Текст книги "Сдаю комнату в коммунальной квартире (СИ)"
Автор книги: Ната Николаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Чтобы сказать эти слова, мне пришлось сделать невероятное усилие. Но сказать было надо, и я это сделала. Максимилиан свинья, но я-то – нет! Я – первая, кто виновен в Леночкиных несчастьях. Не было бы здесь Феликса, не было бы и Максимилиана. И провела бы Леночка с папой спокойный вечер. Он ведь даже пиво из магазина не принес – я сама в кулек заглядывала, там только бутылка лимонада болталась.
– Спасибо, тетя Маша! – Леночка посмотрела на меня серьезно, серые глаза потемнели. – Извините, что я вам на голову свалилась. А все мама! Знает же, что папа – алкаш! Из-за этого они и развелись. Нашла, к кому меня посылать!
– Пойду с Андрюхой поболтаю, – прислушиваясь к крикам со двора, сказал Максимилиан. – Надо что-то делать. Жека совсем плох… За черта меня принял!
– У него это любимая тема, – сообщила полковничья дочь. – Мама говорила, ему постоянно черти мерещились.
– Иди, посиди в комнате, – подтолкнула ее я. – Поставь телефон на зарядку. А я что-нибудь приготовлю на ужин.
Максимилиан двинулся во двор. За ним потянулся цветник и охающая Амалия. Всем было интересно, чем закончится дело – полковник надирался с завидной регулярностью, но чертей еще никогда не ловил. А все новое, как известно, привлекает к себе внимание.
Я посмотрела им вслед и сообразила, что ни вопли, ни шум, не выманили Феликса из комнаты. Он не попадался мне на глаза с момента приезда, и это беспокоило. Может, он вообще домой слинял? Заглянуть и проверить? Спрошу, будет ли он ужинать, отличный предлог.
Феликс был в комнате. Он сидел, нервно, до хруста, заламывая пальцы, и пристально разглядывал каюк. Хрустальная пирамидка светилась ровным багровым цветом, вызвавшим у меня тревогу. Голубым блестела, зеленым, лимонным, но таким темным и пугающим – никогда. Я кашлянула. Феликс повернул голову.
– Будете ужинать? – спросила я. – Могу пожарить яичницу.
– Нет, спасибо, – отказался он.
Я помялась.
– У вас что-то не ладится?
– У меня все не ладится, – вздохнул он. – Творится что-то невообразимое. Этого не может быть, но это происходит!
Во дворе раздался истерический вопль «У него рога!». Цветник дружно загалдел, к нему присоединился басок Андрея. Судя по звукам, Жека уверенно продвигался к назначенной Максимилианом цели. Сейчас вызовут врачей, заплатят им денег и Жеку увезут в заветную клинику. А дальше-то что? Жека – там, Максимилиан с Феликсом здесь. Чепуха какая-то. Его ж раньше чем через три дня не выпустят. А то и через неделю.
Я быстро пожарила яичницу – Феликс не хочет, а нам с Леночкой не помешает подкрепиться. Когда я перекладывала глазунью в тарелки, в коридор вернулся цветник, переполненный свежими впечатлениями. Из их рассказов я узнала, что Андрей дозвонился в клинику, договорился о приеме и повез к ним полковника, чтобы не доплачивать за вызов «Скорой помощи».
– Как же Андрей его повез? – удивилась я. – Полковник-то орет, кидается…
– Они с Максом его связали и сунули в багажник, – пояснила Розочка.
– Макс тоже поехал?
– Нет. Во дворе сидит. Сказал – упарился за ним гоняться, отдохнуть хочет.
Я покормила Леночку, отправила ее спать в папину комнату и спряталась к себе. Ночной ужин и чашка горячего чая сделали свое дело – я стала засыпать в кресле. Усталость, вызванная событиями безумного дня, победила. Я медленно погружалась в водоворот страшных образов – оборотни, черти, терзающие окровавленную свинью, рыдающая Таня… Я не могла шевельнуться, чтобы раздеться и лечь на диван. Где-то за гранью сна скрипнула дверь, и меня спросили:
– Мария Александровна! Можно воспользоваться вашим ноутбуком? Пожалуйста, это очень важно!
