Текст книги "Ничейный час (СИ)"

Автор книги: Наталия Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Я не думал о сестре, честно признаюсь. И это мой второй великий грех. Я всегда любил ее как-то неправильно, все время считал дурочкой, все за нее решал. Боюсь, в том, что с ней сейчас произошло, виноват я.

Деанта всегда слушал дядю с внутренним трепетом. Он знал, кто такой Правитель Юга, знал, что он единственный, кто отказался заявить права на престол. Он хотел вернуть Правду земли. Может, потому Южная Четверть еще держалась.

А еще к нему подсылали убийц. Но судьба словно хранила Тианальта.

Мать продолжала, улыбаясь и глядя в пространство говорить о своей воображаемой любви, и это было слушать куда тяжелее, чем если бы это было на самом деле и кончилось великим горем.

Деанта знал отца только по рассказам Тианальта и королевского барда. Они-то короля знали близко. Но представить его и, главное, полюбить, как он любил дядю Тианальта – обожая его, или дядю Маллена – восхищаясь, или мать – жалея, он не мог.

Он поцеловал мать и вышел, а она все продолжала сидеть и тихо говорить.

Деанта чувствовал себя подлецом, но ничего не мог поделать. Он не мог оставаться при матери. На то есть служанки, приставленные дядей Тианальтом. А он воин. Его дело охранять шерг, ходить на разведку в пустыню, истреблять тварей. Он не знал другой жизни и не представлял ее. Иногда, думая о своем происхождении и предназначении, с которым он спокойно соглашался, он представлял себе, что вот настанет срок, он сходит в Столицу, встанет на Камень, все в мире сразу станет на свои места, и он спокойно вернется сюда, чтобы продолжать жить так, как живет сейчас. Со временем он станет таким же великим стражем, как Маллен. Поскольку все станет на свои места, он пройдет сквозь хьяшту и дойдет до Стены, истребит всех злобных тварей. Найдет себе жену…

А сейчас надо идти к Маллену, чтобы рассказать ему о ночном стрекотуне и обсудить вылазку к гнездам тварей. Кладки надо уничтожить, пока не наплодилось новое поколение, иначе туго будет.

Он сбежал по спиральной лестнице во двор и натолкнулся на Льенде, тоже отоспавшуюся, веселую, румяную. Деанту всегда тянуло улыбнуться при взгляде на простое лицо девушки. Крепкая, ширококостная, всегда радостная, эта охотница была любимицей шерга. Среди охотников было много женщин – людей везде недоставало, так что и женщинам приходилось браться за оружие – но Льенде была лучшей и самой любимой.

– Привет, принц ты наш! – помахала она ему рукой. – Ты новость знаешь?

– Нет, – остановился Деанта, – а что?

Льенде выкатила глаза и сказала страшным шепотом:

– У нашего господина Маллена Пустынные! Представляешь?

Льенде всегда называла дядю Маллена либо "великий", либо "наш господин", да еще и с придыханием. Она просто млела от одного упоминания о Маллене. Впрочем, многие к нему так здесь относились. А Деанта был просто "наш принц". Даже то, что великий Маллен приходился ему двоюродным дядей, лишь немного выделяло его. Деанту ценили не за это. Просто он и правда обладал редким свойством вызывать доверие, так что многие приходили просто поговорить с ним по душам. Деанта мало говорил, просто слушал – и этого хватало. Потому и был он "наш принц".

– Пустынные?

– Да! Ты сам знаешь, что они ведут дела только с господином Малленом.

– Пустынные здесь? Сейчас?

– Да! И наш господин тебя зовет!

– Иду уже! – воскликнул Деанта, прибавив шагу – его разбирало любопытство. Посмотреть на Пустынных вблизи мало кому удавалось, а слухи о них ходили один другого невероятнее. Их даже считали не совсем людьми. Человек не может находиться на дневной жаре. Ночной лютый холод как-то еще можно было пережить, но день в пустыне был смертоносен. Однако, Пустынные как-то умудрялись выживать и под открытым солнцем, не только под кровавой стылой луной… А сейчас уже остывший, но еще не ставший невыносимо студеным воздух был полон запахами зелени и цветов, шорохом и криками животных и птиц… Скоро закроются жесткие кожистые почки и уйдут под землю травы и цветы, спрячутся в норы мелкие грызуны и хищники, забьются в укрытия птицы. И люди уйдут в катакомбы шерга, закрыв наглухо входы и выходы.

