Текст книги "Стоиеновая певичка, или райский ангел"

Автор книги: Наоми Суэнага

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Действие пятое
ТАНЕЦ КОСТЕЙ

С наступлением курортного сезона, когда мужчины облачаются в яркие «гавайки», жизнь в мире шоу-бизнеса начинает бить ключом. Тут и праздник Бон [25]25
  День поминовения умерших, один из главных сезонных праздников, отмечающийся ежегодно 13–16 июля. Считается, что в эти дни души умерших возвращаются в родной дом. По унаследованной от древности традиции, в праздник Бон принято устраивать пляски (так наз. «Бон-одори»). В современной Японии к этому празднику приурочивают всевозможные зрелищные мероприятия с участием артистов эстрады.


[Закрыть], и морские пляжи, и пивные бары под открытым небом, дающие артистам возможность постоянно появляться перед публикой. Даже Кэндзиро, до сих пор маявшийся без дела и повторявший свой дешёвый каламбур: «Жить без шоусовсем не хорошоу», – наконец-то обрёл простор для деятельности. Возможность разъезжать в приобретённом на деньги Кахо «мерседесе» повысила его «жизненный тонус», и теперь он «ахханство-вал» на всю катушку, без зазрения совести, одним словом, находился в отличной форме.

Ну а я заключила договор с новым эстрадным агентством, и вчера руководство устроило в мою честь вечеринку в рюмочной. Благодаря золотисто-зелёному кимоно из шёлкового газа я получила уйму комплиментов и на радостях кутила вместе со всеми до трёх часов утра, переходя из одного бара для геев в другой.

Вернувшись домой на такси около четырёх, я сразу же надела фартук поверх своего парадного туалета и отправилась на кухню. Рис в поставленной на таймер рисоварке уже поспел, – мне предстояло приготовить из него колобки для Мистера Уайлда, который утром отбывал на рыбалку на полуостров Босо.

Поглядеть на меня сейчас, – ну просто-таки образцовая жена, но такие подвиги я совершаю отнюдь не каждый день, да и вообще я не уверена, что применительно ко мне уместно слово «жена». И всё же выезд Дайки на рыбалку – событие экстраординарное, к тому же это единственный случай, когда бездарная стряпуха вроде меня может себя проявить, приготовив любимому бэнто. Тем более что в подобных ситуациях кулинарные изыски не требуются и какое-нибудь незатейливое блюдо вроде рисовых колобков оказывается как нельзя более кстати. Итак, вперёд!

В самый разгар моих хлопот, когда я уже не чуяла под собой ног от усталости, из спальни вышел Дайки. Не оборачиваясь, я улыбнулась, давая ему возможность полюбоваться моим кухонным облачением. Со лба у меня капал пот, но я тихонько напевала себе под нос, делая вид, что катать рисовые колобки для меня – сплошное удовольствие.

– На дворе ещё ночь, а ты уже на ногах, – ласково проговорил он и, не вынимая изо рта зубной щётки, приобнял меня со спины. Видимо, устраивать мне вздрючку за возвращение под утро не входило в его планы. У меня отлегло от сердца.

Внутрь каждого колобка я положила по кусочку обжаренного минтая в горчичном соусе. Эту рыбу, поддавшись ностальгическим чувствам, я купила накануне в Синдзюку в одном из универмагов, где проходила ярмарка товаров из префектуры Фукуока. Осталось завернуть колобки в нори [26]26
  Тонкие пластины сушёных водорослей; используются в приготовлении многих японских блюд.


[Закрыть]– и порядок. К трём колобкам, получившимся намного крупнее обычного, я прибавила несколько ломтиков маринованной редьки и, завернув всё это, как подобает, в кору бамбука, уложила в бумажный пакет вместе с консервами из китового мяса, картофельным салатом и связкой бананов. Во флягу я налила чай.

Теперь, когда всё было готово, я испытала такое чувство удовлетворения, как будто достойно справилась с трудным и ответственным заданием. Сияя улыбкой, я со всех сторон осмотрела ладный свёрток. Такую красоту полагалось бы запечатлеть на фотоплёнке, вот что!

– Ну, счастливо тебе, в добрый час.

Дайки в прекрасном расположении духа обувается в прихожей. Молодецкий рыболовный костюм отлично смотрится на его загорелом теле.

