Текст книги "Журнал Наш Современник №4 (2004)"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

...Устроившись на месте, русские переселенцы стали думать о будущем своих детей и построили православный храм, на колокольне которого водрузился вновь отлитый на только что построенном акционерном чугунолитейном заводе бронзовый колокол, который был столь голосист, что его благовест был слышен на самых дальних мельницах верстах в пятнадцати. Вплотную к церкви примыкала вновь построенная русская гимназия, соединявшаяся калиткой с церковным двором, и гимназистов часто водили на церковные богослужения и, особенно, на прослушивание проповедей. В этой-то церкви и была помещена Табынская Чудотворная икона Пресвятой Богородицы.

Русское население прижилось и множилось. Поначалу приезжие (и не только русские) объединились в “Русское общество”, со временем многие изгнанники восстановили гражданство СССР, и русское общество трансформировалось в “Общество граждан СССР”, игравшее значительную роль в экономической и политической жизни Синьцзяна.

Со временем, когда первым секретарем ЦК КПСС стал Н. С. Хрущев, было разрешено возвращение-репатриация российских эмигрантов, многие оформили документы на выезд в СССР, особенно большой поток отправился на освоение целинных земель в Казахстан. Другие же выехали в различные районы СССР для воссоединения с родственниками. Незначительная же часть русских, которые боялись возвращения на теперь коммунистическую Родину, выехала в Гонконг, а оттуда в различные страны мира, в основном в Австралию, Аргентину, Парагвай, Уругвай и Канаду.

К концу 60-х годов русская диаспора в Синьцзяне сократилась более чем наполовину, а к середине 70-х в Кульдже и окрестностях ее остались единицы русских. И поэтому, когда отряды вершителей “культурной” революции в Кульдже стали громить православный храм, защищать его было некому; исчезла вся церковная утварь, а она была богатой, а главное – исчезла Чудотворная икона. Был разрушен не только православный храм, но и православное кладбище, где были уничтожены все кресты и надгробья. И дело нашей совести – совершить все необходимое для поиска и возвращения Табынской Чудотворной иконы в Россию. ...При написании сего исследования я пользовался в основном детскими воспоминаниями, рассказами, слышанными от пожилых людей, их уже нет...”.

Итак, что на сегодняшний день нам достоверно известно о судьбе Табынской иконы Божией Матери? Где ее искать?

Осенью 1919 года Отдельная Оренбургская армия А. И. Дутова, теснимая превосходящими силами красных, продолжала отступление, сначала на Павлодар, затем на Семипалатинск и Сергиополь, к китайской границе. По белоэмигрантской мемуарной литературе хорошо известен тяжелейший Ледовый кубанский исход белых войск, отступавших к Новороссийску, другие исходы... То ли в дутовских казачьих частях не оказалось мемуаристов, то ли по каким другим причинам, но исход оренбургского и семиреченского казачества остался малоизвестным. В записках С. П. Мельгунова я нашел описание отступления Отдельной Оренбургской армии: “Что сказать про тот “Страшный поход” южной Оренбургской армии, по сравнению с которым даже большевистский повествователь считает другие эвакуации “увеселительными прогулками...”. Оренбургская армия держалась на фронте, сколько могла. “Буду бороться, пока есть силы, – писал Дутов Колчаку 31 октября из Кокчетава. – Оренбургская армия, первая Вас признавшая, всегда будет с Вами и за Вас”. Отступая, они двигались через гористые Тургайские степи и через безводные пустынные пески Балхаша к Сергиополю на соединение с Анненковым в Семиречье. С армией двигались голодные, умирающие тифозные толпы беженцев. Те, кто не могли идти, должны были погибнуть. Их убивали собственные друзья и братья. Общее количество отходивших, по словам большевистских источников, колебалось от 100 до 150 тысяч. К концу марта границу Китая близ города Чучугон перешло до 30 тысяч...”.

