Текст книги "Призрак из Ауры (СИ)"
Автор книги: Наталья ДеСави
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Вдень праздника зал ресторана был красочно убран, настроение у всех приподнятое, музыканты в ударе. Повсюду мелькали смешные и подчас оригинальные маски, смех и возбужденные голоса снующих туда и сюда гостей тонули в мелодичных звуках музыки. Но вот умолк оркестр. Развеселившиеся и одновременно утомленные танцами пары расходились по своим столикам с желанием утолить жажду освежающим напитком или хорошим вином, побеседовать с партнером или соседями, отдохнуть и приготовиться к следующему туру. Мы старались полностью отключиться от житейских забот и предавались праздничному настроению. Однако как раз в такие минуты, когда чуть расслабишься, жизнь нередко преподносит свои сюрпризы.
Неожиданно я заметил, что человек в маске, сидящий за столиком напротив нас через танцплощадку, усиленно присматривается к нам. Хотя неизвестный господин был укутан в зеленую накидку «Лешего», я признал в нем Лимба. Рядом с ним сидела дама в костюме испанки, видимо, его жена. Я был наряжен под турка – с черными усами, в красной феске с черной кисточкой, Жанна оделась в японское кимоно.
Как видно, Лимб узнал меня и направился к нашему столику, кланяясь направо и налево.
– А вот и Леший к нам пожаловал, – сказал я, обращаясь к сидящим за столиком и давая тем самым понять Лимбу, что встреча с ним нежелательна.
– Милые маски! Леший осмелился побеспокоить вас, чтобы поздравить всех с веселым карнавалом.
– Благодарим тебя, Леший, за добрые поздравления. Мы также желаем тебе хорошо провести вечер в непривычной для тебя обстановке, – ответил дружно весь столик, весело смеясь.
– Я, Леший, и все мои родичи болотно-лесные желаем вам веселого настроения, много смеха, улыбок и танцев до упаду, – естественно и непринужденно сыпал он любезными словами. А если встретитесь с Лешим в лесу, не бойтесь его, как видите, не такой он уж и страшный, – закончил он шуточное обращение.
Компания за столиком горячо зааплодировала ему. А он пошел дальше, развлекая подобным образом гостей за соседними столиками. Меня озадачило происшедшее. По существующей между нами договоренности, при случайной встрече где-либо друг к другу не подходим, делаем вид, что незнакомы. Только я мог по своему усмотрению при необходимости подойти в таком случае к Лимбу. Позднее, коснувшись карнавального бала, он пояснил:
– Когда ты на меня так дружески посмотрел, я подумал, что могу к тебе подойти и поприветствовать, ведь мы оба в масках и костюмах. Однако, пересекая танцплощадку, заметил, что ты повернулся к гостям и отрекомендовал меня как Лешего. Стало вдруг как-то не по себе от мысли, что я совершаю ошибку. Но возвращаться было уже поздно, решил разыграть шутку. Вроде бы получилось как экспромт?
Надо отдать Лимбу должное – выход из пикантной ситуации он нашел быстро и вполне удачно, артистично сыграл карнавальную сценку. Наши друзья Стивенсоны так ее и восприняли.
Однажды мы встретились с Лимбом в пригородном ресторане. Вошли в зал, заняли свободный столик. Я обвел взглядом присутствующих и неожиданно заметил хорошо знакомого мне по делам бизнеса Эрнеста Оуэна, который дружил к тому же с Морисом. Увидев нас, точнее меня, он встал из-за стола и направился к нашему столику. Я тоже встал и пошел навстречу, дружески улыбаясь, чтобы избежать необходимости представлять ему Лимба.
– Господи, вот так встреча, – Оуэн радушно пожал мне руку. – А я здесь с друзьями, – показал в сторону столика, за которым сидели дамы и мужчины. – Приехали сюда поужинать и провести вечер за игрой в скат. Здесь тихо, уютно и никто не мешает.
