Текст книги "Девушки начинают и выигрывают"
Автор книги: Натали Крински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Жаль вас разочаровывать, но я американка… из Нью-Йорка, чтобы быть точной.
– Ну, ньюйоркцы – не американцы. Проблема решена.
– Так что с вашим свиданием?
– С чего же начать? У нее пушок на верхней губе. Она доктор экономики, и весь вечер тарахтела о фьючерсах. Это было ужасно, у нас не оказалось ничего общего. И, что хуже всего, она жевала, не закрывая рта.
– В свое время мне случилось сходить на пару неудачных свиданий, – вставляю я.
– В свое время? Вам не может быть больше двадцати двух, – дразнит он меня.
– А вам, – парирую я, – ни на день больше тридцати.
– «Столько пивнушек разбросано по всему миру, а она выбирает мою», – произносит он, изображая американский акцент, что, должна признаться, у него хорошо получается.
– «Касабланка», – говорю я, узнав цитату.
– Это было до вашего рождения, – лукаво замечает он.
– И до вашего.
– Что ж, и это нас тоже объединяет, – говорит он, поднимая бровь. – Помимо изучения литературы и поездки в этом автобусе.
– Счет «три-три».
– Стало быть, это зеленый свет. Могу я записать номер вашего телефона?
– Я не даю свой номер незнакомым людям, особенно незнакомым европейцам.
– Что ж, в таком случае у меня хорошая новость. Мы, британцы, не считаем себя европейцами. Мы, англичане… обитаем как раз посередине Атлантики.
– Но мы все равно не знакомы.
– Что ж, тогда каким образом может англичанин, боящийся, как и остальные его соплеменники, оказывать явные знаки внимания, но имеющий безупречный вкус в отношении скотча и галстуков, когда-либо установить с вами контакт?
Я молчу, размышляя. Я не могу решить, действительно ли Колин такой умный или просто красивый. Я решаю пока считать его умным, но вопрос переоценки оставляю открытым.
– Вам придется пройти тест, – заявляю я.
– У меня очень плохо с тестами. Я едва сдал средние.
– Средние?
– Британские тесты за среднюю школу. Они нужны для поступления в университет.
– Понятно. У меня другой тест. И если вы так сильно желаете установить со мной контакт, вам придется его пройти.
– Я пройду, но позвольте предупредить вас, Хлоя, что, если я провалюсь, я все равно буду стараться получить ваш номер телефона. – Он произносит мое имя «Хлоэ». Это восхитительно.
– Посмотрим.
– Тогда вперед, – говорит он, раскидывая руки. – Испытайте меня.
– Где лучше всего выпить пива? Или пинту, как у вас говорят.
– В «Глоубе», на углу Мэрилебон-роуд и Бейкер-стрит, Лондон.
– Никогда там не была.
– Это хорошо или плохо?
– Увидим, – игриво отвечаю я. Он поднимает брови:
– Я заинтригован.
– Какой футбол лучше – американский или европейский?
– Американский.
Я рада. Ненавижу европейский футбол.
– Любимый писатель?
– Джон Чивер. О! – и, разумеется, этот рехнувшийся американский Зюс, – поддевает он меня.
– Мне нравится Зюс, а вот Чивера я не читала.
– Очень мрачный гротеск. Надо немедленно это исправить.
– Вы вроде бы говорили о сравнительном литературоведении. Как насчет латиноамериканцев?
– Габриель Гарсия Маркес.
– «Хроника объявленной смерти» или «Сто лет одиночества»?
– «Хроника». Бесспорно.
– Согласна.
– Что ж, славно. Я хорошо справился?
– Вполне.
– Номер телефона?
– Адрес электронной почты.
– Давайте.
– Ладно.
Он кивает.
– Вы не запишете? – спрашиваю я в панике, начисто забыв о приличиях.
– У меня ястребиная память.
– А у них хорошая память?
– Я точно не уверен, но мне кажется, это звучит убедительно. Разве нет?
– Да, – улыбаюсь я, – звучит.
Я в первый раз с момента посадки в автобус смотрю в окно. Внезапно мы останавливаемся у «ТД».
– «Тимоти Дуайт», – скрипучим голосом объявляет водитель.
Я встаю.
– Да. Простите. Это мне.
