Текст книги "Сдаю комнату в коммунальной квартире (СИ)"
Автор книги: Ната Николаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Следующий год я провела в череде скандалов. Горшков из моего дома уходить не хотел. Он фонтанировал идеями, приводившими меня в ужас – продать мамину комнату, продать подаренный бабушкой компьютер, продать хотя бы ковер… Последней каплей стало предложение продать Барона. Может, это было и не по-семейному, но Барона я на него и натравила. После этого он исчез, и нанятые бабушкой адвокаты полгода искали его по всему городу, пока не устроили мой развод.
Жизнь с Горшковым послужила мне хорошим уроком. Я уяснила, что любовь приносит одни неприятности, и научилась отказывать людям в резкой форме. После вала страстей я спряталась в комнату, как улитка в раковину. Старательно избегала новых знакомств и с недоверием относилась к чужим людям. Как же я, при всей моей подозрительности ввязалась в историю с каюком и рогатыми квартирантами? Неужели все-таки кризис среднего возраста? Недостаток романтики и внутренний бунт против имиджа старой девы в очках, который я незаметно приобрела?
Я тяжело вздохнула и услышала, как щелкнул кодовый замок.
«Полковник с рыбалки, – подумала я. – Остальные-то все дома…»
Лиза с Розочкой дружно уставились на открывающуюся калитку из металлического листа. Однако, вместо ожидаемого Жеки, во двор проскользнул потрепанный хмырь – бомж, не бомж, но уж не директор завода, это точно. За ним следовала маленькая кудлатая собачка с измазанным зеленкой боком. Парочка остановилась посреди двора и завертела головами, присматриваясь к окнам. Из-за сараев выскочил Барон и залился злобным лаем. Его немедленно поддержал Фердинанд. Я взглянула на мамино окно. Темнота. А ведь только что горел свет! Неужели…
Я хотела закричать, но не смогла издать ни звука. Барон кидался на болонку, Фердинанд – на хмыря. Их лай разнесся по округе и был подхвачен хором собачьей стаи, живущей на заброшенной стройке в соседнем квартале.
– А ну, пошел вон отсюда! – завизжала Розочка. – Пошел вон, кому сказала! Повадились тут по углам отливать!
– Я сейчас полицию вызову! – присоединилась Лиза. – Ишь ты какой! Приперся, высматривает что своровать…
Хмырь начал отступать к калитке. Еще бы – две разъяренные бабищи, размахивающие кулаками, да две собаки, которых никто не собирается унимать.
– Роман! Сюда, живо! – проорал в телефон возникший на крыльце Андрей. – Тут бомжара забрел какой-то охреневший. Пусть Алла ментов вызовет.
Охранник из ювелирного не подвел – спасавшийся от наскакивавшей на него Розы хмырь попал прямо в его железные объятия. К лаю и женским крикам добавились суровые голоса полиции. Андрей с властями дружил, и отстегивал им достаточно, чтобы к нему мчались по первому зову. В этом шуме еле слышно скрипнула дверь подъезда. Я увидела рогатую тень. Тень некоторое время помаячила, а потом исчезла, так и не решившись выйти во двор.
Через полчаса, оформив протокол, мы проводили взглядом «уазик», увозивший в отделение глухонемого бомжа и собаку, как-то незаметно превратившуюся в здоровенного кобеля, похожего на сенбернара. Но на это, по счастью, никто не обратил внимания. Стоило «уазику» скрыться из вида, как во двор спустился сияющий Максимилиан. Он облобызал Розочку с Лизой, похвалил их за храбрость, и приобнял меня за плечи, не позволяя ускользнуть в комнату.
В бурное обсуждение случившегося вплелось лязганье кодового замка. Калитка распахнулась и во двор, нетвердо держась на ногах, вошел полковник. Впрочем, вошел он не сразу – удочки упорно не желали пролезать в калитку. Андрей с Розочкой начали давать Жеке противоречивые советы. Он покорно их выполнял, пока не запутался в леске и не упал навзничь, зацепившись за железную скобу для чистки обуви. Лиза со стоном встала с лавочки. Одной рукой взяла за шиворот бывшего мужа, другой сгребла снасти. Толчком ноги захлопнула калитку и, без особых усилий, поволокла Жеку на второй этаж. Проезжая мимо, Жека открыл глаза, осмотрел нашу компанию и одарил всех потоком нецензурных слов. Андрей побагровел, сжал кулаки. Максимилиан остановил его, лениво проговорив:
– Забей, Андрюха! Охота тебе мараться?