Закончив монолог, Эрнест, однако, пошел не обратно к друзьям, а… прямо к Лимбу. Они по-приятельски обменялись общими, ничего не значащими фразами, что, мол, давно не видели друг друга, и Оуэн ушел к ожидавшей его компании. Мелькнула мысль, что если Эрнест расскажет о встрече в ресторане Морису, тот без внимания данный факт не оставит, К счастью, такого не случилось. Вероятно, Эрнест Оуэн никому об этой встрече не рассказал по соображениям «личной безопасности», так как развлекался в ресторане без жены и наверняка со своей подругой.
Я бросил взгляд на Лимба, как бы ища ответа на роившиеся в голове вопросы. Тот сидел нахохлившись, слегка склонив голову, его белесые брови ка-, зались еще более выцветшими на фоне красновато-загорелого лица. По всему было видно, что ему сейчас не до излюбленного блюда – фондю. Покидая ресторан, мы на ходу попрощались с Эрнестом. Лимб потом объяснил, что Оуэн – его бывший сокурсник по университету, вместе вступили в содпар-тию, посещали один и тот же спортивный клуб. Позже их пути разошлись.
Представьте себе, «нештатную» ситуацию может создать даже филологический казус. Был такой случай. Шумная немецкоговоряшая компания, сосиски и пиво, шутки и смех, я несколько увлекся разговором и, когда к месту надо было сказать нечто, по смыслу похожее на русское выражение «масло масляное», так и произнес – «бутер-буттерлих». В немецком языке такого словосочетания не найти. Я сделал кальку, то есть буквально перевел наше русское выражение на немецкий язык. Спохватился, но поезд уже ушел – не поправить. Реплика, правда, вызвала общий смех и была воспринята как подходящая случаю острота. Я мысленно поблагодарил судьбу, что в этой компании никто не знал русского языка и потому не уловил примитивного перевода.
Вообще, нам нередко приходилось случайно встречаться – в магазинах, в поездках – с проживающими в стране русскими, представителями так называемых первой и второй волны эмиграции из России. Иногда «натыкались» на командированных из Советского Союза или сотрудников наших заг-ранучреждений, которых легко узнавали по русской речи. В таких случаях что-то внутри автоматически срабатывало, и мы немедленно удалялись от них, не вступая в разговор.
Неожиданная ситуация сложилась сразу же по приезде, когда мы впервые сняли комнату у местной жительницы мадам Кассой. Оказалось, что этажом выше проживала пожилая русская эмигрантка Ирина Брагина, которая дружила с хозяйкой и часто ее навещала. Из уважения к нам доброжелательная мадам Кассой иногда приглашала нас и эмигрантку к себе на чашку кофе, а в воскресные дни устраивала совместные поездки на лоно природы. Для нас общение с соотечественницей было тягостным и напряженным. Приходилось постоянно быть начеку, тщательно следить за речью и поведением. Ирина Брагина часто переводила разговор на русскую тему: «Ох, как было хорошо когда-то жить в России при царе!» и тому подобное, иногда вставляла русские слова.
Со временем я убедился, что наши агенты не любят встречаться «на сухую». Учитывая это, я выбирал малопосещаемые, находящиеся в немноголюдных местах загородные рестораны. Как правило, садился за свободный столик в углу лицом к двери, чтобы видеть всех входящих, и в зависимости от количества посетителей и их месторасположения в зале на протяжении всей беседы вел разговор нормальным или слегка приглушенным голосом.
В одну из суббот я, как обычно, встретился с Лимбом в так называемом «Аргентинском поместье» в окрестностях столицы. Стоял ясный и жаркий день, в самом разгаре сенокосная пора, и в воздухе пахло свежескошенной травой. Блуждая в лесном массиве, обсуждали текущие оперативные дела, вопросы международной обстановки, не опасаясь, что нас кто-либо услышит. Свернули на тропинку, что вела к придорожному ресторану с широкой верандой, где мы уютно расположились за столиком. Народу было мало, лишь отдельные посетители. Прекрасная обстановка для конспиративной беседы.
