Текст книги "Евангелие лжецов (ЛП)"
Автор книги: Наоми Олдерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Иехуда лежал, но все тело его дрожало, будто натянутая струна лиры. Знал он, что должен был пойти с ними. Когда пойдут они из Кериота по пыльным желтым холмам на север к Хеврону, он пойдет с ними. Этот человек, подумал он, этот пылкий воодушевленный праведник изменит весь мир.
А потом их стало больше. И еще больше и еще. Они шли от города к городу, и в каждом месте находились люди – пару раз женщины – к которым Иехошуа относился по-особому, и к которым у него было особое послание, новая притча или поговорка. И сидели они, разговаривая, пока не затухал костер, а наутро один, два или три человека уходили вместе с ними.
Они становились чем-то, и не было понятно, каким образом это произошло. В памяти Иехуды: в один день они запыленные входили в город, и старые женщины сплевывали свои изжеванные листья, когда шли они мимо, и люди приходили послушать Иехошуа только из-за праздного любопытства, как увидели бы торговца или музыканта. А в другой день, внезапно, приходя в новое место, люди выходили, приветствуя их. Молодые мужчины и женщины поправляли свои робы и спрашивали: «Это – он, он, да?»
Но, когда начинал он размышлять об этом, ничего странного не было. Из-за лечения, конечно же.
Он не вылечивал никого в Кериоте. Он не всегда делал так. Только, когда был определенный человек, или, как заметил Иехуда, собиралась особенно большая толпа. Он почувствовал себя недобрым и недостойным из-за своего наблюдения, но никак не мог избавиться от этой мысли, как только приходилось видеть подобное.
В Ремезе, где пять детей ослепли от той же лихорадки, от которой умерла жена Иехуды, Иехошуа коснулся их голов и прошептал, что Бог успокоит их и сделает их сильнее, но не вылечил их. В Хидионе, где девушка, потерявшая обе ноги, выкатилась на тележке, прося у Иехошуа помощи, он облился слезами при виде страданий ее и помолился с ней, укрепляя ее духом и прося благословения Бога, но только новые конечности не выросли на месте прежних.
А в Кфар Нахуме собралась большая толпа, около двухсот человек, и многие привели своих болеющих долгое время родных. Среди них Иехошуа выбрал одного человека, который причитал, вопил и рвал на себе волосы и одежду. В него вселился демон, как всем было видно, который атаковал бы и невинных и виновных, и даже детей, если бы смог.
Иехуда видал таких демонов, раздиравших людей изнутри, из-за которых они разбивали себе голову о стену или нападали на жену и детей, или кидались с высоты вниз, кончая свою жизнь. В Кериоте был такой же человек, измученный криками демонов в голове его, и, однажды, он откусил часть плоти руки своей, и рана начала пахнуть, и умер он.
Этот человек в Кфар Нахуме рычал, как пес, когда привели его к Иехошуа, и задрал одежды свои, обнажив зад женщинам, стоящим полукругом у дерева. Он рявкал и выл, и пытался схватить женщин и разорвать их своими зубами, и многие отбежали от него, а Иехуда не удивился его виду.
Иехошуа тоже не испугался. Двое братьев этого человека крепко держали того. Они предложили усесться ему на грудь, чтобы успокоить его на время, но Иехошуа взглянул человеку в глаза и сказал: «Ты будешь спокойным. Потому что знаешь ты, я – твой повелитель».
А человек уставился на него, будто испуганный пес, наконец нашедший вожака своей стаи. В глазах был страх, но также и облегчение и просьба.
«Отпустите его руки и ноги», приказал Иехошуа.
«Но, учитель», встревожились братья, «он же бросится на женщин, как раньше делал».
«Отпустите», сказал Иехошуа все с той же интонацией, продолжая глядеть человеку в глаза.
Они отпустили его, и тот не пошевелился.
«Скажи мне имя твое», продолжил Иехошуа. «Демон в душе этого человека, скажи мне имя твое».
Мужчина закатил глаза вверх, заскулил, завыл и оскалил зубы, но не двинулся с места.
«Скажи мне имя твое», повторил Иехошуа, «во имя Бога Отца нашего я приказываю тебе».
