Текст книги "Ничейный час (СИ)"

Автор книги: Наталия Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Она затащила Иму в сарай. Странно, что он не занялся. Ну, значит, повезло. Она взяла головешку и сунула в сено. Другую – в солому на крыше. Когда огонь разгорелся, Тийе постояла немного, не зная, куда идти. Дороги были опасны везде, лес тоже. Но ей было все равно. Она уже не боялась.

Взяв на плечо вилы и сунув в чехол ножик, она пошла на юг. Больше идти было некуда. На севере – страшная до одури Столица. Вокруг столицы каждый сам за себя. Все сейчас сами за себя. Оставалось только на юг. Там, говорят, земля течет молоком и медом, люди добрые, а господин Тианальт прямо как настоящий король. Поговаривают, что оттуда настоящий король явится, и всю несправедливость выправит.

Девочка с вилами на плече и ножиком в кармане шла на юг. Иногда по дороге, иногда по лесу. И никто ее не трогал. А она не задумывалась, почему.

***

Анье было холодно, несмотря на жаровни. Анье сидела, завернувшись в черное меховое покрывало на толстой черной кошме. Она сидела, обхватив руками колени, такая беззащитная, тихая. Волосы ее были распущены, и тонкое нежное лицо словно висело в воздухе среди темноты. Ей исполнилось всего тридцать семь лет. Тианальтовская порода была моложава, и Анье могла сойти за совсем молоденькую женщину.

На лице ее была улыбка, глаза чуть прищурены, губы беззвучно шевелились. Куда она смотрела, что видела? Она не замечала брата, не слышала его шагов.

– Сестра, – негромко сказал он, садясь. Анье очнулась не сразу. Посмотрела на брата удивленно, потом вроде бы узнала.

– Вирранд! – она потянулась к нему. – Ты привез мне весточку от моего государя?

Вирранд вздрогнул.

– Да, – через силу выдавил он. – Да.

– Когда он приедет? – Анье вскочила, схватила брата за руки, заглядывая ему в глаза.

– Скоро.

– Ты ведь привез подарки от него, да? – она выглянула в окно, где разгружали повозки.

"Я пришел забрать у тебя сына, – подумал он. – Не сейчас, но скоро, уже скоро".

Анье уже вскочила, захлопотала, закричала, подзывая служанок.

– Несите вино, несите мясо, несите хлеб! Господин мой брат приехал с вестью от супруга моего! Супруг мой прекрасен, он прекраснее всех мужчин, и венец на волосах его, черных, как ночь!

На ее крик из угла поднялась полусонная служанка, увидела Тианальта, спохватилась, вскочила, но он знаком отослал ее. Сестра была в своем мире, где ее окружали призрачные служанки, гости, яркие стены и высокие окна, открытые в ночь. И там был ее придуманный король.

А здесь был шерг, и караван во дворе. Вирранд вдруг впервые осознал, как мало он увидел здесь детей. И так было не только здесь. Женщины перестали рожать? Или во младенчестве умирать дети стали? Прежде такого не было. Да когда было это "прежде"? Двадцать лет назад? Когда луна была белой? Тогда все было не так. Мир был другим.

Вирранд не хотел об этом думать. Пока он не думал о том, что было до красной луны, он мог продолжать жить и делать свое дело, не задумываясь о том, что будет после. Жизнь состояла из выполнения его Дела. Колесо крутилось, колесо катилось по дороге и надо было, чтобы оно и продолжало катиться по дороге. О начале дороги он предпочитал не думать, о конце тоже. Не он толкнул колесо, не ему и останавливать его – или пускать с горы. Его дело – катить колесо.

Вирранду было страшно думать.

Страшно было осознавать правду слов Сатьи о том, что человек способен свыкнуться и смириться с чем угодно. Страшно было думать о том, что все его, Вирранда. усилия – ни к чему. Потому, что сам Вирранд ощущал себя той самой двуногой скотиной, которая привыкает ко всему. Он привык не доверять людям. Он привык быть жестоким. Он привык заставлять других подчиняться себе. Привык считать себя правым.

Вирранд не видел, как можно остаться чистым. Он знал только один выход – истинный король должен встать на Королевский камень и заявить о своем праве. Тогда будет восстановлена Правда земли.

