Текст книги "Девушки начинают и выигрывают"
Автор книги: Натали Крински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
– И мы разговаривали об отношениях в школе.
– Правильно, и ты сказал мне… – Я начинаю смеяться.
– Что все, чего я хочу в жизни, – это чтобы девушка стояла перед мной на коленях и работала ртом.
Присутствующие слушают нас с нескрываемым удовольствием.
– Мне это показалось отвратительным, – напоминаю я.
– Мне тоже, – вставляет Бонни.
– Ну, с тех пор многое изменилось, но мне кажется, что по-прежнему безопасным будет сказать, что…
– Что ты по-прежнему хочешь, чтобы девушка стояла перед тобой на коленях, – с дьявольской усмешкой заканчивает Роб.
– Ладно, ладно, хватит, – быстро перебивает Бонни.
– Бонни, – говорю я, – это покер. Игра без правил.
– Мне показалось, здесь не болеют за участников. Это ведь – правило?
– Тут она права, – кивая, произносит Эрик.
Я прищуриваюсь, не обращая на них внимания.
– Так в чем суть твоей истории? – спрашиваю я Дрю.
– Мне кажется, тебе следует посвятить одну из колонок минету.
Я улыбаюсь, притворяясь, что подобная перспектива не пугает меня до смерти. Я могу сколько угодно говорить о минете, но смогу ли я об этом написать? У меня закрадывается подозрение, что публичное обсуждение вопроса о минете вызовет кое у кого реакцию, справиться с которой я буду не в силах. А именно – у моих родителей, знающих теперь, чем я занимаюсь.
– Что ж, можно, – лгу я.
– Да, ты просто должна, – говорит Активист Адам, внезапно возвращаясь с Планеты Фильмов Обратного Просмотра.
– Это было бы круто, – кивает Эрик.
«Сам ты крутой», – хочу сказать я.
Остальные ребята кивают. Даже Кристал смотрит на меня с надеждой.
– Ну, и что же я напишу?
– Выплюнуть или проглотить – хорошая тема, – предлагает Дрю.
– Здесь так много аспектов, – многозначительно замечает Кристал.
Обожаю, когда миры геев и натуралов объединяются.
Горячий Роб радостно кивает:
– Ты даже не представляешь.
– Думаю, что представляю, – защищаюсь я.
– Поверь мне, – говорит Дрю, – не представляешь. У меня сейчас есть подружка?
– Нет.
– Была ли у меня хоть одна подружка с первого курса?
– Нет.
– Видишь?
– Ну… ну… – беспомощно мямлю я, – единственное, что тебя интересует, – это твои проклятые ковбойские сапоги. К тому же ты перетрахал девиц больше, чем Бен Аффлек.
– Это ложь. Я знаю, что мне надо. Я, между прочим, очень разборчив.
Роб открывает рот, чтобы что-то сказать, но Дрю бросает на него убийственный взгляд. В этих сапогах он очень убедительно изображает Индиану Джонса.
– Верно. Твои стандарты та-а-ак высоки, – дразню я его.
– Спасибо! – восклицает Роб.
Пока Эрик сдает карты, я обдумываю возможность появления такого материала. Юмористический потенциал в нем есть. Но есть и многое другое. Честно говоря, данная тема меня пугает.
– А ты что думаешь, Бонни? – интересуется Горячий Роб. – Следует Хлое написать колонку про минет?
– Лично я предпочла бы висеть на стропилах Дома пыток (так мы называем спортивный зал), и чтобы весь университет пихал мне в глотку говядину, зараженную коровьим бешенством, чем написать что-нибудь о минете. Но если кто и может это сделать, так это Хлоя.
– Спасибо за уверенность во мне, Бонс, – сухо отзываюсь я.
– А что плохого в минете? – упрекает ее Горячий Роб.
– Ну, – подхватываю я, пытаясь взвинтить себя, – минет иногда несколько пугает. Юмористическая колонка могла бы немного приподнять этот таинственный покров.
– Пугает? – спрашивает Горячий Роб.
Мы с Бонни мрачно киваем.
– Нет ничего страшнее пениса.
– Плюс, – добавляет Дрю, – минет – это ручная работа вашего двадцатилетия.
– Эй, – перебивает несколько обиженный Адам, – я по-прежнему иногда получаю ручную работу.
– С кем ты путаешься? – спрашивает Эрик. – С восьмиклассницами?