И демон в человеке заговорил. Голос его был рычаньем, как у волка, и шипением, как у ящерицы, и сказал он: «Я – Ба’ал Накаш, Повелитель Змей, и этот человек – мой».
Люди поразились увиденному, потому что демон никогда не говорил им своего имени, а все знали, что демоном можно было повелевать, назвав его по имени.
И Иехошуа положил свою руку на лоб мужчины, и тот оставался недвижим с закатанными глазами и оскаленными зубами.
Иехошуа приказал: «Ба’ал Накаш, во имя Бога Отца нашего я приказываю тебе выйти из этого человека!»
Мужчина упал на землю, всхлипнув и захлебнувшись вдохом. Его тело затряслось, и люди забормотали друг другу: «Гляди, это демон старается остаться».
Иехошуа преклонил колени, положил свою руку ему на грудь и прокричал: «Ба’ал Накаш, я приказываю тебе выйти из этого человека!»
Человек скорчился и зашипел, и прокусил свой язык так, что кровь и слюна забились пеной из его рта. Он стал царапать землю, пока не сломал ногти и окровавил камни, и он корчился и бросался на камни, пока синяки не покрыли его тело. Иехошуа глубоко вздохнул, медленно выдохнул и затем, упершись рукой в грудь того мужчины, начал свой последний приказ.
«Во имя Яхаве!» сказал Иехошуа, и люди ахнули, услышав настоящее имя Бога, которое нельзя было произносить вслух, за исключением Первосвященника в самом святейшем месте Храма в Иерусалеме во время Йом Киппура, самого святейшего изо всех праздников, а Иехошуа произнес это имя в захолустном поселке во время лечения зараженного демоном человека. «Во имя Яхаве, выйди из него!»
И, услышав запретное властное имя, все тело человека застыло, спина выгнулась, и выдохнул он диким криком. Люди позже говорили, что никогда не сомневались, что так и кричали демоны. В соседних поселках, говорили, услышали этот крик, в пяти милях от них.
Вопль длился почти десять дыханий, и каждый услышал звук того, как демон покидал человеческое тело. Кто-то говорил, что видели черный дым, поднимающийся из его рта, но Иехуда того не увидел – лишь облака пыли, поднятые корчащимся телом. Когда же крик закончился, человек оставался недвижимым, и всем стало ясно, что демона в нем больше нет.
Мальчик, стоящий позади толпы, внезапно закричал: «Змея!»
И все повернулись, ужаснувшись в ожидании увидеть огромную змею – демона размером с человека. Но то была пестрая ядовитая змея, лениво скрутившаяся кольцом между камней.
«Демон убрался в него!» закричал кто-то, а другой мальчик схватил камень и запустил им в змею. И еще и еще полетели камни, и змея выгнула свою спину и обнажила клыки, как делал только что одержимый демоном человек, но она не смогла устоять против стольких людей, и вскоре ее убили.
Они принесли раздавленную змею к мужчине, неся ее за хвост. А тот сидел и моргал глазами, трогая прокушенный язык одним пальцем, и кровяная слюна стекала из его рта. Хотя демон покинул его, он все еще не был нормальным человеком – да никто не ожидал этого от него – он выглядел полубессознательным, хмурым и что-то бормочащим, но больше не рычал и не шипел. Он заморгал при виде змеи, которую положили рядом с ним.
«Это был твой демон», сказал один из толпы. «Сожги, и ты будешь свободным навеки».
А Иехошуа улыбнулся и взял руку сидящего.
«Твоя вера в Бога и в святое имя Его освободили тебя», объяснил он.
Той ночью в поселке закололи три годовалых козла, чтобы накормить их. А наутро, когда они отправились дальше, около десяти мужчин и женщин из поселка пошли вместе с ними.
* * *
Были другие, кто шел с Иехошуа до того, как появился Иехуда, но Иехуда знал, что Иехошуа выделял его. Он мог говорить ему такие вещи, которые другие не смогли бы понять.
После случая, когда Иехошуа выгнал змея-демона из человека в Кфар Нахуме, они сидели и долго разговаривали после того, как другие заснули сном людей с животами, набитыми печеной козлятиной.
