Текст книги "Сдаю комнату в коммунальной квартире (СИ)"

Автор книги: Ната Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Кто ты такой? – выкрикнула Таня.

– Пока не враг, – усмехнулся Максимилиан. – Иди, скажи мужу, что я с ним поговорить хочу. Пусть оденется.

Фары вспыхнули и осветили двор. Таня побежала в избу. Выскочила оттуда с какой-то тряпкой в руках и метнулась за сарай. Несколько минут спустя из-за сарая вышел мужчина, закутанный в покрывало, покосился на машину и шмыгнул в дом. Я повернулась к Максимилиану.

– Что ты там плел про голого мужа? Голыми за сараем сидят только любовники! Кто этот тип?

– Оборотень, – ответил он.

– Не смешно! – возмутилась я. – Оборотни у нас не водятся! Твои слова – нелепица и абсурд.

– Это не абсурд, – заверил меня он. – Это нарушение закона об ареале обитания. Муж твоей подруги…

– Эй! – хрипло проорали с крыльца. – Заходи, раз не враг. Только подругу держи за спиной, а то неровен час…

– Тебе не захочется, – откликнулся Максимилиан. – Я принял меры.

С крыльца что-то проворчали. Я пошла к дому вслед за Максимилианом, щипая себя за ухо. Сейчас я проснусь дома, на диване и загадочная ферма растает, как дым. Оборотней не бывает. Это сказки. Таня не могла выйти замуж за оборотня. Это сон.

Хозяин стоял, облокотившись на дверной косяк и скрестив руки на груди. У него из-за плеча выглядывала испуганная Таня. Броня деланного спокойствия была пробита, в глазах моей подруги плескался откровенный страх. Я внимательно осмотрела предполагаемого оборотня. Мужик, как мужик, просто нестриженный и борода от бровей растет. Бывает и хуже.

Он посмотрел на рога Максимилиана и нехотя склонил голову.

– Заходите, милорд. Моя жена рада увидеть свою подругу.

– Давно прячешься? – спросил Максимилиан, подхватив меня под локоть и вводя в дом.

– Почти год, милорд.

– Ферма откуда?

– В карты выиграл, – со смешком оскалился Танькин муж.

Увидев его клыки, я содрогнулась и безоговорочно поверила Максимилиану. Мне тут же расхотелось узнавать какие-либо подробности о Татьяниной личной жизни. Она цела, руки-ноги на месте, за Рэсси я соболезнования уже выразила, чего мы, спрашивается в дом поперлись?

– Маша, пойдем, чай на кухне заварим, – позвала Таня. – Они в гостиной сядут, я чехлы с кресел сняла.

– Я… я чай как-то не очень, – забормотала я. – Пожалуй, мы поедем.

Максимилиан дал мне тычка в спину, я влетела в кухню. Они с оборотнем прошли в другую комнату и закрыли за собой дверь. Оказавшись наедине, мы с Танькой пару минут смотрели друг на друга. Я завистливо отметила, что она чертовски похорошела. Лицо гладкое – ни морщинок, ни синяков под глазами.

– Прекрасно выглядишь, – заговорила я.

В ответ она всхлипнула и бросилась мне на шею.

– Что, что такое? – всполошилась я. – Этот твой… Он тебя обижает?

– Нет, что ты! – прорыдала она. – Марек – просто чудо! Он меня от смерти спас. Скажи, твой рогатый приятель… он натравит на нас патрульных?

Подивившись Танькиной осведомленности о патруле, я осторожно проговорила:

– Не думаю. Он… он сам здесь инкогнито. Зачем ему устраивать шум?

– Хорошо, если так, – она порылась в карманах спортивного костюма, вытащила платок, высморкалась.

Я не удержалась и полюбопытствовала:

– Марек – это твой муж?

– Да, – с гордостью ответила Таня. – Мой муж-оборотень.

– Как ты с ним познакомилась?

Таня поставила чайник на огонь и начала издалека – с продажи жилья. Как я и подозревала, придурковатую владелицу однокомнатной квартиры, отирающуюся на паперти, приметил черный маклер. Краткого периода просветления оказалось недостаточно – Таня успела устроиться на работу, но не отработала ни одного дня. Маклер посетил ее под вечер и предложил отметить «перспективу карьеры». После стопки неизвестного напитка она впала в забытье и подписала нужные ему документы. Все переговоры с покупателями вместо Тани вела какая-то девица, и ничего, прокатило – отпечатки пальцев-то никто не проверяет. После совершения сделки квартиру надо было освободить, и Таньку вывезли в гнилую избу на окраине Верхних Поганок. Случилось это аккурат в день первых морозов. И лежать бы Таньке трупом в нетопленной избе, если б не Рэсси.