Я попыталась взмахнуть рукой, чтобы прогнать Максимилиана прочь, но не преуспела. Рука была невероятно тяжелой и не желала двигаться. Барон заскулил. Я почувствовала, как взлетаю в воздух, и поняла, что Максимилиан меня куда-то несет. Перелет был недолгим. Приземлившись на диван, я уютно зарылась в подушки и уснула.
Разбудил меня негромкий разговор. Приоткрыв глаз, я обнаружила, что за окном сереют рассветные сумерки. Рядом со мной сладко дрыхнет Барон. А переговариваются мои рогатые братья из Казани. Заросший щетиной Максимилиан сидит у меня в ногах и таращится в дисплей. Феликс, закрыв глаза, полулежит в кресле. На коленях у него покоится хрустальная пирамидка.
Я надела очки. Лицо Феликса тут же потеряло привлекательность – выяснилось, что он тоже небрит, а синяк на скуле цветет всеми цветами радуги. Я перевела взгляд на ноутбук. Бог знает что – какая-то комната с зеркалами и кроватями. Кровати застланы серыми казенными одеялами, подушки в разовых наволочках. Но сама комната мне знакома. Где же я видела эту изразцовую печь и золоченую раму с львиными лапами, обнимающими помутневшее старое зеркало?
– Что это? – указала я на дисплей. Из горла вместе со словами вырвался противный хрип.
– Доброе утро, Мария Александровна, – повернулся ко мне Максимилиан. – Как вам спалось?
– Что это? – настойчиво прокаркала я.
– Клиника. Сейчас мы видим то, что видит ваш сосед Женя.
– А-а-а…
Я откинулась на подушку. Точно, это моя бывшая детская поликлиника. Добрая традиция нашего города – располагать подобные учреждения в купеческих особняках, реквизированных у хозяев еще во время революции. Когда я была маленькой девочкой, которую водили к окулисту, я частенько сидела на кушетке рядом с печью и зеркалами. Воображала шепчущихся дам в роскошных платьях, поправляющих кружева, веера и музыкантов в напудренных париках. Почему-то мне казалось, что в этой комнате был бальный зал. Казалось или я услышала это из взрослых разговоров? А, какая разница…
На дисплее что-то мелькнуло. Максимилиан подался вперед. Феликс опустил ладонь на пирамидку. В мутном зеркале зарождалось движение. Оно замерцало и стало выгибаться, словно внутри него рос гигантский мыльный пузырь. Пирамидка отозвалась радужными бликами. Феликс положил на нее вторую руку и что-то пробормотал.
Мыльный пузырь беззвучно лопнул и на пол клиники ступил уже знакомый мне наркоман. Он огляделся по сторонам и двинулся прямо на нас, разрастаясь с каждым шагом и закрывая остальное изображение. Максимилиан, не отрываясь, следил за ним. Я взглянула на его стиснутые кулаки с побелевшими костяшками и испугалась. Двинет по ноутбуку – и чини заново!
Феликс заговорил. Не на том лязгающем языке, на котором они говорили между собой. Звуки были шипящими, с переливами тонкого свиста – будто попугай дразнит разъяренную змею, время от времени срываясь на соловьиную трель. У меня в желудке застыл холодный ком. Картинка задергалась, словно кто-то изменял фокус камеры. В мониторе возник всклокоченный Жека. Он попытался сорвать с наркомана обруч, но трясущиеся руки подвели хозяина. Жеке удалось заполучить лишь клок грязной хламиды – для второго визита наркоман принарядился. Произошла короткая схватка, в которой победила молодость. Старый алкоголик Жека отлетел в сторону и ударился об изразцовую печь, а наркоман стремительно развернулся и исчез в зеркале. Раздался треск, изображение пропало. Феликс швырнул пирамидку на пол, вскочил с кресла и гневно зашипел. Я увидела его глаза без линз и отвернулась.
– Мария Александровна, вы нас столько раз выручали… – схватил меня за плечо Максимилиан. – Позвольте попросить еще об одном одолжении!
Я отползла по дивану и отрицательно замотала головой. Мне не хотелось делать Максимилиану никаких одолжений. Тем более в половине шестого утра – а именно столько показывал будильник.
– Десять тысяч долларов, – холодно проговорил Феликс. – Эта сумма вас устроит? Десять тысяч или Макс заставит вас сделать это бесплатно. Решайте, Мария Александровна. У вас есть минута на размышления.