«Как Бог говорит тебе», начал Иехуда, «кого лечить?»
Иехошуа поправил край одеяла.
«Я могу видеть», ответил он, «какой демон меня послушается».
Иехуда лег поверх своего одеяла.
«Я знал одного человека в Кериоте, бешеного от демона внутри», сказал он. «Он бился головой об стену».
«Демоны могут заставить человека делать такое», согласился Иехошуа.
«Но когда его мать говорила с ним», продолжил Иехуда, «он становился тихим. На какое-то время. Только после ее смерти, демон не оставил его в покое. Он и умер от этого демона, но пока его мать была жива, он мог слушаться ее голоса, а не демона».
Иехошуа расшевелил прутом угли костра.
«Это как с тобой, да?» спросил Иехуда.
Иехошуа пожал плечами. «Я не понимаю, что ты спрашиваешь у меня».
«Если демон слушается матери», начал свое объяснение Иехуда, «это не от того, что мать имеет силу над демоном. Мать имеет силу над тем человеком. Имя, сказанное тобой сегодня, имеет силу над всеми людьми. Не только над демонами, но и над людьми».
Иехошуа запрокинул назад голову и засмеялся.
«Задавать вопросы – это мудрость, которой я научил тебя», сказал он. «Всегда пользуйся ею со мной. Ты прав. Я не знаю, как я делаю то, что делаю. Когда я говорю, то демоны могут слушать меня, но что происходит потом – в руках Бога».
Они шли, и встречающих их становилось больше. Громаднее. Многочисленнее. Появилась еще какая-то группа среди тех, кто приходил услышать речи Иехошуа или посмотреть, как лечит он и выгоняет демонов. И приходили другие раввины. Их ожидали. Они приходили побороться с ним.
Некоторые пытались смело атаковать его. В Емеке Езра Учитель вызвал его на спор, а после того, как закончили называть друг друга глупцом, Езра прижал Иехошуа к своей груди и предложил ему совместную трапезу. В Ме’етце люди выложили две большие кучи камней, и Иехошуа и их учитель Нехемиа проповедовали, забравшись наверх. В Рефеке задали столько вопросов Иехошуа, и он, истощенный и усталый, взмолился, что никто не смог бы выдержать такой штурм без бочонка вина.
Они пытались поймать его на оговорках, расставляя ловушки, и вытащить на всеобщее обозрение его скрытую надменность и показную рассудочность. А для Иехуды те дни были самыми замечательными. Все знали, что споры шли «ради небесной правды», чего так страстно желали все мудрецы.
Чем больше спорит с тобой человек, тем более начинает уважать тебя. Чем старательнее ищет он дыры в твоих рассуждениях, тем довольнее становится Святый Тот Кто Вездесущ. Великие раввины Хиллел и Шаммаи спорили друг с другом так яростно, что их последователи шли войной за их слова – несколько учеников погибло в тех спорах. И хотя подобные последствия прискорбны, страсть их к спорам достойна всяческой похвалы. А как же еще сможем мы услышать бесконечно непостижимый голос Бога, кроме как в словесной борьбе тех, кому небезразлична Тора, и кто находится в поиске ее труднодостижимой правды?
Кто-то из раввинов, конечно, разозлился. Самые мелкие и самые слабые. Во всех частях мира есть люди, которые не могут стерпеть вопросов к их словам. Это те люди, которые верят в то, что их пурпурные робы и серебряные цепи дают им право властвовать над другими. Они забывают, что у Моисея был лишь деревянный посох, и заикался он в речи своей. Были подобные люди и в лагере Иехошуа: некоторые из последователей не могли стерпеть никаких вопросов точно так же, как некоторые раввины не могли стерпеть никакой критики.
Но самые лучшие люди по обеим сторонам радовались словесным битвам, впиваясь в друг друга. А когда заканчивались споры, с первым лучом рассвета, еще больше мужчин и женщин шло с ними до следующего поселка, и так – далее.