– Пяти ещё нет… Если сейчас выехать, я без напряга успею на семичасовой паром. Кстати, надеюсь, сегодня мы сможем поужинать вместе? В «нашей» сусичной. Я договорился с хозяином, что он употребит в дело мой сегодняшний улов.

– Я вижу, ты уверен, что вернёшься с уловом.

– А как же! Пока что я, кажется, ещё ни разу не возвращался лобастиком.

– Что значит «лобастиком»?

– То есть с пустыми руками. Есть такая поговорка. А тебя, лобастик, я с собой не беру, потому что это плохая примета.

– Ты хочешь сказать, что у меня чересчур широкий лоб?

– Именно. Ну ладно, будь умницей.

Легко вскинув на плечо пустую сумку-холодильник, Дайки шагнул за дверь. Я спустилась на улицу вместе с ним.

Пять часов утра – моё любимое время суток. Какой бы разбитой я себя ни ощущала, как бы ни мечтала поскорее юркнуть в постель, вокруг такая красота, что хочется ещё немного помедлить. Выходишь из дома и видишь знакомую улицу, которая почему-то кажется неузнаваемой. Пройдёт ещё час, – и она наполнится золотистым сиянием, а в царящем повсюду безмолвии послышится пульсация нового дня. Я люблю минуты, предваряющие это мгновение, когда рассвет ещё только занимается. Прохладный лиловый воздух неподвижен и тих, он поглотил без остатка суету минувшего дня. Я люблю этот миг, в котором сходятся концы и начала, а мой «финиш» превращается в «старт» нового утра. Вдыхаю полной грудью и чувствую внутри блаженную пустоту.

– Ну пока, лобастик!

Звучно взревев мотором, «паджеро» выскакивает на дорогу и вскоре исчезает из виду. Проводив его взглядом, я собралась уже было вернуться к себе, когда меня окликнул знакомый голос:

– Ринка, а ты, оказывается, ранняя птичка.

Возле нашего дома припаркован зелёный «мерседес». Кто там за рулём, уж не Кэндзиро ли? Каким образом он оказался здесь в этот час?

– Ну, как тебе мой красавец? – спросил Кэндзиро, высунувшись из окошка автомобиля. – Я только вчера его вымыл, но сегодня снова собираюсь повторить эту процедуру. Давай я тебя прокачу.

– Как-нибудь в другой раз. Я сегодня ещё не ложилась и едва держусь на ногах. Можно сказать, у меня кончился бензин. А ты разве не ранняя птичка, Кэн-тян?

– Я-то? Я сейчас направляюсь на три дня в Сэндай, там у меня будут концерты в пивбаре на открытом воздухе. Ужас, как спать хочется! Посмотри, в какой компании я еду. Эй, Дэттян, ты что, вырубился? А ну-ка просыпайся, тебе говорят!

На заднем сидении, укутавшись в одеяло, безмятежно спал Дэвид.

– Не надо его будить, – с укором сказала я. – Оставь беднягу в покое. Он так сладко спит.

– Вот именно, он дрыхнет, а я, любимый, должен его везти. А что, если я усну за рулём? Послушай, Ринка, поехали с нами, ты будешь развлекать меня разговорами.

– Что? С какой это радости я должна срываться с места и ехать с вами в Сэндай?

– Такая уж у тебя сегодня планида. Недаром же я, проезжая мимо твоего дома, решил остановиться.

– Нет, нет. Я хочу спать.

– Ничего, поспишь в машине. В Сэндае я угощу тебя поджаренным на угольках говяжьим языком. Ну же, поехали!

Открыв дверцу, Кэндзиро схватил меня за руку, пытаясь усадить на соседнее сидение. Наше с ним препирательство посреди объятой сном и сумраком улицы кончилось неожиданным образом.

Кэндзиро внезапно побледнел, потому что возникший из темноты богатырского вида мужчина вцепился ему в ворот.

– Что тебе нужно от этой женщины? – вопросил богатырь спокойным басом.

– Дайки!

Как он здесь очутился? Невероятно, но его «паджеро» стоял прямо позади «мерседеса».

– То-то у меня было нехорошее предчувствие.

И действительно – возвращаюсь и застаю премиленькую сценку. Послушай, пижон, ты что же, думаешь, стоит прикатить на «мерсе», и женщина сломя голову ринется за тобой?

