Текст книги "Ничейный час (СИ)"

Автор книги: Наталия Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Но Ринтэ, король Холмов, не спал.

Он лежал, не ощущая тела, придавленный к ложу непонятной тяжестью. Или это было отчаянье, лишавшее воли? Он не хотел двигаться. Он слушал свою боль и ужасался своей слабости. Он медленно тонул в безнадежности.

"Как это может быть… почему? Что случилось? Почему ничего не происходит, почему боги не проснутся? Это же неправильно, это несправедливо! Разве я сделал что-то не так? Тогда почему земля не помогает мне, а высасывает меня? Или что-то в мире настолько изменилось? Но если законы больше не действуют, то почему же боги спят, как прежде?"

Он приподнялся. Осторожно встал, чтобы не потревожить Сэйдире.

"Но ведь так не может быть. Должно быть что-то еще. Иначе все бесполезно, и Жадный победил. И если не я, так другой король пойдет к нему с поклоном умолять о пощаде. Но я не пойду. Нет. Должен быть иной путь! Должен!!!"

Он стиснул кулаки. Ему казалось, что у него сейчас лопнут глаза от дикого напряжения. Лопнут, и кровь забрызгает белое лебединое платье Сэйдире.

"Да помоги же хоть кто-нибудь!"

Ему казалось, что он проваливается в глухую бездну. Бездну без отклика, бездну без надежды. Шепчущую множеством холодных голосов на грани сознания. Его охватил животный ужас небытия, он таял, распадался на части, и оставался от него только один огромный, отчаянный безмолвный крик о помощи. Чья-то рука возникла перед ним и открылась, и он вцепился в ладонь.

Бездна шептала – но ее голоса не вызывали этой тянущей тошноты, слабости и отчаяния. Да, Бездна была – но она утрачивала власть.

– Кто ты? – прошептал Ринтэ.

Ты выдержишь, – ответил бесплотный голос. – Если не будешь оглядываться назад. Ты не один.

– Что? Что это значит?

Ответа не было. Он вынырнул из бреда.

Но шепот Бездны уже не убивал его.

***

Вирранд Тианальт медленно и сосредоточенно точил меч. Это успокаивало.

Госпожа Асиль своей волей разрешила королевскому заложнику выбрать себе оружие. Тианальт хотел защищать Холмы. У Закатного холма поселили беженцев-Дневных из Королевской четверти, они могли знать его, Тианальта. И Асиль позволила ему идти. Потому, что это был повод отпустить его и сохранить хотя бы видимость верности мертвому мужу.

Она плакала у себя в покоях, кусала кулаки – и ничего не могла с собой поделать. Пусть идет. Пусть! Он умеет сражаться. Дневные будут повиноваться ему. Пусть идет!

Она не спросила Ринтэ – пусть гневается, пусть.

Вирранд Тианальт медленно точил меч. У него теперь было дело. Он знал, что сможет его выполнить. Он умел.

Когда он явился, вооруженный, в Узорный покой, государь Ринтэ Злой Язык уже был там, и был он бледен, но улыбался.

– Можешь не спрашивать. Я дозволяю.

Вирранд преклонил колено.

– Я бы стал твоим человеком, государь, – сказал он. – Но не могу. Но я могу дать клятву – я буду сражаться за Холмы так, как за свою землю.

Ринтэ кивнул.

– Я буду держать эту землю, пока смогу. Может, это поможет удержать и твою. Иди же.

Вирранд вышел. Оглянулся на пороге – Ринтэ улыбался. Вирранду показалось, что его лицо немного светится в полумраке.

"Каждый человек – ключ. У каждого своя дверь".

И пришла Мертвая волна с заката.

Тианальт не был похож на Эринта. Совершенно не был похож. Асиль Тэриньяль сидела, зажав руки в коленях, в круглой комнате, красной и черной, шелковой и меховой комнате. На низком столике на жаровне стоял кувшинчик с горячим вином, лунным вином, приправленным пряностями, на серебряном подносе лежал белый хлеб. Хлеб из лучшего зерна Холмов, который Дневные называли лунным зерном. Или жемчужным.

Госпожа Асиль была в черном платье тяжелого шелка, расшитом серебряной нитью и мелкими красными и хрустальными бусинками. Накидка была из темно-красной шерсти, широкие рукава оторочены мехом. Она склонила голову, и прямые длинные волосы падали ей на плечи, на руки, на колени.

