Текст книги "(Не)естественный отбор (СИ)"
Автор книги: Наталья Бутырская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 37
После Настиного ухода я не знал, чем себя занять. Побродил по квартире, ощущая странную гулкую пустоту в стенах, которой раньше не замечал, включил телевизор, пощелкал каналы, поймал себя на мысли, что перелистал их уже три раза. Выключил телевизор. Протер пыль, принял душ, вспомнил, что сегодня не ел, пошел на кухню, но перед холодильником понял, что не голоден.
Бесконечный вечер.
Может, стоило пойти следом? Как в самом начале, когда я неделю ходил за ней тайком? Но это уже неуважение ее мнения, ее только-только восстановленной личности.
Неужели все отвергнутые оборотни чувствуют себя также? И Крис тоже? Хотя, скорее всего, нет. У нас надежды рубятся на корню сразу же, без рассусоливаний и лжи. Если бы я смог отказаться от Насти при первой встрече, то сейчас бы жил спокойно в своей пустой квартире.
Жалею ли я о том решении? И да, и нет. Жалею, потому что сейчас было больно, и радуюсь, ведь у меня все же были потрясающие минуты, проведенные возле нее.
Я когда-нибудь смогу еще раз пойти в Оборотень-парк?
На следующий день я запланировал большую развлекательную программу, так как не хотел просидеть весь вечер, прокручивая в памяти события из того времени, когда мы были вместе.
Сначала сходил в кино и досидел до самого конца, хотя редкие романтические вставки корежили мне сердце, затем направился в Экстрим. Физические нагрузки и предельная концентрация всегда отлично выбивали ненужные мысли из головы.
Друзья Лея уже были там и под руководством Вика тренировались правильно роллить. Я усмехнулся: раньше бы никогда не подумал, что Вик, талантливый, но завистливый трейсер, возьмет на себя роль наставника. Обычно в парке новичкам помогали так, между делом, во время передышек между упражнениями и пробежками, но в этот раз друг взялся всерьез за дрессуру молодежи.
Выйдя из раздевалки, я заметил крепкую фигуру Крис, она неторопливо разогревала мышцы на спортивной площадке.
– Привет! Айда в тандем на пятерке? – крикнул я ей издалека.
– Хорошо. Я альфа! – как всегда, легко откликнулась она.
Приготовились, раз, два, три! Крис оттолкнулась и взлетела на двухметровую стену – первое препятствие, спустя вздох я повторил ее движение. Вдох – толчок, выдох – кувырок, вдох – разбег, выдох – уступ.
Проходить трассу в тандеме рискуют далеко не все опытные трейсеры, и трудно сказать, чья роль сложнее: ведущего или ведомого, альфы или беты. Альфа задает ритм, контролирует дыхание обоих участников, подбирает оптимальный маршрут и подходящие движения. Если альфа превосходит бету по навыкам, то тандем может нарушиться из-за несоблюдения принципа зеркала, если альфа трейсит хуже беты или берет слишком низкий темп, то тандем также рассыпается. Альфа не должен останавливаться, ведь в любой момент к нему в спину может прилететь ведомый. И главное, альфа должен быть полностью уверен в бете, не прислушиваться к нему, не замедляться, а четко идти по маршруту, лишь каким-то седьмым чувством улавливая движение позади себя.
Задача беты – не отставать больше, чем на один вздох, и двигаться точно так же, как и альфа, но с сохранением дистанции. Если бета приблизится больше, чем нужно, то оба участника могут получить травмы, если бета чересчур отстанет, то пропадет красота движения. И главное, бета должен полностью быть уверен в своей альфе, так как любое колебание моментально рушит красоту и настроение тандема.
Но если ведущий и ведомый равны по умениям и сыграны, то тандем превращается в настоящее чудо.
В роли беты я полностью отдался на волю Крис, своей альфы, и казалось, что меня уже нет в этом мире, есть только моя оболочка, невидимыми нитями привязанная к телу Крис, и каждый взмах ее руки, каждый прыжок и каждый вдох с едва заметной задержкой передавались мне. Я ощущал себя ее тенью, плавно скользящей по стенам и барьерам, слышал ее мысли, дышал ее легкими, и в груди стучало ее сердце.