Тиво Ньявельт оставил двоих сыновей. Старшего брата Маллен убил лично восемнадцать лет назад. Потому, что Арьен Ньявельт убил отца и подался в столицу, чтобы просить у принцессы-регентши наместничества на Юге. Дал клятву верности, получил войска.

Маллен хмыкнул, вспоминая тот кровавый день у стен Уэльты, когда злое войско Юга, в рядах которого чуть не каждый пятый был беженцем из Западной четверти, разбило врага в пух и прах. Погибших было много с обеих сторон – Вирранду стоило немалых трудов удерживать людей, они рвались в бой как охотничьи псы на добычу. Дай он тогда слабину, победа далась бы куда большей кровью. Но Вирранд Тианальт не знал слабости.

Пленных было мало. Арьен был среди них. Он ползал в ногах у брата, плакал, хватал за ноги, и Маллен, не слушая, чтобы не размякнуть, снес ему голову.

– Теперь мы с тобой одним грехом повязаны, – сказал тогда Тианальт. – Двое братоубийц.

Вот тогда к Тианальту начали прибывать посланцы от всяких сильных людей, предлагая союз, земли, долю богатств и прочее за помощь в достижении престола. А то и просто предлагали корону. И тогда же стали подсылать убийц. Вот после этого Вирранд и решил отослать в безопасное место сестру и сына.

Но пока судьба хранила правителя Юга.

Маллен не завидовал кузену. У него, Маллена, было свое Великое Дело, которого никто другой сделать не мог бы. Даже Тианальт. Когда-то Маллен Ньявельт сбежал из дома, чтобы стать стражем на границе с пустыней, полной тварей и тайн. Теперь, когда ему сравнялось сорок лет, и землю топтало с полдюжины его отпрысков разного возраста и пола от разных женщин, вряд ли кто мог сравниться с ним в его Деле. Он знал пустыню, он чувствовал ее. Именно он первым нашел легендарных пустынных изгоев, и теперь те снисходили до беседы только с ним. Именно ему довелось попасть в Потерянный шерг к Озеру. И именно ему Пустынные дозволили взять себе во владение вот этот, самый северный шерг, который ныне назывался шергом Маллена.

Деанта поднялся в жилье Маллена Ньявельта. Видать, когда-то тут жило куда больше людей, потому как коридоры и галереи были длинны, и много было комнат. Часть коридоров заложили камнем, чтобы не терять тепло. Деанта оставил свой кинжал Ангдару, который сегодня стоял на страже у комнаты Маллена. Ангдара он хорошо знал, как и всех людей шерга, и сражались они не раз вместе, но обычай есть обычай.

Двое Пустынных сидели, скрестив ноги спиной ко входу, завешенному толстой кошмой из шилорожьего войлока, и волосы их в свете очага нестерпимо пламенели. Между ними и Малленом стояла на жаровне чаша с горячим, приправленным пряностями вином. Пустынные не были привычны к этому напитку, но вежество заставляло хотя бы пригубить. Деанта недоумевал, зачем Маллен заставляет их пить это, ведь все знают, что от хмельного они дуреют и впадают в бешенство.

Двое Пустынных сидели перед очагом, один – в стороне, на пятках, положив руки на колени. Он был очень молод, наверное, ровесник Деанте. Худой, жилистый, ярко-рыжий, как все пустынные, и на диво белокожий. Мужчина и женщина, сидевшие перед Малленом, были сильно смуглее, с узкими ярко-голубыми глазами и огненно-рыжими мелко вьющимися волосами, облаком окутывавшими голову. Возраст обоих было трудно угадать – могло быть от тридцати до пятидесяти. Оба поджарые, мускулистые, в свободных штанах и безрукавках цвета пустыни. Обычно они еще надевали поверх широкие плащи, закрывавшие голову и лицо и оставлявшие лишь щелку для глаз. Смертоносные луки и копья они не оставили у входа – то не было в их обычае. Однако, ради уважения к хозяину, они отложили их на расстоянии вытянутой руки.

Деанта уважительно поклонился, сел чуть позади Маллена и сложил руки на коленях.

Пустынные даже не глянули на него.

Они могли очень долго жить без воды и еды, отличались нечеловеческой стремительностью и выносливостью, выживали на страшной жаре под раскаленным солнцем и в ледяной ночи пустыни. Барды говорили, что эти люди чуть ли не проходят сквозь хьяшту и не боятся яда большинства из пустынных тварей.