А Вирранд Тианальт, глядя на нее, почему-то вспоминал ту девочку из малого холма, Тилье с "грызной" лепешкой, и его затопляла странная нежность, от которой на его лице проступала улыбка. Асиль настороженно посмотрела на него.

– Я впомнил девочку, – честно сказал Тианальт. – Девочку из Холмов, которая угостила незнакомого дядьку, Дневного, лепешкой. Она стянула ее с кухни, и мы вдвоем ее втайне разъели. И мне кажется, я должен Холмам за эту лепешку.

Асиль тоже улыбнулась.

– Госпожа Асиль, прежде, чем уйду – а я вернусь, я намерен вернуться – я прошу тебя подумать, просто подумать. Я знаю, что с твоим супругом, который погиб, мне не сравниться. Я много о нем слышал и рассказов, и песен. Но я все же прошу тебя – подумай и обо мне. Большего не прошу. Когда вернусь, тогда я еще раз спрошу тебя. А я вернусь. Думай обо мне, госпожа.

Асиль медленно кивнула.

– Я подумаю о тебе, блюститель Юга. Мой сын последовал на охоте за белой ланью. У меня больше никого не осталось. Возвращайся.

МАЙВЭ И ДЕАНТА

– Я не понимаю, – сказал Науринья Прекрасный.

– Чего ты не понимаешь? – отозвался Тэриньяльт, как всегда спокойно. Это раздражало. Науринья обычно с трудом сдерживался от злого крика, но последние несколько недель, после того, как госпожа Майвэ отпустила их всех, а они взяли и не ушли, ему стало легче. Он перестал искать врага. В жажде боя появился смысл. И даже появилась надежда на то, что можно будет жить, и что у него впереди есть что-то лучшее, кроме смерти и крови врага на зубах. И вот тогда он проплакал два бессонных дня. Он оплакивал себя прежнего, который доверял всем и любил всех. Оплакивал себя другого, ненавидяшего любую тень в человеке и потому полного презрения ко всем и лишенного жалости. И оплакивал Диэле и просил у ней прощения. А теперь он успокоился. Если Тэриньяльт не понимает, то его следует пожалеть. Он же не маг, он просто воин и слепец.

– Я не понимаю, почему твари не преследуют нас. Почему мы вообще не видим их всю дорогу.

– Но это же хорошо.

– Для нас здесь и сейчас – да. Но они ведут себя не так, как обычно. Ты ведь ожидал нападений?

– Да.

– И тебя не тревожит, что они ведут себя не так, как надо?

Тэриньяльт пожал плечами. Потом подался к Науринье.

– Не говори так громко, пусть она не слышит, пусть не тревожится.

Науринья посмотрел на Тэриньяльта. Да, он ведь не видит лиц, он видит по-другому, к чему твои взгляды, Науринья? Маг усмехнулся.

– Так ты не ответил.

– Непонятное тревожит меня, как и тебя. Но я не маг, потому предпочитаю не думать о причинах, а разбираться с тем, что есть.

– Воооин, – ядовито протянул Науринья.

– Да. Ты мудр. Ты маг, так поделись своими догадками. Иначе зачем ты со мной заговорил?

Науринья поймал себя на том, что ему стыдно. Ему? Стыдно? Что ж творится-то в мире?

– Я поделюсь, Арнайя.

Тэриньяльт чуть заметно вздрогнул. Науринья никогда не называл его по имени.

– Я поделюсь… Это только мои предположения, я ничего не знаю. Либо Жадному не до нас, тогда, значит, где-то свершается что-то куда более важное и страшное, и наш поход так, пустяк. Ничего не решает. Либо она… госпожа Майвэ, то есть.

– Что?

– Либо в ней, в госпоже Майвэ есть нечто, что не дает тварям приблизиться к ней и ее людям. Не королевская благость, она же не королева… Арнайя, когда она тогда вышла к нам и отпустила, у меня дрожь прошла по спине. Она была иная.

– Я видел.

– Как это?

– Как свет. Она всегда была светом, но сейчас в ней что-то новое. Науринья, нет ли у тебя ощущения, словно кто-то стоит за тобой и держит руку на твоем плече?