– Она меня подняла с кровати и на улицу толкает, – рассказывала Таня, заваривая чай, – Вышла я, нет, не вышла – выползла. Смотрю – снег лежит. Сообразила, что надо хоть веток набрать и печь затопить. Поковыляла к лесу. Голова чугунная, а ноги ватные. Далеко не ушла, прямо возле калитки на снег и рухнула. Очнулась – с одного боку Рэсси греет, а с другого пес здоровенный. А я его обнимаю.

Она ненадолго замолчала и рассмеялась.

– Думаю, Марек в тот день сытый был. Хотя врет, что как меня увидел, так по уши и втрескался. Врет – кому я такая могла понравиться? Невменяемое чучело… так о чем я? А… помню, проснулась в избе. Печь натоплена, на столе булка хлеба, чай, сахар, какие-то консервы. И никого – только Рэсси в углу дремлет. Я поела, немного очухалась и за дровами двинула. Пес, что меня с Рэсси на пару грел, под плетнем отирается. Я веток набрала, пса зазвала в дом, попыталась тушенкой накормить. Представляешь, как он в душе веселился? До сих пор повторяет: «Я тебя ценю – ты со мной последним куском поделилась!»

Так я и жила. То хлеб на крыльце найду, то пакет с продуктами, то банку кофе. Пес меня в лес за дровами водил, охранял, чтоб никто не тронул. Через месячишко в голове просветлело. Сообразила, что без квартиры осталась. Расстроилась.

– Почему ты мне не позвонила? – спросила я. – Можно было найти адвоката, опротестовать сделку.

– Я как раз думала, что делать, – ответила она. – И о тебе вспомнила. В первую очередь. Но у нас беда случилась. Марека мужик подстрелил, когда он в курятник лез. Откуда в такой глуши серебряные пули – ума не приложу! Но не поскупился кто-то.

Марек ко мне ночью приполз, в дверь поскребся. Я открыла – батюшки, голый мужик на пороге лежит. Весь в крови. Я его в избу затащила, перевязала, как могла. А он трясется и повторяет: «Утром все пройдет, не беспокойся». Так и было, к утру все само зажило. К счастью, ночью снег такой повалил, никаких следов не осталась.

Ходили мужики с ружьями, искали его, но я отовралась, что никого не видела. Он у меня три дня прятался и потихоньку правду выкладывал – в час по чайной ложке. И кто он такой, и что жить ему здесь не положено…

Она опять замолчала. Нахмурилась и задала вопрос:

– А твой рогатый друг, что он здесь делает? Он тоже беглый? Или работает на патруль?

Я замялась. Посвящать Татьяну в свою жилищно-эротическую ситуацию мне не хотелось. Ясно было, что слова немедленно передадут Мареку, а изливать душу перед оборотнем не входило в мои планы. Я тянула время, размешивая сахар в чае. Танькин рассказ невероятно романтичен, но знакомый блеск глаз и интонации подсказывают, что она по-прежнему чуток не в себе. Просто с паперти и нищих ее переклинило на славного оборотня. А как оно на деле – бог его знает.

Неловкую паузу прервал скрип двери. На мое плечо легла ладонь Максимилиана.

– Маша, прощайся с подругой. Нам пора уезжать.

Таня опять всхлипнула. Оборотень проскользнул в кухню, обхватил ее за плечи и забурчал:

– Не плачь, хватит. Не на охоту провожаешь.

Чувствуя за спиной Максимилиана, я осмелела и впрямую обратилась к оборотню:

– Послушайте, Марек…

Он сверкнул зелеными глазищами:

– Что такое?

– Вы… точно не обидите Татьяну? Я имею в виду… ну, ваши пищевые привычки и все такое… Вы не причините ей вреда?

Марек расхохотался. Смех был похож на отрывистый лай, но улыбка сделала лицо мягче.

– Я ж люблю ее, глупая, – откликнулся он. – Стал бы я в этой глуши сидеть и свиней жрать, если б не она. Старался, как мог, ферму в карты выиграл.

