Текст книги "Ничейный час (СИ)"

Автор книги: Наталия Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Госпожа, они приехали, – почти прошептал начальник отряда, Данарья.

– Папа и мама! – вскочила Майвэ. – И брат!

– Ннет, – как-то резко замотал головой Данарья.

– А кто?

– Государь прислал вам свиту и велел, чтобы вы немедля ехали в Королевский Холм. Матушка и брат будут вас ждать там.

– Что-то случилось?

– Нет. Но государь решил так. Вам велено поспешить в Королевский Холм, чтобы оказаться там к началу Объезда.

Майвэ встревожилась и расстроилась. Даже обиделась, правда на кого – непонятно. Но как бы то ни было, она все равно должна была ехать в дом своей зимы. Дом! Внутри всколыхнулись и воспоминания, и предвкушение, и восторг. Конечно, ничего не случилось. Вернее, что-то случилось. Но наверняка хорошее, как же иначе! Просто отец хочет, чтобы все было подготовлено. Интересно, что?

Она побежала в холм, чтобы встретить посланника отца, который повезет ее домой. Она приветствовала Арнайю Тэриньяльта, человека отца и брата королевы Асиль. Она посмотрела на него, потом еще раз посмотрела, а потом жар прилил к щекам и в голове зазвенело. Потому, что она по-новому увидела слепого Тэриньяльта и поняла, что пропала, окончательно пропала.

И ни единая душа этого не знала. Потому, что маг должен уметь владеть собой. Майвэ сказала все слова, которые должны были быть сказаны. Сделала все, что должно было быть сделано. А когда после пира все разошлись по своим покоям, она вышла на галерею и стала спускаться к озеру, за которым стоял Лебединый холм.

И где еще виднелись последние камни дома Ткачихи.

"А вдруг она сама хотела умереть? Вдруг она полюбила обоих?"

Ей представилось, что один из женихов – Тэриньяльт.

"Если он не полюбит меня, пусть лучше под стрелу…"

Майвэ в Королевском холме не раз слышала шепотки – вот, сумасшедшие оба брата-близнеца, один женился на Дневной, второй на Тэриньяльтихе, ну ведь чуть не на твари из Провала, право слово! Не будет от этого добра!

А что будут говорить о них с Тэриньяльтом?

Сборы и проводы как всегда затянулись. Сначала госпожа Диальде расспрашивала Тэриньяльта о делах при большом дворе, и тот, почтительно стоя на колене перед матерью своего государя, отвечал. Потом за него принялся Дед. Потом был пир для прибывших. Потом были сборы, а в это время – охоты и развлечения для гостей. Потом был прощальный пир и вручение даров. А потом отъезд.

Свита Медвежьего холма сопровождала их до самых границ земель Медведей, до королевской дороги и первого дорожного поста. Ринтэ приказал на самых оживленных путях ставить посты и охранять путников. Здесь дорогу охраняли Медведи. Дальше будут люди Закатного холма. На границе Дедовых земель они распрощались, и выехали в холодную и светло-багряную осеннюю ночь на юг, в Королевский холм.

Майвэ немного поплакала – ей всегда печально было уезжать из тех мест, где ей было хорошо, и где ее любили, будь то Королевский холм или Медвежий. Но отъезд всегда означал возвращение, и потому печаль вскоре сменилась предвкушением встреч.

Красная луна освещала тихую ночь поздней осени. Розовые туманы выползали из черно-багровых теней и, медленно, поворочавшись, укладывались в ложбинах. Из туманов выступали зубчатые драконьи хребты поросших елями холмов. В воздухе стояла влажная дымка. Тэриньяльт всегда ждал, что при первом же вздохе рот наполнится вкусом крови, но в ноздри входил только сырой запах стылой осенней ночи, притихшей в ожидании прихода ветров из-за Стены.

Он перестал видеть человеческим зрением еще до того, как луна стала красной. Зрение Тэриньяльтов осталось при нем. Зрение ли это было вообще или какое-то иное ощущение, которое лишь притворялось зрением? Он не знал. Но он все же видел живое и неживое, и кое-что сверх этого. И вот это самое "сверх" наполняло его душу постоянной тревогой, это было как какой-то звук, образ на грани сознания.

Рожденные под кровавой луной не знали иного света.

Рожденные под белой луной могли привыкнуть к нему.

Тэриньяльт – не мог. И объяснить ничего никому не мог. Да и кто поверит белому червю подземелий?

