Текст книги "Призрак из Ауры (СИ)"
Автор книги: Наталья ДеСави
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
СЕП
Позволю себе небольшой экскурс к истокам моей разведывательной деятельности.
Как читателю уже известно, службу я начал в военной разведке, а в августе 1945 года отправился с нелегальной миссией в Англию. Там работал в дипломатическом представительстве одной зарубежной страны. От этой первой служебной командировки я и веду отсчет различным «нештатным ситуациям», которые нередко встречаются в оперативной биографии каждого разведчика-нелегала.
Перед отъездом из Москвы надлежало соответствующим образом экипироваться под иностранца, то есть одеться с головы до ног во все «не наше». Шел 1945 год, и служебный гардероб, естественно, был не богат, поэтому наряду с другими предметами «с иголочки» пальто мне досталось не новое, а уже кем-то ношенное. Словом, минимально необходимым меня все же обеспечили. Находясь в Лондоне, получил условный сигнал о предстоящей встрече с работником Центра. То было первое «боевое крещение» в незнакомой для меня стране, и потому я готовился к нему особенно тщательно, прекрасно понимая, что от моих действий зависит не только успех самого мероприятия, но и безопасность участвовавших в нем оперативных работников. Встреча должна была состояться в конце октября на автобусной остановке у местного стадиона. По карте нашел стадион, пути подхода к нему и возможные направления отхода.
После тщательной проверки отправился по намеченному маршруту на место будущей встречи для его визуального изучения. Вблизи от автобусной остановки стояла небольшая лютеранская церковь, которую наметил в качестве «точки отсчета». Прикинул расстояние до места контакта: требовалось три минуты ходьбы неторопливым, размеренным шагом. Здесь же неподалеку раскинулся городской сквер без ограждения с густым кустарником и тенистыми аллеями – прекрасный путь для отступления в случае опасности.
В назначенный день я заблаговременно вышел в город. Посещал книжные магазины в поисках словарей и учебников иностранных языков и одновременно проверялся, прежде чем выйти к месту встречи. За три минуты до обусловленного времени подошел к церквушке и от нее двинулся к автобусной остановке. На ходу закурил сигарету, держа ее в левой руке, достал белый носовой платок, вытер нос и небрежно положил его в правый карман пальто так, чтобы уголок торчал наружу. Сигарета в левой руке и выглядывающий из правого кармана пальто белый носовой платок служили опознавательными знаками.
Предложенный вариант с платком был мне явно не по душе, так как англичане очень внимательны к своей внешности и малейшая неряшливость им никак не свойственна.
Приближаясь к остановке, поймал себя на том, что делаю частые затяжки. «Кажется, сильно волнуюсь? Спокойнее, спокойнее, все идет нормально, – настраивал я себя. – Так и сигареты до остановки не хватит. Придется закуривать новую, что по условиям связи не предусматривалось».
Истекала последняя минута. На автобусной остановке, как я заметил, стояли двое мужчин. «Который из них?» – подумал я, внимательно присматриваясь к обоим. Одного, довольно пожилого, сразу же отбросил, сосредоточив внимание на другом, который покачивал коляску, успокаивая ребенка. «Вот здорово наши работают! – подумал с восторгом. – Кому придет в голову, что молодой папаша с ребенком и есть сотрудник Центра? А под подушкой у дитя лежит пакет, предназначенный для меня. Здорово придумано!»
Каково же было мое разочарование, когда молодой папаша, не видя меня в упор, продолжал увлеченно развлекать ребенка. Поняв свое заблуждение, миновал обоих мужчин, остановился неподалеку, осторожно осматриваясь. На улице тихо и безлюдно. Стало закрадываться беспокойство, сигарета истлела и пришлось закурить новую. В это время на другой стороне улицы из-за угла появился молодой человек, который, бросив быстрый взгляд на остановку, пошел дальше. Тоже не мой.
