Текст книги "Под маской ангела (СИ)"

Автор книги: Нари Орлан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Глава 28. Лео

Знаю, она хотела бы меня избить, отомстить, как и остальным. Но не могла. Как бы ни делала вид, что меня ненавидит, ее дар, который не пробуждался в моем присутствии, был немым свидетелем наличия чувств.

Однако это не мешало ей убивать меня словами.

Когда ее увидел, сжал в объятиях, на несколько мгновений почувствовал себя самым счастливым и богатым человеком в мире. Едва не задушил ее от нахлынувших чувств – меня самого они едва не задушили. Но потом эта Светлана со своей чепухой, добавился отец с «радушным» приемом, но хорошо, что он увел ее в дом и оставил нас наедине. Майя даже не смотрела на меня, когда я на скорую руку оформил все свои мысли в незамысловатое: «Прости меня… Я дурак»

– Я тебя не собираюсь прощать. Никогда.

Точно удар ниже пояса. Контрольный с ноги в голову. И еще, кажется, каблуком прямо в грудную клетку – потому что дышать стало нечем. Кроме того, что-то содрогалось внутри, там, куда не достают ничьи удары, только жестокие слова.

Лучше бы она меня зверски отметелила – не так было бы адски больно.

А на что я, собственно, надеялся? Что она зацелует меня, когда увидит? За то время, пока ее искал, беспокоился лишь о том, где она и как она, а не о том, что буду делать, когда ее найду.

И теперь страдал в растерянности. Говорил ей что-то, но она не хотела меня слушать. Я чувствовал, как ее распирает от желания свалить, спрятаться обратно в свою норку, лишь бы меня не видеть – уйти от всего мира, бросить всю свою прежнюю жизнь, отказаться от профессии фотографа и консультанта по шоппингу, лишь бы я ее не нашел. Столько усилий, чтобы спрятаться от чувств.

Так же, как я прежде чуть не отдал Командиру двадцать миллионов рублей и не уехал неизвестно куда в командировку, лишь бы не видеть ее. В тот момент, когда понял, что собираюсь сделать подобное впервые в жизни, осознал, насколько все серьезно – насколько катастрофично и безвозвратно я влип.

Она любит меня намного сильнее, чем я думал. Радоваться бы этому, но… эти же сильные чувства и являлись причиной ненависти и злости.

Что мне сделать, чтобы она вновь смотрела на меня с нежностью в глазах? Что сказать, чтобы не хотела уйти? Казалось бы, я не обычный человек. У меня много денег, связей, а в теле живет дар, дающий уйму удивительных способностей. И сейчас, стоя перед девушкой, каждое слово которой бьет больнее стального кулака, я бессилен. Все мои попытки оправдаться казались жалкими. Но я не мог так просто сдаться. Наручники, сковывающие наши запястья, это лишь гарантия того, что у меня пока есть шанс все исправить, что она не исчезнет в тот миг, как я просто моргну. На самом деле никто не будет привлекать Майю к суду за совершенные преступления. Пока у ресемитора не стоит блок на даре, ему многое прощают. Ведь дар сильно влияет даже на принятие решений, особенно когда они касаются обидчиков ресемитора.

Да, я, когда обещал заступиться перед Командиром, приврал. Причем не умышленно, сгоряча. Хотел, чтобы Майя нашла хоть одну причину остаться рядом. Но, похоже, ее не страшило обвинение… либо она надеялась ускользнуть и не дать себя отвезти в Лагерь.

Вон как взбунтовалась, когда почувствовала поддержку какой-то знакомой старушки, которая непостижимым образом появилась в доме.

Я был готов всем и каждому доказать: ни за что не сниму с Майи наручники. Пусть считают меня, кем хотят. И уже собирался сию секунду везти Майю в Лагерь, но Светлана Иннокентьевна вместе с отцом порвала все планы. Свалила на наши головы столько шокирующей информации, что даже я растерялся.

«Как удержать рядом Майю и что сделать, чтобы она простила меня?» – единственные вопросы, над которыми собирался думать все время, пока их не решу. Меня больше ничего не волновало. Исповедь Светланы хотелось просто засунуть в коробку и отложить на потом, чтобы переслушать на досуге и сделать выводы. Заодно и этот чертов тест ДНК.