Неожиданно рядом с нашим столиком расположилось общество милых дам среднего, как говорят, «бальзаковского» возраста, разговаривавших между собой на русском языке. Из беседы я уловил, что женщины принадлежали к обществу русских граждан в этой стране, они увлеченно обсуждали тематику очередного номера журнала «Патриот».
Лимб к тому времени завел речь о приехавшей в страну труппе Государственного Большого академического театра, вспоминал свой визит в Москву вскоре после окончания Великой Отечественной войны. Я нажал под столом ему на ногу. Он взглянул на меня, покрутил головой вправо-влево, не найдя ничего настораживающего, невозмутимо продолжил:
– Наш театр отличается и широким репертуаром, и составом труппы, однако с русским Большим, конечно, не сравним…
Пришлось более решительно и резко повторить сигнал, что его удивило и смутило. Умолкнув, он сосредоточился на закуске, а я перевел разговор на другую тему. Только после обеда по дороге смог объяснить ему свою резкую реакцию и еще раз попросил не вести в общественных местах разговоры на темы, касающиеся России.
– Я же ничего особенного не сказал, – оправдывался Лимб, – просто тепло отозвался о Большом театре. Многие говорят об этом.
– Но ведь ты говорил так, как если бы мы оба хорошо знакомы с Большим театром и являемся знатоками русского балета, – пытался объяснить ему ситуацию, – а рядом сидят русские женщины, они могли услышать и обратить на нас внимание.
– Люди говорят между собой и о России, и о советском искусстве. Многие отзываются весьма позитивно, – не унимался Лимб.
Его настойчивость мне не понравилась, и я сдержанно, но необычно сухо сказал:
– Да, но нам этого делать не следует, чтобы не поставить под удар дело, которому мы с тобой служим.
– Я понимаю, – вздохнул он, – таков наш нелегкий крест…
Пытливый ум Лимба и его обширные связи среди различных по социальному положению людей приводили к получению полезной, подчас неожиданной информации. Однажды он с многозначительным видом спросил меня:
– Не заинтересует ли вас некто Конради? Он постоянно живет, кажется, в Швейцарии, а сейчас по каким-то делам прибыл на пол года к нам.
– Не тот ли это Конради, который убил в Лозанне советского полпреда Вацлава Воровского?
– Да, именно тот, – кивнул Лимб, внимательно следя за выражением моего лица.
Мы незамедлительно отправили в Центр телеграмму. Ответ из Москвы был краток: «Никаких шагов в отношении Конради принимать не будем. Держите его в поле зрения».
В другом случае пришлось «поправлять» Лимба, воспитывать, благо, что он воспринимал это с пониманием и без обид.
В середине августа 1956 года Лимб отправился на своей машине в ФРГ, в краткосрочный, отпуск. По дороге решил навестить своего старого друга, члена Германской компартии. На рассвете, подъезжая к дому товарища, Лимб заметил необычно усиленное движение полицейских машин в городе. «Что бы это могло означать?» – подумал он, не придав особого значения ажиотажу блюстителей порядка. Зашел к товарищу – в квартире встревоженная жена друга.
– Что-нибудь случилось? – спросил Лимб, предчувствуя недоброе.
– Сегодня ночью муж получил условный звонок по телефону. Правительство Аденауэра приняло решение о запрете компартии Германии. В городе идут обыски и облавы на членов партии.
– И где сейчас твой муж?
– Он еще ночью спешно покинул дом, даже ничего с собой не захватил. Тебе тоже здесь не следует задерживаться. Вот-вот полиция нагрянет сюда.
– Может быть, ему надо чем-то помочь?
– Не мог бы ты ему завезти пару рубашек. Я мигом соберу. Находится он в надежном месте.
И она назвала адрес, по которому скрывался муж.
