Текст книги "Поезд до станции детство"

Автор книги: Надежда Волгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Уйди, – отпихивала его она, – мне смешно от одного взгляда на тебя, – и она опять громко рассмеялась.

– То-то же, бойся меня! – пробасил Михаил.

Они не заметили, как вернулась Ада. Она стояла в сторонке и тоже наблюдала за дурачащимися влюбленными. На ее губах появилась легкая улыбка, до неузнаваемости преобразившая лицо. Из злой ведьмы она превратилась в добрую старушку, сгорбленную временем и непосильным трудом, но молодую душой. Она незаметно смахнула одинокую слезу, набежавшую в уголок глаза, и тяжело вздохнула, видно, вспоминая что-то из своей далекой молодости.

Кирилл украдкой наблюдал за ней. В нем поднялась волна жалости к загубленной душе, лишенной всего доброго и светлого. Одна мысль прочно засела в его голове, что никто не достоин подобной кары, никто! «Ох, несовершенна модель, построенная тобой! Несовершенна!» – он тяжело вздохнул, и вздох разнесся по землянке, создавая непонятно откуда взявшееся эхо. Звук вывел Аду из задумчивости. Она нахмурилась и превратилась опять в вечно ворчащую старуху, проклинающую все на свете.

– Чего расшумелись тут, что наверху слыхать? – гаркнула она так, что Алина с Михаилом подскочили от неожиданности. – Хотите раньше времени сообщить тем о себе?

Пока они собирались с мыслями в поисках достойного ответа, старуха гордо отвернулась и прошествовала в свой закуток.

– Получил? – шепотом спросила Алина.

– Да, ладно… – весело отмахнулся Михаил. – Просто старушка сегодня не в духе.

– Тоже мне знаток человеческих душ, – съехидничала она. – Может она всегда такая? Ты ее знаешь-то всего сутки!

– Я все слышу, – донеслось из закутка. Алина от стыда покраснела и прижала руку ко рту. А Михаил снова чуть не прыснул со смеха. – Не смотрите, что я старая! Слух у меня что надо! – впрочем, злобы уже в голосе не было. Ада явно была чем-то занята и на разговоры времени не оставалось.

И опять потекло нерасторопное время, которое этот эпизод разнообразил на короткий промежуток.

Когда ожидание потеряло остроту и превратилось во что-то привычное, когда наступила пора готовиться ко сну, пришел Захар. Он неожиданно вынырнул с темной лестницы и как ни в чем не бывало присел возле очага. Никто не слышал, как открылся люк, или, как он спускался. Поэтому появление Захара стало для всех неожиданным.

– Как я, а? – улыбнулся он во всю ширь белозубого рта. – Напутал вас?

– Как ты смог так бесшумно подкрасться? – первым пришел в себя Михаил.

– Секрет! Могут быть у меня секреты?

– Научишь? – вновь спросил Михаил.

– Для этого тебе нужно стать колдуном!

– Тогда обойдусь! – Михаил легко тряхнул кудрявой головой и задорно улыбнулся. Алина им залюбовалась, сравнивая его улыбку с лучом солнца во мраке. Он обладал уникальной способностью – заражать всех вокруг оптимизмом. Когда она смотрела на него, все страхи уходили далеко-далеко.

«Никогда! Никогда не расстанусь с ним! – подумала Алина. – Я просто не смогу жить и дышать без него! Теперь он для меня как наркотик».

– Прошу прощения, что заставил вас ждать так долго, – вмиг посерьезнев, произнес Захар. – Моя мамаша сегодня припозднилась с родительским визитом! Я уже думал, что она и вовсе не придет.

– Это не страшно, – успокоил его Кирилл. Ада вышла из своего укрытия и присоединилась к ним. Ей явно было любопытно послушать новости о тех, кто считался элитой в темном мире. – Скажи лучше, что тебе удалось узнать?