– Нет. Но подожди, не сбивай с мысли… Что еще…, – Науринья схватил Тэриньяльта за плечо, и тот увидел всплеск золотого и красного, неровный, болезненный. Тревожный, безумный цвет. Маг приблизил к нему лицо. – Что если вообще все не так? Что, если эти твари не повинуются Жадному? Что если они сами по себе? Будь я Жадным, будь эти твари в моей воле, я бы…

– Ты не Жадный, Науринья. Ты не бог, каким бы ты великим ни был. А ты велик, я знаю. Может, ты и прав. Может, твари сами по себе. Может, есть кто-то много выше Жадного. Но тогда и на другой стороне должен быть кто-то столь же великий. Кто-то выше богов.

– Мне страшно, Тэриньяльт. Даже если этот кто-то великий – на нашей стороне.

Тэриньяльт помолчал.

– Или твари просто не лезут на нас потому, что здесь – Подземелья. И власть короля Ринтэ.

– Может быть и так, Арнайя Тэриньяльт…

***

Это был день или ночь, когда Юэйра упал на колени перед Деантой. Никто не ожидал такого от злого, вызывающе-дерзкого, надменного Юэйры. Но в этот день – или в эту ночь – личина слетела.

Он все чаще спрашивал, где сейчас проходит отряд, что сейчас наверху. Хелья, знавший пути под землей и наверху, говорил. Юэйра коротко кивал и отходил. Говорил он все меньше и короче, и все меньше спал. И вот настал день – или ночь – когда он бросился в ноги Деанте.

– Господин! – сдавленным голосом, сбивчиво, словно сдерживая рыдания, лаял он короткими фразами. – Господин! Позволь выйти! Позволь! Может, они еще живые… как-то выжили… закрылись, заперлись… ведь это недавно… может, не везде…человек же может долго не есть… не пить…вдруг у них вода… есть… может, живые…

Он заплакал.

Деанта стоял, как вкопанный, боясь пошевелиться. Он никогда такого не видел. Он не знал, что делать.

– Позволь выйти! Ты мой король, позволь выйти. Позволь. Я умру за тебя, я все сделаю ради тебя, только позволь узнать, живы ли они.

Тэриньяльт подошел к ним, сел на корточки возле упавшего на пол Юэйры. Подошел Адахья и встал позади. Деанта тоже опустился на колени рядом с плачущим воином.

– Там твои родные? – проговорил он. Голос противно дрожал.

– Мать и сестра, – прошептал тот. – Я ждал их, ждал, они не пришли. Вдруг они живы? – Он поднял голову. – Мы уже почти у Столицы, они тут, рядом жили! Позволь мне выйти!

Деанта проглотил комок. Вокруг стояли люди и смотрели на него. Они ждали от него решений. От короля, пусть будущего. И эта девушка, принцесса, тоже ждала.

А вдруг он ошибется?

Вот так и отец боялся ошибиться. И пришла Мертвая волна.

Воину нельзя так унижаться.

– Мы вместе пойдем, Юэйра. Вставай, прямо сейчас и пойдем.

– Мой государь, – Юэйра поднял заплаканное лицо. – Я умру за тебя.

***

Наверху было странно.

Солнце стояло высоко, но было тусклым, как если бы светило сквозь дымку. Хелья Ночной даже не щурился.

Было не зябко и не тепло. Но в тело проникал странный тягучий холод.

Ни звука. Ни ветра. Ничего.

Далеко-далеко на западе, на тускло-красных скалах белел, как мертвая кость, город. И красным тупым клыком торчала над грязно-белым дворцом, похожим издали на дряхлый жибленький гриб, башня Эльсеана.

Столица. Наверное, в былые времена путники с востока с этого каменистого холма любовались Столицей и радостно предвкушали отдых после долгого пути. К вечеру они уже были бы в городе. На этом холме они впервые вдыхали тугой, ровный ветер с привкусом морской соли.

Больше не будет ветра.

Деанта наклонился к грязноватой кучке снега. Она беззвучно рассыпалась от его прикосновения. Снежинки не таяли на руке. Деанта быстро стряхнул их, как ядовитых мошек.

– Куда дальше? – сказал он. Звуки падали тускло и плоско.

Юэйра, нервно дернув головой, как птица, показал на запад.

– Там. По дороге. За холмом справа.

Юэйра тронул повод. Конь пошел, как деревянная машинка, которые делали в Уэльте. Если бы не барды, кони просто не вышли бы наверх. Животные закатывали глаза, прижимали уши, дрожали, храпели и упирались. Сейчас они двигались слово в трансе.