Беда в том, что Вирранд в это не верил. Не смогут перемениться люди в один миг. Не станут злые добрыми.

Но другого выхода он не знал, а потому катил свое колесо и ждал часа, когда отнимет у сестры сына и отправит его к Камню.

Главное, чтобы его самого не убили до того. Потому, что если его убьют, некому будет катить колесо дальше. Маллен хороший командир, но не правитель, нет. Правителем мог бы стать малленов отец, Тиво Ньявельт, но дядюшка уже ушел из снов богов. Маллен просто не удержит Юг.

Вирранд закусил губу.

"Все потому, что нет Правды. Ни у кого нет. Иначе не человек держал бы землю, а земля человека. Королевский камень сам выбирает короля, и земля дает ему силу, а король блюдет Правду земли. Сейчас все наоборот. Мы вцепились в землю когтями, и каждый тащит на себя. И я тоже".

И выхода-то нет.

Остается только отправить Андеанту к Камню.

И будь что будет.

Онда не стал отдыхать. Он отдал слугам коня, вымыл лицо и руки, и поспешил в круглый покой, где его уже ждали Вирранд, Маллен и Сатья Королевский бард. Всех, кто жил в Доме Маллена, на эту ночь выселили в другие дома, кухню и казармы, где и так уже было много народу – Вирранд приехал не в одиночку. Что же, больше народу – теплее спать, никто не протестовал. Тем более, это был приказ великого Маллена и великого Тианальта.

У Маллена было довольно тепло. В очаге ради высоких гостей горели настоящие поленья. Толстые циновки устилали пол, грубые толстые ковры висели по стенам, тяжелый войлочный полог перегораживал вход, который охраняли люди Маллена и Тианальта. Вирранд поднялся навстречу барду и обнял его. Онда сел на набитую шерстью подушку, придвинул к себе столик с горячей едой.

– Прошу прощения, но я наплюю на приличия и буду есть и говорить одновременно.

Маллен хмыкнул. Вирранд улыбнулся краем рта. Сатья сидел молча, лицо его было почти неразличимо во мраке.

– Они согласились? – спросил Вирранд.

– Согласились, но не все так просто. – Онда оторвал здоровенный кусок мяса своими лошадиными зубами и начал жевать. – Скажу вот что. В Холмах жива Правда короля. И потому мы им можем доверять – но они нам не больно доверяют, и правы. Будь я на их месте, тоже сто раз подумал бы.

Онда снова принялся за еду. Огромные челюсти перемалывали жесткие жилы, на скулах ходили желтые желваки, на блестящем лбу высыпал пот.

– Там хорошо, в Холмах.

– Тварей, что ли, нет? – встрял Маллен.

– Тварей там хватает. Раздора там нет, вот что. – Онда закончил есть, поискал глазами, чего бы еще сожрать, но поскольку прямо сейчас ничего не было, припал к кувшину и начал глотать горячее сладкое вино огромными глотками. Кадык мощно ходил на толстой шее, и Маллен завороженно смотрел, не в силах отвести взгляда.

– Они помогут, – еще раз сказал Онда. Уставился на Вирранда. – Но они хотят заложника.

– Кого? – коротко спросил Виранд.

– Тебя, господин.

Маллен не удержался и выругался от изумления. Вирранд тяжело уставился на Онду, но бард смотрел на Сатью. Казалось, барды разговаривают молча, взглядами.

– Только тебя, господин, – повторил Онда, предваряя вопросы.

– Меня в заложники? – Вирранд даже расхохотался от нелепости и дерзости требования. Он хохотал долго, хотя ему уже не было смешно, и по щекам катились слезы. – Это невозможно, – под конец сказал он.

– Однако таково его требование.

– Он с ума сошел?

Онда сел рядом, сцепил лапищи.

– Он сказал, что ты просишь многого, так и он взамен попросит многого.

– Я Блюститель Юга!

– А он король. Он землю держит, а ты с землей не венчан.

– Да, чтоб его, мой Юг не меньше его Холмов!

– Но ты все равно ему не равен. Сейчас в мире король только он.

– Не было толку ездить, – сказал Вирранд. – Я не пойду в заложники.

– А почему? – послышался из мрака голос Сатьи.