– Собственно говоря, немного. Порадовать особо мне вас нечем. Никого нового мать там не заметила. Единственное… – он сделал паузу: – Она сказала, что есть у них одно семейство. Даже там они держатся особняком, мало с кем общаются. Их немного побаиваются: самая старшая у них уж больно страшна… Она с такой злобой пришла сюда, что аж почернела вся как сажа. Так вот, одна из материных родственниц находится в услужении у того семейства. Она рассказывала, что с недавних пор заметила странности в поведении хозяев. Говорит, что зачастили они в подвал, куда раньше вообще не спускались. А сейчас, кроме них никто не имеет права туда ходить. Один раз в день самая главная спускается туда на пять минут, будто проверяя что-то.

– И сколько времени уже это длится? – спросил Кирилл.

– Дня три уже как…

– Иван пропал три дня назад, – кивнула Алина. – Неужели они его там прячут?

– Возможно, – согласился Захар. – То, что там кто-то есть это точно. Один раз, по незнанию, кто-то из слуг спустился в подвал. Так вот, за одной из дверей он слышал какие-то звуки. Хозяйка, когда узнала, что он был там, чуть не заковала его или ее в цепи. Мать сказала, что лишь случайность помогла спастись от кары. Больше она ничего не знает.

– Все сходится… – задумчиво произнес Кирилл. – Похоже, Иван именно там.

– Но почему его держат в подвале, словно преступника? Почему прячут от всех? – Алина была напугана. Она придвинулась ближе к Михаилу. Он обнял ее и прижал к себе, но страх все равно не покидал.

– Не знаю, – Захар пожал плечами. – Все, что знал, я уже рассказал.

– Если Иван там, значит нужно идти и спасать его! – Михаил произнес это так, словно собирался на прогулку.

– Да? – скрипучий голос Ады прорезал повисшую тишину. – И как же ты собираешься это сделать? – все молчали, ожидая от нее продолжения. – Знаешь ли ты, несмышленыш, что они в состоянии жизнь любого из нас сделать еще более адской? А теперь подумай, что они могут сделать с тобой, попади ты туда, или узнай они, что ты здесь?

– Но не можем же мы сидеть, сложа руки. Нужно действовать!

– Вы не можете отправиться туда, – спокойно заявил Захар.

– Что же нам делать? – заволновалась Алина.

– Туда пойду я! – янтарные глаза Захара обвели всех по очереди серьезным взглядом.

***

«Нужно меньше пить пива! – подумал Виктор, выбираясь из бассейна и держась за правый бок. – Печень не справляется с нагрузкой!» Постояв на сочной зеленой травке, немного обсохнув на солнце, он направился в сторону дома.

То что раньше было узенькой тропинкой, превратилось в метровую шириной дорогу, выложенную яркой тротуарной плиткой. Дом тоже изменился до неузнаваемости. На месте уютного коттеджа стояла теперь современная стеклянная конструкция причудливой формы. Прямоугольные линии комбинировались выпуклыми полукруглыми фрагментами. Крыша тоже превратилась в огромный стеклянный купол. Лишь задняя сторона дома была выполнена из камня и совершенно без окон – хозяин всего этого испытывал безотчетный страх перед густым туманом.

Автоматические стеклянные двери разъехались в стороны, стоило только Виктору подойти к дому. Прямо за ними начинался огромный холл, чем-то напоминающий гостиничный. Не хватало только стойки и администратора за ней. Вместо этого, прямо напротив входной двери, на полу из белого мрамора, расположились два кожаных кресла, больше напоминающими диваны, и стеклянный журнальный столик между ними.

На столе хозяина дожидался бокал с аперитивом, предусмотрительно пожелавшийся по пути к дому.

Виктор развалился в кресле, выставив напоказ мужское достоинство. Стесняться ему было некого, разве что безжизненной мебели.

«Ну почему я не могу пожелать телевизор, – с тоской подумал он, уставившись в раскрытые двери. – Скука же смертная! Хоть бы захудалую газетенку. Желтую прессу – соскучился по скандалам и сплетням! А еще лучше плейбойчик! Хоть одним глазком глянуть на аппетитных цыпочек! Блин, скука смертная!» Он в раздражении схватил книгу с нижней полки столика. Но даже не раскрыл ее, выбросил в двери.