Полное подчинение и абсолютная свобода. Безмятежность и полет. Красота и мощь.
Последний кувырок. Крис перекатилась через плечо, встала и сделала шаг вправо ровно настолько, чтобы после такого же переката я сумел встать на ее место.
Возле финиша ребята, подтянувшиеся туда за время проходки, бурно зааплодировали и засвистели, у новичков горели глаза, и Вик, яростно жестикулируя, втолковывал, что в тандем им пока идти рано. Кто-то снимал наш проход на видео, надо будет попросить не выкладывать кадры, где можно разглядеть наши лица, или как-то замаскировать их.
Мы с Крис обнялись, все еще чувствуя ту духовную связь, появившуюся за время прохождения трассы. Я счастливо улыбался, впервые за долгое время очистив себя от ненужных мыслей. А потом я увидел ее…
Настя стояла поодаль, рядом с Леем, и хлопала вместе со всеми.
Внутри меня все снова оборвалось, и привычно заныло в груди. Я совсем не ожидал ее увидеть в Экстриме. Крис шепнула:
– Это я ее сюда позвала. А то она совсем зачахнет в одиночестве.
Я ничего не ответил и направился к ней, пробираясь через толпу и игнорируя вопросы. Остановился прямо перед ней.
– Привет. Как переезд? Как на новом месте? – голос мой прозвучал спокойно и как-то обыденно, словно мы просто знакомые, обменивающиеся пустыми репликами при случайной встрече.
– Все хорошо. У меня чудесная хозяйка. Сегодня она специально встала пораньше, чтобы напечь мне блинчики, – также ровно ответила она, не отводя глаз.
– Это хорошо, – отозвался я. – Вы познакомились с Леем?
– Да, сегодня. Никогда бы не сказала, что он эльф, и уж тем более, что ему всего двадцать. На редкость сообразительный паренек.
– Да, это так, – сказал я и замолчал. Что я должен был еще спросить? О чем рассказать? Не умолять же ее вернуться? Или позвать на свидание? Ведь вроде бы так поступают люди при ухаживании. – Ну ладно, мне пора. Еще увидимся.
– Пока. И вы очень красиво бежали с Крис. Невероятное зрелище.
– Спасибо. Да, мы с Крис хорошо сработались, – кивнул я и медленно побрел к раздевалке. Вот только почему Крис не подумала, каково мне будет увидеть Настю?
Я не предполагал, что Настя может прийти в Экстрим, поэтому и чувствовал себя свободно, но теперь, зная это, смогу ли я тренироваться, не оглядываясь по сторонам с надеждой вновь увидеть ее, смогу ли пробежать трассу, не задумываясь о том, смотрит ли она на меня? Скорее всего, нет. Поэтому Экстрим отныне для меня закрыт. Сколько я смогу выдержать?
На третий вечер после ее ухода я решил бродить по улицам, пока не устану и не захочу спать, и, не заходя домой, после работы сразу пошел куда глаза глядят. Без мыслей, без отслеживания маршрута шел вдоль дорог, останавливался на светофорах, заходил во дворы и незнакомые закоулки. Когда мне захотелось пить, то в первом попавшемся магазинчике купил бутылку воды, а потом устроился на синей скамейке с треснувшей посередине доской возле ближайшего дома.
– В кого ж ты такая дура пошла? Опять на тебя жалуются! Тебе сложно рот открыть и слово сказать? И зачем я тебя на эти занятия записала, ты ж по-русски толком не говоришь! Куда тебе английский? Блин, тварь неблагодарная! Чего смотришь, глазенки вылупила? Что, я не так что-то говорю? – громкий женский голос отвлек меня от тягостных мыслей. Невольно я поднял голову и посмотрел, кого ж там так ругают. – Я целыми днями вкалываю на этой чертовой работе, жопу рву, головы от монитора не поднимаю, пытаюсь заработать немного денег, чтобы хотя бы ты нормальной жизнью пожила! А ты что? «Гудмонинг» сказать не можешь?
Я никак не ожидал увидеть стройную женщину в строгом деловом костюме и туфлях-лодочках, мне казалось, так могут разговаривать только торговки с рынка. А позади женщины торопливо семенила знакомая девочка, Зоя, в трогательном пышном платьице и с двумя огромными бантами. Она почти бежала, стараясь не отстать от матери, по щекам текли слезы, бантики били ее по плечам, но она не издавала ни звука.