Вирранд еле удержался от злого слова, закусил губу. В душе его бушевали возмущение, злость, гордость. Что себе возомнил этот Ночной? Все здесь называли Вирранда великим. Он – надежда Юга, надежда Дня!

"Нет, надежда Дня – твой племянник".

Это Онда говорит? Нет, бард сидел и смотрел в пол, поджав губы.

Вирранд сел.

"Ты только Блюститель".

– Ты что-то сказал, Онда?

– Нет, господин.

– Ты, Сатья?

Сатья лишь покачал головой. Маллен смотрел на них широко открытыми глазами. Вирранду хотелось озлиться, заорать – но что-то не давало. Надо, чтобы все вышли. Пусть никто не видит! Не мешает!

– Тогда выйдите оба. Нет, все выйдите, и ты, брат Маллен, тоже. Мне надо побыть одному. Я должен подумать.

Онда вышел последним. На пороге оглянулся.

– Позови меня, господин, когда надумаешь.

Вирранд кивнул, раздраженный тем, что бард никак не уйдет. Оставшись наедине с собой, Вирранд прислушался к тишине.

– Я…, – осторожно проговорил он, – не могу идти в заложники. Я не могу оставить Юг. Без меня все погибнет.

"Да ну? Ты один здесь? Ты все держишь один? Чего стоит пустынное порубежье без Маллена? Его даже Шенальин признают, а тебя – нет. А весь рубеж от Уэльты до Холмов держит Лис. И ты давно уже свалил на него все дела границы и разведки за Анфьяром. А братья Онгиральты стерегут Лес – Анра на Западе, а Итмера – на востоке, до самых Болот. И разве не без тебя отстаивал Уэльту Эрниельт Скала?"

– Но я их всех объединяю. Я. Я! Если я уйду…

"…они перегрызутся? Или ты боишься, что кто-то станет великим, кроме тебя? И вместо тебя?"

– Да нет, когда я был ранен, Аннерельт…

"И какая разница? Ты был ранен, они ждали, что ты исцелишься и встанешь во главе их снова. И сейчас они будут ждать твоего возвращения. В чем разница?"

– В чем разница, – повторил Вирранд. – В чем?

Вирранд не спал всю ночь, даже не ложился. Ему казалось, что если он ляжет, он задохнется.

Как мало он в последнее время думал о своих людях. А ведь Эрниельт, молчаливый и тихий молодой человек, недаром заслужил у своих людей прозвище "Скала". И ты, Тианальт, не скажешь, что у него нет своей головы на плечах. Пока ты торчал в Тиане, он удерживал Уэльту, и не просто в осаде сидел, а сам нападал. А людей боеспособных у него было – и говорить-то смех.

Это ладно, а всем Югом он управлять сможет?

Маллен… он не хочет. Но можно и заставить. В конце концов, он, Тианальт, блюститель Юга, он вправе. Но Маллен тоже братоубийца. Земля не будет его слушать… Опять эти мысли о танце на лезвии ножа между Правдой и Неправдой… Ведь невозможно не делать зла. Не-воз-мож-но.

Нет, Тианальт, ты не о том думаешь. Кого ты оставишь вместо себя?

Онгиральты, черноволосые гиганты. Он помнил обоих. Один смешлив, другой мрачный и какой-то обиженный. Старший мрачный, да. Им и легче, и труднее, чем Эрниельту – Лес тянется с запада на восток, идет по подножию Холмов. Места не слишком населенные, да и не больно-то айримовы сволочи суются в Лес. Однако, сейчас он просто кишит тварями… Анра Онгиральт держит западную половину Леса, и боятся его и свои, и чужие как не знаю кого. Итмера Онгиральт воюет на востоке, на границе с Болотами.

Твари, твари… Но Онгиральты удерживают их. Или земля им помогает, чуя их правду? Нет, Онгиральты привыкли к лесной войне, больших сражений им вести не приходилось… Лесная стража – та еще вольница, а Онгиральты держат их в кулаке и как-то ухитряются управляться с делами на всех границах Леса, да и не только на границах. Вирранд улыбнулся, вспомнив засаду в Девичьем овраге во время очередного летнего наступления с Запада много лет назад. Пожалуй, эти могли бы управиться и со всем Югом.