– Отстань, папаша. Или тебе тоже захотелось прокатиться? Пожалуйста, садись.

– Как ты сказал?!

Дайки грозно сжал кулаки. Кэндзиро явно струхнул, но, судя по всему, сдаваться не собирался. Ну всё, теперь пиши пропало! В отчаянии я попыталась их остановить.

– Прекратите! Слышите, прекратите немедленно!

– По правде говоря, я едва удержался, чтобы не въехать в зад твоему «мерседесу».

– Премного благодарен, но, к сожалению, я придерживаюсь иной сексуальной ориентации.

– У меня нет времени точить лясы с такой мелюзгой, как ты…

Дайки нарочито громко хрустнул пальцами. Кэндзиро, как видно, собрав всё своё мужество, смерил его злобным взглядом и с издёвкой произнёс:

– Если вы торопитесь на рыбалку, никто вас не задерживает, поезжайте. Ну что же вы, папаша?

– Сперва разберусь с тобой. Ишь, какой мастак цеплять на крючок чужих женщин!

Дайки решительно взмахнул кулаками.

Драку можно предотвратить! Так подсказывало мне чутьё. Слишком уж затянулся этот «обмен любезностями». Можно подумать, что они участвуют в поэтическом турнире, пытаясь перещеголять друг друга в остроумии. Когда мужчины всерьёз схлёстываются между собой, защищая собственную честь, они ведут себя по-другому. А это – спектакль, разыгрываемый ради меня. Если вмешаться, я смогу их остановить.

В следующее мгновение из моего горла исторгся крик самой что ни на есть сверхзвуковой частоты. Как-никак, благодаря энка голос у меня хорошо поставлен. Вопя, я рисовала в своём воображении следующую картину: от моего крика рушатся телеграфные столбы, птицы замертво падают на землю, Уайлд и Аххан теряют сознание, из окон в домах по всей улице вылетают стёкла, у людей лопаются барабанные перепонки… На самом деле телеграфные столбы, конечно, устояли на месте, но, как ни странно, моя затея возымела определённый успех. Оба противника поспешили заткнуть уши, а в окнах близлежащих домов разом вспыхнул свет.

Перепуганные спросонья люди высыпали на балконы и, посмотрев вниз, увидели женщину в кимоно, сидящего в «мерседесе» хлыщеватого молодого человека и одетого для рыбалки верзилу, которые выясняли между собой отношения. Люди юркнули обратно в свои жилища, должно быть, повторяя про себя: «Чур, меня, чур!»

Из глаз у меня в четыре ручья хлынули слёзы, затем потекло из носа, и я зашлась беззвучными рыданиями. Обескураженный этим зрелищем Дайки выпустил из руки ворот Кэндзиро. Затем его рука потянулась к моему вороту.

Кэндзиро затаил дыхание.

Скользнувшая мне за ворот ручища стала проделывать какие-то подозрительные движения.

Дайки торжествующе захохотал.

Кэндзиро раздражённо повёл глазами, громко выдохнул сквозь зубы, словно задувая пламя ссоры, и завёл мотор.

Дайки по-прежнему хохотал, как будто случилось что-то невероятно смешное. В этот миг распахнулась задняя дверца «мерседеса», и оттуда на бешеной скорости, как пробка из бутылки, вылетел Дэвид. Сбитый с ног Дайки шлёпнулся наземь.

Не выпуская из рук огромного чемодана и растерянно озираясь по сторонам, Дэвид спросил:

– Что, уже приехали?

– Дурак! Идиот! Нет, мы ещё не в Сэндае, кретин несчастный!!

Обруганный своим напарником, Дэвид проворно водворился на заднее сидение.

– Садись в машину! – скомандовал мне Дайки, как только «мерседес» отъехал. Неужто он собрался везти меня с собой на рыбалку, не дав даже переодеться? Я запротестовала, но он подхватил меня на руки и, не обращая внимания на мои брыкания, решительно запихнул меня на заднее сидение «паджеро».

Заработал двигатель. Ну и тиран этот Дайки! Видимо, он опасается, как бы Кэндзиро не явился снова. Воздух снаружи стал нагреваться, окрасившееся кобальтом небо было уже готово разрешиться от бремени новым днём. Ещё немного, и на город опустится удушливый зной. Что принесёт нам нынешний день? – размышляла я, чувствуя, как мой мозг постепенно отключается.