– Простите, а почему именно страусовую ферму? – поинтересовалась я. – В этом есть какой-то тайный смысл?

– Тут два приличных дома с ванной на всю округу, – пожал плечами Марек. – Наш и председателя колхоза. Председатель колхоза в карты не играет, поэтому мы живем на ферме.

Я понимающе кивнула.

– А страус у нас один остался, – продолжил он. – Остальных я в лесу загонял, а Петю держим, чтобы желающим предъявлять. Хотите на Петю глянуть?

– Если не затруднит, – вежливо сказала я.

Хозяева проводили нас в сарай. Петя гулял по вольеру и смотрел на посетителей так нагло, что я сразу нашла слова прощания. Возле машины Таня вновь бросилась мне на шею.

– Звони мне хоть изредка, – попросила я, косясь на Марека. – Номер помнишь? Или записать?

– Помню, – ответила она. – Я позвоню, обязательно! Здесь сотовый не берет, но я буду подниматься на горку и звонить. Ты ведь ничего не рассказала о себе, Маша!

– Что тут рассказывать?.. – проблеяла я и спряталась в машину.

Обнявшая парочка проводила нас короткими взмахами. Я выждала, пока мы отъедем подальше, и злобно заявила:

– Мог бы предупредить! Со мной чуть удар не случился!

– Ты держалась великолепно, – безмятежно ответил Максимилиан. – Что касается подготовки… Я дал тебе выпить зелье.

– Зелье неуязвимости! – я скрипнула зубами.

– Оно отлично отбивает аппетит у подобных существ.

– Почему ты не сказал, что она вышла замуж за оборотня? – гнула свою линию я.

– Я не знал. Я увидел его следы вокруг села. Но ни по следам, ни по мимолетному взгляду, когда он показался на дороге, невозможно определить – северянин он или южанин. Надо было с ним поговорить.

– А какая разница?

– Северяне уживаются с людьми. Южане славятся неоправданной жестокостью и имеют привычку запасать живые консервы.

Я глубоко вздохнула, пытаясь отогнать тошноту.

– Марек – северянин?

– Да, – Максимилиан выехал на трассу и прибавил скорость. – В какой-то мере твоей подруге повезло. Оборотень, если он действительно привязывается к женщине, становится преданным мужем и защитником. Сама посуди: не пьет, не курит, не изменяет, все в дом несет, за жену любому горло перегрызет и не поморщится.

Я замахала руками, призывая его замолчать. У меня перед глазами опять возникла окровавленная свинья.

– Сразу хочу предупредить, что подруга тебе звонить не будет, – продолжил он. – Думаю, сейчас они с мужем собирают вещи.

– Почему? – не поняла я.

– Я дал ему сутки на отъезд.

– Ты… – до меня дошел смысл его слов. – Ты выгнал их из дома? С какой радости? Ты ненормальный, что ли? Разворачивайся, мы едем назад! Я должна…

– Нет, – холодно сказал он. – Разворачиваться я не буду. И ты ничего не должна делать. Делать должен был я. Мне надо было вызвать патруль или самому прикончить Марека. Он прекрасно это знает. Любой оборотень, покидающий пределы своего мира, идет на осознанный риск. Уверяю тебя, Марек высоко оценил мою снисходительность.

– Ты выгнал их из дома! – повторила я.

– Взгляни на это с другой стороны. До встречи с твоей подругой Марек задрал трех человек из станицы. В него стреляли не из-за кур.

Я поперхнулась и уставилась на Максимилиана.

– Если Марек сорвется и перестанет себя контролировать – это может произойти в любое полнолуние – станице придет конец. Я не могу потворствовать потенциальному убийце. Ему не место в вашем мире. Или для тебя ничего не значат жизни их соседей?

– Значат! – выкрикнула я. – За кого ты меня принимаешь – не значат? Просто… Ну, переедут они. А там, на новом месте, рядом будет другая станица, деревня или даже город. Другие Поганки, только Нижние или Средние. Какая к черту разница, Макс?

– Они уйдут к нему домой, – объяснил Максимилиан. – Твоя подруга будет пить зелье или носить оберег. Все жены оборотней так делают.

– Жить среди оборотней? – вздрогнула я.

– Не захочет – останется здесь, – пожал плечами он. – Ей я не выставлял никаких условий.