– А что сделать-то надо? – просипела я, напуганная ледяными нотками его голоса. У меня не было сомнений, что Феликс убедит Максимилиана применить ко мне свои замечательные способности.
– Вызовите такси и поезжайте к забору этой клиники. Ваш сосед перебросит вам сверток. Вы привезете сверток сюда и отдадите его мне.
– Не вопрос! – облегченно согласилась я. – Вызывайте такси, вон куча визиток на столе валяется, а я пока умоюсь.
Пока я плескалась под раковиной, Максимилиан дозвонился диспетчеру и принялся меня инструктировать.
– Прошу вас, ни в коем случае не разворачивайте сверток и не касайтесь содержимого голыми руками! Это часть одежды, которая нужна нам для ускорения поиска, и лишние следы помешают работе Феликса. И так придется отделять Жекины…
– Я не собираюсь ничего трогать! – фыркнула я и зарылась в полотенце, избегая дальнейших разговоров.
На улице было серо и холодно. Усталый таксист выслушал мои указания – туда и обратно, прямо как хоббиту Бильбо – и погнал дребезжащую «девятку» по оживающим улицам. Кое-где суетились дворники в оранжевых жилетах, на остановках зевал народ, ожидавший дежурный троллейбус. На горизонте засверкали ловившие лучи солнца стеклянные башни офисов, в подворотнях ощутимо сгустилась отступающая тьма. Тишину прорезал яростный собачий лай, и я испуганно подскочила на сиденье.
«Мама дорогая, а про псов-то я и забыла! Недаром Феликс мне десять штук посулил и велел самой ехать. Тут, небось, с ночи засада, а я прямо им в зубы! Эх, чтоб тебя…»
– Приехали, – сообщил таксист.
«Девятка», скрипнув, остановилась возле ворот ЛТП.
– Чуть дальше, пожалуйста! – попросила я. – К забору… если вам не трудно.
Таксист нехорошо на меня покосился, но просьбу выполнил. Я прилипла к окну, пялясь на тротуар. Интересно, а как Жека узнает, когда надо выкидывать сверток? А если его не выпустят к забору? Это же не санаторий все-таки!
Из дворов на другой стороне улицы вновь раздался лай. Я прижала очки к переносице и внимательно осмотрела окрестности. Бредущий по обочине бомж с сумкой на колесиках, набитой бутылками, поблескивающая черными боками хищная импортная машина с тонированными стеклами, запаркованная на противоположном тротуаре. Ни собак, ни кошек, только каркающая в ветвях каштана ворона. Отчего же мне кажется, что кто-то не сводит с меня пристального и злобного взгляда?
Раздался еле слышный шлепок. Я повернула голову и увидела небольшой сверток, приземлившийся возле забора ЛТП. Пришлось собрать всю волю в кулак и заставить себя открыть дверцу машины. Минутный рывок и сверток оказался в моих руках. Я вернулась на сиденье, перевела дух, потребовала:
– Домой! И как можно быстрее.
Чужой злобный взгляд продолжал буравить, и я сообразила, что его обладатель вполне может скрываться за тонированными стеклами черной машины. Но таксист уже развернулся посреди дороги, наплевав на все правила, и мы свернули за угол. Я пожалела, что не запомнила номер таинственного автомобиля, но через минуту одернула себя. Что бы это изменило? Может, это честный человек, просто его псы загипнотизировали, чтобы он за ЛТП следил. Как Максимилиан меня, когда мы музей грабили!
– Приехали! – рявкнул таксист.
Я уставилась на родную калитку. В узкую щель высовывался Леночкин носишко. Увидев меня, полковничья дочь радостно взвизгнула:
– Тетя Маша! Вы вернулись? А то поезд через двадцать минут!
– О Господи! – вздрогнула я. – Сейчас, я только… Мужчина, вы нас на вокзал отвезете?
– Нет! – отрезал таксист. – Я домой еду, у меня смена закончилась. Вылезайте, дамочка, я вас никуда больше не повезу.