Не глядя на часы, чувствовал, что жду уже около двух минут. Неожиданно сзади послышался голос:
– Простите меня, сэр.
Я обернулся. Передо мной стоял молодой человек, тот, с противоположной стороны улицы.
– Скажите, пожалуйста, бывают ли футбольные матчи на этом стадионе? – спросил он по-русски.
– Последний матч здесь играли в сентябре, – ответил я фразой пароля.
Обменявшись рукопожатием, мы неторопливо направились к скверу. Встреча длилась всего несколько минут.
Представитель Центра поинтересовался положением моих дел, затронул вопрос о конфиденциальности возложенной на меня миссии, напомнил о необходимости соблюдения осторожности и в конце вручил небольшой пакет. Он также передал привет от родственников, сообщил, что у них все благополучно. Мне очень хотелось побыть еще немного вместе, расспросить о Москве, подробнее о родных и близких, узнать, как там, на Родине. Каждый разведчик, находясь на чужбине, в той или иной мере подвержен ностальгии. Но конспирация есть конспирация. Коротко попрощавшись, мы разошлись в разные стороны.
В метро я сидел, положив руки на колени, и мысленно воспроизводил ход только что состоявшейся встречи. Напряжение спало, все треволнения остались позади, на душе было спокойно и радостно. Вагон старого лондонского метро сильно трясло, но привыкшие к этому люди мерно покачивались, спокойно разговаривая между собой либо просматривая газеты. Я обвел взглядом сидящих напротив пассажиров, затем медленно опустил глаза на руки и застыл в недоумении. Из-под левого обшлага пальто выглядывала узкая бумажка… наш родной московский трамвайный билет.
Мысль внезапно возникшей опасности как удар электрического тока, пронзила меня. Оцепенение длилось считанные секунды. Мгновенно овладел собой, не спеша, как будто ничего особенного не произошло, запихнул билет обратно за обшлаг. Добравшись домой, подверг «строгой инспекции» злополучное пальто: за обшлагами оказалось с десяток московских трамвайных билетов да еще два билета в кинотеатр «Ударник». Нужны ли еще комментарии? Предавая билеты огню, я мысленно дал волю своим чувствам.
В другом случае пришлось поволноваться довольно основательно. В хорошем настроении я шел по длинному коридору посольства, где размещались служебные помещения. Вдали появилась женщина, лицо которой мне показалось знакомым. Она шла навстречу, и мы с любопытством всматривались друг в друга. Взгляд ее выражал нескрываемое удивление. Мозг лихорадочно работал: «Где-то наши пути пересекались. Откуда я ее знаю? Ах, да ведь это Ирена Мазо-вецкая из Белостока, моя бывшая учительница иностранного языка… В последний раз мы виделись на второй день Великой Отечественной войны».
Встреча с ней была крайне нежелательна. Я был очень близок к провалу… Ирена Мазовецкая знала меня как советского гражданина по фамилии Семенов. Лихорадочно в мозгу созревало решение. «Как поступить? Повернуть обратно – подозрительно, пройти мимо – опасно, сама может вступить в разговор». И вдруг в этот напряженный момент вспомнил, что рядом находится комната шифровальщиков, на двери которой традиционная надпись: «Посторонним вход воспрещен». Осененный этой мыслью, не колеблясь, без стука вошел к шифровальщикам. Из двух зол всегда выбирают наименьшее. Стараясь скрыть свое состояние, с жизнерадостной улыбкой спросил:
– Что это у вас, ребята, дверь не закрыта? Где обедаем сегодня? Опять в китайском ресторане? Там у нас будет приятная возможность посмотреть на «мисс красоты» – дочь владельца ресторана.
На самом деле мне было вовсе не до шуток. Тревожило опасение, что и Ирена Мазовецкая может войти сюда, выразить недоумение или радость по поводу неожиданной встречи. Решил, что в таком случае буду начисто отрицать наше знакомство. К счастью, и на этот раз все обошлось благополучно, она не вошла в комнату: остановила запретительная табличка. Однако осталась реальная угроза, что заинтересуется моей личностью, станет наводить справки, а там недалеко и до провала.