Я отвернулась и уставилась в темное окно. На меня навалилась тоска. Что же я наделала? Поставила Татьяну перед жестоким выбором – уходить в чужой мир или жить здесь, тоскуя по своему странному, но, несомненно, заботливому мужу! Век бы их патруль искал, в такую глушь, как эта ферма, никто не забирается. А я им к порогу беду привела. Дернула меня нелегкая поискать определенности!

Тут я вспомнила про трех убитых станичников и закусила губу. Почему-то я была уверена, что Максимилиан не лжет на этот счет. Он тоже прав – оборотень не должен жить рядом с людьми. Все по-своему правы – и он, и Марек, и Таня. Одна я не права. Не надо было прибегать к помощи Феликса и искать их убежище. Лучше бы я жила, терзаясь прежней неопределенностью. Что мне делать с открывшейся правдой?

– Маша, я понимаю, тебе сейчас тяжело… – негромко заговорил Максимилиан.

– Оставьте меня в покое! – взорвалась я. – Это все из-за вас! Пока вы с Феликсом не вторглись в мою жизнь, все было нормально. Кто подбил меня на поиски Тани? «У меня свои методы…». Ваши методы хороши для вас. А у меня от них одни неприятности выходят!

– Маша! Откуда я мог знать, что мы наткнемся на оборотня? Таких дураков, как Марек и твоя подруга еще поискать надо!

– Это такую дуру как я, надо поискать! – прошипела я. – Пустить в дом двух рогатых проходимцев, которые морочат голову мне, моим родственникам и соседям! Позволить пользоваться своей собакой! Устроить подлость подруге! И это только малый перечень моих ошибок!

– А мне казалось, у нас появилось доверие и взаимопонимание, – удивился Максимилиан. – Ты же пообещала выйти за меня замуж!

– Я передумала!

– Так вот ты какая…

– Да, ветреная и непостоянная, – парировала я. – И извольте перейти на «вы». Я не желаю…

– Со мной корешиться, – подхватил он. – Все понял, не буду навязываться.

– Заткнитесь!

Он заткнулся и даже убрал рога. Весьма кстати, потому что впереди на дороге показался пост полиции. Мне совершенно не улыбалось застрять на трассе, доказывая бравым гаишникам, или как там они сейчас называются, что рога – личное дело каждого мужчины.

Но ни этот, ни следующий пост не препятствовали нашему стремительному возвращению в город. Джип летел по темной дороге на предельной скорости и я, не любившая быстрой езды, была этому рада. Меня тяготило замкнутое пространство салона, обрекавшее меня на уединение с Максимилианом. Хотелось добраться домой, позвать Барона, обхватить его за шею. Честно рассказать ему про Таню и Рэсси, не скрывая своей роли в истории. Может быть, поплакать. Барон меня поймет и утешит.

Мы пересекли старый мост. Максимилиан остановил машину.

– Нас арестовали? – очнулась я.

– Нет. Я иду поздороваться с Найдой, – сообщил он. – Хочу поблагодарить ее за спасение, узнать, как ей живется. Подождите минуточку, я надолго не задержусь.

Я откинулась на сиденье и стала прислушиваться к голосам снаружи.

– Совсем оборзели! И закона нет, чтобы посадить. Где это видано – с луками по лесу бегать? Ты-то сам как? Сотрясение не заработал?

Максимилиан что-то ответил. Радостно залаяла Найда. Видимо, мохнатой девочке по душе пришелся рогатый кобель! Вон, прыгает, лапами его толкает.

– Фу, Найда! Сидеть! Она последние дни сама не своя.

– Бродячих собак много, брат. Дразнят, хвастаются.

– Как сбесились, – охотно подтвердил полицейский. – Каждую ночь воют, по берегу мечутся.

– Весна, – туманно проговорил Максимилиан. – Скоро все закончится, брат. Все будет, как прежде.

– Дай-то Бог, – вздохнул полицейский.

Максимилиан погладил Найду по голове и вернулся в машину. Хотелось пить, но не задерживаться же возле магазина для покупки воды. Я напомнила себе, что езды до дома не больше пятнадцати минут. Заварю чай, сварю себе порцию овсянки…

Удар по тормозам швырнул меня на лобовое стекло. Я зажмурилась от боли, вскрикнула. Нащупала свалившиеся на колени очки, водрузила их на нос и уставилась на фигуру перед капотом.

