Текст книги "Проклятая попаданка серебряной совы (СИ)"
Автор книги: Нана Кас
Соавторы: Мари Кир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 12
Страх – ненадёжный союзник. Он сжимает горло, леденит разум и заставляет сердце биться в бешеном ритме, выбивая один примитивный сигнал: «Беги! Спасайся!». Он ослепляет, и за ночь я хлебнула его до дна.
Киллиан спокойно проводил меня до спальни, и это молчание было красноречивее любых слов. Я же шла, нервно озираясь, ловя каждое движение теней от пламени свечи. А в постели, под непомерно тяжёлым бархатным одеялом, металась между жуткими образами: призрачный лик, искажённый маской отчаяния в тенях библиотеки, и глазами Киллиана, полные той же твари, что сидела и в моей груди.
Но к утру, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели штор, со мной что-то произошло. Паника, высосавшая душу до дна, отступила, оставив после себя странную пустоту. И в ней, на удобренной отчаянием почве, начала прорастать уверенность. Не истеричная, а беспощадная.
Если уж судьба, магия или чёртово проклятие забросили меня в эту золотую клетку, я перестану биться о прутья. Я буду использовать единственное оружие, которое никто не сможет отнять: свой ум. Не стану игрушкой в чужой игре с неведомыми правилами. Пора самой начать играть.
Первым делом – информация. Мне нужна карта этого враждебного мира, чтобы составить чёткий план. Я должна понять, кто здесь друг, кто враг, а кто просто молчаливый свидетель, которого можно обойти или превратить в свой инструмент. Нельзя сражаться с призраками прошлого, не зная, на кого опереться среди живых. Пора изучать поле битвы.
Когда Марфа вошла с утренним чаем, я встретила её не растерянной жертвой, а собранной, хотя и продолжала притворяться слабой.
– Доброе утро, сударыня! Как почивали? – её лицо озарилось искренней улыбкой, и в этом простом участии я почувствовала нечто исцеляющее.
– Доброе утро, – приветствую я тихо, но чётко. – Лучше, спасибо. Голова уже не так кружится. – Я сделала маленький глоток душистого чая, давая себе время собраться с мыслями. – Марфа, скажи… мне до сих пор всё кажется таким туманным. Эта женщина, Марта… она всегда так сурова?
Горничная засуетилась, поправляя и без того идеальные складки покрывала.
– Ах, нянечка наша, Марта Эпсворт… Она у нас человек старый, из прежних времён. Служила ещё отцу вашего супруга, покойному графу. Строгая, да, но сердце золотое. Просто она… всё видит. Говорят, у неё дар.
– Дар? – притворяюсь наивно заинтересованной, широко раскрывая глаза. Играть роль несведущей сейчас мой главный козырь.
– Ну, знаете… Чует она, когда беда стучится в дом. И с нечистой силой, поговаривают, может справиться. Все её побаиваются, но уважают. – Марфа понижает голос до конспиративного шёпота, оглядываясь на дверь. – Сам хозяин с ней советуется в важных делах, хоть и виду не показывает.
Вот оно. Первая деталь вписана в ментальную карту. Марта – некий мистический страж дома, чей авторитет простирается даже на Киллиана. Враг определённо не из плоти и крови, но у любой нечисти есть уязвимые места, и Марта, похоже, знает, где они.
– А кроме неё… Кто ещё из старой прислуги? – осторожно спрашиваю я, делая вид, что с трудом вспоминаю лица.
– Да кто же ещё… – Марфа вздохнула. – После того как старый граф скончался, многих распустили, хозяйство уменьшилось. Остались я, миссис Эпсворт, дворецкий Филипп да повар Григорий. Остальные все молодые, новые. Горничная ваша Катерина, к примеру, девушка беззаботная.
Дворецкий Филипп. Ещё один столп «старой гвардии», преданный в первую очередь семье и её тайнам, а не лично Алисии. С такими нужно держаться осторожно. А вот молодая горничная Катерина… Беззаботная. Такие обычно любят посплетничать, блистая осведомлённостью. Возможно, её болтовня станет моими ушами в этом доме.