Водитель открывает дверь, и я вдруг вспоминаю о своем платье из мусорного мешка и о безумном вечере, начисто забытых или хотя бы на время отодвинутых благодаря Колину.
– Было приятно с вами познакомиться, – бросаю я через плечо, торопливо пробираясь к выходу.
– Взаимно! – кричит он мне вслед. – Хло-э, – зовет он, когда я уже одной ногой стою на земле.
– Да? – отвечаю я, на секунду сунув голову в автобус. Водитель, наверное, жутко заинтригован всем происходящим.
– «Никогда не ешь яблок, груш и т. п., когда пьешь виски, за исключением французского ужина, который заканчивают фруктами. Другие продукты оказывают успокаивающее действие. Никогда не спи при лунном свете. Поскольку ученые доказали, что это вызывает безумие, то в ясную ночь, прежде чем ложиться, опусти жалюзи, если кровать стоит у окна. Никогда не держи сигару под прямым углом к пальцам. Это по-деревенски. Держи сигару под углом. Снимать полоску или нет – на твое усмотрение».
Я вопросительно смотрю на него.
– Джон Чивер, – с улыбкой отвечает он.
А мне нравится, что подбородок у него выдается вперед.
Водитель закрывает двери и уезжает, оставив принцессу мусорного мешка добираться до комнаты в темноте. В лунном свете, который иногда, в такую ночь, как сегодня, вызывает безумие.
На следующее утро я нахожу в своем электронном почтовом ящике два письма. Одно от Почтальона, другое от британца. В настоящий момент британец интересует меня гораздо больше.
ХЛОЯ!
После моего неудачного свидания я думал, что в будущем ничего хорошего меня уже не ждет, но ты доказала, что я ошибался, и восстановила мою пошатнувшуюся веру в человечество.
Бреясь сегодня утром, я вспомнил, что очень нервничал и забыл задать тебе самый важный вопрос. Не посетишь ли ты в эту пятницу мое жилище и не разделишь ли со мной ужин?
Отбросим в сторону притворную скромность. По-моему, такие друзья, как мы (или какими мы стали), должны приложить все усилия, чтобы обойтись без церемоний. Давай сделаем это «Свиданием Века» (всегда с большой буквы).
Надеюсь, тебе удастся выбраться в пятницу. Мои скромные жизненные потребности выпускника на практике, которому уже почти нечего изучать, обычно ограничиваются тушеным мясом с картошкой и банкой фасоли. А если уж очень повезет – еще и супом. Разумеется, я попытаюсь обеспечить что-нибудь поинтереснее для нашей совместной трапезы.
Она поможет нам познакомиться поближе. Что скажешь?
С любовью,
КОЛИН
«С любовью»? Обожаю словосочетание «с любовью»!
Я приказываю себя сохранять спокойствие. Это всего лишь первое свидание. Будем надеяться, первое из многих.
Я всегда чрезмерно завышаю планку электронных писем. Мне кажется, из-за того, что слишком часто я знакомилась с необыкновенными, удивительными людьми, а потом разочаровывалась в их навыках переписки. Нет ничего хуже, чем письмо блестящей личности, сводящееся к стандартной фразе: «Здравствуй, как дела? Надеюсь, все в порядке. Что ты делаешь сегодня вечером?»
Но Колин превзошел все мои электронно-почтовые ожидания. Он может даже стать чемпионом электронной почты.
Я быстро отвечаю ему, что обязательно встречусь с ним. Я удерживаюсь от предложения руки и сердца, но, полагаю, для этого существует второе свидание.
Весна пришла, и каким-то образом положение дел улучшается.
«Йель дейли ньюс»
Секс в большом городе Вязов
Хлоя Каррингтон
Аккуратность, чистота и естественность – любой ценой
Раз в месяц я встречаюсь со своей подругой Мией. Мы не так уж близки, и часто я начинаю изливать на нее поток ругательств, прежде чем время нашей встречи подойдет к концу. Она обычно ведет себя очень спокойно и прощает мне мои припадки, разговаривает со мной тихим голосом, слыша который, я всегда вспоминаю старую женщину из «Жареных зеленых помидоров» [38]38
Роман Фэнни Флэгг.