– Тебе жить надоело? – завопил Максимилиан, выскакивая на дорогу. – Зачем под колеса полез, урод?

– Наркоман! – пискнула я, глядя на полуголого мужика в кальсонах.

Других предположений у меня не было. В свете фар и фонарей я разглядела остекленевшие глаза симпатичного темноволосого парня. Босой, в допотопных подштанниках с завязками, он зачем-то напялил себе на голову мятый металлический обруч. Ясно, как день – нюхнул и забылся.

Максимилиан вдруг заговорил на своем языке. В голосе зазвучали тепло и участие, он протянул руку и коснулся плеча парня. Тот вздрогнул и бросился бежать, чуть не угодив под машину, идущую по встречной полосе. Максимилиан побежал за ним, не обращая внимания на протестующие гудки «девятки», с трудом объехавшей «казака» и «разбойника». Парень добежал до фасада ближайшего дома и исчез внутри. Я потерла отвисшую челюсть и еще раз поправила очки. Все верно. Разъяренный Максимилиан колотит кулаком по стене, сквозь которую прошел таинственный наркоман. А дом безучастно взирает на него темными окнами.

Максимилиан оторвался от стены. Огляделся по сторонам и попытался перелезть через высокий кирпичный забор. Во дворе грянул слитный хриплый лай.

– Макс! – заорала я. – Там ротвейлеры! Не надо!

К лаю ротвейлеров добавился призывный вой из-за угла. Максимилиан опрометью кинулся к машине, загнал ее в узкий проезд между домами, выключил фары и заглушил мотор.

– Тихо! – буркнул он. – Патруль.

Я вытянула шею. Действительно, под забором уже отиралась пара адских псов в сопровождении балахонов. Псы лаялись с ротвейлерами, причем, как мне показалось, шла игра в вопросы и ответы. Судя по возбужденным голосам, у них возникло полное взаимопонимание. Один из патрульных отошел для разбега и перепрыгнул через забор.

– Что в этом доме? – прошептал Максимилиан, приближая губы к моему уху.

– Частный ЛТП, – еле слышно ответила я, покосившись на его рога. – Клиника для богатых алкоголиков и наркоманов. Она хорошо охраняется. На ночь во двор выпускают трех служебных собак, чтобы никому из знакомых не пришло в голову передать больным водку или дозу.

– Откуда ты знаешь?

– Здесь Андрея из запоя выводили. Его родители сюда положили.

– Очень хорошо, – прошелестел Максимилиан. – Как ты думаешь, Андрей сможет нарисовать мне план дома?

– И я смогу, – пожала плечами я. – ЛТП тут всего три года, а раньше это была детская поликлиника нашего района.

Ограбление ЛТП никаких душевных мук у меня не вызвало. Наоборот, мне хотелось, чтобы братья как можно быстрее обстряпали свои дела, и убрались домой. Что угодно, вплоть до проникновения в штаб-квартиру спецслужб, лишь бы история закончилась, и меня оставили в покое.

Максимилиан, прищурившись, следил за патрульными, устроившими совещание под забором.

– Этот наркоман, он украл вашу вещь? – догадалась я. – Тот обруч?

– Почему именно обруч? – ожег меня взглядом он.

– Ну не кальсоны же! – хихикнула я. – А больше у него ничего не было.

– Тише! – шикнул Максимилиан и снова уставился на патруль.

Посовещавшись, псы разделились. Один вернулся на территорию ЛТП, к ротвейлерам, второй удалился в лабиринт переулков, ведущих к реке. Выждав десять минут, Максимилиан завел машину и обратился ко мне:

– Мария Александровна! Сейчас я отвезу вас домой, а сам ненадолго уеду по делам. Очень прошу вас – не уводите из дома Барона. Пусть он гуляет во дворе. Я не могу оставить Феликса без присмотра. Вы же видите, что творится?

– А что? – прикинулась дурой я. – Какие-то проблемы? А-а-а… Вы через стену проходить не умеете? В школе не научились?

– Смейтесь, смейтесь, – поощрил он. – Этого никто не умеет, ясно? Как он это сделал – ума не приложу. Что-то здесь неладно…

Он остановил машину у калитки и сообщил:

– Приехали. Будут спрашивать – скажете, что я через час вернусь. В подробности не вдавайтесь. Даже с Феликсом. Привет Барону.

