Текст книги "Проклятая попаданка серебряной совы (СИ)"
Автор книги: Нана Кас
Соавторы: Мари Кир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава 9
Завтрак стал первым настоящим экзаменом на выживание в этом театре абсурда. Марфа внесла поднос с изящным фарфором, на котором красовалась золотистая яичница, розовый ломтик ветчины и идеальный круассан. И отдельно маленький серебряный колокольчик с ручкой в виде совы.
– Чтобы позвать, если что потребуется, сударыня, – пояснила она, ставя его на столик.
Я киваю, с трудом скрывая горькую иронию. Позвать? Кого? Преданную служанку, видящую во мне хрупкую госпожу? Или мужа, хранящего в кабинете механизм, перебросивший меня через время? В этой роли я совершенно одна.
Самым сложным оказалось управиться с приборами. Вилка и нож в моих и одновременно чужих, изящных руках чувствовались инопланетными предметами. Настоящая Алисия, выросшая в аристократической семье, вероятно, обращалась ими с бессознательной грацией. Я же колола вилкой ветчину, словно гарпуном, а нож противно скрипел по фарфору, заставляя вздрагивать от визгливого звука. Каждый неверный жест казался мне оглушительным предательством, кричащей вывеской «Самозванка!», и не унимал страх быть пойманной и убитой на месте.
Ем медленно, растягивая время. Пока пальцы борются с непослушными столовыми приборами, мой разум лихорадочно работает. Симуляция амнезии даёт карт-бланш на незнание, но я не могла вечно прятаться в комнате под предлогом болезни. Мне нужно осмотреть дом. Найти ларец или механизм с совой, единственную ниточку, связывающую с моим миром, ключ к разгадке моего нахождения здесь и шанс найти путь назад.
– Марфа, – начинаю я, когда женщина заглядывает через некоторое время, так и не услышав зов, – я хочу немного прогуляться. Чтобы освежить мысли. Вы не могли бы показать мне особняк? Боюсь, я заблужусь одна.
Она с готовностью соглашается. Моя «болезнь» явно делает меня в её глазах более покладистой и милой особой, чем прежняя капризная Алисия, чьи причуды, судя по дневнику, хорошо известны прислуге.
Экскурсия всё ещё напоминает мне прогулку по дорогому музею, где все экспонаты можно трогать, но за тобой пристально следит смотритель. Марфа показывает гостиные с золочёной мебелью и зимний сад с экзотическими растениями. Всё роскошно и на удивление безжизненно. Нигде не было видно и намёка на личность хозяев: ни разбросанных книг на столах, ни забытой вышивки, ни потёртого любимого кресла у камина. Казалось, здесь не живут, а лишь ожидают начала следующего официального приёма.
Наконец мы подошли к двум высоким дубовым дверям с бронзовыми ручками в виде замысловатых спиралей.
– А это библиотека господина, – почти шёпотом сообщает Марфа, будто боясь потревожить кого-то внутри. – Он не очень-то любит, когда сюда входят без спроса.
Моё сердце ёкает. Библиотека.
– А… можно мне заглянуть? Хоть на минутку? – прошу я, делая максимально умоляющие глаза. – Может быть, знакомые книги… или просто запах… помогут памяти вернуться.
Марфа заметно колеблется, её пальцы сжимают край фартука. Но жалость ко мне вновь перевешивает страх перед гневом хозяина.
– Только тихонечко, сударыня, и совсем ненадолго, – уступает она, понизив голос до заговорщического шёпота. – Пока господин Киллиан в саду. И, не дай бог, пальцем ничего не троньте, слышите?
С усилием она отворяет тяжёлую дверь.
Воздух в библиотеке иной. Пахнет не просто старым деревом и воском, а целой историей: пылью веков, дублёной кожей переплётов, высохшими чернилами и чем-то ещё… металлическим, щекочущим ноздри.
Помещение огромное, подобное собору, где в нишах вместо святых покоятся фолианты. Высокие дубовые стеллажи уходят в сумрак под самым потолком, доверху заполненные книгами. Они стоят не парадными рядами, а существуют в своём естественном хаосе: навалены стопами с торчащими закладками, разбросаны на небольших столиках для чтения, с шелестящими лентами-ляссе. Здесь царит настоящая жизнь: напряжённая, интеллектуальная, чуждая бездушной роскоши остального дома.