– Все в порядке, ребята, – перебиваю я, – давайте попытаемся держаться от средней школы подальше.
– Итак, Бонни, – начинает Роб, – что такого ужасного в том, что Хлоя напишет эту статью? Или в том, что мы обсуждаем оральный секс? Признайся, обе темы, по-моему, абсолютно нормальны.
Я с нетерпением жду, что ответит на это Бонни.
– М-м… да ничего, – заикается Бонни. Она чувствует себя не в своей тарелке. – Кроме того, понимаете, я просто… я просто не хочу об этом писать. Или разговаривать.
– А как насчет того, чтобы это сделать? – спрашивает Роб.
– А что насчет этого? – парирует Бонни, слегка оправившись.
– Просто хочу знать, ну, на будущее, – произносит Роб, с улыбкой глядя на нее.
Бонни густо краснеет.
Роб дотрагивается до ее руки.
– Да я шучу, – мягко произносит он. – О чем ты предпочитаешь говорить? Вторая база мне тоже нравится [26]26
Бейсбольный термин.
[Закрыть].
Весь стол смеется.
– Бейсбол? – с улыбкой спрашивает Бонни.
Горячего Роба так и распирает.
– Пива? – вежливо предлагает он.
– Да, с удовольствием, – отвечает она.
– Э-э… Бонни, – вмешиваюсь я.
– Да? – поворачивается она ко мне с некоторым раздражением.
– Это же школьный вечер.
Она смеется, словно никогда не слышала словосочетания «школьный вечер». На самом деле слышала, и очень много раз.
– Не глупи, Хлоя! Одна порция пива вреда не принесет.
Заметьте, для Бонни это все равно что сжечь свой лифчик. Кроме того, она переносит алкоголь не лучше девушки-анорексика, последние шесть дней тренировавшейся на беговой дорожке.
– Мне кажется, что Горячий Роб заигрывает с Бонни, – шепчу я на ухо Кристалу.
– Я знаю, – шепчет он в ответ.
– Ты думаешь… – Я умолкаю.
– О чем думаю?
– Что она ему… м-м-м… нравится?
– И более странные вещи случаются.
– Не намного более странные.
– Верно, – соглашается Кристал.
Если у Бонни и Роба что-то получится, в лесу медведь сдохнет.
– Так, может быть?..
– Может быть – что?
– Может быть, она ему нравится.
– Роб будет заигрывать и с фонарным столбом, если посчитает, что тот встанет перед ним на колени.
– А знаешь, – медленно произносит Кристал, – Бонни может тебя удивить.
– Сомневаюсь.
– Никогда ни в чем нельзя быть уверенной.
– Да ладно, – отмахиваюсь я от него.
– Стало быть, ты собираешься написать эту колонку? Может здорово получиться. Мы с Себастьяном могли бы тебе помочь!
– Не знаю. YaleMale05 наверняка разделает меня под орех.
– Ты узнала, кто это?
– Нет. Но я получила от него отзыв на последнюю колонку.
– И что он написал?
Спросил, была ли я когда-нибудь на свидании и сработал ли мой способ. И потом добавил, что сомневается в этом. Насколько интересной я могу быть? И старалась ли я употребить слово «турецкий» по максимуму. А потом он сказал, что, может быть, пригласит меня на свидание и покажет, что такое настоящее веселье… но что мне, вероятно, не понравится свидание с ним.
– Странно.
– Да. Его послания такие чудные. Такое впечатление, будто он ненавидит меня и одновременно считает маленькой проказницей.
– Что ж, ты такая и есть. Ты очень проказливая. Я захлопала глазами в его сторону.
– Ой, только когда не строишь глазки. Ты все еще думаешь, что это Максвелл?
– Не знаю, что я думаю. На «Гарварде−Йеле» он со мной заигрывал.
– Да уж.
– Но никаких других шагов не сделал.
– Ты говорила, что он робкий. Может, для него это способ сблизиться?
– Постоянно меня оскорбляя?
– Это тактика четвертого класса. Но на некоторых девушек действует.
– Не на меня.
– Не знаю, YaleMale05 разжег в тебе любопытство.
– А как иначе? Он пишет каждую неделю.
– У тебя появился фэн-клуб.
– Едва ли. У меня нет ни одного поклонника среди всех этих пишущих. Они в основном меня критикуют. Кто-то спросил, что думает обо всем этом моя мать, а другой человек написал, что я распутница и, вероятно, буду гореть в аду.