Я обиделась, вылезла из джипа и застыла, пораженная внезапной мыслью. А что если Максимилиан едет убивать Марека? Он же говорил – надо вызвать патруль или самому прикончить.

– Караул! – взвыла я, провожая взглядом задние фонари удаляющейся машины. – Что делать?

Решение пришло моментально. Я пробежала до угла, увидела шашечки такси и взмахнула рукой. Я много раз читала в дамских детективах, как правильно разговаривать с таксистом, что бы он согласился вести слежку. Денег у меня есть.

– Куда едем? – спросил у меня пожилой таксист, когда я плюхнулась на переднее сиденье.

– За той машиной, – заявила я, указывая на Баксов джип, стоявший на следующем светофоре. – Я вам… сто долларов заплачу! Беспокойства не будет, там, в машине мой муж, если что, я с ним сама поговорю. Понимаете, он мне изменяет…

Таксист побагровел. Сначала я думала, что его потрясла предложенная мной сумма – не знаю, как там в Москве, а у нас за сто долларов весь день по городу кататься можно. Но его слова показали мне, что я жестоко ошиблась.

– А ну, вылезай из машины, стерва! – рявкнул дедок. – Ишь чего удумала, за мужем следить! Совсем одурели, шалавы! Дома сидеть надо, борщ варить, тогда муж изменять и не будет. Лучше б постирала, чем на такси раскатывать и деньгами швыряться.

Он вытолкал меня наружу, захлопнул дверь и уехал, продолжая костерить безмозглых дур, у которых нет ни стыда, ни совести. За время его монолога джип благополучно исчез, а я даже не заметила, куда направился Максимилиан – направо, налево или прямо. Я замерла на тротуаре, размышляя, стоит ли ловить другое такси. Езжай туда, не знаю куда… Нет, похоже, что слежка – не моя стихия. Надо идти домой.

Глава 14

Барон восторженно заплясал вокруг меня – как с войны вернулась, честное слово. Я потрепала его по ушам, пообещала:

– Сейчас гулять пойдем, детка!

В ответ на мои слова на лавочке Андрея что-то завозилось. Тонкий голос пискнул:

– Здравствуйте! Вы – тетя Маша? Хозяйка Барона?

– А в чем, собственно, дело? – вгляделась в темноту я.

– Я с ним играла. Ничего? Папа мне разрешил. Он сказал, что Барон – добрый. Вы не сердитесь? А то папы нет, я его жду-жду. Мне скучно, ужас!

Барон весело хрюкнул и побежал к обладателю тонкого голоска. Я сделала пару шагов и рассмотрела скрючившееся на лавочке существо с длинными волосенками из которых торчали маленькие рожки. Существо ухватило Барона за шерсть, тряхнуло рожками и сообщило:

– Мы с ним в прятки играли.

Я вспомнила слова Максимилиана, что у него семеро детей и меня накрыл острый приступ паники.

– Деточка… – пролепетала я. – А твоя мама знает, что ты… у нас в гостях?

– Так она сама меня сюда отправила! – радостно сообщило существо. – Ой, вот и папа!

Я обернулась к калитке. Сейчас я убью этого рогатого мерзавца! Совесть у него есть? Я ведь в объявлении писала – без детей и других животных!

– Машенька! – крикнул мне полковник, а именно он, и никто другой, входил в калитку с огромным пакетом в руках. – Вы уже познакомились? Это моя дочка Леночка, она здесь проездом. Ей жена путевку в санаторий купила, я ее завтра на поезд до Адлера посажу.

Из моей груди вырвался вздох облегчения. Я даже простила тощей Леночке обращение «тетя», хотя, если разобраться, в гробу я видала таких племянниц.

– Что это у тебя на голове, Леночка? – строго спросила я.

– Глазки на пружинках! – доложила полковничья дочь. – Мы в парке гуляли, мне папа в подарок купил. Там еще были ушки, которые в темноте светятся, но папа их покупать не захотел.

– Слава Богу! – припечатала я. – А то б меня вообще кондрашка хватила!

Леночка обиженно завозилась на лавке. В окне кухни Андрея зажегся свет, и я смогла разглядеть так напугавшие меня «глазки-рожки». Да, действительно, типичный пример карнавального украшения – обруч, две пружинки и картонные шарики. Как я могла принять это за рога и почему сразу решила, что передо мной ребенок Максимилиана? Наверняка у Феликса тоже дети есть.

