРУ
Реально оценивая обстановку как в стране, так и вокруг нас, докладываем, что легализация в принципе прошла успешно, положение на работе в известной вам фирме прочное. Проявленное со стороны спецслужб внимание считаем профилактическим, вызванным общим нагнетанием кампании шпиономании. В связи с этим считаем возможным продолжить наше пребывание здесь для решения поставленных задач. Просим вашего согласия.
Сеп».
Что лежало в основе нашей уверенности? Зная принципы деятельности контрразведок западных стран, мы исходили из того, что спецслужба не может изучать нас вечно. Ни одна контрразведка, даже натовская, не располагает для такой «бесконечной» работы ни силами, ни средствами. Рано или поздно «оппонентам» предстояло сделать вывод: либо признать, что подозрения не подтвердились, либо принять решение о реализации дела, то есть аресте. В последнем случае требовались весьма веские доказательства…
Центр долго молчал. Напрасно Сеп вслушивался в эфир. Время, казалось, остановило свой бег. Что означает это затянувшееся молчание? Наконец радист в Москве взялся за ключ. Приняли радиограмму, расшифровали и… радостно переглянулись: Центр верил в нас, согласился с нашими аргументами и дал «зеленый свет» на постепенную активизацию работы.
Что же заставило пересмотреть занятую Центром позицию и согласиться с нашим предложением о предоставлении нам возможности продолжить загранкомандировку в стране и попытаться «усыпить» бдительность контрразведки? Пожалуй, взвешенный подход с учетом всех обстоятельств и точный расчет на основе поступающей информации.
Во-первых, наша легальная резидентура в стране пребывания сообщила, что «нежелательными иностранцами» занимается официальное госучреждение – жандармерия, конечно, с подачи спецслужб. А новый контрразведывательный орган Североатлантического союза переживал период становления, то есть имеются определенные нюансы: то ли нам вести дуэль с опытной контрразведкой, то ли с цивильной полицией. С последней легче: безусловно, качественно иной уровень.
Во-вторых, из загранточек внешней разведки в Центр стали поступать сведения, которые в сумме позволяли прийти к выводу, что в Западной Европе проводится скоординированная операция «Прикрытие», формируется законспирированная тайная организация под названием «Меч» с целью создания подпольных групп, способных «оказать сопротивление в случае вторжения с Востока». В рамках этой операции жандармерии ряда стран Европы в период «холодной войны» создавали политические досье на своих граждан. Что если «маневры» вокруг нас обусловлены тем, что «оппоненты» присматривались к Сепу как возможному будущему члену организации «Меч»? Характер вопросов, которые задавал «служащий военного комиссариата», наводил на подобное предположение. В общем, появилось реальное объяснение возможных причин проявления интереса со стороны спецслужб, не связанных с нашей разведывательной деятельностью.
Кстати, сведения об операции «Прикрытие» просочились в открытую печать только в конце 1990 года и вызвали серьезное замешательство в местных руководящих кругах. На телевидении состоялся «круглый стол», возникла острая дискуссия о том, как могло получиться, что в условиях парламентской демократии существовали тайные, параллельные официальным структуры, и почему об этом практически ничего не знали ни министр обороны, ни министр внутренних дел, которому непосредственно подчинена служба безопасности. Неожиданно позвонил в студию бывший сотрудник жандармерии и признал, что в период «холодной войны» формировались группы «Сопротивления», что антикоммунизм «внешней направленности» тесно сочетался с «охотой на ведьм» внутри страны.
Эти запоздавшие признания прозвучали в студии как удар грома. Участвующий в передаче министр обороны заявил, что немедленно примет меры, чтобы «во все это была внесена полная ясность».
Ну, а в-третьих, нас поддерживала твердая вера в собственные профессиональные качества.