Да мне, если честно, даже было похер, чей я сын! У меня давно была другая семья – мой Лагерь. Может, потом во мне что-то дрогнет и я по-иному на все взгляну, но сейчас все мое внимание было обращено только к Майе, только к ней.

Чья она дочь – тоже наплевать. Главное, она здесь, рядом, ее тонкие пальцы переплетаются с моими, она смотрит на меня своими большими карими глазами. Пусть с ненавистью, обидой, злостью, но я все готов отдать, лишь бы только она всегда оставалась рядом.

Мне нужно было сразу уводить ее оттуда, но кто знал, что отец хранит столь чудовищные откровения. Я посылал их мысленно на хер, как бы они ни пытались взорвать мой мозг. Самоубийство? Отец считал, что сделал благородный поступок в отношении меня? Зря. И теперь, раскрыв страшную правду, собирался вытянуть меня на сочувствие? Зря. Мне похер. Что бы он ни сказал, все равно останется ее убийцей. Ничего не изменится. Для меня ничего не изменилось, лишь появилось дикое желание съездить ему по морде за то, что он так легко сказал об этом в присутствии Майи.

У меня чуть крыша не поехала, когда она просто тихо отключилась и долго не приходила в себя. Хватит с нее общества этих безжалостных, беспринципных людей. Уже довели до ручки.

Я решил переночевать в этом доме лишь потому, что ей нужно было прийти в себя. К тому же я хотел спокойно поговорить, попытаться найти слова, которые хоть немного расположили бы ко мне.

Но я точно бился головой о стену.

– Мое прощение не продается. – И это было сказано всего через полминуты после того, как я искренне признался в любви.

Нет, в этот раз она не ударила меня. Она показала, что на самом деле я чертовски беден. Что мои деньги, которые я заработал честным трудом, на самом деле ничего не стоят.

– Понимаю, ты, скорее всего, восприняла мой денежный конверт как оскорбление. Но не думай, что я всем подряд оставляю подобные суммы. – Я крепче сжал ее запястья, нависая над ней, чтобы она хотя бы посмотрела в мои глаза. Нет же, отвела взгляд к занавешенному окну. – Я хотел, лишь чтобы ты купила себе новый фотоаппарат, ноутбук, вещи, которые потеряла по моей вине.

– Как благородно… – ее голос сочился ядом. Я вновь точно со всего разгона треснулся головой о стену. Не выдержал разбушевавшейся ярости от бессилия и, отпустив ее запястья, откинулся рядом на подушку. Не продержался и нескольких секунд – переплел наши пальцы и принялся поглаживать большим пальцем ее такую нежную и шелковистую кожу на тыльной стороне ладони.

Она не отдернула руку – и на том спасибо. Мысли роем ос шумели в голове, и ни одной толковой. Я был готов сделать что угодно, лишь бы она сама прильнула ко мне. Улыбнулась мне. Дала хоть один шанс заслужить прощение.

Именно шанс. Я прекрасно понимал: что сегодня ни сделаю, что ни скажу, чуда не произойдет, она меня резко не простит, даже если я прямо сейчас звезду с неба достану. Может, со временем, если смогу удержать ее рядом, обида постепенно сотрется. Если смогу каждый день делать ее хоть немного счастливой.

Такое странное приятное чувство возникало даже от мысли о том, что однажды она вновь рассмеется от моей шутки. Обрадуется моему подарку. Засмущается от моих приставаний. Посмотрит на меня открытым, искренним взглядом. Скажет, что тоже любит…

Не удержался и вновь обнял ее, прижимая к груди. Молчал. Все равно словам не поверит. Не словами я должен заслуживать прощение – поступками. И столько всякой несусветной чепухи крутилось в голове. Одно казалось мелочным, другое – нелепым. Ничего подходящего.

Дурея от этого хаоса, на время просто разогнал все мысли и прижался губами к ее волосам, вдыхая свежий, цветочный запах. Осторожно провел рукой по ее спине, боясь, что она в любой момент откинет ее и меня оттолкнет. Кошмар, как она исхудала… Бедная моя девочка… Ну зачем я такой придурок?..