– Тоска зе-ле-на-я-я-я… зе-ле-на-я-я-я-я… – пропел он, и голос его прозвучал неестественно громко в пугающей тишине.

Глава 24
Иван

Металл растирал запястья в кровь, впиваясь в плоть каждый раз, как Иван пытался дотянуться до воды. Не хватало каких-нибудь десяти сантиметров, на которые была короче толстая цепь, надежно закрепленная в стене. Взгляд его был прикован к небольшому изящному кубку с поблескивающей в нем жидкостью. Даже закрывая воспаленные глаза, он видел перед собой воду и представлял, как она струится по горлу, смачивая пересохшие внутренности. Губы потрескались и болели. Но эта боль казалась ничтожной по сравнению с головной, что мучила Ивана с момента пробуждения.

Он не понимал, что происходит. Проснулся и обнаружил, что находится в небольшом помещении, руки и ноги закованы в цепи. Они настолько коротки, что с трудом получается сидеть и лежать, если свернуться калачиком, как ребенок в утробе матери. Возможности выпрямиться или встать на ноги нет.

Его зачем-то раздели догола. Лишь толстые металлические кольца на запястьях и щиколотках прикрывали хоть какие-то участки тела. Даже очки забрали. Этому, впрочем, Иван не сильно удивился, так как засыпал без очков в уютной постели в Оазисе жизни, а проснулся здесь, не зная где. Он пытался припомнить, что случилось ночью? Но все бесполезно.

Иван, как мог, разглядел помещение. Мешал полумрак. Небольшое, метров десять квадратных, черное и блестящее. Казалось, что стены, потолок и пол покрыты керамической плиткой, только без швов. Ни дверей, ни окон в комнате не было. Откуда поступал слабый свет оставалось непонятным – он просто был и все, ровно такой, чтобы не находиться в кромешной тьме. Рядом с собой на полу Иван обнаружил углубление круглой формы с отверстием посередине. Конструкция напоминала воронку, вмонтированную в пол. Наверное, разновидность напольного унитаза. Как ни странно, запаха нечистот не чувствовалось, воздуха в комнате достаточно, и он свободно циркулировал в легких. Откуда вообще берется здесь воздух, для Ивана тоже оставалось загадкой – не считая унитаза, никаких отверстий он больше не заметил.

Холода Иван не чувствовал. Пол и стены были теплыми. Если можно так сказать про место, где человека приковывают к стене цепями, то здесь было комфортно.

Когда Иван проснулся первый раз, заметил рядом кубок с водой. Это было весьма кстати, пить хотелось ужасно. Кубок появлялся каждый раз, пока он засыпал. Только расстояние между ним и кубком постепенно увеличивалось. Каждый последующий раз он появлялся на несколько сантиметров дальше, пока не оказался слишком далеко.

Иван снова попытался дотянуться до воды, но только причинил очередную боль рукам, пронзившую его миллионами невидимых иголок. В пропитый раз он изловчился и достал кубок, умудрившись не разлить ни капли. В этот раз все попытки ни к чему не приводили.

Он в изнеможении повалился на пол, чувствуя боль во всем теле. Желудок яростно барахтался внутри, требуя пищи и воды. Голова болела так, что его тошнило. Но рвать было нечем. За все время, что Иван находился тут, еды ему не приносили, а сегодня лишили и воды.

«Видно, пришел твой конец, – философски подумал он, – кто-то или что-то медленно тебя убивает. Хотелось бы знать, за что». Ни паники, ни сожалений, лишь равнодушные мысли о смерти мелькали время от времени в его воспаленном мозгу.

Иногда всплывали воспоминания – Иван видел улыбающееся лицо Паны. «Милая, милая Пана… – пересохшие губы растянулись в улыбке, причиняя новую боль, на которую он даже не обратил внимания. – Так хочется обнять тебя, прижать к себе, утонуть в твоих огромных и всегда испуганных глазах. С самой первой нашей встречи я мечтал об этом. Только признаться боялся. Даже когда догадался, что ты испытываешь то же, все равно боялся. А чего боялся? Сам не знаю. Может, если бы признался, сейчас было бы не так обидно умирать». Мысль так же равнодушно покинула мозг, как и закралась в него. Опять затопила пустота. Если бы не физическая боль, то стало бы совсем хорошо: ничего не чувствовать, ничего не желать, а просто лежать и спокойно ждать смерти.