[Закрыть].Однако расстаемся мы с Мией всегда доброжелательно. Мы прощаемся, и я, как правило, отпускаю шутку, в ответ на которую Мия хмыкает. Мы обнимаемся, затем я четыре недели занимаюсь своими делами – до следующего звонка, и вся процедура повторяется. Может показаться, что у нас с Мией довольно странные отношения, но на самом деле это не так – просто у нас огромное взаимное уважение и доверие.
Мия – косметолог, делающая мне восковую эпиляцию области бикини, она – мой спаситель, мой рыцарь в сверкающих доспехах… ну, что-то в этом роде. Когда мы раз в месяц встречаемся, она заливает все мое тело горячим воском и выдирает с корнем все волосы, заставляя меня испытывать невероятную боль. Иногда я неделю не могу нормально ходить.
Что и подводит меня к теме этой недели – волосы на теле. Я действительно озабочена волосами не только на своем теле, но и на телах других людей. А именно, их удалением и необходимостью этого удаления.
Волосы на теле – весьма щекотливая тема. Единственная польза от них – согревать людей зимой; в остальных случаях они обычно причиняют некоторый дискомфорт. «У тебя сросшиеся брови» и «Что это за волоски у тебя на верхней губе?» – не лучшее начало для беседы.
По общепринятым стандартам, волосяной покров на теле у мужчин не порицается. Волосатые ноги – это мужественно, волосы на груди – мужественно, но мужественность, по-видимому, может проявляться только на одной стороне тела, потому что, согласно моим источникам, волосатый зад и волосатая спина неприемлемы.
И это можно понять. Волосатый зад выглядит несимпатично. Более того, смешно. И в связи с этим возникает вопрос: если волосы на заду требуют удаления, как это можно сделать? Предполагаю, что самостоятельное бритье зада технически невозможно. И что же тогда парню делать? К кому обратиться? Если попросить об этом свою девушку, рискуешь разрывом отношений; если обратиться за помощью к родственнику, например маме, рискуешь быть отнесенным к породе мужчин со странностями, а чтобы просить друга – не может быть и речи! Когда вы в последний раз встречались с друзьями, чтобы опрокинуть по паре пива, посмотреть какую-нибудь игру и повыдергивать волосы растущие на заднице?
Как выразилась одна девушка:
– Мне кажется, в работе по изучению генома человека основным направлением должно стать выявление генов, отвечающих за уничтожение волос на заду и на спине.
Если сомневаешься, обратись к профессионалам. Обратись к науке. Вперед, геном! Не отставай, проект!
Насколько известно большинству девушек, удаление волос у мужчин приемлемо, пока об этом не говорят вслух. Мы предпочитаем верить, что вы рождаетесь без неприглядной шерсти, шелковистые на ощупь и сексуальные, сексуальные, сексуальные! У меня был недолгий роман с парнем, который признался, что удаляет волосы на груди. Я представила, как мужчина шести футов роста, хорошо сложенный, заходит в аптеку и покупает розовый крем для удаления волос «Салли Хенсен» (увлажняющий), приносит его домой, намазывает им грудь и выжидает пятнадцать минут, почитывая журнал «Гламур». Как только начала пробиваться щетина, мы расстались.
А вот от чего волосы встают (прошу прощения!) дыбом – так это от проблемы лобковых волос. По соглашению между мужчинами и женщинами, волосы на теле – вопрос не стиля или щегольства, а, скорее, гигиены. Отсюда правило номер один – аккуратность. Лобковые волосы подобны органайзеру. Некрасиво, когда из него торчат какие-то бумажки – трудно запихнуть в сумочку. То же самое и с лобковыми волосами. Capite? [39]39
Поняли? (исп.)
[Закрыть]Парни могут ограничиться триммингом. Мне не хотелось стать той, кто это скажет, но я только что ею стала. Взяла и выложила. Внимание: неопрятный пах может сорвать все выступление.
Хотя для девушек системный подход и является ключевым, вопрос лобковых волос, похоже, представляется таким же сложным, как и вышеупомянутый проект с геномом. Столько вариантов!
В последнее время я обратила внимание на настоящий бум в области ухода за женскими лобковыми волосами. Предлагаемые стили простираются от простого до затейливого. Я прочла в журнале, что по последней нью-йоркской моде лобковые волосы полностью (по-бразильски) удаляют воском, и на кожу в виде различных узоров наносят искусственные бриллианты. Кому нужны искусственные бриллианты вокруг влагалища? Это явно свидетельствует о том, что у жителей Нью-Йорка слишком много денег, чтобы быть нормальными, разумными людьми. Другой вошедший в моду вариант – полное удаление всех волос в промежности.