Позже, когда Марфа помогает мне одеться, я всё так же твёрдо настаивала на платье с минимальным корсетом, отстояв право дышать, в комнату постучалась та самая Катя. Юная, румяная, с любопытными глазами, в которых нет и тени того мрака, витающего в каждом углу особняка. Она принесла стопку свежевыглаженных полотенец.
– Доброго здоровья, госпожа! Слава Богу, вы поправляетесь! – щебечет она, ловко и грациозно раскладывая бельё. – А то мы все так перепугались! Хозяин наш извёлся весь, и с тех пор сам на себя не похож.
– Да, я слышала, он был очень встревожен, – небрежно вступила я в беседу, ловя её взгляд в зеркале и приглашая к откровенности.
– Ещё бы! – Девушка аж всплеснула руками, забыв о полотенцах. – Я в тот день убирала в коридоре и вижу, хозяин вас на руках несёт, сам белый как полотно. А в глазах… – она понизила голос, – страх настоящий! Я ж окаменела на месте. Он меня даже не заметил, пронёс мимо, как ураган, прямо в библиотеку. Никогда таким его не видела, честное слово! Обычно он же какой? Холодный, спокойный, как мраморная статуя. А тут… живой человек.
Испугался, что я помру, как его бывшая жена?
Или его сковал страх перед тем существом, что обратилось против того, кого он пытался спасти?
– Наверное, он очень меня… любит, – произношу я с лёгкой, наигранной грустью, опустив взгляд и позволяя голосу дрогнуть на последнем слове. Этот крючок, заброшенный в воду, покажет мне, какая рыба клюнет.
Оживлённое личико Кати на мгновение смущается, взгляд бегает по сторонам, ища спасения.
– Ну… Хозяин человек сдержанный… Тяжёлый на ласку… – запинается она, чувствуя ловушку. – Но, конечно, конечно! – спешит добавить, словно пытаясь заткнуть прорвавшуюся плотину. – Вы ведь его супруга. Он о вашем благополучии печётся.
В её голосе, особенно на последних словах, прозвучала фальшивая нота слащавой уверенности. Она что-то знает или слышала пересуды среди прислуги. Но болтать об этом с «госпожой», да ещё и в таком состоянии, видимо, верх безрассудства.
– Спасибо, Катерина, – я улыбаюсь ей, стараясь выглядеть искренне благодарной. – Твои слова меня утешают.
Девушка, явно польщённая тем, что смогла «утешить» госпожу, и облегчённая безопасным поворотом разговора, расплывается в сияющей улыбке и, сделав реверанс, выпархивает из комнаты.
Я остаюсь наедине с Марфой, заканчивающей мою причёску, и своим отражением. И смотрюсь в зеркало уже по-другому. В огромных зелёных глазах незнакомки нет и следа прежнего страха, теперь в них горит ровный аналитический огонь.
Истина, наконец, проступает сквозь пелену тумана. Сущность, что дышала в углу библиотеки, та ледяная пустота с глазами-безднами, вот подлинный враг. Проклятие, рождённое артефактом, что пожирает особняк изнутри.
Киллиан… Его отчаяние всего лишь искра. Он точно не злодей, а жертва, попавшая в капкан собственной тоски. Но бессилен ли он? А Марта? В её взгляде знание, выстраданное поколениями. Она верит в неотвратимость судьбы, и это сделало её и пророком, и узником.
И точно, они же с Киллианом давно советуются друг с другом. Весь вопрос в том, на каком этапе их диалог. Что их остановило? Страх? Или фатальная покорность Марты судьбе?
Хранитель Времени. Этот механизм должен быть уничтожен. Разрушен до основания. Или… о, это «или» гораздо страшнее… понять его. И подчинить, чтобы заточить в его латунь того, кто разгуливает на свободе.