– Ты не голодна?

– Нет, – коротко буркнула.

– Ноги не мерзнут? Может укрыть?

– Все нормально, – ответила голосом «на отвяжись».

А между тем пыталась пробраться в передний левый карман моих джинсов. Решила поискать ключ от наручников? Он как раз в другом, правом кармане. Ждать, пока она обшарит левый и переключится на правый, или сразу дать понять, что я уже все заметил?

Не сказать, что джинсы у меня очень тесные, но ее неторопливое скольжение недалеко от моего члена просто невозможно было игнорировать. Он еще и собрался принять боевую позицию, но в том положении, в котором сейчас находился в боксерах, ему это сделать будет совсем не удобно. Срочно надо поправить.

– Раз твоя рука уже там, тебе нетрудно поправить то, что поднялось от твоего копошения?

Она застыла.

– Это совсем не сложно. Просто просунь руку за пояс и выровняй его. Мне в данный момент не совсем удобно это сделать.

Толкнула меня в грудь и принялась барахтаться в моих объятьях, вызывая улыбку. Думала, отпущу ее? Но мне, наоборот, все сильнее хотелось ее к себе притиснуть. И не только притиснуть. Смять ее сладкие губы, завладеть ее ртом, пробраться руками под футболку, почувствовать ее нежную кожу под своими ладонями. Убрать все границы между нами, в том числе и одежду. Но у меня сейчас нет ни одного права это делать. Нужно держать себя в руках.

Поэтому я ее в итоге отпустил. Вряд ли она будет выполнять мою просьбу, пришлось самому все поправлять.

– Хотела найти ключ от наручников? – спросил, глядя на нее. Откинулась на подушку и с непроницаемым лицом смотрела в потолок. Так и хотелось щелкнуть ее по носу или ущипнуть за щеку. – Могу расстегнуть их, если ты пообещаешь, что точно останешься до утра.

Метнула в меня нахмуренный взгляд.

– А утром? Наденешь их на меня снова?

– Если мне не придется тебя ловить, то в наручниках не будет смысла. Верно?

Какое-то время она молчала, не сводя с меня глаз. Пусть быстрее отвечает, потому что у меня совсем скоро терпение лопнет. Снова обниму и, руки, чего доброго, просто перестанут слушаться.

– Хорошо. Я останусь до утра. Но потом мне нужно уезжать. У нас с теть Зоей заказана машина…

– Кроме ответственности за твое хулиганство, ты хочешь научиться управлять даром? Не достает то, что часто он тобой руководит, а не ты им? – Ответом на мои слова было молчание, прикушенная губа и отведенный взгляд в сторону. – Для тебя же лучше переехать в Лагерь. Не хочешь жить в нем, можешь арендовать какой-нибудь домишко поблизости к нему и все равно ходить учиться.

– Я подумаю.

Не было смысла прямо сейчас заставлять ее принять единственно верное решение. Я достал ключ, расстегнул наручники и тотчас же начал нежно растирать ее запястье, несмотря на ее попытки высвободиться.

Честно, страшно боялся оставлять ее одну в комнате, будто она могла просочиться сквозь стену. Глупости… Все-таки через окно вылезти не сможет – я ведь ее принес в свою комнату, из которой часто сбегал, пока родители не поставили такое окно, что через него фиг смотаешься, разве что получится разбить. Не думаю, Майя будет выбивать его одним из моих кубков за соревнования по плаванию, потом прыгать на кусты шиповника со второго этажа. Потому что веревка, на которой я раньше спускался, давно рассыпалась от старости в одном из тайников.

Уж проще ей выйти через дверь, но и здесь я подстрахуюсь – попрошу кого-то из охраны подежурить на этаже.

Но, может, она все же не будет пытаться уйти. Очень сильно надеюсь на это.

– Ты куда? – с искренним удивлением спросила Майя, когда я поднялся с кровати и направился к двери.

– Пойду что-нибудь делать, – ответил, оборачиваясь и интонацией подчеркивая это «что-нибудь». Вдобавок поднял брови с намеком: «Мы же понимаем, что я имею в виду».

– Среди ночи?

Мне показалось, или она действительно расстроилась, что я ухожу? Хотелось бы верить.