Один безнадежный романтик признался мне, что его мечта – лобковые волосы в виде сердечка.
Другой парень сказал, что Микки Маус – это действительно класс.
М-м-м! Какая непристойность!
Что же касается полного удаления, то меня проинформировали, что тут все зависит от влагалища (я не шучу). Одним это пойдет, а другим – нет.
– Нужен правильный тип. Это должно быть очень, очень красивое влагалище, – заверил меня один вроде бы продвинутый человек.
И как же узнать, пойдет мне или нет? Вы знаете, где оценивают влагалища?
Другие парни были категорически против идеи лысых половых органов. Роло, самый большой развратник, которого я знаю, сказал, с отвращением пожимая плечами:
– Это просто противно. Словно трахаешь двенадцатилетнюю девчонку. А это нехорошо.
Что я могу сказать? Роло знает.
Конечно, мужчины очень привередливы в отношении волос на теле, когда это касается женщин. Они, похоже, согласны только на чистое, гладкое, ежедневное бритье, хотя и сочувствуют тем, кто удаляет волосы с помощью воска. Гримасы боли, искажавшие их лица, когда я описывала данную процедуру, дорогого стоят.
Один из пуристов настаивал:
– Ниже бровей у девушек волос быть не должно.
Я думаю, что ниже пояса парни действовать не должны. Ха-ха! Теперь мы квиты.
Далее я попыталась найти мужчин чуть более терпимых в вопросе о волосах на теле. Я обратила свое внимание на волосы на ногах. Лично я больше всего ненавижу брить ноги и, хотя летом с бритвой не расстаюсь, в зимние месяцы поступаю, как медведи, и позволяю ей впасть в спячку. Поэтому я спрашивала: готовы ли мужчины в зимние месяцы мириться с ногами чуть менее гладкими, чем масло?
– Не бреет ноги зимой? Думаю, ничего, если она в колготках и стоит от меня не менее чем в десяти футах.
Да уж, приятель, там она и будет стоять, если ты не перестанешь отпускать подобные замечания. Я не говорю, что нужно развернуться на сто восемьдесят градусов и превратиться в феминистку – вырастить волосы под мышками, потерять дезодорант, сжечь лифчик. Я прошу немного сочувствия, немного человечности. Удаление волос на теле относится к одной из самых неприятных сторон жизни женщины. И уверена, некоторые из вас могут сказать:
– Эй, не подчиняйся общественным стандартам, выступи с заявлением.
Покажи им ноги во всей красе, покажи им волосатые ноги. Но что станется с моим коэффициентом сексуальной привлекательности, если ноги у меня будут похожи на ноги Пита Сампраса? Разговор-то завяжется, но в постель я не попаду.
И какой же вывод?
Чистота, аккуратность и естественность.
Посылаю копию этой статьи Мие, Ей будет приятно.
10
Я сижу в столовой – обедаю с Бонни и Робом, свежеиспеченной счастливой парочкой. Сегодня вечером мое первое свидание с Колином, и я готовилась к нему целую неделю. Маникюр – сделан, педикюр – сделан. Вымыть волосы с кондиционером – сделано. Внимательно прочитать рассказы Джона Чивера – сделано.
Кстати, обмен посланиями с YaleMale05 также идет по нарастающей: мы пишем друг другу хотя бы раз в день. Когда я написала ему о посещении голой вечеринки, он очень мне посочувствовал и выразил восхищение моим творческим выходом из ситуации с одеждой. Он также сообщил мне, что хотя никогда не бывал на голой вечеринке, но однажды по ошибке зашел в женскую сауну в спорткомплексе, так что вполне может понять мое унижение.
– Вот, ребята, по-моему, я оказалась в небольшом любовном треугольнике, – самодовольно говорю я, возя по тарелке резиновую лазанью.
Роб хмыкает, не в состоянии сделать ничего другого, поскольку пережевывает непомерно большой кусок сандвича.
– Правда? – спрашивает Бонни. – Интересно, а Почтальон рассматривается как третий угол треугольника?