Марфа застыла у входа, словно на пороге святилища, не смея переступить черту. Я же делаю несколько шагов вглубь, и сердце начинает отчаянно колотиться.
Где же он?
Я медленно двигаюсь вдоль полок, делая вид, что с интересом разглядываю потёртые корешки, а сама глазами лихорадочно ищу в полумраке очертания научного прибора.
И тогда в дальнем углу на массивном дубовом столе, заваленном бумагами и испещрёнными странными символами чертежами, я увидела его.
Небольшой, но невероятно сложный механизм, сотканный из тёмного дерева и латуни. Напоминает диковинные астрономические часы, но вместо планет на нём царит иная, неведомая геометрия. Десятки шестерёнок, от крошечных до крупных, сцеплялись между собой. Стрелки на циферблатах с выгравированными чуждыми символами замерли. И венчает это сооружение ларец с серебряной совой, но здесь она преобразилась, встроена в сам механизм, став его ключевой частью, словно бьющимся сердцем. Её чёрные глаза не отражают свет, а впитывают его, и от совы веет немой, древней силой, от которой по коже бегут мурашки. Она кажется куда живее и могущественнее, чем молчаливый артефакт из пыльного кабинета прабабки.
Забыв о Марфе, о страхе, обо всём на свете, я тянусь к холодному металлу. Страстно хочу прикоснуться, убедиться, что это не мираж, а реальный ключ к возвращению домой.
– Вам стало лучше, Алисия?
Голос раздаётся прямо за спиной, у самого уха. Я взвизгиваю, дёргаюсь так резко, что задеваю рукавом край стола, где хрустальная чернильница едва не опрокидывается. Сердце бешено колотится в груди, пока я стремительно оборачиваюсь.
В нескольких шагах от меня стоит Киллиан. Его лицо невозмутимо, но в глубине тёмных зрачков бушует огонь всепоглощающей одержимости. Или гнева? В гнетущем молчании они сливаются воедино.
Он заметил, куда был направлен мой взгляд, застывший на механизме.
– Интересуетесь моими часами? – В его бархатном голосе звучит отточенная, как лезвие, насмешка. – Редкий экземпляр. Очень капризный. Не всегда показывает то, что мы хотим увидеть.
Его слова обманчивы, каждое прозвучало как предупреждение. Не трогай. Это не твоё.
– Марфа сообщила, ваша память всё ещё в затмении, – продолжает он, делая бесшумный шаг вперёд. Его тень накрывает меня, поглощая свет от лампы. – Но, кажется, некоторые вещи всё так же продолжают вас интересовать.
– Я просто… – запинаюсь, чувствуя предательский жар, заливающий щёки. Моя тщательно выстроенная легенда об амнезии трещит по швам.
Почему я инстинктивно потянулась к этому артефакту? Точно, путь домой.
Мы стоим друг напротив друга. Он хозяин этого святилища, хранитель тайн, скрытых за ширмой светских условностей. Я непрошеная гостья в теле его жены. Воздух между нами трещит от напряжения, словно наэлектризованный.
– Книги, – выдыхаю я, отступая к спасительным стеллажам и проводя дрожащей рукой по шершавым корешкам. – Мне показалось… Я узнала некоторые переплёты…
Киллиан не сводит с меня пристального взгляда, словно считывая на моём лице ложь.
– Конечно, – наконец произносит он, и насмешка в его голосе сменяется опасным, неподдельным интересом учёного к аномалии. – Библиотека в вашем распоряжении. Надеюсь, она действительно поможет вам что-то вспомнить.
Он обводит помещение взглядом и уходит, будто не знает, о чём со мной говорить. Всё время сбегает.
Глава 10
Библиотека, наполненная невысказанными вопросами, внезапно сомкнулась вокруг меня, превратившись в изощрённую ловушку. Я прислоняюсь лбом к прохладному переплёту какого-то фолианта, пытаясь унять предательскую дрожь в коленях. Он знает. Не всё, конечно. Но он видел мой неподдельный интерес к механизму.