В спецхране архива Советской Армии и Октябрьской революции оренбургскому историку Вячеславу Воинову удалось найти письмо А. И. Дутова одному из соратников, сербу, генерал-лейтенанту А. С. Бакичу, в котором он рассказывает о переходе через ледовый перевал Карасарык: “Дорога шла по карнизу к леднику. Ни кустика, нечем развести огонь, ни корма, ни воды... Дорога на гору шла по карнизу изо льда и снега. Срывались люди и лошади. Я потерял почти последние вещи. Вьюки разбирали и несли в руках... Редкий воздух и тяжелый подъем расшевелили контузии мои, и я потерял сознание. Два киргиза на веревках спустили мое тело на 1 версту вниз, а там уже посадили на лошадь верхом, и после этого мы спустились еще 50 верст. Вспомнить только пережитое – один кошмар! И, наконец, в 70 верстах от границы мы встретили первый калмыцкий пост. Вышли мы 50% пешком, без вещей, вынесли только Икону, пулеметы и оружие...”.

Сразу же по переходе китайской границы, расквартировавшись в казармах русского консульства в городе Суйдуне, А. И. Дутов установил связи с генералом Врангелем, атаманами Семеновым и Анненковым, с генералом Бакичем и басмачами, чтобы, объединив все антибольшевистские силы, находящиеся в Китае и в Средней Азии, продолжить борьбу. Большевиков это не могло не волновать. Операцию по его уничтожению возглавлял небезызвестный чекист Я. Х. Петерс, а трое ее непосредственных исполнителей “за акт, имеющий общереспубликанское значение”, позже были награждены именными золотыми часами.

Отдельная Оренбургская армия, лишившись своего вождя, вмиг рассыпалась, ее воины в меру своих сил и способностей занялись собственным жизнеустройством, а Табынская икона была определена в храм г. Суйдуна. Все эти годы самая чтимая икона Свято-Никольского храма сохранялась у левого клироса. Икона была одета в позолоченную и серебряную ризы. Так же, как и в России, в девятую пятницу по Пасхе в Кульдже, Суйдуне проводился крестный ход с ней. Сохранилась фотография: крестный ход с Табынской иконой в г. Кульдже в 1956 году – старинные русские одежды, белые платочки... С именем Табынской святыни связано и основание в 1934 году в Канагши близ Дайрена (Дальний) Богородско-Казанской Табынской женской обители. Священником в ней был протоиерей Иоанн Петелин из Харбина. В обители хранилась копия Чудотворной иконы. И, может, в связи с этим фактом родилась легенда о первоначальном харбинском нахождении Чудотворной: люди, видевшие ее или даже молившиеся ей, могли не знать, что это копия Табынской иконы.

В конце 60-х годов в результате “культурной” революции Свято-Никольский храм был разрушен и уничтожено все его убранство. Была разрушена и Казанско-Богородская Табынская женская обитель под Дайреном. Монахини после долгих скитаний по разным странам перебрались в Калифорнию. Скорее всего, они забрали с собой бывшую в обители копию Табынской иконы. Может, с этим фактом связана версия, что икону нужно искать в США, в Сан-Франциско.

Есть и другая версия, и пока ее не нужно отвергать, что Икона находится в тайниках Ватикана. Во-первых, в Кульдже проживала значительная колония китайцев, да и русских католиков. И Икона во время “культурной” революции могла попасть к ним. А во-вторых, претендуя на вселенское господство, Ватикан хранит в своих сокровищницах не одну православную святыню... И Борис Николаевич Федоров время от времени звонит мне: “А может, Казанская икона Божией матери, которую папа римский собирается подарить России, и есть Табынская? Ведь известно, что истинная Казанская была уничтожена злодеями, а Табынскую часто называли Казанской...”.