Волна короткого сна накрыла Ивана. Он нырнул в нее, оставляя боль и жажду за пределами спасительного убежища. Он научился не пускать ничего постороннего в свой сон. Труднее всего пришлось с головной болью, которая отвоевывала у сна большие промежутки времени. Но Иван победил и ее – научился не замечать, как до этого искусственно вызывать этот самый сон.

Он понятия не имел, сколько времени здесь находится. Череда бодрствования и сна изменила его представление о времени. То казалось, что он уже очень долго тут, то вдруг приходила мысль, что еще вчера все было хорошо.

Промежутки между снами, больше напоминающие обмороки, становились все короче. В один из таких моментов, открыв глаза, Иван увидел черное лицо с ярко горящими глазами. Они внимательно изучали его. Вспыхнули злобой, когда встретились с его. За что можно так ненавидеть?

Черное лицо склонялось все ниже. Ядовито-зеленый взгляд погрузился в сознание Ивана. Он прощупывал его воспоминания, пытаясь что-то отыскать в их глубинах. Он снова и снова заставлял Ивана мысленно прокручивать всю жизнь, с того самого момента, как он что-то начал помнить. Особенно интересовали этапы жизни Ивана, связанные с потерей работы, их взгляд прощупывал более внимательно, проходя по ним снова и снова.

Иван призвал на помощь все силы, чтобы избавиться от этих глаз. Но бесполезно.

Все закончилось так же внезапно, как началось. Вспыхнув нестерпимой злобой, глаза пропали из поля зрения Ивана. К физической слабости и истощению добавилось моральное опустошение. Его словно вывернули наизнанку, хорошенько потрясли и вернули в исходное положение, как следует ударив об пол.

– Открой глаза! – враждебные интонации незнакомого голоса вибрировали в центре головной боли. – Открой глаза!

Иван с трудом приподнял опухшие веки и наткнулся на ядовитую зелень. Словно обжегшись, снова закрыл. Даже так глаза нестерпимо резало. Иван поморщился и тут же услышал презрительный смех.

– Что, слабак, не можешь посмотреть на свою сущность? Это именно то, что тебя ожидает!

Иван так ослаб, что не мог пошевелить даже пальцем на руке. Хотелось спать. Кому принадлежит грубый низкий голос – мужчине или женщине?

Какая-то сила приподняла его над полом и усадила спиной к стене, удерживая в вертикальном положении. Сам он, лишись поддержки, сполз бы на пол, как бесформенное желе. Безразличие ко всему перемешивалось с самоиронией. Если бы он мог, то, наверное, рассмеялся, до такой степени комичной казалась ситуация.

– Открой глаза, слизняк! – «Точно, слизняк! Это слово лучше остальных подходит мне сейчас», – как по команде отреагировало сознание Ивана. – Если ты не откроешь глаза сам, мне придется прибегнуть к силе. Это плохой вариант – закрыть ты их потом не сможешь. Будешь таращиться, пока они не высохнут. Мечтаешь о таком конце? Сперва ослепнуть, а потом сдохнуть?

Иван приподнял веки. Не угрозы подействовали, а любопытство. Он почувствовал, что голос удалился, и ему захотелось разглядеть существо, что так настойчиво требовало зрительного контакта.

Однозначно, это женщина. Невысокого роста, с массивной нижней частью туловища. Возраст не поддавался определению. Она была черная как сажа, одетая во все черное. Черными были даже зубы, от чего открытый в злобном оскале рот казался черной дырой на черном лице. И лишь ее глаза сверкали, как две невероятно яркие лампочки на всей этой черноте.

Иван заметил воду, и жажда с новой силой заявила о себе.