Глава 13
После завтрака, который на этот раз я проглотила с животным аппетитом, – страх, оказывается, сжигает калории не хуже интенсивной тренировки, – мне пришла в голову подходящая идея.
– Марфа, – начала я, отодвигая тарелку. – Мне необходим свежий воздух. Не проводишь меня в сад? И… Пришли ко мне Катю. Девушка весёлая, её болтовня разгонит мои мрачные мысли.
Марфа с радостью соглашается, видимо, решив, что её госпожа, наконец, возвращается к своему обычному, пусть и легкомысленному, состоянию. Именно эта маска идеально скроет мои стратегические манёвры.
Катя появляется спустя несколько минут, сияя от сознания собственной важности. Мы вышли через стеклянную террасу. Горничные предварительно укутали меня в тёплое пальто и накинули на плечи бархатную пелерину на меховой подкладке. Утренний воздух в саду чистый, пахнет влажной землёй, опавшей листвой и дымком из дальних труб. Шагаю неспешно, слегка опираясь на руку горничной, изображая остатки слабости.
Никогда не думала, что так хорошо умею притворяться. Не зря я ходила в школьный театральный кружок.
– Ой, госпожа, как же замечательно, что вам легчает! – тараторит Катя. – В доме без вас совсем тихо. Хозяин в библиотеке пропадает, всех сторонится, как и знать его не жалует, в гости не захаживают… Скукота смертная!
– Да, должно быть, тебе несладко приходится, – вставила я с наигранным сочувствием. – Особенно когда хозяин в дурном настроении.
– А он у нас всегда в одном настроении, – фыркнула девушка. – Расшевелить его может разве что какое-нибудь научное открытие. И разговаривает он только с миссис Эпсворд да с Филиппом. А так… будто и не здесь вовсе, а где-то далеко.
– А Филипп… не могу припомнить… Филипп давно у нас служит? – спрашиваю я, притворно морща лоб.
– Не волнуйтесь, госпожа, мы восстановим вашу память по крупицам, – уверяет Катя. – Филипп служил ещё до рождения господина Киллиана, и для него он как отец родной, после того как старый граф… – Она вдруг запнулась, видимо, поняла, что зашла слишком далеко.
– После того как старый граф что?
– Ну… умер, – скомкивает она конец фразы, глядя в сторону. – Говорят, была история… тёмная, но мне неведома. Филипп тогда спас молодого графа, от греха подальше увезя его из имения, пока всё не утихло.
Ещё один пазл. Смерть отца Киллиана покрыта мраком. И Филипп не просто старый слуга, а почти член семьи. Подобраться к нему, чтобы выведать информацию, будет сложнее всего.
Неспешная прогулка привела нас к выключенному на зиму фонтану. Напротив него на деревянной скамейке, плотно укутавшись, сидит Марта и что-то вяжет. Её узловатые пальцы движутся с гипнотической скоростью. Она не выглядит удивлённой, увидев нас, будто знала, что мы здесь окажемся с точностью до минуты.
– Доброе утро, сударыня. Прогуливаетесь? – её скрипучий голос звучит сипло. – Дело хорошее. Воздух проясняет мысли. Или, наоборот, запутывает.
– Здравствуйте, миссис Эпсворд, – кивнув, я отпускаю руку Катерины. – Катя, оставь нас ненадолго.
Девушка рада возможности избежать тяжёлого взгляда няни, тут же соглашается и уходит, а я подхожу и сажусь на скамью рядом со старухой. Пришло время перейти от обороны к осторожному наступлению.
– Вы были правы, – тихо заговорила я, глядя на воду в фонтане. – То, что пришло… оно здесь. Я видела его в библиотеке.
Пальцы Марты не прекращают движения, ни одна петля не сбивается.
– Морок не любит, когда его тревожат, – произносит она, не поднимая глаз. – А вы потревожили. И родовую книгу прочли, что не следовало.
– Я должна понимать, с чем имею дело, – парировала я, и в моём голосе впервые звучит сталь. – Нельзя сражаться с невидимым врагом.