Когда Лимб сел в машину, то в зеркале заднего вида заметил, как к дому подъехала полицейская машина. Они разминулись буквально минутами. К счастью Лимба, полицейских не заинтересовала его машина с иностранным номером, и ему удалось без помех доставить сумку с бельем товарищу, ушедшему в подполье.
Вернувшись из отпуска, Лимб подробно рассказал мне о своих приключениях во время поездки.
– Конечно, мужская дружба и взаимовыручка – дело хорошее и нужное, – начал я издалека, – однако тебе необходимо всегда помнить о том, кто ты, понимаешь?
– А что, разве я поступил неправильно?
– В обычных условиях я наверняка и сам бы так поступил, но в данном случае ты допустил ошибку.
– Я только помог другу в беде, что в этом плохого?
– Ты помог в беде нашему единомышленнику, и за это тебе большое спасибо. Видишь ли, твой поступок не увязывается с железными правилами конспирации нашего сотрудничества. Посуди сам, ты помог товарищу, а себя поставил под надзор полиции. Твой друг наверняка обошелся бы и без запасной пары рубашек. Сравни сам, что важнее: пара белья или та работа, которую ты выполняешь с нами вместе? Пойми меня правильно. Твои действия в данном случае нельзя одобрить. Это неоправданный риск, последствием которого вполне мог бы быть провал.
– Не надо сердиться… Ведь полиция вообще не обратила на меня внимания. Я уже отъезжал, когда они подъехали, – упорно настаивал Лимб.
– Согласен, однако номер твоей машины могли заметить соседи, прохожие и сообщить полиции. А «Интерпол», как ты знаешь, работает четко.
– Да-а, о таком варианте развития ситуации я не подумал, – с сокрушенным видом протянул Лимб.
– Давай договоримся: больше такой самостоятельности не проявлять. Наша безопасность заключается в неукоснительном и строгом соблюдении конспирации и разумной осторожности, что является основой успеха нашего важного и ответственного дела. И к этому надо отнестись очень серьезно.
Лимб молча и сосредоточенно внимал моим словам.
– Сейчас самое главное – убедиться в том, что ты не находишься на примете у местной полиции, – продолжил я как можно строже. – От выполнения оперативных заданий придется временно нам с тобой воздержаться. Так надо. Следи внимательно за обстановкой вокруг себя, не будет ли попыток со стороны завязать с тобой знакомство, случаев навязчивого общения или слежки. Со своими информаторами пока не встречайся. Следующую встречу проведем через месяц. Так надо, повторяю, в интересах твоей безопасности и нашего общего дела.
Я видел по напряженному выражению лица, как Лимб тяжело переживал «отлучение» на месяц. Но вняв, как говорится, голосу разума, он согласно кивнул головой.
Случались и другие «рабочие моменты», но в целом мы сохраняли атмосферу крепкой дружбы, взаимного доверия и симпатии.
Бывают иногда «нештатные ситуации» и в Центре, хотя, быть может, не такие острые и не с такими возможными драматичными последствиями, как у нелегалов. Сама разведка с нелегальных позиций, где, казалось бы, каждому расписано, что и как делать в Центре или здесь, за рубежом, в рамках очерченных штатных ситуаций, всегда оставляет поле для импровизации в случае возникновения непредвиденных обстоятельств: ведь всех сочетаний случайных, нелепых, непредвидимых фактов и факторов не предусмотришь, как ни старайся. И конечно, каждый сбой, неувязка, когда что-то не так вдруг происходит за рубежом, вызывает в Центре малые или большие «нештатные ситуации», добавляет седин, особенно если причина кроется в нечетком срабатывании технологической цепочки.