– Пить, – полупростонал, полупрошептал он.

– Ладно. Дам тебе возможность еще раз напиться. Иначе вряд ли ты сможешь выдавить хоть слово, – женщина подняла руку и направила ее на кубок, отчего он начал двигаться в сторону Ивана. Когда расстояние сократилось ровно настолько, что его можно достать, Иван сделал попытку поднять руку. Но тело не захотело подчиниться. Усилий хватило на то, чтобы слабо шевельнуть пальцами.

Женщина перевернула руку ладонью вверх – кубок стал медленно подниматься. Поверхность воды колыхалась, но ни одна капля не пролилась. Иван, как зачарованный, смотрел на воду. Все желания сконцентрировались сейчас в этом кубке. Он все приближался к губам и замер в нескольких сантиметрах от них.

А говорят еще, что вода не пахнет! Еще как пахнет! Она пахнет жизнью! Именно это чувствовал Иван, видя ее и не имея возможности испить. Запах был такой, что сил терпеть его не было. Ивана колотила дрожь, похожая на агонию. В комнате раздался издевательский смех.

– Как бы я хотела своими глазами увидеть твои последние секунды, – проговорила женщина, и Иван в который раз поразился силе ненависти, звучавшей в ее голосе. – Но если ты умрешь, я не узнаю того, что так интересует меня, – она одним движением приблизила кубок к губам умирающего, и вода, этот источник жизни, заполнила его собой, вырывая из пучины смерти.

Откуда только силы взялись вцепиться зубами в край сосуда. Даже когда внутри не осталось ни одной капли, Иван продолжал сжимать челюсти.

– Хочешь закусить им? – вновь засмеялась женщина, с силой вырывая кубок. – Теперь у тебя появились силы, и ты сможешь ответить на несколько вопросов.

– Что вы хотите знать? – говорить все еще было трудно. Адская головная боль мешала привести мысли в порядок.

– Прежде всего, как ты попал сюда?

– Об этом нужно спросить у вас, наверное, – усмехнулся Иван и тут же поморщился от очередного спазма, скрутившего мозг в тугой узел.

– Не шути со мной! – вкрадчивым голосом предупредила женщина. – Я могу сделать так, что смерть твоя будет еще мучительнее.

«Куда уж более? – невесело подумал Иван. – Разве что будешь отрывать от меня по кусочку. Но вряд ли станет больнее. Что с моей головой? Из нее как будто вытягивают волокна, медленно, мучительно, по одному». Боль была так сильна, что не позволяла даже стонать, становясь невыносимой. Иван чувствовал, что чудом держится в сознании.

– Головная боль – это неотъемлемая часть превращения. Твое мышление перестраивается. Меняется его модель. Это должно произойти при жизни, раз уж ты здесь так некстати оказался, – она с брезгливым выражением наблюдала за гримасой боли на лице Ивана.

«Откуда такая ненависть? – вновь подумал он, наблюдая за злодейкой. – Что я такого сделал, чтобы заслужить ее?»

– Ты не должен был появляться на свет! – произнесла женщина, и Иван понял, что его читают, как открытую книгу. – Но ты родился! Что мы только не делали, чтобы избавиться от тебя! Но все оказалось без толку! И главное, мы не могли тебя просто убить! Это против правил…

– А сейчас… это не против правил? – даже в этот момент ирония перевешивала все остальные чувства. Иван чувствовал, что конец его близок, так почему бы не умереть с улыбкой на губах? Жаль, что ему никогда еще так не хотелось жить, любить и быть любимым.

– Повторяю вопрос: как ты здесь оказался?

– Я уснул… в Оазисе жизни, а проснулся тут… – Он еле шевелил губами.

– Я знаю это, идиот, – злость женщины достигла точки кипения. – Я спрашиваю, как ты оказался в Оазисе жизни?

От удивления Иван на секунду забыл о боли. Какое ей дело до Оазиса жизни?

– А какое это имеет отношение к вам? – вопрос невольно сорвался с кровоточащих губ.