Разве что Науринья. Но Науринья безумец. Что он увидел там, во мраке, когда умирал и тени кружили вокруг него? О, Арнайя Тэриньяльт запомнил эти тени, они шептали почти так, как сейчас шептало нечто, вечно прячущееся за спиной.

"Волчий час. Волчий час близится".

Тошно было на душе. Он был уверен, что не один он ощущает это близящееся нечто, но все молчат. Как будто если выскажешь слово о страшном, оно и случится. А молчишь – будто и нет ничего, и все хорошо. И дети волчьего часа и не знают, в какой час рождены. Дети-волки. И одну из них он сопровождает сейчас к ее отцу.

Скоро ночь повернет к рассвету. Пора остановиться и дать отдых коням.

Они остановились в путевом укрытии у озера, красивого озера, нанизанного на нитку разговорчивого ручья. Мертвый лиственный лес темнел по ту сторону озера. А за вон тем каменным гребнем – Долина костей. Майвэ рассказывал об этом отец. Но она там никогда не бывала. Отец тоже был там всего один раз и сказал, что там нет ничего – только кости непонятных существ. И тоска, страшная тоска. Майвэ незачем было туда ходить. Даже из любопытства.

Слуги разбивали лагерь, готовили еду. Тэриньяльт сидел на раскладном стуле у костра молчаливо и неподвижно, слушал шум лагеря.

Для Майвэ расстелили у костра ковер, набросали мехов, поставили тяжелый шелковый навес. Она зарылась в теплые одеяла и подушки, улеглась на живот и подперла подбородок руками.

– Почему отец прислал за мной тебя, господин?

Арнайя Тэриньяльт повернулся к ней, словно мог ее видеть. Может, и видел.

– Не мне спрашивать государя о его намерениях, госпожа.

– Ты глава рода и хозяин великого холма, а не какой-нибудь десятник.

Тэриньяльт помолчал, выпрямил ногу.

– Потому меня и послали сопровождать дочь государя, а не младшую наследницу малого холма.

Майвэ поджала губы.

– Мне госпожа Асиль рассказывала о зрении Тэриньяльтов. Как это?

Арнайя отпил из чаши, потом, держа ее обеими руками, поставил на колено. Майвэ вдруг стало стыдно-стыдно.

– Прости, господин. Я задала плохой вопрос.

Тэриньяльт слегка улыбнулся.

– Ты очень молода, госпожа.

Майвэ опять поджала губы.

"Это надо понимать – ты еще дитя малое. Потому тебя, дуру, прощаю".

Тэриньяльт же, как ни странно, продолжил.

– Если сравнивать с обычным зрением, а я еще помню, что это такое, – спокойно и терпеливо начал он, – я бы мог сказать, что я вижу словно бы тени предметов и существ. Хотя не совсем так. У людей эти тени как бы светятся – согласись, госпожа, это не то чтобы тень. Но у меня язык плохо подвешен, иначе сказать не умею.

– А лица людей? Они сильно отличаются от своих теней? Если бы ты увидел тень лица, ты узнал бы потом лицо?

– Не всегда. Иногда тени людей совсем не похожи на самих людей. Я не знаю, почему. Я не маг, не бард, я просто воин.

Он помолчал.

– А иногда я вижу тени отдельно от людей, – голос его стал каким-то хищным. – А иногда у людей несколько теней… Об этом мы сейчас лучше не будем говорить, госпожа.

Майвэ сглотнула.

– А мою тень ты видишь?

– Да.

– Скажи мне… ну, какая она?

Арнайя Тэриньяльт ответил не сразу. Чаша на его колене дрогнула, и он быстро взял ее в руки.

– Твоя тень очень яркая, но неровная, колышется, как пламя на ветру.

– Это хорошо или плохо?

– Я не знаю. Просто ты такая, госпожа. Это красивое пламя.

Майвэ покраснела. Хорошо, что он слепой.

– Арнайя Тэриньяльт, почему ты до сих пор не взял себе жены?

Тэриньяльт пожал плечами.

– Я же увечен. Я не могу быть хозяином холма, чтобы не навлечь беды на род. Мой холм перейдет сыну сестры. За увечного не пойдет девушка, которая может выбирать. А ту, у которой выбора нет, я сам не возьму.

Майвэ тихо вздохнула.