В самую черную пору нового Смутного времени – 90-е годы ХХ века, в пору всеобщего хаоса и развала, в пору мягкотелой червеобразно-студенистой горбачевщины и оголтело-злобной сахаровщины, в пору мелкотравчатых политиков самых разных мастей, каждый из которых, чем мельче был, тем больше создавал шуму и непременно метил в вожди, дешевой демагогией мороча когда-то великий народ, в большинстве своем давно уж влачащий существование без Царя и Бога в голове и потому так легко покупающийся на любые посулы вроде дешевой колбасы, в хаосе всеобщего распада и духовной смуты вдруг раздался призыв к духовному и практическому действию, чтобы не дать стране окончательно обрушиться в бездну. Голос не политика, не государственного деятеля, не генерала даже, а одного из иерархов церкви, и не самого главного, и с самой простецкой внешностью сельского священника. И неожиданно этот голос услышали все. Одних он поднял на ноги, зажег в них свечу, других не на шутку напугал.

Это был голос митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, который стал – не знаю, по воле Священного Синода или вопреки ему – рупором не только живой, но и воинствующей, к удивлению не только врагов, но и многих чад ее, Русской Православной Церкви. Его проповеди, речи, книги стали опорой для миллионов людей, и не обязательно православных. Его статьи печатали самые разные по направлению издания: от “Русского вестника” и журналов “Москва” и “Наш современник”, что понятно, до крайне левых, как “Завтра”, и коммунистических, как “Правда” и “Советская Россия”. Не политические партии, не политические лидеры, а он, иерарх Церкви, стал истинным духовным лидером остатков русского народа и уничтожаемого великого государства. Не все это осознают, но, может, благодаря ему страна окончательно не рухнула в бездну. Он, в отличие от большинства иерархов церкви, казалось бы, вопреки незыблемому постулату: “Всякая власть от Бога, и потому не дело Церкви напрямую вмешиваться в дела ее”, тем более открыто обличать ее, не уходил от прямых вопросов дня, он раскрывал глаза миллионам людей как в стране, так и за рубежом, в том числе и на политические события, происходящие в России.

Владыка Иоанн подтвердил: да, всякая власть от Бога, но это не значит, что нужно заглядывать каждой власти в рот и подобострастно ездить к ее уже отставному богдыхану, преступления которого страшнее преступлений Гитлера, ибо тот разрушал не свою, а чужие страны, с поздравлениями по случаю дня рождения. Не надо мудро лукавить: да, каждая власть от Бога, но власть может быть, как и сегодня в России, в наказание народу, отступившему от путей истинных, и потому молчание, нераскрытие народу сути этой антинародной, антиправославной власти, вины самого народа – преступлению подобно: и перед Богом, и перед народом, который ты от имени Его окормляешь. И, видя сгущающиеся над ним тучи, в своем “Плаче по Руси Великой” владыка Иоанн писал: “Наверняка найдутся желающие обвинить меня в излишней “политизированности”, скажут, что Церковь, мол, “не от мира сего”, так что и нечего лезть в мирские дела. Скажут, пожалуй, о том, что не стоит будоражить народ разговорами о “заговоре против России”, что сейчас главное – сохранить мир, любой ценой, избежать возрождения “имперских амбиций”, что надо смириться с “ходом истории”, который будто бы привел к развалу страну “по объективным причинам”... И он отвечает: “Воистину, мир надо хранить всеми силами. “В мире место Божие”, – свидетельствует нам священное Писание. Вот только – всякий ли мир от Бога, любой ли хорош для православного человека?”

