Текст книги "Чингисхан. Сотрясая вселенную"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

«В деревне надо зайти к кузнецу и заказать нормальные стремена, – пообещал он себе. – Сбрую, конечно, самому придется делать».

Проблема решаемая, ничего сложного в этом нет. Можно было и в Афинах заказать, но это время, а еще пришлось бы объяснять кузнецу весь смысл, что может повлечь за собой неприятные последствия: крошечный шанс, что римляне воспримут новинку, и она им понравится.

В настоящий момент проблему не решить, поэтому Эйрих перестал ее обдумывать и вернулся к чтению пергамента «Тактика» Флавия Арриана. Арриан, как известно из труда Марцеллина, был наместником в провинции Каппадокия, что сравнительно недалеко от Фракии, что на востоке от Ахейи.

У автора «Тактики», как успел понять Эйрих, большое внимание уделено македонской фаланге, казалось бы, устаревшей к нынешним временам. Только вот Эйрих знал контекст, который ему любезно предоставил Аммиан Марцеллин: Флавий Арриан сильно переживал по поводу парфян, славных своей тяжелой кавалерией, неоднократно наносившей сокрушительные поражения римлянам, поэтому пребывал в постоянном поиске рецепта для противодействия мощным лобовым ударам катафрактариев. И ответ он попытался найти в прошлом. Пока неясно, сумел ли Арриан разработать что-то дельное, но Эйрих собирался это выяснить.

Нетерпение, которое он испытывал все прошедшие дни, удовлетворенное лишь после начала чтения пергамента, привело к мысли, что он больше не сможет жить без книг. Теперь Эйрих понимал всех записных книгочеев в Китае, в Хорезме, всех ученых мужей, встречаемых на пути: книги – это алкоголь для разума. Удовольствия много, но если «перечитаться», то потом страшно болит голова…[50]50
  О головной боли после чрезмерного чтения: напоминаю, что деление слов пробелами в Западной Европе было начато в VII веке н. э., но это примерно и не точно. По другим данным, осторожно начали делить слова где-то с V века н. э., причем не одномоментно, а спорадически, где каждый изгалялся по-своему: где-то писали с неуверенными пробелами, а где-то писали сплошным текстом. Вероятно, старые труды должны были быть со сплошным текстом. Приноровиться к такому тексту, конечно, можно, но это все равно неудобно. И тут уважаемый читатель спросит: «Если неудобно, то зачем они продолжали писать слитно?» Бумажных фабрик еще не открыли, поэтому писали на пергаментах и папирусах. Папирус производили из сыти папирусной, которая растет далеко не везде, а пергамент – это выделанный кусок телячьей кожи, поэтому стоит больших денег. Тот же Эйрих, когда отдавал за научные труды свои кровные, отдавал не столько за само содержимое, сколько за то, на чем все это дело написано.
  И вот в этом проблема.
  Античный писарь спрашивает: «тратить полезное пространство дорогостоящего куска кожи или папируса, который вообще золотой, на какие-то пустые места? Серьезно?!» В общем-то, сплошные тексты тогда были… сплошь и рядом. И очевидно, что можно сломать мозг, вычленяя отдельные слова из таких строк.
  А еще ведь бывает, что разные слова, соединяясь между собой, формируют другие слова, поэтому надо внимательно вчитываться, а иногда может показаться что человек пишет некую ерунду непонятную и нелогичную. Да, привыкнуть можно, ведь некоторые ногами ложку держат, но зачем? Впрочем, у Эйриха нет другого выхода.
  Например, оригинальный текст Цезаря Г. Ю. был без пробелов, но современная перепечатка делает его более или менее разборчивым, а вот когда это пишут или переписывают от руки, начинается форменный беспредел. И чем дальше в Средневековье, тем хуже обстоят дела с пергаментами, поэтому текст уменьшают и сужают, но потом кто-то перестал терпеть и внедрил пробелы. Мы точно не знаем, когда точно это произошло, потому что в Темные века было плохо с письменными источниками, и дошло до нас немногое.