К сожалению, порой случается, что разведчик, находясь за рубежом, сталкивается с просчетами, допускаемыми его коллегами в Центре. Причем в такие острые, критические моменты, когда их меньше всего ожидаешь. Что делать нелегалу в таких поистине «нештатных ситуациях»? Можно, конечно, возмущаться, переполняться справедливым негодованием и… оставаться без радиосвязи, документов или валюты, то есть усугублять просчет, допущенный в одном из звеньев разведывательной цепи, своими собственными ошибками. А можно, относясь к неувязкам в столь сложном разведывательном организме трезво, философски, как к чему-то возможному и неизбежному, искать выход из подобных ситуаций, стремясь ослабить негативные последствия сбоя и вновь восстановить четкость в действиях.
Разведчик-нелегал не вправе растрачивать душевные силы и время на бесплодные поиски причин «сбоя» или виновного в нем. Высокая ответственность за безопасность Отечества понуждает разведчика с пониманием относиться к превратностям судьбы.
В конце каждого года мы получали из Центра новую программу односторонней радиосвязи на первое полугодие. Однако на этот раз нам ошибочно прислали программу радиосвязи не на первое полугодие 1964 года, а на второе, то есть практически мы остались без связи на целое полугодие, так как не знали новых частот, позывных, дней и часов работы Москвы для нас. Сообщив об этом неприятном недоразумении в Центр, я решил самостоятельно поискать выход из создавшегося положения, благо опыт, приобретенный в годы войны в тылу врага, когда приходилось работать на рации и на прием, и на передачу в особо тяжелых условиях, меня кое-чему научил.
Начиная с 1 января я терпеливо стал искать московский передатчик в обычные для связи вечерние часы и в предполагаемом по наитию диапазоне частот. Надеялся разыскать передатчик по «радиопочерку» оператора, что является своеобразной визитной карточкой. Один вечер, второй, третий. Обычная разноголосица в эфире. Наконец-то слышу знакомые всхлипывания морзянки. Еще не веря в удачу, записываю передаваемый цифровой текст. Рядом стоит Жанна и с нетерпением и любопытством заглядывает мне через плечо, тут же определяет, что передача адресована именно нам. Это был запрос в отношении полученной от Брига информации о Едином комплексном оперативном плане по Европе (ЕКОП 1), разработанном в НАТО. Поскольку информацией мы уже владели, то на следующий день подготовили и направили в Центр двумя сеансами соответствующее сообщение. Позднее стало известно, что там немало удивились: программы связи, мол, у них нет, а ответ на запрос поступил. В последующем, уже в Москве, специалист радиоцентра говорил мне, что подобного случая нахождения своего корреспондента в эфире в его многолетней практике он не припомнит.
В зарубежной командировке возникало немало поучительных и любопытных ситуаций, которые никакого отношения к разведке не имели, но постоянно дополняли наши знания о местных порядках, нравах и обычаях, о поведении людей в различной обстановке. Пришлось как-то по почте отправлять небольшую посылку местным знакомым. Передал сверток почтовому служащему, заплатил положенную сумму почтовых сборов. Чиновник, получив деньги и произведя регистрационные записи, потерял ко мне интерес и стал заниматься другим клиентом. Тогда я попросил квитанцию, что мне казалось вполне естественным. Далее я пережил, наверное, один из самых неприятных моментов за первые годы пребывания в стране.
– Вы что, не доверяете почте, ставите под сомнение мою репутацию? – возмутился почтовый служащий.
Чувствовал я себя довольно препротивно, когда недовольный почтовик напомнил мне, что квитанция выдается лишь на заказные отправления. Что поделать, такие вещи следовало бы хорошенько знать, да и заранее. После извинений я покинул почту, как пришибленный.
Однажды близкая подруга Жанны по работе пригласила нас на свадьбу ее дочери. Вместе с красочно оформленным пригласительным билетом мы получили длинный список-перечень различных бытовых предметов: от мебели, постельного белья до хозяйственных мелочей. Некоторые предметы в этом списке были зачеркнуты. Возник тот же сакраментальный вопрос: что бы это значило? Спрашивать у Катерины, подруги Жанны, или у других знакомых не решились, интуитивно почувствовав, что можем попасть в неловкое положение. Поразмыслив, пришли к выводу, что это, вероятно, список предметов для свадебного подарка.