Нужно уходить. Сейчас же. Но ноги будто приросли к персидскому ковру. Взгляд против воли упрямо возвращается к заветному углу, где покоится сова. Она манит меня, как единственный якорь в этом бредовом мире. Прикоснуться к ней, значит рискнуть всем и смириться с участью пассивной жертвы, плывущей к трагическому финалу.
Делаю глубокий вдох и быстрыми шагами, стараясь не производить ни единого звука, снова пересекаю комнату. Вот он. Вблизи механизм кажется ещё сложнее, древнее и чужеземнее. Латунные шестерни покрыты тончайшей платиной, дерево помято от бесчисленных прикосновений. А сова… Заворожённая глубиной её взгляда, я медленно протягиваю руку к холодному серебру крыла.
В ту же секунду дверь в библиотеку с грохотом распахивается. И я дёргаюсь, отпрыгивая от стола.
Как я не слышала этот звук раньше, когда приходил Киллиан?
На пороге стоит Марфа, а чуть впереди неё пожилая женщина. Засушенная временем и дисциплиной, в строгом тёмном платье и безупречно белом чепце. Лицо испещрено морщинами, а маленькие глаза смотрят на меня с безжалостным осуждением. В её осанке, во всём облике читается та самая Марта, «хранительница очага», о которой с опаской упоминала в дневнике Алисия. Старая нянечка Киллиана, преданная семье Крыловых душой и телом.
– Сударыня, – произносит она скрипучим голосом, – вам бы не здесь пыль вдыхать, а в своих покоях набираться сил.
Её тон формально почтителен, но в нём сквозит такая непоколебимая уверенность, что я почувствовала себя провинившейся школьницей, пойманной с поличным.
– Я искала знакомые мне книги, – бормочу, сгорая от стыда за свой импульсивный порыв.
– Книги дело хозяина, – отрезает Марта. Её взгляд скользит по моему разгорячённому лицу, затем переходит на стол с механизмом, будто фиксируя мою вину. – Пойдёмте, я провожу вас.
Это прозвучало не как предложение, а как приговор.
Не спорю. Авторитет Марты в этом доме ощущается физически. Не знаю, как реагировала на её тиранию Алисия, но я вся сжимаюсь, чувствуя исходящую от старухи безграничную власть. Она разворачивается и выплывает в коридор, её тёмное платье сливается с тенями, а я покорно бреду следом, словно ребёнок, которого ведут на расправу.
Какое ждёт наказание? Прутом по рукам? Или порка, чтобы отбить охоту вести себя неподобающе? Хотя, погодите… На теле Алисии я не видела ни единого шрама. О чём я вообще? Она, то есть я, помрёт от одного удара!
Замираю, осознав, что меня ведут не в мои покои. Марта сворачивает в узкий проход, который я раньше не замечала. И моё сердце заходится быстрее от тревоги.
Где Марфа? Почему я осталась наедине с этой женщиной?
Пытаясь отступить, но натыкаюсь на молодую служанку, незнакомую мне. Девушка молча преграждает путь назад. Поздно. Или закричать?
Сжав дрожащие пальцы в кулаки, я шагаю в проём.
За невзрачной дверью оказывается небольшое уютное помещение, похожее на светёлку в деревенской избе, чем на комнату в роскошном особняке. Здесь пахнет лекарственными травами, воском и печёным хлебом, запах простой и успокаивающий. На столе поблёскивает начищенным боком медный самовар, а на стенах висят иконы в деревянных рамах, лики святых кажутся особенно строгими в мягком свете лампады.
– Садитесь, – говорит она, указывая на скамью у стола. – Выпейте травяного отвару. От нервов и дурных мыслей помогает.
Это настолько неожиданно и так выбивается из всей предыдущей атмосферы, что я послушно опускаюсь на скамью. Женщина наливает в глиняную кружку мутноватого золотистого настоя и протягивает мне. Я делаю маленький глоток, даже не задумываясь о возможных последствиях. Жидкость горчит, отдавая терпким послевкусием полыни, но она тёплая и, на удивление, не вызывает опасений.
Марта садится напротив, сложив на столе свои узловатые руки, и смотрит на меня пронзительным взглядом.
– Вы не она, – произносит она тихо.
Кровь моментально стынет в жилах. Я чуть не роняю кружку, когда пальцы немеют.
– Я не понимаю… о чём вы… – мой голос предательски дрогнул.