Решив, что вижу перед собой уникальный кадр, которому не нужны лишние деньги – вокзал в десяти минутах езды – я расплатилась и побежала в дом. Сунула сверток Максимилиану, велела Леночке хватать сумку, отмахнулась от Феликса, желавшего со мной рассчитаться, и проорала:
– Все потом! Сначала на вокзал съезжу!
Глава 15
Другое такси удалось вызвать без проблем. Я доставила Леночку на вокзал, запихнула ее в поезд – вроде бы подходящий – и облегченно вздохнула. Ответственность за чужого ребенка мне не по душе. Я и за себя-то в полной мере ответственности не несу! Постоянно все путаю и куда-нибудь опаздываю. Если бы не мама, регулярно требующая от меня отчета по оплате коммунальных услуг, я бы давно погрязла в неоплаченных квитанциях. Не из-за отсутствия денег, а из-за рассеянности и головотяпства.
Я одернула себя – хватит пережевывать собственные недостатки! И так вокзальная суета вызывает у меня желание все бросить, взять билет на проходящий поезд, со станции автобусом добраться до поселка Морского и спрятаться в родовом гнезде! Оттуда звякнуть Максимилиану и велеть отдать ключи Амалии, как надумает съезжать. А десять тысяч долларов пусть Феликс оставит себе – я все равно ни минуты не верила, что мне заплатят такую сумму за пятнадцатиминутное катание в такси!
Но я оставила дома Барона. Поэтому мысли о бегстве придется отставить и возвращаться к своему некормленому лохматому заложнику.
Я не могу бросить запертую в комнате собаку без еды и с миской воды, в которую он за ночь наверняка уронил пару пучков шерсти. Это значит, что вода уже к обеду испортится, и Барон будет ее тоскливо нюхать и воротить морду. В его солидном собачьем возрасте радостей немного – вкусная еда, свежая вода, прогулка по хорошей погоде. И я не могу обмануть его ожиданий. Слишком давно мы живем вместе, чтобы обманывать друг друга.
Когда мы с Бароном были моложе и веселее, мы часами гуляли на затоне, исследовали каждый метр зарослей вдоль реки. Я брала термос чая и бутерброды, воду для Барона, старенький плед и какую-нибудь книжку. Не скажу, что прогулки были сплошным сахаром. Случалось по-всякому. Как-то раз пьяный идиот натравил на Барона своего ротвейлера. Он подбадривал пса криками «Души эту куклу!» и обещал мне, что я стану вторым номером. Ротвейлер был значительно крупнее Барона, и я уже распрощалась если не с жизнью, то со здоровьем. Однако в бою вскрылось неожиданное обстоятельство – густая шерсть забивала ротвейлеру пасть и он не смог причинить Барону особого вреда. Только порвал плечо и прокусил ухо. А Барон за пять минут превратил гладкую шкуру противника в коврик из макраме – зубы-то у него будь здоров, овчарка, хоть и пастушья. Ротвейлер с позором отступил, увлекая за собой хозяина, а я еще месяц боялась ходить к реке – вспоминала угрозы, что завтра нас встретят с пистолетом.
Но и по городу гулять было несладко – стаи псов, прижившихся на автостоянках, в больницах и прочих территориях, где их прикармливают сторожа, настоящее мучение для владельцев собак на поводках. Шавки вылетают из-за забора и окружают вас с истошным лаем. Сторож довольно повизгивает «Так его! Нечего мимо наших ворот ходить!», шавки кидаются, собака рвет поводок, а прохожие застывают, желая досмотреть спектакль до конца. После битвы с ротвейлером я нашла прекрасный выход из таких ситуаций. Я просто бросала поводок на землю и командовала: «Фас!». Выход замечательный, но вряд ли подходящий старушке с пуделем.
А сколько раз Барон сбегал от меня, увязавшись за какой-нибудь сучкой! Вечная борьба двух лагерей!
– Уберите своего кобеля! Держите его на поводке, он мою девочку испортит!
– Сами ее на поводок возьмите! Или в подгузнике водите, чтоб не волноваться.
– Жуля, вернись, куда ты, Жуля?
– Барон, иди ко мне! Ко мне, кому говорю!
Возвращается он через два дня, жадно пьет воду и падает на коврик без сил. Его тошнит, у него температура и понос, ветеринар берет за визит бешеные деньги и произносит длинное название какой-то собачьей инфекции. Хочешь – не хочешь, а неделю надо делать уколы и таскать пса во двор на руках со второго этажа. Держать собаку не развлечение. Это тяжкий и изнурительный труд.