Но почему-то все больше он думал об Анральте. Возможно, потому, что не было человека, который мог бы назвать себя врагом Анральта. Или Вирранд просто не знал таких. Не зря его называли Лисом Границы. Если Онгиральты могли бы косо посмотреть на слишком молодого Эрниельта, то Анральт – этот был по душе им всем.

Всем, кроме Вирранда Тианальта. Потому, что свою сестру, вдову короля, он не отдаст никому из простых смертных. Безумную бедную Анье. А Лис ее любил всегда, Вирранд это знал.

И Вирранд ощутил, что если не решит сейчас, прямо сейчас, он передумает.

"Думай не только о Юге".

Вирранд вздрогнул. Но кроме него здесь никого не было. Ты наедине с собой, Вирранд Тианальт. Ничто сейчас не беспокоит тебя, никто не взваливает на тебя заботы. Побудь наедине с собой и подумай о том, что ты на самом деле значишь, Вирранд Тианальт.

Неужто можно привыкнуть к ночи пустыни? Холод проползал сквозь щели, холод просачивался в нутро камня, и тот сам начинал пульсировать стужей, сырой, сизой, всепроникающей. Холод вползал в тело, вгрызался в кости, как голодный пес, и кости начинали ныть. Тупая, глухая боль, ее можно стерпеть, но к ней невозможно привыкнуть.

Или Тианальт просто стареет? Вирранд плотнее закутался в мех. Странно, руки у него были теплыми, почти горячими, но ему было холодно, холодно даже внутри, даже язык и нёбо были холодными.

Очаг не давал тепла и почти не рассеивал мрака. Тьма была ощутимой. Сухой как пыль. Нежно-шершавой. От нее было трудно дышать, и страх, отвратительный страх зашевелился в животе.

– Я Вирранд Тианальт, – прошептал он беззвучно. – Я Блюститель Юга, но Деанта – надежда Дня. Всего дня. Не только Юга.

"Действуй, Тианальт".

– Онда! – крикнул он, даже не зная, какой сейчас час и сколько времени минуло.

Бард вошел сразу же, остановился у двери, выжидательно глядя на Блюстителя Юга.

– Я решил, я принимаю условия. Вместо меня блюсти Юг остается Теона Анральт.

– Кривой Лис? – заулыбался Онда.

– Да. Я должен написать письма, чтобы все знали, что теперь, до моего возвращения главный – Теона Анральт. Я не могу отозвать командиров, потому хочу, чтобы им были доставлены мои приказы. – Он помолчал. – А ты, Онда, поедешь к Лису и передашь ему на словах, что я поручаю ему мою сестру.

Онда молча посмотрел в лицо Вирранду. Кивнул.

– Сделаю, господин.

– Ты ведь потом придешь в Холмы со всеми теми сведениями, о которых просил король?

– Да. Барды уже получили указания.

– Хорошо, – кивнул Тианальт. – Я сделаю распоряжения, напишу письма, и поеду. Буду тебя ждать в Холмах.

– Теперь наша надежда будет еще крепче, – улыбнулся Онда.

Вирранд усмехнулся и покачал головой.

– Встретимся.

– Думай не только о Юге, господин, – сказал, вставая, Онда.

"Думай не только о Юге".

Вирранд вздрогнул. Но кроме него здесь никого не было.

– О чем они говорят, как думаешь? – жарко шептал Райта в ухо Деанте. Они не стали ночевать в Доме Анье, а перебрались в нижние кладовые, где разместили прибывших воинов. Было много разговоров, рассказов, но люди очень устали, потому вскоре все улеглись спать – в меховых мешках, бок о бок друг с другом для пущего тепла. Райта и Деанта лежали рядом.

– Не знаю, – прошептал в ответ Деанта. – Они великие, у них свои разговоры. Надо будет – скажут…

А на душе было странно. Он чувствовал, что наступает какой-то перелом в его судьбе, и скоро привычная жизнь кончится.

Поутру Деанту позвали к великим. Райту не позвали. Маллен отправил его к угрюмому Мордатому Анре упражняться с мечом и копьем вместе с остальными. А Дина призвал к себе сам Вирранд Тианальт. Вот почему Райту опять никто не позвал? А ведь он тоже держателю Юга родич!

Это было несправедливо. Так несправедливо, что плакать хотелось. И Маллен, и Тианальт, и Онда – все ни в грош его не ставили и не ценили. Да еще Мордатый лупил его как какого-то мальчишку. А ведь Райта уже четыре года как мужчина и воин!