Конечно, о случившемся доложил в Центр. Попутно стал выяснять осторожно цель ее появления в посольстве «моей» страны. Вскоре узнал, что как сотрудник Министерства культуры она приехала в Англию в связи с организацией в Лондоне выставки национального прикладного искусства. А в «моем» посольстве появилась для вручения пригласительных билетов. Отрицательных последствий эта встреча не имела.
Вообще же случайные встречи – крайне неприятная и довольно опасная вещь для разведчика. Не один раз нам приходилось с сожалением отмечать, что мир наш действительно тесен…
Как-то вечером вместе с сослуживцем посетил танцплощадку при кафе «Одеон». Здесь я познакомился с двумя сестрами Кларк, и со временем мои встречи с младшей сестрой Этель переросли в дружбу. Сознательно идя на развитие этого знакомства, я предусматривал прежде всего возможность получения доступа в лондонское общество, совершенствования языка, изучения психологии англичан, их реакции на происходящие события как внутри страны, так и за рубежом, точнее, на Европейском континенте.
Действительно, Этель Кларк, как я и хотел, ввела меня в круг своих знакомых. Представила родителям и членам семьи замужней сестры. Знакомые Этель, зная мое положение в дипломатическом представительстве, охотно и заинтересованно вели беседы на различные политические, экономические и даже военные темы, высказывали свои мысли и суждения, что, конечно, позднее находило отражение в телеграммах, направляемых в Центр. Национальная галерея искусств, модные театральные постановки и новинки кино, бестселлеры – весь мир культуры и истории Англии я познавал благодаря активной помощи Этель. Кроме того, девушка не упускала случая сделать мне в дружеской форме замечание, стремясь воспитать из меня великосветского джентльмена, за что я ей по сей день благодарен.
Маленький пример. Завершаем обед в ресторане, я уже собираюсь встать, как Этель с улыбкой сделала в благожелательной форме дружеское замечание:
– Зачем ты считаешь деньги, кладя их на стол так, что все окружающие видят сумму нашего счета?
– А что в этом плохого?
– Как же! Этим ты как бы демонстрируешь стоимость потраченного тобой на угощение. Извини, но это неприлично. Деньги нужно считать незаметно и для меня, и для окружающих. Положить их на тарелочку официанта, прикрыв счетом, сложенным вдвое…
Деликатности и чуткости Этель было не занимать. Она тактично и ненавязчиво преподавала мне уроки хорошего тона. Конечно, я был ей весьма благодарен. Еще в начале знакомства Этель и я были приглашены на коктейль в одну семью. После обеда в комнате отдыха во время беседы подали коньяк. Все присутствующие, подняв бокалы, пожелали друг другу традиционное «Cheerio!»[7]7
«Ваше здоровье!» – Прим. ред.
[Закрыть] и отпили по глотку. Я по русскому обычаю чуть не опорожнил бокал залпом, но, заметив уголком глаза, что гости после глотка ставят бокалы на передвижной столик, мгновенно сориентировался и последовал их при меру…
А вот еще один незначительный, но весьма поучительный для меня эпизод. Этель пригласила меня в кино. К кинотеатру пришла в сопровождении сестры. В зрительном зале, ожидая начала сеанса, сестра Этель вынула из сумочки небольшой пакетик с конфетами, открыла его и поднесла младшей сестре, а затем предложила мне:
– Угощайтесь, пожалуйста.