Как во многих подобных случаях, выручил наш старый добрый друг Лимб, встречу с которым как раз в это время я проводил. Ситуация прояснилась. Оказалось, что приглашенные на свадьбу действительно должны по своему усмотрению выбрать в перечне из оставшихся невычеркнутых предметов подарок молодоженам, а список возвратить устроителю свадьбы. Таким путем родители молодоженов регулируют поступление традиционных свадебных подарков, чтобы не случился «перебор» одних и тех же вещей. Что ж, весьма практично! Очень симпатичный обычай, о котором мы, к сожалению, ничего не ведали. В дальнейшем мы еще дважды принимали участие в церемониях бракосочетания и уже чувствовали себя более уверенно: и в церквах на отведенных нам местах, и за свадебным столом.
Одно время я «увлекся» коллекционированием почтовых марок, что служило оправданием наличию в доме сильной увеличительной лупы и других приспособлений, необходимых для оформления разведывательных сообщений. Как известно, филателией увлечены миллионы коллекционеров во всех странах мира, люди самого различного возраста, социального и материального положения. Например, страстным коллекционером был президент США Франклин Делано Рузвельт. Существуют многочисленные клубы и союзы филателистов, объединенные в официальные национальные организации, которые, в свою очередь, являются членами международной федерации – ФИП. Постоянно проводятся филателистические выставки, издается обширная специальная литература: газеты, журналы, каталоги и буклеты.
Хотя я и не состоял членом клуба филателистов, но нередко приходил на их встречи, посещал выставки, приобретал специфические для этого дела познания: ведь если долгое время оставаться дилетантом – значит потерять уважение к себе. Не мудрствуя лукаво, начал собирать марки по распространенной и, очевидно, самой популярной тематике – флора и фауна. Ограничил себя и свои интересы группой европейских стран.
Среди коллекционеров встречались люди самых различных профессий, интересные и солидные. С одним из них на почве филателистических интересов мы провели взаимовыгодную коммерческую операцию, когда я стал совладельцем фирмы Бланкоф. Ранее это «хобби» помогло мне увереннее себя чувствовать на работе в фирме «Контакт» в то время, когда мы находились «под колпаком» у спецслужб.
Общий интерес к маркам сблизил меня с техником Рене, серьезным филателистом, обладателем солидной коллекции. Я обращался к нему за консультациями, оказывал Рене большее внимание, чем он получал от других коллег. В силу ряда при – чин семейного характера Рене попал в затруднительное финансовое положение и обратился ко мне с просьбой одолжить ему некоторую не очень крупную сумму. Поскольку «под честное слово» в долг давать не принято, техник сам предложил мне в залог часть марок из своей коллекции, стоимость которых, по его словам (и она соответствовала действительности, я проверял), превосходила сумму долга. Я пошел ему навстречу. Через обусловленный срок Рене возвратил долг, а я – марки. Так у меня на работе появился надежный друг, через которого дополнительно я контролировал складывающуюся вокруг нас обстановку. В общем, в части обычных человеческих увлечений мы с Жанной не отличались от окружавших нас местных граждан – каждый имел свое «хобби»: Жанна – фотосъемку флоры и фауны, а я – филателию.
А случай, который со мной однажды произошел, я всегда вспоминаю с чувством глубокой досады: впервые столкнулся с миром проституции. Властями этот вид занятий не поощряется, но и не запрещается, дома с красным фонарем над входом можно встретить и на центральных улицах столицы, однако встречаются ловцы мужских душ и на тротуарах переулков. Как-то вечером Жанна попросила меня заехать за ней в кафе «Континенталь», где группа изучавших иностранный язык условилась поужинать. Я прибыл к заведению немного раньше и заглушил мотор. И тут заметил девушку, которая, приветливо улыбаясь, делала мне знак рукой, чтобы я открыл дверь. Полагая, что она хочет что-то спросить, я поднял кнопку двери. В следующий миг она бесцеремонно впорхнула в машину, скрестила руки на коленях и ласково сказала:
– Добрый вечер, дорогой. Можно ехать.