Но все мучения искупаются радостью, с которой вас встречают даже после короткой разлуки. Недаром есть устойчивое словосочетание «собачья преданность». Именно она греет душу любого хозяина.
Я отомкнула дверь ключом. Барон заскреб когтями по полу, коротко выдохнул «Ах!» и стремительно кинулся ко мне. Я увернулась и юркнула на диван, не снимая туфель. Барон прицелился, боднул меня головой в живот, заурчал. Я ухватила его за теплые мохнатые уши, потрепала, и урчание перешло в знакомый низкий звук: «М-м-м… а-а-а…»
– Скажи «мама»! – потребовала я.
Барон охотно выполнил указание, повторяя столь несвойственный собакам звук.
– Умница! – похвалила я. – Любишь маму, дурачок?
Барон ахнул и облизал мне лицо.
– Любит, – негромко сказал возникший в дверях Максимилиан.
Он побрился и выглядел куда приятнее, чем ранним утром. Только глубокие тени под усталыми, покрасневшими глазами никуда не делись. Я всмотрелась ему в лицо и – что в уме, то и на языке – ляпнула:
– А сколько вам лет, Максимилиан?
– Больше, чем вы думаете, – уклончиво ответил он. – Мария Александровна, с вами Феликс хочет поговорить.
– Отдать деньги? – рассмеялась я.
– Видите ли… – замялся он. – Накладочка вышла, Мария Александровна! Вы не тот сверток привезли.
– Как – не тот?
– Зайдите, посмотрите сами.
Я немедленно побежала в мамину комнату. На кровати лежал развернутый пакет из коричневой бумаги. В утреннем свете ярко блестели головки стеклянных ампул, наполненных прозрачным содержимым.
– Что это?
– Судя по всему, какой-то местный наркотик, – равнодушно ответил Феликс, поднимаясь из-за стола. – А где то, что я просил вас привезти?
– Что из-за забора выкинули, то и привезла! – ощетинилась я.
– Неужели нельзя было посмотреть?..
– Я сам велел ей не разворачивать сверток! – вступился за меня Максимилиан. – Между прочим, после твоих же слов о лишних следах!
Феликс скривился. Видно было, что ему охота обвинить меня во всех грехах, но он сдержался и вернулся к деловому тону.
– Сейчас вы еще раз съездите к клинике, Мария Александровна. Если там под забором будет лежать наш пакет, вернетесь с ним домой. Если нет, заедете в магазины и кое-что купите. Я дам вам список и деньги. Мы не можем покидать дом. Макс ведь говорил вам, что патруль прочесывает город?
– А десять тысяч долларов? – усмехнулась я. – Когда вы мне их заплатите, Феликс?
– После того, как получу сверток или вещи из списка. Вы уже раз неправильно выполнили задание. И с каждой минутой шансы найти сверток уменьшаются! Если бы вы не уехали на вокзал…
«И я еще его жалела! – мелькнуло у меня в голове. – Такой беспомощный, рассеянный, так хорошо целуется… Стоп! Это к делу не относится!»
– Мария Александровна! – возмутился Феликс. – Вы меня не слушаете!
– Внимательно слушаю, – соврала я. – Просто собираюсь выставить дополнительные условия, но никак не могу вставить слово в вашу плавную речь.
Максимилиан улыбнулся. Феликс сдвинул брови и уточнил:
– Я должен увеличить сумму оплаты за поручение?
– Нет, Феликс, – я смело глянула в его фальшиво-голубые глаза. – Дело в другом. Я не хочу идти на улицу и шарахаться от старушек с болонками и девочек с таксами. Сделайте так, чтобы я могла отличать патрульных псов от людей независимо от вашего присутствия, и я принесу вам все, что в этом городе можно купить за деньги. Я доступно излагаю свои требования?
– Да, – нахмурился он. – Но Макс ведь говорил вам – псы не причиняют вреда аборигенам!
Слово «аборигены» мне очень не понравилось, и я ответила:
– Или так, или – никак. А сейчас извините, я пойду выносить мусор. Барон, гулять!