– Вопросы здесь задаю я! А ты должен на них отвечать! – еще чуть-чуть, и она набросится на Ивана с кулаками.

– Вам я ничего не должен, – медленно, по слогам отчеканил он. – Если я кому-то и должен что-либо, то это своей матери! И то, лишь потому, что она родила меня. Видно, ей это стоило огромных усилий, раз воспитать уже сил не хватило…

– Ах, вот как ты заговорил? – голос злодейки вновь стал вкрадчивым. – А ты далеко не так прост, каким кажешься сначала, – какое-то время они буравили друг друга глазами. Иван не собирался первым сдавать позиции, хоть держаться уже не было сил. – Хорошо! Ты ответишь матери на этот вопрос! А пока… пока ты помучаешься… Ты узнаешь, что такое настоящая боль, – с этими словами она обвела его тело рукой и произнесла несколько слов на непонятном языке.

Все познается в сравнении. Иван это понял сразу же, как только незнакомка растворилась в воздухе. Его скрутила такая боль, что откуда только взялись силы кричать. Он заорал во всю мощь легких! Крик завибрировал в замкнутом пространстве, грозя разрушить его своей силой.

Глава 25
Мужская башня

– Чем же так опасна мужская башня? – подозрительно спросила Таня.

– Нехорошее это место! – опять произнесла Прасковья. – Нежилое! Поговаривают, что ходит там приведение. Оно влияет на головы мужчин, делая их одержимыми, – она замолчала и стыдливо потупилась.

– В каком смысле одержимыми? – допытывалась Таня.

– В смысле… в смысле женщинами… – покраснев, ответила бедняжка.

– Не поняла. После ночи в башне, они начинают бросаться на женщин? – Таня видела, что природное целомудрие собеседницы страдает, что такие разговоры ей не по нутру, но непременно хотела докопаться до истины.

Андрей молча слушал их беседу. Напутать его приведением после всего того, что он узнал с момента попадания в Оазис жизни, сложно. Это самое меньшее из зол. Он с опаской посмотрел на Пану. Та снова погрузилась в себя. Выглядела печальной и отрешенной. Она не участвовала в разговоре. Андрей сомневался, что она вообще что-то слышала, так далеко унеслись сейчас ее мысли.

– Они начинают вести себя непристойно? Становятся жестокими? – не отставала Таня от раскрасневшийся от стыда Прасковьи.

– Ох, я не знаю! – взмолилась женщина. – Они… они… в общем, они меняются.

– Я ничего не поняла, а ты? – обратилась Таня к Андрею.

– Единственное, что я понял, что это не опасно для жизни, – улыбнулся он. – Не мучь ее. Она уже сама не своя, – Прасковья на самом деле стала пунцовой от стыда. Сидела на краешке скамейки и озиралась по сторонам в поисках поддержки. Она с благодарностью посмотрела на Андрея, когда Таня решила прекратить допрос.

– Пойдем, Паночка. Милая, тебе пора отдыхать, – повторила Прасковья просьбу, когда Пана никак не отреагировала на ее слова. Она продолжала находиться в прострации. Андрей дотронулся до ее руки. Она вздрогнула и с испугом уставилась на них. – Пойдем, милая. Сейчас время отдыха, и ты должна поспать.

Пана вцепилась в руку Андрея, явно не собираясь никуда уходить.

– Иди и ничего не бойся, – успокоил Андрей, сжав ее руку. – Мы никуда без тебя не уйдем. Будем рядом.

Уводимая Прасковьей, Пана все время оглядывалась, мысленно умоляя их забрать ее скорее из этого места.

– Да уж, – выдохнул Андрей. – Кому нужен рай, если его навязывают силой!

– Послушай! – обратилась к нему Таня. – Я ничего не поняла про эту башню. Пойдем, поговорим с Еленой. Мне кажется, она тут самая общительная, не такая забитая, как остальные.

– Зря ты так волнуешься! – с улыбкой произнес Андрей, когда они направлялись к дому Елены. – Ничего серьезного мне не грозит. И уж тем более одержимость, – он рассмеялся, таким глупым ему показалось предположение.