Направо от тракта дорога сворачивала в холмы, к небольшой белой усадьбе. Юэйра стоял, не в силах двинуться туда. Он был бледен, губы его дрожали, руки были сжаты до белых костяшек.

– Идем, – сказал Деанта. – Идем.

– Я боюсь увидеть, что там…

– Но это нужно тебе. Идем.

Глава 12

Иште медленно выпрямилась и опустила руки. Сиэнде подняла голову, тоже поднялась и, не сводя взгляда с лица Иште, отряхнула руки от земли и вытерла о подол. Никто не обращал на них внимания. Люди молча, спокойно собирали плоды, выросшие за ночь – хлеб, мясо, одежду. Завтра вырастут новые.

Солнце светило сквозь тонкую неприятную дымку, похожую на подцвеченную кровью мутную воду. Неестественно яркая зеленая листва Садов резко обрывалась мертвой чертой леса. Он был близко, очень близко.

Люди не разговаривали и не пели. Юные и Дети работали вместе со всеми. У них были гладкие красивые лица с бесстрастными улыбками и пустые муравьиные глаза.

Иште закусила губу, вспомнив, как в детстве пели за работой. И мама, и отец. Но тогда луна была белой. Теперь не пели.

Сиэнде шагнула к лесу. Остановилась. Потом сделала еще несколько шагов. Иште не сразу пошла за ней, но когда сделала первый шаг, стало легче, и страх смешался с совершенно непонятной отчаянной радостью и ощущением свободы.

– Будь что будет, – прошептала Иште и побежала следом. Люди поднимали головы, бесстрастно, муравьиными глазами смотрели им вслед. Затем снова принимались за работу.

***

Это было хорошее место. Тут прежде жил гордый человек, довольный и собой, и своим хозяйством, и своим положением. Не бедный человек.

Стены были сложены не так давно – прежде здесь была бы обычная ограда от мелкого зверья. Но теперь усадьбу окружала грубая, тяжелая стена, такая чуждая здесь, возле легкого, красивого белого дома.

Ворота усадьбы тоже были тяжелыми. Все угрюмо говорило об опасности и страхе.

Когда они подъехали ближе, стало видно, что окна дома заложены кирпичом, и лишь наверху зияли узкие проемы, из которых удобно было отстреливаться.

Эта усадьба могла быть прибежищем многих и обороняться долго.

У всех в голове была лишь одна мысль – что же тут произошло?

Сатья с Юэйрой и Деантой стояли перед воротами.

Хелья Ночной, Руа из шерга и Сохора, человек Анральта, остались внизу.

Адахья остался на страже у входа в Подземелья вместе с Тэриньяльтом и ночными, охраняя Майвэ, еще одного человека королевской крови, если вдруг что-то случится с Андеантой.

Юэйра спешился. Конь замер, как статуя. Юэйра толкнул ворота. Деанта вздрогнул, когда тяжелая ржаво-черная створка с омерзительным скрипом поехала внутрь. Застыл.

Деанта подошел, тронул его за плечо.

– Идем. – Юэйра резко повернул к нему голову. – Если ты сам не увидишь, ты до смерти будешь мучиться. Идем. – Он пошел внутрь первым, потянув за собой Юэйру, серого и безвольного. И сразу же остановился, потому, что ступать было почти некуда.

Двор был завален телами. Умерли они недавно – или просто тление в этом мертвом мире не касалось тел. Умирали они тоже по-разному. Некоторые сидели, прижавшись друг к другу, словно пытались найти друг у друга защиту и так уснули и ушли в смерть. Некоторые покончили с собой, другие лежали рядом, убив друг друга. И все они были страшно истощены.

Ворота закрыли перед чем-то страшным, но не перед врагом с руками-ногами копьями-мечами. Перед ЧЕМ-ТО.

Они спрятались, чтобы долго, много дней умирать от отчаяния, жажды и голода, не смея выйти. Это были смелые люди, наверное. Они долго держались, прямо в виду у города, выживали, отбивались от врага. Упрямо не покидали свой дом. И умерли.

Блеклое солнце, как мертвый рыбий глаз, смотрело сквозь сукровичную дымку на неподвижный и безжизненный мир. Деанта тоже смотрел.

На ветке яблони в безветренном мертвом воздухе неподвижно висел труп девочки со сломанной петлей шеей. Внизу лежала женщина с перерезанным горлом, зажимая в тощей руке нож. Кровь была ржаво-черной, как металл ворот. Она, похоже, умерла последней. У девочки было спокойное грустное лицо. Видимо, мать сильно дернула ее за ноги, чтобы сломать шею и убить девочку быстро и без мучений.