Стоп-кадр! Так сказал бы здесь кинорежиссер. А как поступить мне в данной ситуации? Вопрос далеко не праздный. Человек в моем положении обязан знать правила вежливого обхождения, принятые в обществе. Итак, протянутая рука с пакетиком конфет повисла в воздухе. В этот момент в памяти моей всплыла картина, что я наблюдал однажды в ресторане. За соседним столиком, увлекшись разговором, сидела пара средних лет. Мужчина угостил женщину сигаретой. Когда он доставал из пачки сигарету для себя, его собеседница почему-то поспешила взять из лежавшей на столе коробки спичку, зажгла ее и поднесла ему прикурить. Но мужчина ловким движением, чтобы не обжечь даме пальцы, перехватил горящую спичку и изящно подал огонь ей, а затем уже воспользовался сам. Я заметил, как женщина в знак благодарности одарила галантного кавалера взглядом, полным уважения и признательности. «Вот это да! – восхищенно подумал я, не имевший ни малейшего понятия о таких тонкостях. – Надо бы этот прием взять на вооружение».
Вернемся к «стоп-кадру». Ловко, как мне казалось, я перехватил пакетик с конфетами из рук сестры Этель, любезно предложил его ей со словами:
– Прошу вас, угощайтесь, – и только после того, как она взяла конфету, взял сам и с благодарностью вернул ей пакетик.
Позднее Этель сказала:
– Ты произвел на мою сестру приятное впечатление. Она отозвалась о тебе как о воспитанном молодом человеке. Ей особенно понравилась твоя манера поведения во время угощения конфетами…
Вот так на практике я запоздало учился этикету. Кому-то может показаться довольно странным, что разведчик-нелегал не знал тонких премудростей. Да, это так. Следует только обязательно учитывать, что мое поколение в 20-е и 30-е годы, бурные и подчас голодные, не уделяло должного внимания внешним нормам поведения, просто было не до того, да и больше ценились внутренние качества. Пользоваться косметикой, носить золотые украшения или проявлять изысканность в общении считалось проявлением мещанства, пережитком прошлого и осуждалось. Да и в моей оперативной подготовке не предусматривалось обучение правилам хорошего тона.
Оперативный работник, готовивший меня на задание, просто и прямолинейно поучал: «Я не знаю всех тонкостей поведения за столом, меня этому в разведшколе не учили. Так что надейся сам на себя. Когда будешь в Англии, присматривайся и делай так, как они. Помни, что главными врагами разведчика являются водка и женщины. Ты хороший спортсмен и водку не употребляешь, а вот насчет женщин знай, что тебе могут подставить еще каких красавиц! Не увлекайся».
Знакомясь с женщинами, я всегда помнил об этом строгом наставлении. Со временем убедился, что бояться прекрасных созданий не следует, необходимо только сохранять здравый рассудок, уметь владеть своими чувствами, не терять головы, не поддаваться сиюминутному увлечению, всегда и при всех обстоятельствах помнить, кто ты…
Не успели еще утихнуть треволнения, связанные со встречей с бывшей учительницей, как вновь произошел случай, заставивший меня крепко задуматься.
Как-то первый секретарь посольства вызвал меня к себе и поручил срочно снять фотокопии с пачки документов, выполненных машинописью. Я немедленно приступил к делу. В разгар работы неожиданно раздался телефонный звонок, и первый секретарь попросил вернуть документы.
– Извините, господин секретарь, работа далеко еще не закончена.
– Тем не менее прошу вас принести документы. Они нужны мне сейчас, – послышалась в трубке настоятельная просьба секретаря.
В кабинете первого секретаря находилась женщина, член государственной делегации экспертов и руководителей промышленности и сельского хозяйства, прибывших в страну на предстоящие переговоры. Секретарь быстро взял из моих рук документы и в явном замешательстве, заискивающе улыбаясь, передал их женщине со словами:
– Я дал их моему сотруднику ознакомиться.
Мне стало понятно, что первый секретарь по каким-то причинам не желает посвящать женщину в свои намерения иметь копии с этих документов. И хотя поведение секретаря показалось мне очень странным, особого значения этому я тогда не придал.
Спустя полчаса секретарь пришел в мою рабочую комнату, бегло осмотрел еще влажные копии и под предлогом срочности взял их с собой.