– Сражаться? – она наконец поднимает на меня взгляд, и в её старческих глазах читается бездна усталой мудрости. – С тенью не сражаются. Её принимают. Или… отпускают. Борьба лишь кормит её, делая сильнее.
– А как её отпустить?
– Ключ у того, кто её призвал, – коротко отрезает она и снова погружается в вязание. – Ищите не врагов, сударыня. Ищите правду. Она всегда тяжелее лжи, но только она может стать якорем. И чьим-то спасением.
Ключ у Киллиана? Значит, всё действительно упирается в его отчаянную попытку вернуть Елену. Но тогда почему эта тень охотится за Алисией? Какая связь между его потерянной любовью и мной, незваной гостьей из будущего? Я ошибка? Или… часть платы, которую он не учёл?
В этот момент из-за поворота аллеи, словно материализовавшись из самого мрака, появляется хозяин особняка. За ним следует тот самый мужчина в мундире, чей образ я успела мельком запечатлеть из окна. Вблизи он кажется ещё более чужеродным. Его русые волосы, собранные в тугой пучок, отчаянно вьются, словно не признавая армейской выправки, а в осанке сквозит показная бравада.
Они идут твёрдым шагом, но, увидев нас, замедляют ход, будто наткнувшись на невидимую преграду. Взгляд Киллиана скользит по мне, задерживается на Марте, и между ними пробегает целая буря безмолвного диалога. Старуха почти незаметно кивает, а он в ответ сжимает губы и коротко вздыхает, словно смиряясь с неизбежным, прежде чем приблизиться.
– Алисия, – произносит он, останавливаясь в нескольких шагах. Дистанция тщательно вымерена. – Я рад, что вы… поправляетесь.
В его голосе нет насмешки или тепла, лишь едва уловимая осторожность, с которой подходят к опасному зверю, не желая его спровоцировать.
– Ну что вы как чужие-то! – врывается в напряжённую паузу голос незнакомца. Звук слишком громкий для этих тенистых аллей. – Это же наша маленькая принцесса Алисия! Неужели не узнаёшь своего верного рыцаря?
Мужчина делает шаг вперёд и протягивает ко мне руку в белой перчатке в явном ожидании, что я подам свою для галантного поцелуя. При солнечном свете его глаза неестественно золотистые, а чёрные зрачки тонут в тёплом карем омуте, теряя чёткость по краям радужки. Весь его вид, от развязной улыбки до подобострастного наклона головы, кричит о вульгарной фальши. И в нём есть что-то… Не в поведении, а в самой сути, будто он нарушает не только правила приличия, но и незримые законы этого мира.
– Алисия? – зовёт он, делая ещё шаг. Я инстинктивно поднимаюсь со скамьи и отступаю подальше, поражаясь его навязчивости.
Кто он?
– Виктор, отойди. – Киллиан кладёт ему руку на плечо, пытаясь оттянуть назойливого офицера назад.
– Ну уж нет. – Тот с лёгкостью вырывается, золотистые глаза сверкают игривым, но опасным огоньком. Он подходит и наклоняется ко мне, его голос падает до проникающего шёпота, предназначенного только для моих ушей: – Неужели память не вернула тебе самые сокровенные моменты? Ведь лучшие друзья, как известно, не имеют секретов друг от друга. И порой их связь… теснее супружеской.
От этих слов, от горячего дыхания на коже перехватывает дух. Все его фразы обретают грязный, двусмысленный оттенок.
Резко отстранившись, я впилась в него взглядом, лихорадочно перебираю в памяти страницы дневника. Никакого Виктора и в помине там не было.
Я перевожу внимание на Киллиана. Он стоит и потирает переносицу, а затем устремляет взгляд куда-то в сторону. В его позе читается не просто отстранённость, а какое-то странное бездействие, будто наблюдает за спектаклем, в котором вынужден играть роль. И в глубине его тёмных глаз я вижу не вспышку гнева, а неуверенную, робкую искру… надежды?