Конечно, я немного побаивалась, что в ответ на бунт Макс применит ко мне способности убеждающего. Но утром Феликс подловил меня спросонья, а за время путешествия на вокзал у меня нашлось время поразмыслить. Наверняка зазомбированный Максом человек для псов выглядит как-то иначе, чем прочие… гм-гм… аборигены. Запах издает другой или светится необычно. Недаром они пытаются заставить меня помогать добровольно. Раз Максу в чужих краях убеждать запрещено, он предпочтет решить дело по-тихому, а не вешать на себя лишнюю статью за зомбирование квартирной хозяйки.
Вытянувшиеся лица братцев подтвердили мои подозрения. Я завязала пакет и отправилась к бакам, по пути раздумывая, примут ли они мои условия. С того дня, когда Максимилиан впервые показал мне патрульного, я чувствовала себя так, словно внезапно стала дальтоником. Не больно, но обидно – все видят красный цвет, а ты – нет. Так и с псами. Максимилиан сразу увидел, что бабка на набережной – простая мошенница, а я ничего не понимала и не знала, как правильно реагировать на ситуацию. Если они помогут мне исправить этот недостаток, жить будет проще… Нет, не проще. Сложнее, опаснее, но намного веселее. Кто предупрежден, тот вооружен.
Я швырнула пакет в мусорный бак. Напугала рывшуюся в объедках кошку и зорко осмотрела территорию стоматологической поликлиники. Вот, пожалуйста! Три дворняги, две старушки на лавке, девочка на газоне. Кто есть кто? А?
Я позвала Барона и вернулась домой. Амалия с Лизой, перегородив коридор, чесали языками. Темой разговора служил полковник и его бывшая жена, вознамерившаяся оттяпать жилплощадь путем подсыла Леночки отцу.
– Когда мы жили в Тбилиси, сосед точно так же лишился трехкомнатной квартиры, – басила Амалия. – Сначала въехала дочь, затем появился зять, ребенок, квартиру разменяли, и он остался в коммуналке без мебели и стиральной машины. А я ему с самого начала говорила: «Ираклий, будь осторожен! Ты такой непрактичный!..»
– И Женя такой же! – всплеснула руками Лиза. – Я так волнуюсь! Я чувствую за него ответственность. Я…
Пришлось идти на таран. Лиза неохотно сдвинулась в сторону. Я прошла к своей плите, на которой Максимилиан варил кофе, и коротко спросила:
– Ну?
Он отставил джезву, затащил меня в комнату и в изысканных выражениях начал извиняться за неудобства, причиненные мне Леночкой и пьяным полковником, за глупую историю со свертком – ведь я ни на секунду ни в чем не виновата, все дело в стечении обстоятельств. За Феликса – ну, не умеет он правильно разговаривать, что поделаешь, его таким мама родила!
Я попыталась представить маму Феликса, и мне стало нехорошо. А Максимилиан уже с жаром говорил, что проходящий сквозь стены наркоман должен быть пойман. Он владеет вещью, не принадлежащей ему по праву и не положенной по статусу. Он может натворить немалых бед во многих мирах! Им с Феликсом надо действовать быстро, а наркоман легко выбрался из расставленной ловушки, да еще и патруль учуял борьбу сил, которым нет места в здешнем мире, и озверел от злости и собственного бездействия…
Я мерно кивала головой и старалась не встречаться взглядом с горящими карими глазами Максимилиана. Он понизил голос и на меня полился поток объяснений. Их с Феликсом целью действительно является обруч – на застиранные кальсоны и хламиду наркомана они не претендуют. Они хотят вернуть собственность, принадлежавшую их семье несколько сотен лет, восстановить историческую справедливость и попранные права, оградить реликвию от грязных рук и нескромных взоров…
Я встряхнулась, отгоняя обволакивающую магию вкрадчивого голоса, и пробормотала: «Ну прямо два рыцаря, только без коней и сверкающих доспехов!»
Максимилиан удивленно поднял бровь.
– Что с моими требованиями? Вы обдумали?
– Через полчаса Феликс все сделает, – ответил он. – Но к клинике надо съездить сейчас. Каждая минута уменьшает шансы найти сверток, Мария Александровна. Я вас умоляю! Хотите, на колени встану?
– Не надо. Здесь грязно, – замахала руками я. – Съезжу, что с вами поделаешь?