– Ладно, дома с тобой поговорим, – продолжала выговаривать мама Зои. – Может, и вправду тебя в школу для имбецилов отдать? Или уж сразу в детдом? Там ты сразу поймешь, как хорошо тебе у мамы жилось.
Я не выдержал, вскочил, перегородил дорогу этой женщине и зашипел ей в лицо:
– Слушайте вы, хватит орать на дочь.
– Какое вам дело до моей дочери? – сразу отреагировала она. – Моя дочь, как хочу, так воспитываю. А вы не лезьте, педофил несчастный!
Я сел на корточки и заглянул в глаза девочке. Она судорожно дышала, то ли от сдерживаемых рыданий, то ли от бега, и лицо у нее было испуганное-преиспуганное.
– Зоя, привет! – ласково обратился я к ней. – Ты меня, наверное, не помнишь? Я недавно приходил к вам в гости, только одет был по-другому. Меня зовут Стан.
– Какого черта? – женщина схватила девочку за руку и резко дернула к себе. – Кто вы такой? Убирайтесь отсюда, иначе я вызову полицию.
Я стиснул зубы, с трудом сдерживая внезапно вспыхнувшее желание обернуться. Так сложно удерживаться от трансформации мне не было с тех пор, как стукнуло три года. Я медленно встал, достал из кармана удостоверение и ткнул им женщине прямо в лицо:
– Полиция уже здесь. Станислав Громовой, инспектор по делам несовершеннолетних, к вашим услугам. Поступила очередная жалоба на ваше обращение с дочерью, и я пришел проверить, так ли это.
– Но… – опешила Наталья, я вспомнил имя этой женщины, – какая жалоба? Недавно же проверяли? От кого? Идите, проверяйте квартиру. Там и фрукты на столе, и своя комната у Зои, и молоко всегда есть.
– Одну минуту, – я снова наклонился к девочке, вытащил платок, вытер ей слезы и спросил. – Зоя, хочешь покататься на качелях? Прямо сейчас?
Девочка посмотрела на мать, безмолвно спрашивая разрешения. Я процедил сквозь зубы:
– Да разреши ты ей.
Наталья кивнула, и мы с Зоей пошли к качелям, стоящей неподалеку. Я посадил девочку на сиденье, проверил, крепко ли она держится, и начал ее потихоньку раскачивать. Она по-прежнему не говорила ни слова, но у нее хотя бы высохли слезы, а в глазах появилось что-то кроме тупого страха.
Мать ее осталась на прежнем месте и не сводила с нас глаз.
– Знаешь, Зоя, – негромко сказал я, – я, когда был маленьким, тоже любил кататься на качелях. Только я всегда слишком сильно раскачивался и один раз не удержался и упал прямо на землю. Мне было очень больно, и я расплакался. А еще я порвал новые штаны и испугался, что мама будет ругаться, поэтому я долго-долго не возвращался домой. А потом проголодался и вернулся. Но мама, увидев меня, такого грязного, в рваных штанах, голодного, не стала сердиться, а подошла, крепко обняла и спросила: «Ты хорошо погулял?». Так я понял, что маму не нужно бояться. Что мама существует для того, чтобы помогать, утешать и любить.
Я не знал, слушала ли меня Зоя, но вот ее мама точно слушала и с каждой минутой злилась все больше.
– Но мама может заболеть. Ты же иногда болеешь, верно? Помнишь, когда у тебя температура, тебе холодно и болит горло, что нужно делать? Правильно, вызвать врача. Врач посмотрит на тебя, поставит градусник, попросит сказать «А», а потом пропишет разные таблетки. И если ты будешь лечиться, то быстро выздоровеешь, сможешь снова гулять на улице и есть мороженое.
– Мне нельзя мороженое, – хрипловато сказала Зоя, и от неожиданности я чуть не забыл подтолкнуть сиденье:
– Что? Что ты сказала? – это были первые слова, которые я услышал от девочки.
– Мне нельзя мороженое, – повторила она. – Я плохо учусь.