Райта едва сдерживал злые слезы, но решил держаться стойко. Он еще покажет. Всем покажет…

– Пора, – сказал Тианальт, не поворачиваясь к Деанте.

– Хорошо, – ответил юноша. Вирранд резко обернулся.

– И все? У тебя ни вопросов, ни страха?

Деанта помотал головой.

– Нет. Я всегда знал, что это будет, я готов. Когда выступать?

– Подожди, подожди. Ты же даже не знаешь, что надо…

– Знаю. Я должен добраться до Столицы и встать на Камень.

– А что потом? Что потом, ты не думал?

– Не знаю. Я знаю только, что должен сделать. Меня ведь и родили для этого.

Вирранд опустил глаза. Он ведь сам так говорил парню. Он снова посмотрел на Деанту. Похоже, тот и правда совсем не волновался и не задавался вопросами. Он знал о своем долге – и больше ни о чем не думал.

"Простец спасет мир". А останется ли жив этот простец? Вирранд прикусил губу. Ведь этот парень ему куда ближе и понятнее, чем это странное и расплывчатое "весь мир".

– Потом, наверное, все будет хорошо, – улыбнулся Деанта.

Вирранду захотелось заплакать.

– Когда мне отправляться?

– Не торопись. Тебя поведут Ночные. Поведут под землей и тайными земными тропами, чтобы тебе легче было добраться до Столицы. Но я отправляюсь к ним заложником. Ты поедешь к Лису и там будешь ждать вместе с Ондой.

– Хорошо, дядя, – ответил Деанта. Затем посмотрел ему в лицо. Глаза у него были темно-синие, мягкие. – Мать ведь исцелится тогда? Да?

– Да, племянник. Да, – ответил Вирранд Тианальт, держатель Юга. Он и правда сейчас в это верил.

Глава 6

ХОЛМЫ

Под копытами жирно чавкала мокрая земля. Звук гулко отдавался от потолка и стен огромной пещеры. Насколько она была велика, Вирранд видеть не мог. Светильники Ночных были слишком слабы для его глаз, а свет дня он последний раз видел три перехода назад, обернувшись перед тем, как окончательно погрузиться во тьму.

Онда распростился с ним у входа в подземелья, у руин среди Леса, неподалеку от того самого места, где много лет назад Анье встретила Ночного. До этого места они доехали почти спокойно, красноглазыве волки нападали только два раза, полудницы плакали, но не рисковали появляться в виду, только последний всадник, обернувшись, увидел, как мелькнули между деревьями белые волосы. Никто не погиб, никто не был ранен. А вот какие твари ждут здесь, во мраке?

Они переправлялись сейчас через неглубокую подземную реку, пронизывающе холодную. С потолка капала вода, струилась по стенам, выходила из-под скал, стремилась непонятно куда и снова уходила под скалу. В мелкой воде над желтым дном сновали слепые рыбы.

"И что они тут едят? В воде вообще ничего нет".

– Эти не опасны, – послышался голос коренастого седого Ночного. Он словно угадал мысли Вирранда. Или Онда уже задавался таким вопросом? – Дурное место будет позже.

– Это ты на Болотах в Восточной четверти не бывал, – буркнул еще кто-то из темноты.

Язык Ночных почти не отличался от языка Дня, хотя оба рода людей давно уже жили обособленно. Вирранду язык Ночных казался немного устаревшим, что ли, но вполне понятным. Ну, и небольшой акцент присутствовал – Ночные слегка растягивали гласные. Вирранд не был особо ученым человеком, но немного знал о том, как учат бардов, о старинном языке, который сохранился еще со времен до Камня, о совсем древних преданиях, в которых слова вроде были понятны, но смысл их, похоже, был иным, чем сейчас. Онде, наверное, было легче, но и Вирранд уже привыкал к говору Ночных.

– Сейчас ты начнешь травить про гигантских пиявок, – засмеялся седой.

– Если бы одни пиявки. Там хватает… всякого. Эти Болота уходят до самой Стены, говорят.

– Как и Пустыня.

– Или Море.