– Да я его… – зарычал тот.
– Забей! – усмехнулся Максимилиан. – На каждого алкаша силы тратить – себя не уважать.
Андрей хмыкнул, и преследовать жертву не стал. Но дружеская атмосфера безвозвратно испарилась, и это позволило мне подозвать Барона и сбежать в комнату. К счастью, меня больше никто не беспокоил, и я заснула во время чтения, даже не положив телефон на прикроватный столик.
Первомайское утро принесло сюрприз, начинавший походить на добрую традицию. Рядом со мной опять спал Феликс.
– Да что же это такое? – простонала я. – Как вы сюда попали? Я ведь дверь запирала, я точно помню!
– У вас замок очень простой, – пробормотал он.
– Сегодня же сменю! – гневно пообещала я. – Погодите… А кто вам дал право его вскрывать?
– Мне хотелось выспаться, – зевнул он. – Я был у дочери вашей кухарки, но там все ужасно храпят. И я пришел спать к вам.
– Какое хамство… – покачала головой я.
Он открыл глаза и спросил:
– Почему – хамство?
Я посмотрела ему в глаза и вздрогнула. Знакомый синий взор куда-то исчез. На меня смотрели мутные белесые очи с крошечными зрачками чуть больше макового зерна.
– Почему – хамство? – повторил Феликс тоном обиженного ребенка и подслеповато прищурился. – С Максом в одной комнате тоже не выспишься. Он еще громче кухарки храпит, я знаю!
– А что у вас с глазами? – нахмурилась я.
Меня неприятно поразило изменение его лица. Вроде бы те же красивые черты, милая беспомощная улыбка. И мерзкий рыбий взгляд, вызывающий бегающие по коже мурашки.
– А что с глазами? – удивился он, поднес руку к лицу. И опять улыбнулся. – А-а-а… Это я линзы снял. Я плохо вижу. Врачи велели мне носить линзы.
Я встала, накинула на ночную рубашку халат и решительно пошла за Максимилианом. Мамина кровать пустовала. Максимилиан спал на полу, подложив под голову свернутую куртку. Комнату действительно сотрясал равномерный храп, но смягчить мое сердце эти звуки не смогли. Я легонько пнула его под ребра, стараясь не прикоснуться к рогам. Дождалась, пока он сядет, и вывалила на него поток претензий.
Мне почему-то показалось, что все мои жалобы на нарушение неприкосновенности жилища он пропустил мимо ушей. И всерьез взволновался, только когда я упомянула, что Феликс сидит в моей комнате без линз. Вот тут он сразу вскочил, начал рыться в сумке. Достал контейнер и помчался в мою комнату.
– Какого черта? – возмутилась я.
– Да он с кровати встанет и убьется! – проорал мне Максимилиан. – Вы что, не понимаете? Он же без линз при дневном свете только силуэты различает! Ну, вы даете, Мария Александровна…
– Я сама без очков ни черта не вижу, – отрезала я. – И ничего, дожила до своих лет и два раза замуж выходила. Не вижу никаких причин делать ему скидку по состоянию здоровья.
– У вас – совсем другая ситуация, – отмахнулся Максимилиан. – Вот, Феликс, держи.
– Ты принес?
Феликс забрал контейнер и через минуту одарил меня синим взглядом.
– Спасибо, что позвали Макса, – проговорил он. – Вы очень любезны.
– Не за что… – сквозь зубы процедила я.
Меня душили противоречивые чувства. С детства меня учили тому, что убогих, а не только подслеповатый, но и слегка тронутый на голову Феликс явно относился к этой категории, надо жалеть. Но прощать бесцеремонность и неприкрытый эгоизм я не хотела. Я сама очки на ощупь разыскиваю и только потом могу разглядеть, кто рядом в койке лежит. Но это никого не беспокоит и Максимилиана в первую очередь, что характерно! От этой мысли я опять накинулась на него, требуя, чтобы он принял меры и оградил меня от вмешательства в личную жизнь. Мои речи прервал стук и призыв Лизы:
– Народ! Выходи строиться! Идем на демонстрацию!