– Я понимаю, почему отец так ценит тебя. – Помолчала, прикусив губу. – Прости меня, Арнайя Тэриньяльт из рода Ущербной Луны. Я задавала плохие вопросы.

– Твой отец тоже умеет задавать не очень приятные вопросы, потому, что хочет знать многое. И говорит иногда тоже не слишком приятные вещи, потому, что не хочет врать. За то и зовут его – Злой Язык.

– Но я же попросила прощения, Арнайя Тэриньяльт!

Воин спокойно ответил.

– Я не держу на тебя обиды, госпожа.

– Ты не сказал, что прощаешь меня!

– Теперь уж ты прости меня госпожа, я невежлив. Давай простим друг друга, и между нами будет мир. – Он протянул ей чашу, и она словно ощутила его темный незрячий взгляд сквозь черную повязку. – Мир?

– Мир, – почти прошептала Майвэ и отпила, пытаясь ощутить в вине вкус его губ. А потом смотрела, как он пьет свой глоток мира. Тэриньяльт был спокоен. И это было больно.

Путешествие на юг выдалось спокойным. Ночи стояли ясные, даже истончившаяся под конец их дороги окровавленная, умирающая луна давала достаточно света. Дорожная стража и охотники несли свою службу исправно, и ни одна тварь не осмелилась потревожить покой Майвэ. Разве что иногда где-то далеко слышались вой и нечеловеческий плач, данесколько раз воины находили жуткие следы или пятна крови.

Когда до Королевского холма оставалось две ночи пути, они заслышали тягучие звуки рога вдалеке и лай собак. Тэриньяльт отправил двоих воинов навстречу охоте и приказал становиться лагерем.

– Нынче у нас будут славные гости, – сказал он.

И правда, не прошло и часа, как послышался топот коней, лай и голоса, на поляну вылетели белые красноухие псы, а за ними белый всадник на коне лунной масти, и волосы у него были белолунные, как у людей рода Ущербной луны, а глаза опаловые, как у людей Лунного королевского рода. Он был прекрасен, и девушки Майвэ заахали у нее за спиной, прикрывая рты меховыми рукавами, а Майвэ просто рассмеялась, раскрывая руки. Это был брат, любимый брат.

– Айе! Сестра! – звонко закричал он, и, спрыгнув в седла, бросился навстречу Майвэ. Брат и сестра обнялись и расцеловались. Затем принц подошел к дяде, и Тэриньяльт поцеловал его в склоненную голову.

– Дядя, прими в дар мою добычу! – весело сказал принц.

– Подведи меня к ней.

Прибывшие охотники подтащили тушу огромного кабана, красного, с кровавыми глазами и клыками. Тэриньяльт подошел к добыче, медленно повел рукой по щетинистому боку. Майвэ следила за ним. Ноздри слепого затрепетали, лицо напряглось. Он чуял кровь.

– У тебя меткая рука, сильная. Копье было заговоренное?

– Да, дядя.

– Все равно, непросто справиться с такой тварью. Рассказывай.

Принц расхохотался.

– Слушайте все охотничью похвальбу принца Лунного дома! Айе!

Он подскочил к костру, сжал кулак, несколько раз стукнул по открытой ладони, задавая ритм, а затем, притоптывая ногой, громко и звонко начал песню-похвальбу. Охотники постепенно собрались вокруг и начали топать и хлопать в ладоши в такт, кто-то кричал в конце каждого четверостишия "айе-айе-айее-айееее!", и остальные подхватывали хором.

– Рог ярится гневным ревом

Жарка крови красной жажда.

Злая тварь, не жди пощады!

Выходи на бой, убийца,

Ты с двумя клыками смерти –

Я с одним копьем отмщенья.

Глаз твой словно жгучий уголь –

Гнев мой словно жгучий холод!

Он навстречу мне рванулся,

Я скалой стоял, не дрогнув.

Он взревел, и ночь застыла -

Я смеялся, не страшился!

Смерть клыками мне грозила –

Я метнул копье стальное,

Я метнул, не промахнулся,

Прямо в глаз копье вонзилось,

На меня еще бежал он,

Но уже бежал он мертвый,

Я стоял, не шевелился –

И у ног моих он рухнул,

Кровью землю орошая!

Красный вепрь, секач кровавый,

Злобный бешеный убийца!

Все рассмеялись. Принц перевел дух и сказал жалобно:

– Жаль, мясо его есть нельзя. А есть охота!

– Ой, охота! – подхватили охотники.