[Закрыть]

«В отличие от обычного алкоголя, книги приносят пользу», – подумал Эйрих, чуть отвлекшись от чтения.

Пока светло, ему нужно успеть прочитать больше, чтобы обдумать мысли Арриана и усвоить их.

«Гунны сражаются преимущественно в седле, – размышлял Эйрих. – Но под их властью много народов, сражающихся пешими. Те же готы, что ушли под руку захватчиков, у них есть конница, но основное войско будет биться на своих двоих».

Следует знать, что на тяжелую кавалерию полагаются как гунны, так и восточные римляне. И еще вестготы. В возможность сформировать из готского воинства македонскую фалангу Эйрих не верил, но нужно какое-то решение… Возможно, Арриан придумал что-то, но чтобы узнать это, надо прочитать и тщательно обдумать его труд…

– Эйрих! Дозорные видят отряд в сотню римлян на тракте! – крикнул ему Хумул. – Что-то вынюхивают рядом с трупами разбойников!

Бывший охотник стоял у импровизированного каменного заграждения. Там же находился только что прибывший посыльный от дозорных.

– Полная тишина в лагере! – вскочил Эйрих. – К оружию все, кто может его держать!

Прибытие отряда римлян – это безоговорочное доказательство того, что власти Афин прекрасно поняли, что произошло на вилле Самароса и отправили погоню.

«Хотя, может быть, они подумали, что это рабы убили хозяина и бежали, такое ведь случается сплошь и рядом, – пришла в голову Эйриха мысль. – Хотя какая разница? Против сотни римских легионеров мы просто так не выстоим…»

– Что будем делать, Эйрих? – спросил обеспокоенный Ниман Наус.

– Ты, Хумул, остаешься здесь, за оградой, со всеми ранеными, которые могут стоять и держать оружие, – выработал решение Эйрих. – Наус, ты берешь всех здоровых и отходишь прямо сейчас поглубже в чащу, что к югу от нас. Я же буду действовать один, но возьму с собой сигнальный рог…

19 января 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, в некоем ущелье, где скрылись неизвестные

Тулий ехал во главе походной колонны и внимательно поглядывал по сторонам. От рабов не стоит ждать подлого нападения из засады, но опыт сражений в V легионе научил его, что случается всякое. Поэтому два десятка движутся отдельно от основной центурии, чтобы в случае чего ударить атаковавшему из засады противнику в тыл или во фланг. Декан Александр – компетентный командир, поэтому не подведет. Впрочем, Тулий не особо верил в реальность засады от беглых рабов.

Но нестыковки в этом деле его очень беспокоили. С варварскими разбойниками воевали точно не беглые рабы. Осмотр тел показал, что все убитые варвары. Ни одного грека или римлянина, определялось это, как правило, чистотой тел. Варвары, как известно, если и моются, то далеко не все, ибо у них нет для этого возможности, особенно когда они долгое время пребывают в лесу. И все убитые грязны телом, бородаты, вонючи, причем не только трупной вонью. Это варвары.

Можно подумать, что беглые рабы, наткнувшись на варваров, перебили всех, а затем забрали с собой тела своих погибших. Это звучало как бред, потому что они в бегах, у них просто не должно быть на это времени. А еще их должно быть максимум человек сорок, а следы указывают на сотню, еще и при скоте.

И Тулию следовало подумать, что это вообще какой-то другой отряд, если бы следы не говорили о том, что все эти люди вместе со скотом вышли из виллы Самароса. Головная боль, а не расследование.

Раздраженно потерев гладко выбритый подбородок, Тулий обвел взглядом окружающий лес, а затем увидел мальчика на белом коне. Причем его взгляд сначала скользнул мимо, но затем вернулся, когда разум зафиксировал нестыковку в общей панораме.