Вирранд перевел коня через подземную речку и остановился на другом берегу – плоском, из желтой глины, смешанной со щебнем. Вода помутнела, по течению плыли куда-то в темноту желтые клубы мелкой мути. Старший отряда, спокойный и молчаливый Хантейя – бледный, как все Ночные, черноволосый и скуластый, остроносый и бровастый, сказал, наконец:

– Здесь безопасно.

"Как ребенка успокаивает". Вирранд усмехнулся краем рта и ничего не ответил.

– Безопаснее, чем если идти поверху, – закончил фразу Хантейя. – Под землей власть короля, а он держится Правды.

"Посмотрим. Если так, то Деанте легче будет добраться до столицы".

Река словно отрезала его окончательно от Дня. Впереди была Ночь.

Сколько прошло дней – Вирранд не считал. Время перестало существовать, когда исчезла смена дня и ночи. Кони Ночных шли спокойно, видимо, подземные пути им были привычны. Конь Вирранда, Шелковник, нервничал, но присутствие хозяина пока успокаивало его. Глаза коня давно были закрыты шорами, и шел он исключительно повинуясь Вирранду.

Потолок пещеры вскоре стал ниже, стены сдвинулись, пол стал ровнее, и Вирранд понял, что они вступили в рукотворные туннели. Когда он спросил Хантейю, кто построил эти туннели, тот ответил:

– Не знаю. Они очень старые. И мы так не строим. Может, боги.

И большего от него Вирранд не дождался. Стены были гладкими, камни были словно сплавлены. Маллен рассказывал, что в гнездах стрекотунов есть такие ходы – совсем гладкие, но стрекотуны склеивают слюной песок, и он становится ровным как стекло. А в древних логовах драконов камни оплавлены. Может, драконы?

Вирранд поежился. Хорошо, что их почти не осталось. Правда, кто знает, времена сейчас дикие, все может быть.

Они ночевали – или дневали? – в больших нишах, словно нарочно сделанных для отдыха. В них имелись очаги, запас угля, и везде был источник воды. Они ехали мимо арок, открывавшихся в непонятную пустоту, по краю обрывающихся в бездну пропастей, мимо уходящих куда-то каменных лестниц и гладких пандусов. Подземелья были полны звуков. Спутники Вирранда были спокойны, постепенно и Вирранд привык к вечному голосу пещер. Но иногда привычную ткань звуков глубины нарушало нечто иное, и тогда Ночные останавливались или ехали медленнее, от отряда отделялся маг и пара воинов, и уходили вперед или в сторону, откуда шел звук. Несколько раз Хатейя приказывал двигаться с чрезвычайной осторожностью. Маг, видимо, заговаривал лошадей, затем им заматывали тряпьем копыта, и животные шли очень-очень тихо.

Два иди три раза гулкое пещерное эхо приносило человеческие голоса, искаженные настолько, что невозможно было понять, откуда идет звук и что говорят. Запах факельного чада говорил о том, что это Дневные, но кто именно – проверять никто не спешил. Может, рудокопы, может, вовсе не рудокопы.

Порой вдруг ощущалось движение воздуха и откуда-то приходили странные запахи – порой отвратительные и вызывающие невольный страх. А один раз, когда туннель некоторое время спускался вниз – Вирранду казалось, что спуск этот бесконечен – на него внезапно, как приступ тошноты, накатило непонятное. Странная слабость. Как в детстве, от внезапного страха, тошнота, пронизывающий холод и бессилие. И шепот, чужой шепот в голове. Вирранд вцепился в гриву коня, одурев и валясь вниз.

Когда он снова начал соображать, ему было худо как после перепоя. Холодная желчь подступала к горлу, голова болела и кружилась, его всего трясло. Они остановились, двое спешенных Ночных поддерживали его. Ночные тоже не очень хорошо выглядели, но все равно куда лучше него. Кони были спокойны – маг поработал хорошо.

– Выпей, господин, – говорил участливо коренастый, тот самый, что рассказывал тогда про пиявки и болота, Тагера звали его, как успел усвоить Вирранд. – Бездна шепчет. Вам. Дневным, непривычно, а мы что, мы у Провала с юности стоим. Ты, господин, еще хорошо держишься.

Вирранд, не отвечая, присосался к фляге – пить хотелось жутко. Питье явно было наговоренным, потому как полегчало очень быстро.

– Бездна шепчет, – морщась, проговорил Хантейя. – Провал близко.