Они меня проверяют?
– Мы ведь с тобой старые друзья, Алисия, – не унимается Виктор, нарочито жалобным тоном возвращая моё внимание на себя. – Это я вас познакомил. Неужели совсем ничего не помнишь?
Его глаза теряют игривый блеск и наполняются живым сожалением.
Что, чёрт возьми, происходит⁈
Они пытаются спровоцировать мою память? Киллиан своим ледяным бездействием, а Виктор двусмысленным поведением.
– Мне пора, – поднялась со скамьи Марта. – Дела ждут.
Она удаляется так же бесшумно, как и наблюдала за нами. Виктор переводит взгляд между нами, и его нос морщится, словно он борется с желанием вбросить ещё одну отравленную фразу.
– Я… не понимаю, о чём вы, – произношу я, глядя прямо в глаза Виктора. – И не помню. Ничего.
Затем медленно поворачиваюсь к Киллиану.
– Но я хочу вспомнить всё. И хорошее, и плохое. – Я сделала паузу, позволяя словам просочиться в него. – Киллиан… вы поможете мне?
– Эврика! – восклицает Виктор, и его лицо озаряется улыбкой, но теперь она кажется натянутой.
Этот загадочный мужчина похож на вертлявого щенка, который выполнил сложную команду и ждёт одобрения. Однако стоит ему отвести взгляд и погрузиться в собственные мысли, как маска рассыпается. Лицо мгновенно разгладилось, стало отстранённым, будто из него вынули душу.
– Прошу прощения за своё поведение, это было необходимо. Но мы правда хорошие друзья, – заявил он со всей серьёзностью. – Ты можешь обращаться ко мне по любому поводу, а сейчас я оставлю вас наедине, работа ждёт. – И удаляется быстрым шагом, словно у него в голове сработал невидимый локатор, улавливающий происшествия.
Ещё один неизвестный персонаж в этом абсурдном спектакле. Мне тени было достаточно!
Я и без язвительного чужестранца собиралась поговорить с Киллианом, но тот отлично подбросил дров в костёр, ускорив процесс. Осталось дождаться ответа. Рассказывая о прошлом Алисии, объясняя мне её жизнь, привычки и страхи, он, сам того не ведая, может проговориться и о своих тайнах.
Киллиан смотрит на меня пристально. Тёмные глаза, кажется, сканируют каждую черту моего лица, пытаясь заглянуть за завесу мнимой слабости, отличить искренность от искусной лжи.
– Хорошо, – соглашается он с непоколебимым тоном, словно приняв какое-то судьбоносное решение. – Но только после обеда. Пойдём.
Он разворачивается и предлагает мне локоть. Я хватаюсь за него с бешено колотящимся сердцем, в котором смешались триумф и ужас.
Первый шаг сделан. Мой противник, сам того не ведая, только что согласился стать моим гидом по тёмному лабиринту, в сердце древних фолиантов и тикающих механизмов.
Глава 14
Обед проходит в малой столовой с тёмными дубовыми панелями, где нас всего двое. Длинный стол, способный вместить два десятка гостей, кажется особенно пустынным. Мы сидим рядом у его торца, разделённые лишь узким пространством и гробовой тишиной, которое нарушает лишь звон серебра о фарфор.
Я заставляю себя есть, хотя каждый кусок встаёт комом в горле. Но нужно демонстрировать силу, возвращение к нормальной жизни. Моя новая стратегия требует действий, а не пассивного ожидания в комнате.
Киллиан расправляется с обедом, изящно обхватив нож и вилку, точными движениями нарезая копчёное мясо. Кажется погружённым в свои мысли, но я чувствую на себе его взгляд каждый раз, когда отвожу глаза.
– Спасибо, что согласились присоединиться ко мне, – нарушаю тишину. Мой голос звучит чуть громче, чем я планировала. – В одиночестве… мысли становятся слишком громкими.