Как и следовало ожидать, поездка к ЛТП никаких плодов не принесла. Я даже добросовестно осмотрела все близлежащие урны – проникновенные речи Максимилиана все-таки на меня подействовали. Но домой вернулась с пустыми руками, не подбирать же окурки и банки из-под пива.
Феликс хмуро выслушал мой отчет и углубился в возню с проволокой, разложенной на столе. Я приняла это за разрешение заняться своими делами и удалилась. Слегка прибрала в комнате – вдруг Максимилиану опять захочется встать на колени? Перемыла посуду, краем уха слушая тбилисские воспоминания Амалии и поражаясь неисчерпаемому запасу противоречивых историй. Приняла душ, переоделась в чистые вещи. И успела как раз вовремя. Стоило застегнуть молнию на брюках, как раздался стук в дверь.
– Мария Александровна!
– Да! – откликнулась я.
– Вот, возьмите.
Максимилиан протянул мне обычную английскую булавку, на которой болталось проволочное колечко.
– Будьте осторожны, – предупредил он. – Если пес или балахон к вам прикоснутся, определитель самоуничтожится.
– Чем это мне грозит? – уточнила я.
– Неприятными ощущениями и вниманием со стороны патруля. Постарайтесь ни к кому не прижиматься!
Я дернула плечом и приколола булавку к блузке. Он отдал мне деньги и список, который я пробежала глазами. Травы сушеные: ромашка аптекарская 0,5 кг, чабрец 250 грамм, корень одуванчика 150 грамм, плоды можжевельника 0,5 кг, семена укропа огородного 300 грамм. Метр стальной проволоки, восемь больших гвоздей, сосновая доска, алюминий листовой, не толще двух миллиметров, широкий скотч. Колбаса, хлеб, сахар.
– Вы… вы мышеловку делать собрались? – удивилась я, припомнив старый анекдот.
– Почему мышеловку?
– Как же… – заблеяла я. – В доску вбиваются гвозди, натираются колбасой, мышка приходит, нюхает дощечку и бьется головой об гвоздь – где моя колбаска?
– Какой оригинальный способ! – поразился Максимилиан. – Нет, мы с Феликсом до такого не додумались. В нашем мире мышеловки делаются по-другому. Колбаса с хлебом на обед, сахар в чай. Остальное – для работы.
– Какого размера должен быть алюминиевый лист? И доска? Большое и тяжелое я не донесу!
– Если не справитесь – наймете такси и грузчика. Феликс! Иди сюда! Мария Александровна хочет кое-что уточнить.
Феликс явился на зов, выслушал мои вопросы и пустился в объяснения. Ничего огромного и тяжелого, небольшой кусочек алюминия – двадцать на двадцать сантиметров. Доска – метр на двадцать, можно чуть-чуть больше, можно меньше…
– Давайте посмотрим в сарае! – предложила я. – Там полно всякого барахла. Если вы себе что-то подберете…
– В сарае? – переспросили они хором.
Я взяла ключи и повела их во двор, разглагольствуя на исторические темы.
– Видите ли, наш дом когда-то отапливался печами и во дворе были построены сараи для угля, чтобы жильцы могли хранить запас топлива на зиму. Говорят, готовили тогда на керосинках, но я тех времен, к счастью, не застала. По мере развития цивилизации в дом провели газ и сделали батареи отопления. Печи разобрали, потому что они занимали много места, а сараи так и остались. Мы храним в них всякие вещи, которые лень или жаль выносить как мусор…
С этими словами я отомкнула амбарный замок, распахнула дверь сарая.
– Посмотрите, доски тут точно были. Берите, что хотите.
– О-о-о… – восхищенно вздохнул Феликс, хищным взором окидывая горы хлама. – Это все – ваше?
Я посмотрела на кучу старых пальто, неработающий холодильник, палки, доски, потертые чемоданы, ржавое корыто, пяток сломанных зонтиков и прочую дрянь. Мне стало стыдно, но отступать было некуда.
– Да, это все – мое, – призналась я. – Есть еще второй сарай, кажется, в нем была проволока. Сейчас открою, посмотрим.
– Я действительно могу брать все что угодно? – уточнил Феликс.