– Угощения у нас вдоволь, – засмеялся в ответ Тэриньяльт. – Благодарю, племянник, из этих клыков выйдут славные кинжалы. Науринья их заговорит, Нельрун над ними споет, и они будут вспарывать кольчуги лучше железа. И раны от них для любой твари будут смертельны.

Охотники расселись вместе со свитой Майвэ, принц плюхнулся с размаху на ковер рядом с сестрой.

– Хорошая была охота! Государь мой дядя будет доволен.

– Твой дядя, который не государь, тоже доволен.

Принц заложил длинные белые волосы за уши. Он внимательно посмотрел на Тэриньяльта, который оживленно беседовал со старшим охотником.

– Он сказал – вспарывать кольчуги. Я в последнее время все чаще ловлю от всех такие случайные слова, от которых становится темно на душе. Неужели придется убивать людей?

Майвэ повернула голову. Лицо брата было серьезным и необычно взрослым.

"А он красивый. На него приятно смотреть. У меня самый лучший брат".

– Что говорит Дед?

Майвэ ответила не сразу.

– Все говорят прежнее – в землях Дня все плохо.

– Не хотел бы я там жить. Я бы закрыл Холмы от людей Дня, чтобы они не несли нам скверну.

– Моя мать Дневная.

– Твоя мать давно уже наша.

– Она пришла спасаться. Ты не пустил бы тех, кто просит помощи?

– Я не знаю. А они еще хотят, чтобы я стал королем, – добавил он.

– А чего бы ты сам хотел?

Принц долго молчал, затем сказал шепотом:

– Я видел в лесу белую лань. Я никому не говорил. У нее золотая луна на лбу.

У Майвэ расширились глаза. Брат смотрел прямо на нее.

Оба вспомнили гробницы королей глубоко в Холме. Первых королей там не было. По очень старой легенде, когда король должен был заключить собз с землей, за ним приходила белая лань. И она же приходила к королю, когда наступал его срок уйти из Снов Богов.

После девятого короля стало иначе…

– Но это же очень древняя легенда… может, тебе показалось? Может, это сон? А?

– Майвэ, это дети Дня видят сны. А мои родители – дети Ночи, и самые обычные люди, во мне нет ничего особенного. Я не вижу снов, Майвэ.

– Но, может, это не означает смерть?

– Девятый король отказался идти за белой ланью. Дальше ты знаешь.

– Ты хочешь сказать, что раз мой отец разорвал этот круг, все началось снова?

– Я ничего не знаю!

– А вдруг она за отцом? – у Майвэ вдруг ослабели колени.

Брат покачал головой.

– Твой отец ее не видел. Она не за ним.

Майвэ растерянно мяла край плаща, не зная, куда девать руки. Хвала богам, если лань пришла не за отцом! Но ведь тогда она заберет брата…

– Не ходи! – взмолилась Майвэ.

– Не будем больше об этом.

И потом пир в Королевском холме показался Майвэ муторным и тяжелым. Все веселились, как всегда, но ей казалось, что никому по-настоящему не весело. Просто все боятся чего-то и делают вид. И отец, и мама, и тэриньяльтиха. Она чувствовала это.

Ей хотелось плакать.

А после пира госпожа Асиль призвала ее к себе, в круглый покой, и говорила с ней.

Госпожа после гибели короля-супруга носила черные одежды, вышитые серебром. Волосы она распускала. Сейчас ее широкие одежды крыльями бабочки легли вокруг нее на подушки, прямые белые волосы струились по плечам. Она напоминала рисунок тушью. Майвэ было жаль ее.

– Иди ко мне, девушка, – тихо сказала госпожа Асиль. – Положи голову ко мне на колени, я так давно не расчесывала твои кудри…

Майвэ и хотела и не хотела исполнить просьбу, но потом подошла. От Асиль пахло лапчаткой.

– Ты красива, девушка, – говорила госпожа Асиль. – Я хотела бы такую дочь.

– Госпожа, мы брат и сестра.

Асиль словно не слушала ее.