«Нервы шалят, – поставила себе диагноз я. – Обязательно надо валерьянки попить. Валерьянка отлично нервы успокаивают. Прямо сейчас с Бароном в аптеку схожу. Так и до панических атак недолго, живу, как в дурдоме!»

– Маш! – высунулся из окна Андрей. – Вы приехали? Пусть Макс машину под воротами бросит. Я в супермаркет поеду, чего ворота туда-сюда открывать.

– Он… – я замялась. – Он меня привез, а сам куда-то по делам уехал. Сказал – через час будет.

– Да мне все равно, – зевнул Андрей. – Супермаркет круглосуточный.

Я решила подняться за сумкой, и в коридоре нарвалась на Лизу.

– Маша, ты Жеку не видела?

– Он на улице, – доложила я.

– Ты видела его дочку? – голос стал агрессивным. – Надо же, какая жена у него наглая! Двенадцать лет назад разошлись, а она ее прислала – пусть переночует, потом на поезд посадишь. Знает, что мы с ним в тесноте живем, куда нам еще ее ребенка? Мне на голову?

От такого напора я немного ошалела и не решилась напомнить Лизе, что она-то тоже развелась с полковником. И далеко не вчера.

– Помяни мое слово! – горячилась Лиза. – Это все из-за комнаты! Сегодня – переночевать, завтра – недельку пожить. А затем «подпиши, папа, дарственную» и пинка под зад. Гнать ее надо, пусть на вокзале ночует!

Я задумчиво потерла нос. Нарисованные Лизой картины меня не впечатлили. Не спорю, особой приязни Леночка у меня не вызвала, но подозревать поездку в санаторий первой ступенью плана по захвату полковничьей недвижимости… Как-то чересчур! Во всем, что касается Жеки, Лиза теряет рамки приличий и чувство меры. Это же только додуматься – требовать, чтобы дочь от первого брака ночевала на вокзале!

– Лизонька, у тебя какие-то проблемы?

Мы повернулись на голос. Максимилиан поднялся по лестнице и шел в нашу сторону.

– Проблемы? – повторил он.

– Нет, – покачала головой Лиза.

Я загнала Барона в комнату. Взглянула на часы и с облегчением вздохнула. Нет, Максимилиан не успел бы доехать до фермы, убить Марека и вернуться. Джип – не космический корабль. А где он тогда шлялся? Грабил ЛТП? Или проверял манок? Хотя, какая разница.

В дверь постучали.

– Открыто! – машинально ответила я.

– Тетя Маша! – просунулся в щель длинный носишко. – Можно мне Барона взять? Во дворе темно и страшно.

– Сиди в комнате, – отозвалась я. – Чего тебя во двор несет?

– В комнате скучно, – объяснила Леночка. – Там папа с дядей Максом водку пьют.

– Что? – подскочила я. – Макс пьет водку с твоим папой?

– Ага! – подтвердила Леночка. – Папа сначала говорил, что пить не будет, потому что я приехала, но дядя Макс его уговорил. А папа же алкаш, теперь будет пить, пока не вырубится. Можно Барона взять?

– Посиди у меня минуточку, – я указала ей на кресло. – Я пойду с ними поговорю.

– Дядя Макс – ваш любовник? – спросила Леночка.

Откровенность вопроса меня шокировала. Я взглянула в честные серые глазки полковничьей дочери и коротко ответила:

– Нет.

– А он симпатичный! – проговорили мне в спину.

Я недовольно фыркнула и вышла в коридор. Действительно, из открытой двери полковника слышен голос Максимилиана. Я стукнула в дверь и вошла, не дожидаясь приглашения.

На столе стояла чуть початая бутылка водки, нехитрая закусь – хлеб и вареная колбаса, две стопки. Максимилиан курил и смотрел на Жеку с удовлетворенным выражением лица. Словно бриллиант из навоза выудил, честное слово.

– Хорош лакать, – скомандовала я. – Женя, к тебе дочка приехала, неужели нельзя денек перетерпеть? Завтра посадишь ее на поезд и пей, хоть залейся, понял? А сегодня – отбой.

– Ты меня не учи! – взревел полковник. – Хочу – пью, не хочу – не пью. Нечего ко мне в комнату врываться! Пошла вон отсюда!

