Текст книги "Призрак из Ауры (СИ)"

Автор книги: Наталья ДеСави

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Можно только сожалеть, что усилия наших агентов, с риском для жизни добывавших такие важные документы, пропали даром.

Что касается Вано, то он умел находить «жемчужины» в потоке сведений, отсеивал информационный щебень. Он подобрал ключи даже к государственному архиву в местечке Кью. Диапазон его интересов был весьма широк. Временами казалось, что он спешит, чтобы многое успеть сделать, чтобы выложиться, пока позволяют годы, здоровье и, конечно, благоприятные обстоятельства. Так продолжалось до середины февраля 1967 года, пока агенты МИ-5 не появились на пороге его дома.

Пресса сразу же, конечно, подняла шум, началась очередная кампания шпиономании, но как-то быстро выдохлась. Из газет мы узнали, что на допросах, когда следователи касались выполняемых разведывательных заданий и старались узнать, кто его направил в Англию и кто снабжал информацией, Вано неизменно отвечал: «Это, господа, некорректный вопрос».

СЕП И ЖАННА

Сообщение об аресте Вано болью отозвалось в сердце, словно речь шла о тяжелой болезни самого близкого родственника. Мы следили по западной прессе за перипетиями этого дела, и – думаем, с нами согласятся – приятно было читать даже в злобной статье такие признания: «Удовлетворение от того, что квалифицированный и профессиональный агент, действовавший под отличным прикрытием и имевший почти неограниченные возможности для того, чтобы причинить ущерб безопасности страны, оказался за решеткой, было омрачено тем, что подлинные его хозяева так и остались неизвестными следствию».

И далее: «Несмотря на то что МИ-5 на протяжении полутора лет вела за ним слежку, разведывательная служба до сих пор не знает содержания шифровок, адресованных, видимо, в Москву, и масштабов ущерба, причиненного им безопасности Великобритании. Контрразведка не смогла схватить его при выполнении актов шпионажа во время поездок по стране и раскрыть шифр, которым он пользовался для передачи и получения важнейшей информации. Русский шпион унес тайну своей, видимо обильной, шпионской деятельности в тюремную камеру после того, как вчера в суде «Олд Бейли»[8]8
  Центральный уголовный суд Великобритании, где обычно слушаются особо важные дела. – Прим. ред.


[Закрыть] он был признан виновным».

Другие источники, в частности наша «легальная» резидентура в Лондоне, сообщили, что если бы сотрудники службы безопасности не застали Вано при приеме кодированного текста, когда ворвались в его квартиру, то он вообще мог и не предстать перед судом, настолько тонко вел работу. Единственно, что еще обнаружила МИ-5 во время обыска в квартире, так это список четырех мест, пригодных для проведения тайниковых операций, составленный, видимо, Вано. Одним из таких мест оказался бар в Плимуте, получивший кодовое наименование «Грета».

В ходе судебного процесса в «Олд Бейли» инспектор специальной службы Уилмор Хамели заявил: «Этот человек русского происхождения находился под наблюдением от года до полутора лет, и мы пришли к выводу, что он занимается не только бизнесом». В виду отсутствия серьезных улик контрразведка смогла предъявить Вано только обвинение в совершении действий, «представляющих собой подготовку к нарушению закона о государственной тайне», и не инкриминировала саму передачу и сбор материалов, которые могли бы нанести ущерб безопасности Великобритании. Срок тюремного заключения был определен в 18 лет. Местонахождение Вано после суда тщательно скрывалось.

Что еще установила контрразведка? Довольно мало. То, что Вано по делам бизнеса выезжал во Францию и ФРГ и в 1965 году побывал в Москве и Киеве, выступая в качестве переводчика делегации лондонских организаций, ведущих борьбу за права советских евреев. Это выглядело вполне логично, так как по прибытии в Англию он занял солидное положение в одной из таких наиболее активно действовавших организаций – в объединении «Совесть».

Здесь мы должны подтвердить, что Вано в составе делегации действительно приезжал в Москву, и эта поездка явилась волнующим возвращением на родную землю после почти полувекового пребывания на чужбине. Добавим также, что он съездил в Ленинград – хотел увидеть город, где прошла его молодость, и в Краснодар – там обошел места былых сражений времен гражданской войны.