До чего же хочется спать! И есть тоже хочется. Ну и жара! На мне кимоно из прозрачного шёлка, но широкий пояс действует как компресс. Надо бы переодеться. Принять душ. Живот подводит от голода. Глаза слипаются. Нужно снять кимоно… А то оно помнётся. Вот бы умыться. Вымыть голову… Нет, спать, спать…

И я проваливаюсь в сон.

Со мной всегда так – я способна уснуть где угодно. И уже не просыпаюсь раньше положенного часа. Но сегодня мне вообще не нужно вставать, я буду спать до упора, не меньше семи часов кряду.

Гата-гото-то, гата-та…

Машину покачивает, и моему уставшему телу приятно ощущать вибрацию мотора. Я лежу, свернувшись клубочком на заднем сидении, и косточки мои пританцовывают в такт движению «паджеро».

Проснулась я в маленькой, незнакомой, но явно жилой комнате. Над головой у меня висело выстиранное бельё, среди которого были и детские вещи.

– Вы уже не спите? – осведомилась незнакомая женщина с младенцем на руках, заглядывая мне в лицо. – Дайки велел мне позаботиться о вас.

Услышав фамильярное «Дайки», я решила, что предо мной его жена, и в испуге выскочила из-под одеяла. Но женщина оказалась его сестрой. Видимо, ей принадлежит бар, расположенный в первом этаже дома. Тогда понятно, почему на ней ярко-красный костюм, столь не вяжущийся с убранством этой комнаты.

Волосы у женщины были зачёсаны кверху и собраны на макушке в небольшой узел, придавая её голове сходство с луковицей. Не смущаясь тем, что это – наше первое знакомство, она протянула ко мне руку с тонкими белыми пальцами и стала приглаживать мои взлохмаченные волосы.

– Дайки велел, когда вы проснётесь, накормить вас чем-нибудь лёгким, – щебетала женщина. – У меня всё готово, сейчас принесу. Да, ваше кимоно я повесила, чтобы оно не мялось. Кроме того, Дайки просил обтереть вас и припудрить, чтобы не было потницы. А ещё он сказал, чтобы я побыла с вами немного, когда вы проснётесь.

Что я им, ребёнок что ли?

Только тут я заметила, что на мне ночная рубашка в цветочек, как видно, принадлежащая сестре Дайки. Кожа моя была гладкой на ощупь, противного ощущения, что я вся липкая от пота, как не бывало. Скорее всего, насчёт пудры и всего остального Дайки пошутил, но его сестрица приняла эти указания всерьёз. Простодушная женщина! Снятое с меня кимоно было аккуратно повешено на распялку и напоминало воздушного змея. Грозно расставив в стороны рукава, оно, казалось, укоряло меня, свою хозяйку, в том, что я так долго спала. Вдобавок ко всему прочему, оно было безнадёжно измято, а возле ворота я заметила несколько пятен. Ужас! Это кимоно я купила в рассрочку в универмаге «Исэтан» и даже не успела толком поносить. Теперь придётся отдавать его в чистку. А это – пять тысяч иен. Зарабатываемые мной деньги быстро тают, их вечно не хватает. Хорошо ещё, что Дайки оплачивает квартиру, коммунальные услуги и питание, иначе я попросту не смогла бы сводить концы с концами.

Эх, сидеть бы тебе, девица,

век на шее у родителей.

(А, ёй-ёй.)

А коль беден твой отец,

заведи себе дружка,

да из богатеньких.

А мечтатель-ветрогон тебе вовсе ни к чему!

(Ка-а, доккой.)

Кто за песни без стыда деньги у людей берёт,

тот никчёмный человек.

Эй, сюда, ребята, намнём-ка ей бока!

Мазохистски напевая про себя эту песенку, я поглощаю приготовленную сестрой Дайки рисовую кашу с яйцом и овощами.

– Наверное, вам будет скучно сидеть здесь в одиночестве, – говорит мне женщина-луковка, сходя по лестнице, и предлагает спуститься вниз, в бар. На самом деле мне было бы приятнее побыть одной, но я следую её совету.