Деанта поражался своему тупому спокойствию. Или это было за пределом ужаса? Он помотал головой, не давая чувствам вырваться на волю. Нельзя. Нельзя.

Но Юэйре было можно. Юэйра столя несколько мгновений, застыв, оцепенев, а потом подбежал к повешенной девочке и стал дергать, дергать эту проклятую веревку, лающе рыдая без слез и выстанывая какое-то имя. Деанта сорвался с места. Рванул Юэйру за плечи, полоснул ножом по веревке, и девочка упала на Юэйру, он отшатнулся, заьем рухнул на колени перед ее тельцем и женщиной с ножом в руке. Он медленно раскачивался из стороны в сторону, зажмурив глаза и оскалившись, словно пытался выжать из себя слезы. Но их не было, и облегчения не приходило. Юэйра сунул кулак в рот. Потом повалился на мертвые тела, обнимая их, и тут его пробило, и он заплакал.

Деанта встал. Пусть поплачет. Пусть. Так надо. Он продолжал всматриваться в неподвижные тела. Вот воин сидит, опустив голову на грудь. Лицо его хмуро, тусклые мертвые глаза смотрят куда-то на землю. В грудь по рукоятку всажен нож. Худой старик. Глаза закрыты. Можно подумать, что спит, если бы не перерезанное горло. К его плечу привалился юноша с седыми волосами. Как у Тэриньяльта. Одна прядь чуть дрогнула. Деанта не сразу понял, что такого не может быть. Здесь нет ветра.

Через мгновение он уже поднимал к себе лицо юноши. Тот был еще жив – умирал. В черном рту дергался распухший сухой язык.

– Что здесь было? – крикнул Деанта. – Ты можешь говорить?

В побелевших, тусклых глазах юноши блеснуло сознание.

– Ыиоооххх… – прохрипел он. – Иииххх…

Деанта нашарил дрожащей рукой на поясе флягу. Юноша просто наделся на горлышко, но глотать не мог. Уже ничего не мог.

– Ооохь…, – снова простонал он. – Ыаеееаааххх…

И умер. Деанта замер. Голова юноши упала.

"Я поздно пришел. Я не успел их спасти".

От ворот негромко позвал Сатья.

– На дороге двое. Женщина и девочка.

Юэйра вскочил, раскрыв рот, и бросился наружу, размахивая руками. Деанта кинулся было за ним, но Сатья задержал его.

– Деанта, господин. Хочу, чтобы ты знал. Земля мертва. Нам неоткуда взять сил, кроме как из себя. На много не хватит, и мы, скорее всего, умрем, и я, и Нельрун, и Науринья. Знай и не очень надейся.

Деанта вздрогнул. Сатья говорил спокойно, буднично.

– Я понял, Сатья. Благодарю тебя.

Женщина и девочка-подросток на бледно-желтой дороге. Они шли странно – почти бежали. Похоже, так было уже долго. Потом появились еще люди. Они шли за женщинами на некотором расстоянии, охватывая их полукругом, не нагоняли и не отставали. Но когда женщины остановились, люди останавливаться не стали. Они опустили копья и так же неспешно, не убыстряя и не замедляя шага, продолжали двигаться. Женщины снова побежали. Люди продолжали идти за ними. Люди были в белом. Их было восемь. Двое были очень молоды. Почти дети. И лица у них были спокойны – ни радости, ни ужаса. Просто спокойствие. У тех, что постарше, была хотя бы злоба, хотя бы ухмылки.

У Деанты вся кровь словно собралась в середине груди и оттуда с жаркой силой ударила в руки и ноги.

Порой из шерга выгоняли преступника в Пустыню, гнали, не давая останавливаться, пока он не падал. Гнали на шилорогах. И оставляли там. Он помнил, как сам гнал в пустыню Шаарху. Ему было не больше лет, чем этим, белым. Но он уже прошел обряд и потому был мужчиной. А мужчина должен отвечать за свои проступки. Мать Шаархи выла и волоклась следом за Малленом, хватая его за ноги. Но великий Маллен не слушал. Если хочешь выжить в шерге – блюди его закон. И если изнасиловал десятилетнюю девчонку – отвечай за свою мерзость по полной.