– А-а-а, – протянул я. – А в каком классе ты учишься? Наверное, уже во втором?
– Нет, я только осенью во второй класс пойду.
– Наверное, страшно было? Много других детей, новая учительница?
Но девочка уже замолчала. Я немного покачал ее сиденье, а потом сказал:
– Зоя, я схожу, поговорю с твоей мамой, а потом быстро вернусь. Ты посидишь одна? Не испугаешься?
Зоя снова испуганно посмотрела на маму и ничего не ответила. Я, поглядывая на девочку, подошел к Наталье, взял ее за локоть и отвел на несколько шагов так, чтобы Зоя не смогла нас слышать.
– Что вам еще надо? – устало спросила Наталья.
– Я хотел сказать, что вы большая молодец! – искренне сказал я. Женщина недоуменно взглянула на меня. – Я немного знаком с вашей историей и могу лишь позавидовать вашей силе воле, вашему упорству и уму. Не представляю, что бы я делал, если бы оказался в вашей ситуации. Несмотря ни на что, вы сумели вырваться из тех ужасных условий. Как вы умудрялись учиться? Что поддерживало вас, когда вы, стиснув зубы, вновь и вновь шли в школу, читали, зубрили? Это на самом деле невероятно!
У Натальи задергалась нижняя губа, и она отвернулась, закрыв глаза рукой. Я продолжал:
– Думаю, вы привыкли все жизненные трудности принимать на себя, встречать их и прогрызаться сквозь все препятствия, так что я не удивлен тому, что вы сумели построить неплохую карьеру. И вы сумели обеспечить Зое все то, чего были лишены сами и о чем мечтали в детстве: красивая одежда, уютная комната, вкусная еда, лучшая школа и самые разные кружки. Вот только кое о чем вы забыли.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – дрожащим голосом выдавила Наталья. – Вы, оборотни, помешаны на детях: свой ли, чужой, неважно. Но у людей не так. Думаешь, соседи не знали, в каких условиях я жила? Думаешь, они не слышали моих криков? Да все всё знали! – она повысила голос. – И в школе, и во дворе – всем было плевать! Где была ваша хваленая служба? Полиция? Почему не вмешивались те же оборотни, живущие рядом? Да, они иногда меня подкармливали, как приблудную собаку, но не более. Что же такого изменилось? Посмотри, моя дочь сыта, одета, обеспечена учебниками, и все равно я виновата. Виновата в том, что кричу на нее? Что не дую ей в попу? А как бы она тогда выживала на моем месте? Свернулась бы в калачик и сдохла. Никому не нужны слабаки в этом мире! Они просто не выживают. Думаешь, у меня на работе прямо рай? Да всё те же сволочи, как и мои мамочка с папочкой, так и норовят пнуть упавшего, подстеречь и ударить в спину – любимый приемчик. Мерзота! А она до сих пор верит в деда Мороза, в фей и прекрасных принцев. Да ее же загрызут при первой возможности! И если я ее не подготовлю к реальной жизни, то кто еще?!
– Я работаю в полиции и вижу много грязи, мерзоты, как вы говорите, сволочей. Вот только я знаю: если вдруг мне станет тяжело, если покажется, что весь мир – дерьмо, если вдруг я нарвусь на неприятности, с которыми не смогу справиться сам, – я всегда могу пойти к своим родителям. Даже если они мне не сумеют помочь, то, по крайней мере, выслушают, успокоят, поговорят. Понимаете, у меня всегда есть место, где я могу спрятаться от жестокого мира, моя собственная нора. А что есть у Зои? Если у нее проблемы в школе, кричат учителя, толкают и обзываются одноклассники, то куда ей пойти? К маме, которая сделает ей еще больнее? Домой, где еще хуже? Вы уверены, что таким образом она станет сильнее, а не сломается вовсе?
Наталья посмотрела на дочь так, словно никогда ее не видела, я невольно повернулся тоже и увидел маленький нахохлившийся розовый комочек, застывший на качелях. Девочка уже не раскачивалась, а терпеливо ждала, когда про нее вспомнят и позовут.
В глазах женщины появились слезы, и она нервно вытерла лицо, пряча невольную слабость.
– Наталья, может быть, вы сейчас разозлитесь или накинетесь на меня с кулаками, но я все же скажу. Вы не думали обратиться за помощью?