Из зала доносится пение:

Нет, не думал я идти по стопам отца…

Хотя ещё только три часа, в заведении полно посетителей. В это время дня оно работает как караоке-бар. Одетая в ночную рубашку, я делаю попытку спешно ретироваться, но меня уже заметили.

– Ой, какая симпатичная барышня!

– Иди сюда, к нам!

Человек пятнадцать нарядно разодетых, несмотря на дневное время, старушек оккупировали бар. Видимо, я попала на посиделки любительниц пения под караоке. Охваченная нехорошим предчувствием, я невольно попятилась, но одна из посетительниц ухватила меня за подол рубашки.

– Ты ведь поёшь с эстрады,верно?

– Как вы сказали? Сестра…

– Ну да, мы слыхали от хозяйки, что ты певица.

А, должно быть, она имела в виду, что я пою с эстрады.

«Ну, в общем-то да…» – пробормотала я, и бабули загомонили, требуя, чтобы я для них спела. Ну что за собачья жизнь! Едва успев проснуться, да ещё в свой выходной день я должна приниматься за работу. К тому же в ночной рубашке. Вот ведь проклятая профессия! Вряд ли кто-нибудь, придя в часовую мастерскую, потребует: «Почини-ка мне по дружбе эти часики». Или скажет, обращаясь к зеленщику: «Что-то мне захотелось овощей, подари пару штучек». А по отношению к художнику или певцу такое возможно, и если он не согласится бесплатно исполнить просьбу, на него обидятся.

«Мы всегда обязаны выкладываться на полную катушку, иначе нас сразу же запрезирают», – как-то заметила по этому поводу моя коллега Симако Садо.

Впрочем, если во время попойки в каком-нибудь ресторанчике начинаешь выкладываться на полную катушку, гости порой бывают недовольны. Равно как и хозяйка заведения. Владелицы баров и закусочных как правило хорошо поют, правда, на любительском уровне, при этом гонора у них хоть отбавляй. Когда певица вроде меня или Симако затмевает их своим исполнением, они с досады подают ей разбавленное сакэ или обсчитывают внаглую, одним словом, преподносят какую-нибудь подлянку. Но у нас тоже есть гордость, и если наше пение не сопровождается такого рода «инцидентами», мы в свою очередь испытываем чувство неудовлетворённости. Нам необходимо вызвать сенсацию. Хоть маленькую, но сенсацию. Для профессиональной певицы петь под караоке наравне с любителями равносильно смертному приговору. Да и вообще это изнурительное занятие.

– Так, а теперь споёмте-ка десятый номер. «Спутанные волосы».

Я уже при полном издыхании. И опять обливаюсь потом. Рубашка липнет к телу.

Единственное место, где я могу от души попеть для себя на досуге, это бары для геев. Выберешь, бывало, ту же песню, но только «спутанные волосы на ложе любви» для смеха заменишь на «помятую рожу на ложе любви». Посетители хихикают, но до самого конца относятся к тебе с галантным вниманием, как к профессиональной певице. Если отбросить в сторону неприятные моменты, например жужжание электрических бритв, которое часов в пять утра начинает доноситься из туалетной комнаты, или мрачноватые перебранки между геями, возникающие на почве усталости, мне нравится тамошняя атмосфера.

– А сейчас пусть споёт Накадзима-сан.

– Да, она у нас певица хоть куда.

Ну вот, пошло-поехало! Сделав над собой усилие, чтобы не заплакать, я слушаю пение бабулек. Одна из них до того разошлась, что заявила:

– Может, и мне выпустить свою пластинку?

– А почему бы и нет? Эх, быть бы вам помоложе!

Я – всего лишь самозванка, пудрящая людям мозги, хотя никакой пластинки у меня нет. Так откуда во мне эта злоба, чувство жалости к себе и нетерпимость? В конце концов я не выдерживаю и с силой размыкаю плотно сжатые губы.

– Я хотела вам кое-что сказать.

Серьёзность моего тона заставляет любительниц пения отвлечься от перелистывания сборника песен для караоке.

– Мне неловко поднимать эту тему…

– Какую тему? – жизнерадостно поинтересовалась одна из старушек.

Мне стало не по себе от жалких слов, которые я приготовилась произнести. И всё же, набравшись мужества, дрожащим голосом, чуть не плача, я сказала:

– Прошу вас заплатить мне за моё пение.