Мальчик сидел в седле, пристально смотря прямо на Тулия. Рост мальчика, если примерно, где-то пять футов, волосы светлые, глаза… Кажется, голубые. Облачен в кольчугу, шлем, вооружен луком. Колчан держит на гуннский манер, на правом бедре, а не за спиной.

– Тревога! Оборонительное построение!!! – спохватился Туллий. – Живее, вы, бестол…

Мальчик вскинул лук и произвел выстрел. Квестор, будто в замедленном мире, проследил весь полет стрелы, понимая, что не успевает поднять щит. Стрела врезалась ему в левое плечо, аккурат над щитом, под кольчужный наплечник.

– Застрелите его… – произнес квестор, ощущая острую боль в руке.

Всадник, совершенно безэмоционально оценив результат стрельбы, поморщился, после чего развернул коня и ускакал прочь.

Глава восемнадцатая. Без выхода

19 января 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, в некоем ущелье, у лагеря Эйриха

Мчаться через лес во весь опор – это плохой план, поэтому Эйрих не спешил. А если знать, что ему нельзя исчезать с глаз римлян, то тем более надо было изобразить спешку и стремление скрыться, но одновременно с этим не скрываться из виду.

Время от времени Эйрих аккуратно разворачивался в седле, чтобы сделать вид, будто собирается пустить стрелу в преследователей. Но нет, стрелы ему было жалко, поэтому столь напрасно он их расходовать не собирался.

Римляне шли за ним, пытаясь поддерживать плотную формацию, а затем на определенном этапе отстали.

«Подумали, что я веду их в засаду, – мысленно предположил Эйрих. – Их командир далеко не дурак…»

Решив, что так дело не пойдет, Эйрих двинул Инцитата по дуге, чтобы обогнуть местоположение римлян и зайти к ним с тыла.

Ему было жаль, что не удалось свалить их командира. Стрела попала, куда он хотел, но броня оказалась слишком крепкой. Шилообразный наконечник должен был пройти через кольчугу и пригвоздить руку к туловищу, чтобы римлянину было чем себя занять помимо командования своей сотней, но не получилось, поэтому Эйриху оставалось лишь искренне расстраиваться от неудачи и мысленно обещать римлянину скорую смерть.

Римские лучники, коих в отряде было человек двадцать, не успели ничего предпринять, когда Эйрих осуществил атаку, так как лишь несколько лучников имели готовые к бою луки, но даже они не успели взять прицел и выстрелить по коннику.

Качество лучников у них оставляет желать лучшего, что неудивительно, ведь они не живут этим так, как Эйрих. Когда лук – это инструмент для выживания, показатели меткости и скорости стрельбы являются совершенно иными…

Объезжая римлян, Эйрих, неожиданно для себя, наткнулся на еще один отряд. Двадцать римлян двигались параллельно своим соратникам и тоже оказались удивлены неожиданной встречей.

– Взять его!!! – закричал командир этого отряда.

Он был облачен в чешуйчатую броню с кольчужными наплечниками и сияющий серебром шлем с навершием из красных перьев. В руках его были короткий меч и овальный щит белого цвета, как и у остальных в этой двадцатке. У них не было лучников, что являлось приятной новостью для Эйриха.

Пока никто не спохватился, он вскинул лук и послал стрелу в самого ближнего к себе легионера. Попадание пришлось в правое бедро, хотя Эйрих целился в паховую область как наименее защищенную. Жертва пронзительно заорала от неожиданной боли и упала на желтую лесную листву. Остальные живо смекнули, что дело приняло серьезный оборот, и закрылись щитами.