Я покивала, косясь на Максимилиана. Тот ехидно ухмылялся и не сводил глаз с моего старого свадебного платья, висевшего в углу. Право же, давно надо было выкинуть эту гору тюля, в которой Игнатов таскал меня на руках перед Вечным огнем и прочими памятными местами. Зачем я его храню? Подол погрызли мыши, ткань местами почернела и покрылась плесенью – в дождь протекает крыша, на полу валяются осыпавшиеся бусины.
– Трудно расстаться с приятными воспоминаниями? – вкрадчиво спросил Максимилиан.
Я не успела подобрать достойный ответ, потому, что меня дернул Феликс, отыскавший на полу старую алюминиевую кастрюлю.
– Я возьму это! – сообщил он. – И вот ту доску, и эту фанерку, и гвоздь. Можно взять гвоздь?
– Что хотите, – повторила я. – Я пойду за травами и колбасой, а когда вернусь, вы напишете мне список недостающих элементов. Ключи я вам оставлю, сараи потом запрете. Договорились?
Феликс выпалил «Да!» и зарылся в хлам, как крот, спасающийся от безжалостного солнечного света. Максимилиан принял у меня из рук ключи, попросил обернуться как можно быстрее и оставить им Барона. С последним пунктом я согласилась. Но не ради их безопасности, а потому что собака мешает в походе по магазинам и аптекам. Сунула в сумку список, кошелек с деньгами Максимилиана, расческу, телефон и отважно направилась на улицу.
Первым делом я сходила к стоматологической поликлинике. Старушки, девочка и дворняги выглядели, как прежде. То ли все чисто, то ли Максимилиан подсунул мне обычную булавку и навешал лапши на уши. Я пересекла улицу и двинулась в аптеку.
Подождав, пока молодой паре отпустят презервативы, а возмущенному падением нравов старичку пузырек валокордина, я стала зачитывать список требующихся мне трав и корней. На прилавке моментально выросла гора пачек. Укропа огородного в аптеке не оказалось. Я припомнила, что в супермаркете видела огромную стойку с яркими пакетиками семян овощей и решила сходить туда – все равно колбасу покупать надо. Пожилая провизорша упаковала травы в три пакета, выбила чек и спросила:
– Девушка, простите за любопытство… А от чего этот сбор? Полкило можжевельника… Это опасно для здоровья!
– От тараканов, – хладнокровно солгала я. – Настаиваете три дня, потом моете плинтуса губкой и избавляетесь от насекомых на всю оставшуюся жизнь.
Провизорша кивнула и стала записывать рецепт на бумажку. Я попрощалась и вышла. После знакомства с рогатыми братьями врать я стала, как сивый мерин, если не хуже. И никаких угрызений совести не испытываю. Похоже, Максимилиан на меня плохо влияет.
Я вернулась домой. Феликс увлеченно распутывал моток проволоки. Максимилиан сидел на перевернутой кастрюле, гладил Барона и изучал бабушкину швейную машинку с ножным приводом, вытащенную мной в сарай за ненадобностью.
– Я знаю одного коллекционера, который заплатит за это приспособление бешеные деньги, – сообщил мне он, забирая пакет с травами. – Это мой родственник.
– Бешеные деньги? – засомневалась я.
– Не меньше трех тысяч золотом, – заверил он. – Это же чужеземный антиквариат, да еще в рабочем состоянии! Он собирает коллекцию уже давно, но такой штуки у него точно нет.
– Не представляю дурака, который заплатит за нее три тысячи золотом, – пожала плечами я. – А как он ее забирать будет, если наш мир закрыт для посещений?
– Контрабандистов наймет.
– Ясненько. Передайте ему, что я согласна даже на две с половиной.
– А на что вы их потратите? – вкрадчиво спросил Максимилиан.
– Еще не знаю. Пусть сначала заплатят.
– Заплатят, не сомневайтесь! На что тратите?
– Съезжу отдохнуть куда-нибудь. Не к маме с бабушкой, где утром на часок на пляж, а потом вкалывать по хозяйству, а на настоящий курорт. В роскошный пятизвездочный отель, где мне будут подавать кофе в постель, менять полотенца и вытряхивать пепельницу. Буду загорать, скупать сувениры, ходить в дорогой ресторан и капризничать из-за кислого шампанского.