– Не забывай, что ты не должен находиться в этом мире, – Татьяна оставалась серьезной, не отреагировав на его смех. – Это для них он не представляет серьезной опасности, поскольку они полноправные его члены. А для тебя он может стать опасным. Мы ни в чем не можем быть уверены наверняка.

Они издалека заметили Елену, копошащуюся на огородике возле дома. Она поливала цветы из небольшой лейки, весело напевая незамысловатую песенку. Заметив гостей, засветилась искренней радостью и пригласила их в дом:

– Пойдемте, я напою вас чаем и угощу вареньем собственного приготовления.

Домик у нее был небольшой и чистенький с просторной верандой у входа. Таня предложила посидеть на веранде и подышать свежим воздухом.

Елена проворно накрыла небольшой стол. Все спорилось в ее умелых руках. За считанные минуты в чашках уже дымился ароматный чай.

– Так приятно принимать гостей! Жаль, что такое редко случается. Я и раньше любила это делать, – с печалью в голосе добавила Елена. Но сразу же опять развеселилась. Андрей подумал, что эта девушка – самый жизнерадостный человек из всех, что ему приходилось встречать.

– Мы хотим кое о чем спросить тебя, – обратилась Таня к Елене, надкусывая нежное песочное печенье. – Это касается мужской башни, – Андрей опять заметил испуг, мелькнувший в глазах Елены. – Прасковья сказала, что это место опасное. И больше ничего… Как мы не пытались разговорить ее, она не смогла вразумительно объяснить нам, чем же опасна мужская башня?

Несмотря на испуг, Елена весело рассмеялась, чем сильно удивила гостей.

– Нашли, у кого спрашивать про мужскую башню! – веселилась она. – Представляю себе лицо нашей Прони! Да разве же можно говорить с ней на такие темы?

– А почему нет? – поинтересовалась Татьяна. Ситуация ее забавляла. Глядя на смеющуюся Елену, она тоже начала улыбаться.

– Все, что касается мужчин, для нее табу! Она мирскую жизнь прожила в одиночестве. Не выходила замуж, не рожала детей. А вы хотите, чтобы она рассказала вам про башню.

– Она девственница? – удивилась Таня.

– Конечно! Одна из самых суровых!

– Теперь понятно, почему она так краснела, – улыбнулась Таня. – А ты можешь подробнее рассказать нам про башню?

– В общем-то, я мало чего знаю, – вмиг став серьезной, ответила Елена, – да и запрещено нам говорить на эту тему.

– Запрещено Светланой? – уточнила Таня.

– Да. Но… думаю, что вам я могу рассказать то, что знаю сама. Хотя, пользы от этого мало будет, – она помолчала, собираясь с мыслями. – Эта башня, вернее, даже не сама башня, а та единственная комната в ней наверху… В общем, у нее не очень хорошая репутация… – Елена говорила медленно и вдумчиво, Таню так и подмывало поторопить ее наводящими вопросами. Но она заставила себя молча ждать продолжения, чувствовала, что вопросы спугнут рассказчицу. – Очень редко Светлана отправляет туда на ночь кого-нибудь из мужской прислуги. Даже не знаю, зачем она это делает. Ни разу не замечала, чтобы кто-то из них провинился. Ну вот… а после этого, обычно, она его выгоняет…

– Как, выгоняет? – не выдержала Таня.

– Ну, очень просто, – простодушно уставилась на нее Елена. – Он перестает служить у нее. Уходит отсюда. И больше мы его не видим.

– И это все? – удивилась Татьяна.

– Ну да… Подробнее не могу рассказать. Больше и я ничего не знаю.

– А она никогда не рассказывала, почему выгоняет их? Или может вы спрашивали у нее?

– Как-то Вера поинтересовалась. Просто… у нее… ну, в общем, чувства у них были… Служил тут Степан, красивый такой! Ну вот, выгнала его Светлана после ночи в башне. Вера так переживала, просила не выгонять. Но Светлана была непреклонна! А на вопрос: почему, ответила, что разум его помутился. Будто бес в него вселился, – Елена говорила неуверенно, спотыкаясь. Заметно было, что рассказ ее саму смущает.