– Твои волосы как мех черной лисы… Когда я впервые говорила с твоей матерью, мы говорили как враги. Я так завидовала ее красоте, красоте дня. У нее глаза как вешняя листва. У тебя глаза тоже зелены. Майвэ, твоя мать передала мне через служанку жемчужное ожерелье редкой красоты. Но мне был бы дороже жемчуг ее беседы, так и скажи ей. Я хочу говорить с ней. Я не хочу льда между нами, пусть я и Ледяной Цветок. Майвэ, я вышила ей покрывало. Я уколола палец, и моя кровь в узоре. Пусть возьмет, пусть не питает ко мне вражды. Я королева без короля, она королева без венца. Но у нее есть муж и дочь. Сыновей мы отдаем, а дочери остаются нашими дочерьми. Майвэ, я подарю тебе перстень, он принадлежал моей матери, и я отдала бы его дочери или жене сына. И я отдам его тебе…

– Отдай лучше мне твоего брата, госпожа, – ответила шепотом Майвэ, почти засыпая.

– Что? – не расслышала Асиль.

Но Майвэ уже заснула. Госпожа Асиль так и сидела, держа ее голову на коленях, пока Майвэ спала.

Глава 2

Ринтэ любил бывать один в Узорном покое. Можно было говорить вслух с отцом и братом, как будто они оба были живы и сидели рядом. Иногда ему казалось, что они действительно здесь. И тогда его начинали одолевать мысли о том, куда же мы все-таки уходим после жизни. Это была слишком огромная мысль, сходная с бездонной пропастью, и бросаться туда он не был готов.

Камни отца и брата в Узоре продолжали мерцать, даже хотя оба они ушли из Снов Богов. Его собственного камня в Узоре не было – и все же Узор был жив. Значит, какой-то иной был смысл в этом Узоре. Не знак проигрыша тому, кто заперт в Средоточии.

Что же все они отдавали ему и что в ответ получали? И стоило ли оно того? Почему никто не решился разорвать круг, как сделал он сам? И если это знак поражения, то почему так прекрасен и спокоен Узор? Почему в этом покое на него нисходит надежда?

Ринтэ помотал головой. Не сейчас. Не время об этом думать. Хватает других забот.

Он лег на черный узорчатый ковер, положил руки под голову, глядя в потолок. Скоро придет Арнайя Тэриньяльт. Дочери он после пира еще не видел – госпожа Асиль увела ее к себе, и такой жадный и пугливый был у нее взгляд, что он не осмелился ей помешать.

Смерть мужа и тяжелое ранение брата свалились на нее тогда, когда ей больше всего нужна была поддержка – и оба, кто мог бы помочь ей, вдруг покинули ее. Госпожа Диальде тоже уехала не ко времени. И белоголовая тэриньяльтиха оказалась совсем одинокой. Только Ринтэ поддерживал ее – он чувствовал себя слишком виноватым перед покойным братом. Вот тогда Сэйдире и обиделась. И Асиль при дворе стало совсм тяжело.

Послышались знакомые шаги. Шли двое. Ринтэ резко поднялся, встал, чтобы встретить своего доверенного и самого верного человека, Арнайю Тэриньяльта, и Адахью, который уже не был так ревнив, удовлетворившись, в конце концов, ролью второго самого преданного человека и личного телохранителя.

Ринтэ попросил Адахью позаботиться, чтоб их не беспокоили. Затем взял Тэриньяльта за руку и усадил.

– Говори, брат.

– О чем в первую очередь?

– Обо всех.

– Тарья Медведь в добром здравии, хотя в нем много печали. Нежная Госпожа тоскует по внуку и просит, чтобы в Объезд вы оставили его погостить.

– Скажи о Майвэ.

Тэриньяльт медленно покачал головой.

– Я могу сказать лишь то, что сумел ощутить. Могу и ошибаться.

– Говори.

– Она светится. Очень ярко.

– Это плохо. Будут замечать.

– Я же сказал, что не знаю, можно ли полагаться на зрение Тэриньяльтов.

– Ваш род слишком долго и слишком давно ушел от света. Опасаюсь, что ваше зрение схоже со зрением тех, кто бродит в Провале. И прочих тварей.

Тэриньяльт поджал губы.

– Твоя дочь тоже умеет говорить неприятные вещи в лицо, государь.

– Это же моя дочь. Прости.

– Я привык.

– Арнайя!

– Да?

– Каков я в твоих глазах?

– Ты светел, государь, но она ярче.

Ринтэ встал.

– Возьми-ка клинок. Я завяжу глаза. Посмотрим, как у нас получится – у тебя с твоим зрением, у меня – с моим.

– Охотно.

– Надо же, ты совсем не считаешь себя калекой.

– Ты умеешь говорить приятные слова, государь.

– Еще раз прости.

– Еще раз отвечу – я привык.