Сатья рассказывал о Сыне Огня Торамайе и дочери Шенаэль, которые были предками Пустынных. О Красном Копье в камне и Озере в Потерянном шерге. Шенальин были стражами пустыни. Эта порода людей давно отдалилась от остальных Дневных. Поговаривали даже, что в их жилах все же течет нелюдская кровь.

"Любопытно, у Ночных тоже есть такие особенные люди, как у Дневных – Пустынные?"

Это были люди гордые, даже надменные, смертельно опасные, не признававшие ничьей власти. Они не признавали королей, у них не было одного вождя, и не воевали они друг с другом только оттого, что их было не так много, и места в пустыне хватало на всех. И все же, все же раз в год, в начале весны их вожди съезжались в одно и то же место, которое они называли Круг. Деанта знал об этом со слов Маллена, а тот все же общался с пустынными и кое-что знал о них. Может, даже больше, чем кто-либо другой из людей. Что они решали в Кругу, Маллен не говорил. Хотя Деанта подозревал, что дядя знает больше, чем рассказывает.

– Уговор заключен, – сказала женщина.

– Уговор заключен, – ответил Маллен.

Разговор был закончен. Пустынные встали, коротко поклонились Маллену и ушли, взяв оружие. Куда они ушли, где они проведут ночь – никто не знал и не спрашивал, потому, что это были Пустынные. Остался только юноша. Маллен кивнул ему, тот вскочил одним гибким стремительным движением. Он немного отличался от остальных пустынных. У него были не узкие глаза, а круглые и немного навыкате, волосы не вились колечками, а торчали во все стороны, и кожа была светлее.

– Это Райта, – сказал Маллен. – Он останется здесь в залог уговора.

Деанта не стал спрашивать, в чем уговор. Маллен скажет сам, если сочтет нужным. И, наверное, скажет, раз призвал его сюда. Райта стоял. Ноздри его раздувались и чуть дрожали. Если Деанта что-то понимал в людях, то юноша был глубоко задет. Он прямо исходил ненавистью – к нему, Деанте. И почему?

– Они приходили просить помощи. Это гордый народ, Деанта. Никогда бы не пришли, если бы не крайность. – Маллен встал. Тяжелый, могучий, с черной бородой и красивыми женскими глазами. – Голод, Деанта. Пустыня уже не может их кормить. Они просят еды.

Райта закусил губу. Он просто жег Деанту взглядом. Как он смеет такое слышать! – почти ощущал его мысли Деанта.

– Но господин Вирранд Тианальт не сможет кормить всю Пустыню.

– Это только один род, Раштанальты. Что остальные – не знаю. Может, решат в Кругу.

– Почему именно они к тебе пришли, дядя?

– Потому, что я их вождь, – тяжело ответил Маллен. Сел, налил себе горячего вина. – Сядь, Райта. – Юноша повиновался, не спуская злобно взгляда с Деанты. – А это мой сын. – Он заговорил, не глядя на Райту, словно его тут и не было. – В тот год, когда твоя мать была беременна тобой, я много времени проводил на дальних заставах и часто заходил далеко в пустыню. Я искал тех, кто живет в степи и песках. Легенды о них ходили издавна, да ты и сам знаешь о потомках Шенаэль. И вообще всегда были люди, которые предпочитали жить в диких местах. Как тот же Амара-изгой или безумные барды Ланты. Эти края словно зачарованы. Кто долго живет на границе, того затягивает. Я вот уже и не могу без скал, степи и песка. Иногда я словно слышу голос, только слов разобрать не могу. Шепот пустыни. – Маллен помолчал. – Короче, я в ту пору был влюблен в пустыню, как бываешь влюблен в красивую опасную женщину. И еще у меня был повод – хьяшта. Я хотел понять, что это, от чего она возникает, что за ней и в ней, как ее обойти, в общем, все хотел знать.

– И ты узнал?