– Как раз до утра успею. Отдыхай.

Недоверчиво смотрела на меня, приподнявшись на локтях.

– Не переживай, Майю… – запнулся, вспомнив, что она просила больше не называть ее Майюньчиком. – Не переживай, Масяня. Утром точно вернусь.

Видимо, это прозвище тоже не понравилось, ибо в следующий миг мне в голову чуть не попала подушка. Я перехватил ее на лету и запустил ею обратно: угодил точно в руки Майи. Скрылся за дверью раньше, чем она швырнула ею снова в меня.

– Так тоже не называй! – донеслось из-за двери. Теперь буду знать, как ее немного позлить, если очень захочется.

Достал смартфон и увидел, что до утра осталось меньше восьми часов. Казалось бы, дофига времени, но все равно боялся не успеть. И по дороге на кухню начал вбивать в блокнот все варианты, которые роились в моей голове, но прежде я их отбрасывал как слабые или нелепые. Когда не знаешь, что выбрать, надо брать все сразу.

После того как договорился с охранником, проверил на кухне холодильник и с облегчением обнаружил, что свежих продуктов достаточно. Домработница точно хорошо справляется со своей задачей, раз на полках совсем нет пустого места. Достав упаковку гранатового сока, умостился на стуле и принялся искать в интернете рецепт омлета-суфле со шпинатом и томатами черри. Сначала мне пришли в голову шампиньоны с чесноком, но, как по мне, это не лучшее блюдо для завтрака. А вот омлет в самый раз.

Вообще-то, с меня повар не очень. И это я еще приукрасил. Не помню, когда в последний раз что-то готовил. А Майю, к сожалению, плохо знаю, чтобы приготовить ее какое-то любимое блюдо. Но вроде тот омлет из отеля ей нравился.

Рецепт нашел, проверил, есть ли все необходимые продукты. Так, она еще когда-то хотела меня сфотографировать. Любит бегать по утрам. О, вспомнил! Как-то обмолвилась, чтобы я ее на руках до дому донес. Стоит записать. Теперь пора найти коробку, ручку, кучу бумаги…

Направляясь к выходу из кухни и уткнувшись в смартфон, чуть не налетел на Светлану. Язык точно приклеился к небу – не знал, что сказать, медленно пряча мобильник в карман.

Она словно постарела за этот вечер лет на двадцать. И я подумал, что люди все-таки совсем недолго живут. Ей уже пятьдесят. На сколько времени я собирался откладывать анализ ее исповеди и думать, как мне быть дальше?

К ее голубым глазам подступили слезы, и она продолжала разглядывать мое лицо с каким-то благоговением.

– Понимаю, ты меня вряд ли когда-нибудь простишь… Но можно я тебя хотя бы разок обниму?

– Ну почему сразу только разок? Да можно сколько угодно. – Развел руки в стороны и улыбнулся. Думал, плакать ей перехочется, а у нее из глаз слезы мигом ручьем хлынули. Бросилась ко мне в объятья, сцепила руки за спиной и стала содрогаться от плача, пряча лицо на моей груди.

– Ты такой хороший вырос… – пробормотала между всхлипами.

– Да вовсе не хороший я…

Странно, я не чувствовал обиды на эту женщину. Только что-то щемило в груди. Она ведь не выбросила меня на улицу, не сбагрила в детдом и не растила вместе с каким-нибудь мужем-алкоголиком. Отдала в богатую семью, где я провел вполне неплохое детство. А нехороший я по одной причине: рад тому, что она отдала меня.

Сегодня вечером меня пытались переубедить в том, что Аделина была еще той лицемеркой и гадиной. Не мне об этом судить. Я знаю одно: для меня она была потрясающей матерью. И это не изменится, что бы кто ни говорил.

Единственное заставило задуматься. Я все время на интуитивном уровне объяснял свое непостоянство плохой наследственностью. Выходит, теперь в этом нет никакого смысла. А причина в моем непостоянстве была одна: я всю жизнь искал Майю.