Приблизительно в то время их стало двенадцать человек. Самых близких, внутренний круг. Иехуда никак не смог бы представить себе ранее, что их группа людей станет настолько большой, что появится внутренний круг, но так и произошло. Им было нужно исключить провокаторов, сеющих разногласия среди них, и римских соглядатаев. Там были, конечно, шпионы. Иехошуа нуждался в тех, кому он мог доверять.
Иехуда подошел к каждому из них по отдельности, шепча о том, что ему нужны их советы, их глаза и уши. Заняло немного времени у него, чтобы понять, кому можно было доверять. Он заметил, что задающих вопросы было много во внешнем круге последователей, и он был лишь одним во внутреннем, кого все знали, как спорщика на открытых собраниях.
Было время, когда они не делали различий между собой. В Бейт Саиде за общим столом трапезы Иехошуа, как показалось, сказал, что все различия должны быть сметены в сторону. Но теперь Иехуда оставался одним лишь пятном разногласия во внутреннем круге. Он не станет более делиться мыслями с другими.
* * *
«Ты знаешь, что они говорят о тебе?» спросил он.
Иехошуа нахмурился, но ничего не ответил. Они сидели вдвоем у костра. Было поздно, и все другие спали. Было так же, как в самом начале. Таких ночей становилось все меньше и меньше.
«Они говорят, что ты – Мессия. Кого мы ждем. Настоящий потомок Давида. Кто покончит со всеми болезнями и страданиями. О чьем прибытии мы узнаем, потому что не будет более войн, и все мертвые восстанут из могил».
Он хотел продолжить перечислить все разные виды магии, которые делают Мессии, чтобы развеселить Иехошуа. Он так хотел развеселить его. Если бы Иехошуа рассмеялся, то рассмеялся бы и Иехуда, и они стали бы говорить о том, как переделать мир их работой и стараниями, и не надо было бы ожидать Божьей помощи в чудесах, если настоящий потомок Давида сел бы на трон.
Он не засмеялся.
«Ты собираешься сделать так, чтобы лев возлег рядом с агнцем?» спросил Иехуда, и в голосе его появилось обвинение. «Ты собираешься восстановить города из руин?»
Иехошуа ответил очень тихо и спокойно: «Кто знает, что случится по воле Бога?»
Никто не собирался спорить с этим. Да только Иехуда знал, что понимал он в глубине своего сердца.
«Мне кажется, что многие из них верят в такое», сказал он. «Ты должен объяснить им, чтобы они перестали говорить так, даже среди своих».
Иехошуа разворошил угли костра.
«Не мне останавливать их. Они должны говорить правду, какой бы она ни была».
И Иехуде захотелось расшевелить его за плечи, ударить его по лицу, чтобы донести: Бога ради, все, во имя чего мы делали, все, о чем мы говорили. Но увидел он, что было поздно для этого.
«Ты и сам начал верить в такое, да?» и голос его стал рассерженным, и он не мог сдержать себя. «Ты наслушался того, что они говорят о тебе. Как Херод, который слышит только похвалу льстецов, и ты наслушался слишком много».
Иехошуа побледнел и замер. Ноздри его расширились, и в глазах угасал костер, и сказал он: «Ты думаешь, что знаешь волю Бога лучше меня?»
И Иехуда вспомнил того человека, который научил его слушаться знанию своего сердца, и относиться к каждому явлению, как греки, проверяя на возможность правды, и чему можно было научиться из происходящего.
«Я думаю», произнес он, «что если Бог выбрал тебя, Он скажет нам об этом когда-то, а до того мы не должны утруждать себя мыслями об этом».
Иехошуа улыбнулся в ответ. Своей прежней, простой улыбкой.
«Это ли не моя собственная мудрость смотрит на меня из тебя?»
«Да», Иехуда тоже улыбнулся. «Если ты не можешь сказать им „Я – не он“, то, хотя бы уж, не думай об этом, пока Бог не откроет для тебя. Или», и он засмеялся, «до самого твоего смертного часа. Потому что если ты умрешь, не став царем, тогда мы и узнаем, что не был ты никаким Мессией».
«Тогда я покаюсь в моей глупости на смертном одре», сказал Иехошуа и хмыкнул смешком, и отклонился спиной назад, упершись ладонями в землю.