– Угадала, – отвечаю я, – несмотря на все практические цели, я, похоже, являюсь объектом нескольких симпатий.
– Несколько означает больше двух, – проглотив, вставляет Роб.
– Ладно! В таком случае пары, – говорю я, показывая ему язык.
– Как увлекательно, – добавляет Бонни, – особенно с этим Колином. Мне он нравится. И его письма.
Роб бросает на нее ревнивый взгляд.
– Но конечно, он нравится мне не так, как ты, – успокаивает его Бонни.
– Ну что ж, друзья мои, мне пора на занятия, довольно любовного воркования, – жалуюсь я.
– Любовного? А кто говорил про любовь? – шутит Роб, и теперь черед Бонни изображать пострадавшую сторону. Я мысленно обещаю себе никогда не доводить собственные потенциальные отношения до подобного спектакля.
– Пока! – бросаю я через плечо.
– Удачи вечером! – кричит мне вслед Бонни. – Очень хочется поскорее обо всем услышать!
– Да, мне тоже, – прибавляет Роб.
Спустя три часа, шесть раз сменив наряд, выкурив четыре сигареты и выпив пакет сока (для тонуса), я стою на скромном крыльце перед дверью студента-выпускника Колина, готовая (как это будет всегда!) к нашему свиданию. Я делаю глубокий вдох и нервно звоню. Дверь распахивается, и он стоит передо мной, такой же красивый, каким я его помню, и улыбается до ушей. На нем рубашка в белую и голубую полоску, небрежно заправленная в джинсы с коричневым ремнем, и коричневые туфли.
– Здравствуй, здравствуй! – восклицает он. – Добро пожаловать в мое скромное жилище, – произносит он, раскидывая руки и посторонившись, чтобы я могла войти.
– Привет, – отвечаю я, наслаждаясь его акцентом, и вхожу.
– Ты выглядишь очень мило.
– Спасибо.
– Проходи, проходи, – говорит он, и я следую за ним в маленькую гостиную.
В центре комнаты стоит кофейный столик с щербатой стеклянной столешницей, прямо перед ним – большой диван с обивкой из пурпурного бархата, а справа от столика – удобное на вид коричневое кожаное кресло. Огромный книжный шкаф, забитый книгами и компакт-дисками, помещается в углу, а маленький телевизор стоит на полу. В воздухе витает слабый запах чего-то горелого, но я не обращаю на него внимания. Стены голые, за исключением нескольких черно-белых фотографий в рамках и большой репродукции «Мадонны» Эдварда Мунка. Я с одобрением смотрю на картину.
– Любишь Мунка? – спрашиваю я.
– Это зависит от… – отвечает он.
– Отчего?
– От того, любишь ли его ты. И от картины, конечно.
– Что ж, люблю, и в особенности эту.
– Хорошо, – улыбается он, – я тоже. А теперь располагайся и чувствуй себя как дома, пока я приготовлю выпить. Красное или белое?
– Белое, – отвечаю я, и Колин исчезает в кухне, примыкающей к комнате.
Я подхожу к книжному шкафу и оцениваю подбор книг. Чего у него только нет: Толстой (два очка), Диккенс, Шекспир, Гарсия Маркес (ну еще бы), Кундера, Милтон, Джойс, Рушди… список можно продолжить.
Колин возвращается в комнату с бутылкой в руке.
– У меня плохая новость, – говорит он, откупоривая бутылку. – Я настолько неуклюжий, что на этой неделе умудрился разбить все до единого винные бокалы из своей коллекции. Немного нервничал из-за нашего рандеву.
Он нервничал? Мне это нравится.
– И сколько их у тебя было? – спрашиваю я.
– Два, – смущенно отвечает он.
– Что ж, думаю, придется нам пить прямо из бутылки.
– Ты прямо как моя бабушка, – говорит он, и в уголках его глаз появляются морщинки, как тогда в автобусе.
– Итак, – начинаю я, когда мы усаживаемся на диван, – как тебя занесло в Йель?
– Это довольно длинная история, – говорит он, делает глоток и передает бутылку мне.
– Представь краткую версию.
– Меня не взяли в Гарвард.
– Как и всех нас.
– К счастью, – добавляет он. – Не думаю, чтобы после четырех лет в Оксфорде меня хватило бы еще и на Гарвард.