– Ты думаешь, что я больная какая-то? Психованная? – моментально ощетинилась она, но уже устало, без прежней ярости.
– Не психованная, нет. Больная? Возможно. А когда человек болеет, ему стоит обратиться к врачу. Врач не будет обвинять вас в том, что вы простудились, а проверит симптомы и выпишет лекарство. Вы считаете, что ваши отношения с дочкой здоровые?
– Конечно, нет, – вздохнула она. – Я и сама понимаю, что не должна на нее кричать, она ведь на меня смотрит, как на палача каждый раз, как я к ней подхожу. Думаешь, я не вижу, как она вздрагивает, когда я ее окликаю? Я все понимаю, но после тяжелого дня на работе нервы взвинчены до предела, а она… Сидит и ничего не делает. Уроки не учит, в куклы не играет, разговаривать отказывается, хотя ведь я для нее так стараюсь, для нее на работе задницы вылизываю, – и с каждым словом Наталья раздражалась все больше, говорила все громче.
– Вот поэтому вам стоит сходить к специалисту. Могу вам дать телефон. Один звонок вас ни к чему не обяжет, но как минимум, вы поймете, стоит оно того или нет. Дум Шадар недавно буквально спас мою…мою знакомую, вытащил из большой беды, и я ему весьма благодарен за это.
– Я работаю с утра до вечера и не могу сказать начальству, что мне нужно сходить к психиатру. Я сразу же вылечу с волчьим билетом.
– Не у психиатра, а у психолога. Дум Шадар принимает и вечером, после рабочего дня.
– А Зоя? Нанимать няньку? Пока ее еще найдешь, нормальную… – Наталья продолжала придумывать отговорки, хотя уже была готова согласиться.
– Вы мне доверяете? Мне – полицейскому, оборотню и инспектору ПДН? Я готов хоть каждый вечер после работы заниматься с Зоей. Буду помогать с уроками, водить в парк, кормить. У меня много младших братьев и сестер, и я умею разговаривать с детьми.
– Да я уж видела, – слабо усмехнулась Наталья, – Зоя редко говорит с кем-то посторонним. Кажется, ты все продумал. Хорошо, я позвоню твоему Дум Шадару.
– Тогда возьмите и мой номер телефона, можете звонить в любое время. Когда нужно, я подъеду, заберу Зою, и мы с ней будем делать все, что вы скажете.
– Знаете, почему я согласилась? – Наталья дотронулась до моего плеча. – Не потому что ты полицейский там или инспектор. А только потому, что ты оборотень. Никогда в своей жизни не видела ничего плохого от оборотней, ни в школе, ни в университете. С тобой Зое будет явно лучше, чем со мной.
Глава 38
Я подскочила на кровати, схватила телефон: всего четыре утра. Забравшись под одеяло, я попыталась уснуть, но сна не было ни в одном глазу. Сегодня я должна украсть злосчастный шприц!
Еще с вечера меня начало потрясывать, руки дрожали так, что я не смогла нормально поесть. Похожее состояние у меня было в день отъезда из деревни, когда я собиралась поступать в университет.
Как я смогу это сделать? Было сильное искушение послать заговорщиков подальше и жить дальше без их параноидальных теорий, но что-то меня останавливало. То ли яростная убежденность Дэна, то ли умоляющий взгляд Лея, хотя, скорее всего, это были слова Ярослава. Несмотря на расставание со Станом я не могла забыть, что спустя пятнадцать лет я все еще буду вести свою первую эльфийскую группу, Лаэлис продолжит пудрить мозги молоденьким выпускницам, а Стан уже войдет в преклонный возраст.
Я не могла представить его старым или больным, казалось, что он с его здоровьем, силой, грацией должен жить вечно. Но этого не будет. Если я не украду тот шприц. Даже если я украду тот шприц.
Как лучше это сделать? Вызвать медсестру под каким-нибудь предлогом – слишком подозрительно, торчать безвылазно у нее в кабинете – еще хуже, расквасить нос ребенку – неприемлемо. А если уколы привозят под охраной, и специально выделенный эльф не оставляет их без присмотра ни на секунду? Угу, и чемоданчик с ними он носит, приковав к себе наручниками.