Итак, короткое резюме: более трех лет держали нас спецслужбы «под колпаком». Это было время постоянного внутреннего напряжения и высоких психологических нагрузок. Ведь согласитесь: непросто в чуждом окружении, когда ты не можешь рассчитывать на помощь или защиту, каждый день ожидать очередного «подвоха» и делать вид, что никакого беспокойства не испытываешь. В итоге предложенный, а точнее навязанный, нам контрразведкой серьезный профессиональный экзамен был выдержан. Пришло время, и мы почувствовали, что обстановка вокруг нас успокоилась, отношение ближайшего окружения потеплело. Это мы ощутили по такой своеобразной «лакмусовой бумажке»: между нами и семьей Мориса Добривое установилась атмосфера доверия и доброжелательности. И в последующие десять лет мы результативно выполняли самые острые операции, не чувствуя на затылке беспокойного дыхания контрразведки.
Во время пребывания в Москве в 1957 году, куда мы вызывались для отчета, сложившаяся вокруг нас обстановка была тщательно проанализирована. В Центре пришли к выводу, что благодаря проявленной выдержке, правильной линии поведения, мы сумели рассеять возникшие у спецслужбы подозрения, тонко «переиграть» ее. Наше положение с точки зрения личной безопасности было признано надежным. С легким сердцем мы возвратились обратно и приступили к выполнению главной разведывательной задачи.
ПРИЯТНЫЕ ЗАДАНИЯ
ЖАННА
Перед отъездом из Москвы в задание на командировку был включен пункт о нашем участии в розыске иностранных граждан, сотрудничавших с внешней разведкой в довоенный период, контакт с которыми был утрачен в связи с обстоятельствами военного времени. Речь шла не только о стране нашего пребывания, но и других западноевропейских государствах, где отсутствовали официальные советские представительства, в частности об Испании и Португалии, в которых царили диктаторские режимы Франко и Салазара.
В 50-е годы для поездки по Западной Европе требовались получение въездных виз, представление обоснования для въезда и финансовых гарантий, выполнение ряда других формальностей. В некоторые страны получить въездную визу было очень трудно или просто невозможно. Наше преимущество заключалось в том, что мы были обладателями подлинных паспортов западного государства, уважаемого во всем мире.
После того как мы освоились на новом месте, Центр направил нам несколько ориентировок и поручил побывать в Испании, чтобы разыскать в этой стране Баркони и Торреса – старых агентов советской разведки, связь с которыми оборвалась после окончания гражданской войны 1936–1939 годов. Предстояло выяснить нынешнее положение наших друзей, возможность дальнейшего использования этих источников. В положительном случае надлежало договориться с ними об условиях связи, согласно которым уже другие нелегалы могли бы возобновить контакт с Баркони и Торресом.
Москва по радио сообщила прежние адреса проживания наших агентов: в Бильбао, столице Страны Басков, и в Барселоне, столице провинции Каталония. Через туристское бюро заказали билеты, забронировали номера в гостиницах.
Поезд приближается к городу Ирун на испанской границе. Немного волнуемся: впервые въезжаем в страну, которая в нашем сознании ассоциировалась с прежними представлениями о фашистском режиме. В какой-то мере наши ожидания оправдались, хотя потом во многом рассеялись. При встрече с испанскими пограничниками и таможенниками столкнулись с чрезмерной строгостью, даже подозрительностью, хотя наш статус туристов и солидные паспорта, казалось бы, заслуживали иного отношения. Но пограничники, разглядывая в упор, сверяли фото на паспортах с оригиналом, интересовались сроком пребывания, маршрутом поездки, предполагаемым пунктом выезда из страны. Еще более дерзко вели себя таможенники: основательно перетряхнули содержимое чемодана и дорожной сумки, настырно расспросили о денежных средствах, возможном наличии сигарет и спиртных напитков, коммунистической литературы, перешерстили лежавшие на столике в купе газеты и журналы на английском и французском языках. От внимания таможенника не ускользнуло то, что я на задаваемые вопросы отвечала тихо, и он недовольно потребовал говорить громче.