– Ты его закончил?
– Да. Бакалавр математики.
– Господи! И ты говоришь, что доктор экономики, с которой ты встречался, была скучной!
– Ну, я бросил математику, поэтому ты не можешь меня винить.
– А в промежутке?
– Сколько у тебя времени? – спрашивает он.
– Много, – отвечаю я.
– Не хочешь чего-нибудь поклевать? – спрашивает он.
– Что?
– Ну хорошо. Никто меня здесь не понимает, но я должен как-то поддерживать связь с родиной. Ты хочешь есть?
– Немного.
– Видишь ли, я решил готовить сам, но получилось, скажем так, не очень хорошо. Я заказал пиццу. Надеюсь, ты не против. Обещаю, что в следующий раз я изучу рецепт с большим вниманием.
Теперь становится понятным, откуда запах гари. Я тронута, что он приложил столько усилий, но не показываю вида.
– В Нью-Хейвене готовят лучшую пиццу, так что, по-моему, ты поступил правильно, – говорю я.
Остаток вечера мы проводим на смешном пурпурном диване, насыщаясь пиццей с вином и знакомясь. Колин рассказывает мне о своем детстве, о том, как рос в рабочем районе Лондона. Отец у него сварщик, а мать умерла, когда он был совсем маленьким. Я не знала, что профессия сварщика существует до сих пор, а он смеется и замечает, что со мной не соскучишься (я наивная). Я рассказываю ему о своей любви к «Анне Карениной», слабости к обуви и о своих безумных родителях. Наконец я рассказываю ему о причине, по которой воспользовалась микроавтобусом в ту ночь, когда мы познакомились. Он хохочет и вспоминает истории из своей жизни, когда, после получения степени бакалавра, он путешествовал по Юго-Восточной Азии и Латинской Америке. Затем он вернулся в Лондон, выполнял разную случайную работу и снова путешествовал.
– Через какое-то время, – говорит он, – я осознал, что люблю книги, и вот очутился здесь. Я математик, но даже не смотрю на цифры.
– Да кому они вообще нужны?
– Во всяком случае, не нам с тобой, – отвечает Колин.
И целует меня.
Это самый чудесный поцелуй за долгое-долгое время. Возможно, вообще в моей жизни. Никаких языков-отверток, никакой лишней слюны – просто хорошо. Пусть бы он длился вечно, но, разумеется, так не бывает.
Немного за полночь я говорю, что мне пора. Хотя Колин и спрашивает, зачем мне это нужно, но отпускает меня. Провожает до дома и снова целует.
– Спасибо, – тихо говорю я. – Я отлично провела время.
– Я тоже, – отвечает он и добавляет: – У меня для тебя кое-что есть.
Из кармана куртки он достает «Семейную хронику Уопшотов» Джона Чивера.
– Я подумал, ты захочешь почитать это на сон грядущий – на тот случай, если устанешь думать обо мне.
– Вероятно, так и будет, – небрежно отвечаю я.
– Я не удивлен. Но знаешь, этот человек – гений. По его книгам можно жить. Обещаю.
– Лучше, чем «Анна Каренина»? Сомневаюсь. Я вынесу свое собственное суждение.
«Страх все равно что ржавый нож, не пускай его в свой дом. Мужество имеет вкус крови. Выпрямись. Восхищайся миром. Наслаждайся любовью нежной женщины. Верь в Бога».
– Неужели у тебя нет ничего своего?
– Нет. И он прав насчет всего этого, особенно насчет женщин. Хотя мне кажется, ты можешь опустить эту чепуху о Боге. Я не доверяю тем, с кем не знаком.
– Спокойной ночи, Колин.
– Спокойной ночи, Хлоя.
По-прежнему пребывая в эйфории от вечера, проведенного с Колином, хотя прошло уже три дня, я направляюсь в здание «Йель дейли ньюс» со скоростью света. Ну, или близко к тому. По-моему, в начале отношений сгорает куча калорий. За последние несколько недель я побывала везде и успела почти на все свои мероприятия. Я в таком хорошем настроении, что с нетерпением жду даже сегодняшней встречи с Мелвином. Наши отношения стали сердечными со времени последней нашей размолвки, и я даже думаю, не пора ли его простить.