Ровно в семь утра я вошла в детский сад уверенной походкой с фирменным непробиваемым выражением лица. Привычный способ скрывать панику. Поздоровалась с Ильмеей Захаровной, уточнила еще раз меню, спустилась к медсестре и спросила точное время, когда будут делать прививки. «Вот как привезут, так сразу и начнем» – простодушно ответила она, не догадываясь о моих коварных планах.
Всю последнюю неделю группу вела я, а Ильмея Захаровна лишь наблюдала со стороны, вмешиваясь в крайнем случае, вот только таких крайних случаев набиралось слишком много, это раздражало, и я с нетерпением ждала, когда же смогу избавиться от ее надзора. Она слишком объэльфилась, чересчур закоснела и малейший шаг в сторону от инструкций вызывал у нее панику.
А я постоянно вспоминала Лея. Эти малыши сейчас могли бы учиться в школе, выглядеть как восьмиклассники, смеяться и спокойно дружить с людьми и оборотнями. Зачем нужно было так замедлять жизни целой расы? Ради чего? Это лишь усугубило межрасовую пропасть. Как можно дружить с человеком, если спустя несколько десятков лет он умрет, а ты все еще будешь учиться в школе или только-только начнешь постигать азы выбранной профессии?
Да, Красная неделя поставила эльфов на грань вымирания, но прошло уже триста лет. Мир стал цивилизованнее, спокойнее, даже тысячелетиями уничтожаемые оборотни смогли отринуть прошлые обиды и встроиться в общество, пусть не сразу, но все же. А эльфы по-прежнему держатся в стороне, отгородившись сложными ритуалами, внутренними правилами и законами.
Скорее всего, дело в том, что за триста лет сменилось десятки поколений оборотней, а вот эльфы, ровесники Красной недели, живы до сих пор.
– Настя, готовь группу! Через десять минут начинаем отводить по одному к медсестре, – снова влезла Ильмея Захаровна с непрошеным советом. Да, Ильмея Захаровна, я тоже получила смс, большое спасибо!
Я взяла за ручку первую девочку, Эву, самую храбрую в группе, и повела в медкабинет. Медсестра, крупная женщина пятидесяти лет, махнула рукой на стул и незаметно для эльфенка вытащила из ящика стола шприц. Девочка, оказавшись в незнакомой обстановке, наморщила нос, приготовившись зареветь, и я быстро сказала:
– Эва, смотри, птичка на дереве!
Малышка вместо того, чтобы посмотреть в окно, удивленно уставилась на меня, и медсестра успела за это время сделать ей укол в плечо. Я постаралась задавить мысль о том, что этот укол, возможно, отбросил Эву в развитии еще на несколько лет назад. Может, я чересчур надумывала, но мне казалось, что эльфята в последние дни немного оживились, стали активнее участвовать в играх, их рисунки стали менее формальными, заиграли новыми красками. Что если после этой «прививки» они снова погрузятся в полусонное состояние?
Я взяла расплакавшуюся девочку за ручку и отвела ее обратно в группу.
Как украсть шприц?
Мы с Ильмеей Захаровной по очереди водили детей в медкабинет, и мои шансы уменьшались с каждым ребенком, пока на очередном эльфенке медсестре не позвонили на сотовый. Она сначала хотела перенести разговор на другое время, но в результате извинилась и вышла в коридор, откуда донесся ее возмущенный голос. Я опрометью кинулась к столу, открыла ящик, схватила шприц и спрятала под резинкой юбки. Эльфенок же не сдаст меня?
Последнего ребенка повела Ильмея Захаровна, но быстро вернулась, раскрасневшись от возмущения.
– Представляешь, – шепнула она мне, – эта растяпа даже не смогла нормально пересчитать шприцы при приемке, и теперь одну порцию будут заказывать отдельно!
Я кивнула, украденный шприц жег руки. С трудом я дождалась предобеденной прогулки, неподалеку от садика уже прогуливался Лей, ни взглядом, ни жестом не показывая, что видит меня. Согласно плану я отошла к ограде и присела возле куста, словно бы поправляя шнурки, хотя на ногах у меня были туфли-лодочки.