Вспомним патриарха Тихона, продолжателя первого русского Патриарха Святейшего Иова. Глубоко провидчески оба они – Патриархи Смуты – в 1989 году, накануне нового Смутного времени, были причислены Русской Православной церковью к лику святых. В мае 1990 года, на конференции в рамках первых проведенных в новейшее время в Москве Дней славянской письменности и культуры, проходивших накануне Поместного Собора Русской Православной церкви, на котором был избран новый Патриарх Алексий II, прозвучало выступление известного православного философа священника Георгия Шевкунова: “Причисление к лику святых – это совсем не форма поощрения (даже посмертного). Это даже не форма признания заслуг церковных деятелей... Прославление в лике святых – это всегда, в первую очередь, призвание к служению. В какие бы времена ни бывали прославления святых, всегда в конкретный исторический момент призываются именно те, кто более всего может своим духовным примером и подвигом жизни во Христе подать помощь нашей земной воинствующей Церкви от Церкви Небесной, Торжествующей. Патриотическое служение святителей Иова и Тихона проходило в период смутных времен... Оба они пережили гражданские войны... Оба патриарха пережили взятие Москвы и хозяйничанье в Кремле бесчинных захватчиков. Патриарх Тихон был избран на престол под грохот артиллерийского обстрела Кремля. При патриархе Иове московские святыни были поруганы поляками и Лжедимитрием... И Святитель Иов, и святитель Тихон налагали анафему на власть предержащих, которые глумились над Церковью, над русским народом, над русской землей... Такой феномен, как самозванство, тоже был явлен при обоих патриархах... Судьбы святых патриархов перекрещиваются, как и судьбы их времен, с судьбами нашего времени и современной нам Церкви, которая во вдохновение Духа Божия призвала именно этих святых к служению в наши дни... Когда Церковь земная оскудевает, Господь посылает тех святых, которые в силах помочь своим служением, своими молитвами. Сейчас, судя по всему, именно такое время”.

Да, судя по всему, именно такое время обрушивалось на Россию, может, даже более страшное, чем при Святых Патриархах Иове и Тихоне. Кремль был захвачен новыми большевиками и новым Лжедимитрием, свое право на “престол” доказавшим в том числе и взрывом Ипатьевского дома в Екатеринбурге, места ритуального убиения царской семьи. В знак безусловной и окончательной победы над русским народом в Кремле торжественно и пышно отпраздновали иудейскую Хануку.

Но бесстрашно сказать правду в глаза новым захватчикам и новому Лжедимитрию, как и сказать правду обманутому и поверженному народу, в том числе и о нем самом, стать словом-проводником той горней Высшей Церкви, Хоругвью, бескомпромиссным разъяснителем Истины, подобно святым патриархам Иову и Тихону, суждено было не избранному только что Патриарху Алексию II – не в осуждение Святейшему сказано, так Господь рассудил, так Божия Матерь решила, по высоким горним причинам, о которых мы, смертные, можем только догадываться, – а до тех пор тишайшему и мало кому из мирских известному митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну.

Я знал, что акафист Табынской иконе Божией Матери в 1948 году был написан неким иеромонахом Иоанном. И только несколько лет назад, в год 400-летия явления Иконы, когда владыка Никон, архиепископ Уфимский и Стерлитамакский, подарил мне юбилейное издание акафиста, я, уже возвратясь домой, потрясенно прочел на обложке: иеромонах Иоанн (Снычев).

Я тут же позвонил владыке: Снычев – была фамилия приснопамятного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, Святителя Иоанна.

– Да, акафист написан владыкой Иоанном еще в молодости, в бытность его послушником архиепископа Мануила. Владыка Иоанн был моим духовником, и потому, может, я в свое время и был назначен архиереем в Уфимскую епархию, в место явления Иконы.