– Я не могу, у меня пропал голос, – шепчу ему.
– Как пропал? – живо заинтересовался таможенник.
Вмешался Сеп и пояснил, что, мол, незадолго до поездки жена болела и потому охрипла. Таможенник недоуменно пожал плечами и оставил нас в покое.
В Бильбао остановились в отеле «Амиго». На следующий день, погуляв по городу и проверившись, нет ли за нами наблюдения, отправились по адресу Баркони. На звонок открыла дверь женщина средних лет. Узнав о цели нашего визита, пригласила пройти в гостиную. Разговор вначале не клеился. Женщина говорила на местном диалекте, и уловить смысл сказанного ею временами было просто невозможно. Она оказалась дочерью Баркони, а отец – скончался четыре года тому назад. Мы были готовы к любым вариациям, тем не менее известие о смерти Баркони нас искренне огорчило. Выразили глубокое соболезнование дочери. Со своей стороны сеньора Хосефа, как она представилась, спросила, что нас связывало с ее отцом. Пояснили, что находимся в Испании как туристы и попутно выполняем просьбу одного знакомого (назвали вымышленную фамилию), который якобы был боевым другом ее отца в период гражданской войны, возможно, она помнит этого человека. Оказалось, что не помнит. Хосефа заметила, что отец при жизни переписывался со многими друзьями-антифашистами, возможно, что и с нашим знакомым; За чашкой кофе она оживилась, показала семейный альбом, поделилась воспоминаниями о последнем периоде жизни отца. К концу беседы мы выразили желание посетить кладбище, где похоронен Баркони, чтобы возложить на могилу цветы. Хосефа охотно приняла наше предложение.
На следующий день купили букет цветов и на такси заехали за Хосефой, прихватили и двух ее ребятишек и направились на кладбище. Могила оказалась хорошо ухоженной, надпись на памятнике подтверждала, что здесь похоронен именно Баркони. Чуть заметно шевеля губами, Хосефа читала молитву, на глаза ее навернулись слезы. Этим посещением кладбища мы почтили память верного друга нашей страны, мужественного борца против фашизма товарища Баркони. Расстались с Хосефой друзьями…
Из Бильбао выехали на юго-восток, в Барселону, где без особого труда разыскали Торреса, который, к нашему удивлению, оказался весьма известным в городе и провинции человеком. Это был крепкий, энергичный, подвижный шатен, типичный испанец. Он не ожидал, что после тринадцатилетнего перерыва наша внешняя разведка вспомнит о нем. Долго рассказывал о драматических событиях своей жизни после 1941 года, о невзгодах, что пришлось ему испытать как участнику гражданской войны на стороне республиканцев, о вынужденном отказе от прежних демократических убеждений. В настоящее время является известным в городе политическим обозревателем крупной независимой газеты, в политических партиях и движениях участия не принимает. В руководящих кругах Барселоны и провинции Каталония пользуется авторитетом как объективный комментатор происходящих событий. Имеет небольшой собственный дом в пригороде, дети выросли, учатся в Мадридском университете, материальное положение выше среднего. Торрес намекал, что он предпочел бы не выходить снова «на тропу войны», а довольствоваться своим положением.
В то же время мы уловили, что Торрес внимательно и заинтересованно следит за политическими событиями в мире. Его беспокоили возрождающиеся в ФРГ реваншистские настроения, усиление военной мощи Соединенных Штатов в регионах, далеких от американских границ, грязная война во Вьетнаме, недавнее подписание соглашения о развертывании военных баз США в Испании. Он действительно не изменил своим прогрессивным взглядам, сформировавшимся в юности, сохраняет глубокие симпатии к Советскому Союзу.