Через два дня поздно вечером в дверь комнаты, где я проживал, тихо постучали. У меня в это время слушали джазовую музыку, передаваемую по приемнику, оба шифровальщика.
– Входите, пожалуйста! – громко произнес я, приглушив звук.
Однако за дверью никто не отозвался. Тогда я вскочил и резко распахнул дверь. Там никого не оказалось. Бросив взгляд на лестницу, я увидел поспешно сбегавшего первого секретаря. На мой оклик он обернулся, через плечо с явным смущением сказал, что зайдет в другой раз, и скрылся за поворотом лестницы. «Что-то здесь явно не так! – подумал я, возвращаясь в комнату. – Что его могло напугать? Хотел зайти, видимо, по делу и вдруг… Вероятно, не пожелал говорить при шифровальщиках».
На следующий день около десяти часов вечера в дверь вновь постучал секретарь.
– Прошу извинить меня, коллега, за поздний визит, – подчеркнуто дружески начал он, осматривая комнату. – Никак не мог зайти раньше, задержался на работе. Надеюсь, не помешал?
– Нисколько, господин секретарь! Проходите, пожалуйста, – пригласил я, указав на стул, про себя же подумал: «Его поведение весьма трудно объяснить. Необычное, настораживающее. Заковыристый тип. Все у него не как у всех. Никто в посольстве так поздно не работает».
Секретарь снял шляпу, расстегнул пальто, поста вил на стул объемистый портфель, осторожно извлек из него пистолет и протянул мне.
– Вот это лежало в пустом сейфе, который занесли в мой кабинет. Я пробовал перезарядить его, но в нем что-то заедает, – настороженно сказал он, устремив на меня сквозь массивные роговые очки холодные, немигающие глаза.
– Как он мог оказаться в сейфе? Весь инвентарь посольства давно просмотрен и взят на учет, – удивился я.
– Сейф стоял в подвале, и им до сих пор никто не интересовался. Только сейчас нашли к нему ключи.
– Смотрите, у пистолета нет одной щеки на рукоятке. Возможно, он даже заряжен, – произнес я, пытаясь разрядить его, но заряжающая часть пистолета не поддавалась.
– Мне это тоже не удалось. Вот я и решил обратиться к вам. Вы бывший военный, наверняка оружие знаете лучше меня.
– Хорошо, я займусь им, господин секретарь. Прежде всего надо будет проверить, не заряжен ли он.
Я осторожно положил пистолет на стол открытой частью рукоятки кверху, достал из ящика тоненькую отвертку и кусок проволоки.
– Хочу измерить длину ствола. Нужно убедиться, нет ли там патрона.
– Ну, я пойду, время позднее, а мне еще надо добраться домой, – заспешил секретарь, протягивая мне руку.
Оставшись один, я вновь внимательно осмотрел пистолет, пробовал отвести заряжающее устройство, но тщетно. Система пистолета оказалась незнакомой. С помощью куска проволоки я осторожно измерил глубину ствола и убедился, что пистолет заряжен. «Вот те на! – подумал я, подразумевая подвох. – Лучше всего разрядить его, нажав на курок, и делу конец».
Решено – сделано. Я открыл окно, направил пистолет в ночное небо и нажал на курок, но он не поддался. Стал осматривать механизм пружины в рукоятке пистолета, где отсутствовала щека, при этом слегка коснулся пальцем пружины – и раздался выстрел. Некоторое время я сидел молча, размышляя над случившимся и прислушиваясь, не откликнется ли кто из проживающих в посольстве на выстрел. Кругом стояла тишина. Мне стало не по себе при мысли, что мог так глупо погибнуть. Пуля не задела меня. Она пробила дверцу стенного шкафа, продырявила висевший там пиджак и застряла в штукатурке стены.
Отложив пистолет, я крепко задумался.