Я долго не мог прийти в себя от потрясения. Ведь выстраивался поразительный ряд: случайно ли, что именно им, будущим Святителем Иоанном, еще в молодости написан акафист Табынской иконе Божией Матери?! Случайно ли, что именно ему, когда еще никто, в том числе, наверное, и сам он, и подозревать не мог в себе будущего Святителя Руси, бесстрашно обличающего внешних и внутренних врагов России и Православия, последовательно борющегося за дело русского духовного возрождения, смело противостоящего темным силам современных русоненавистников и богоборцев, принадлежат – или через него сказаны Божией Матерью? – эти загадочные и провидческие слова, сказанные в акафисте о Табынской иконе: “всего мира Надеждо и Утешение”? Не свидетельствуют ли они о великой тайне, связанной с этой Чудотворной иконой и Покровом Божией Матери над Россией? Не благовествование ли это того, что Табынская икона Ее, на первых порах местночтимая, но известность которой с каждым годом все более и более ширилась по стране на восток, на запад и на юг, со временем, при будущем своем явлении, может стать покровительницей и спасительницей не только православных, и даже не только России? Впрочем, это касается не только будущего. Вспомните прозревших башкир, при втором ее явлении ставших поклоняться ей, но оставшихся в исламе. Или еще: “Известны случаи, когда иноверцы, видевшие преизобильные чудотворения, проистекающие от Табынского образа Богородицы, приносили Ей свои моления и получали просимое”.

Мало что известно из личной жизни Святителя Иоанна. Сам он всячески уклонялся от всевозможных вопросов на эту тему, считая факты своей биографии, тем более детства и юности, малозначимыми. Но иногда, в дни своего Ангела (дни памяти Апостола Иоанна Богослова) или в какие другие благословенные часы, он делился со своими духовными чадами воспоминаниями о детстве и юности. А детство и юность будущего светоча Православия связаны с Приуральем, местом явления иконы Табынской Божией Матери. Один из рассказов его благодарным слушателям удалось записать. Привожу его отрывочно.

“Родился я, как рассказывала мне мама, мертвым. Несколько часов не было во мне ни дыхания, ни звука, и только усиленные окрики моей родительницы произвели внутри моего организма дыхание и жизнь. Село, где я появился на свет Божий, называлось Ново-Маячка Каховского района Николаевской губернии (ныне Херсонская область)...

Вскоре после моего рождения родители переехали в свое родное село Спасское (в народе его называли Осминка), расположенное в восьми верстах – на юго-восток – от города Сорочинска под Оренбургом... В 30-е годы мы всем семейством переехали в Сорочинск. Мне шел четвертый год. В 1933 году наступил голод. Чтобы не умереть, мы с братьями собирали щавель, зеленые капустные листья и делали из них лепешки. Весной ловили сусликов, жареное мясо которых служило самым дорогим блюдом. Мясо суслика вкусное, только немного пахнет чесноком. Летом ловили рыбку. Рыбалка была милостью Божией. Она давала возможность до некоторой степени заменять хлеб и поддерживать свое здоровье.

Голод усиливался, и родители решили переехать к родным на Украину. Первоначально поселились у сестры моей матери. Началась новая страница моего детства. Мне было шесть лет. Помню, как однажды я принес родителям охапку соломы и очень радовался, что в какой-то мере оказал им помощь... Чтобы утолить голод, я часто уходил из дома с сумой за плечами и с протянутой рукой обходил улицы города, прося кусок хлеба. Одни люди отзывались на горе, другие отворачивали лица и гнали меня, как бродячего пса...”.

“...После седьмого класса я поступил в индустриальный техникум. Я хотел быть электротехником, но вакантные места были заняты, и пришлось определяться на отделение техников-строителей. Это было в Орске. Едва я начал учиться, как возникли трудности. За неуспеваемость по русскому языку я был лишен стипендии, и пришлось существовать на свои средства, которых, конечно, не хватало. Пришлось голодать, я решил оставить учебу...”.

В октябре 1944 года меня призвали в армию. Я успешно прошел комиссию, был зачислен в одну из частей Советской Армии и ожидал повестку на отправку. Ее принесли поздно ночью, и я стал готовиться к отъезду, собирая необходимые вещи. Не забыл зайти к батюшке. Он с радостью напутствовал меня Святыми Таинами. Тут случилось чудо. Когда священник подносил Святое тело и Кровь Христовы, я испытал необычайную радость, от которой едва переводил дыхание. Священника я не видел, но чувствовал, что какое-то таинственное существо (кажется мне, что это была великомученица Варвара) приблизилось и вложило в мои уста Причастие. Чувство необычайной сладости увеличивалось в моем сердце, и в нем воцарился неземной мир. Таинственное существо удалилось, и я снова увидел священника.