Вел себя Торрес искренне, высказывался откровенно и смело. Надо было решать: оставить Торреса «отдыхать» или предложить ему возобновить сотрудничество с нашей разведкой в интересах предотвращения новых войн, ядерной угрозы, сохранения мира на земле. Разговор на эту тему состоялся прямой и откровенный, и в итоге Торрес твердо заявил о своем согласии «не уходить в отставку». Обговорили технику установления с ним контакта представителем Центра. Журналист сообщил также интересную информацию о реакции различных слоев населения на решение правительства о предоставлении американцам военных баз на территории Испании.
Вернувшись в страну пребывания, мы передали в Центр сообщение о результатах нашей поездки в Испанию. После окончания нашей зарубежной командировки, где-то в 1970 году, коллеги в Москве сказали «по секрету», что Торрес со временем стал видным политическим деятелем провинции Каталония и долгое время результативно сотрудничал с нашей службой…
Однажды Центр прислал запрос: сможем ли мы срочно посетить Португалию? Ответили утвердительно, после чего получили задание: встретиться в Лиссабоне с ценным источником нашей внешней разведки Бойей. Условия связи сообщались. Мы должны были получить подготовленную им информацию, подтвердить очередное задание, а также передать ему довольно значительную сумму. Деньги, предназначенные для Бойи, нам надлежало получить через тайник, заложенный в городском парке по месту нашего проживания.
Галина Ивановна и Михаил Владимирович Федоровы. 1970 г.
Федоровы в семейном кругу. Январь 1999 г.
Прибытие с острова Мальорка – «Сеп» и «Жанна» в Барселоне. 1963 г.
На даче под Москвой. Слева направо: сестра Галины Ивановны Ольга, Галина Ивановна, ее любимая тетя Варвара Михайловна, сестра Лидия. 1964 г.
На даче в кругу родных во время кратковременного приезда на Родину. Слева направо: любимая подруга Галины Ивановны Валентина Носова, Галина Ивановна, Юрик – крестник, сестры Ольга и Лидия. 1951 г.
«Жанна» у озера в Италии. 1955 г.
«Жанна» за работой – расшифровкой сообщения. 1959 г.
«Жанна».1949 г.
На башне в городе Пиза. «Жанна» удивлена: «Ой, сколько памятных надписей на колоколе!» 1961 г.
Галина Ивановна Федорова. 1941 г.
«Жанна».1960 г.
Семейная фотография. Третья слева – Галина. 1930 г.
Галина с сестрой Лидой.
1935 г.
И это входит в обязанности «Жанны» «Ах, как вкусно пахнет!» 1954 г.
На прогулке по набережной Канн. 1956 г.
Субботник по уборке двора дома, в котором проживают Федоровы. 16 апреля 1977 г.
«Сеп» и «Жанна» за обработкой информационного материала
«Сеп» в одну из поездок на встречу с помощником
М. В. Федоров (в центре) на встрече однополчан в/ч № 9903 у Большого театра. 9 мая 1978 г.
«Сеп» перед выходом на встречу Нового года. 1964 г.
Галина Ивановна и Михаил Владимирович на встрече ветеранов в/ч № 9903. 9 мая 1978 г.
На фоне Эйфелевой башни. Париж, 1957 г.
Родные «Сепа» (справа налево): мать, отец, сестра, племянница
Михаил Владимирович Федоров. Москва, август 1944 г.
М. В. Федоров (стоит шестой слева) перед отправкой в тыл врага. 5 сентября 1942 г.
На встрече ветеранов у Большого театра 9 мая 1978 г.
(Снимок подарен неизвестной девушкой там же 9 мая 1979 г.)
Москва, Большой театр, 9 мая 1979 г.
Здесь стоит сказать несколько слов об этом бесхитростном, но неплохо нам служившем способе безличной связи – тайнике. Данный метод конспиративной связи тайной в принципе не является, о нем известно всем разведкам мира. В секрете хранятся лишь место нахождения тайника и условия пользования им.