Через короткое время после того, послал он их по всей стране разнести слова его и лечить больных. Они говорили: «Я не могу лечить так, как ты лечишь, у меня же нет той силы, как у тебя»; он касался их у бровей и бормотал: «Делай, что сможешь». И пошли они, пытаясь делать то, что могли. Они должны были встретиться с ним через три недели и привести новых последователей, или нет – как захочет Бог.
Было правильно рассеяться всем в это время… Группа слишком разрослась. Появились шпионы от местных властей по краям их собраний. Тихие люди, внимательно слушающие слова, наблюдающие за настроениями толпы. Любой человек, кто сможет повести чернь, представляет опасность для империи. Возлюбить врагов своих не означало покориться им. Рима интересовало все, что волновало людей. Люди разделялись, и Рим все равно нашел бы способ их разделить.
Иехуда отправился в дорогу радостный. Большинство людей ушли парами, но он, как и некоторые другие, решил уйти один. Дабы увидеть, что Бог начертал для него. И таким образом он добрался до этого места.
Поселок на востоке. Он не помнит его названия и никогда не попадет туда опять. Небольшое место, восемь-девять домов с полями по склонам холмам, так что для всхода семени требовалось много труда, а для сбора урожая – немало сил. Место, где жизнь была тяжелой. Он прибыл туда вечером, проповедник во имя Иехошуа, двух-трех таких же видели раньше в Галилее. Они накормили его чечевичным супом и сухими лепешками, и понял он, что не могли они позволить себе большего. Когда оставили его переночевать в одном из сараев возле поля, заглянул он в глиняный кувшин для хранения зерна. Там было пусто, лишь две засохшие осы на дне сосуда.
И привели они ему мальчика. Искалеченному ребенку было около десяти лет. С деформированной ногой: кость согнута, коленный сустав разбух, кожа воспалилась, и вся нога прогибалась от веса тела, из-за чего он опирался на палку. Подмышка краснела мозолью, натертой от упора. Все тело его страдало из-за этой ноги.
Сердце Иехуды выпрыгнуло из груди, когда увидел он мальчика, и дух воспарил от тела его и коснулся сердца ребенка. Он почувствовал это. Бедный калека нуждался в любви и жалости Бога больше, чем кто-нибудь другой изо всех людей. Он ощутил воспаленные места, как на своей ноге, и согнутую кость, как если бы свою собственную кость, и застывший, болезненный, сочащийся гноем сустав, как если бы его тело плакало от боли.
Он взмолился Богу, как давным-давно, еще ребенком, называя его «Отцом». Отец, просил он, вылечи этого ребенка, избавь его от страданий, сделай его целым, как целый я. Не отказывай, как не стал бы отказывать в воде отец страдающему от жажды дитя. Отец, в руках твоих – исцеление этого ребенка. Он ощутил некую силу в себе дрожащими кончиками пальцев руки, жар от своих ладоней, и стало ясно ему, что как только коснется он мальчика, то сила эта истечет из него, и, опустив свои руки, возблагодарил он: «Спасибо, спасибо, спасибо».
Он вспомнил о мужчинах и женщинах, которых вылечил Иехошуа своим касанием, как демоны боли покинули их тела, как выпрямились их спины, и плоть их стала целой и невредимой. И мальчик на колени матери, и оба они смотрели на него с такой надеждой, потому что увидели все силу Бога в Иехошуа, лечащего любой недуг.
«Спасибо», сказал Иехуда тихо себе, кладя свои руки на согнутую конечность, «благодарю тебя, Отец, за то, что выбрал меня проводником для твоего святого дела». И взялся он за ногу руками полными жара, будто рука его была рукой Всемогущего, а пальцы – могучей рукой Бога.
* * *
Когда собрались они вместе, как сказал им Иехошуа – ученики вокруг костра – и стали рассказывать свои истории. Маттисяху поведал им, как вылечил он язвы человека, страдающего десять лет ужасной болезнью кожи. Хороший рассказчик, он смог передать словами им вид заражения, гноя, сочащегося из каждого больного места, вони гниения от одежды человека и конвульсий лица каждый раз, когда тот двигался, и одеяния его терлись о раздраженные пустулы. Маттисяху сказал, что вызвал он имя Бога, даденное ему в учении и в молитвах, и, когда одна из женщин омыла ногу того человека, то обнаружили они, что язвы сошли, словно их смыло, и плоть под ними была новой, целой и невредимой. «Как будто у только что остриженного агнца», заявил Маттисяху.