Адахья, скрестив руки, смотрел от входа. Он не беспокоился. В этих двоих он был уверен как в себе.

– А что ты еще скажешь о моей дочери? – выдохнул Ринтэ, уходя от выпада.

– Она умом старше своих лет, – Арнайя стремительно поднырнул под клинок и оказался прямо перед королем, и не отклонись тот в последний момент в сторону, мог бы засчитать себе полное поражение.

– Чуть не убил!

– Прости, государь.

– Ничего, я привык, – передразнил Ринтэ. – Говоришь, она так умна?

– Она, – клинок скользнул по клинку, – она владеет собой, как человек, умудренный опытом жизни. – Отскок назад.

– Это хорошо… Оставим, – король опустил клинок. – Не мальчики уже. Ты воплощенная смерть, Тэриньяльт. Хорошо, что именно ты провожал Майвэ. – Он снял повязку. Сядем. Я жду еще троих. Адахья, присоединяйся.

– Нет уж, господин, я на страже.

– Ну, тогда стой. А, вот и первый.

– Привет тебе, дядюшка! – раздалось от порога.

– Какого дядюшку ты приветствуешь? Нас тут двое, и оба тебе дядюшки.

– Тогда привет вам, дядюшки! Дядя мой король и дядя брат матери моей королевы! Привет вам, привет!

Юноша поклонился обоим и сел.

– О чем будет речь?

– Потерпи, еще не все пришли. Что скажешь о нем, Тэриньяльт?

– Он светел, как твоя дочь.

– А равновесие в нем есть?

– Нет. Совсем никакого. Он полыхает.

– Вы о чем, дядя?

– О ком, племянник. О тебе.

Принц настороженно молчал, глядя на старших мужчин.

– Я бы хотел знать, зачем эти разговоры и чего вы ожидаете от меня.

– Я жду, что ты будешь слушать. Через три года ты войдешь в возраст совершеннолетия, и я хочу, чтобы ты был готов.

***

– Через три года твой брат станет совершеннолетним, – говорила Сэйдире. Разговор происходил в круглой комнате на половине вдовой королевы Асиль. Это сразу насторожило Майвэ – обеих женщин объединяло только одно, и Майвэ знала, что именно. И говорить ей об этом совершенно не хотелось. Но вот уйти от разговора было невозможно.

Госпожа Асиль постаралась, чтобы все было устроено как можно лучше. Покой был тепло натоплен, курильницы источали тонкий пряный аромат. Ради Лебединой госпожи всюду были расставлены светильники. Поверх толстых циновок были расстелены ковры, в которых нога тонула по щиколотку, разбросаны шелковые подушки и покрывала. На черном круглом столике стоял кувшин с крепким сладким лунным вином с пряностями, блюдо с печеньем, сладостями и засахаренными фруктами из Дневных земель.

А у входа, завешенного толстым тяжелым гобеленом с королевской полной луной, стояла стража Тэриньяльтов и стража короля. И когда Майвэ попыталась было в прямом смысле слова уйти от разговора, ее чрезвычайно вежливо остановили – старшие госпожи приказали, умоляем простить, госпожа, но не можем выпустить, никак не можем. И Майвэ решила покориться и выслушать мать и королеву. Но если с нее будут требовать каких-то обещаний – ни за что. Никогда и ни за что.

– Мы много думали о будущем Холмов, и решили, что для общего блага вы с принцем должны пожениться.

– Да, так будет лучше для всех, – тихо добавила Асиль.

"Но так не будет лучше для меня!" – хотелось крикнуть Майвэ. Очень хотелось закричать и заплакать. Но она сдержалась. Маг должен уметь владеть своими чувствами, так говорил Дед. И потому она просто отвела взгляд и протянула руку к чаше.

– Девочка моя, послушай…

– Я слушаю вас, матушки, – высоким покорным голоском отозвалась Майвэ.

"Вот пусть и думают, почему я назвала их матушками. От того, что согласна или от того, что за братьев не выходят замуж! А он мне брат! Пусть и двоюродный, но брат, и никто более!"

Матушки, видимо, подумали о первом. Потому как переглянулись, и Асиль чуть заметно улыбнулась.

– Дом Ущербной луны породнился с домом королей через госпожу Асиль, что стала женой короля Эринта. Но Эринт был младшим братом твоего отца. Хотя твой отец и намерен посадить на трон твоего кузена, ты тоже дочь короля, и многие – уж поверь мне, очень многие считают несправедливым, что власть в Холмах перейдет к младшей линии.