Эйрих развернул коня и поехал прочь. И это было очень вовремя, потому что рядом с его головой с воем пролетело что-то металлическое и острое. Развернувшись в седле, он увидел, что легионеры замахиваются в его сторону маленькими дротиками[51]51
  Плюмбата (plumbata от plumbum – «свинец») – короткий дротик, утяжеленный свинцовым грузилом. Также известна как martiobarbula – «марсова колючка». Дротик появился на вооружении позднеримских легионов ближе к IV веку н. э., но это не точно, потому что в данном суждении историки опираются на самый ранний источник, описывающий это оружие.
  Есть версия, что его изобрели древние греки городов-государств 500-х годов до н. э., после чего технология дошла до римлян через Пунические войны, но доказательств этой версии я не нашел. Просто представьте себе, что штука, летающая в шесть раз дальше, чем пилум (а пилум метали максимум на 10-12 метров), почему-то не нашла отклика в сердцах римских легионеров и стала востребована только под закат Западной Римской империи… Даже звучит как бред.
  Представляла эта штука собой короткий дротик от 9 до 27 сантиметров, массой от 130 до 350 грамм. Легионеры брали в бой по пять штук, используя их против вражеской кавалерии и пехоты вроде дешевого и ограниченного аналога ауксилии лучников. Но чем всех не устраивали пилумы? Я могу назвать три причины: первая – это вес снаряда, вторая – эффективная дистанция, ну и третья причина – это себестоимость пилума.
  Законы баллистики безжалостны, и они говорят, что из-за трения снаряда о воздух происходит напрасная трата энергии броска, что снижает убойную силу этого снаряда до неприемлемых значений (по мере удаления от метателя, разумеется). Чтобы хоть как-то преодолеть эту проблему, можно увеличить массу снаряда (эта проблема из современной нам баллистики никуда не делась, поэтому современные конструкторы патронов тоже извращаются как могут, когда им надо сделать дозвуковые патроны с достаточной поражающей способностью), но это ведь почти всегда влечет увеличение площади снаряда, что усиливает сопротивление воздуха и вновь приводит к быстрому расходу энергии броска.
  И тогда некий неизвестный гений, вероятно, сказал: «А что, если приделать к маленькому дротику свинцовый шарик?» Собственно, тогда-то и появилась плюмбата, представляющая собой крючкообразный наконечник, приделанный к короткому древку, снабженному свинцовым шариком и перьями-стабилизаторами. Соответственно, размеры этого дротика были компактными, а эффективная дальность оказалась существенно выше, чем у архаичного пилума. А еще они были очень технологичны в производстве, расходуя существенно меньше металла.
  Как мы знаем, пилумы имели длинный наконечник (что-то в диапазоне от 60–100 сантиметров с диаметром около 7 миллиметров, но эта информация из энциклопедии Сытина 1911 года, поэтому за достоверность я не отвечаю) из относительно мягкого железа. Это является невиданной роскошью, если смотреть на такой наконечник на фоне тотального упадка металлургии позднеримских империй. Плюмбаты просто обречены были стать заменой пилумам. Только вот их применяли лишь в позднеримский период и в Раннем Средневековье, после чего они вышли из употребления и оказались преданы забвению.
  Помня о том, что позднеримские легионеры применяли плюмбаты преимущественно против варварской кавалерии, а также о том, что в Средневековье возникла и расцвела феодальная кавалерия… Неудивительно, что плюмбаты исчезли.


[Закрыть]. Тут расстояние шагов восемьдесят, поэтому он сильно сомневался, что у них что-то получится, но рисковать Эйрих не стал и ускорил лошадь, чтобы удалиться от неожиданно опасных римлян подальше.

Комит Иоанн Феомах, до сих пор сидящий в тюремной яме под деревянной решеткой, говорил что-то о дротиках на вооружении легионов, но при германской ауксилии ничего подобного не было. И вот оно, неожиданное знакомство Эйриха с чужим оружием.

У Октавиана и Марцеллина было написано только о пилумах, длинных дротиках, предназначенных для порчи щитов супостатов. Но эти…

«Придется бить с дистанции, а это большой расход стрел», – пришел к неутешительному выводу Эйрих. Но выбора нет, надо трепать их так, чтобы они разозлились и захотели отомстить.