Как и следовало ожидать, старушки недоуменно переглянулись между собой.

– Меня мало кто знает как певицу, но я выступаю за деньги. Вы можете дать мне всего по сто иен. Больше я с вас не возьму.

Ну же, прошу вас.

Стоило мне выдавить из себя эти слова, как царившее в зале оживление исчезло без следа. Наступила мёртвая тишина. Я испортила всем настроение. Не надо было мне этого говорить. Но если бы я промолчала, какая-то частица моей души наверняка бы погибла. Так что, извините, я должна была высказаться. Взяла на себя такую смелость. Ради завтрашней Ринки Кадзуки.

– Ах, ну да…

– И впрямь нехорошо получилось.

– И то сказать, одни платят, чтобы попеть, другие поют, чтобы им заплатили. Тут различать надо.

Все дружно расхохотались. У меня чуточку отлегло от сердца.

Послышался прохладный звон высыпаемых на ладони монет. Это – мой гонорар. До сих пор я ещё ни разу ни у кого не выклянчивала чаевых. Ценою этого вынужденного унижения я хотела хоть немного отсрочить день полной гибели своей души.

Но после того, что произошло, какая-то частичка моей души явно погибла…

– Вот, пожалуйста. Так вас устроит?

Одна из старушек поднесла мне стоиеновую монетку, ловко ухватив её палочками для еды. В таком виде это действительно походило на подношение. Тускло серебрящаяся денежка, зажатая между двумя узенькими деревяшками. Пожалуй, это та самая сумма, на которую я вправе претендовать. Обычно я получаю куда больше, чем того заслуживаю.

Ссыпав монетки в карман, я поблагодарила своих слушательниц. Мой сегодняшний заработок составил тысячу шестьсот иен. На эти деньги можно купить пару таби [27]27
  Японские носки из плотной белой материи, в которых большой палец отделён, чтобы можно было носить сандалии.


[Закрыть]. Проедать чаевые не хочется.

Судя по всему, этот небольшой инцидент остался незамеченным хозяйкой. «Луковка» без устали хлопотала за стойкой, то отвечая на телефонные звонки, то готовя для посетительниц кофе.

Наконец последовал звонок от вернувшегося с рыбалки Дайки: он велел передать мне, чтобы я приходила в «нашу» сусичную.

– Надевать свой прежний наряд вам едва ли захочется, – сказала хозяйка. – Исподнее кимоно тоже изрядно пропотело. Может, примете душ? Я могу одолжить вам своё платье.

И вот я опять принимаю душ в чужой ванной. Сквозь матовое стекло дверцы виднеется силуэт похожей на луковицу головы хозяйки.

– Как температура воды? Нормальная?

Я невольно прыскаю. Странный вопрос для человека, моющегося под душем.

Чудачка она всё-таки!

Мокрая после душа, я открываю дверь в предбанник. Хозяйки там уже нет, но в плетёной корзинке для белья лежит аккуратно сложенное белое в голубой горошек платье. Рядом с ним – пакет с трусиками из близлежащего магазинчика. А вот лифчика нет. Но, как выяснилось, «Луковка» и тут всё предусмотрела: с внутренней стороны к платью пришиты чашечки. Воротник-хомутик переходит в две полоски ткани, которые завязываются сзади на шее бантом, а спина остаётся голой. В сочетании с широкой юбкой-клёш получается дизайн в духе семидесятых годов. Чтобы не выбиваться из стиля, я решила зачесать волосы кверху.

– Ну, я пошла.

Сунув ноги в босоножки, выхожу из дома. Чаевые вместе с деревянными палочками я положила в целлофановый пакет и прихватила с собой, сама не знаю для чего. Сусичная под названием «Хиродзуси» находится в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Пока я шла по улице, цокая каблучками, мне страшно захотелось пить, и я купила в автомате баночку сока. Этот сок, купленный на деньги от своих песен, был удивительно приятен на вкус и в то же время горек.

По дороге я набрела на какой-то пустырь, огороженный верёвкой. Поднырнув под неё, я проникла на запретную территорию. Снующие в душном и влажном вечернем воздухе комары нещадно впивались мне в кожу. Я быстро воткнула в поросшую мискантом землю деревянные палочки, после чего трижды хлопнула в ладоши и молитвенно склонила голову. Эти палочки – знак на могилке, в которой похоронена только что погибшая частица моей души.