Но они гнали преступника, пока он не падал, и оставляли там. А эти просто загоняли женщин. Поднимали и гнали, не удосуживаясь прикончить…

А Юэйра уже несся вниз с воплем. Оставалось только рвануть за ним – своих не бросают.

***

Майвэ проснулась от какой-то шумной, тревожной возни и суеты. Вылезла из мехового мешка, пригладила волосы и пошла к невысокой арке. Там шумели. Тревожно, суетливо. Короткие фразы, чей-то плач. Глухие, сдерживаемые стоны. Майвэ на всякий случай нащупала нож на поясе.

На земле лежали тела. Она быстро подошла. Нельрун, Сатья. Оба бледны, словно из них выпустили всю кровь, неподвижны. Руа и Сохора.

– Они живы… госпожа…, – выдохнул почти беззвучно Науринья. Он сидел, его поддерживал кто-то из Дневных. Голова его падала, он не был ранен, но терял сознание на глазах.

Юэйра тоже был ранен. Он дико дергался, куда-то рвался, лицо его было в крови, глаза белые и безумные. Полуголый, растерзанный, словно побывал в клыках у огромного хищника. "Тварь, наверное", – рассеянно подумала Майвэ. Над ним нависал Тэриньяльт, а Юэйра цеплялся за него, что-то сбивчиво бормотал и рыдал.

Адахья молча, скрестив руки, стоял у стены и мрачно смотрел на все это вместе с хмурым старым Эдеанной. Дневные окружали кого-то, сидевшего у стены. Это были девушка лет тринадцати и молодая женщина, обе в странных просторных белых одеждах. Грязных белых одеждах, запятнанных кровью. Еще двое в белом, двое мужчин, связанные, сидели в дальнем углу, и на них молча смотрел Деанта.

– В чем дело? – прохрипела Майвэ. Закашлялась.

Никто не отвечал ей. Все о чем-то говорили – она не понимала слов, возились с ранеными – она не могла понять, кого видит. Деанта, словно ощутил ее взгляд, подошел к ней.

– Сестрица, – сказал он, – давай поговорим с этими женщинами. Ты женщина, идем к ним, им легче будет при тебе.

Они подошли к женщинам.

– Не бойтесь, – сказал Деанта. – Теперь вам никто не причинит зла. Я – Деанта, сын короля и Анье Тианаль, пришел чтобы встать на Камень. А это госпожа Майвэ, дочь короля Ночи, моя сестра. Если мне не удастся, она встанет на Камень.

Девушки смотрели на них в каком-то помутнении. Они словно не могли поверить в то, что живы, что вот это все – на самом деле.

– Ты король? – сказала младшая. – Ты правда король?

Деанта сел на корточки, глядя ей в глаза.

– А ты что-то знаешь о короле?

Девочка-подросток закивала головой, не сводя с него темных распахнутых глаз. Старшая обняла ее и прижала к себе, молча глядя на Деанту.

– Да, в сказках говорят, что он должен прийти и встать на Камень. Но это же сказки. Кто им верит?

– Никто не верит?

– Почти не надеются, – хрипло ответила старшая, прижимая к себе девочку.

Деанта кивнул.

– А эту воду можно пить? – вдруг тихо-тихо сказала младшая, глядя на подземный ручеек в каменном желобе. Майвэ улыбнулась.

– Ты можешь без опаски пить эту воду. Здесь течет сила моего отца, короля Ночи, а он блюдет Уговор. Пей без опаски, сколько угодно пей!

Девушки переглянулись, и старшая осторожно зачерпнула воды горстью и сделала глоток. Застыла, прислушиваясь к себе. затем улыбнулась младшей.

– Пей.

Они пили так, как будто каждая из них была самой иссохшей пустынной землей. Майвэ смотрела на них и с радостью, и с жалостью. А Деанта подошел к раненому Юэйре.

Юэйра стонал и мычал сквозь зубы, еле сдерживая боль, как телесную, так и душевную. Майвэ видела, как он мотает головой, зажмурив глаза, пока из его плеча вырезали обломок зазубренного копья. Деанта стоял над ним вместе с Арнайей, суровый и неподвижный, но Майвэ почти физически ощущала исходящую от него ярость.

– Мне жаль твоих родных, Юэйра, – отрывисто, сухо говорил Деанта. – Но ты ослушался приказа. Из-за тебя погибли двое воинов, а барды, считай, еле живы. А нам нужна их сила завтра. Как ты возместишь урон?