Глава 29. Майя

Сжав подушку в объятьях, проспала до самого утра. Сначала даже не поняла, почему, если вытянуть одну руку влево, а другую – вправо, кровать не заканчивается. На том топчане, на котором спала у теть Зои, страшно было даже лишний раз крутануться во сне. Одно неверное движение – и можно улететь на пол.

Который час?! Подорвалась, как ужаленная, и, протерев глаза, с трудом нашла в темноте настенные часы. Пять утра. Фух, еще есть время сходить в душ и… А что потом?

Черт, вчера так и не решила, что делать дальше. Действительно, глупо уезжать за тридевять земель с этим даром и не уметь им толком управлять. А если теть Зоя меня случайно разозлит, а я ее, совсем не нарочно, столкну с лестницы?

События вчерашнего дня обрушились на голову градом камней. И моя бренная головушка едва не взорвалась. Чуть пошатываясь и невольно прикладывая ладонь ко лбу, я вышла в коридор.

– О, доброе утро, – выпалила, увидев на стульчике под дверью мужчину с планшетом в руках. Поднял на меня строгий взгляд и набычился, точно я лапы к его драгоценнейшему планшетику протянула.

– Куда собрались, девушка?

– В душ. Где здесь ванная комната?

Мужчина немного расслабился и пообещал меня провести к ней. Ну Лео! Снял наручники, зато приставил охрану. А я, между прочим, обещания свои держу и не собиралась никуда удирать.

По крайней мере, мне было безумно интересно, чем он собрался заниматься до самого утра. Да я не смогла бы уехать лишь потому, что умерла бы по дороге от любопытства.

Пока с наслаждением плескалась в огромнейшей шикарной ванной, наконец-то привела свои мысли в порядок. Научиться управлять даром надо. Постоянно прятаться в какой-то деревне вместе с теть Зоей невозможно. Однажды мне захочется вернуться к фотографии и консультациям, то есть вновь общаться с большим количеством людей. А если меня кто-то из них выведет из себя? А если, чего доброго, меня найдут еще какие-нибудь Охотники? Если бы тогда на трассе меня не забрал Лео, я бы точно сейчас не лежала в теплой водичке и не балдела от облака нежной пены, укрывающей воду. Меня, вполне возможно, и вовсе не было в живых.

Хотя с другой стороны, если бы не он, никто бы меня вообще не похитил. Мучилась бы я дальше с тем гребаным контрактом, даже не подозревая о том, что он недействительный. Страдала бы от психотравмы из-за придурка прокурора. Жила бы, не зная, что моя мама мне вовсе не мать.

Как-то помню, я была безмерно благодарна Лео за все, что он для меня сделал. Называла его ангелом. Хотела сама сделать что-то для него. Но так ничего и не придумала. А потом его подлый поступок перечеркнул все.

Хотелось бы мне получить хоть какую-то гарантию того, что это не повторится. Тогда, возможно, я попробовала бы его простить. Но здесь даже предложение руки и сердца ничего не исправит. Вдруг он психанет и сбежит перед свадьбой? Я бы даже не удивилась.

В итоге я, как только выбралась из ванны, вытерлась и замоталась в халат, позвонила водителю, чтобы отказаться от машины. Хотела найти теть Зою и ей сообщить о том, что мы обязательно переедем, но чуть позже и в другое место. Однако суровый мужчина не пустил меня даже пройтись чуть дальше по коридору.

Треснуть бы его стулом хорошенько!

Испугавшись этой мысли, я влетела в комнату. Не хватало еще здесь всех шокировать моим пробудившимся даром и охранником, который в лучшем случае отделается потерей сознания и сотрясением.

В комнате уже горел свет, а у застеленной постели стоял Лео в белоснежной рубашке и брюках. Улыбался своей теплой солнечной улыбкой, от которой все цветы на Земле должны бы вмиг повернуться к нему бутончиками, раскрыть лепестки и засиять. Вот и огромный букет роз перламутрово-розового оттенка стал еще краше, когда он поднял его с постели и вместе с ним направился ко мне.

Почему-то первой реакцией было сделать шаг назад. Букеты всегда ассоциировались только с одним – с искуплением вины после измены. Негодование быстро поднималось внутри тошнотворной волной, и я уже собралась сказать несколько емких и метких слов, предельно ясно выражающих мое отношение к цветам, как Лео вдруг протянул мне букет и сказал:

– Бей.