– Что едва ли не лучше.
– Едва ли.
Кристал обнимает меня.
– Напиши о минете.
– Кристал, я боюсь. Минет? Меня тут же четвертуют.
– Какое тебе дело до мнения других? Это будет потрясающе. К тому же большинству йельцев твоя колонка нравится. Тех, кто не понимает шуток, гораздо меньше.
– Мне небезразлично, что думают другие.
– Знаю. Это серьезная проблема.
– Эй, эй! – кричит нам через стол Горячий Роб. – Мне казалось, мы тут в карты играем.
– Ладно, покерные нацисты! – кричит в ответ Кристал.
– Кому еще пива? – спрашиваю я. – Теперь угощаю я.
– В таком случае, – вставляет Эрик, – нам всем еще по одной.
– Технически платишь ты, поскольку я здорово тебя нагрела.
– А больше ты ничего не хочешь мне нагреть?
Привет, Эрик. Вот будет потеха, если YaleMale05 – это ты. Отправившись в бар, чтобы заказать еще два кувшина «Миллер лайт», я пару секунд фантазирую, как мы с ним будем жить долго и счастливо – в качестве покерных бандитов из Вегаса.
Возвращаясь к столу, я полностью сосредотачиваюсь на том, чтобы не расплескать пиво. Кувшины неожиданно оказались очень тяжелыми.
Кто-то, проходя мимо, толкает меня под локоть, отчего пиво выплескивается через край и заливает мой новый кашемировый свитер, предназначенный для покерного вечера.
Я в ярости поднимаю глаза и оказываюсь лицом к лицу с Мелвином.
О, черт! Проклятый Мелвин, господин Не То Место и Не То Время.
– Простите, пожалуйста! – злобно говорю я, ставя пиво на ближайший столик и стремительно хватая салфетки, чтобы вытереть одежду.
– Хлоя! Привет! Ой, прости, – заикается он.
– Ты должен мне шесть долларов семьдесят пять центов за химчистку.
Он нервно вытаскивает бумажник и начинает доставать из него долларовые бумажки.
– О Господи, Мелвин, убери это. Не нужны мне твои деньги. Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
– Вообще-то я искал тебя, – отвечает он, застенчиво переминаясь с ноги на ногу. Я наслаждаюсь его муками, поэтому молча гляжу на него. Мелвин переключается на закатывание и раскручивание рукава рубашки.
– Зачем?
– Потому что хочу с тобой поговорить. О… о нашем свидании и о том, что случилось.
– Я не хочу с тобой разговаривать, – отвечаю я и пытаюсь пройти мимо него к игровому столу.
– Я знаю, ты все еще злишься на меня, – примирительно говорит он, – и я пришел извиниться.
– Если ты сейчас не уберешься с дороги, я всем расскажу, что у тебя проблемы с эрекцией.
– Если ты расскажешь об этом, это будет означать, что ты видела меня голым, – говорит он, поднимая бровь.
– Переживу, – отвечаю я.
Ребята за моим столом побросали карты и не сводят с нас глаз. Бонни морщится – частично от неловкости, частично из сочувствия. Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Кристалом. Он улыбается и щелкает пальцами, призывая меня вспомнить мантру геев: «Вперед, девочка».
– Я действительно очень сожалею, – медленно говорит Мелвин, – о своем поведении во время нашего свидания.
– Позволь задать тебе вопрос, Мелвин. Ты знаешь меня около семи лет, так?
– Да, – робко подтверждает он.
– И что за эти семь лет позволило тебе считать, будто на свидании нужно вести себя со мной как с идиоткой? С пустоголовой дурой?
– Я не вел себя с тобой так, будто ты пустоголовая дура, – протестует он.
– А как же все эти вопросы о сексе? К чему они? Люди, которые меня не знают, считают меня шлюхой. Посмотри на веб-сайте, Мелвин! Там, в большом гадком мире, бытует мнение, что я зарабатываю себе на жизнь постелью. Но хотя бы наш кампус оценивает меня по достоинству. За исключением тебя. Моя колонка забавная. Ее цель – рассмешить людей. Но ты, мой редактор, человек, который якобы должен это понимать, – единственный, кто обращается со мной, как с Дивайн Браун [27]27
Проститутка, арестованная в 1995 году вместе с актером Хью Грантом за нарушение общественной морали.