– Куда ехать? – удивленно спросил я, не понимая, что, собственно, происходит. – Вы, наверное, ошиблись?
– То есть как ошиблась?
– Я не понимаю, куда вы хотите держать путь?
– Как куда? – глаза ее посмотрели на меня изумленно. – Куда хочешь. Можно ко мне, а можно и к тебе.
Тут только до меня дошло, что это девица легкого поведения.
– Извините, мадемуазель, вы ошиблись адресом. Я приехал за женой, она сейчас находится в этом кафе.
– Ах, вот оно что! А я думала, мы знакомы… Нуну, смотрите, как знаете… – «дама» не закончила фразы, кисло улыбнулась и вышла из машины.
Когда я закрывал дверцу машины, ко мне быстрым шагом подошла другая девушка, которую я заметил стоящую невдалеке на тротуаре. Она, очевидно, наблюдала за происходящим.
– Может быть выйдет со мной? Как вижу, вы не договорились с моей подругой! – напрашивалась она, заманчиво улыбаясь.
Меня передернуло. Передо мной стояла стройная среднего роста, со вкусом одетая весьма миловидная девушка. Высоко заколотые пушистые светлые волосы, ярко подкрашенные, по-детски еще капризные губы, сильно подведенные а-ля Клеопатра веки и ресницы светлых глаз – все это еще больше подчеркивало ее естественную красоту и выделяло из общей среды. Устремив на меня свой пытливый взгляд, она кокетливо застыла в ожидании.
– Да, оставь ты его! Не видишь, он приехал за женой, – серьезно проговорила первая девушка. – Он же ручной, домашний котик… с этими словами она резко повернулась и пошла прочь, увлекая за собой подругу.
Присоединившись к обществу в кафе, я извинился за опоздание, и весело рассказал о случившемся.
– Вы легко отделались! А могло быть и хуже, – добродушно смеялся преподаватель, хорошо знавший нюансы городской жизни. – Они ловко умеют очаровывать мужчин… В другой раз не будете кружить здесь на машине в поздний час.
Шутка шуткой, но если это случится во время выполнения задания, то тут уж будет не до смеха.
Потом я выяснил, что это место в столице является «злачным» уголком в вечернее время, а мое поведение (приехал один и не выходит из машины) как раз походило на образ действий тех, кто ищет развлечений. Снова наука: город, где ты живешь в стране пребывания, надо бы знать получше. Не только исторические достопримечательности, расположение государственных, военных и полицейских учреждений, но и… «злачные» места.
Однако случались и такие ситуации, когда по собственной вине я оказывался в центре внимания.
Приближался Новый, 1955 год. Это был самый приятный и радостный праздник для нас, ибо другие наши советские праздники там не отмечались. По приглашению друзей мы решили встретить его в «Доме культуры», где устраивался новогодний бал.
И на этот раз красиво разукрашенная гирляндами и игрушками елка, ослепительные хрустальные люстры, воздушные шары, оркестр, нарядно одетые и веселые гости – сама атмосфера оживляла и радовала.
Но вот музыка умолкла и развеселившиеся гости разошлись по своим столикам, чтобы утолить жажду шипящим, искрящимся шампанским. Но вдруг в разноголосице раздался веселый, звонкий голос появившегося на сцене конферансье, который старался утихомирить расшумевшийся зал:
– Уважаемые дамы и господа! Непредвиденное обстоятельство заставило меня обратиться к вам: посмотрите, пожалуйста, не потерял ли кто из вас обручальное кольцо? – при этом он высоко поднял руку, между двумя пальцами которой блеснуло кольцо.