Юэйра снова застонал, потом вскрикнул и обмяк. Деанта отвернулся от него к сидящим у стены двоим. Один был юношей с чистым, жертвенно-бесстрастным лицом. Второй – мужчина в годах, затравленно крутивший головой. Оба были в бригантинах поверх кольчуг, оба в белом, оба связаны. Юноша сидел неподвижно, равнодушный к своей судьбе, мужчина часто, неглубоко дышал и от него пахло страхом.

Деанта молча смотрел на них. Науринья, пошатываясь, подошел и встал чуть позади него и Арнайи, который тоже смотрел на пленных. Он явно видел что-то незримое другим.

– Почему вы гнали этих женщин? – спроси Деанта.

Юноша даже не пошевелился. Он словно не слышал ничего и вообще не осознавал, что происходит. Один из воинов пнул его, но тот лишь шатнулся как кукла, по-прежнему глядя широко раскрытыми глазами неведомо куда.

Науринья хмыкнул.

– Он не ответит, государь Дня. Он пустой. Шелуха. И наполнить ее нечем.

Деанта коротко глянул на него и кивнул.

– Говори ты, – бросил он мужчине в белом.

Мужчина сглотнул, облизнув сухие губы.

– А я что? Мне было приказано! Я не могу ослушаться, я служилый человек… а они нарушили!

– Но почему вы их просто не убили?

Глаза мужчины забегали, он глянул на соседа, но тот не реагировал.

– Они убили бы меня, – кивнул он на него. – Юных все боятся. Они не люди! Они хуже тварей! А мне некуда было идти!

– И что сделали эти женщины?

Пленный посмотрел на беглянок. Долго мялся.

– Они молодые. Им запрещено уходить.

– Почему?

Он лишь дернул плечом. А потом его прорвало.

– А почему, почему они должны уйти? Другие не могут, а они, видишь ли, сбежали! Неет, пусть все терпят, все! Я старый, мне только подохнуть, а эти суки – они для нового мира! Им все! Все им! А они бегут! Меня из жалости, как пса! Когда буду сдавать, лапы ослабнут – просто прирежут, добренькие! Такие же, как они и прирежут! Пусть сдохнут! Пусть, пусть! Ты им даже воды дал, а мне – нет! Я и для тебя дрянь! – орал он, багровея, и жилы на его лбу и шее вставали буграми. – А я жить хочу! Жить! – его вопль переполнял пещеру.

– То есть, вы загоняли их потому, что они сделали то, чего не посмели сделать вы, – тихо сказал Деанта. Майвэ уже научилась понимать его. Деанта был в бешенстве. – Что ты скажешь, если я тебе скажу, что пришел встать на Камень и все исправить?

Мужчина сначала застыл, затем его брови изумленно полезли на лоб, и он как-то глухо заухал, а потом стало понятно, что он хохочет.

– Ты? Ты? Это ты тот самый королевский выблядок, которого все ждали-ждали, а потом уже и перестали? Ты где был-то? А? Чего ж тебя мамаша-сучка сразу не предъявила-то? Поставила бы на Камень-то, и все! Кому ты нахрен нужен, теперь-то кому ты нужен, не осталось никого! Ни моих не осталось, никаких других не осталось, все, все кончено! – он рвался и скалился, рычал и выл, словно пытался дотянуться до глотки Деанты, бился, словно в припадке, пуская пену.

Науринья шагнул к нему, схватив его за волосы. Присел, глядя прямо в бешеные и смертельно испуганные глаза пленника. Оскалился.

– Говоришь, воды не даем. Ну, пей, – почти шепотом произнес он. Пленник внезапно затих. – Пей. Ну? Ты же жить хочешь? А не будешь пить – убью, – с улыбкой сказал он.

Пленник прижался к стене. Науринья поднес к его губам флягу.

– Пей.

Пленник сделал несколько глотков. Потом задергался, отплевываясь и выкатив глаза на лоб.

– Ну, я так и думал, – выдохнул Науринья и прежде, чем кто-то что-то успел сделать, вогнал ему в глаз стилет. – Он не может уже пить воду людей. Боюсь, и еду тоже не сможет есть. Он все равно что мертв.

– И зачем ты это сделал? – воскликнул Деанта. – Теперь мы ничего не узнаем!

– Узнаем, – спокойно сказал Науринья, вытирая клинок о белую грязную котту покойника. – Эти женщины могут пить воду людей. Они расскажут.