[Закрыть].
– Кто такая Дивайн Браун? – искренне смущенный, спрашивает он.
– И ты называешь себя газетчиком? – бурчу я в ответ.
– Простите, мисс? – спрашивает бармен.
– Я ухожу, – шиплю я ему.
Я решительно направляюсь мимо Мелвина к нашему столу, забыв о пиве. Горячий Роб, который не может позволить пиву пропасть, бежит за ним.
– Я забираю выигрыш, – говорю я ребятам. – Бонни, ты готова?
Она с тоской смотрит на Горячего Роба.
– Ты готова? – повторяю я вопрос. Я похожа на Бобби Найта [28]28
Известный американский баскетбольный тренер.
[Закрыть]в гневе.
– Да? – отвечает она так, словно сама задает вопрос.
– Идем.
* * *
Минут через десять мы с ней, проводив Кристала, шагаем по улице Вязов.
– Забавно, – с улыбкой замечает Бонни.
– Что? – спрашиваю я, все еще злясь.
– Покер.
– А, да? Тебе понравилось? – говорю я, просияв.
– Да. Может, на следующей неделе я снова пойду.
– Я буду рада, – говорю я, сжимая ее руку.
– Хло… – произносит она и откашливается.
– Да, Бонс? – отзываюсь я.
– Что ты думаешь о Робе? Ага!
– В смысле? – спрашиваю я с невинным видом. С Бонни, особенно когда ей кто-то нравится или может понравиться, надо быть спокойной. Излишнее возбуждение ее пугает.
– В смысле, как по-твоему, он хороший парень?
– Конечно, хороший. А разве ты так не думаешь? Мы же знаем его с первого курса.
– Хло…
– Да, Бонс?
– Ты научишь меня делать минет?
«Йель дейли ньюс»
Секс в большом городе Вязов
Хлоя Каррингтон
Выплюнуть или проглотить? Все о соусе
В нежном шестнадцатилетнем возрасте мы с моей лучшей подругой Элисон решили, что настало время овладеть искусством минета. Да, знаю, рано. Но мы не стремились к практической тренировке, мы просто хотели понять, что делать в том случае, если вдруг возникнет ситуация, в которой нам придется потерять свою оральную невинность. Пойти навстречу гибели. С головой (простите) нырнуть в неизведанные глубины. В общем, мы хотели увеличить свой коэффициент сексуального развития. Мы были уверены, что когда-нибудь в будущем нам предстоит пройти… э… тест, если можно так выразиться.
Одним душным летним днем, немного смущенные и довольно-таки неуверенные в себе, мы пробрались к Элисон на кухню и вышли оттуда, нагруженные продуктами. Бананы и морковь, как мы выяснили, идеально подходили для наших целей; они имели нужную форму, и мы могли варьировать длину по своему усмотрению.
Задыхаясь от смеха, отчасти из-за комичности ситуации, отчасти из-за смущения, мы встали на колени перед кроватью Элисон. Положили перед собой очень содержательный номер «Космополитена», чтобы… э… направлять движение, и как нанятые принялись сосать дары природы. Мы критиковали друг друга, соревнуясь в различных категориях, которые мы определили заранее: выносливость, сила, оригинальность и творческое использование частей тела. Это было похоже на Олимпийские игры по минету, только вот по телевизору нас не показывали и живой аудитории мы не имели. Но мы, безусловно, продвигались в этом направлении – медленно и неуклонно.
Благодаря близкому знакомству с булимией Элисон могла почти целиком засунуть в глотку банан. Сраженная значительностью ее достижений, я попросила Элисон помочь мне усовершенствовать технику. Именно в тот момент, когда мы стояли на коленях в окружении разнообразной кожуры и с бананами во рту, вошла мать Элисон. Что и говорить, она была озадачена нашим пикником на полу в комнате Элисон. Ответить нам было нечего. Она же с неохотой пришла к выводу, что к ужину мы не слишком проголодаемся. Так и получилось.
Сколько-то лет спустя, когда я уже находилась не на полу в комнате Элисон, я осознала, что, какими бы успешными ни были тренировки, они не подготавливают к критическому моменту – практике минета. Давайте будем откровенны: когда это морковка в салат-баре эякулировала в вашу сторону?
Выплевывать или не выплевывать? Вот в чем вопрос.