Сразу же по прибытии в страну назначения мы подобрали несколько тайников, проверили их надежность, составили подробное описание с привязкой к местности и направили эти материалы в Центр. Заметим, что подбором тайников мы занимались практически весь срок зарубежной командировки, так как всегда было необходимо иметь резервные тайники. Теперь для передачи нам указаний или материалов Москве достаточно было дать по радио команду: такого-то числа обработать тайник номер такой-то, что как раз и случилось перед поездкой в Португалию.
Получение денег для Бойи через указанный Центром тайник связано для нас с не очень приятными воспоминаниями, так что до сих пор мы испытываем чувство досады. В тот день с утра пошел сильный дождь, но во второй половине дня небо прояснилось, показались скупые лучи солнца. Хорошая погода оправдывала нашу прогулку в парке, где тайником служила бетонная труба для стока воды, проходившая под удаленной аллеей. Ближе к вечеру, когда только-только начало смеркаться, мы направились к знакомому месту. Придя на площадку, откуда нужно было выходить к тайнику, заметили молодую парочку, уединившуюся на скамейке. Не задерживаясь, прошли мимо в глубь парка, чтобы обсудить сложившуюся обстановку. Что это – просто влюбленные или наблюдательный пост контрразведки (от скамейки хорошо просматривалось место тайника)? Решили проводить операцию даже в том случае, если парочка, когда мы вновь туда вернемся, не найдет себе более укромного местечка. К нашей досаде, молодые люди, обнявшись, по-прежнему сидели на скамейке. Пришлось действовать, разыграв заранее отрепетированную сценку. Подходя к тайнику, я негромко вскрикнула, захромала, замедлила шаг и остановилась:
– Ой, мой дорогой, не могу идти. В туфлю попал камешек. Помоги, пожалуйста.
Сеп присел на корточки и, делая вид, что занимается туфлей, достал из тайника пакет, а я тем временем наблюдала за влюбленными. Сеп быстро спрятал его в карман плаща, и мы медленно пошли к выходу из парка. Домой вернулись позже запланированного, так как пришлось тщательно проверяться – нет ли за нами «хвоста». Операция прошла «без потерь», но на этом наши переживания не кончились. Вскрыв пакет, обнаружили, что все банкноты мокрые. Дождевая вода просочилась через упаковку, когда пакет находился в трубе. Чтобы просушить деньги, разложили их по всей спальне и почти всю ночь собирали подсыхающие банкноты, укладывая их под пресс между страницами толстенных книг.
Проанализировали эту злополучную историю и пришли к выводу, что тайник мы подобрали все же не совсем удачно. Он безупречно мог служить в сухую погоду, но Москва задействовала его в дождливый день. Можно было, конечно, сделать упрек и коллегам из Центра: могли бы предусмотреть более надежную упаковку (а если бы передавались не деньги, а, например, документы?). Но все же мы самокритично признали этот случай своей ошибкой и, как говорится, извлекли необходимые уроки.
Поездку в Португалию оформили через туристическое бюро, оплатили авиабилеты в оба конца с резервацией даты обратного вылета через неделю. На этот срок заказали номер в гостинице «Грандола», то есть действовали, как и положено гражданам нашего социального положения, вырвавшимся на недельку в отпуск. Прибыли в Лиссабон благополучно, без осложнений прошли пограничный и таможенный контроль, хотя нам задали буквально тысячу достаточно глупых и даже некорректных вопросов. В довершение таможенники основательно порылись в нашем скромном туристском багаже. Так негостеприимно встретили нас представители режима Салазара.
Гостиница «Грандола» приютила нас, и мы влились в поток разноязычных туристов, фотографировали достопримечательности, интересовались сувенирами, совершили несколько коллективных экскурсий, а заодно и осмотрели место предстоящей встречи, проверялись, нет ли за нами наблюдения.
