Текст книги "Чингисхан. Сотрясая вселенную"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава девятнадцатая. Битва хитрых

19 января 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, в некоем ущелье, лагерь Эйриха

Римляне начали копошиться где-то через десяток минут после переговоров. Они пытались скрыть свои маневры, но даже не разбирающийся в войне человек поймет, что здесь что-то затевается.

Эйрих почти чувствовал в воздухе запах грядущей крови.

«Как назовут эту стычку потомки?»

Времени у римлян нет, ведь с этой ситуацией точно что-то нечисто – квестор Тулий Веннон Гамала должен это чувствовать нутром.

– Гот! – крикнул вдруг римлянин из строя. – У вас есть обычай выставлять бойцов для поединка перед сражением?

– Есть! – ответил Эйрих. – Но зачем тратить на это время, когда и так все ясно?

Римлянин не ответил. Видимо, хотел увидеть самого лучшего воина, но не получилось.

Эйрих мог бы отправить Альвомира, чтобы тот убил какого-нибудь римлянина, но римляне могли обидеться на такое и пристрелить невинного бедолагу… Рисковать своим чемпионом Эйрих не захотел, поэтому уклонился от поединка.

После этой короткой переклички римляне закопошились еще активнее, а затем решительно пошли на штурм.

Легионеры построились в стену щитов, отдаленно напоминающую знаменитую «черепаху». Эйрих наблюдал за этим из-за укрытия, но больше отслеживал действия лучников.

– Щиты наизготовку! – приказал Эйрих, когда римляне оказались достаточно близко. – Альвомир!

Здоровяк подошел поближе и поставил перед Эйрихом импровизированный щит из одной створки парадной двери виллы Самароса. Эйрих хотел поставить эту дверь в своей хибаре, потому что она сделана из дорогой древесины, а еще есть интересный орнамент. К двери были приколочены ручки, подходящие под хват Альвомира. Устройство ситуативное, сооруженное под конкретную ситуацию, которую Эйрих заведомо предполагал.

И римляне подтвердили ожидания Эйриха: через каменное ограждение перелетели сначала стрелы, а затем и легионерские дротики. По двери застучало, Эйрих увидел шесть дротиков, пробивших древесину, но не сумевших пройти полностью. На фоне кто-то вскрикнул, но никто и не ждал, что щиты полностью защитят всех.

– Nobiscum Deus!!! – раздалось из-за ограды.

Таким образом римляне обозначили, что бог с ними, а значит, их дело правое.

– Начали! – приказал Эйрих, берясь за деревянную балку, лежащую под ногами.

Каменную насыпь они сделали перед склоном, который сам по себе осложняет штурм. Но это было не все, потому что сейчас сорок человек, включая рабов, взялись за балки, размещенные под насыпью, рванули и обрушили на наступающих римлян небольшой камнепад. Довольно-таки крупные камни покатились по склону. Они не перебьют всех римлян, так как скорость камней низкая, а размер мал, но сумятицу все же внесут. Захрустела и заскрипела древесина, после чего поперечные балки, размещенные под камнями, сдвинули всю каменную массу и осыпали вниз, под ноги римлян.

Плотная атакующая формация, представляющая собой сильно смешавшуюся «стену щитов», явно не ожидала, что настолько большую массу камней можно хоть как-то сдвинуть. Камни опрокинули первые ряды римлян, смешали следующие и полностью остановили штурм. Но это было еще не все…

– В атаку!!! – прокричал Эйрих, вскидывая лук.

Раненые готы, те, кто способен был стоять на ногах и держать оружие, кинулись через остатки насыпи и нанесли удар. Эйрих же открыл огонь по лучникам, с выпученными глазами смотревшим на происходящее безумие.

Встретить противника достойно пораженные каменной лавиной римляне не смогли, поэтому началась бойня, в которой готы рубили не успевших подняться легионеров.

Квестор Тулий Гамала находился в отдалении вместе с небольшим резервом. От него сейчас требовалось принятие срочных решений, но он преступно медлил. Эйрих даже хотел заорать ему, что пора бы вводить резерв, но это бы еще больше насторожило римлянина.

«Лишь бы не скомандовал отступление!» – подумал Эйрих с беспокойством.