Я активная сторонница проглатывания. (Вот это да! Моя популярность у мужской части населения только что подскочила до небес.) Я считаю, что проглатывать – все равно что принимать сироп от кашля. Да, поначалу немного противно, но со временем привыкаешь.
К своему удивлению, я выяснила, что восемь из десяти йельцев согласились со мной в этом вопросе. Особенно представители мужского пола. Они отвечали, что их вообще нечего об этом спрашивать. Тут и вопроса-то нет. Глотать, и дело с концом, говорили все они. Некоторые даже думали, что проглотить – это честь (клянусь).
– Наши тела весь день трудились, чтобы выработать эту субстанцию, – сказал слушатель подготовительных курсов при медицинском колледже. – Вы получаете отличные питательные вещества, то есть я хочу сказать, что мы отдаем вам самое лучшее, что у нас есть, и самое яркое.
Ты прав. У тебя сперма суперзвезды.
У одного из поклонников минета я поинтересовалась вопросом калорийности. По секрету: меня всегда заботил данный вопрос. Если я сижу на диете, не хочется терять очки из-за своей внеурочной деятельности. Рассеивая мою тревогу, он попросил меня развенчать миф о необычайном количестве калорий, содержащихся в каждой порции. На самом деле на выходе на удивление мало калорий, а вот витамина Е, который так необходим для кожи, – через край. Какое облегчение!
Несмотря на мое личное мнение по данному вопросу, многие по-прежнему предпочитают выплевывать. Следовательно, нужно всесторонне обсудить данный аспект.
Выплевывание, как я обнаружила, – довольно сложная операция. Она требует некоторых аксессуаров: чашки, полотенца и салфетки, которой можно было бы вытереть рот. Эти предметы образуют то, что можно назвать набором для выплевывания. Его можно легко подготовить, если вы знаете, что это может произойти. Однако что делать, если ситуация не запланирована? Не всегда можно найти данные предметы в короткий срок. Я сильно сомневаюсь, что любой набор для выплевывания войдет в дамскую сумочку. В дамскую сумочку, придуманную специально для ношения в ней помады, денег, сотового телефона и ключей, не войдет банное полотенце и некая посудина… в нее и упаковку жвачки-то не всунешь.
Помимо вопросов удобства, вкуса и содержания калорий в разговорах с предпочитающими выплевывать всплыли два весьма интересных обстоятельства.
Первое – такие вещи, как внимание и нежность.
– Если он заставляет тебя глотать, значит, он не любит тебя и не уважает.
Все это, конечно, хорошо и замечательно, но скажите честно, когда вы в последний раз спали с тем, кто вас уважал, не говоря уже о том, чтобы любил? В школе?
Моя близкая подруга утверждала: – Я выплевываю, потому что, когда бы я ни глотала, оно вылезает у меня через нос. Ты можешь об этом упомянуть? Готова поспорить, не одна я сталкиваюсь с этой проблемой.
Вообще-то, как мне ни неприятно это говорить, милая, – одна.
Поскольку это последняя колонка в текущем семестре, я бы хотела пожелать всем удачи на экзаменах и очень счастливых каникул. Что бы вы ни выбрали – выплюнуть или проглотить в эти каникулы, желаю вам веселых и ярких праздников, и белого всем вам Рождества.
8
– Ее сейчас нет, – слышу я голос Бонни из другой комнаты. – Передать ей что-нибудь?
Пауза – человек на том конце провода отвечает.
– Нет, этого я ей ни за что не передам. Вы ненормальный, больной. Вы это знаете?
Снова пауза.
– Вы этого не знаете? Что ж, я та-а-ак рада, что мне выпала честь сообщить вам… Вам нужно определение понятия «выпала честь»? О-о! Больше не звоните сюда! Шизик! – восклицает она, уже бросив трубку, и возвращается в гостиную, где плюхается на бугристый коричневый диван, который мы купили в «Армии спасения» на первом курсе. Наша гостиная полностью обставлена коллекционной мебелью от «Ле коллексьон сальвасьон» [29]29
То есть «Коллекция от «Армии спасения»
[Закрыть]. От нее так и несет шиком примерно 1977 года. Сколько всего оставило на нем свой след! Подготовка к экзаменам. Блевотина. Слезы. Секс. Если бы этот диван мог говорить, он бы сказал: «Отмойте меня».