Тяжеленные розы опустились мне в руки. Их было так много, что не сосчитать.

– В смысле, бей?

– В прямом. Берешь цветы и лупишь меня по спине, лицу, да куда хочешь. По глазам вижу, что мечтаешь меня отметелить.

Розочки были такие ароматные, нежные, прекрасные, что у меня рука не поднялась бы их испортить.

– Не хочу… То есть хочу, но не таким же шикарным букетом! – Прижала его к себе, угрожая взглядом: «Не отдам!».

– Хм… Такой вариант я тоже рассмотрел. Поэтому взял еще боксерские перчатки, биту и веник.

Когда он успел все это достать? Только сейчас заметила, что у кровати стояла куча пакетов. Из одного действительно торчала бита, а из другого… веник – пушистый и новенький. Я очень старалась сдержать улыбку, но ничего не вышло.

В момент моей растерянности Лео забрал букет, отнес его обратно на кровать и вернулся с битой.

– Держи, – протянул рукоять. Я сжала ее, почувствовав вес дерева. Подняла глаза к лицу Лео, увидела ласковую улыбку и опустила биту.

– Нет, я не могу…

– Можешь. Вымести на мне всю злость. Ты же хочешь это сделать.

Я даже не задумывалась о том, чтобы наброситься на Лео с кулаками так же, как на прокурора. Знала, что в его присутствии дар не проснется, а без пробудившегося дара Лео не составит труда меня скрутить и не дать себя ударить ни разу. А теперь он стоял передо мной, такой безупречный в этой белой рубашке и разрешал себя избить.

– Ладно… Боксерские перчатки предлагать не буду… Интереснее будет это… – Забрал биту и всучил вместо нее веник. – Давай, – наклонился ко мне, подставил щеку и зажмурился. Веник затрясся у меня в руках от тщетных попыток сдержать смех.

– Ну же… Пока не треснешь меня им хоть раза три, не получишь приз.

– Приз?

Кивнул, продолжая стоять в той же позе. Крепко связанные прутья в моих руках уже скользили – ладони почему-то вспотели, пока я решалась хотя бы замахнуться. Какого черта не могу? Неужели собралась упустить такой шанс, когда парень сам предлагает отлупить себя по лицу веником?

Видя его щеку со щетиной, мне хотелось чего угодно (например, провести по этим маленьким мягким колючкам пальцами), но точно не зарядить по ней. Но потом ко мне пришло понимание: Лео хочет, чтобы мне стало легче. Готов унижаться и терпеть, лишь бы я выплеснула свои эмоции, что пожирают меня изнутри.

Плотно сомкнула веки и, замахнувшись, со всей дури куда-то треснула. Почувствовала, что веник врезался в нерушимую преграду. Слабовато? Замахнулась снова – и меня понесло.

Я визжала, кричала, не открывая глаз, и била, била, била… Со всей дури, со всей мощи. Перед закрытыми веками проносились болезненные воспоминания – и я их крушила, крушила! Хлопки, хруст, летящие во все стороны щепки, какие-то бранные слова, срывающиеся между криками – все смешалось. Я остановилась лишь тогда, когда в моих руках рассыпались последние прутья. Обессилев, опустилась на пол, беззвучно содрогаясь от плача. Вот только слез не было. Как бы я ни пыталась выдавить из себя хоть каплю, ничего не получалось.

Меня выворачивало, выкручивало где-то внутри, но с каждой секундой все тише и тише. Вместе с тем, так странно, становилось легче дышать. Словно все время до этого мою грудную клетку стискивали стальные обручи, но я их даже не замечала.

– Ты не поранилась?

Приоткрыв глаза, увидела присевшего рядом Лео, который рассматривал мои руки. У самого рубашка превратилась в какой-то сущий ужас! Разодранная, вся в кровавых потеках, будто он попал в клетку с озверевшими волкодавами. Но, к счастью, отбился от них и теперь вновь улыбался, правда, левая щека немного дергалась – на ней блестели свежей кровью широкие царапины.

– С ума сойти… – я невольно протянула руку к его щеке, цепенея от шока. – Прости, я не хотела… На меня что-то нашло.