Выбрав относительно свободный от деревьев маршрут, он пустил Инцитата трусцой и начал выбирать наиболее подходящую цель для следующей стрелы.

Римляне же, руководимые своим командиром, построились в стену щитов и не ждали от Эйриха ничего хорошего. Раненый лежал в глубине строя и кричал (похоже, ему экстренно извлекали стрелу из ноги). Только вот наконечник держится на добром слове Эйриха, впрочем, как и у остальных лучников. Поэтому единственный способ извлечь его – это протолкнуть стрелу дальше. Или у римлян нет опыта ранений стрелами, или раненый воет сам по себе.

Из-за особенности построения на скаку попасть можно разве что, в чей-то щит, поэтому Эйрих остановил Инцитата и вскинул лук. Шестьдесят шагов… Могут докинуть свои дротики…

«Делаешь – не бойся, боишься – не делай», – подумал рискующий Эйрих.

Он выпустил три стрелы, две вонзились в щиты, а третья проникла куда-то между щитами, с неизвестным результатом. С фланга построения выскочило трое легионеров, замахнувшихся для броска. Эйрих выпустил по ним одну стрелу и дернул Инцитата в рывок. Стрела попала в грудь ближайшего метателя, остановив его бросок. Остальные метнули в сторону Эйриха свои дротики, но результата это не принесло.

Теперь они достаточно злы. Эйрих поехал прочь, продолжать свой обходной маневр.

– Гунн, мы найдем тебя!!! – донеслось до него со стороны римлян.

Эйрих даже не сомневался, что найдут.

По лесу на коне скакать неудобно, рискованно, но Эйрих в бою, поэтому вынужден немножко рисковать.

Минут десять спустя он оказался в тылу римского строя, решившегося наконец-то двигаться следом за ним. На этот раз их командир выставил по десятку в авангарде и в арьергарде.

Все лесные птицы давно уже убрались подальше от людей, решивших перенести свои разборки поглубже в лес, тишина прерывалась лишь шагами многих десятков людей, лязгом металла, руганью и командами.

Эйрих замедлил шаг коня, приблизился на минимальное расстояние к арьергарду, поглядывающему по сторонам, но почему-то не назад, после чего начал беглую стрельбу.

Три стрелы из восьми нашли свои цели в спинах римских легионеров, после чего Эйрих вновь подстегнул коня и поехал на левый фланг основного отряда, чтобы достать хоть кого-то из лучников.

Лучники уже были готовы, стояли с надетыми тетивами, но Эйрих благодаря потрясающей скорости Инцитата успел сделать свое черное дело быстрее: всего три стрелы в лучников, и этого хватило для поражения двоих, всего пять стрел в ответ, и все мимо.

Умчавшись вперед, Эйрих уже скрылся среди деревьев окончательно. Они достаточно злы, чтобы начать преследование. А что им еще теперь остается?

Проскакав по очередному, заранее продуманному, маршруту, Эйрих выехал к импровизированному укреплению и проехал в проем.

– Как там? – окрикнул его Хумул, стоящий за каменной насыпью.

Эйрих спешился и передал бразды Инцитата Виссариону.

– Поводи его по лагерю, – сказал он рабу. – Пусть успокоится.

– Да, господин, – поклонился Виссарион и повел коня в северную часть лагеря.

Сам же мальчик направился к Хумулу, ожидающему его у насыпи.

– Пострелялся с двумя отрядами римлян, – сообщил Эйрих. – Они отправили один отряд из двадцати легионеров чуть стороной. Подстрелил парочку.

– Ты один выехал на двадцать легионеров?! – воскликнул Хумул, выпучив глаза. – Ты с ума сошел?!