– А? Нет. Я не об этом. – Он опять помолчал. – Я видел то озеро, – сказал он, наконец. – Сам видел, хотя и побоялся подойти. Но я не об этом. В тех краях я наткнулся на Пустынных. Шенальин зовут они себя. Потомки Шенаэль. – Он усмехнулся. – Они не были рады мне. Но деваться было некуда – и меня, и их загнали песчаные волки. Так что пришлось отбиваться и отсиживаться в скалах, пока эти твари не поняли, что мы им не по зубам. В общем, выжили. Я был ранен, рана загноилась, потому они забрали меня с собой, к себе в стойбище. Так что я посмотрел, как они живут. Худо они живут, Андеанта, худо. Едят мясо и молоко, больше ничего, да и с этим негусто. Потому жрут все, что можно сожрать – насекомых, ящериц. Потому они так худы. Одежду носят из кожи и меха, женщины прядут шерсть. Ткани у них нет, ни с кем они не торгуют, детей мало, бабы мрут в родах. Это не как у нас, Деанта. Да, мы живем трудно, но Вирранд присылает нам еду, ткани, оружие, железо, словом, все необходимое. Но наше необходимое по сравнению с их необходимым – невыразимая роскошь. Они все делают сами. Они правда тяжко живут, Дин. И земля у них недобрая. Тем более сейчас, когда все постоянно меняется, и где можно было жить вчера, сегодня место смерти. Может, все их беды от того, что нету у них единого вождя, вождя справедливого и блюдущего Правду земли. Может, и так… У них и бардов-то нет, только сказители, что на память запоминают предания старины… Короче, они вылечили меня, а потом их вождь сказал – теперь я тебя убью. Стоило лечить, да?

– Зачем он хотел тебя убить? – искренне удивился Дин.

– Я чужак. Он сказал – ты должен умереть. А мне жить хотелось. И я заявил – а я пришел оспорить твое право вождя. Все же был шанс выжить, если будет поединок. Короче, я его убил. Пришлось стать вождем и взять в жены его дочь. Райта наш сын. Потому Раштанальты и слушают меня. Может, удастся как-то их приручить, что ли. – Он тяжело вздохнул. – Я привык к ним, даже полюбил. Они ведь тоже любят пустыню и слышат ее шепот…

Деанта начал понимать Райту. Полукровка. Пустынные не принимают его до конца. И здесь он чужой. Один везде. Все время приходится доказывать свое достоинство. Отдала ли его сюда мать ради его спасения или просто чтобы избавиться от напоминания о своем невольном позоре? Маллен его, наверное, редко видел и вряд ли любит. Говорит, что он – залог уговора. Оно можно понять, раз он и Пустынный, и обычный человек, он связывает два народа. Но он не принадлежит ни к одному… Деанте стало его жаль. Он встал и подошел к Райте.

– Я Деанта. Твой отец – мой дядя и господин нашего шерга. Привет тебе.

Он протянул руку.

Райта сузил глаза и сжал губы. Руки он не взял.

– Оба идите спать. Завтра идем вырезать гнездо стрекотунов. Раштанальты с нами.

Райта вздрогнул и опустил взгляд. Деанта снова понял – Пустынные обязались за еду для себя и шилорогов помогать им. Райта считал это позором и утратой свободы. Видимо, все действительно очень плохо.

Они выступили до рассвета, почти в ничейный час, и это тоже было хорошо. Деанта вывел из стойла своего вороного лохматого шилорога. Невысокий выносливый зверь жарко дышал и переступал широкими копытами. Наверное, чуял драку, а шилороги дерутся страшно.

– Тихо, тихо, – погладил он скакуна по горбатому бархатному носу. – Еще успеешь.

Их выехало двенадцать человек, во главе с Малленом – а как иначе, если в деле хотят быть еще и Пустынные. Вон, и Райта уже сидит в седле, и лицо его замкнуто и надменно. Дыхание людей и шилорогов выходило облачками пара, розоватого в свете просыпающегося солнца.

– В хорошее время выходим, – прошептал бард Виантар, молодой крепкий парень, прищурившись на горизонт. Его лицо было закрыто меховой маской с узкими прорезями для глаз, рта и носа. Отряд вытянулся цепочкой и пошел быстрой рысью.

В чистом небе еще висела яркая стружечка луны, свет ее был кровав, а краешек солнца, появившийся над черной грядой дальних холмов, был чистым и золотым.

Солнце взобралось в зенит, заливая ослепительно-белым палящим жаром камни, песок и скалы и превращая воздух в студень, затем тени снова удлинились и повернули в другую сторону. Когда жар чуть спал, и солнце стекло к горизонту, отряд покинул укрытие и снова пустился в путь, чтобы в ничейный час вечера добраться до места, где можно отдохнуть, где есть вода и защита от тварей ночи. Конечно, секрет из железы стрекотуна отпугивал всех жаждущих человеческой плоти и крови, но лишний раз обезопаситься всегда стоит.