Я вошла в сусичную, расчёсывая комариный укус под коленкой.

– Что это на тебе? Ты же простудишься! – буркнул Дайки.

Это были первые слова, которыми он встретил меня. Сняв с себя пиджак, Дайки набросил его мне на плечи. Из красотки, щеголяющей в кокетливом платьице, я тотчас превратилась в деревенское пугало. Обнажённый до пояса Дайки отправил в рот очередную порцию суси и похвастался:

– Улов нынче выдался отменный.

Молоденькие рабочие из бригады Дайки с выкрашенными в каштановый цвет волосами принялись наперебой приветствовать меня, так что я даже смутилась. Интересно, почему эти работяги все, как на подбор, такие щёголи? У одного волосы забраны сзади в хвост и серёжка в ухе, на другом – пижонского вида майка с выхваченным ножницами воротом и обрезанными рукавами. И всё этим красавчикам к лицу. Ну прямо эстрадные кумиры.

Oh, love! – невольно улыбнулась я.

Когда восемь пригожих юношей, каждый из которых хорош на свой лад, маячат у тебя перед глазами, словно виноградная гроздь, невольно хочется отщипнуть хотя бы одну ягодку. Но, как ни странно, эта братия придерживается строгих моральных принципов. Как-то, притворившись изрядно подвыпившей, я в шутку стала кокетничать с одним из них, но он решительно пресёк мои поползновения.

– Нет, тут я пас, – сказал он. – Когда-то, пацаном, я нюхал всякую дрянь вроде паров едкого растворителя. Хиросэ-сан вытащил меня из этой ямы, можно сказать, спас мне жизнь. Понимаете, есть вещи, через которые как бы нельзя переступить.

Как бы понимаю.

– Эй, хозяин, Ринка пришла. Приготовьте ей то же самое, чем только что потчевали нас.

– Будет сделано.

Старичок хозяин поставил передо мной тарелочку, на которой лежали суси со скумбрией. Они оказались на удивление вкусными.

– Пальчики оближешь! Неужели это и вправду рыба из твоего сегодняшнего улова? Вот это да!

– А то как же! Теперь ты видишь, на что я способен?

Как это ни досадно, мальчики, но в Дайки есть нечто такое, чего не найти во всех вас вместе взятых. Надёжность. Для меня, болтающейся по жизни подобно утлому судёнышку, он – всё равно что якорь. Он мне одновременно и отец, и любовник.

Такому человеку я изменить не могу.

И тем не менее постоянно, изо дня в день изменяю. Почему? Да потому что без памяти влюблена в свои песни.

Для Дайки моя страсть к пению – заклятый враг, единственный противник, против которого бессильны его кулаки. Должно быть, у каждого человека существует вечный соперник в любви – «мечта», за которой устремляется его половина.

– Окунь – тоже что надо!

– А печёная макрель с солью! Объеденье!

Сидящие у стойки красивые парни, войдя в раж, как при игре в мяч, выхватывают друг у друга тарелки с лакомыми кусками, насыщая свою плоть жизненными соками. Кто-то берёт прямо пальцами и кладёт мне в стакан кусочки льда, действуя с таким проворством, что я не успеваю воспротивиться этому. Другой подливает мне охлаждённое сётю [28]28
  Крепкая (от 50° и выше) водка, приготовленная из сладкого картофеля или из риса с добавлением прочих злаков. Как правило, её пьют, разбавляя водой.


[Закрыть]и чокается со мной. Но я не привыкла столько пить… Пока я в растерянности смотрю на свой стакан, Дайки выхватывает его у меня из рук, и мне остаётся лишь заворожено наблюдать за тем, как он одним махом опрокидывает огненный напиток в своё могучее горло.

– А, заходите! Вы сегодня одна? – энергично приветствует хозяин новую посетительницу. В такие ресторанчики женщины редко приходят без спутников.

– О!

– Какая встреча!

Одинокой посетительницей оказалась Кахо Дзёдзима. На ней замшевая безрукавка цвета прелой зелени, надетая прямо на голое тело, и шорты с обтрёпанными краями – такое впечатление, что прежде они были обыкновенными джинсами, но какой-то силач оторвал от них обе штанины. Наряд дополняли спортивные тапочки со смятыми задниками на босу ногу. Появиться в таком завидном прикиде на людях может рискнуть только очень смуглая женщина.