– Кстати… – пробормотал Максимилиан. – Я еще вчера слышал это слово. Вы не могли бы мне объяснить, куда они идут?
– Э-э-э… – замялась я. – День весны и труда. Многолетняя традиция. Праздник.
– Белтайн? – сдвинул брови он. – Еще рано. Я вчера по солнцу проверял, у нас три дня в запасе!
– Вы идете? – завопила Лиза. – Мы уже готовы, только вас ждем! Прогуляемся, цветы к памятнику Ленина отнесем
Действительно, соседи были при полном параде. Лиза, по случаю праздника, облачилась в пушистый мохеровый свитер ярко-алого цвета. Закрепила в черных волосах кумачовый бантик и размахивала тремя гвоздиками, упакованными в целлофан. Чисто выбритый полковник благоухал одеколоном. Но эффектнее всех выглядела Розочка. Красные обтягивающие штанишки с прорезями по боковым швам переливались и блестели несметным количеством фальшивых бриллиантов. А скромная белая блузочка и пионерский галстук придавали наряду исключительно первомайский вид.
– Ты не замерзнешь? – озабоченно спросил ее Максимилиан. После чего, явно не удержавшись, потрогал один из бриллиантов.
– Я плащ с собой возьму, – томно ответила она.
Максимилиан с сожалением отпустил бриллиант и попросил:
– Подождите нас во дворе. Мы сейчас оденемся и выйдем. Мария Александровна! Собирайтесь живее! Чего вы застыли?
Я хотела сообщить ему, что никогда не испытывала желания носить цветы к памятнику Ленина, да еще в обществе надоевших хуже горькой редьки соседей. Но заметила странно заговорщический взгляд Феликса, ответный кивок Максимилиана, и собралась быстро. Как по армейской команде «Сорок пять секунд – подъем!». Рогатая парочка что-то замышляла, и мне не хотелось оставаться в неведении – что именно?
– Мария Александровна! – крикнул Максимилиан. – Полотенце возьмите с собой, пожалуйста!
Подивившись просьбе, я вытащила из шкафа небольшое махровое полотенце, подумала, прибавила к нему пару кухонных и уложила в сумку. Барон почуял прогулку, завертелся, кидаясь мне под ноги. Я громко спросила:
– Барона берем?
Получила ответ, что собака тоже имеет право ходить на демонстрацию, и уверила выглянувшую из комнаты Амалию, что я присмотрю за Розочкой – ведь бедная девочка такая наивная и рассеянная!
Демонстранты, толкаясь в калитке, выходили на улицу. Максимилиан вежливо пропустил вперед женщин и полковника, взял меня под локоть и повлек в противоположную сторону.
– Вы ведь не испытываете желания возлагать цветы в окружении красных тряпок? – уточнил он.
Я отрицательно замотала головой.
– Феликс! Не отставай! Стоп! Дай сюда пакет, и держись за Марию Александровну. Так мне будет спокойнее.
– Вы считаете, что я смогу оградить его от опасностей? – ехидно спросила я.
– Если начнутся неприятности, – миролюбиво ответил Максимилиан, – за вас вступится Барон. И сможет позвать меня на помощь.
Я не нашлась, что ответить. Некоторое время мы брели по улице в молчании. Миновали закрытую по случаю праздника кассу, «Русский чай», на двери которого красовался увесистый замок – у работников общепита случился санитарный день. Постояли, любуясь на фонарики с иероглифами, украшавшие веранду китайского ресторана.
– Там – река? – неожиданно спросил Максимилиан, указывая на бульвар.
– А откуда вы знаете? – удивилась я. – Да, бульвар идет к набережной.
– Очень хорошо, – кивнул он. – То, что надо. Ведите нас.
Мы с Бароном часто гуляли к реке. Бульвар заканчивался пешеходным мостом, спускавшимся на новую набережную. Там, миновав ряды летних кафе, можно было углубиться или в парк со старыми аттракционами и медленно вращающимся колесом обозрения, или свернуть в лесополосу, до которой еще не добралась цивилизация. Тянувшиеся вдоль реки пустыри уже много лет служили местом выгула собак, чему в немалой степени способствовала расположенная неподалеку школа служебной дрессировки.
– Зачем мы идем к реке? – спросила я Максимилиана.