Но квестор не подкачал и лично повел резерв для поддержки так неудачно начавшегося штурма.

Эйрих не спешил с сигналом, видя, что обстановка пока что складывается в его пользу: римских штурмовиков удается сдерживать, поэтому выгоднее дождаться полного вовлечения резерва в бой.

Римляне сопротивлялись, пытаясь восстановить формацию и оттеснить готов за остатки ограды. Их воинские качества были на высоте, и Эйрих не сомневался, что его воины после такой неожиданности, как катящиеся со склона камни, пали духом и позволили бы себя убить. Но расклад боя был крайне невыгодным для легионеров, что обусловлено очень нехорошей диспозицией, вынудившей квестора бросить в бой резерв. Бросать резерв в бой – это один из самых худших сценариев, когда речь идет о начальной фазе битвы.

Сам Эйрих в прошлой своей жизни небезосновательно считал, что если обстоятельства обрекают тебя вводить резерв в самом начале схватки – это значит, что противник уже переиграл тебя или ты сам оказался недостаточно компетентен, чтобы вести своих людей в бой.

«Но чего ждать от обычного квестора?» – подумал Эйрих, пуская стрелу в скопление лучников.

В ответ ему летели стрелы, но он вовремя укрывался за удерживаемой Альвомиром дверью, обогатившейся уже на добрый десяток стрел. Эйрих отметил, что стрелы имеют трехгранные наконечники[52]52
  Римляне вообще довольно неплохо соображали, когда речь шла о военном деле, поэтому неудивительно, что они применили вдумчивый подход для решения задачи традиционно низкой бронебойности стрел. Если всякие там варвары считали, что надо сделать стрелу шиловидной, чтобы лучше протыкать покрытых кольчугой противников, то вот римские военные конструкторы посчитали, что этот метод для дегенератов. Они опытным путем установили, что дело не в том, что широкая стрела недостаточно хорошо проходит через броню, а в том, что она легко об эту броню гнется, поэтому большая часть ее энергии переходит в деформацию. Ну и вообще при сгибе или переломе стрелы уже не может идти и речи о пробитии брони.
  Варвары, иногда отличавшиеся обучаемостью, пошли своим путем и где-то с VI–VII века н. э. додумались утолщать и закаливать шиловидные наконечники, что обрело свою кульминационную форму – стрелу бронебойную коническую (англ. bodkin). Проблема этих бодкинов была в том, что при преуспевающих показателях бронебойности эти штуки наносили сравнительно мало ущерба мягким тканям цели. Именно сравнительно мало, потому что грязный кусок железяки в мясе – это все равно очень нехорошо. Впрочем, если шиловидная стрела пробила кольчугу, но зашла неглубоко, то доброму воину она лишь небольшая помеха.
  Римлян это все нисколько не устраивало, поэтому они прорабатывали классическую технологию, что привело к изобретению трехгранных наконечников. За этими наконечниками чувствуется инженерный подход, потому что назначение третьей грани очевидно далеко не всем. Кому-то может показаться, что кровожадные римляне просто хотели причинить своим врагам больше страданий, но этот кто-то будет не совсем прав. Римляне редко что-то делали просто так, и серьезно усложнять производство наконечников исключительно ради мучений противника – это не их метод.
  Третья грань, как уже ясно из вышеописанного в этой сноске, ультимативно увеличивала прочность стрелы и не позволяла ей ломаться или гнуться. Соответственно, такая стрела была способна отлично пробить кольчугу, или что там эти варвары на себе носят, а затем поразить самого варвара, при этом, к слову, причинив ему массу страданий, что выведет противника из строя до конца боя или даже, если ему особо не повезет, насовсем.
  Могут ли очень иммерсивные шиловидные наконечники будущего похвастаться такой же убойностью? Нет. Это не значит, что абсолютно все наконечники римских стрел были именно такими, потому что важно понимать, что не было тогда никаких заводов с ГОСТами и ОТК, но я говорю об их понимании принципа.


[Закрыть]. Сложное изделие, причины изготовления которого Эйриху не совсем понятны. Сам он, осознавая необходимость борьбы с бронированными противниками, использовал шиловидные наконечники, которые его полностью устраивают. Правда, шиловидные часто ломаются, потому что готы делают их как-то неправильно…

Мастерство стрельбы из лука у римлян было слабенькое, где-то на уровне Эрелиевы, которая только на пути становления лучника. Или у них такое считается достойным уровнем, или это какие-то плохие лучники.