Выстрел вернул меня на грешную землю и послужил толчком для анализа событий последних дней. «Во-первых, – думал я, – зачем первому секретарю скрывать перед членами делегации попытку снять фотокопии с документов, если они необходимы для нужд посольства? Во-вторых, почему он так поспешно, явившись даже самолично, забрал у меня еще влажные копии с документов? В-третьих, почему он не захотел передать пистолет мне в присутствии шифровальщиков, кстати, военных? В-четвертых, почему он не обратился насчет пистолета к кому-нибудь из офицеров аппарата военного атташе? В-пятых, почему он не вызвал меня к себе в кабинет для передачи пистолета? Наконец, почему он вдруг заспешил домой, когда я собрался заняться проверкой пистолета?»
Повод для того, чтобы крепко задуматься, был основательный. Опираясь на эти многочисленные «почему», я сделал вывод о преднамеренном желании вывести меня из строя. «Для этого должна быть веская причина, – рассуждал я. – А она, пожалуй, может быть только одна – устранить меня как единственного свидетеля и исполнителя фотокопий с важных документов. Кто в таком случае первый секретарь на самом деле?» Сопоставление фактов все больше склоняло чашу весов явно не в пользу этого человека. «Скорее всего он разведчик, – решил я, – но на кого он тогда работает?» Невольно напрашивалась мысль, что здесь, в посольстве, произошло столкновение двух разведок. О своих подозрениях я сообщил в Центр.
На следующий день я зашел в кабинет секретаря с целью вернуть пистолет. В веселом тоне свел весь разговор к продырявленному пиджаку, укоряя себя в небрежности при обращении с пистолетом.
Вскоре после встречи с моей бывшей учительницей и истории с пистолетом меня отозвали в Центр. Этот вызов оказался как нельзя кстати, ибо у меня накопились вопросы, требующие консультации у руководства. Я быстро собрал необходимые в дорогу вещи, уложил подарки родителям и близким, подготовленные задолго до отъезда, захватил несколько книг по истории этой страны и языку. Кроме того, я, шутки ради, положил в чемодан коробку специальных спичек с красными головками, которые имели свойство воспламеняться от соприкосновения с твердым предметом. Многие мужчины, особенно молодые, с удовольствием и большим шиком чиркали их о подошву ботинок, что так нравилось мне. Я не подозревал, что эти спички явятся для меня еще одним поводом для треволнений.
На аэродроме перед посадкой ко мне подошел взволнованный пограничник.
– Извините, это ваш чемодан с двумя розовыми полосками?
– Да, а в чем дело?
– В нем что-то загорелось, – строго сказал он и жестом руки пригласил следовать за ним.
Вот тебе на! Обеспокоенный, я на ходу вынул из кармана ключи, с тревогой подумал: «Неужели могли воспламениться спички?» Открыв чемодан, я обнаружил обгоревший с одной стороны коробок спичек. Стоявший рядом пограничник незамедлительно взял из моих рук коробок и поинтересовался, нет ли еще чего-либо огнеопасного. Этот же вопрос задал мне при посадке и командир самолета. В результате я оказался в центре внимания немногочисленных попутчиков, отчего мне было явно не по себе. В душе я остался очень недоволен собой.
В полупустом самолете я перебрал в голове все варианты ситуации, требовавших моего срочного возвращения. Пришел к выводу, что вероятнее всего причиной этому послужила встреча в посольстве с учительницей.
Через несколько дней после прибытия в Москву меня принял генерал для устного отчета. Когда я закончил, он задал несколько вопросов, а потом заметно оживился и с улыбкой произнес:
– По внешнему виду не скажешь, что вы русский. Ваш костюм, сорочка и галстук подобраны со вкусом. – Затем встал и, протягивая мне руку, сказал: – От имени службы благодарю вас за проделанную работу. Часть вашей информации представила интерес и использована по назначению. И еще одно, – продолжил генерал, – в посольство вы больше не поедете. Вам подготовлено новое задание, с подробностями которого вас ознакомит ваш непосредственный начальник подполковник Виталий Александрович Никольский. Желаю дальнейших успехов. А теперь отдыхайте.