– Да еще породнившейся с Тэриньяльтами, – прошелестела Асиль.

– Потому если ты и принц станете супругами, то объединятся обе линии и дом Ущербной луны, и ваши дети будут царствовать спокойно, по праву и без сомнений!

– А еще, – сказала Асиль, опять как бы стесняясь за то, что осмелилась говорить в присуствии женщины, которую многие в Холмах считали законной королевой, – Холм Ущебной луны остался без хозяина.

– Почему? – впервые заговорила Майвэ. – Почему же, госпожа, если твой брат, Арнайя Тэриньяльт жив?

– Мой брат калека. А калека не может быть главой холма.

– Это несправедливо!

– Но это так. И главой холма Ущербной луны станет принц. – Как же они избегали слова "брат"… – И все будут снова возмущаться, что Тэриньяльт на троне!

– Майвэ, только ты способна примирить Холмы!

– Да, сейчас волчье время, мы должны сохранить в Холмах мир…

Майвэ сидела, открыв рот, с чашей в руке, и не знала, что сказать. Ей хотелось заорать, бросить в них чем-нибудь, затопать ногами – но ведь они, эти две женщины, были в чем-то правы!

– Я… но я дочь Дневной!

– Ты дочь короля! – они уже обе, как птицы, хлопали над ней длинными рукавами, и кружились, кружились. Майвэ захотелось закрыть от них голову, от их клюющих слов.

– Я… я подумаю! Это неожиданно! Дайте мне подумать! – крикнула она.

– Сколько тебе надо времени?

– Я… я скажу, когда отец вернется с Объезда. Честное слово!

Обе женщины сели рядом с ней, гладя по голове, прикасаясь к плечам, к рукам, воркуя и шепча.

– Мы верим, что ты правильно решишь…

– Ты же умная, красивая…

– Ты дочь королей…

Майвэ только кивала, лихорадочно думая, что ей делать и куда бежать. Принцессы в сказках всегда от такой беды сбегали…

***

Науринья Прекрасный пришел в Узорный покой пятым. Лицо его было бесстрастным, волосы с сильной проседью перехвачены на затылке алой бархатной лентой. Остальное его одеяние было черным. Науринья сел рядом с Тэриньяльтом и, чем чрезвычайно удивил принца, легонько коснулся его руки и улыбнулся. Тэриньяльт кивнул, хотя и не мог видеть этой улыбки. Принц вспомнил, что когда-то, еще до гибели государя Эринта, его отца, до того, как дядя Арнайя ослеп, они вместе с Науриньей Прекрасным ходили в земли Дня. Подробностей принц не знал, а срашивать не осмеливался.

Только двоих Науринья подпускал близко к своему сердцу – короля Ринтэ и Арнайю Тэриньяльта. С остальными он держался отстраненно и высокомерно.

А рассказывали, что когда-то не было человека радостнее его.

"Страшен этот Жадный, – думал принц, – если встреча с ним оставляет на людях такие отметины. Науринья Прекрасный потерял себя. Мой дед погиб. Мой отец погиб. Арнайя Тэриньяльт ослеп. И лишь государь мой дядя Ринтэ Злой Язык вышел из поединка невредимым. Или нет?"

Принц посмотрел на дядю. Государь смотрел куда-то в пространство поверх их голов.

Они ждали еще кого-то. И ожидание это становилось все более тягостным, потому, что все молчали, каждый был погружен в свои мысли. И эти мысли были явно нерадостными.

Принц ждал, не смея нарушить тишины.

А потом снова послышались шаги. Адахья тихо с кем-то говорил. Затем вошел в чертог и что-то прошептал на ухо господину. Ринтэ кивнул.

– Вели принести еще светильников для гостя. И никого не впускать, пока я не прикажу.

Адахья кинул и удалился.

Человек, вошедший в чертог, был огромен. Кода Адахья снял с его глаз повязку, все, кто мог видеть обычным зрением, увидели совершенно лысую голову с заостренной макушкой, тяжелой челюстью и скулами. По коже и глазам сразу было видно, что он – Дневной. Да и будь в Холмах такой великан, о нем бы знали.

Он поклонился, прижав к груди правую ладонь – в Холмах прижимали кулак.