Бонни откидывает назад голову, отчего ее длинные светлые волосы свешиваются со спинки дивана. Волосы – это лучшее в ее внешности. У меня же лучшее – моя индивидуальность и, согласно последним двенадцати телефонным звонкам, поступившим к нам сегодня, то, что я «активная сторонница проглатывания». Я сказала, не они.
– Кто это был? – осторожно спрашиваю я, не желая услышать ответ.
– Дьявол, – с серьезным лицом отвечает Бонни.
– Бонни, – подвываю я, как можно сильнее растягивая гласные в ее имени, чтобы подчеркнуть свое неудовольствие.
– Я говорила тебе, чтобы ты не писала на эту дурацкую тему, – говорит она, искоса на меня поглядывая.
– Нет, не говорила.
– Говорила.
– НЕТ, НЕ ГОВОРИЛА! – ору я.
– Нечего кричать, – произносит Бонни, – и вообще – вспомни, я сказала, что скорее возьму в рот мясо от бешеных коров.
– Да, но ты не сказала, что мне не стоит об этом писать.
– Хлоя, некоторые вещи не стоит выставлять на всеобщее обозрение. И эта – одна из них.
– И что же это?
– То.
– Что?
– Минет, – почти шепчет она, словно миссис Джонсон в любую секунду может ворваться в нашу комнату и прочитать проповедь о том, что занятие оральным сексом ведет прямиком в ад.
– Бонни, честно, сейчас не время читать мне лекции.
– Знаю, – тихо отвечает она. – Извини. Мне просто нехорошо от всех этих звонков…
– Я думала, что колонка получилась смешной. Несколько рискованной, но все равно смешной.
– Ты всегда думаешь, что это смешно. Потому об этом и пишешь.
– Не всегда. А она была? Смешной, я имею в виду.
– Да.
– Ты смеялась? Вслух?
– Три раза, – с улыбкой отвечает она, – и всем, с кем я говорила, она понравилась.
– Да, потому что всем твоим знакомым двадцать один год.
– Ну, не всем, кому двадцать один, так уж и понравилось.
– Поподробнее.
– Йельские «Студенты за Христа» не в восторге. И те, кто работает в «Йельском консерваторе».
– Потрясающая новость, Шерлок. Что еще в твоих обширных секретных томах?
Бонни лишь бросает на меня сердитый взгляд.
По-видимому, колонка о минете привлекла внимание всех извращенцев по эту сторону от Гарварда. К сведению, Йель расположен к западу от Гарварда. К западу от Гарварда живет очень много людей – от Бостона до Калифорнии, – поэтому Бонни и приходится последние две недели без конца отвечать на звонки. Мы узнали, что республиканцы правого крыла минет не любят. Равно как и те, кому за семьдесят семь и у кого есть дети. Точка.
– Вообще-то есть еще кое-что, – говорит Бонни.
– Да?
– Вероника сообщает, что она еще больший знаток оральной сферы, чем ты.
– Ты можешь просто сказать – «минета»? Попробуй.
– Минета, – ворчливо повторяет она.
– Поверь мне, дорогая, я позволю ей получить этот титул. Какие могут быть возражения. Кстати она, вероятно, права.
– Для нее это все равно что леденец пососать, – бормочет Бонни в редкую минуту моральной слабости.
– Бонни, – предостерегаю я.
– Эта девица отправится в ад бандеролью, – снова бормочет она.
– Успокойтесь, мистер Роджер, это же ваша соседка. А поскольку мы затронули эту тему, напомни-ка мне еще раз, почему ты так не любишь Веронику.
– Сколько у тебя времени?
– Серьезно, Бонс, ведь это ты постоянно говоришь мне, что я слишком пристрастна.
– Так и есть.
– Я соглашусь, но что не так с Вероникой?
– Она злая. И эгоистичная, и наглая, и потаскуха, и недобрая, и избалованная, и…
– Ладно, ладно, я поняла. Извини, что спросила. Снова звонит телефон.
– Ответишь? – спрашиваю я у Бонни со сладкой улыбкой.
– В последний раз, – говорит она и бежит в другую комнату, где оставила трубку.
Через две секунды она возвращается, протягивая мне трубку.
– Это твой папа.
– Привет, папочка! – восклицаю я, на удивление обрадовавшись звонку mi padre [30]30
Моего отца (ит.).
[Закрыть]. Но не бойтесь, это чувство вскоре исчезнет.
– Хлоя, – сурово начинает он, – нам надо поговорить.