Маг, молодой человек с широким лицом и жесткими, торчащими в стороны черными волосами, ничего не говорил. Он просто посмотрел на Вирранда, пожевал губами, и снова поехал вперед вместе с двумя воинами.

Наконец, через много часов, или дней, или недель бесконечной тьмы, когда Вирранд уже почти забыл, что есть еще какой-то мир, кроме мира темноты, холода, странных звков пещер и подземелий, и даже что-то начал видеть во мраке, их встретил дозор Ночных. Через несколько часов они проехали заставы, и Хантейя с видимым облегчением сказал:

– Ты в Холмах, господин. И моя голова останется при мне.

Это был один из малых Холмов, чьи хозяева были прямыми вассалами королевского дома Полной Луны. Гонцы в Королевский холм были отправлены сразу же, и хозяин – пожилой и худой, с длинным лицом – сказал, что не пройдет и пяти дней, как прибудет почетная свита, а пока он будет рад принять у себя гостя.

Радушие Ночных казалось Вирранду скорее холодной вежливостью. Но они вообще были сдержаннее Дневных, не поймешь, о чем думают.

Хозяин, высокородный Ирэйя Эрвинельт, был вдовец. Есть ли у него сыновья или дочери – об этом Вирранд не спрашивал, а хозяин не считал нужным говорить. Хотя они и встречались за ранней и поздней трапезой – хозяин и гость старались приспособиться к распорядку жизни друг друга – но это ничуть не сближало. Хозяин был вежлив и предупредителен, но предпочитал не расспрашивать и сам не говорил лишнего.

Двое пажей – юноши лет пятнадцати – следовали за Виррандом повсюду. Они не спали днем, таскаясь за ним по полупустому холму, зевая, но не сдаваясь. А когда он желал выйти из холма днем – сопровождали его, прикрывая глаза капюшонами. Бедняги.

Темноволосого, широкоплечего с желтыми кошачьими глазами звали Берайя, хрупкого, похожего на девочку зеленоглазого – Йерна. Йерна, похоже, очень страдал от своей внешности и сложения, потому в нем таился какой-то вызов и желание доказать всем, что он не хуже других. Лучше других.

"Делать нечего, так ты начал людей читать, Тианальт, – невесело усмехнулся себе самому Вирранд. – Единственное, что тебе осталось сделать – послать птицу, когда настанет пора выступать". Перед отъездом Вирранд был настолько в заботах, что сейчас, когда цель путешествия была достигнута, и все теперь было не в его руках, он не знал, куда деваться. В голову лезли мысли и воспоминания.

Вот что значит чувствовать себя заложником. С тобой обращаются как с дорогим гостем, но это гостеванье, это безделье, эта тревога при невозможности хоть что-то изменить, на что-то повлиять, сводила с ума.

Ты сделал, что мог и должен был сделать, Тианальт. Тебе не под силу сделать все одному. Признайся себе в этом. Теперь очередь других.

Но, боги, как же тяжко это, когда всегда привык все решать и делать сам!

Еще утомляла пустота в холме в светлые часы – разве что кое-кто из слуг и дневная стража попадались в коридорах холма. Вирранд пытался как можно дольше спать и как можно позже ложиться, но пока удавалось не очень. Так что дни тянулись долго и тоскливо. Скорее бы прибыли за ним из Королевского холма. А пока он выходил и сидел под тусклым осенним небом, под мелким холодным дождем, а порой и мокрым снегом. Настоящие холода еще не пришли, все было мерзко, мокро и серо. Гулять вокруг холма в условном одиночестве скоро надоедало – за ним следили всегда, и вряд ли из-за недоверия. Просто опасались, что вдруг какие-нибудь твари набегут, и конец заложнику. Тогда мокрый, продрогший, злой и усталый Вирранд уходил в библиотеку. Еще дома он себе постоянно обещал – вот расквитаюсь с делами, вот приведу все в порядок и прочту все, что не успел. Часто в беседах даже обычные люди – ну, из знающих грамоту, конечно – разговаривали о записках или путевых заметках, или стихах, или рассказах о чудесах, или повестях о странном, или о романах такого-то и такого-то, и Вирранд чувствовал себя полным мужланом и дурнем необразованным. А ведь он из знатной семьи, и пусть папаша у них с Анье был неважный, все же у них были хорошие учителя. Особенно, у Анье, он сам их нанимал для сестры, чтобы была под стать столичным дамам.