– Благодарю, что согласились принять меня, – проговорил он неожиданно красивым, гулким, бархатным низким голосом. – Я Онда, бард дома Ньявельтов. Господин мой зовется Маллен, над ним стоит Блюститель Юга Вирранд Тианальт, да будет он благословен богами. А зачем я здесь, всем нам и так известно.

"Мне неизвестно, – подумал принц. – Но сейчас я все узнаю".

Науринья Прекрасный сидел, закрыв глаза и чуть откинув голову.

– Я благодарен тебе, государь Ночи, – Онда снова поклонился, – что ты согласился говорить с нами.

– Садись, ешь и пей, – сказал Ринтэ, показывая на принесенрое слугами угощенье. Онда не заставил себя просить дважды.

"Ничего себе, такой громила – и бард", – подумал принц.

Онда поднял взгляд, и принц мгновенно покраснел, ему показалось, что бард если не услышал, так угадал его мысли.

"Сам виноват. Неприлично так откровенно рассматривать гостя".

Ринтэ пригубил вина.

– Говорить я давно готов, еще с тех пор, как с моего позволения и согласия моего брата эти двое, – он кивнул на Тэриньяльта и Науринью Прекрасного, – ходили по следу теней от Мертвого холма в земли Дня. С тех пор и мои люди приходили к вам, и ваши – к нам, хотя никогда ваш король не говорил со мной и я даже не видел его и не заключал с ним Уговор. Но я блюду Уговор.

– Короля у нас давно уже нет, – мрачно выдохнул Онда. – Но мы блюдем Уговор.

– Мы – кто? – холодно спросил Ринтэ,

– Вирранд Тианальт и мы, те, кто с ним.

Онда схватил чашу с вином и, пригубив, вылил пару капель на ковер.

– Мы блюдем Уговор, – гулко провозгласил он, и голос его отозвался теплой дрожью в душе каждого из собравшихся.

"Бард. Умеет".

– Мы блюдем Уговор, – отозвался Ринтэ, отпивая из своей чаши. – Я хочу узнать, Онда из дома Ньявельтов, от кого и с чем ты пришел. Я готов тебя слушать. Расскажи мне о делах в землях Дня.

– В землях Дня все плохо, – вздохнул Онда, и вздернул голову, недоумевая, почему резко рассмеялся Науринья Прекрасный.

– Не обижайся, господин бард, – спокойно ответил Ринтэ. – У нас даже дети знают, что в землях Дня все плохо. Так что расскажи то, о чем мы не знаем.

Онда задумался.

– Государь, я могу рассказать о делах Юга. Что-то я слышал о делах Севера, хотя вести доходили странными путями. Но я ничего не знаю о делах Востока, Западной четверти и Королевских земель.

– Вот это странно, – насмешливо сказал Науринья. – С Королевскими землями Южная четверть граничит, или я ошибаюсь? – Его глаза вдруг стали белыми – зрачки собрались в точки – и через мгновение в воздухе заколыхалось изображение Диска Мира. Темная извилистая полоса пограничной реки, великой Анфьяр, берущей начало в Холмах, протянулась до самого моря через густые леса, через обруч Королевской Дороги, словно лента, продетая сквозь легкие высокие мосты Уэльты.

– Тем не менее, это так, – сказал Онда. – Это так.

Он снова вздохнул, поджал губы, собираясь не то с мыслями, не то с силами.

– Из-за реки уже давно никто не приходит. Я говорю о людях, которые бежали к нам. Я не говорю о войсках. Хотя и войск уже лет пять нет. Те, кто ходит на тот берег, говорят, что людей почти нигде не осталось. Потому, что вне дорог – царство тварей и теней. Они почему-то не любят дорог. Старых дорог. Судя по всему, люди еще кое-где живут в отдельных поселениях, обороняясь как могут. Наши люди обнаруживали недавно сожженные села. Но далеко разведчики не заходят – там тяжело. Там тени.

Науринья насторожился, как пес.

– Нашим попадались только отдельные люди. Полубезумные, с ними трудно говорить. Они быстро умирают. Они говорят, что из столицы приходят отряды Белой стражи и Юных и забирают всех, кому меньше двадцати лет. Кто старше – убивают. За людьми из Столицы тянутся тени. – Она снова поднял взгляд. – Лет пятнадцать назад о Столице говорили разное – что это город счастья, вокруг которого земля родит постоянно, на деревьях растет все – от одежды до хлеба. Другие говорили, что это город ужаса, из которого, если вошел, нельзя выйти.