– Не травите душу господина притворством, – продолжает она, не обращая внимания на мои жалкие попытки отрицать очевидное. – Он и так несёт свой крест. Горе его велико, хоть и сокрыто глубоко. А вы пришли на её место, но душа у вас другая. Старая. Уставшая. Я вижу.
Полностью онемев, я не чувствовала почвы под ногами. Эта женщина видит меня насквозь. Она говорит спокойно, без страха и осуждения, будто речь шла о смене времён года.
Старая? Разве душа может быть старой? Стоп. Не за то цепляюсь.
– Кто вы? – Вырывается из меня отчаянный стук в запертую дверь, за которой могут быть ответы.
– Я вижу призраков, что ходят за людьми, тени их поступков и обещаний. И за вашим ликом тянется их нескончаемая череда, дитятко. Вы принесли их с собой.
– Я просто… прочитала письмо. Старое письмо…
Марта качает головой, и в глубине её мудрых глаз мелькает бездонная жалость.
– Слова, дитятко, имеют силу. Особенно старые, написанные кровью сердца. Вы разбудили то, что должно спать вечным сном. Теперь придётся отвечать.
– Отвечать за что?
– За прошлое, – твёрдо говорит она. – Его нельзя изменить, как нельзя повернуть вспять реку. Его можно только прожить и понести расплату.
Слова няни повисают в воздухе невидимыми цепями. В её голосе безжалостная уверенность в неотвратимости судьбы. Принять расплату? Мне? Звучит как окончательный приговор, вынесенный задолго до моего рождения. И это осознание пугает больше всего.
– Чью расплату? – выдыхаю я, цепляясь за последнюю соломинку здравого смысла. – За что?
Женщина медленно отставляет глиняную кружку и заглядывает мне в глаза с таким видом, будто я спрашиваю, почему солнце встаёт на востоке.
– Род старый. Грехи его глубоки. Время от времени является морок, чтобы напомнить о долге. Нынешний недуг на вас. Потому что вы пришли на смену той, что не выдержала.
Значит, Алисия была не жертвой бытового убийства? Её смерть не случайность? Это был… устоявшийся ритуал? Расплата за старые, позабытые всеми грехи?
Ледяная дрожь сковала меня в тиски страха перед неизвестным. Моё рациональное сознание отчаянно кричало, что это дикие суеверия, бред старой женщины. Но я-то сама провалилась сквозь время, ведомая словами из прошлого. После этого любая магия казалась единственно возможным объяснением.
– Что мне делать?
– Бежать бесполезно, – качает головой Марта. – От судьбы не убежишь. Нужно встретить тень с чистым сердцем. Может, тогда круг разомкнётся.
Быть невинной? Принять свою роль не как кражу, а как миссию? Искупить чужие грехи вместо Алисии?
Марта поднимается, давая понять, что разговор окончен.
– Идите отдыхать, сударыня. Скоро ночь.
Я вышла из комнаты как во сне, не чувствуя под ногами пола. Молодая горничная, поджидавшая у двери, вежливо предлагает проводить до покоев. По пути коридоры особняка кажутся наполненными незримыми угрозами. Каждый портрет смотрит на меня осуждающе. Тени шевелятся в углах, обещая в любой миг превратиться в нечто ужасное.
Завидев знакомое направление, я обгоняю горничную, влетаю в свою комнату, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной, слушая бешеный стук сердца.
Морок! Не Киллиан, не ревнивый поклонник, не бытовой злодей, а нечто метафизическое. Неуловимое. Бесформенное. И самое ужасное, я не знаю, откуда ждать удара. Из темноты коридоров? Или из глубины собственной души?
Хочу просто проснуться от этого кошмара.
Глава 11
Сидя в своей комнате, я не могла избавиться от ощущения, что стены с дорогими обоями медленно надвигаются на меня. Мысль о побеге вспыхивает и тут же гаснет. Куда бежать? В незнакомом XIX веке, без денег и малейших знаний о мире? Поступок равносилен самоубийству.
Остаётся лишь одно место, где враги заключены в переплёты. Библиотека должна дать ответы хотя бы на самые простые вопросы.