Прибыв в «Ньюс», я оказываюсь в одиночестве, поскольку Мелвина, как обычно, нигде нет. Учитывая свою способность по суперсжиганию калорий, я позволяю себе съесть кусок доставленной ночью пиццы и поднимаюсь наверх повидаться с Брайаном Грином. Мы с ним уже давно не общались, и хотя в прошлом у нас бывало всякое, он много лет остается моим другом. Я спешу наверх, в комнату номер два, в которой этим вечером необычно тихо.
– Где же драма? – спрашиваю я, постучав Брайана по плечу.
– Привет, Хло! – возбужденно отвечает он. – На удивление, сегодня очень спокойно. Возможно, мы даже вовремя отправим газету в печать, – говорит он, небрежно откидываясь в кресле и складывая руки.
– Вовремя? Этого просто не может быть!
Мне кажется, газеты никогда не сдавались вовремя с периода правления Кеннеди.
– Это случилось три последних вечера подряд, – с улыбкой замечает он.
– Поздравляю, – говорю я. Брайан Грин сделал это. Что ж, по крайней мере вне спальни.
– А у тебя что нового? Твоя колонка имеет оглушительный успех. Я собирался тебе об этом сказать.
– Спасибо, – сияю я. – Знаешь, ничего особенного. Что-то приятное здесь, что-то – там, но домой, так сказать, писать не о чем.
Он сразу же обращает внимание на мою улыбку.
– Ты хочешь сказать, что нашу драгоценную ведущую секс-колонки могут у нас отнять?
– «Отнять» – это несколько преждевременно, но я могу двинуться в этом направлении.
– Что ж, не оставляй колонку. Обзаведение спутником жизни – не причина для потери того, что так хорошо у тебя получается.
– Чего – того? – спрашиваю я, игриво подняв бровь.
– Ты никогда не изменишься, – говорит он, – но я имел в виду журналистику.
– Уж конечно, – дразню я Брайана.
– Ха-ха, – саркастически откликается он.
– Так ты уже подумал, чем будешь заниматься этим летом? – интересуюсь я.
– Мне предстоит практика в «Уолл-стрит джорнал», – с гордостью отвечает он.
– Правда? Это потрясающе!
– Да, я очень волнуюсь. Иду на деловую тематику, о которой ничего не знаю, так что немного страшно.
– Научишься. Тебе всегда это удавалось.
– Надеюсь, что никого не разочарую. А ты знаешь, что будешь делать?
– Нет. Еще не думала об этом. Я столько пахала и…
– Любо-о-овь, – дразнит он меня.
Я пропускаю это мимо ушей.
– Кстати, о разочарованиях. Где Мелвин? – спрашиваю я.
– Понятия не имею, правда, – говорит Брайан, признавая одно из своих редких упущений в управлении газетой. – В последнее время он как-то странно себя ведет. Я почти не вижу его во время сдачи «Ньюс», и он постоянно как будто бы нервничает. Не знаешь, что там у него стряслось?
– Нет, не знаю. Мы практически не общаемся.
– Тебе следует с ним поговорить, – серьезно заявляет Брайан. – Мне кажется, он по тебе скучает. Кроме того, ты так давно его знаешь. Нет смысла рушить дружбу из-за того, что бедный парень родился недотепой. В любом случае, он так откровенно в тебя влюблен, что это смешно.
– Это всего лишь старый школьный роман, – отвечаю я, – ничего серьезного.
– Как скажешь, – сомневается он.
– Но все равно, надо пойти посмотреть, не пришел ли он. Рада была повидаться.
– Я тоже. – Брайан со своим обычным усердием возвращается к работе.
Я спешу вниз, в отсек Мелвина, и – какой сюрприз! – его все еще нет. Я решаю, воспользовавшись задержкой Мелвина, проверить свою почту на его компьютере. Возможно, мой Почтальон написал мне за последние несколько часов.
Честно скажу, не знаю, как Лиза умудряется крутить сразу с двумя. Лично мне более чем достаточно одного реального мужчины и одного – из кибер-пространства.
Интернет у Мелвина открыт, поэтому я оказываюсь на уже выведенной странице. По крайней мере ясно, что ушел он ненадолго и вскоре должен вернуться. Я начинаю впечатывать в строчку адресов свой адрес. И когда уже собираюсь нажать на «ввод», бросаю взгляд на страницу, открытую Мелвином.