Размен стрелами не увлекал, потому что противник слишком сильно уступал Эйриху в мастерстве. Он положил шестерых, прежде чем резерв квестора завяз в бою. Встав за импровизированный щит, Эйрих снял рог и подал протяжный сигнал.

Вновь выходя из-за укрытия, он по касательной поймал стрелу, сильно дернувшую кольчугу. Болезненно, но несмертельно.

– Псиная порода… – озлобленно процедил он и вернулся обратно за дверь.

Альвомир имел отрешенный взгляд, и было непонятно, о чем он думает и думает ли вообще.

«Наверное, мечтает о вечере, когда ему дадут еду и можно будет поспать до самого утра», – предположил Эйрих, обходя гиганта, чтобы выскочить с другой стороны.

Впрочем, необходимости продолжать перестрелку с лучниками уже не было. Ниман Наус показался из леса во главе припрятанного до поры до времени отряда. Прием был банальным, избитым и неоднократно провернутым Эйрихом в прошлой жизни, но он почему-то почти всегда срабатывает.

Вероятно, квестор рассматривал такой вариант развития событий, но отбросил его как маловероятный. Ожидающий своего часа резерв делает такой банальный прием напрочь неэффективным. Но квестор Тулий Гамала недооценил или, наоборот, переоценил Эйриха, поэтому сейчас римляне получат удар в тыл, хотя перед этим умрут лучники.

– Альвомир, пора, – произнес Эйрих.

Здоровяк отпустил импровизированный щит, водрузил себе на голову тяжелый шлем со сплошной кольчужной сеткой, после чего вооружился своим топором и пошел в решительную атаку.

Эйрих, оставшийся без абсолютной защиты, которая побежала убивать все, что не имеет на плече белой ленты, активно задвигался, непрерывно наблюдая за лучниками, которые в запале боя продолжали слать стрелы, но еще не видели угрозу, вышедшую из чащи.

Выпустив еще три стрелы и едва не словив одну, он поместил лук в саадак, подхватил свой щит и извлек топор из поясной петли. Время вступить в рубку, потому что это хорошо для репутации славного воина.

К моменту, когда Эйрих преодолел ограду и вступил в кровавую зарубу, воины отряда Науса уже начали истреблять лучников, ошеломленных ударом с тыла.

Выбрав наиболее безопасного римлянина, Эйрих нанес удар в самый неурочный момент и поразил правую ногу жертвы. Это привело к тому, что уже сражающийся против римлянина Аравиг, раненный в прошлом сражении в левую руку, воспользовался моментом и разрубил своему врагу шею. После извлечения топора из шеи брызнула короткая струйка крови. Аравиг благодарно кивнул Эйриху и кинулся поддерживать сотоварищей.

Римляне грамотно давили во фронт, чтобы расколоть формацию готов, но теперь это имело мало смысла…

Эйрих еще поучаствовал в схватке, попытавшись достать ближайшего для себя римлянина, размахивающего спатой, но финальный удар от воинов Науса поставил точку в противостоянии.

Когда тебя рубят спереди, а потом еще и сзади, очевидно, что дела твои плохи. Несколько групп римлян даже сумели прорваться, не сражаясь, а просто щемясь через толщу, но основная масса полегла под ударами топоров и копий.

Эйрих насчитал человек двадцать, которые сумели сбежать, но среди них не было Тулия Гамалы.

Готы добивали раненых противников и помогали раненым соратникам, а Эйрих искал среди выживших врагов их командира.

– Стоять! – крикнул он, придержав замах топора. – Этого берем живьем.

– Но зачем? – недоуменно спросил Хродсгер, обычный воин, бившийся в отряде Науса. Черноволосый, с простым безбородым лицом, искренне недоумевающим в этот момент. На вид ему зим восемнадцать-двадцать, не больше.

– Потому что это их командир, – ответил ему Эйрих. – Будет неудобно, если мы прикончим его просто так, не выяснив всех сведений. Окажите ему помощь, потащим с обозом домой.