Оперативный сотрудник в Москве, встретивший Вано, сразу узнал его по красочному описанию, сделанному Жанной: высокий, кряжистый российский мужик. Слово «старик» как-то не вязалось с его внешним видом. В облике – достоинство, благожелательность. На первой встрече Вано минут десять не мог произнести ни слова, настолько сильное волнение охватило его. Он только тряс сотруднику руку, влажными глазами смотрел на него, пока, наконец, не выдохнул:

– Премного благодарен, что поверили в меня.

А потом, когда чуть успокоился, тихо сказал:

– Не обращайте внимания, это сейчас пройдет. Минутная слабость. Я безмерно счастлив снова побывать в России. – Глубоко вздохнул и перешел на деловой тон: – Давайте работать. Хочу многое успеть.

Поработать предстояло немало. Позиции Вано в Англии были прочными, и предполагалось передать ему на связь еще одного источника в Плимуте, приобретенного в свое время Гордоном Лонсдейлом. К тому же руководство решило снабдить Вано портативной радиоаппаратурой, чтобы передавать в Москву срочную и наиболее важную информацию, обучить его пользоваться ею и шифровальному делу.

Отправляясь в Англию, Вано сказал на прощанье, что сил у него еще много, обстановку в Англии постоянно изучает, заводит новые полезные связи, приглядывается к некоторым возможным источникам информации. Он заверил: «Словом, сиднем не сижу. Обрел, как говорится, второе дыхание. Есть еще порох в пороховницах. Есть огромное желание быть полезным своему народу. Это неправду говорят, что, мол, старый конь глубоко не пашет. При поддержке России и ради нее я еще поборюсь. Ну а если что случится непоправимое, буду держаться до конца».

Порядочность и заботливость в отношениях с источниками информации, с добровольными помощниками и рядовыми бойцами незримого фронта – это, пожалуй, неизменное кредо нашей внешней разведки. Когда человека посылают на трудное задание, откровенно предупреждают и о грозящих опасностях.

И вот арест Вано, суд и тюремная камера.

На чужой земле, вдали от Родины и от своих. Да, Москва помнила о нем и неустанно предпринимала меры, чтобы вызволить его из неволи. Прежде всего пытались выяснить место содержания Вано, которое англичане держали в строгой тайне. Подключили несколько источников, но приходилось вести поиск чрезвычайно осторожно, чтобы не привлечь внимание контрразведки. Время шло. А пробиться сквозь завесу секретности никак не удавалось. Наконец от одного из источников поступила весть: на следующий день после состоявшегося процесса в суде «Олд Бейли» сердце Вано не выдержало пережитых волнений. Он скончался в тюремной камере. К сожалению, место захоронения неизвестно.

Как бывалые «морские волки» находят свой последний приют в морской пучине, так порой и безвестные разведчики-нелегалы за рубежом обретают погребение в море неизвестности: ни венка возложить, ни букета цветов. Памятником остаются разведывательные операции и добытая с риском для жизни секретная информация.

Центру стало известно, что даже после осуждения Вано МИ-5 не прекратила вести расследование масштабов его работы и поиск людей, которые снабжали разведчика секретной информацией. География следственных мероприятий, проводившихся ранее в пространстве между Лондоном и Плимутом, расширилась и была перенесена во Францию, Бельгию и ФРГ. Но английская контрразведка так ничего и не узнала.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

ЖАННА

Находясь долгие годы за рубежом, мы испытывали все те чувства, что присущи, очевидно, каждому человеку, проживающему на чужбине. И нас, конечно, не миновала ностальгия. Оторванность от дома, родных и друзей особенно остро давала о себе знать в дни наших национальных праздников или семейных юбилеев. Вспоминается телевизионное выступление Сергея Владимировича Образцова, народного артиста СССР, который также говорил о ностальгии, возникавшей у него во время зарубежных поездок, не столь уж продолжительных.

А представьте себе, каким терпением, выдержкой нужно обладать разведчику-нелегалу, годами безвыездно работающему вдали от Родины в личине иностранца. Это, пожалуй, самое тяжкое испытание – испытание обстановкой, где все вокруг чуждо: язык, обычаи, нравы, порядки, даже сама природа, хотя и очень красивая. Естественно, мы не давали этим чувствам разгуляться, да и времени на эмоции оставалось маловато. Мы не замыкались в четырех стенах, внешне жили «как все». Наше солидное положение обеспечивало условия для выполнения разведывательных задач в течение длительного времени. И все же подошел срок возвращения на родную землю. Этот вопрос предварительно обсуждался в Москве в 1962 году, и тогда договорились, что мы поработаем в стране пребывания еще несколько лет. Минуло пять лет, и мы получили указание готовиться к отъезду:

«Сепу

…Считаем, что задачи, возлагаемые на региональный узел связи в Западной Европе в лице разведгруппы Сепа и Жанны, успешно выполнены.