Там были и другие истории, подобные той. Нетан’ел изгнал семь демонов из женщины в Бе’ер Шева, которая до этого плевалась, будто верблюдиха, ругалась и визжала на каждого, приблизившегося к ней. Он видел, как демоны отошли от нее, как дым, рассказал он, как отлетает белый пепел от огня на старых, высохших дровах. Демоны отлетели к дереву – прямо к стае птиц, устроившими там гнезда, и взлетели они шумно прямо над собравшимися людьми. Но люди те принесли с собой пращи и камни и убили тех птиц, так что больше не было никаких демонов.
Иехошуа слушал эти рассказы спокойно, кивая согласно головой, когда кто-нибудь из учеников называл примененную им молитву или рассказывал о том, как он смог убедить уверовать пришедших посмотреть людей.
Дошла очередь и до Иехуды, и он быстро рассказал свою историю. Не было у него дара Маттисяху вытягивать длинную историю.
«Там был мальчик», сказал он, «и нога у него была изогнута, а я вызвал Бога по имени, как будто моего отца, и нога у мальчика зажила».
Сидящие похлопали ему по спине и возблагодарили Бога за великое чудо.
Иехошуа посмотрел на него резким проницательным взглядом и ничего не сказал.
Сколько же из них солгали точно так же, как солгал он – Иехуда? История у Маттисяху, полная разных деталей и описаний – сложно продуманный обман? А простая история Филипа о слепой женщине, которая прозрела, была знаком того, что он, как Иехуда, был слишком пристыжен, чтобы добавить побольше слов к своему рассказу?
Иехуда положил руки на ногу мальчика. Он ощутил в себе силу, в сердце своем и руках своих, жар, разбегающийся внутри по всему телу, дух Бога вызвал это в нем, и понял он, почему Бог мог вызвать и ужас и любовь. Он ощутил силу, вошедшую в мальчика, и восхвалил имя Бога, который был, есть и будет.
И мальчик улыбнулся и вздрогнул от дрожжи, прошедшей по нему. И нога начала дергаться. И мальчик сказал: «Так тепло!» А потом он пошевелил своей ногой и добавил: «Она легче двигается». Но не вылечился он. Всем было видно это. Нога все еще оставалась изогнутой, и больное место все так же ссаднило, и он не мог опереться на ту ногу.
Мать у мальчика посмотрела на Иехуду.
«Ты, может, и есть человек Бога», сказала она, «но нет в тебе этой силы».
Отец мальчика зашикал на нее, и мальчик стал возражать, говоря всем, что боль уменьшилась, что нога обязательно выздоровеет. Но мать, которая знала тело своего сына лучше своего, поняла, что ничего не изменилось.
Они предложили ему место для ночлега у костра и еду за его старания. А наутро, когда проснулся он у остатков костра под навесом, увидел он того мальчика, ковыляющего по двору и волочащего ногу. Мальчик заметил взгляд Иехуды и выпрямился, улыбаясь.
«Уже легче!» прокричал он, а в ответ Иехуда выдавил из себя улыбку.
Мать смотрела на них с двери в дом потемневшими и рассерженными глазами. И Иехуда ушел оттуда, не завтракая, не задерживаясь.
Он задумался, когда медленно брел назад, о том, что сделал бы Иехошуа. Если бы тот был там, то сказал бы: «Исцеление не от меня, а от Бога», или бы сказал: «Бог не решил благословить вас этим, и мне жаль», и рассказал бы историю, подтверждающую, что страждующие и есть самые возлюбленные, что они ближе к сердцу Бога. Иехошуа поведал бы им, что сила в нем не подчинялась ему.
И если б Иехошуа сказал бы ему такие слова, он все равно бы понял, что вера его слишком слаба, и только поэтому он не смог исцелить мальчика. Он видел, как делал так Иехошуа. И другие ученики делали так же. И червь глодал сердце его, потому что знал он, что Бог не был благосклонен к нему.