Римский квестор молча смотрел на беседующих готов. Он проиграл, потому что мальчик оказался хитрее. Рядом лежит сломанный меч. Значит, он встретился с Альвомиром. Судя по изгибу правой руки, она тоже сломана: гигант обделен умом, но его дурь компенсирует все.

Квестор молчал, потому что говорить было нечего – все и так ясно, как и говорил Эйрих ранее.

– Сделаем, Эйрих, – кивнул Хродсгер, опуская топор.

Эйрих прошел к Ниману Наусу, весело переругивающемуся с Хумулом.

– А ты, тварь, сомневался, да? – весело оскалившись, Наус гладил свою вспотевшую лысину. – Небось, коленочки затряслись, а?

На лице его свежий неглубокий порез, проходящий через левую щеку, а все лицо в крови, своей и чужой. Схватка была жаркой.

– А кто бы не засомневался, сучий ты потрох? – вопросил Хумул. – Эйрих – этот с конем, уедет так, что потом поминай как звали, а у меня недобитки одни, волчья сыть, ну и рабы еще!

– О, Эйрих! – увидел нового человека Наус. – Ну, тут я тебе скажу! Будь ты постарше, я бы тебя вождем избрал!

– Да, об этом точно надо сложить песню! – поддержал Атавульф, переживший схватку с римлянами. – Есть у кого-нибудь знакомые лидарейсы?

Лидарейсы – это певцы, как правило, странствующие из деревни в деревню, но иногда оседающие в особо крупных поселениях. Эйрих неоднократно слышал о них, но они никогда еще не посещали их деревню без имени.

Теперь-то к ним точно позовут лидарейса, ведь победа пятидесяти готов, половина из которых являлась недобитками, против сотни римских легионеров – это достойная песни история. А еще Эйрих собирался заставить Виссариона записать все подробности в хроники. Ну и самому тоже оставить подробное описание на пергаменте.

В прошлой жизни он не очень подробно делился сведениями о своей жизни, потому что не до конца доверял китайским летописцам, но такого же нельзя сказать о его родных братьях… Тот же Хасар, младший брат Темучжина, когда выпивал в дозволенный день и в дозволенный раз, собирал вокруг себя всех летописцев и начинал вещать о его важной роли в становлении Чингисхана. Ему никто не верил, хотя часть рассказываемого все же была истинной. Но вся изюминка была в том, что ему никто не верил, потому что Хасар был известным на всю державу хвастуном…

Но сегодняшний день был знаменателен не только блестящей победой. Еще они потеряли семнадцать воинов убитыми, почти всех из раненых в прошлом бою, а вдобавок получили еще девятерых новых раненых… Некоторые из раненых не переживут сегодняшней ночи, а кто-то умрет спустя несколько дней, так всегда бывает.

Эйриху не хотелось наблюдать за тем, как освобождают от брони, оружия и ценностей убитых легионеров, поэтому он пошел в лагерь, в котором они теперь просто вынуждены задержаться минимум на несколько дней, а потом уходить, чтобы уйти от возможной римской погони. Кто-то умрет в пути, но тут уж ничего не поделать. Вторую схватку с римлянами они точно не переживут.

– Эйрих! Эйрих! Эйрих! – внезапно заголосили окружающие воины.

– Скажи речь, Эйрих! – призвал его Хумул. – Давай-давай!

Сам Эйрих не ожидал ничего подобного, но не растерялся и быстро забрался на ближайшую телегу.

На шум из-за остатков ограды вышел Альвомир, покрытый свежей кровью. Топор его был безнадежно испорчен, потому что на нем были глубокие зарубины, оставшиеся вследствие того, что римляне пытались блокировать молниеносные и мощные удары Альвомира своим оружием. Вероятно, нескольких трофейных мечей они лишились…

– Кхм-кхм, – откашлялся Эйрих, прочищая горло и собираясь с мыслями. – Сегодня была славная битва, показавшая, что ежели биться с умением, то никакие хваленые легионеры нам нипочем! А теперь главное…

Далее он сообщил во всеуслышание, что раз у них нет тут дружинников, кроме самого Эйриха и Нимана Науса, то дележка добычи будет идти по новому правилу: 3/5 достанется всем воинам, 1/5 – Эйриху, как отцу победы, а 1/5 достанется вождю – Зевте.