Приближались майские дни 1947 года. Впервые в жизни я встречал Первомай в Москве. Мне очень хотелось в этот день пройти в колонне демонстрантов по Красной площади, но пристроиться к какой-либо организации было не совсем удобно. «Ничего, – рассуждал я, – постараюсь пробиться на улицу Горького, а там постою на тротуаре как можно ближе к метро «Охотный ряд». Хорошо было бы одеть награды, да, к сожалению, они сданы на хранение. Хотя…»
И я направился в Военторг за планками. По моей просьбе молодая продавщица подала планки с ленточками орденов Отечественной войны I степени, Красной Звезды и медалей «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «За оборону Москвы». Направляясь к выходу, я вдруг вспомнил, что забыл планку для медали «Партизану Отечественной войны». Быстро вернулся к девушке и, извинившись, попросил дать мне еще планку для этой медали. По ее лицу пробежала ироническая усмешка.
– Вы что, решили орденские планки собирать? – с насмешкой спросила продавщица.
Меня как бы обдало ледяным душем. Несколько мгновений я растерянно смотрел на миловидную девушку, не находя слов на ее колкое замечание. Планку она мне все-таки продала. Я молча взял ее и ушел.
«Неужели я стал больше похож на какого-то щеголя, чем на участника войны? – с огорчением думал я по дороге домой. – Ведь девушка явно заподозрила меня в том, что я покупаю планки для не принадлежащих мне наград. И я тоже хорош, смутился, как красная девица! В более сложных ситуациях не терялся, а тут… – продолжал я размышлять. – Живя и работая в особых условиях, я постоянно находился в состоянии готовности к любым неожиданностям, а здесь, под родным солнцем, вдруг полностью расслабился. Вот и поделом оконфузился».
Сейчас, находясь в отставке, я часто с душевным волнением и теплотой вспоминаю наших боевых помощников – агентов, которые, как говорится, не за страх, а за совесть добывали секретную информацию. Замечу мимоходом, я сохранил к ним чувства товарищества, признательности и благодарности.
Расскажу об одном из бескорыстных и преданных наших друзей.
Вернемся в страну нашего пребывания, где судьба преподнесла нам немало «нештатных ситуаций». Для оказания на месте консультативной помощи Центр решил передать мне на связь давнего друга нашей страны Лимба. В юношеские годы Лимб – участник прогрессивного молодежного движения – подвергался аресту. В предвоенный период, установив связь с внешней разведкой, добывал ценную информацию об экономическом потенциале гитлеровской Германии, используя деловые связи своего отца – состоятельного промышленника.
В первые послевоенные годы Лимб в качестве туриста побывал в Москве, где с ним договорились, что, если в последующем нам снова потребуется его помощь, мы проявим инициативу и восстановим контакт. На такой случай разработали условия, как найти друг друга. И вот такая настоятельная потребность возникла.
В назначенный по условиям явки день Лимб на встречу не явился. Мы пришли к выводу, что за давностью времени он прекратил выходить на место постоянной встречи. Поэтому пришлось прибегнуть к запасному варианту связи, которым можно было пользоваться только в крайнем случае: позвонить Лимбу домой и произнести условную фразу.
Выяснив по справочнику домашний телефон Лимба, я позвонил ему и представился условным именем. Наш друг сразу понял смысл звонка. На следующий день в обусловленное время я пришел в городской парк, нашел надлежащую аллею и тотчас увидел мужчину, сидящего на скамейке с развернутой спортивной газетой, служившей опознавательным знаком. Услышав шаги, он взглянул поверх газеты и улыбнулся. Я произнес условную фразу, полагая услышать обусловленный отзыв. Однако он, не обращая никакого внимания на мою фразу, радостно тряс мне руки:
– Как я рад встрече! Думал, что меня совсем забыли. Очень ждал, надеялся… И вот даже не поверил, что сбылось…
– Все это хорошо, – состорожничал я, – но вы не ответили на мое обращение к вам.