Я ахаю. Господи! Этого не может быть. Нет, нет, нет!
С экрана монитора на меня смотрит страница знаменитого YaleMale05.
Я оглядываюсь, не смотрит ли кто и не появился ли вдруг из-за угла Мелвин. Никому нет до меня дела, все слишком заняты надвигающимися крайними сроками сдачи материалов.
Я «прокручиваю» содержимое почтового ящика Мелвина. Это все мои письма. Вот – про Веронику. Самое первое, которое я написала. Просто приветы, отправленные в течение дня. Ссылки на смешные статьи – даже на ту, про пингвинов-геев из зоопарка в Бронксе. Писем тридцать. Но в графе «от кого» фигурирует только мое имя. На этот электронный адрес больше никто Мелвину не пишет. Он открыл его специально для меня. Подумать только, и это все длится много месяцев, месяцев, – а я и понятия не имела.
У меня перехватывает дыхание. Мелвин? Ну почему это должен быть Мелвин? Почему на нашем свидании он вел себя как последний придурок? Что происходит? Я его не понимаю. Он обманул мое доверие, присылая мне письма инкогнито. Мои глаза наполняются слезами, отчасти от разочарования, отчасти от потрясения. Я пытаюсь загнать их назад, не желаю плакать. Особенно прилюдно.
Я чувствую, что позади меня кто-то стоит. Оборачиваюсь и вижу Мелвина, на его лице выражение неподдельного ужаса.
– Хлоя, – тихо произносит он, – я могу объяснить.
– Зачем? – спрашиваю я. Это все, что мне удается выговорить.
Мне нужно выбраться отсюда. Нужно выбраться отсюда немедленно. Мне нужно переварить информацию. Я приказываю себе не устраивать сцен. Не терять контроля. Встаю, беру сумку, и все ее содержимое, как назло, сыплется под стол.
Встав на четвереньки, я подбираю ручки, жевательную резинку, сигареты и конспекты. Я чувствую себя униженной и беззащитной.
– Хлоя, подожди. Пожалуйста, подожди, – говорит Мелвин, снимая очки и протирая усталые глаза. У него очень печальный и виноватый вид, но я думаю только о том, какой же он негодяй.
Закончив собирать свои вещи, я хватаю сумку и иду прочь. Мелвин идет следом. Я сбегаю вниз по круговой лестнице мимо офиса издателя и мимо репортерской. Толкаю тяжелую деревянную дверь и выскакиваю на улицу. Холодный ветер ударяет мне в лицо и быстро высушивает слезы, которым удалось-таки выкатиться из глаз.
Мелвин не отстает, но я не останавливаюсь и не оглядываюсь. Я удаляюсь от «Дейли». Я слышу за собой его шаги и ускоряю ход. Он тоже ускоряет.
Когда мы достигаем колледжа Тимоти Дуайта, я оборачиваюсь к Мелвину. У меня такое ощущение, что человек из моих фантазий лежит передо мной на земле с кишками наружу, словно раздавленный в автокатастрофе.
– Знаешь, – ровно начинаю я, – я действительно пришла сегодня в газету, чтобы отредактировать материал, но еще я подумала: почему бы не помириться с Мелвином? Почему бы нам снова не стать друзьями? – Я проглатываю вставший в горле ком и напоминаю себе, что нужно держаться. – Я знаю тебя семь лет, и за это время ты много чего наворотил, но так мною играть? Вторгаться в мою личную жизнь? Как ты это объяснишь? Что, черт возьми, творится в твоей голове последние полгода? И сколько еще ты собирался разыгрывать этот спектакль?
Он пристально смотрит на меня, приоткрыв рот. Он готов ответить, но не знает, с чего начать.
– Хлоя, иначе ты не восприняла бы меня всерьез, – наконец медленно произносит он. – Я пытался, пытался на том свидании, но просто не знал, как с тобой разговаривать.
– Мелвин, что изменилось со школьных времен? Ничего. Я та же, что всегда.
– Нет, Хло, не та. Ну, в какой-то мере да. Теперь я понимаю, что ты не изменилась. Но кроме того, ты еще и ведущая секс-колонки, ты такая уверенная в себе, и все это вместе… я просто… ты никогда не принимала меня всерьез…
– Мелвин, – перебиваю я его.