– Тише, Женя! – улыбнулся Максимилиан. – Не кричи на Марию Александровну. Она желает тебе добра. По-своему.

Полковник выдал заковыристое ругательство, схватил бутылку и наполнил стопки. Я поманила Максимилиана и пошла к двери. Он поднялся со стула и последовал за мной. Жека, не обращая на нас никого внимания, залпом выпил стопку, снова ее наполнил.

– Как это понимать? – прошипела я, оборачиваясь к Максимилиану.

– Дело – прежде всего, – нахально проговорил он. – Сами видели – патруль засаду в клинике оставил. Я туда идти не могу, значит надо отправить кого-то другого. Не Амалию же упаивать и туда запихивать! Розочка расстроится.

– То есть… – сообразила я. – Вы собираетесь напоить Жеку до бесчувствия и положить в ЛТП на лечение?

– Ему это пойдет на пользу, – лучась самодовольством, отметил Максимилиан. – Подлечат, посвежеет. Глядишь, и Лиза к нему вернется.

– К нему приехала дочь! – напомнила я. – Как вам не стыдно издеваться над подростком! Она не видела отца двенадцать лет. Что она теперь будет думать? Что папаша – конченый алкоголик и не может ни дня прожить без водки? Заставьте Жеку остановиться, вы же умеете! Завтра… завтра он отправит дочь в санаторий, и упаивайте его, сколько влезет.

– Я не могу ждать завтрашнего дня, – спокойно ответил он. – Я тороплюсь, мы с Феликсом провозились дольше, чем я рассчитывал.

– Послушайте! Вам ведь все равно, кого класть в клинику? Оставьте Жеку в покое, возьмите для своих опытов кого-то другого!

– Больше некого. Андрей нужен, чтобы его отвезти, а женщин, извините, я вычеркиваю. И не уговаривайте.

– Пожалейте его дочь, – мой тон стал умоляющим. – Так нельзя, Максимилиан! Давайте, я вас к Колокольчиковым отведу, вы Игоря напоите. Чем Игорь хуже?

Он на секунду задумался и твердо ответил:

– Нет. Я не хочу выходить из дома. Патруль прочесывает улицы, мы можем попасть в облаву. Это слишком рискованно. Извините, Мария Александровна.

Он развернулся, вошел в Жекину комнату. Я выкрикнула ему вслед «Скотина!» и вернулась к себе.

– Ты кушать хочешь? – спросила я у полковничьей дочери, пытаясь определить ее возраст.

Меньше двенадцати быть не может, плюс-минус… Наверное, лет четырнадцать. А, может, и больше – просто мелкая и тощая.

– Нет, – ответила Лена. – Мне папа бутерброд сделал.

Барон услышал слово «кушать» и толкнул меня лапой. Я насыпала ему миску корма, сменила воду, вышла в коридор и прислушалась.

Из-за полковничьей двери раздался пьяный выкрик. Я поморщилась. Подумала, не попробовать ли еще раз поговорить с Максимилианом, но в коридор ворвалась веселая и довольная жизнью Розочка. Вопли за Жекиной дверью стали громче. Розочка поинтересовалась:

– С кем он там бухает?

– С Максом. К Жеке дочь приехала, у нее завтра поезд в санаторий. А Макс Жеке пузырь выставил.

– Дочь красивая? – деловито спросила Роза.

– Тощая селедка, на вид лет четырнадцать, – доложила я. – Сейчас сидит у меня в комнате, таращится в телефон.

– Небось, на наследство нацелилась, – авторитетно заявила труженица рынка. – Сначала переночевать, потом недельку пожить…

– Там… Там черт сидит! – завопил полковник, возникая на пороге своей комнаты, – Помогите! Он меня утащить хочет!

– Какой черт? – хором спросил цветник – Лиза тоже высунулась из комнаты.

– Рогатый, – ответил Жека.

За его спиной возник Максимилиан, на челе которого лежала печать озабоченности.

– Лизонька, как ты думаешь?.. – нахмурился он.

Услышав его голос, Жека завизжал и опрометью бросился в подъезд.

– Что с папой? – выглянула к нам Леночка.

– Деточка, не волнуйся. Папе стало нехорошо. Сейчас мы ему вызовем врача.

– Белка, что ли? – осведомилась полковничья дочь. – Вот засада! Кто же меня на поезд погрузит?

– Я. Все будет в порядке, не переживай.