– Таков был план, – пожал плечами Эйрих. – То есть план был выехать на сотню легионеров, но они разделились, поэтому я действовал иначе. Сначала я подстрелил пару легионеров из двух десятков, а потом объехал основной отряд и подстрелил парочку из них.

– Ты безумец, Эйрих! Ха-ха! Безумец! – рассмеялся Хумул. – Хочешь войти в историю как Эйрих Безумный?!

– Я почти ничем не рисковал, – сказал на это Эйрих. – У них плохие лучники, которые не могут быстро отвечать на угрозы. Я мог бы трепать их отряд хоть часами, но это ненужный риск. Скоро они будут здесь. Все готово?

– Да, мы собрали все и поставили на места, – кивнул Хумул. – Мы что, всерьез будем биться против сотни римлян?

– А ты как думал? – поинтересовался Эйрих.

– Я думал, что ты уведешь их подальше, а потом мы отступим… – поделился своими мыслями бывший охотник.

– Сам в это веришь? – спросил Эйрих.

– Да, выглядит, как свежее волчье дерьмо, – согласился Хумул. – Но я не вижу других способов выбраться из этого переплета.

Эйрих почувствовал фальшь в его словах.

– Ты так не считаешь, – уверенно произнес он.

В его словах было не утверждение, а констатация. Хумул недовольно поморщился, поняв, что Эйрих ему не поверил.

– На самом деле я подумал, что ты бросаешь нас, – признался бывший охотник. – Отводишь всех не раненых, а сам привлекаешь сюда римлян, чтобы они потратили время на наше убийство…

– И расстаться со сверхценными грузами? – недоуменно посмотрел на него Эйрих. – С овцами, лошадьми? Шерстяной тканью? Нет, мы будем драться за свое.

Если бы не грузы, он бы всерьез рассмотрел вариант, где они бросают раненых на смерть. Рассмотрел бы и отверг. Такие поступки – это очень плохо для репутации удачливого воина.

– Но воевать против центурии римлян – это же настоящее самоубийство… – как-то слегка потерянно произнес Хумул.

– Самоубийство – лезть в чащу, где находится гот Эйрих со своим воинством, – недобро усмехнулся мальчик. – Все по местам, они скоро будут здесь.

– Ты точно безумец… – прошептал Хумул.

– В конце дня ты скажешь, что был неправ, – заявил Эйрих, а затем оглядел раненых воинов, разбредшихся по лагерю. – Чего стоите?! По местам все!

Римляне прибыли на место предстоящей схватки спустя пятьдесят с лишним минут. Их командир явно ждал какой-то хитрой засады, поэтому они шли очень медленно, прощупывая каждый куст на предмет спрятавшихся в нем готов.

Увидев импровизированное укрепление, препятствующее быстрому и эффективному штурму, римляне выставили охранение и построились в четырехстороннюю оборонительную формацию. Командир римлян, судя по всему, предположил, что его могут атаковать с любой стороны.

«И правильно предположил», – подумал Эйрих, выглядывая из-за каменной насыпи.

Перед командиром римлян, к слову, все так же разъезжающему на коне, стояла задача штурма паршивенького, но укрепления, причем с постоянным риском удара в тыл. Эйрих не считал противника дураком, поэтому полагал, что тот догадывается о некоем подлоге.

Задача сложная, неоднозначная, откровенно дурно пахнущая, но решать ее он вынужден, потому что просто так отступать ему нельзя, ведь это будет значить, что его люди были ранены или убиты совершенно напрасно. И в осаду он взять ущелье не может, потому что его отряд не готовился к осаде, а гнался за рабами или кем-то еще. И Эйрих не сомневался, что командир центурии обречен штурмовать их заграждение, потому что нет других вариантов.

Наус ушел на предел слышимости, чтобы явиться по первому зову рога. Следы они тщательно замели, поэтому римляне не сумеют понять, что именно тут не так.

– Я хочу говорить! – донеслось со стороны римлян.