Затем я вернулась к группе и постаралась выкинуть всю эту ситуацию из головы.
Спустя несколько дней мне пришла смс с незнакомого номера: «Это оно!!!»
Хотя Крис продолжала звать меня в Экстрим, я каждый раз отказывалась. Оказалось, мне не все равно. Вот только что это были за чувства? Стыд, вина, благодарность. Не самый приятный коктейль. На лекциях по психологии нам рассказывали про такой феномен, когда спасенные начинают ненавидеть своих спасителей, особенно если речь идет не о спасении жизни как таковой, а например, об избавлении от какой-то неприглядной ситуации. Потому что спасатель становится якорем для тех эмоций. Потому что никто не любит быть должным. Потому что спасенный чувствует вину за свою неприязнь, но не может от нее уйти.
Может, у меня тот же случай? Может, я не хочу видеть Стана как раз из-за его заботы и внимания? Из-за того, что он вытащил меня от Лаэлиса? А ведь я сказала, что хочу остаться с ним друзьями. Но как, если при одном взгляде на него мне становится стыдно за свое поведение, за те слова, что я ему наговорила, когда была под влиянием эльфа? Дум Шадар сказал, что это рано или поздно пройдет. Вот только когда?
Когда Крис позвонила в очередной раз, я думала, она вновь позовет меня в паркур-парк, но оборотень внезапно заговорила о другом:
– Представляешь, – ее радость можно было услышать даже через телефонную трубку, – Стан пришел в Экстрим не один, а с дамой! Она такая хорошенькая: голубые невинные глазки, светлые волнистые волосы, платье, прическа, все дела!
В груди неприятно екнуло: он уже забыл меня? В самом начале нашего знакомства Стан упоминал о том, что оборотни легко принимают отказы и не докучают объекту воздыхания, но уже через неделю после последней встречи найти себе другую?
– Кхм, – выдавила я, – я рада за него. В конце концов, он заслужил нормальную семью, с детьми…
– Нет, это тоже человечка! И почему его так тянет на людей?
Во рту возник странный кислый вкус, словно я съела лимон. И почему это Крис такая довольная? Я считала, что мы с ней подруги. Хотя, если подумать, нас познакомил Стан, ее бывшая любовь, ради него она возилась со мной, ходила на занятия к Лаэлису, таскала в парк, интересовалась моей жизнью. Сейчас мы со Станом расстались, и, конечно, Крис переживает за него больше, чем за меня. И если Стан сумел найти счастье с другой девушкой, то почему бы за него и не порадоваться? Непонятно только, зачем она сообщает об этом мне? Позлорадствовать? Не в духе Крис.
– Приходи, познакомитесь! Только ведь у тебя ж продолжаются занятия с эльфом, эта парочка так долго не гуляет. Так, решено, в субботу! Слышишь? Ничего не планируй, я уточню, когда они придут, и заскочу за тобой.
– Нет, Крис, я… – гудки. Бросила трубку.
В субботу я вскочила в семь часов, умылась, почистила зубы, машинально уложила волосы в пучок и уже потянулась было к форменной блузке, как сообразила, что сегодня выходной, а значит, я могу сделать любую прическу, надеть любую одежду.
Может, оставить волосы распущенными? Вроде бы парням такое нравится. Хотя я с детства привыкла убирать волосы сначала в косы, теперь вот в пучок, и выйти на улицу с неубранными волосами для меня равнозначно прогулке в ночной сорочке.
Теперь нужно решить, что надеть. Я в сомнении вытащила из шкафа единственное праздничное платье, купленное еще на выпускной в школе: струящийся зеленый шелк, роза на талии, вырез на спине. Понравится ли такое Стану?
Я швырнула платье на кровать и села на пол, закрыв лицо руками. Что со мной? Какое мне дело, что ему понравится? Я сама оттолкнула его, а сейчас хочу снова привлечь его внимание. Зачем? Из вредности или из зависти?
В результате я натянула джинсы и белую футболку и уселась ждать Крис. Все же мне очень хотелось посмотреть на ту девушку.
Крис влетела, как ракета, поприветствовала хозяйку, внимательно осмотрела мой наряд, одобрила его легким кивком и потащила меня в парк.