С учетом этого предлагается завершить оставшиеся необходимые текущие дела по прикрытию и выехать на Родину по согласованному маршруту.

ЦЕНТР».

Скажем откровенно, телеграмма нас радостно взволновала. Наконец-то! Теперь сбросим с себя личину иностранцев и вновь станем самими собою, снимем груз ответственности, вернемся в круг родственников, знакомых и друзей, сможем душевно раскрепоститься, не контролировать каждое слово или жест, свободно вздохнуть и радоваться жизни. Грибоедовские слова: «И дым Отечества нам сладок и приятен» – не просто дань патриотическим чувствам, а лирика, выстраданная долгим пребыванием на чужбине, где наиболее глубоко ощущается ни с чем не сравнимая привязанность к родной земле.

Конечно, разведчик-нелегал знает, что рано или поздно наступит момент возвращения на Родину, мысленно готовится к нему как к приятному финалу, вознаграждению за все свершенное и пережитое. Но вот телеграмма лежит перед нами – а в душе противоречивые чувства. С одной стороны, радость, подкрепленная высокой оценкой Центра нашей миссии, а с другой – какое-то сожаление, что придется вот так вдруг свернуть разведывательную работу, ликвидировать фирму-прикрытие и социальный статус, созданные непростыми совместными усилиями, навсегда расстаться со страной, где прошла столь значительная часть нашей жизни и которая нам стала близка и понятна. Временами она была к нам сурова (когда мы совершали просчеты). Но это она дала нам гостеприимный приют, за который мы благодарны ей и ее народу. Наши интересы касались НАТО, мы не работали против самой страны, в которой жили, и всегда учитывали это обстоятельство при планировании разведывательных операций.

Разумеется, отъезд следовало хорошо подготовить и убедительно обосновать перед окружением, чтобы не вызвать кривотолков или подозрений. Предстояло с большой тщательностью разработать (в который раз!) подходящую «легенду», распространить ее в ближайшем окружении. В качестве мотива отъезда решили воспользоваться тем обстоятельством, что многие европейцы по разным причинам, а чаще всего в расчете на лучшие заработки, переезжают на жительство в США, Австралию, Канаду, государства Латинской Америки, иногда даже в Африку, и чаще всего их надежды сбывались. Смущало в этой легенде лишь то, что подобные решения принимают, как правило, в более молодом возрасте.

Страной, куда мы якобы намеревались выехать, избрали Австралию. Да-да, раз уж с нее началось наше становление как разведчиков-нелегалов, так пусть на ней завершится и этот этап. Наши аргументы сводились к следующему: Австралию мы теоретически хорошо знаем и можем убедительно рассуждать о перспективах коммерческой конъюнктуры в стране, на этом континенте легче всего затеряться, выбор страны удачно оправдывается рассказами Мориса Добривое о жизни в Мельбурне и не вызовет у него лишних вопросов.

Центр согласился с нашими доводами, и мы стали исподволь готовить друзей, знакомых и деловые связи к возможным переменам в нашей судьбе. Серьезность намерений демонстрировали тем, что письменно обратились в австралийское посольство и попросили прислать различные информационные проспекты, включая эмиграционные анкеты. Полученные из посольства бумаги держали дома на виду, в удобный момент подсунули их Морису, нашему «злому гению», чтобы он наглядно убедился в серьезности намерений.

К нашим планам друзья и знакомые отнеслись по-разному. Одни восприняли более или менее спокойно, другие пытались отговаривать.

– Вы знаете, – говорил один знакомый, – несколько лет назад сестра моей жены выехала с мужем в Аргентину. Они были молоды и полны желания увидеть новое и, конечно, хорошо заработать. Устроились неплохо, но там нужно крепко работать, чтобы жить в достатке. Сейчас очень сожалеют о свершившемся, шлют письма, переполненные тоской по Европе. Я говорю вам все это для того, чтобы вы еще раз взвесили свои шансы прежде чем окончательно решиться.

– Вы не представляете себе все сложности переезда на край света! – говорил другой.

– Вот именно, – пояснили мы. – Если ехать, то только теперь, пока еще чувствуем в себе силы.

– К чему ты, собственно, стремишься? – вопрошал Морис Сепа. – У вас прекрасная вилла, обстановка, машина, вы добились приличного положения. Сомневаюсь, что в другой стране, даже в Австралии, сможете так хорошо устроиться.

– Дорогой Морис, – отвечал Сеп, – раньше ты отзывался об Австралии гораздо лучше: неисчерпаемые возможности, есть где развернуться предпринимателю, чудный климат, нет проблем на рынке труда…

– Ты хочешь сказать, что принял решение под моим влиянием? Я все это говорил, не отрекаюсь, но ты учти – то впечатления моей студенческой юности, а сейчас… Минуло восемнадцать лет, и я стал другим, да и Австралия наверняка измени лась.

– Вероятно, в моем характере есть что-то от предков – вечных скитальцев, – Сеп настойчиво, но мягко продолжал убеждать Мориса. – Вот и я такой же непоседа, как они (по «легенде», известной Морису, родители Сепа в свое время тоже много путешествовали). Меня всегда куда-то влекло, манило. Хочется увидеть новое, испытать себя. Я все продумал и окончательно решился.

Видя, что Сеп тверд в принятом решении, жена Мориса Добривое попыталась повлиять на меня.

– Послушай, милая, ты хозяйка всего того, что нажито таким трудом и любовью. Разве тебе этого не жаль? Неужели ты так легко все бросишь?

– Да, ты во многом права, моя дорогая, – соглашаюсь я. – Откровенно говоря, решаюсь на этот шаг с болью в сердце. Но, понимаешь, не могу перечить мужу…

– Послушайте, у меня идея, – перебивает меня Морис. – Зачем вам продавать виллу и ликвидировать имущество? Можно все устроить иначе. Например, виллу сдадите в аренду, в банке откроете счет и деньги вам будут капать. Вдруг по каким-либо причинам вам в Австралии не повезет, а здесь у вас остается гнездо, куда вы всегда сможете вернуться.

Мудрая голова у нашего «злого гения». Как человек практичный, знающий финансовые дела, Морис здраво оценивал ситуацию. Примирившись в конце концов с нашим твердым намерением уехать, он старался Помочь дельными советами. Его резонные соображения заслуживали внимания, если бы мы действительно переезжали в Австралию. В длительных беседах приходилось в чем-то соглашаться с ним, а в чем-то и возражать, отстаивать уже занятую позицию, скрывая истинные намерения. Опасались дать людям повод к возникновению нежелательных подозрений, что стоило, надо честно признать, немалого нервного напряжения и усилий.

Первый этап – выход из фирмы Бланкоф. Поскольку госпожа Бланкоф пребывала в почтенном возрасте и не могла самостоятельно вести дела, предложили ей продать магазин, вырученную от ее пая сумму частично положить в банк под проценты, а на остальное приобрести акции, чтобы в дальнейшем получать соответствующие дивиденды. Однако, несмотря на свой преклонный возраст, она не согласилась и попросила подыскать ей нового управляющего для ведения дел на место Сепа, а также служащую на мое место. Просьба мадам Бланкоф прибавила нам хлопот, особенно в подборе добросовестного и знающего дела управляющего. В клубе коммерсантов Сепу удалось найти вроде бы подходящего кандидата из числа молодых выпускников коммерческого училища. Мы его представили госпоже Бланкоф, которая согласилась после обстоятельного разговора с ним и консультации с кем-то из друзей. Нового счетовода в бухгалтерию подобрали быстро.

Оформление нашего выхода из фирмы не составило больших трудностей. Мы получили наличный капитал, что полагался по договору (т. е. вернули средства, вложенные Центром, да еще с процентами), перевели деньги на личный счет в банке. Сепу пришлось некоторое время поработать в фирме «на общественных началах» (из уважения к госпоже Бланкоф, что ею было оценено должным образом), чтобы ввести в курс дела нового управляющего. Мадам Бланкоф искренне сожалела по поводу нашего отъезда, поблагодарила за совместное сотрудничество, устроила дома в нашу честь прощальный ужин. Расставание прошло в сердечной атмосфере и весьма трогательно.

Занимаясь подготовкой к продаже виллы, мы прежде всего ликвидировали тайник. Его разобрали, металлические детали были по частям выброшены в различные водоемы, все сгораемое – сожжено, а место, где находился тайник, было приведено в первоначальное состояние.

Продажа виллы несколько затянулась, хотя желающие купить ее нашлись сразу. По вполне понятным причинам нам хотелось получить наличными полностью всю сумму, а стоимость виллы и участка на день продажи была значительной, так что на наше требование мог откликнуться не каждый покупатель. Такой, наконец, нашелся – преуспевающий владелец небольшой мебельной фабрики. Вместе с женой он осмотрел виллу и прилегающий участок, остался, видимо, очень доволен, так как изъявил желание приобрести дом и предложил крупный аванс, тем самым закрепив за собой право на покупку. Однако дело купли-продажи усложнилось. Банк, владеющий ипотекой, узнав о нашем намерении продать виллу, заявил, что сделка невозможна без согласия его правления. Сепу пришлось посетить вице-директора банка и объяснить причину вынужденной продажи дома. Правление назначило комиссию из трех представителей, которые, согласно действующим правилам, произвели инвентаризацию-оценку виллы и дали свое положительное заключение о состоянии строения. Иначе и быть не могло, ибо за десять лет проживания мы существенно модернизировали виллу и участок. После этого, по нашему совету, преуспевающий мебельщик вошел в контакт с вице-директором банка и открыл в нем текущий счет, переведя на него часть капитала из другого банка. В этой операции, собственно, и состоял весь фокус: вместо выбывающего клиента появлялся новый, надежный, то есть платежеспособный, в чем и требовалось убедиться банку. Согласие на продажу виллы было получено, и процедура оформления сделки в нотариальной конторе прошла без препятствий.

Следующий этап – распродажа мебели и хозяйственной утвари, что также оказалось делом не простым. Кое-что приходилось отдавать за полцены, а что продать не удалось, раздали знакомым. Покупатель на автомашину (а содержали мы ее в хорошем состоянии) нашелся по объявлению в газете. Он пошел нам навстречу, согласившись оформить продажу и прием ее в удобный для нас момент, что и было сделано в тот день, когда мы перебрались в гостиницу «Олимпия». Вновь совпадение: с этой гостиницы мы начинали командировку и в ней заканчивали формальности с официальными органами при выезде из страны.

Наконец настал день, когда мы в последний раз обошли опустевшие комнаты. Дом с мансардой за низкой оградой, находящийся на маленькой тихой улочке, казался уже чужим. А ведь сколько лет он был не только нашим кровом, пристанищем, оперативным штабом и узлом радиосвязи, но и самой настоящей обузой, так как при всей нашей занятости с утра и до вечера управляться со всем хозяйством было сложно, тем более что мы были по понятным причинам категорически против наемного труда (имеется ввиду садовник или экономка). Многое связывало нас с этим домом. Немало тревог и радостей пережито в его стенах. Не счесть воскресных и праздничных дней, когда мы, согнувшись над письменным столом, работали с натовскими документами, делали переводы, готовили очередные радиограммы для Центра. Сколько их было принято и отправлено! И все это теперь в прошлом… Почти в прошлом. На душе тихое состояние радости и легкой грусти.

В стране мы прожили пятнадцать лет. Срок солидный. За это время смогли ассимилироваться настолько, что с какого-то момента стали уверенно чувствовать себя «своими среди своих». Во всех жизненных ситуациях научились держать себя точно также, как местные граждане. У нас выработались их привычки, черты характера, формы выражения взглядов, эмоций, манеры реагирования на происходящие события – радостные и малоприятные. Это касалось всех сторон повседневной жизни, работы, поведения. Выезжая в другие европейские страны, мы в разговорах с иностранцами высоко держали марку страны пребывания, с гордостью подчеркивали ее привлекательные стороны, широко известные в мире, при любой возможности демонстрировали «свой национальный» патриотизм. В ответ, как правило, встречали адекватное уважительное отношение к себе.

В первую ночь в гостинице «Олимпия» долго не могли уснуть. За окном стемнело, шел дождь, ветер раскачивал на улице светильник, отчего его тусклый свет время от времени вспыхивал на мокром стекле, бросая отблески в глубину комнаты. Мысли уходили то в прошлое, то возвращались к недавнему настоящему. Вспоминались расставания со здешними друзьями, думалось о предстоящих встречах в Москве.