– Перестань. Это заживет даже быстрее, чем ты думаешь. А хочешь, я куплю тебе грузовик веников и ты каждое утро…

– Нет! – заявила, догадавшись, куда он клонит. Да, я понимала, что раны затянутся быстро, но, черт возьми, у меня сердце судорожно сжималось глядя на все эти глубокие царапины. Они ведь чудовищно пекут. Лео не такой уж засранец, чтобы его истязать подобным образом каждый день.

– Хорошо, придумаю более интересное занятие на каждое утро, – заговорщицки улыбнулся и помог мне подняться. Подвел меня за руку ближе к кровати, прося не беспокоиться о беспорядке у двери. – Домработница все уберет, когда закончит с кухней. – Лео чуть не прыснул со смеху, расстегивая рубашку. Делал вид, что ему совершенно не больно то, что ткань трется о свежие раны.

– А там что случилось? – спросила, заставив себя перевести взгляд к подносу, на который прежде не обратила внимания, увидев цветы. Несколько блюд, прячущихся от моего любопытного взгляда под крышками, так и манили к себе.

– Я упражнялся в приготовлении пищи, – гордо заявил. – Эта теть Зоя явно тебя недокармливала, поэтому я решил взять это дело в свои сильные мужские руки.

– О, нет, нет, – отрицательно замахала перед собой руками. – Я сама довольно хорошо готовлю. Поэтому нет надобности…

Лео сбросил с себя порванную, окровавленную рубашку, швырнул в один из пакетов, и я вмиг забыла о еде. Прилипла взглядом к рельефному, подтянутому животу, поднялась выше и, давясь желанием подойти ближе, засмотрелась на то, как несколько глубоких царапин быстро затягиваются на его мощной груди. Как только от них не осталось и следа, он вытер кровь влажным полотенцем и отправил его в компанию к рубашке.

Каждое утро просыпаться в его объятиях и прижиматься к этой груди – вот что хотела бы. Жар вмиг бросился к щекам, когда я едва не решилась попросить Лео не натягивать на себя другую рубашку и остаться полураздетым. Ну а что… Во мне просто проснулся фотограф, который спал беспробудным сном даже в живописной сельской местности, и появилось покалывание в ладонях – хотелось срочно достать фотоаппарат. Но, жаль, нигде его у меня не имелось.

– Держи, – протянул рукоять. Я сжала ее, почувствовав вес дерева. Подняла глаза к лицу Лео, увидела ласковую улыбку и опустила биту.

– Нет, я не могу…

– Можешь. Вымести на мне всю злость. Ты же хочешь это сделать.

Я даже не задумывалась о том, чтобы наброситься на Лео с кулаками так же, как на прокурора. Знала, что в его присутствии дар не проснется, а без пробудившегося дара Лео не составит труда меня скрутить и не дать себя ударить ни разу. А теперь он стоял передо мной, такой безупречный в этой белой рубашке и разрешал себя избить.

– Ладно… Боксерские перчатки предлагать не буду… Интереснее будет это… – Забрал биту и всучил вместо нее веник. – Давай, – наклонился ко мне, подставил щеку и зажмурился. Веник затрясся у меня в руках от тщетных попыток сдержать смех.

– Ну же… Пока не треснешь меня им хоть раза три, не получишь приз.

– Приз?

Кивнул, продолжая стоять в той же позе. Крепко связанные прутья в моих руках уже скользили – ладони почему-то вспотели, пока я решалась хотя бы замахнуться. Какого черта не могу? Неужели собралась упустить такой шанс, когда парень сам предлагает отлупить себя по лицу веником?

Видя его щеку со щетиной, мне хотелось чего угодно (например, провести по этим маленьким мягким колючкам пальцами), но точно не зарядить по ней. Но потом ко мне пришло понимание: Лео хочет, чтобы мне стало легче. Готов унижаться и терпеть, лишь бы я выплеснула свои эмоции, что пожирают меня изнутри.

Плотно сомкнула веки и, замахнувшись, со всей дури куда-то треснула. Почувствовала, что веник врезался в нерушимую преграду. Слабовато? Замахнулась снова – и меня понесло.