Он медленно поднимает на меня взгляд. Его тёмные глаза нечитаемы.
– Тебе не следует оставаться одной после всего, что произошло. И давай опустим официальный тон. Наедине можно не церемониться.
В его словах нет заботы, скорее констатация факта. Как если бы он говорил о погоде.
– Я не против. Марфа сказала, мы женаты уже полгода, – осторожно продолжаю я, откладывая вилку. – Это правда? Мне… ничего не помнится. Ни свадьбы, ни того, как мы познакомились.
Киллиан отпивает глоток вина, отставляя бокал точным движением.
– Да. – Он делает паузу, взгляд скользит по моему лицу, будто ищет зацепку. – Мы познакомились год назад на балу у графини Марии Егорцевой. Тебя представляли ко двору.
– И… как это произошло? – делаю наивное, заинтересованное лицо, играя роль жертвы амнезии, жаждущей восстановить свою память.
– Ты танцевала. Как раз с Виктором. – Его губы на мгновение искривляются в подобии улыбки. – Он тогда настаивал, что мы обязаны быть представлены друг другу. Утверждал, что у нас много общего.
Виктор. Так значит, он действительно был тем, кто нас свёл. Это добавляет новый, тревожный оттенок в его поведение в саду.
– А моя семья? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал естественно. – Где они? Я была долго без сознания, но никто так и не навестил меня.
В воздухе повисает напряжённое молчание. Он откашливается и отодвигает тарелку. Вопрос застал его врасплох.
– Твои родители… проживают в своём имении, – отвечает он уклончиво, а взгляд становится осторожным. – После твоего… недомогания я не счёл нужным сообщать им о твоём здоровье, чтобы уберечь их от лишних волнений. Переписка может подождать, пока ты не окрепнешь.
Он лгал. Я чувствую это каждой клеткой чужого тела. В его голосе звучит стальная нота, предупреждающая, что тема закрыта. Почему? Что скрывала моя, вернее, семья Алисии? Именно мои предки прибрали к рукам состояние Крыловых после смерти их единственной дочери и исчезновения Киллиана как единственного наследника. Неужто Алисия не ладит с родителями? Прабабка ничего не рассказывала о её юности, только о последнем годе жизни, как о вспышке чумы в истории.
– Я понимаю, – опустила я взгляд, давая понять, что отступаю. – Просто… странно. Не помнить ничего о тех, кто должен быть близок.
– Всё вернётся, – заявляет он, но я не слышу уверенности в его голосе. Скорее, это отрепетированная фраза, которую он повторяет сам себе. – Нужно лишь время.
Мы заканчиваем трапезу в тягостном молчании. А когда встаём из-за стола, он не предлагает руку, жестом указывая в сторону выхода из столовой, и пропускает меня вперёд.
– Продолжим в моём кабинете, здесь довольно прохладно.
Его логово не отличается от того, каким я его и представляла. Массивный дубовый стол, утопающий под грудами бумаг, свитков и странных чертежей. Стеллажи до потолка забиты книгами в потёртых переплётах, их корешки образуют причудливую мозаику из золочёных букв и потемневшей кожи. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь высокие окна, пылят золотом в неподвижном воздухе.
Он направляется к камину, и я следую за ним, как хвостик. Киллиан устраивается в глубоком кресле, откинувшись на спинку с нарочитой небрежностью и положив одну руку на подлокотник, но в идеальной неподвижности чувствуется готовность к отпору, защите своих границ. Я сажусь напротив более скромно, потому что расслабиться в его присутствии у меня просто не получается.
– Расскажи мне о… нас, – прошу я, сжимая пальцами подлокотники кресла. – Какими мы были? До… всего этого.
Он тяжело вздыхает, глядя на пламя в камине.
– Ты была… яркой. Любила общество, балы, наряды. А этот дом казался тебе скучным, – он говорит медленно, подбирая слова, будто разминируя поле. – У нас были разные интересы.
– Мы ссорились? – напрямую спросила я. Его взгляд метнулся ко мне, затем снова ушёл в сторону.