Остаток дня я провожу в комнате, сославшись на мигрень. Я ещё не разобралась, какое сейчас время года, но солнце садилось около пяти, возможно, конец ноября. Поэтому едва стемнело, я принялась расшнуровывать корсет. Марфа, застав меня измождённой у зеркала в борьбе с платьем, с сочувствием помогает переодеться в ночную сорочку. Позже приносят ужин, который в стрессе я проглатываю за несколько минут, не ощущая вкуса.
Когда за окном окончательно сгущаются сумерки, я натягиваю шерстяные носки, найденные в ящике комода, и накидываю на плечи тёплую шаль. Приглушив пламя лампы до крошечного огонька, бесшумно выхожу в коридор.
Особняк, и без того мрачный, поглотила непроглядная тьма.
На этот раз я двигаюсь быстро и целенаправленно, стараясь не думать, что каждая тень может обрести форму.
Посетить библиотеку ночью, моя наиглупейшая идея в жизни, но у меня не оставалось иного выбора.
Дубовые двери оказываются невероятно тяжёлыми, но я толкаю их с такой решимостью, что они поддаются почти беззвучно. Я сознательно даже не смотрю в сторону механизма, хотя чувствую его магнетическое притяжение, больше похожее на угрозу смерти, чем на обещание вернуть домой. Вместо этого подхожу к ближайшим стеллажам и начинаю водить пальцами по корешкам, словно читая шрифт Брайля. Тусклый свет лампы выхватывает из мрака золотые тиснения и потёртую кожу. Латынь, французский, немецкий… Прабабушка говорила, что у каждой знатной семьи есть книга по истории рода. Такая должна быть и у Крыловых. Найти бы хоть что-то. Семейные хроники, дневники предков. Всё, что может пролить свет на природу «старых грехов» и дать мне какую-то власть над надвигающимся концом.
На верхней полке, куда не достаёт свет лампы, я замечаю большой том в чёрном кожаном переплёте. На нём нет никаких опознавательных знаков, и он словно прячется в тени. Встав на цыпочки и обхватив книгу обеими руками, я с трудом стягиваю её с полки. Она невероятно тяжёлая, словно набита свинцом.
Руки трясутся, пока я ищу подходящее место для её изучения и нахожу стол у холодного камина.
Первый разворот испещрён убористым почерком, похожим на паутину из чернил. Хроника? Исповедь? Я склоняюсь над страницей, почти касаясь её носом, и вглядываюсь в выцветшие рукописи. Даты относятся к концу XV века. С трудом разбирая слова, я постепенно погружаюсь в бесконечные повествования о земельных спорах, о постройке усадьбы, о рождении и смерти давно истлевших предков…
И натыкаюсь на запись, от которой перехватывает дыхание.
«…Привёз он из своих странствий не только диковинные ткани, но и некое устройство, кое назвал Хранителем Времени. Утверждал, что собрал его в пути по найденному в походе рисунку и тот способен уберечь род наш от ошибок, ибо заключает в себе память о грядущем. Не виданный ранее хронометр. Сие есть чистое колдовство, говорил я ему, но он рассмеялся в лицо моё…»
Мои руки задрожали, едва не повредив хрупкие страницы. Я лихорадочно перелистываю в поисках продолжения с такой поспешностью, что старинная бумага хрустит под пальцами.
Записи мелькают, как в кошмаре: рождения, смерти, свадьбы, ссоры. Ищу одно слово, намёк. И нахожу снова, спустя десятилетия, в записи другого автора. «…Одержимый безумными идеями отца, он проводил дни и ночи у Хранителя. Говорил, что слышит в тиканье голоса предков и шёпот ещё не рождённых потомков. Жена его, Изабелла, скончалась в тоске и забвении, а он, ожесточившись, совсем заперся в башне. Сегодня утром нашли его мёртвым. Лицо его… было искажено ужасом, будто он узрел саму гортань ада, а механизм… разбит вдребезги. Словно что-то вырвалось из него наружу».
С каждым поколением история повторяется с жутким постоянством. Кто-то из Крыловых, отчаявшийся, честолюбивый, одержимый, обращался к «Хранителю», пытаясь переписать прошлое или украсть знание о будущем. И каждый раз это заканчивалось кровавой трагедией: насильственной смертью, безумием, исчезновением. Упоминания о механизме с годами становятся всё туманнее, словно потомки боятся не только прикасаться к нему, но и вписывать в хроники. Его пытались расплавить, утопить, прятали в склепах… Но он всегда возвращался, как бумеранг рока, находя нового одержимого хозяина.