В назначенный день Сеп встретился с Бойей строго по условиям связи. Он передал объемный пакет с рукописной информацией и некоторыми документами с грифом «конфиденциально». Сеп вручил ему привезенную нами валюту. Бойя детально остановился на внутриполитической обстановке в Португалии, коснулся растущего недовольства различных слоев населения правящим режимом. С горечью отмечал раздробленность и слабость действовавших в подполье революционных групп и прогрессивных объединений, но предсказал неизбежное падение режима.
Сеп, согласно указаниям Центра, ориентировал Бойю на дальнейшую работу по тематике Северо-атлантического союза, в частности по военным базам НАТО в Бежа и на Азорских островах, а также в Испании (это являлось основным направлением его разведывательной деятельности, для которого он располагал уникальными возможностями), уточнил условия последующих контактов с представителями Центра.
Расставались трогательно и с болью в сердце. Бойя очень хотел продлить встречу, испытывая острую потребность общения с единомышленниками. Сильное впечатление оставил о себе этот мужественный, близкий нам по духу человек, самоотверженно выполнявший задания нашей разведки в сложной обстановке фашистской диктатуры. Повидаться с ним больше не довелось: очевидно, в дальнейшем с ним работали другие нелегалы. Полученная от Бойи информация о военных базах НАТО, как нам сообщили позже, представляла значительный интерес для наших ведомств – внешнеполитического и военного.
Позднее поступило задание найти бывшую участницу гражданской войны в Испании Венеру. Из Центра нам сообщили ее фамилию, год рождения и последний адрес проживания 15-летней давности. В Испании Венера служила медицинским работником в крупном военном госпитале республиканцев, оказывала Советской разведке большую помощь. Поскольку речь шла о женщине, поручили этим делом заняться мне.
Чтобы ознакомиться с обстановкой, местными достопримечательностями, адресами официальных учреждений, мы с Селом заранее выехали в город проживания Венеры, а в дальнейшем я туда наведывалась одна. Предлог поиска – просьба давней приятельницы Венеры из Испании, которая потеряла с ней связь в годы гражданской войны. В подкрепление этой версии я изготовила письмо, якобы полученное из Испании от этой приятельницы.
Первое посещение указанного Центром адреса оказалось неудачным: Венера там не проживала, соседи ничего о такой женщине не знали. Тогда я пошла в городское адресное бюро. После проверки в книгах регистрации жителей выяснилось, что Венера в них не значилась. В беседе со служащим канцелярии я упорно ссылалась на придуманную мной приятельницу, которая, мол, не могла ошибиться. Служащие благосклонно отнеслись к моей просьбе еще раз проверить более тщательно, даже принесли несколько книг из другой комнаты и в моем присутствии просмотрели их от корки до корки. Вновь безрезультатно.
Вдруг кто-то из них вспомнил, что в прошлом к нынешней территории города относился также и близко расположенный небольшой поселок, но затем произошло территориальное разделение, и каждый имеет теперь свой муниципальный совет. Мне участливо рекомендовали обратиться в адресное бюро этого поселка, где я, к счастью, получила искомый адрес.
Венера приняла меня настороженно. Но когда я назвала имя сотрудника нашей службы, с которым она в то горячее время сотрудничала в Испании, на ее болезненно-бледном лице появилась светлая улыбка. Она оживилась, пригласила меня на чашку чая, рассказала о своей непростой и не очень удачной личной жизни, поинтересовалась судьбой нашего сотрудника, с которым работала в Испании. С теплотой вспоминала о наших людях из интербригады, была растрогана тем, что советская разведка ее не забыла. Я слушала с большим вниманием и естественным волнением. Рассказ ее иногда прерывался затяжным кашлем, стало ясно, что Венера страдает легочной болезнью. Раньше она работала учительницей, но по состоянию здоровья ушла на пенсию, сейчас живет в этой небольшой квартире, получает скромное пособие, за ней присматривает племянница. Попрощались очень тепло, у Венеры на глаза навернулись слезы, дружески обнялись и расцеловались. Я обещала при случае посетить ее вновь.