Солнце стекло за горизонт, и пришло краткое благословенное время жизни. Скачка продолжалась. Они успели добраться до скал, окружавших похожее на чашу каменистое углубление, на дне которого бил родник. Здесь даже росли кусты с мелкими кожистыми листьями и колючками. Весной они цвели ярко-алыми цветами, а сейчас на них висели мелкие желто-зеленые плоды, кислые и освежающие. Это было давно облюбованное стражами и охотниками и место для отдыха и ночевки. Здесь был запас корма для шилорогов, хотя эти животные могли долго не есть и не пить. Чтобы твари не опоганили и не разорили этого места, барды время от времени защищали его охранной песней и надписями, но лишь слово богов или избранных держится вечно. Да еще времена такие, когда все меняется и нет опоры… Пустынные выбивали на камнях свои сторожевые знаки, но силы в них было немного. Так что никогда не угадаешь, чисто ли еще место или здесь уже угнездились твари.

Бард Виантар вместе с одним из охотников пошел вперед, разведать. Вернулись они довольно быстро.

– Чисто пока, – сказал охотник. Виантар же взял с собой Деанту и пошел вокруг скал. Глаза у него постепенно начали светиться красным, словно угли разгорелись. Когда они завершили круг, Виантар еле стоял на ногах, и Деанта почти на руках втащил его в скалы. Сумерки уже перешли в густую ледяную ночь. Родник быстро затягивался льдом, но воды люди уже успели набрать. Ночь была полна звуков. Где-то далеко слышался вой и почти детский плач, смех и что-то похожее на жуткое пенье. Знакомые звуки. Деанта даже мог сказать, кто там, в ночи, и что творится. На самом деле, все было как всегда, и вовсе не пугало. Ничего особенного.

Маллен приказал Пустынному перегородить веревкой, пропитанной ядом стрекотуна, вход в пещеру – на всякий случай. Охотники разложили маленький костер из кизяка, чтобы выпить горячего и лечь спать. Маллен назначил сторожей. Райта получил собачью стражу – среди ночи. И до стражи не выспишься, и потом до рассвета добрать не успеешь. Почему именно он? Или Маллен усмиряет его, как дикого звереныша?

Охотники сидели кружком у костерка, от которого почти не было тепла. Льенде, сидя на корточках, зачарованно глядела в огонь, протянув к нему широкие ладони. Юньяр, как всегда, травил байки. Он был самым старшим в отряде. Поджарый как гончий пес, со щетинистой седой бородой, щербатый, с вечной ухмылкой из-за небольшого, но досадного шрама над верхней губой, он вертел головой и, блестя глазами, быстро, чуть пришепетывая, говорил:

– И озерко это белое-белое, словно молоко, потому, что со дна поднимаются пузырьки. И теплое оно, даже в самую лютую зимнюю ночь. Твари к нему не ходят. А вокруг него растет зеленая трава, и деревья высокие, как в Тиане, и птицы поют, и ночью камни там светятся тихонько, потому там светло. И не бывает там ни жарко, ни холодно. Все, кто из озера пьет, голода не чует, потому там и пустынный кот рядом с зайцем мирно лежит. А если в озеро войти, то все хвори из тела уходят, и все раны заживают, даже самые смертельные.

– Ага, и еще руки-ноги отрастают, – буркнул кто-то.

– И покойники оживают! – засмеялся чей-то молодой голос.

Деанта улыбнулся. Котелочек закипел, и можно было разливать питье. Он встал.

– А зря ржете, – негромко сказал Маллен. – Я был у этого озера.

– И где ж оно? – робко спросила Льенде.

Маллен сел, обхватив руки коленями. Его лицо в отблесках костра казалось медным.

– Его так не найти, это озеро. Туда люди попадали всегда случайно.

– Словно они не хозяева над своей землей, – пробормотал Деанта. – Как же не знать дорог в своей земле?

– Может, ты и прав, племянник, – задумчиво проговорил Маллен. – Пустынные говорят, что это место богини.

– Но боги спят.

– Может, она там и спит.

– В зеленом платье, в зеленой траве,

Прорастают цветы между пальцев ее,

Синее неба, крови алей,

С травою зеленые кудри сплелись,

Певчий дрозд в ее головах,

Серая рысь в ногах ее…

Это пропел хрипловатым голосом рыжий юноша-Пустынный. Затем он резко встал и ушел в темноту. Маллен проводил ее взглядом.

– А он ни рысей, ни дроздов в жизни не видел, – негромко сказал он. – Для него это только слова.

На некоторое время воцарилась тишина, и алый обрезочек луны как-то ярче засверкал на небе, словно рубин в королевском перстне у госпожи Анье.

"Был бы король или праведный вождь в этой земле – не наползала бы хьяшта, не терялись бы пути… И все бы могли приходить к этому целебному озеру, те, кто без злых дум, с чистой душой…"