И вот последняя запись, сделанная рукой, которую я уже знала. Почерк Киллиана, но более размашистый, полный отчаянной энергии.
«Отец запретил даже подходить к фамильному склепу, где он спрятал его от меня. Но я должен починить Хранитель и исправить то, что нельзя исправить. Воспользоваться силой ещё раз. Ради Елены. Я должен вернуть её… Я готов заплатить любую цену».
Его первая жена? Тот самый «груз прошлого», о котором говорила Марта, что он отчаянно пытался снять с плеч? Значит, Киллиан уже активировал механизм, чтобы вернуть свою возлюбленную? Но вместо этого… призвал меня? Или это ещё не произошло? Не понимаю…
Вдруг ощущаю чьё-то присутствие. Но шагов я не слышала, не видела движения в полумраке. Моя спина напрягается от ожидания, и я с трудом преодолеваю оцепенение, чтобы поднять голову от книги.
В дальнем конце библиотеки, в самой густой тени между стеллажами, стоит фигура. Высокая, тёмная, неестественно неподвижная. Очертания размыты, будто человек застрял в мареве горячего воздуха.
Паника сжимает моё горло стальным обручем. Я стараюсь не двигаться, подавляя животное желание бежать, кричать, спрятаться.
Мы смотрим друг на друга через всю длину библиотеки. Глаз я не вижу, но чувствую на себе тяжесть взгляда, полного бездонной ненависти. Время сжалось в точку между мной и этим безликим силуэтом. Страх пульсирует в висках, а моё сердце колотится с такой силой, что его стук, кажется, разносится эхом под сводами.
«Встреть её с чистым сердцем», – вспоминаются слова Марты. Но какое сердце может быть чистым, когда оно бьёт по рёбрам, а по спине струится ледяной пот? Во мне только всепоглощающий, парализующий страх.
Не знаю, что сделала, я готова была лишь закричать. Но в следующий миг тень шагнула вперёд. Не ногой, она приблизилась, не двигаясь, будто тенистая завеса между нами сгустилась.
И я увидела. Лунный свет из окна на долю секунды высветил черты, проступившие из тьмы. Подобие лица, искажённое безмолвной болью, с глазами-пустошами и беззвучно кричащим ртом. Лик абсолютного отчаяния, вне возраста и пола.
Внезапно раздался оглушительный удар. Моё тело пронзает дрожь, я закусываю губу, давясь воздухом, и понимаю, что совсем перестала моргать.
– Алисия?
Голос Киллиана режет тишину. Он стоит на пороге библиотеки и смотрит не на меня, а поверх головы, в тот самый угол, на существо.
Рывком перевожу взгляд обратно. На месте тенистой фигуры лишь ряд книжных корешков, освещённых лунным светом. Было ли оно вообще? Или мой разум, перегруженный страхом и прочитанным, сыграл со мной злую шутку?
– Что вы здесь делаете? – Киллиан быстрыми шагами подходит ко мне. Его взгляд падает на раскрытую рукопись на столе, и глаза темнеют, наполняясь разочарованием. – Зачем ты её взяла?
Он не даёт возможности ответить, с силой захлопывая книгу, и звук удара разносится в подобии выстрела.
– Мне не спалось. – Меня съедает ужас от увиденного, но я пытаюсь говорить твёрдо. – Я думала, в библиотеке безопасно, но… кто-то пробрался в особняк. Я видела…
– Это всего лишь ветер играет со шторами, – резко перебивает он. – Пойдём, я провожу тебя в твои покои.
– Но если это вор, люди могут быть в опасности! – пытаюсь я настаивать, отчаянно цепляясь за логичное объяснение. От страха хочется разбудить весь дом, а не оставаться одной в этой тёмной ловушке. Но когда я поднимаю глаза на Киллиана, слова застревают в горле. Он смотрит на меня взглядом загнанного в угол зверя.
– Алисия, это был всего лишь ветер, – твёрдо говорит он.
И в этом отчаянном самообмане я поняла самую страшную правду.
Он видел её не впервые.