Батюшка благословил меня небольшой иконочкой с изображением Веры, Надежды, Любови и матери их Софии...

...Проходили дни за днями. Я по-прежнему маршировал в строю, занимался военной тактикой. Однажды мы пошли в поход. У меня размоталась обмотка, и я без разрешения командира вышел из строя. В наказание за это мне дали наряд – назначили сгрести грязь и добела вымыть полы в землянке сорока метров в длину и двух в ширину. Я честно старался отработать, но как мне было тяжело! От переутомления поднялась температура, и я попал в санчасть. Там я тоже режима не менял, продолжая во время болезни поститься и молиться. Но, к несчастью, моим лечащим врачом оказалась еврейка. Кто-то ей открыл, что я придерживаюсь христианского поста, и она в бешенстве стала поносить меня: “Что это ты вздумал поститься! Не хочешь служить в армии?! Ну, хорошо же, мы с тобой быстро разделаемся! Сошлем тебя и твоих родителей в такие места, которые тебе и не снились!” Наговорив кучу угроз, она удалилась.

Кто может вообразить мою боль и внутреннюю скорбь! Как будто ураган пронесся над моим бедным сердцем, разрушив все добрые строения. Мысль о том, что я могу быть сослан как изменник родины и что родители мои будут подвергнуты той же участи, угнетала и ужасала меня. В этой скорби и в слезах я заснул.

И вижу чудесный сон: будто бы нахожусь в поле и какое-то таинственное невидимое Существо вложило мне в правую руку семя. Я взмахнул рукой и одним мановением засеял все поле. В мгновение ока семя проросло, распустило листочки и плети, расцвело и принесло плоды. Плоды эти были наподобие арбузов и во множестве лежали на земле. Я стал осматривать их зрелость, но они еще были зелеными. Просматривая, я все дальше и дальше уходил вглубь. И когда дошел до середины поля, то увидел, что небольшая его часть, саженей примерно в восемь, вспахана, но не засеяна. На пашне лежал большой деревянный Крест. Я подошел и поднял его. Крест был выше моей головы. Я взглянул на него снизу верх. И в это мгновение какой-то светлый луч прошел через мою голову и достиг моего сердца, отчего на душе стало светло и радостно. Внутренний голос возвестил мне, что это Крест Господень. Тогда я приподнял его, взвалил на плечо и понес...

В это время на небе появились черные тучи, и тьма накрыла землю. Засверкала молния, раздались удары грома. “Уу-у, ууу-ууу!” – гремело и выло вокруг, а я продолжал идти. Через некоторое время тучи стали рассеиваться. Когда приблизился к краю поля, меня с левой стороны то орошал дождь, то освещало солнце – попеременно. Сойдя с поля, я ступил прямо в грязь и пошел по ней в родное село. Там я сложил у своих ног Крест, который уже был похож на длинное бревно с поперечной перекладиной. Меня встретила матушка Феврония и сказала: “Я знаю, кто ты, ты – юродивый”. Я проснулся.

Ясность сновидения была поразительной. Я стал рассуждать. Крест– это страдания. Значит, нужно ждать скорбей. Но сами события, происходившие во сне, были мне непонятны и приводили в недоумение. Я рассказал о сне лежащему близ меня больному, который был человеком верующим. Он успокоил: “Твой сон очень хороший, не волнуйся!”...”

Из окна моего загородного дома через лес, за прекрасной, описанной С. Т. Аксаковым рекой Демой, за железнодорожной станцией Алкино видна Алкинская гора. Много чего связано с ней. Из Алкинских лагерей, пройдя курс молодого бойца, ушли на фронт десятки тысяч людей, в том числе мой отец. Здесь проходили фильтрацию обратные эшелоны с бывшими военнопленными: кому домой, кому в колымские лагеря. До последнего времени в окрестностях Алкино располагались мощные ракетные части, защищающие Уфу и Урал, крупнейший нефтеперерабатывающий и оборонный комплекс России, от нападения с воздуха. Во время “перестройки” ракеты уничтожили; считается, что извне нам теперь никто не угрожает. Если подумать, то, может, на самом деле ракеты нам больше не нужны, потому как главный враг у нас теперь по эту сторону границы: под разными предлогами нефтеперерабатывающие, химические и оборонные заводы пытаются “прихватизировать” или уничтожить изнутри... С тех пор, как я узнал, что с Алкинской горой связана важная страница жизни Святителя Иоанна, я стал смотреть на нее как бы другим взглядом. Уже здесь Богородица выбрала его для особого служения. И я счастлив, что в моем родном городе к нему отнеслись с человеческим, даже христианским пониманием, тоже каким-то внутренним чутьем увидев в нем особого, “божьего” человека: комиссовали и, снабдив продуктами, отправили домой.

По прошествии какого-то времени будущий о. Иоанн стал келейником преосвященного владыки Мануила, епископа Оренбургского и Бузулукского. Внутренним духовным видением владыка рассмотрел в робком юноше, прислуживающем в храме, будущего подвижника, великого пастыря и воина Церкви. С этого времени и началось его великое служение Табынской иконе Божией Матери, первоначально под началом владыки Мануила, несмотря на все запреты устраивавшего крестные ходы к месту явления Ее, чего ему долго не могли простить большевики.

Крестный ход к месту явления Иконы был разрешен властью лишь однажды – в 1947 году. Мне сейчас трудно судить, что послужило тому причиной. Но люди верующие уверены: по горячим молитвам правящего тогда архиепископа Мануила (Лемешевского), великого почитателя Табынской иконы, и его послушника, иеромонаха Иоанна. Узнав об этой радостной вести, на Святые ключи с трех сторон тронулись крестные ходы: из Уфы, Оренбурга и Стерлитамака.

И тут произошло чудо. Вот как описывал это событие сам иеромонах Иоанн: “Перед тем как тронуться в путь, святыню повернули лицом к храму, и – о, чудо! – темный фон Иконы внезапно прояснился, и лики на ней проступили яркими красками. Слезы радости и восторга потекли из очей моих, а сердце пронзил какой-то благодатный луч. Торжество было великое...”.

Очевидцы вспоминают, что праздник получился необыкновенный, хотя часовня над местом явления Иконы, которая сейчас была далеко за пределами Родины, была заколочена, а с верующими была только оренбургская копия Иконы. Поставили престол прямо под открытым небом и горячо молились Царице Небесной, испрашивая ее заступления и возвращения ее Иконы Чудотворной. А в сердце иеромонаха Иоанна еще сильнее засиял тот необыкновенный свет.

На следующий год снова последовал запрет: не только на крестный ход, но даже и на моление на месте явления Иконы. Молились перед ее копией теперь уже только в храме, в Оренбурге...

“В девятую пятницу после Пасхи перед Табынской иконой Божией Матери совершалось моление и чтение акафиста, – вспоминал позже владыка Иоанн о событиях 1948 года. – Епископ Мануил очень чтил этот образ и мечтал иметь специальный акафист, но для него не было составителя. Как-то владыка отбыл обозревать свою епархию, а я по разным причинам остался дома. И вдруг в это самое время у меня появилось непреодолимое желание написать акафист Богородице. Я взял составленную старцем книгу описания истории Табынской иконы Богоматери, прочитал внимательно, помолился и приступил к составлению. Дело шло быстро и хорошо. К вечеру следующего дня акафист был уже отпечатан на машинке. Я аккуратно обернул его чистой белой бумагой и написал нежными тонами: “Дар Неба”. Сам ликовал от радости, что исполнил давнишнее желание старца, но возникал вопрос: примет ли мой скромный дар Царица Небесная? Скоро возвратился Владыка, и на лице его отразилась радость...”.

Накануне 2000-летия христианства, накануне 400-летия первого обретения Табынской иконы Божией Матери начались активные поиски ее. Возглавил их, как я уже говорил, настоятель Табынского храма отец Владимир. Особое участие в поиске Иконы проявил ученый-востоковед, профессор, священник о. Дионисий Поздняев. Из-за океана откликнулись секретарь Сан-Францисской епархии РПЦЗ протоиерей Петр Перекрестов, староста храма в Рио-де-Жанейро А. Б. Кириллов. Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон обратился за благословением к его Святейшеству Патриарху Алексию II. По поручению Святейшего отдел внешних церковных сношений под началом митрополита Кирилла организовал опрос русского населения в г. Ургент (бывш. Кульджа). Однако при единодушном убеждении и надежде, что Чудотворная икона не погибла и находится до поры до времени где-то в сокровенном месте, не нашлось пока ни одного человека, который хотя бы приблизительно мог указать ее местонахождение. Только твердая вера, что она жива и до поры до времени сокрыта... Подключилась к поиску и передача Первого телеканала “Жди меня”...

Позвонили из Москвы: “Может, это Табынскую сейчас в Париже именуют “Черной Марией”? Ведь Табынская икона – единственный из известных образов, где лик Богородицы темен...”. “Подобная икона была замечена в Ницце в русской православной церкви во имя Святителя Чудотворца Николая и мученицы царицы Александры”. “Позвоните в Воронеж Родионовой Розе Степановне. Икону нужно искать в частных руках в Швейцарии...”. “Ее видели в Молдавии...”. “Никуда она не уходила, она до сих пор находится в Ульяновской области...”. “В Иркутске Чупров Леонид Александрович знает, где искать Икону...”. “В передаче “Жди меня” слышала о Табынской иконе, сведения о ней есть у Веры Хасановой в Израиле, г. Петах...”. Порой поиск уводил в сторону копий Иконы, в свое время во множестве разошедшихся по России, а в результате великого русского исхода и за ее границами. Копия Табынской предположительно начала прошлого века обнаружилась теперь уже тоже “за рубежом” – в г. Рудном в Казахстане, в семье Кирилюк. По легенде, ее оставили стоявшие на постое отступавшие колчаковцы. Семья Кирилюк готова подарить икону Табынскому храму: “Она там нужнее, пусть она будет радостью для всех, пока в него не вернулась древнеявленная”. Но непросто принять этот подарок при вдруг вставших посреди России погранзаставах и таможнях, которые не являются преградой для всевозможных преступников. Письмо теперь тоже из суверенного государства: “Вас беспокоит из Республики Узбекистан, из города Коканда, Сухорукова Вера Павловна. Родилась в 1929 году во Фрунзе. В 1930 году мои родители бежали со мной от раскулачивания в Китай и поселились в Кульдже. Там находилась в церкви Табынская икона, большая, темная. Когда-то ее пытались рубить, даже остался след топора на щеке. Эту икону очень почитали китайцы. В 1950 году я венчалась в этой церкви, и там была эта Икона. Всех троих моих детей крестили перед ней...”.

И снова приходили письма с утверждениями, что Икону нужно искать в тайниках Ватикана. Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон обратился к архиепископу Казанскому и Татарстанскому Анастасию: “Нет ли у Вас какой-нибудь переписки по поиску Казанской иконы? Может, речь идет об одной и той же иконе (ведь Табынская икона часто именуется Казанской), и не Табынская ли это икона, которую папа римский собирался вручить Святейшему?..”.