Майвэ вместе с девушками из города омыла лица Руа и Сохоры, расчесала их волосы. Воины уложили их в спальной нише, сложили их руки на груди и положили на грудь их мечи. Деанта стоял над ними, и желваки на его скулах бешено плясали, когда он пытался загнать назад слезы. Это добавит ему горечи, добавит ему гнева и решимости.

– Прощайте, братья мои. Мы встретимся за снами богов. Пусть дорога ваша будет чиста, и вас не терзает ни жара, ни стужа, и всегда будет сладка ваша вода. Да не будут забыты ваши имена.

Они постояли возле мертвых и отошли, остались только Науринья и Майвэ. Майвэ сосредоточилась, ловя нити силы. Земля, вода и ночь были рядом, и она потянулась к ним, и они ответили, струясь через нее и забирая свое. Прах ушел к праху, вода ушла к воде, и ночь окутала темнотой нишу. Это было нетрудно – здесь была сила отца. Она слышала его далекий-далекий отзвук, как еле слышное эхо.

"Папа. Папочка. Прости. Я вернусь. Я обязательно вернусь"…

Науринья криво улыбался, по левой его скуле катилась слеза. Майвэ знала, о ком думает он и у кого просит прощения. Он смотрел своим магическим зрением вслед этим двоим, уходящим из мира, той дорогой, куда собрался идти и он.

"Он не вернется со мной", – окончательно осознала Майвэ, и ее сердечко сжалось, и она посмотрела на Арнайю Тэриньяльта. Тот медленно повернул к ней незрячее лицо.

"Я вернусь с тобой, госпожа моя".

– Мы жили в Амре. Это небольшой город, к северо-востоку от Столицы. Когда все случилось, – говорила Иште, – мне было около года. – Она помолчала. – Смуту я толком и не помню. Все время была война, понимаете. Потом, когда все как-то утихомирилось, Амра подчинилась принцессе, да… Много народу погибло, был голод. Кто-то ушел на юг, к Тианальту, кто-то остался, ну, как везде. Много было сирот. И принцесса собирала их к себе, многие и просто отдавали детей, чтобы с голоду не померли. Ну, и лишние рты тоже… Знаете, они брали охотнее тех, кому было не больше пяти или семи лет, остальных не очень, не всех. Айрим сказал, что в Столицу возьмут всех, кто захочет строить новое. Тогда-то земля и начала умирать. И мы пошли. Мне тогда двенадцать было. Мы были готовы все делать, – она замолчала, словно ей было стыдно.

– Говори, девушка, не бойся, – сел рядом с ней на корточки Деанта. – Мне надо знать, чтобы все исправить.

Иште кивнула.

– Принцесса всех принимала. Все Юные – ее дети. Но самых младших забирали в Дома Детей, и оттуда они выходят вот такими, – она показала на второго, бесстрастного, пустого пленника. – Айрим говорит, что лишь они чисты. У них нет привязанностей, и они могут стать Юными, которые будут жить в Городе Грядущего века, он так говорит. – Она помотала головой. – Всех детей, таких вот маленьких, собирали по всем землям, где могли. Дети принцессы, да. – Сиэнде прижалась к ней, словно утешая, погладила по руке. – Кто постарше, вот как она, тоже брали, но мало кто из них становился Юным… Айрим говорит…

– Кто такой Айрим? – спросил Деанта. Он хотел знать, кто для Столицы этот человек.

– Айрим? Он муж принцессы, он просто Айрим. Наставник всех. Да. Юные понимают его без слов, они любимые Дети его и принцессы, да.

– А остальные?

Иште не сразу ответила.

– В город принимают всех. Всем есть еда и вода, и одежда, и кров. Но избранные – только Дети и Юные. Новый мир принадлежит им, да. Остальные недостойны, они просто доживают. Служат Новому миру как могут. Все должны служить Новому. Есть такие, кто добровольно отдает себя новому миру и становится боговнимателем. – Ее передернуло. Майвэ чувствовала, что за этими словами стоит нечто большее, чем ей уже известно.

– Как становятся? – мягко сказала она.

Иште опустила глаза, видимо, собираясь с мыслями.

– Айрим говорит, что все имеет свою цену, и ее надо заплатить.

– И?

– У каждого своя цена. Они становятся почти как Юные. Только не перестают стареть, просто медленнее стареют. Для этого им приходится…занимать жизнь у кого-нибудь.