Наусу такой расклад не понравился, но Эйрих это предвидел, поэтому даровал ему из своей доли пять хороших кольчуг и пять мечей. Хумулу и остальным отметившимся воинам досталось по мечу и римской кольчуге, тоже из личных трофеев Эйриха. Новая система распределения добычи должна быть внедрена, причем сам Эйрих даже не сомневался, что такой оборот дел придется по нраву Зевте, которому станет даже необязательно лично вести отряды в набеги, чтобы не оставаться внакладе.

Простым воинам, которые и так были в предвкушении богатой добычи с убитых римлян, новость о том, что им на всех достанется 3/5 добычи, что есть нешуточный аттракцион невероятной щедрости, возликовали и призвали Эйриха отпраздновать победу с алкоголем. Но Эйрих это безобразие пресек, решив, что надо есть мясо, пока не остыло.

– На время похода запрещено пить алкоголь! – воскликнул он. – Дома – сколько хотите!

– Это почему? Это как? С какого рожна такое? Мы воевали!!! – начался многоголосый протест.

– Римляне слишком близко! – ответил Эйрих. – Пьяный воин – это не воин, а добыча! Воин во время похода должен быть собран и готов ко всему. Пьяный воин не может быть собранным! Не может быть готовым ко всему! Праздновать нужно в безопасности, дома, когда вокруг все свои, а не лесная чаща, кишащая римскими легионерами!

Тут он дал небольшую промашку, потому что по лицам воинов промелькнула мрачная тень. Каждый вспомнил, что именно дома римляне вырезали дружины и вождей всех окрестных деревень.

– Эйрих говорит дело! – заявил Наус. – Мужи, не пристало нам напиваться посреди чужой земли! Римляне действительно вокруг!

Мальчик благодарно кивнул дружиннику.

«Слушайте, юноши, старика, которого юношей слушали старики…» – вспомнилась Эйриху неуместная цитата авторства принцепса Октавиана Августа.

– Раз ты там уже стоишь! – решил сменить тему Хумул. – Когда следующий поход?

– Давай сначала с этого вернемся! – ответил ему Эйрих, чем вызвал одобрительные смешки окружающих воинов. – Все подойдите завтра с утра ко мне поочередно, я запишу имена ваши и подвиги, чтобы не забыть, когда настанет время для нового похода, собрать вас всех!

– Да!!! Да! Да! Да! – воскликнули воины. – Эйрих! Эйрих! Славный воин! Эйрих! Эйрих!

Посчитав, что на сегодня достаточно речей, Эйрих спустился с телеги и пошел к своему шатру. Надо привести в порядок экипировку с оружием, а также заняться подсчетом трофеев.

26 февраля 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

Шли они тяжело. Людей отчаянно не хватало, чтобы управлять телегами и следить при этом за скотом с рабами. Пришлось привязать рабов к телегам, а скот закрепить в ведение Эйриха и четверых пеших воинов.

Это значило конкретно для Эйриха изнурительные дни, потому что за овцами нужен был глаз да глаз, особенно учитывая, что в лесах, через которые они проходили, водились волки. Семь овец они потеряли именно поэтому, а еще две просто пропали, когда измотанные погонщики на что-то отвлеклись.

И больше всех при виде родных хибар был счастлив именно Эйрих. Дни запутанного петляния по чужой территории, пересечения речушек и пряток по особо густым чащам теперь позади.

– А это еще что такое? – увидел он возле родного дома новое строение.

Со стороны деревни раздавалось мычание и блеяние. Из кустов вышел один из простых готских воинов.

– Никак сам Эйрих? – воскликнул он. – А мы уже и не надеялись!

Усатый, седой, зим пятьдесят… Эйрих видел его раньше, но это было давно.

– Ты – это все охранение деревни? – спросил он у воина. – Тебя как звать?

– Вихрадвин, – представился воин. – А другие в тайнике сидят, я просто навстречу вышел, чтобы узнать, кто таковы и с чем пожаловали.

Он посмотрел на телеги, груженные чем-то явно ценным и полезным, после чего под впечатлением покивал уважительно.

– Ладно, возвращайся на дозор, – сказал ему Эйрих, – а мы пойдем дальше. У нас за плечами две тяжелые битвы, мы устали и заслужили отдых.