– Надо оставить ложный след, – деловито объяснил он. – Видели вчерашнего гостя?
Я кивнула.
– Он так и не понял – есть в доме магия или нет, – продолжил Максимилиан. – Нам пришлось прервать поиск, чтобы у него не возникло подозрений. И теперь, прежде чем его возобновить, я хочу выставить приманку. Устройство с сильным магическим сигналом, которое непременно отвлечет внимание от вашего дома. Проточная вода заставит псов поломать голову, где именно находится источник магии. Пока они обшарят реку, пока выловят манок… Может быть, мы к тому времени успеем закончить свои дела.
– А если нет? – не удержалась я.
– Тогда и будем думать, Мария Александровна, – усмехнулся он. – Чего заранее-то волноваться?
Мы прошли мимо грохочущего музыкой кафе, на веранде которого компания молодежи бурно и весело отмечала Первомай. Отчихались от дыма – кругом трещали дрова в заскучавших за зиму мангалах. И вышли на пешеходную тропу здоровья, размеченную цифрами «100», «200», и так далее, до «1000». Барон призывно гавкнул и скатился по осыпи в знакомую лесополосу.
Я осторожно спустилась за ним и ступила под сень пирамидальных тополей. От реки потянуло сыростью. Я зябко поежилась. Легкая курточка не спасала от застоявшегося в ложбинах холода. Оскальзываясь на мокрой глине, я вывела своих спутников на пустырь и с удовольствием подставила лицо весеннему солнышку. Максимилиан дошел до бетонного парапета со спуском к воде, взглянул на мутную реку. Положил пакет на песок и начал раздеваться.
– Что вы делаете? – в ужасе спросила я.
– Собираюсь искупаться, – заявил он. – Доплыву до середины реки, установлю манок.
– Но… – заметалась я. – Вода же ледяная! У реки истоки в горах! И вообще… Здесь течение бешеное!
– Я хорошо плаваю.
– А если судорога? Кто вас будет вытаскивать, позвольте узнать? Я плавать не умею.
– Феликс тоже, – кивнул он. – Так что на вас возлагается задача не подпускать его к воде. Если с ним что-то случится, я себе этого не прощу.
– Бросьте ваш манок в воду и дело с концом! – заорала я, глядя, как он снимает джинсы.
– Он не будет работать, – объяснил Максимилиан и аккуратно сложил носки в кроссовки. – Его надо установить и активировать. Не учите меня жить, Мария Александровна. Вы взяли полотенце, как я просил?
Я похлопала себя по одному боку, затем по другому и упавшим голосом сообщила:
– А я сумку дома оставила… Но я клала в нее полотенце, правда!
– Вы очень любезно поступили, – ровным тоном отметил он.
Взял пакет и пошел вниз по бетонным ступенькам. Когда он вошел в воду по пояс, я не выдержала и завопила:
– Псих ненормальный! Вернись немедленно! Ты же утонешь!
И кинулась к ступенькам, собираясь ухватить его за плечо. Меня перехватил Феликс. От толчка я плюхнулась на песок и услышала:
– Извините… Не мешайте Максу работать.
Из лесополосы примчался Барон, с лаем бросился на Феликса. Я схватила его за ошейник и повернула голову к реке. Максимилиан плыл, выгребая против течения, которое медленно, но уверенно сносило его вниз. Я вскочила на ноги. Посмотрела на Феликса, созерцавшего тополя, и прошипела:
– Какого черта ты застыл? Бери его вещи! Надо идти вдоль берега. Мы должны его встретить, когда он выплывет. Если он вообще выплывет, блин!
Глава 6
Первомайская прогулка к реке наверняка подарила мне десяток седых волос. Надо будет дома изучить свою шевелюру в зеркале, и если это так, срочно покрасить волосы в какой-нибудь оригинальный цвет. Заодно обновить гардероб – сколько можно ходить в сером и бледно-розовом?
Размышления прервал шорох в кустах. Я покосилась в сторону звука и спросила:
– Вы все еще голый? Или уже трусы одели?
– Голый. Трусы мокрые, боюсь простудить самое дорогое.
Шорох стал громче.
– Тогда не выходите!
– Вы как будто голого мужчину никогда не видели! – расхохотался Максимилиан. – Мария Александровна! Вы же два раза были замужем, вы мне говорили!