– Так говори! Кто тебе мешает? – крикнул Эйрих в ответ.

– Ты тот сукин сын, стрелявший в нас из лука? – донеслось от римлян.

– Будешь грубить – затолкаю тебе в глотку стрелу! – ответил Эйрих.

– Ты кто такой? – крикнул некий римлянин.

Вероятно, это был сам командир.

– Я – Эйрих, сын Зевты! – представился Эйрих. – А ты кто такой?

– Квестор Тулий Веннон Гамала! – представился римлянин. – Зачем ты напал на нас?

– Ты пришел по нашим следам – значит, ищешь именно нас! – ответил Эйрих. – Сотня воинов не будет искать людей по следам с мирными намерениями!

– Я ищу рабов, убивших Фотиса Самароса! – крикнул Гамала.

– Тогда ты зря ищешь этих рабов! – ответил ему Эйрих.

– Почему? – с недоумением в голосе спросил квестор.

– Потому что этого старого педераста убил я! – ответил Эйрих. – И это создает между нами нерешенную проблему!

– Тут ты прав! – крикнул Тулий Веннон Гамала. – Как будем решать эту проблему?

– Это твое дело! – заговорил Эйрих. – Но я, окажись на твоем месте, просто бы ушел! Если потеряешь в этом неудобном штурме слишком много воинов, а ты потеряешь, тебе этого не простят! Никакой дальнейшей карьеры, квестор Гамала!

Магистратуру Эйрих знал настолько хорошо, что мог бы эффективно занимать должность того же квестора или эдила. Марцеллин критиковал магистратуру Римской республики, а Октавиан, наоборот, сильно хвалил, считая принципатскую магистратуру достойным преемником республиканской. И эти двое не любили бросаться словами просто так, поэтому подробно описывали, что именно им нравится или не нравится.

Эйрих же считал, что система магистратуры хорошая, но не без недостатков. Есть что улучшать, есть что уничтожать без сожаления. Главный недостаток – корыстная заинтересованность должностных лиц. Коррупционная составляющая была настолько большой, что даже в китайских державах чиновники не смели воровать настолько нагло и беспринципно. Марцеллин пишет о вопиющих случаях, происходивших в некоторых провинциях запада. Хищения там бывали троекратными. И нет, это не ошибка: император выделяет средства, средства полностью разворовываются еще до того, как покинули Равенну. Император карает кого-то, а затем снова выделяет средства, их снова столь же нагло и почти в открытую разворовывают. Кого-то карают, кого-то казнят, затем деньги наконец-то покидают Равенну… чтобы быть большей частью разворованными в целевой провинции.

Но провинциальной власти все-таки надо как-то отчитываться за освоение средств. Они пишут доклады о впечатляющих успехах, от которых император должен воодушевиться. Но это не отменяет поборы по инициативе провинциального губернатора, чтобы возместить уже благополучно и бесследно украденные деньги. На табулах что-то ведь должно быть возведено или реконструировано, потому что у каждого губернатора есть тысячи злопыхателей, которые хотят на его место. И поэтому в бумагах все должно быть отлично. Ну и о себе, родимом, забывать нельзя. И так столетиями…

Как это касается карьеры квестора Тулия Веннона Гамалы? А напрямую. Даже квестором хочет стать много кто. Гамала обязательно заплатил кругленькую сумму, чтобы занять эту должность в провинциальной магистратуре, поэтому ему следует руками и пальцами ног держаться за эту должность, просто чтобы не потерять вложенные средства, не говоря уже о том, чтобы возместить их многократно, к чему он однозначно стремится.

Потеря, скажем, половины центурии на задании, где всего-то и надо было поймать беглых рабов, – это несмываемое репутационное пятно. Поэтому он сейчас в глубоких раздумьях. И пусть думает. Крепко.

– Но какое тебе дело до моей карьеры, если ты умрешь в этой битве? – задал вопрос квестор.