Прежде чем заметить меня, она обратила внимание на Дайки и чуть не подпрыгнула от радости. Тот смущённо улыбнулся в ответ, не зная, куда деть глаза.

– Помнится, вас зовут Кахо-сан? – сказал он. – Ну как, хулиганы к вам больше не пристают? Всё в порядке?

Какая прелесть: Дайки готов защищать от хулиганов девицу, торгующую своим телом. Я обожаю в нём это благородство.

– Привет, Ринка, – обратилась ко мне Кахо. – Кэн укатил в Сэндай, так что я сегодня в одиночестве. Рада тебя видеть. Да и с «Королём» мы давненько не встречались.

В этот ресторанчик заходят как представители шоу-бизнеса, так и работяги вроде моего Дайки и его ребят. Но он не в курсе, что Кахо – девушка Кэндзиро. Да и не нужно ему этого знать. Точно так же и Кахо не подозревает о том, что нынче утром её возлюбленный едва не пострадал от кулаков её спасителя.

– Эх, завтра опять на работу.

– Сегодня-то был лёгкий день, проверка исправности узлов, а с завтрашнего дня начинается новый цикл. Теперь уже в Мияги.

Строители не сидят на месте, а кочуют по городам и весям, останавливаясь на ночь то в одной, то в другой захудалой гостинице. Совсем как мы, артисты. И сейчас они перебрасываются шуточками по поводу своей жизни, обнажая в улыбке белые зубы.

– Суровая житуха, – вздыхает один.

– Кошмар! – вторит ему другой.

– Все тридцать три кошмара! – подхватывает третий.

Остальные смеются. Слушая подвыпивших ребят, мы с Кахо переглядываемся и, пожав плечами, хихикаем. Ведь в точности такими же репликами постоянно обмениваемся между собой и мы: я, она, Кэндзиро, Муди Конами, Хироси Юмэкава, Симако Садо.

«Тридцать три кошмара! Напряг. Грязь. Опасность. И дальше со всеми остановками».

«Этот шик-блеск меня уже достал».

«А меня достало отсутствие работы. Это даже не кошмар, а форменный ад».

«А для меня ад – приставания какого-нибудь козла».

«У нас не работа, а ярмо на шее».

«Да, ходим по острию ножа».

«Бросить бы всё к чертям!»

«Вот именно. Я уже сыта по горло»…

Между тем от лежавших на тарелках рыбок остались одни скелетики. Когда и они были обсосаны до последней косточки и пришла пора расходиться, Дайки и его подопечные едва держались на ногах от выпитой сивухи. Я в обнимку с Кахо последовала за ними.

– В чём дело? Кажется, вы чем-то недовольны?

Голос Дайки напомнил мне глухое рычание бродячего пса. Надвигалась драка. Кто на сей раз стал жертвой моего милого, я не запомнила, потому что была мертвецки пьяна. Наверно, какой-нибудь невезучий прохожий. Видимо, ему тоже приходится изо дня в день заниматься каким-то нудным делом вроде рытья котлованов.

Женщина тут ни при чём. Значит, можно присесть поблизости и подремать под мелодичный хруст ломаемых костей. Время от времени открывая глаза, я видела кого-то из мужчин с плотно сжатыми губами или свежим кровоподтёком возле виска.

Женщина тут ни при чём. Прохладный вечерний ветерок гладит меня по затылку. Мужчины валтузят друг друга с таким сосредоточенным видом, словно несут священный ковчег на празднике, а при этом ещё и молодецки покрикивают. Вот он, истинно японский дух. Старичок сусичник охотно включается в драку. Видно, завтра у него снова выходной. Ни один из участников побоища не робеет. Красавчики из команды Дайки держатся молодцами. А ведь против них сражаются человек шесть, не меньше. Но победа, конечно же, достанется нашим. Так что мы с Кахо можем поспать на травке. Мужчины так бойко орудуют кулаками, что даже комаров разогнали. В воздухе веет прохладой.

Ах, до чего же хорошо! Давно уже не было такой дивной ночи. И луна такая круглая-круглая.

Тс-с-с…