Это всегда дурной знак. Разговоры – это плохо. Разговоры с бойфрендами. Разговоры с преподавателями. Разговоры с родителями.
Я слышу, как на том конце кричит моя мать:
– Дай мне с ней поговорить!
– Успокойся, Чанна, – говорит он.
– Ты слишком спокоен! – верещит она.
Когда он наконец возвращается к телефону, то сообщает, что молодые аналитики из его банка здорово веселились всю эту неделю.
– Правда, папа?
– Да, милая, – сухо ответил он.
Как видно, означенные аналитики получили от своих друзей сообщения по электронной почте с приложением в виде моей прославленной колонки.
Кому понравится прочитать тысячу слов о грязных сексуальных актах, написанных его юной дочерью? Только не Ричарду К. Каррингтону, это уж точно.
– Па-а-а-па! – умоляю я, но безуспешно. Он не слушает. И мою мать, говорит он, необходимо запереть или хотя бы связать, чтобы мы могли поговорить. Ему пришлось отобрать у нее ключи от машины и ее расшитые блестками одеяния, чтобы помешать немедленно помчаться в Йель и потребовать удовлетворения.
Я молчу, пока он привычно упрекает меня в своей обычной, лишенной эмоций, отстраненной манере.
– Мы разочарованы, – заканчивает он, – крайне разочарованы.
«Разочарованы» – самое страшное слово в словаре моих родителей. Хуже даже, чем «я сержусь» и едва ли не хуже, чем «ты – отрезанный ломоть». «Разочарованы» означает: ты ранила их настолько, что у них нет сил кричать на тебя. Что в моей семье редкость.
Наконец я вешаю трубку, сославшись на необходимость заниматься. К сведению первокурсников: когда родители платят три тысячи долларов за курс лекций, их очень заботит, посещаете ли вы их. Следовательно, ссылка на занятия – это отличный способ выкрутиться из любой неприятной ситуации, в которую вы попали. На сей раз я не обманываю. Уже почти половина второго, и я могу опоздать на «Перечитывая Фолкнера» – курс лекций, который читает знаменитый Гарольд Блум, бог среди мужчин здесь, в Йеле, и, возможно, самый страшный человек из живущих ныне. Одна из его книг называется «Гений и гений» – этого он и во сне не скажет ни об одном из своих студентов.
Пока я бегу в «ЛК-102», место проведения священного занятия, я не могу не обратить внимания на признаки приближающейся весны. Воздух потеплел, и почти повсюду пахнет свежей грязью, так как снег тает очень быстро.
Я, как обычно запыхавшись, появляюсь в аудитории и, садясь на место, удостаиваюсь мрачного, косого взгляда преподавателя.
Блум спрашивает, являются ли романы Уильяма Фолкнера претенциозными сочинениями местного художника, который был еще и апологетом Нового Юга, или они шедевры высокого модернизма, написанные озабоченным гуманистом. Я смиряюсь с тем, что не понимаю некоторых терминов в его вопросе, позволяю себе отвлечься и возвращаюсь к мыслям о моих бедных родителях. И бедной себе.
Эту колонку я начала вести исключительно из любви к Мелвину. И вот теперь, когда наши с ним отношения достигли их нынешнего приятного состояния небытия, я гадаю, зачем по-прежнему подвергаю себя критике и обращаюсь к вопросам, о которых знаю слишком мало. Я думаю, правда заключается в том, что поначалу колонка была для меня чем-то новым и потрясающим. Я писала о вещах, которые меня по-настоящему волновали, беспокоили моих друзей и чертовски смущают большинство людей, но каким-то образом я начала срастаться с «Сексом в большом городе (Вязов)». И довольно скоро «Секс в большом городе Вязов» превратился в саму меня, а не в то, что я делала. Мне бы хотелось больше походить на Веронику, быть сексуально уверенной, бесстрашной и готовой к постоянному риску. Она живет, ни о чем не сожалея. Я же, наоборот, сожалею о многом. Она привлекает внимание, где бы ни появилась. Мужчин, женщин – всех. Когда я прихожу на вечеринку, люди шепчутся: «Вот идет ведущая секс-колонки», – но вместе с интересом приходят рецензии и осуждение. Осуждение, которое, в отличие от Вероники, я принимаю близко к сердцу.