– Да, – с достоинством ответила я. – За Игнатовым и за Горшковым. А какое это имеет отношение к делу?
– Видели одного – видели всех, – бодро сообщил он. – Не понимаю, к чему такие церемонии?
– Вы – не человек, – напомнила я. – Боюсь увидеть какие-нибудь подробности, которые могут меня смутить.
– Что вы имеете в виду? – удивился он.
– Ну… – задумчиво протянула я. – К рогам-то я уже почти привыкла. А вот если окажется, что у вас есть хвост?
– У меня есть хвост! – ликующе завопил Максимилиан. – Отличный хвост, всем женам нравится! Хотите – покажу?
– Лизе показывайте… – сквозь зубы процедила я.
– Я ей уже показывал! – хихикнули кусты. – Она оценила его по достоинству. Кстати, Розочка тоже осталась довольна. Присоединяйтесь, не пожалеете!
– Благодарю за приглашение, но у нас в квартире и так достаточно мест общего пользования.
– В какой-то странный ряд вы меня определили.
– Сами виноваты.
– Нет, Мария Александровна! Это вы во всем виноваты! – нагло заявил Максимилиан. – Я пришел в ваш дом, чтобы защитить вас от необоснованных притязаний властей, которые собирались заключить вас и моего брата под стражу? Вы ведь так обрисовали мне ситуацию?
– Примерно так, – неохотно признала я.
– А что на деле? – с чувством вопросил он. – Вкрути лампочку, забей гвоздь, почини холодильник, и так до тех пор, пока она меня не изнасиловала!
– Лиза или Розочка? – невинно уточнила я.
– Обе! – заорал Максимилиан. – А Розочка меня еще рыбу заставляла есть!
– А Амалия – блины, – дополнила я. – Если вы уже подсохли, давайте двинемся к дому. Выпьете горячего чаю, ляжете с кем-нибудь под теплое одеяло…
– Я лучше бульон подогрею и выпью пару кружек, – пробурчал он, выбираясь из кустов.
Я на всякий случай отвела глаза, но оказалось, что Максимилиан уже полностью одет. К дому мы пошли закоулками – возвращаться по бульвару, заполненному празднично принаряженным народом, никому не хотелось. Мы все, включая Барона, были изрядно перепачканы мокрым песком. На моих светлых джинсах виднелись следы глины – я поскользнулась и упала, когда помогала Максимилиану выбираться из воды. Такую тушу еще поди вытащи! Ну, а Феликс, за которым я плохо присматривала, вообще был грязным, как свинья, хотя вроде бы ничего не делал и к лужам близко не подходил. Миновав частный сектор, мы подошли к пятиэтажкам – в трех домах располагались общежитие для студентов мединститута, общежитие для студентов мехмата университета и просто какое-то общежитие. Квартал издавна считался опасным – из окон пятиэтажек на головы прохожим частенько летели самые разнообразные предметы, и банановая кожура проходила всего лишь по разряду невинных шуток. Ноги машинально понесли меня на другую сторону. Максимилиан с Феликсом последовали за мной. Я поднялась по ряду асфальтовых ступенек – улица круто поднималась вверх, и поплелась вдоль длинного решетчатого забора. Каждый шаг приближал нас к дому, где можно будет сварить себе чашку кофе, завернуться в махровый халат, укрыться пледом. Тихая уютная жизнь, которая меня вполне устраивает. Я не принадлежу к людям, жаждущим приключений и перемен, я…
Мои мысли распугал оглушительный железный грохот. Я обернулась. Феликс яростно тряс решетчатую калитку, а Максимилиан рассматривал длинный одноэтажный домик, от которого их отделял забор.
– Феликс! Что вы творите? – возмутилась я. – Макс! Заберите его немедленно! Иначе сторож сейчас вызовет милицию.
– Что это за дом? – отрывисто спросил Максимилиан.
– Это школа искусств. Да оттащите же вы Феликса от калитки! Ну, вот…
Как и следовало ожидать, шум привлек внимание сторожа. Дедок резво выскочил из боковой двери дома, обозвал нас «ужратыми шпанюками» от которых ему, деду нет покоя ни днем, ни ночью. И погрозил нам сотовым телефоном, обещая вызвать наряд полиции. Максимилиан усмехнулся, что-то коротко сказал Феликсу на своем языке. Тот вытащил из кармана кусок проволоки и засунул его в замок калитки.