Я визжала, кричала, не открывая глаз, и била, била, била… Со всей дури, со всей мощи. Перед закрытыми веками проносились болезненные воспоминания – и я их крушила, крушила! Хлопки, хруст, летящие во все стороны щепки, какие-то бранные слова, срывающиеся между криками – все смешалось. Я остановилась лишь тогда, когда в моих руках рассыпались последние прутья. Обессилев, опустилась на пол, беззвучно содрогаясь от плача. Вот только слез не было. Как бы я ни пыталась выдавить из себя хоть каплю, ничего не получалось.

Меня выворачивало, выкручивало где-то внутри, но с каждой секундой все тише и тише. Вместе с тем, так странно, становилось легче дышать. Словно все время до этого мою грудную клетку стискивали стальные обручи, но я их даже не замечала.

– Ты не поранилась?

Приоткрыв глаза, увидела присевшего рядом Лео, который рассматривал мои руки. У самого рубашка превратилась в какой-то сущий ужас! Разодранная, вся в кровавых потеках, будто он попал в клетку с озверевшими волкодавами. Но, к счастью, отбился от них и теперь вновь улыбался, правда, левая щека немного дергалась – на ней блестели свежей кровью широкие царапины.

– С ума сойти… – я невольно протянула руку к его щеке, цепенея от шока. – Прости, я не хотела… На меня что-то нашло.

– Перестань. Это заживет даже быстрее, чем ты думаешь. А хочешь, я куплю тебе грузовик веников и ты каждое утро…

– Нет! – заявила, догадавшись, куда он клонит. Да, я понимала, что раны затянутся быстро, но, черт возьми, у меня сердце судорожно сжималось глядя на все эти глубокие царапины. Они ведь чудовищно пекут. Лео не такой уж засранец, чтобы его истязать подобным образом каждый день.

– Хорошо, придумаю более интересное занятие на каждое утро, – заговорщицки улыбнулся и помог мне подняться. Подвел меня за руку ближе к кровати, прося не беспокоиться о беспорядке у двери. – Домработница все уберет, когда закончит с кухней. – Лео чуть не прыснул со смеху, расстегивая рубашку. Делал вид, что ему совершенно не больно то, что ткань трется о свежие раны.

– А там что случилось? – спросила, заставив себя перевести взгляд к подносу, на который прежде не обратила внимания, увидев цветы. Несколько блюд, прячущихся от моего любопытного взгляда под крышками, так и манили к себе.

– Я упражнялся в приготовлении пищи, – гордо заявил. – Эта теть Зоя явно тебя недокармливала, поэтому я решил взять это дело в свои сильные мужские руки.

– О, нет, нет, – отрицательно замахала перед собой руками. – Я сама довольно хорошо готовлю. Поэтому нет надобности…

Лео сбросил с себя порванную, окровавленную рубашку, швырнул в один из пакетов, и я вмиг забыла о еде. Прилипла взглядом к рельефному, подтянутому животу, поднялась выше и, давясь желанием подойти ближе, засмотрелась на то, как несколько глубоких царапин быстро затягиваются на его мощной груди. Как только от них не осталось и следа, он вытер кровь влажным полотенцем и отправил его в компанию к рубашке.

Каждое утро просыпаться в его объятиях и прижиматься к этой груди – вот что хотела бы. Жар вмиг бросился к щекам, когда я едва не решилась попросить Лео не натягивать на себя другую рубашку и остаться полураздетым. Ну а что… Во мне просто проснулся фотограф, который спал беспробудным сном даже в живописной сельской местности, и появилось покалывание в ладонях – хотелось срочно достать фотоаппарат. Но, жаль, нигде его у меня не имелось.

– Забыла про приз? – спросил Лео, оставив не застегнутыми несколько пуговиц.

– Где он? – окинула взглядом пакеты и в некоторых угадала одежду, обувь.

– Сначала завтрак.

Вот вредина! Не скажу, что была против подкрепиться, потому что в принципе не помнила, когда ела в прошлый раз – казалось, это было чудовищно давно. И теперь даже не возмущалась тому, что приз получу позже. С нетерпением ждала, когда Лео покажет, что приготовил. Но взявшись за крышку, он замер.