Но читать толком Вирранд не мог – сразу набегали тяжелые думы о том, как справятся Энниельт и Маллен, Лис и Деанта, как они без него.

– Ты что тут сидишь? – послышался суровый детский голос. Вирранд вздрогнул и поднял голову. – Ты Дневной, да?

"Умеют эти Ночные появляться из ниоткуда", – подумал Виранд, разглядывая вошедшую в библиотеку девочку.

– А ты чего не спишь? Ведь день, – ответил вопросом на вопрос Вирранд.

– Не хочу, – сказала девочка. – Ты не думай, я умылась!

– А ты кто?

– Я Тилье, – гордо сказала она. – Тилье Эрвинель.

Вирранд усмехнулся. Забавная девчушка. Вирранд не очень разбирался в детях, так что не мог сказать, сколько ей лет. Может, шесть, может, восемь. Черные волосы девочки были опрятно подстрижены надо лбом, а по вискам и на спине едва доходили до плеч. Бледная, как все Ночные. Только бледность у них нездоровой не назовешь, не кажется она такой. И румянец у них загорается быстро и во всю щеку. Девочка была в темно-синем льняном платьице, поверх которого был надет пестрый запан с множеством карманов. Ноги в толстых носках были всунуты в растоптанные красные кожаные башмачки. В розовых ушах сверкали сережки с маленькими голубыми камушками, и такая же голубая бусина висела на шее на кожаном шнурке.

"Ты не раз пахал чужое поле, Тианальт, – с внезапной грустью подумал он. – Ты даже не знаешь, каков урожай. Есть ли у тебя дети, и сколько их. Разве что про сына Аранте из Уэльты тебе известно. Да и видел ты его всего раза три… Надо будет, как вернусь, поехать к ней. Хотя она и замужем за добрым человеком, все ж ребенок это мой…"

– Ты хочешь есть? – сказала Тилье тоном хозяйки. – Хочешь, угощу?

– А что у тебя есть?

Тилье подошла ближе, устроилась в соседнем кресле за тяжелым столом. Сунула руки в карманы, и из одного вытащила лепешку.

– Это ореховая! Вкууусная! Я, – сказала она с заговорщическим видом, – умылась и пошла на кухню. И стащила! Вот!

Вирранд взял лепешку. Ореховые лепешки быстро черствеют и крошатся. Он отломил кусочек.

– Ты не думай, она даже когда грызная вкусная!

– Грызная?

– Ну, да! Я больше грызные люблю, а не мягкие! Грызные вкуснее, они хрустят!

Вирранд засмеялся.

– Давай погрызем.

Они сидели и грызли зачерствелые ореховые лепешки, а потом пошли к источнику, стекавшему по каменному желобу в большую глубокую чашу, и стали оттуда пить. А потом ходили угощать грызной лепешкой Виррандова коня. А потом пошли на кухню, и тут на них набежала нянька, вся растопыренная, даже рот у нее был какой-то растопыренный, и она начала ахать и охать, и ругать Тилье, а Вирранд смеялся и говорил, что очень доволен маленькой хозяйкой. Тилье отказалась идти спать, потому что еще не показала гостю всех самых чудесных местечек в холме, а потом еще надо было посмотреть игрушки и рукоделие, а потом все проснулись, и хозяин позвал гостя к столу. На сей раз дозволили и Тилье. И она была страшно благодарна Вирранду. Между ними был теперь тайный союз, скрепленный грызной лепешкой. И это был их самый-самый страшный секрет.

Хотя уже настала глубокая ночь, Вирранду не хотелось спать. Он думал о хорошем и улыбался. Думал о девочке из холма, о своем сыне в Уэльте, о маленькой Анье, с которой они вместе прятались под дырявой крышей Знаменной башни или в подземельях Тианы, рассказывая друг другу страшилки, подъедая поджаренный на костре хлеб.

Он думал о Деанте.

– Господин, – оторвал его от размышлений нежный голос Йерны. – Господин Ирэйя велел спросить, не угодно ли вам поразвлечься охотой? Его люди нашли гнездо шилохвостов. Не желаете ли?