– Что он делает? – взвыла я.
– Мы хотим войти внутрь и посмотреть, не лежит ли там наша вещь, – объяснил мне Максимилиан. – Феликсу кажется…
– Заберите его от калитки! Иначе сейчас приедет полиция и…
– Здравствуй, Машенька! – ласково пропели у меня за спиной. – Давно тебя не видела, детка. Как ты поживаешь?
Я обернулась и увидела Вовкину маму. Бессменная председательница родительского комитета с нескрываемым интересом рассматривала глину на моих джинсах. Максимилиан буркнул пару слов. Феликс неохотно отошел от калитки. Вовкина мама, вдоволь налюбовалась моими грязными джинсами и приступила к расспросам:
– А что это за новые друзья у тебя появились, детка? Мама про них знает?
– Здравствуйте, Елена Борисовна, – промямлила я.
Конечно, стоило напомнить любопытной тетке, что мне три дня назад стукнуло тридцать два года, и я могу гулять по улицам с кем хочу без маминого разрешения. Но Вовкина мама наверняка заявила бы мне в ответ «Дети всегда дети» и завела длинную речь о вещем материнском сердце. Поэтому я приветливо улыбнулась и сказала:
– Познакомьтесь, Елена Борисовна! Это мои двоюродные братья – Феликс и Максимилиан. Они приехали из Казани для… на… на майские праздники. Я показываю им город. У нас столько достопримечательностей!
– А почему вы такие грязные? – поинтересовалась Елена Борисовна и оттолкнула Барона, попытавшегося поставить лапы ей на пальто.
– Мы гуляли возле реки с Бароном, и я уронила сумку в воду, – лихо соврала я. – Мы пробовали достать сумку – в ней была дорогая пудреница и ручка с золотым пером. Но потерпели неудачу.
Сторож, внимательно слушавший наш разговор, счел нужным добавить:
– Налакаются с утра пораньше, а потом сумки теряют.
– Я бы попросила вас помолчать! – повернулась к нему Вовкина мама. – Кстати, Машенька, зачем твой двоюродный брат ломился в калитку?
– Э-э-э… – на секунду замялась я. – Понимаете, Елена Борисовна, я как раз рассказывала братьям, что в холле школы висит моя акварель. Как одна из лучших работ выпускников. И мы подумали, что нас пустят на нее взглянуть – буквально на минуточку. Феликс очень интересуется живописью.
– Да, ты же здесь училась… – сдвинула брови Вовкина мама. – Действительно…
– Мне до сих пор каждый год приходят приглашения на встречи выпускников, – сообщила я ей чистую правду.
– Закрыто до четырнадцатого мая, – прокаркал сторож. – После четырнадцатого пожалуйте смотреть. А сейчас – не положено.
– Извините за беспокойство, – одарил его улыбкой Максимилиан. – Непременно зайдем после четырнадцатого. Если бы у вас висело соответствующее объявление, мы бы не посмели вас побеспокоить.
– Это же писать надо… – после этих слов сторож зевнул и удалился в боковую дверь.
– Приятно было вас увидеть, Елена Борисовна, – зачастила я. – Но мы, пожалуй, пойдем домой. Надо переодеться, принять душ. Володе привет передавайте, хорошо?
Вовкина мама кивнула и отступила, пропуская нас по узкому тротуару.
– До свидания, Елена Борисовна, – вежливо попрощался Максимилиан.
Мы сделали несколько шагов, после чего мне в спину прилетел вопрос.
– Да, Машенька… А на каком языке твои братья общаются между собой? На татарском? Я не разобрала.
– На немецком, – ляпнула я первое, что пришло в голову. – Они – казанские немцы. Там, в Казани, большая община, поощряющая культурные традиции далекой родины.
– Ясно… – пробурчала Елена Борисовна.
«Вот же вредная баба! – подумала я. – Все заметила, каждое слово подслушала! Ей бы в разведчики идти. Такой талант пропадает!»
– Вы учились в этой школе? – тихо спросил Максимилиан, беря меня под локоть.
– Да. Работу в холле наверняка сняли за давностью лет, но она действительно там висела. Мне всегда удавались акварели с тушью и цветным карандашом. Одно время я подумывала выучиться на иллюстратора книг, но…
– Но?