– Не буду стоять у вас на пути, – заулыбался Вихрадвин. – Давайте, проходите!

– Постой, – придержал его Эйрих. – А скот откуда? Я слышу мычание коров и блеяние овец.

– А, скот… – Вихрадвин почесал затылок. – Дык с северо-востока приходили торговцы от гуннов.

– От гуннов? – удивился Эйрих.

– Да, скотом торговали, шерстью, – покивал Вихрадвин. – Сразу видно, что добрые люди: дешево все продавали, почти даром…

– Ладно, потом узнаю побольше, – решил Эйрих. – Спокойного дозора тебе, Вихрадвин.

Кочевники прислали купцов, продающих все дешево? Это только у неподозрительных готов может не вызвать никаких тревожных мыслей. Какие же мысли первыми пришли в голову Эйриха? Да это обыкновенная разведка через купцов. Он сам так делал сотни раз, отправляя надежных людей в разные уголки земель. Его купцы доходили даже до сердца земель Индии…

«Эх, жаль, что Индию тоже не успел, – с горьким сожалением подумал Эйрих. – Купцы говорили, что там земли плодороднее, а народ богаче, чем в десяти Хорезмах…»

Но он пресек скорбь о неосуществленных замыслах и делах, которые не доделал, после чего вернулся к гуннской проблеме.

Гунны проверяют новые земли готов, а это значит, что решение о захвате их земель уже почти принято. Не факт, что они совершат большой набег сразу же, как будет принято решение. Кочевники все делают размеренно, они почти никогда не спешат. Потому что земледельцы, как правило, не могут никуда деться со своих земель, а еще они знают, что в конце концов никто не сбежит. Они будут сгонять готов с насиженных земель столько раз, сколько потребуется. Убьют столько, сколько нужно для того, чтобы остатки пошли под руку их правящих родов.

Как знал Эйрих из очень ненадежных источников, когда-то был единый правитель гуннов, в давние времена, но сейчас вся власть сосредоточена в руках некоторого числа знатных родов. Они не делятся ни с кем, как именно устроена их иерархия власти, поэтому готы, всеми считающиеся сведущими по этому вопросу, не могут дать внятного ответа даже на простые вопросы. Например, они не могут ответить на вопрос, кто именно главный у гуннов.

Пока что у Эйриха есть три версии, которые предстоит проверить. Первая: самый главный у них некто Улдин. Это правитель тех гуннов, которые согнали остготов на другой берег Дуная. Это все со слов покойного Бреты. Вторая: самый главный у них некто Харатон. Но этот в паннонских делах лично не участвовал, правда, по сведениям от старейшины Торисмуда, считается аж царем гуннов. Но кочевья этого царя, кажется, где-то далеко на востоке, за морем. Третья: самый главный у них некто Донат. Ходят слухи, что он из римлян или некоего близкого к римлянам племени. Отец Григорий говорит, что это не помешало ему стать риксом, имеющим обширное влияние на остальных гуннов.

Это давало некоторую пищу для размышлений, которую Эйрих уже очень давно переваривает. И есть у него одна пока что приемлемая версия. Что на самом деле у гуннов три больших улуса, где правят три хана.

«Я ведь запланировал разделение своей державы между сыновьями и родичами, – подумал Эйрих. – Значит, здесь мог быть один большой великий хан, который сколотил огромную державу, которая была слишком обширной, чтобы ею мог единолично править какой-нибудь из его сынков. Но должен быть кто-то главный. Я возлагал надежду на Угэдэя, ибо в нем не было слабины Джучи и покладистости Чагатая…»

Ему оставалось только надеяться, что третий сын не подвел его и правил достойно, не растеряв мощь державы.

Вновь одернув себя, Эйрих вернулся к размышлению о гуннах и их правителях.

– Эйрих!!! – выбежала из родного дома Эрелиева.

Обняв сестру, Эйрих тепло улыбнулся.

– Сын! – вышла из дома сдержанно улыбающаяся мать. – Я рада, что ты наконец-то вернулся.

Видно, что кое-что все-таки изменилось дома. Тиудигото вновь на сносях, и скоро следует ожидать появления нового претендента на будущий отцовский престол.

– Рад видеть вас всех, – мягко отлепил от себя сестру Эйрих. – Я тут привез кое-что…