Он не смог усидеть с остальными той ночью, когда те делились между собой хлебом и маслом и обсуждали великие чудеса, которые Бог обязательно предоставит им увидеть в обозримом будущем. Он пошел в лагерь для чужеземцев, где спали неевреи, интересующиеся учением Иехошуа. Совершенно случайно он заговорил с Калидорусом. Там мог бы оказаться кто угодно. Он даже не знал, зачем пришел туда, кого искал. Возможно, того, кому не надо было лгать.
Калидорус и несколько его друзей играли в кости у полузатухшего костра. Когда увидели они идущего Иехуду, они встали и предложили ему почетное место, но тот отказался, предпочтя просто сидеть и наблюдать за их игрой. «Венера!» закричал один, когда выпала удачная комбинация цифр кубиками, а другие шутливо прокляли его и налили себе еще вина из фляг.
Вечер переходил в глубокую ночь, и люди раскладывали свои постели и укладывались спать, и возле последних тлеющих углей остались лишь Калидорус и Иехуда. И Калидорус рассказал о своих путешествиях и об интересных людях, которых он повстречал. Он был знатоком греческих писаний, высоко оценивал Римскую республику – его мечта об управлении людьми умерла, когда Юлиус Кесарь взял имперские полномочия, и сами разговоры о том были знаком большого доверия друг к другу. И тогда Иехуда в свою очередь поведал ему о своих злоключениях.
«Аа», сказал Калидорус, «я видел эту уловку. Один человек в Шфате, который, как всем показалось, засунул свою руку прямо в центр груди мальчика и вытащил оттуда нечто черное и липкое – демон поместил это внутри мальчика. Я заплатил ему всем золотом из моего кошелька, чтобы он показал мне, как сделал, и отдал к тому же свой плащ, чтобы он продал мне свой секрет».
Он сказал так, как о чем-то обычном, и тогда Иехуда удержал свое лицо от удивления. Они обсуждали вещи прекрасно знакомые им.
«Не желаешь увидеть, как это было сделано?» спросил Калидорус.
Иехуда медленно кивнул головой.
Калидорус послал раба, чтобы тот принес нечто из кожаного мешка позади его шатра, и предложил Иехуде отвернуться, пока он готовился. Когда Иехуда повернулся назад к нему, он показал эту хитрость. Калидорус спрятал мочевой пузырь овцы в рукаве своей робы у запястья. Нажал на пузырь, и красная жидкость растеклась по его руке до самых пальцев.
«Покрашенная вода», объяснил Калидорус. «Естественно лучше, если используется свежая кровь овцы. И сгоревшая смола – все становится липким и черным – покрывает всю ладонь».
Он показал Иехуде кусок смолы. Выглядело точно так, как если бы демон поместил это в человека.
Калидорус пожал плечами. «Если желаешь заплатить достаточно денег, то обнаружишь, как все делается. Я полагаю, что твои друзья делали подобные хитрости, как эта, если они, конечно, что-либо и делали».
Иехуда внезапно ощутил страх в центре своей груди. Сколько раз человек должен потерять свою веру, прежде чем потеряет веру во все?
«Я видел, как святой человек, однажды, извлек лягушек из парализованной девочки».
Калидорус улыбнулся.
«Наклонился ли он очень близко к ней?»
Иехуда часто думал об этом. Он был ребенком, когда в Кериот пришел седобородый проповедник, а теперь он вспомнил, да, как тот обнял девочку, поднял из ее постели, а затем уронил ее назад, и как куча лягушек посыпалась из нее, как казалось, изо всех мест.
«У него был спрятанный в робе мешочек с лягушками», объяснил Калидорус. «Когда он прижал ее к себе, тогда он опустошил мешочек на ее одежду, и, как казалось, лягушки посыпались из нее, когда он отпустил ее». Калидорус посмотрел на лицо Иехуды и, гримасничая, полуулыбнулся. «Я тоже был когда-то молодым», сказал он, «и не надо стыдиться этого. Дети верят в истории». Он нахмурился. «Да ты, должно быть, уже сам до всего догадался?»