– Не прошла по конкурсу на художественный факультет, отнесла документы в библиотечное училище, чтобы год не пропал… Впрочем, это давняя история.
– Вы сможете нарисовать мне план дома? Этой школы искусств?
– Зачем? – нахмурилась я.
– Ночью прогуляюсь, взгляну, не лежит ли где наша собственность. С планом мне будет легче ориентироваться на местности.
– Это же… Вы задумали грабеж! – догадалась я. – Не рассчитывайте, что я буду вам потворствовать! Никакого плана я рисовать не буду! И школу искусств вам грабить запрещаю.
– Ограблю без плана, – пожал плечами он. – Дурное дело – не хитрое.
Я попыталась воззвать к его порядочности. Номер вышел дохлым и разве что развлек пару-тройку прохожих, краем уха услышавших наши препирательства. Подходя к воротам дома, мы разругались вдрызг – вернее ругалась я, а Максимилиан молчал и ухмылялся.
Меня, как слабую женщину, пропустили в душ первой. Вторым пошел Феликс, которого я снабдила мылом, мочалкой и полотенцем. Максимилиан тем временем поставил на плиту кастрюлю с бульоном и попросил меня дать ему какую-нибудь посуду.
– Ну не через край же нам его хлебать, Мария Александровна! – вещал он из комнаты. – Неудобно. Трудно определить, кто сколько съел. Тому, кто кушает последним, приходиться глубоко засовывать голову в кастрюлю…
– И ему глаза щиплет! – отозвалась я, припомнив старый анекдот.
Максимилиан рассмеялся.
– А что это у тебя в кастрюле, Машенька? – поинтересовался вошедший в кухню Жека, укладывая голову мне на плечо. – Вкусно пахнет.
– Макс бульон сварил, – ответила я и дернула плечом.
Жека недовольно отодвинулся и заявил:
– Пахнет-то вкусно, а жрать небось невозможно!
– Мы тебя на обед и не приглашаем! – отрезала я и поставила на стол три суповые тарелки.
Жека что-то прошипел и скрылся в своей комнате. Вслед за ним в коридор притащился цветник. Лиза где-то потеряла бантик, а Розочкин галстук покрывали пятна.
– А мы так хорошо прошлись, – заверезжали они, ухитрившись вдвоем повиснуть на Максимилиане. – Песни попели! Цветочки отнесли!
– Рад за вас, – кивнул Максимилиан. – Да, кстати… Лиза, постирай трусы, если тебе не трудно.
Я посмотрела, как он вытаскивает из кармана джинсов мокрые скомканные трусы, и покраснела. Какие, простите, мысли придут Лизе в голову о нашей прогулке? Ничего целомудренного, я уверена! Вот мерзавец, подставил все-таки…
– А мне что сделать? – надулась Розочка. – Лиза трусы стирает, Машка еду готовит, а я как бедная родственница!
Я поперхнулась от возмущения. Пожалуйста, меня уже зачислили в гарем! Падишах поймал мой негодующий взгляд и ехидно улыбнулся.
– Ты, дорогая, поможешь мне хвост от песка ополоснуть! – сообщил он. – А то мы на пляже валялись в антисанитарных условиях, испачкались хуже некуда.
– Сейчас, – деловито сказала Розочка. – Только галстук сниму.
И умчалась переодеваться.
– Что вы себе позволяете? – зарычала я. – Все эти гнусные намеки на пляж и трусы…
– Между прочим, я говорил только правду, – промурлыкал он. – И еще… Вы обратили внимание на Розочкину реакцию при слове «хвост»? Вот оно, отношение нормальной женщины. Вы не фригидны, Мария Александровна?
– Хам, – коротко ответила я и спряталась в комнату, грохнув дверью.
Барон поднял уши.
– Хам, – повторила я для ясности. – Хам и быдло. Думает только о сексе. В связях неразборчив и циничен по отношению к женскому полу. Не смей с ним дружить, понял? Он хуже Горшкова. Правильно его жена дули крутила. Нет, не правильно. Надо было что похуже показывать!