– Откровенно говоря, я забыл от волнения, как нужно ответить, – развел он руками в оправдание.
Решил помочь ему и произнес первую часть обусловленной ответной фразы. Тотчас лицо его расплылось в широкой улыбке.
– Ах, да! Вспомнил! – взволнованно пробасил он и, с опаской оглядываясь по сторонам, приглушенным шепотом дал концовку ответа.
Сомнений не осталось: я встретился именно с Лимбом. Сразу же завязалась дружеская беседа, которая, однако, прервалась в связи с непредвиденным обстоятельством. При выходе из парка Лимб мимоходом поздоровался со встречным господином, который, ответив на приветствие, как-то особо внимательно посмотрел на меня. Заметив мою настороженность, Лимб простодушно пояснил:
– Это мой старый знакомый, он служит в полиции. Обо мне тревожиться не надо, полиция давно списала меня в архив, а цепляться за каждого человека, с которым они меня встретят, у них силенок не хватит, – продолжал он меня успокаивать.
– И много у вас таких знакомых?
– Как сказать… Впрочем, вы не придавайте этому большого значения, прошли годы, когда я их беспокоил.
– Ну, не скажите, не так уж они наивны… Вы полагаете, что с годами удалось усыпить их бдительность?
– Во всяком случае, они не станут цепляться за каждого человека, с которым меня увидят, – уверенным тоном повторил Лимб.
Рассуждения Лимба несколько насторожили меня. Я понял, что он недооценивал вопросы конспирации и что в этом направлении с ним еще придется работать.
Но я все-таки решил прервать встречу, попросил Лимба соблюдать осторожность в контактах со знакомыми из полиции, и мы расстались. Пришлось дать круг, чтобы провериться нет ли за мной «хвоста». Ничего подозрительного не обнаружил.
В дальнейшем Лимб стал нашим надежным советчиком по самым разнообразным вопросам, с которыми мы сталкивались за время командировки, так как он знал финансовое и коммерческое законодательство и был незаменим, когда я приблизился к оформлению собственного бизнеса в качестве компаньона фирмы мадам Бланкоф. Он периодически выезжал в другие европейские страны, решая проблемы собственного предприятия – филиала компании «Дисконта», доставшегося по наследству, где от деловых связей иногда получал экономическую информацию, заслужившую высокую оценку в Центре.
Встречи наши проходили не очень часто, обычно в окрестностях города. Неторопливо гуляли по лесу либо устраивались в каком-нибудь укромном местечке, обсуждали вопросы международной и внутренней политики, не опасаясь, что нас кто-либо услышит.
Лимб очень любил такие беседы. Во мне он видел друга по убеждениям, с которым можно говорить откровенно, чего, естественно, он не мог себе позволить в собственном окружении. Его отличало неутомимое желание разобраться в самых сложных вопросах. В беседах на политические, экономические и социальные темы мы нередко крепко спорили. Лимб не всегда одобрял мероприятия, проводившиеся в Советском Союзе и странах народной демократии. Иногда спорил о роли частной собственности при социализме, о правах человека, о положении дел у нас со свободой слова и печати, критиковал низкий уровень жизни наших людей, возмущался «железным занавесом». Особо остро реагировал на разоблачение культа личности Сталина.
В бескорыстном желании помогать нашей службе он чем-то отдаленно напоминал Савву Морозова. Конечно, только не был так богат, как тот.
Естественно, к работе со всей агентурой, находящейся у меня на связи, Жанна подключена не была. Например, Лимба она знала только в лицо. Однако при одном необычном стечении обстоятельств создалась «нештатная ситуация», когда Лимб увидел ее в моем обществе. Случилось это на маскарадном балу во время проводов зимы, на который мы были приглашены друзьями по теннисному клубу – супружеской парой Олафом и Вине-той Стивенсонами. О билетах и заказном столике они позаботились заранее.