Иехуда подумал: я совсем одинок. Все подобные Калидорусу, которые ищут мудрости, уже перестали верить. Зачем же еще пытаться найти правду, если не убедиться в безверии?
«Печально», произнес он.
Рот Калидоруса немного искривился. Он хлопнул рукой по плечу Иехуды, но жест получился неловким, и поэтому он тут же отдернул руку назад.
«Ну что ж», сказал Калидорус, «зато он представляет собой прекрасное зрелище – твой друг». Он засмеялся. «Я по-настоящему наслаждаюсь его историей. И некоторые вещи, рассказываемые им, очень очаровательные».
Иехуда почувствовал вырастающую из центра груди боль. Его сердце отяжелело, и он подумал: смог бы я таким человеком, как он? Смог бы я взирать на все вокруг, как на представление, на пантомиму? Пятьсот человек находилось во всем лагере Иехошуа, и кто-то из них говорили, что он был обещанным Мессией, кто-то обсуждал его учения, а кто-то, как Калидорус, просто наслаждался представлением. Путь Калидоруса был самым легким – его присутствие было как глоток свежей воды для горящего сознания Иехуды. Он понимал, что не смог бы быть, как Калидорус, но также понимал, что не мог он развидеть то, что увидел, и перестать знать, то что уже знал.
Он переминулся с одной ноги на другую.
«И кто же я теперь?» вопросил он.
И Калидорусу стало неловко от их ситуации.
«Приходи и оставайся у меня», предложил Калидорус, «когда устанешь следовать за твоим пророком по диким местам, приходи и будешь моим гостем в Кесарии. Спроси любого о моем доме, и они покажут тебе дорогу. Когда все закончится, приходи ко мне».
Он вернулся во внутренний круг измененным. Он обнаружил себя слушающим по-другому. Он смотрел по-другому. Он все чаще и чаще стал замечать Рим. И что слова Иехошуа, и слова его друзей были вызовом Риму.
И в голосе Иехошуа появилась какая-то раздраженность, какой-то гнев. Всегда звучал так? Иехуда стал замечать это только сейчас?
По дороге в Шомрон мужчины и женщины прибежали из своих домов и полей, чтобы увидеть Иехошуа. В одном месте – богатая и плодородная земля, где почва пропахивалась глубокими мягкими волнами, и ячмень вырастал высоким и крепким – мужчина ожидал их прихода, стоя на коленях. Он был богатым крестьянином, что мог заметить каждый, глядя на его обувь и толстый шерстяной плащ поверх его плеч. Но стоял он на коленях у дороги, что-то бормотал, и слезы капали с его щек.
Иехошуа наклонился к человеку. И Иехуде предстал тот прежний Иехошуа, чье присутствие всегда утешало сердце.
Иехошуа медленно покачал головой.
«Не плачь, друг мой», сказал он. «Бог поведал мне, что Он выбрал тебя идти с нами. Пойдем».
Такая просьба была редкой. Хозяйство позади выглядело очень ухоженным. На холме паслось стадо пятнистых овец, охраняемых пастушком. Тот мальчик, возможно, был сыном крестьянина, а овцы – его стадом.
«Мой отец умер», произнес человек, и слезы беззвучно текли по его щекам. «Он умер этим утром как раз перед твоим приходом. Учитель, дай мне твое благословение».
Иехошуа положил свои ладони на плечи мужчины.
«Ты уже благословен», ответил он. «Отец наш уже благословил тебя. Встань и иди со мной. Мы направляемся в Иерусалем. Пошли и не смотри назад».
Мужчина уставился взглядом на Иехошуа. Человек, потерявший отца, подобен человеку, упавшему от могучего удара. Смерть матери – это потеря любви, а смерть отца – это потеря уверенности. Самое высокое дерево в лесу когда-нибудь упадет.
«Я должен похоронить моего отца», заявил он. Говорил он, как показалось Иехуде, совершенно не слыша слов своих. То не было ответом, то было пониманием случившегося. И вновь повторил он. «Я не могу пойти с тобой сейчас, потому что я должен похоронить своего отца. Позволь мне сначала похоронить отца».