После этой гневной речи я улеглась на диван и задремала. Разбудил меня телефонный звонок. Экран смартфона отобразил имя «Жанна». Я, толком не проснувшись, поднесла телефон к уху и вздрогнула от вопля:
– Маша! Привет! Поехали на дачу! Отдохнем, сходим на речку, рыбку половим.
При мысли о речке я передернулась и вежливо проговорила:
– Не могу, госпожа Колокольчикова. Дела. Мне надо Игнатову деньги отдать – он мне ноутбук делает.
– Хахаля нового выгулять, – хихикнула Жанна. – Так?
– Какого хахаля? – нахмурилась я.
– Ну не знаю, кто там тебя по больничному саду на руках носит, – промяукала она. – Только Ирка мне вчера звонит и рассказывает: лежу в палате после аппендицита, тоска смертная. Смотрю, говорит, в окно, а там Машку мужик в приемный покой тащит. Здоровый такой, симпатичный. А за ним еще один красавец плетется.
– Ира меня с кем-то перепутала!
– И тебя, и Барона… – хмыкнула Колокольчикова, – Она же немедленно в сад вылезла и проследила, как вы в такси грузились. Ты, часом, не беременна?
– Ирка меня с кем-то перепутала! – с нажимом повторила я. – Ладно, Жанна, меня зовут. Попозже созвонимся, поболтаем.
Блин, не город, а хутор на три двора! На одной окраине чихнешь, с другой «Будьте здоровы!» желают. Ирка, гадина глазастая!..
На кухню я выбралась в расстроенных чувствах. Амалия, что-то напевая, жарила блины.
– Лизка-то совсем сбесилась, – сообщила мне она. – Никакого удержу не знает! Загубит мальчонку своими закидонами, ох, загубит!
– Это вы про какого мальчонку говорите? – насторожилась я.
– Про Максимку, – ответила она. – Так и цепляется она к нему, так и цепляется… А он же безотказный!
– Это точно, – кивнула я.
– Пришлось ему у Розочки постелить, чтоб он от этой Жар-птицы отдохнул!
– А-а-а… – закивала я. – Конечно-конечно… надо отдыхать, да.
Подтверждая мои слова, из комнаты донесся заливистый женский смех и воркование:
– Розочка, девочка моя рыженькая…
Я покачала головой, заглянула к Феликсу, мудрившему над каюком. Насыпала Барону свежего корма, поставила будильник на одиннадцать вечера и улеглась на диван. Моя задача – предотвратить ограбление школы искусств. Правда, никаких планов, как это сделать, у меня нет. Значит, придется что-то придумывать на месте. Хотя с внезапными озарениями у меня туго… Впрочем, грех жаловаться – за последнее время я побывала в различных переделках, и все как-то обошлось. Авось и сейчас кривая вывезет.
В начале двенадцатого я, зевая, выглянула в коридор. Мертвая тишина доказывала – праздник удался. Ни звука не доносится из комнаты полковника, не поет радио у Лизы, и даже у Амалии не работает телевизор – то ли она не хочет мешать Максимилиану с Розочкой, то ли просто спит.
Я на цыпочках подкралась к двери маминой комнаты и приложила ухо к английскому замку. Эх, была бы замочная скважина, так не грех и подсмотреть… Тишина. Неужели я проспала, и Максимилиан уже ушел на дело? Нет, вроде бы чьи-то шаги. Я напрягла слух. Внезапно дверь распахнулась и чуть не врезала мне по лбу. Я отскочила.
– Это вы, Мария Александровна? – удивился Максимилиан.
– Не знаю, кого вы ждали! – огрызнулась я. – Но мне хотелось спросить… нельзя ли взять у вас кружечку бульона? Чисто по-соседски… Лень среди ночи готовить, понимаете?
– Так я же его для вас варил! – расплылся в улыбке он. – Сейчас подогрею.
После взаимных расшаркиваний, я удалилась к себе, получив кружку горячего бульона, в котором плавало куриное крыло, кусок болгарского перца и апельсиновая долька.
В комнате я обулась, положила на диван черный пуховик и черную вязаную шапочку. Приоткрыла дверь, чтобы видеть коридор и уселась на пол возле журнального столика. Я знала, что этот угол не просматривается из коридора. Отличное место для засады! Вот только по-прежнему неясно, как можно воспрепятствовать грабежу. Ничего, пойду за ними следом, и буду орать, пока сторож не проснется и полицию не вызовет!