– Если! – ответил Эйрих.

После этого лаконичного ответа в стиле древних спартанцев он счел переговоры оконченными и направился проверять результаты работы раненых и рабов. Насыпь – это ведь даже не начало обороны Эйриха…

19 декабря 407 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, в некоем ущелье, у лагеря варвара Эйриха

Тулий с ненавистью сплюнул, посмотрев на насыпь из среднеразмерных камней. Деканы Александр и Гней уже обнюхали это ущелье со всех сторон. Вход только здесь. Или лезть на скалы, чтобы потерять некоторое количество людей еще до начала штурма. А людей слишком мало… И неизвестно, сколько именно там варваров…

Тулий не сталкивался ни с чем подобным никогда в жизни. В легионе все было понятно: твоя служба заключается в исполнении приказов. Никогда он не оставался абсолютно один, мечась между неоднозначными решениями, когда одно хуже другого. Этот Эйрих вроде бы сопляк сопляком, но ведет себя как опытный командир.

«У него все это не просто так, – пришла в голову Тулия догадка. – Похоже, его воины сильно пострадали во время стычки с другими грабителями, поэтому он был вынужден искать временное убежище, чтобы раненые могли немного оклематься. Но он предвидел, что будет погоня, поэтому разместился не посреди леса, как сделали бы другие варвары, а выбрал наиболее подходящее для обороны место».

Клубок начал распутываться. Тулий погладил шрам на тыльной стороне ладони. Стрела пробила кисть насквозь. Было больно, но еще больнее было, когда соратники пилили древко этой стрелы.

«Проклятый богом лучник… – с ненавистью подумал Тулий, имея в виду и германца, и Эйриха, варвара пока что непонятного племени. – Так, у него раненые воины. Расчет его строится на том, что мне невыгодно пытаться штурмовать вход в ущелье? Нет, он буквально приманил нас сюда. Непохоже, что он настроен решить дело миром. Но если поразмышлять, то мы бы все равно нашли их по следам. Почему он рискнул и выехал нас отстреливать? Потрепать?»

Вопросы, вопросы, вопросы… Тулий никогда не умел думать за своих врагов, но всегда пытался. Иногда даже получалось.

Что бы он сделал, окажись в положении этого Эйриха? Он бы позаботился о том, чтобы еды хватило надолго, ведь осада… Тут Тулию захотелось шарахнуть себя по голове: никакая осада невозможна, потому что у римлян совсем нет припасов. То есть Эйрих знает, что у Тулия есть только один вариант – штурм. И выходит, что подумать за варвара Тулий не смог.

«Нет, нельзя сдаваться слишком быстро, – приструнил он сам себя. – Время играет на стороне варвара, но это стало понятно сразу. Штурм этот Эйрих может и не пережить, потому что часть его воинов ранена. Это значит, что не так уж все и плохо».

Если бы Тулий был на месте варвара, стал бы он отвечать на попытку переговоров? Да, стал бы, потому что игнорирование выглядело бы как страх и слабость. Это недопустимо не только перед врагами, но и перед своими. Значит, ход мыслей Тулия тупиковый и ни к чему полезному не ведет. Если бы Тулий был на месте варвара, ставил бы он все на одно сомнительное действо? Нет, не стал бы, потому что это слишком ненадежно. Значит, точно есть что-то еще.

«Делить войска – это безумие, – сразу же подумал Тулий. – А если поразмыслить… Нет, не похож этот варвар на способного рискнуть всем ради крохотного шанса на победу».

Все варвары за корявой каменной стеной, ждут начала штурма. Но два десятка Тулий все же оставил в резерве на непредвиденный случай.

«Надо брать, – решил для себя квестор. – Варвар слишком много о себе возомнил и считает себя хозяином положения».

Легионеры ждали команды.

– Готовиться к штурму, – распорядился Тулий.

Другого выхода просто нет.