– Ты представляешь, эта мадемуазель очаровала всех ребят в парке, такая милашка! Жаль, не особо разговорчивая, больше к Стану жмется, ну ничего, и не таких уламывали.
– А почему она в парк в платье приходит? Там же все-таки спортом занимаются, а вдруг кто толкнет? Это же неудобно.
– О, нет, тут беспокоиться не о чем! – отмахнулась Крис, не замечая, как всаживает иголки в мое сердце все глубже и глубже. – Стан от нее не отходит ни на шаг, за ручку водит, пылинки сдувает.
– А она его любит? – сжав до боли кулаки, спросила я.
– Ну, пока не особо понятно. Чувствуется, что у нее к Стану симпатия, но насколько глубокая? Время покажет.
В парке Крис сразу убежала в раздевалку, бросив меня одну у входа, и я медленно потащилась к зоне паркура. Зачем я это делаю? Может, лучше сбежать домой и больше никогда-никогда не возвращаться сюда? Как минимум, в ближайшие пятнадцать лет. Вот я сейчас их увижу, и что ему скажу? «Привет, как дела?», «Какая милая у тебя подружка. Познакомишь?»
Всегда презирала таких девиц, которые сначала вертят хвостом, а стоит лишь бедному парню заинтересоваться кем-то другим, так сразу кидаются к нему на шею, дабы сохранить в своих поклонниках. Точно собака на сене. А теперь я и сама становлюсь похожей на них.
Ну где же эта парочка? Я так издергалась, что уже почти что мечтала поскорее их встретить, отмучаться и потом уже сбежать.
Стан сидел на корточках возле скамейки, спиной ко мне, и с кем-то разговаривал. Возможно, с той самой девушкой. Так, глубокий вдох, еще несколько шагов…
– Привет! Как дела? – я не успела еще договорить слова, как почувствовала себя полной дурой. Почему так банально?
– О, Настя, привет! Познакомься с Зоей, моей подопечной, – Стан даже не удивился моему появлению, скорее всего, учуял за несколько метров, а вот я была поражена до глубины души. Ну, Крис! Ну, интригантка! Как она меня одурачила!
На скамейке, аккуратно сложив ручки на нежно-голубом подоле, сидела девочка лет восьми. Голубоглазая, светловолосая, с торжественно-белыми бантиками, – все, как и говорила Крис.
– Насть, хорошо, что ты пришла. Мне нужна помощь, но я стеснялся просить наших, – сказал он, и снова повернулся к девочке. – Зоя, посидишь тут немножко? Я хочу тебя кое с кем познакомить. Скажи, ты любишь собачек?
Судя по загоревшимся глазкам, девочка собачек любила.
Стан отвел меня в сторону и шепнул, не выпуская Зою из вида:
– Уже неделю пытаюсь с ней подружиться, но на нее столько лет сливали негатив, что, кажется, она просто разучилась радоваться. Я сейчас сбегаю в раздевалку, а ты повяжи мне на шею вот это, хорошо? Только как-нибудь красиво завяжи!
Я посмотрела на то, что он мне протягивал: это была туго свернутая лента ярко-малинового цвета.
– Ты серьезно? – также тихо спросила я. – Тебе на шею?
– Да. Поможешь?
Стан умчался, а через минуту ко мне подошел огромный бурый волк с темной полосой на спине. Меня вдруг пронзило острое желание вновь прижаться щекой к его пушистой морде, запустить пальцы в шерсть и чтобы вокруг не было никого, только старый темный лес, заросший папоротниками и мхом.
Я сглотнула слюну, присела рядом и принялась завязывать ему бантик, словно домашней болонке. Когда я закончила, он на секунду прижался мордой к моей ноге и направился к девочке.
Ребята, замечая проходящего мимо волка с ярким бантом на шее, забывали про свои занятия, застывали на середине движения и смотрели ему вслед. Молча, без смеха. Никто не полез за телефоном, чтобы сделать фото или снять видео. Появилось необъяснимое чувство, что сейчас происходит что-то особенное, важное, опасное.
Стан-волк подошел к Зое и осторожно дотронулся носом до ее коленки. Девочка робко протянула руку, погладила его ухо, а затем спрыгнула со скамейки, крепко обняла за шею, улыбнулась и хрипловато сказала:
