Текст книги "Чингисхан. Сотрясая вселенную"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава десятая. Ты говоришь как римлянин

28 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени

– …год, два, но не три и уж тем более не четыре, – продолжал говорить Эйрих. – Да, здесь хорошо и привычно, но меня сильно беспокоят гунны.

– Мы слишком ослаблены, чтобы срываться с насиженного места и идти в неизвестность, – резонно возразил отец Григорий.

– Лучше столкнуться с неизвестными врагами, чем дождаться прихода известных гуннов, – выдал контраргумент Эйрих. – Они точно придут.

– Откуда ты это знаешь? – спросил священник. – Может, им уже достаточно завоеваний, и они осядут?

– Осевшие кочевники? – переспросил Эйрих, представив столь фантастическую картину. – Нет, святой отец, они не остановятся. Ведь гунны знают о богатстве римлян не хуже, чем мы.

– Я не одобряю набеги на правоверных христиан, – сразу же заявил отец Григорий.

Пока что от этого человека была большая польза. Его паства вызвалась спасти деревню и фактически сделала это, ведь Эйрих с Зевтой могли максимум попортить римлянам кровь и погибнуть бесславно. Но сейчас у священника проявляются его интересы, потому что свою заслугу он чувствует и знает, что способен влиять на многое. Это источник для будущих конфликтов.

«Убить его – подорвать доверие паствы, – подумал Эйрих. – Придется работать вместе и учитывать интересы друг друга».

Они сидели у римской печи в доме Зевты, ожидая приготовления ужина. Теперь, когда в деревне радикально изменилась расстановка сил, самым важным стал именно этот дом.

Вчера были самые большие похороны, какие только знала эта деревня. Триста девяносто три покойника, дружинники и вожди, были похоронены в одном большом кургане, который будет насыпаться до наступления зимы. Идея с небольшим курганом, как у воинов древности, принадлежала Эйриху, который хотел присвоить оружие и брони дружинников в пользу деревни и общего котла для вооружения новой дружины из самых способных воинов.

Римлян тоже похоронили, но вокруг основного захоронения – там меньше почета и, если верить верованиям готов, есть шанс, что в посмертии убитые римляне тоже пройдут Валгринд[29]29
  Валгринд – ворота в Валхолл, читай в Вальгаллу. Дохристианские верования готов освещены очень плохо, ибо они довольно рано отринули прошлое и обратились к арианству, поэтому никто не берется утверждать, что там точно было. Известно лишь, что эти верования были подозрительно похожи на древнегерманские, что, собственно, неудивительно, ведь готы – это самый настоящий древнегерманский союз племен, по преданию, сорвавшийся в исход с Готланда, прародины всех готов. А Готланд находится поразительно близко к современной Швеции, южную часть которой во времена готов называли Гетландом. Легендарный Беовульф был родом из гетов, одного народа, совместно со свеями сформировавшего шведскую нацию.
  Но в этой сноске речь о воротах в Вальгалище, поэтому вот вам еще сведений: собранные с поля битв валькириями воины, если достойны, автоматически умели отпирать ворота, а если не достойны, то уничтожались при попытке взлома. То есть это значит, что валькирии собирали с полей вообще всех подряд, лишь бы у мужчины было в руках оружие, а дальнейшую фильтрацию осуществляет Валгринд.


[Закрыть] и будут прислуживать вождям с дружиной в Валхолле[30]30
  Валхолл – это загробный мир, где Вотан непрерывно пьянствует, ожидая Рагнарека, совсем как у скандинавов. Точно известно, что у готов был термин «haliurunnae», означающий путешествие в загробный мир, прямиком в Хельхейм. В общем-то, у готов не должно было быть больших отличий от верований других древних германцев, ведь культ асов проявил неожиданную живучесть и сохранился в Скандинавии вплоть до XI века, пока католики не дожали упирающихся потомков викингов и не привели их ко Христу.


[Закрыть]. Хотя более вероятно, что римлян ждет Хельхейм, ведь они пусть и бились, но делали это подло, а таких Вотан не любит и не привечает.

Вера в асов мало волновала Эйриха, потому что он считал ее ложной, но жителей деревни это очень заботило, и они даже вытащили из леса старого жреца Зигибоду, которого, как оказалось, подкармливала семья Нимана Науса.

Бородатый и немытый старик в старой и грязной жреческой робе, ярый последователь веры в асов, провел положенные ритуалы и вслух надеялся на то, что его наконец-то реабилитируют. Увы, отец Григорий, пусть и скрепя сердце, потерпел проведение торжественного похоронного обряда, яростно изгнал языческого жреца из деревни дальше куковать в лесу остаток своей никчемной жизни. Эйрих тут всю жизнь, а об обитании в окрестных лесах целого жреца даже не подозревал. Видимо, действительно очень хорошо прятался и боялся гнева новообращенных христиан, раз далеко не только Эйрих не подозревал о его существовании…

– Мы грабим римлян только ради того, чтобы прокормить семьи, – возразил Эйрих священнику. – Но у меня есть идея, исполнение которой позволит нам не нуждаться в пропитании.

– О чем ты говоришь, сын? – заинтересовался Зевта.

Отец с некоторых пор воспринимал парня очень серьезно. Дело было в том, что он, пусть ему и не хотелось этого признавать, встал у порога к невиданному могуществу лишь за счет советов «несмышленого» сынка, который, вот уж диковинка, никогда не говорит не по делу. В их семье все знают, что если уж Эйрих открыл рот, то это, как правило, совершенно не напрасное сотрясание воздуха, а что-то важное, к чему необходимо как минимум прислушаться.

Авторитет нарабатывался все эти годы и возник неслучайно, ведь Эйрих с самого детства придерживался правила не трепаться попусту. Собственно, буквально вчера это дало свои плоды, и Зевта почти не сомневался, когда исполнял план Эйриха. Не сомневался он во многом потому, что Эйрих наводил его к плану, а не озвучивал его в лоб. Часть плана, разумеется, пришлось давать в открытой форме, но вот остальное… Зевта считал, что пришел к этому сам, на основе «ценных замечаний» от сына.

– Я говорю об Аларихе, – ответил Эйрих.

Гот Аларих – это живая легенда. Противоречивые слухи с запада доносятся изредка, но всегда сообщают то о громких победах, то о громких поражениях Алариха. Эйрих так и не смог сложить полноценной картины происходящего в Италии, ведь каждый слух мог быть ложью, а мог оказаться и правдой.

Согласно одному слуху, Аларих уже умер, потому что невозможно было выжить в настолько кровавой битве у римской реки, где визиготы были наголову разбиты. Согласно другому слуху, Аларих уже покорил империю римлян и стал там безраздельным правителем. Настолько противоречивые слухи, доносимые через десятых людей, не позволяли делать какие-то определенные выводы, и Эйрих рассчитывал разобраться самостоятельно, на основании того, что увидит своими глазами.

То, что под рукой Алариха будет лучше, чем за одну реку от непобедимых гуннов, это очевидный вывод. Как бы там ни было плохо, в этой Италии, в придунайских лесах намного опаснее, пусть сейчас и кажется, что дело обстоит наоборот.

Еще был слух, что Аларих заключил договор службы римлянам и защищает сейчас северные пределы их державы. Вот в этом Эйрих видел большие перспективы для их небольшого племени.

К своему несчастью, Эйрих до этого дня не имел возможности попутешествовать по окрестным деревням, чтобы оценить истинную численность родственных готов. Зевта и Тиудигото не знали даже примерного числа воинов, которых может выставить их сообщество в случае объявления большого похода. Герцога[31]31
  Герцог (др. – герм. herizogo, «тянущий за собой войско») – военный вождь, избираемый племенной знатью, чтобы возглавить большое войско для не менее большого похода. Даже в современном немецком «das Heer» – «войско, армия», а «zog» – «тащить, вытащить».
  Высшим после короля феодальным титулом герцог стал сильно позже, потому что в Раннее Средневековье ему пришлось побыть племенным вождем и лишь потом, по мере феодализации всех этих диких племен, стать титулом, преследующим человечество до сих пор. Правда, сейчас эти герцоги практически ничего не значат, но так было не всегда.
  На готском эта должность будет звучать как «harjis ustiuhan», то есть «предводитель войска». И да, готский язык принадлежит к восточногерманской группе, но длительное пребывание в Скандинавии, в Польше, Беларуси, а также в Причерноморье наложило свой отпечаток, поэтому германцы с берегов Рейна едва ли так просто поймут, о чем там толкует этот непонятный гот. Естественно, следует сказать, что германцу понять гота будет гораздо легче, чем римлянину или греку, потому что общих слов существенно больше, чем может показаться изначально.


[Закрыть] не избирали уже довольно давно, с тех самых пор, как произошла ссора с Аларихом и отказ их племени идти дальше на запад. Эта ссора произошла во времена неразумности Эйриха, причем Зевта вспоминает о посланнике Алариха, который страшно поругался со старейшиной Торисмудом. Вероятно, Аларих, если услышит об их прибытии, будет не очень рад.

«Нельзя же вечно дуться за дела давних времен?» – не очень уверенно предположил Эйрих.

Он сам, конечно, ничего не забывал и старался десятикратно воздать за обиды, но он жил достаточно долго, чтобы понимать, что не все люди такие. Есть и добряки, забывающие о понесенном уроне чести буквально на следующий день. И Эйрих питал надежду, что Аларих будет где-то посередине между этими крайностями и примет под свою руку раскаявшихся и все осознавших родственничков, потому что, если часть слухов о его не очень выгодном положении в Италии верна, ему отчаянно нужны воины.

– Аларих – самовлюбленный нюхатель собственных экскрементов, – заявил Зевта. – Гейрихилт правильно говорил, что нечего его слушать… Аларих – бедовый вождь, с таким не будет удачи…

Гейрихилт – это отец Бреты, бывший до самой смерти от стрел гуннов вождем их поселения, тогда находившегося сильно к северо-востоку. А ведь когда-то он назвал своего сына в честь особо сильного гуннского воина. Потом отношения испортились, гунны пошли на готов и покорили всех, кто не успел уйти за Дунай. С тех пор они обитают тут и надеются на то, что гунны забыли о беглецах…

– На все воля Всевышнего, – с философскими интонациями произнес отец Григорий. – Но в словах этого юнца все же есть зерно истины. Гунны – наша извечная беда, и они действительно могут пойти на юг любой следующей весной.

«Эх, как же тяжело воевать зимой… – подумал Эйрих, вспоминая свою прошлую жизнь. – Трава лежит под слоем снега, что вынуждает делать длительные остановки на выпас коней, войско движется о-о-очень медленно… Самое время, чем шататься по белому ничто, сидеть спокойно в юрте и кушать сочную баранину, запивая ее свежим айрагом[32]32
  Айраг – так монголы называли кумыс. Кумыс – это кисломолочный продукт из кобыльего молока. Процесс изготовления длительный и трудоемкий, поэтому коммерческое применение у напитка сомнительное, из-за чего его просто так не достанешь даже в странах, где он является национальным продуктом. Причиной заведомого коммерческого провала служит невозможность его консервации. Нет, законсервировать его можно, но на выходе получится какая-то ерунда.
  В зависимости от длительности закваски кумыс бывает очень крепким, то есть настоявшимся, а бывает крайне слабоалкогольным, то есть свежим. Вопреки разного рода мнениям, от крепкого кумыса можно сильно опьянеть, что монгольские воины неоднократно демонстрировали, и это, собственно, заставило Чингисхана ужесточать законы в отношении алкоголя на время походов, а затем и в повседневности. Возможным источником его нелюбви к алкоголю может служить то, что его отца Есугея-багатура отравили татары, вопреки обычаю гостеприимства, дав выпить отравленный айраг. Или айраг просто оказался испорченным, чего тоже нельзя исключать.


[Закрыть]…»

Эйрих готов был поставить свой лук на то, что гунны зимой будут проводить время именно так, а не как они. Они же питаются грубым хлебом, иногда пробавляются мясом дичи, практически весь сезон держась рядом с римской печью.

«А гунны сидят в теплых юртах и радостно щурятся от шкворчания жира на туше барана над очагом… – с болезненной завистью подумал Эйрих. – А может, наплевать на все и податься к гуннам?»

Но он тут же отбросил эту мысль, потому что слишком многого добился среди готов. Если все будет идти так, как идет, то ему гарантировано место вождя, когда Зевта скоропостижно скончается…

– Нам нужно безопасное место подальше от гуннов, – повторил Эйрих свои слова. – Италия достаточно далеко, а если нам дадут там свою землю…

– Вчера мы видели милость римлян, – раздраженно хмыкнул Зевта. – Им нельзя доверять. Нужно отомстить им новым набегом…

– Раз мы заговорили о набегах, – решил заострить тему Эйрих. – Выборы вождя очень скоро. Сыны Бреты сами себя не выставят, а его жены сидят тихо. Значит, понимают, что никто не вступится за любого из сыновей, если ты бросишь им вызов на поединок.

Зевта задумчиво покивал.

– Но есть другие воины, – продолжил Эйрих. – Сейчас такое время, когда вождем может стать каждый, кто способен крепко держать топор. Надо, чтобы самые сильные не смогли заявить о себе.

– О чем ты говоришь? – насторожился Зевта.

– Если кто-то из них оступится и не сможет… – начал Эйрих объяснение.

– И думать забудь, – прервал его повелительным жестом отец. – Это священное право каждого – бороться за место вождя. Ты говоришь как римлянин. Мне это не нравится, сын.

– Да, ты прав… – не стал спорить Эйрих.

– Предлагаемое тобою греховно, сын мой, – решил вступить в диспут отец Григорий. – Но и слишком ярое следование старым обрядам – это грех перед Господом Богом нашим…

Зевта, как и все дружинники, больше уважал Вотана и остальных асов, нежели Христа, но сейчас был, пожалуй, самый неудачный момент, чтобы выражать свое отношение к словам отца Григория.

– Когда закончим с выборами вождя, – решил сменить тему Эйрих, – нужно подумать об объединении остальных деревень под одной властью.

– Хочешь выбрать герцога? – уточнил Зевта. – Я столько поединков не переживу.

– Выборы герцога – это старомодный обычай, как и говорит отец Григорий, – вздохнул Эйрих. – Можешь как угодно относиться к Алариху, но что-то в его действиях есть: он уже столько зим рейкс, что уже выросли те, кто не помнит, когда он им стал. Нам нужен кто-то вроде Алариха, но для нашего племени. Ты, отец.

Зевте такой поворот, причем никак не осужденный отцом Григорием, который, получается, ничего против этого не имел, пришелся по душе. Он всего лишь хотел стать вождем, вместо покойного Бреты, а теперь Эйрих предлагает ему нечто иное, более значимое и могущественное.

– Надо убить всех, кто бросит мне вызов, – решил Зевта. – Но как склонить остальные деревни?

– Сила оружия не подойдет, – произнес Эйрих задумчиво. – Нужно действовать как лисы, подбирая свой подход к каждому вождю и старейшине.

– Если мы поторопимся с выборами, то можем успеть в соседние деревни, ведь выбран может быть каждый гот, – предложил вдруг отец Григорий. – Три-четыре деревни – это то, от чего можно отталкиваться в уговорах остальных новых вождей.

– Когда начинаем? – засобирался Зевта, встав на ноги.

30 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени

– Кто-то еще хочет бросить вызов новому вождю? – усталым тоном спросил старейшина Торисмуд.

Зевта взмахнул топором и разбрызгал кровь с лезвия по утоптанной земле поля для поединка.

Толпа наблюдала с интересом, потому что выборы нового вождя – это то, чего не было на памяти даже старожилов. Когда старый вождь умер от гуннских стрел, Брета вышел в центр деревни, оставленной годы назад, и потребовал немедленного начала выборов вождя. Но никто не посмел бросить ему вызов, потому что все знали, что Брета – это видный мастер воинского искусства.

«И такая нелепая погибель…» – подумал Эйрих, глядя на то, как очередной претендент лежит на земле.

Черноволосый бедняга зим шестнадцати, имя которого Эйрих уже успел забыть, хоть оно и было озвучено старейшиной почти только что, пытался всунуть свои кишки обратно, но единственное, что у него получалось – выдавливать собственное дерьмо. Зевта подошел к нему и нанес милосердный удар топором в череп.

– Никто? – оглядел старейшина толпу. – Точно никто еще?

Три покойника, если считать только что убитого, отбили у присутствующих даже самое горячее желание представлять свою кандидатуру на роль вождя деревни. Даже не трупы сами по себе, а то, как легко Зевта превратил в них только что живых людей…

– Зевта, сын Байргана, объявляется с сего дня, – заговорил уже уставший от длительного стояния старейшина Торисмуд, – вождем нашей деревни! Хвала новому вождю…

– Хвала! Хвала! Хвала! – поддержали жители деревни.

– В честь избрания положено празднование… – продолжил старейшина. – Но, как вы знаете, недавно погибло множество славных воинов, поэтому чествование вождя переносится на следующее новолуние…

Закончив говорить, он развернулся и поковылял к себе домой, отлеживаться у очага. Торисмуд сильно сдал за последние годы, поэтому Эйрих начал думать о том, что скоро придется избирать нового старейшину из деревенских стариков. Это русло власти оставлять на самотек нельзя, поэтому проблема требовала хорошего обдумывания…

– Святой отец… – тихо заговорил Эйрих, ткнув священника в бок. – Сколько зим ты прожил?

– Сорок девять, – ответил тот. – А зачем тебе?

– В следующем году будешь годен в старейшины… – тихо сообщил Эйрих.

Зевта в это время, самодовольно лыбясь щербатой улыбкой, принимал похвалы и поздравления от рядовых воинов и простых жителей.

– Думаешь, что Торисмуд… – так же тихо произнес отец Григорий.

– Он выглядит так, будто сейчас зайдет в дом и умрет там… – пожал плечами Эйрих.

В этот момент ему вспомнился момент собственной смерти. Мучительная боль, залившая глаза кровью, отупение, оставившее в его сознании только одно: «Убить всех, сжечь города», саднящее горло от куска курятины, а также страх… Страх, что все было напрасно и он не успел добиться всего, чего хотел.

А чего он хотел? Он хотел дойти до последнего моря. Но уже в ходе завоевания Хорезма понял, что не успевает. Понял, что совершил ключевые ошибки, которые делают этот великий поход невозможным…

– Может, и так, но может, и нет… – произнес отец Григорий задумчиво.

– Оставь это на волю господа, святой отец, – ответил ему Эйрих, размышляющий сейчас о другом.

Времени подумать у него много, он уже раздумывал о том, сколько ошибок совершил в прошлой жизни. Не житейских, эти-то понятны и неизбежны, а государственных, которые ему не простят потомки. Не то чтобы ему было важно, что подумают о нем будущие колена, но было очень жаль, что он не успел. И попытки четко понять, что помешало, занимали всю его новую жизнь.

В прошлом он просто не знал, что вообще возможно держать большую постоянную армию, как это делают римляне. Легионы римлян исчисляются туменами воинов, у которых больше нет никаких других занятий, то есть они занимаются войной и только войной. У Темучжина был кешик, гвардия, но их было несравнимо меньше, чем обычных легионов римлян.

Вообще здесь считается обычным делом, когда против племени, имеющего тридцать тысяч воинов, выставляют сорок тысяч легионеров. И из-за размеров римской державы все эти легионы постоянно заняты. Поэтому для разрешения готского вопроса послали сотню человек с целым комитом, отвечающим за императорские конюшни…

– Эйрих… – подергала Эйриха, задумчиво глядящего на отца, сестренка. – Фульгинс рожает…

– А я причем тут? – спросил он.

– Надо сходить за знахаркой… – ответила Эрелиева.

– А где Валамир с Видимиром? – закатил глаза Эйрих.

– Они пошли силки проверять, – ответила сестренка. – Пошли, сходим вместе?

– А сама? – спросил Эйрих.

– Я ее боюсь… – ответила Эрелиева.

– Хорошо, пошли, – решил Эйрих.

Знахарка жила на окраине деревни в очень паршивого качестве хибаре, которая была даже хуже, чем дом Эйриха.

«Может, купить у гуннов юрту? – подумал он. – Поставить там римский каминус, чтобы каменная труба упиралась в тоно[33]33
  Тоно – круг, в который упираются жерди, называемые уни. Этот круг формирует центр кровли монгольской юрты, одновременно являясь вентиляционным отверстием, через которое выходит дым от очага, а также избыточное тепло.


[Закрыть] и внутри не было дыма. Похоже на отличный план».

Идея захватила Эйриха, поэтому он продолжил обдумывать ее, даже когда вошел в халупу знахарки и поклонился ей.

– Эйрих, – прошамкала старуха, – с чем пожаловал? Опять раба твоего от лихорадки лечить?

– Почти за этим, почтенная Хильдо, – ответил Эйрих. – Фульгинс вот-вот разродится, поэтому нужна твоя помощь. Но еще надо посмотреть на Татия, кажется, у него снова начинают гнить порезы.

– Что дашь взамен? – спросила знахарка.

– Один сочный заяц или одна куропатка, – озвучил свое предложение Эйрих. – Завтра или послезавтра.

– Маловато за двоих, – покачала головой старуха.

Выглядела она весьма древней и уставшей. Одета была в льняное рубище блеклого красного цвета, в волосы ее заплетены засохшие лечебные травы, а шея украшена парой ожерелий из янтаря и неких черных камней.

– Два зайца или две куропатки, – поднял ставку Эйрих.

– Две куропатки, – решила знахарка. – Завтра или послезавтра.

– Хорошо, – кивнул мальчик. – Эрелиева!

Девочка опасливо заглянула в хибару знахарки.

– Проводи почтенную Хильдо к нам домой, – сказал ей Эйрих. – А я пойду по делам.

5 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени

– Зачем ты освободил меня? – спросил пришедший в себя Татий. – Зачем предлагаешь такое?

Эйрих, сидящий перед каминусом и обжаривающий кусок зайчатины на ветке, задумчиво посмотрел на огонь.

– Я увидел, что ты не сломался, – ответил он римлянину. – Зачем мне не сломленный раб? Ты слышал когда-нибудь о Спартаке?

Татий посмотрел на него удивленно.

– Не удивляйся, – усмехнулся Эйрих. – Я прочитал о нем у Марцеллина в «Деяниях».

– Причем здесь я? – спросил римлянин.

– При том, что ты, как Спартак, не был сломлен, – ответил ему Эйрих. – Кто-то другой бы уже сдался, кто-то другой бы не делал так усердно вид, что уже сломался и смирился со своей судьбой… Редкое качество.

Таргутай Кирилтух тоже хотел, чтобы Темучжин был сломлен и принял судьбу раба. Колодки, скотское обращение, нехватка еды – это вещи, которые могут сломать слабого. Татий доказал на деле, что не слаб.

– Ты сильный, Татий, – произнес Эйрих. – Ты заработал мое уважение, потому я считаю, что ты достоин занять свое место рядом со мной.

– Зачем мне это? – спросил римлянин.

– Что тебя ждет в землях римлян? – спросил его Эйрих вместо ответа. – Голод, холод и жалкое существование. Но что ты получишь здесь? Я дарую тебе женщину, сначала одну, а потом, со временем, множество других. Хочешь достойное тебя жилище? Не жалкую клетушку в большом городе, а настоящие хоромы, как у уважаемого патриция? Я дам тебе это.

– Здесь? – скептическим тоном спросил Татий.

– В будущем мы отправимся на запад, – едва улыбнулся Эйрих. – И мне нужен будет человек, который знает римлян и готов быть использован мною против них.

Татий крепко задумался.

– Взамен за все, что ты обещаешь? – спросил он.

– За то, о чем ты только можешь мечтать, – ответил Эйрих. – Но все зависит от того, насколько ты будешь полезен, Татий.

Глава одиннадцатая. Улус

7 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени

– Плохое решение, – уверенно заявил Зевта. – Ничто не помешает ему предать тебя.

– Он дал клятву, – ответил Эйрих. – И он получит многое взамен. А если сбежит… Что ж, значит, я в нем ошибся. Но я уверен, что он не сбежит.

– Думаешь, хорошо разбираешься в людях, сын? – снисходительно усмехнулся Зевта. – Тогда сам отвечай за последствия.

«А когда было иначе?» – подумал Эйрих.

Татий уже потихоньку начал ходить, поэтому Эйрих собирался взять его в поход, как и Виссариона с Хрисанфом. Они не особо нужны, но кому-то нужно было тащить провизию и помогать в походном лагере, поэтому было решено, что они все-таки могут принести пользу.

Исходя из их соглашения, Татий становился рядовым членом готского племени, получал жену сразу же после завершения похода, а также получал от Эйриха кольчугу, шлем, топор и щит.

Задачами Татия, после того как они окажутся близко к Риму, станет разведка. Он будет посещать римские города и селения, беседовать с магистратами и выяснять всю подноготную, чтобы Эйрих всегда имел представление о ситуации, прежде чем предпримет какие-либо действия. Есть ли кто-то более уместный в римском поселении, чем римлянин? Это не значит, что он будет целенаправленно чинить грабеж в Италии, но если подвернется случай сделать это безнаказанно, то почему бы и нет?

Нет, в идеале ему хотелось бы заключить с римским императором выгодное соглашение, чтобы получить плодородную землю для племени, а также оплату за реальную охрану границ. Но реальность такова, что там сейчас Аларих, который, если хоть немного верить позитивным слухам, вообще стал там чуть ли не правителем Рима. Все может оказаться совершенно иначе, когда они прибудут в Италию, поэтому Эйрих даже не думал строить хоть сколько-нибудь далекоидущие планы до тех пор, пока не увидит все своими глазами. А пока… Пока же ему следует подталкивать отца шевелиться живее, чтобы не упустить золотое время безвластия в окрестных деревнях.

– Нам нужно торопиться, отец, – произнес Эйрих.

– Завтра же выходим, – заверил его Зевта. – Ты, несмотря на то что наивный несмышленыш, все же прав в своих словах.

Естественно, он не считал его наивным несмышленышем, это была шутка, одна из тех, которые он позволял себе все реже и реже – сказывалось то, что Эйрих с каждым днем все меньше напоминал хилого сопляка, которого можно уложить оплеухой. Зевта чувствовал, что в руках сына становится больше силы, хоть ему всего двенадцать лет.

Все-таки, если смотреть трезво, готы в среднем крепче и выше, чем монголы. Средний дружинник, тот же Ниман Наус, только по росту сгодился бы в кешиктены великого хана, потому что туда набирали самых крепких и рослых воинов. Здесь же Наус не выглядит каким-то там гигантом, а даже, наоборот, был ниже того же Зевты или Бреты. Эйрих, судя по всему, уверенно шел в отца и обещал стать рослым.

«А если продолжу упражняться с оружием и хорошо питаться, то превзойду даже самых легендарных багатуров, – подумал он. – Если на то будет воля Тенгри».

– Сильно не торопись, – произнес Зевта. – Давай лучше выйдем завтра или послезавтра, когда Наус окончательно придет в себя. Римские гадюки…

Ниман почти оклемался, но до сих пор чувствовал себя не очень хорошо. Воин вдоволь успел хлебнуть римской отравы, но, как оказалось, был крепче и ближе к окну, чем остальные. Когда началась резня, Наус, по его словам, сломал нож о бронь римлянина, пнул его и прыгнул в окно. Вероятно, это был тот самый римлянин, который полез за ним следом и подох бесславно. В общем-то, Наус – это единственный, кто выжил, остальные погибли. Смерть их была трагична, но очень перспективна, как оказалось…

12 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

Сплошной дремучий лес – так бы Эйрих описал путь к очередной деревне, которую им следовало посетить. Перед этим было три деревни с суммарным населением в четыре с половиной тысячи человек. Большие, влиятельные… но быстро выбрать вождей они не смогли.

Отец Эйриха выдвинул свою кандидатуру в каждой деревне и в каждой из них победил. Эти четыре с половиной тысячи жителей присоединились к их улусу. Да, Эйрих решил оперировать привычным себе термином, а не каким-то там весьма неопределенным «вождеством». «Вождество» не описывает полноценно то, что содержит в своей сути их уникальное объединение.

Зевта и отец Григорий согласились, что лучше придумать что-то новое, поэтому Эйрих дал им нечто совершенно «новое» – улус. Они не сразу научились правильно произносить новое слово, называя это «ульс», «улс», «улас» и так далее, но после некоторой тренировки все-таки освоили новое понятие.

Можно было назвать их объединение «рейкстат», то есть «королевство», но это опасная практика, которая вызовет бурю негодования со стороны остальных вождей и знати. Тем более что Зевта, а соответственно, и Эйрих, не являлись даже знатью, что со временем можно исправить. Нет, фактически они уже знать, потому что принадлежат к роду, глава которого избран деревенским вождем, но тот же Аларих имеет минимум девять колен вождей, вторая половина из которых имела статус верховных вождей. Эйрих таким похвастаться не может, потому что его прадед, Гундьи Ворон, был обычным воином, дед, Брайган, тоже был обычным воином, а вот отец фактически выбился в люди, стал дружинником вождя, а затем вождем. И первое поколение вождества – это недостаточно весомо, чтобы объявлять власть даже над частью племени.

«А ведь даже у Алариха были проблемы, когда он собирал вокруг себя воинство для большого похода», – припомнил Эйрих рассказы отца.

Но опираться во всем на пример Алариха – это несусветная глупость. Как и любой успешный человек, добившийся вершин власти, Эйрих очень хорошо знал, что идти по чужому пути к власти – это верный способ оступиться и упасть в пропасть, потому что каждый путь уникален, подразумевает свои вызовы, с которыми, быть может, не сталкивались другие. И лишь тот имеет шансы на успех, кто идет своим путем.

Свой путь Эйрих видел в виде захвата власти во всех доступных деревнях, официально, через честные поединки, которые с достоинством выдержит Зевта. Ради того, чтобы он был готов к каждому поединку, Эйрих устроил ему распорядок жизни степного борца. Заключался он в том, что Зевта ел только нужное количество еды, в основном мяса, не пил алкоголь, каждый день занимался боевыми упражнениями, спал ровно отведенное количество времени, а также сохранял чистоту мыслей, чтобы злые духи не могли взять над ним власть и отвести руку в неурочный момент. И этот распорядок работал, отец уже признался Эйриху, что никогда не чувствовал себя таким сильным и здоровым.

Схватки с деревенскими увальнями, решившими, что они-то точно достойны своей малой власти, проходили предсказуемо. Бедой соседей было то, что они долго определяли кандидатов в вожди, долго принимали решения, слишком сильно опирались на благоприятные знамения, которых, как известно, надо долго ждать и еще дольше толковать. Эйриху ведь сильно повезло, что в их деревне был именно отец Григорий, обладающий сравнительно сильной властью над паствой, чего нельзя сказать о других священниках, которые были лишь живой данью формальности официальной религии…

Пока остальные ковырялись в носу, Эйрих действовал, косвенно влияя на честолюбие отца, который теперь хотел не просто власти, а власти максимальной. Возможно, он уже не считал, что объявление рейкстата – это слишком рискованно.

– Стоять!!! – С этим криком из леса выскочили молодые парни, вооруженные копьями и топорами со щитами. – Кто такие и чего здесь ходите?!

Эйрих, верный своим привычкам, сумел обосновать отцу необходимость авангардного и арьергардного разъездов. Ключевым аргументом послужили сведения из «Деяний» Марцеллина: легионы принцепса Августа вошли в Тевтобургский лес без достаточного количества авангардных и арьергардных разъездов, словно они путешествуют по дружественной территории, поэтому засады стали полной неожиданностью, что и погубило Квинтилия Вара вместе с тремя легионами Августа. Марцеллин писал, что принцепс Октавиан Август не брился и не стригся долгое время, а также бился головой о косяк, восклицая: «Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!» Правда это или нет, но Зевта впечатлился и назначил Эйриха главой одного из таких авангардных разъездов.

Поэтому мальчик ходил сейчас впереди их небольшой армии, составляющей численно шестьсот воинов при двух дружинниках – Нимане Наусе, уже оклемавшемся от отравления, а также Эйрихе, который формально числился молодым дружинником.

Остановивших их парней было около пятидесяти, при семи кольчугах паршивого качества и двенадцати шлемах. Вооружены они как все, а вот с броней у них большие сложности, судя по всему.

Следует сказать, что после похорон дружин комплекты брони с оружием присваивать никто не собирался, поэтому сейчас в обозе ехали комплекты, принадлежавшие дружине и этой деревни тоже. Некоторые деревни присылали свои отряды, чтобы забрать брони и оружие, а кому-то было не до этого, как и этим, по всей видимости.

– Вождь Зевта едет в деревню покойного вождя Фрунары, – спокойно ответил Эйрих, а затем перекрестился и добавил: – Царствие ему небесное.

На нем его кольчуга и шлем, тяжеловатые пока что, но надо привыкать, потому что в будущем обязательно будут месяцы, когда их не доведется снимать надолго…

– А ты кто такой? – спросил самый рослый из полусотни.

Рыжеволосых людей Эйрих тут видел нечасто, но этот не только рыжеволосый, но и конопатый.

«Борода еще не растет, так, пушок, а гонору столько, будто пред нами великий воитель», – подумал Эйрих пренебрежительно. Рядом с Эйрихом, возглавляющим авангардный разъезд, шел Татий, облаченный в бронь и вооруженный топором. Эйрих заговорил, обращаясь к освобожденному рабу:

– Иди к основному войску, скажи, что надо скрытно обогнуть нас с двух сторон и ударить по группе воинов, чинящих нам препятствия.

Татий кивнул и отступил в колонну из двадцати воинов, стоящих позади Эйриха.

– Не слышу, что ты сказал! – выкрикнул рыжий. – Или ты еще не открыл свой рот?

– Я – Эйрих, дружинник, – ответил мальчик. – А ты кто такой?

– Я – Дропаней, вождь деревни! – заявил рыжий парень. – Чего хотите здесь?

– Мы пришли поучаствовать в выборах вождя, – ответил ему Эйрих.

– Тогда вы опоздали! – выкрикнул рыжий Дропаней. – Эй, а я слышал о тебе! Ты – сын Зевты, вождя, который очень много о себе вообразил! Хотите подмять и нашу деревню, да? Этому не бывать, убирайтесь обратно подобру-поздорову!

Это неприемлемо. Да, авангард состоит из двадцати двух воинов, а у рыжего их примерно пятьдесят, но двукратное преимущество при столкновении лоб в лоб – это недостаточно веский повод, чтобы строить из себя хозяина положения.

– Еще мы пришли передать брони ваших павших дружинников, – сообщил Эйрих. – Вы почему-то забыли или даже не стали забирать их.

– А вот это мне нравится! – заявил Дропаней. – Неси их сюда, малец!

Нарастающее раздражение Эйрих сдерживал с трудом. Его истовым желанием было извлечь из саадака лук и прострелить наглому рыжему грудь. Парой-тройкой стрел.

– Я не знаю, кто ты такой, – ответил Эйрих. – Вдруг ты поганый грабитель? Мы передадим брони только старейшине.

– Ах так? – начал злиться Дропаней. – Ты смеешь сомневаться в моих словах? Друзья, он смеет сомневаться в моих словах!