– У всех супругов бывают размолвки. Ничего из ряда вон выходящего.
Он выстраивает стену, за которой скрывается правда об отчаявшейся женщине из дневника. Не хочет впускать меня в их подлинные отношения, в тот ад одиночества и страха, что она испытывала.
Мой следующий вопрос застревает в горле, когда дверь в кабинет с грохотом распахивается.
– Воу, мне сказали, вы ещё обедаете. – Виктор озаряется авантюрной улыбкой. – Я помешал душевной беседе? – Он стремительно пересекает комнату.
Киллиан не выглядел удивлённым, скорее раздражённым.
– Виктор, научись уже стучаться.
– Пустяки! С семьёй церемонии излишни, – отмахивается он, опускаясь на подлокотник моего кресла так близко, что я чувствую исходящее от него тепло и запах дорогого табака. – Ну что, наша птичка вспорхнула? Вспомнила, как мы с тобой развлекались на приёмах, пока этот угрюмый тип обтирал стены?
– Память возвращается обрывками, – уклончиво отвечаю я, отодвигаясь вглубь кресла.
– Жаль. Мы весело проводили время, – подмигивает мне, а затем обращается к Киллиану. – Кстати о времени. Завтра бал у Голицыных. Старый князь будет ждать.
– Да, – коротко кивает Киллиан. – Покажем себя ненадолго, проявить уважение.
– Отлично! Я составлю тебе компанию…
– Я тоже хочу поехать, – вклиниваюсь я, и воздух в комнате застывает.
Виктор замер в притворном удивлении, а Киллиан медленно поднимает на меня взгляд, и впервые за день в его глазах вспыхивает живая эмоция. Тревога.
– Алисия, это исключено, – говорит он твёрдо. – Ты только начала приходить в себя. Бал – это нагрузки, волнения, толпа. Ты себя не узнаёшь, что ты будешь делать, встретив знакомых или высших чинов?
– Вот именно, радость моя, – подхватывает Виктор, его тон увещевающий. – Представь: духота, все будут на тебя смотреть, забросают вопросами… Голова пойдёт кругом! Лучше отдохни, наберись сил.
Их единодушие поразительно. Они выступают единым фронтом, желая запереть меня, но я не та хрупкая Алисия! Да, возможность встретить её знакомых пугает, но во мне закалка другого времени, дух, не сломленный корсетами и условностями. И я хочу увидеть мир за пределами особняка, чтобы свыкнуться с правдой этой реальности.
– Я прекрасно справлюсь, – со стальной уверенностью заявляю я, выпрямляя спину. – Я ваша жена, Киллиан. Моё место рядом с вами. Что подумают люди, если я буду отсиживаться дома? Начнутся пересуды. Вы же не хотите, чтобы о вашей супруге злословили? Или чтобы жалели вас из-за того, что жена не может выполнять светские обязанности?
Занервничав, я снова обращаюсь к нему на «вы», как к незнакомцу, но бью в самую суть: его репутацию и гордость. В мире, где видимость значит всё, это сильный ход.
Киллиан задумался, борясь с противоречивыми чувствами: желанием оградить меня… или оградить себя от меня? и холодным расчётом светского человека.
– Доктор не одобрит, – слабо пытается он возразить.
– Доктор не является главой этого дома, – парирую я. – Я чувствую себя достаточно хорошо. Марфа поможет мне подготовиться. Я проведу в обществе ровно столько, сколько выдержу, и затем мы сможем удалиться.
Виктор пытается что-то вставить, но Киллиан жестом останавливает его. Он изучает моё лицо, ища признаки слабости, болезни, неуверенности.
Его плечи слегка опускаются в знак поражения.
– Хорошо, – произносит он тихо. – Ты поедешь с нами. Но при первом же признаке усталости мы возвращаемся. Это не обсуждается.
– Согласна, – киваю я, чувствуя прилив победы. Я заставила его считаться с новой Алисией.