Я встряхиваю головой, стараясь избавиться от путаницы в мыслях, и следующие тридцать минут занятия лихорадочно строчу в тетради в жалкой попытке постичь гениальность «Гения и гения». К этой неделе нужно было прочесть первые двести страниц «Шума и ярости», и я уже отстаю. Еще я подозреваю, что скоро нужно будет писать эссе. Я мысленно обещаю себе на этой неделе собраться и выполнить задание. Забыться с помощью работы и книг часто значительно легче. Даже если это Фолкнер.
Остаток дня я занимаюсь разными мелочами. Забираю вещи из химчистки. Иду на почту, где с гримасой встречаю астрономический счет за телефонные переговоры. Делаю остановку у банкомата, где, к еще большей радости, обнаруживаю, что денег у меня осталось слишком мало. Ничего хорошего для меня и моего сотового, учитывая «разговор», который я имела сегодня утром со своими родителями. Нужно расспросить Активиста Адама о способах быстрой добычи денег. После философского развода (его слова, не мои) с родителями он решил поправить свои финансы. Короче говоря, он отказался от шикарной берлоги, которая до этого скрашивала его жизнь. Поскольку он озабочен тем, чтобы просветить мир насчет генетически измененных продуктов, опасностей потогонной системы и легализации марихуаны, он часто запродает свое тело науке. Медицинскому колледжу, поведал он мне однажды, всегда требуются добровольцы, готовые за большие деньги отказаться на неделю от еды или подвергнуться чему-то другому, столь же неприятному. Активист Адам как-то заработал 800 долларов за бег на тренажере по четыре часа в день в течение недели. Если хотите знать мое мнение, изнурение – небольшая плата за три пары туфель и бутылку «Вдовы Клико».
Я добираюсь домой вконец измученная. Считается, что в юности достаточно минимума сна, а скорость обмена веществ равна скорости света. Я с этим не согласна. Студенческая жизнь по-настоящему тяжела. Я просыпаюсь в десять утра и к пяти вечера уже себя не помню от усталости.
Включив телевизор, я с удовольствием отмечаю, что «Шоу Опры» все еще идет, за ним следует очередная серия «Жизни Марты Стюарт». Выясняется, что в глубине души я сорокадвухлетняя домохозяйка со Среднего Запада. Кто бы мог подумать?
Как раз в тот момент когда я начинаю погружаться в рассуждения Опры, в нашу гостиную просовывает голову Горячий Роб:
– Привет, Хло.
– Привет, дорогой.
– Ты видела Бонни?
– Нет, – безразлично отвечаю я.
– Как дела? – спрашивает он со слегка разочарованным видом, но все равно входит и садится рядом со мной на диван. Кудрявая каштановая прядь закрывает ему левый глаз, он убирает ее и смотрит на меня: – Переживаешь?
– В смысле? – спрашиваю я, притворяясь, что не понимаю, о чем он говорит.
– Ну, из-за шумихи вокруг твоей колонки. Бонни рассказала мне про всех этих идиотов, которые пишут тебе гадости. И про звонки, конечно. Некоторые из них довольно забавные, правда?
– Для тебя, но не для меня.
– Да, – быстро соглашается он, – извини.
– Ничего. Так что там у вас с Бонни? – спрашиваю я; мне не терпится сменить тему и столь же искренне не терпится услышать ответ.
– Ты знаешь, – отвечает он с полуулыбкой.
– Нет, не знаю.
– Она сексуальная, – говорит Роб в своей типичной манере уходить от прямого ответа.
– Да, но я не об этом.
– Она хорошая. И очень умная. В один из вечеров мы отлично поговорили о работах Киссинджера, которые он написал еще в Гарварде. Мы сошлись на том, что его лучшие работы были написаны именно там. Интересно, почему об этом почти не упоминают… Пожалуй, я сделаю это темой своего выпускного эссе. – Он умолкает и краснеет. – Разве вы не говорите на подобные темы? – добавляет он и хватает пульт от телевизора. Опра рассказывает о том, как изменить жизнь с помощью кашемира.
Роб сообщает немного больше, чем запланировал на сегодня, и мне это нравится.
– Оставь! Я ее обожаю! – вскрикиваю я. – И – нет, мы на подобные темы не говорим, потому что заставить Бонни выдать тайну не так-то просто. В одиночку мне не справиться, – поясняю я, пытаясь выведать у него еще что-нибудь, о чем и сообщу Бонни, как только она вернется домой.