Под общий шум и смех многие мужчины принялись рассматривать свои руки, а нашлись даже и такие дамы, которые шутливо помогали им, желая лично убедиться в «верности» своих благоверных. К своему изумлению, я обнаружил отсутствие на пальце обручального кольца. Тут я вспомнил, что кольцо мне было великовато, на что до сих пор не обращал внимания. Вероятно, это произошло в момент, когда в разгар танца неожиданно в потолке зала открылся потайной люк, из которого медленно, как пушистые снежинки, стали опускаться на танцующих разноцветные воздушные шары, за которыми я также увлеченно охотился.
Вот так случай! В погоне за шарами я нашел на полу дамские часики с золотым браслетом, а как Кольцо соскользнуло с пальца даже не заметил, – с виноватой усмешкой сказал я, обведя всех сидящих за столиком смущенным взглядом.
Гости в зале весело смеялись и аплодировали, когда конферансье на сцене вручал мне кольцо. В то же время он был немало удивлен, когда я одновременно протянул ему найденные мною часы. Попросив меня задержаться, он вновь призвал всех к тишине.
– Уважаемые дамы и господа! Любопытный случай! В новогоднюю ночь одно и то же лицо, теряя обручальное кольцо, находит дамские часики. Как это понять?
Тут гости оживились еще больше, зал вновь огласился дружным смехом. Подняв руку с часами вверх, конферансье нарочито торжественно обратился в зал:
Уважаемые дамы! Потерявшую эти часы, прошу подняться ко мне.
На сцену стремительно поднялась моложавая стройная брюнетка в атласном платье с броским декольте. Она с любопытством взглянула на меня блестящими уголками больших глаз.
– Это я потеряла часы, – произнесла она приятным тембром, обращаясь к конферансье с игривой улыбкой. Осмотрев часы, дама радостно воскликнула: «Да, да… это именно они… памятный подарок для меня. Большое вам спасибо.»
– Благодарите не меня, а вот этого господина, – указал он на меня, напряженно наблюдавшим в молчаливом ожидании за развитием событий.
– Я вам очень признательна, – ласково обратилась она ко мне, грациозно протянув мне при этом руку, к которой я в галантном поклоне слегка приложился губами.
Поблагодарив конферансье легким кивком головы, я учтиво проводил даму к ее столику. Вновь заиграл оркестр, и в ритме вальса все поплыло, закружилось вокруг. Поддавшись этому настрою, я вскоре забыл об этом эпизоде. Но полученный урок учел и немедленно устранил ошибку с размером обручального кольца, который, кстати сказать, был получен на складе при спешной экипировке.
Рассказ Жанны о викторине напомнил мне аналогичный случай, что произошел со мной, когда я работал в фирме «Контакт». Предстоял такой же выезд сослуживцев на уик-энд. За несколько дней до поездки каждому из нас поставили задание, конечно шуточное: предлагалось определить оптимальный маршрут к загородному ресторану, где состоится совместный обед. Конечный пункт следования не сообщался (это был секрет организаторов поездки), но давались ориентиры по маршруту от центра столицы до места назначения: старая ветряная мельница, замок, известный своим глубоким колодцем, мукомольное предприятие, мост с односторонним движением, канал, лагуна и, наконец, ресторан, главный зал которого украшен оленьими рогами. Предлагаемые кратчайшие маршруты передавались организаторам в закрытом конверте накануне поездки. Выигравшего ожидал приз – новый атлас автомобильных дорог Европы.
Во время шумного и веселого обеда пришел черед открывать конверты. Все устремили взоры на ведущего. Я несколько смутился, узнав, что из сорока человек я оказался единственным, правильно указавшим маршрут и название ресторана. Мои топографические познания местности некоторых удивили. Пришлось оправдываться любознательностью, частыми выездами для отдыха на природу. На самом деле это было полуправдой. Мы с Жанной действительно хорошо знали окрестности, так как немало поколесили по округе не с туристическими или развлекательными целями, а в интересах успешного проведения разведывательных операций. Так что мой приз – новый атлас – тоже оказался нелишним в нашем оперативном хозяйстве.