– А как выглядели те мужчины после ночи в башне? – допытывалась Таня. Андрея смешила ее настойчивость. Он не думал об опасности. Все казалось не серьезнее детской шалости. Он красноречиво посмотрел на Таню, но та проигнорировала его взгляд, продолжая допрос: – Не замечали ли вы чего-нибудь необычного в их поведении?

– Как вам сказать?.. Они менялись… Только, что именно в них менялось, не пойму. Они становились более наглыми что ли, или, может, уверенными в себе? Не знаю, – она простодушно посмотрела на Таню, и та поняла, что большего от нее не узнает.

– Не нравится мне все это, – озабоченно произнесла Таня, когда они с Андреем покинули гостеприимный дом Елены, – она что-то задумала!

– Не переживай! Что бы она не придумала, я с этим справлюсь, – посмеивался Андрей, глядя на хмурое лицо подруги.

– Ее психика нарушилась после того, как она оказалась тут. Временами она выглядит совершенно ненормальной! Ты заметил, как быстро она выходит из себя?

Они, не спеша, шли в сторону сада. По двору сновали люди, но никто не обращал на них внимания. Светланы нигде не было видно. Скорее всего, сон-час был не только в распорядке дня Паны.

– Интересно, как там Виктор? – решил сменить тему Андрей, заметив, что Таня не на шутку разволновалась.

– Надеюсь, скучает, – немного расслабилась она. – Честно говоря, он меня не сильно заботит. А вот Иван, да. Интересно, нашли они его?

– Там хороший поисковый отряд, – больше себя, чем ее, успокоил Андрей. Он до сих пор испытывал неловкость, что выбрал менее опасное задание. Еще переживал за Алину. Не место ей в темном мире.

После очень скромного ужина Светлана приказала проводить Андрея в его покои. Молчаливый слуга знаками велел следовать за ним. Когда Андрей уходил, все взгляды были устремлены на него. Кто-то смотрел испуганно, другие – сочувственно, некоторые – с недоверием. Во взгляде Татьяны он прочел беспомощность и озабоченность. Глаза Светланы горели плохо скрываемым торжеством.

«Чему она так радуется?» – подумал он, стараясь не подать виду, что тоже взволнован.

Комната, отведенная ему для ночлега, располагалась на самом верху сторожевой башни. В нее вела винтовая лестница с небольшой площадкой на самом верху, за которой сразу же располагалась дверь.

Пока Андрей в сопровождении хмурого слуги поднимался по лестнице, он заметил большие тенета паутины, свисающие, как гамаки, между балясинами перил. Неутомимые труженики покрыли тончайшим ковром всю лестницу. Разрываясь, она повисала бесформенными хлопьями на одежде. Андрей терпеть не мог паутину – считал ее признаком ветхости. Он брезгливо снимал ее с себя, и она медленно падала вниз, кружась в наполненном пылью воздухе.

Пыли здесь было еще больше, чем паутины. Она толстым слоем лежала на ступенях, выпархивая из-под ног и повисая в воздухе, как кадры в замедленном кино.

«Когда же последний раз ступала сюда нога человека?» – подумал Андрей. Он задал свой вопрос вслух. Но ответом была тишина и могучая спина идущего впереди мужчины.

Массивная дверь со скрипом отворилась и впустила Андрея внутрь просторной комнаты, где из всей мебели только огромная кровать стояла в центре. Свет, окрашенный закатом, проникал сквозь узкие окна-бойницы, занавешенные плотной тканью. Шторы колыхались от легкого сквозняка.

Комната была круглой формы, как и сама башня. Каменные стены, ни чем не отделанные изнутри, отдавали средневековьем. Андрею опять почудилось, что он слышит звуки сражения и стоны раненых и умирающих на сырой земле.

Пока он озирался по сторонам, суровый проводник сменил постельное белье на кровати. Когда тот стягивал покрывало, Андрей едва не задохнулся от пыли, взметнувшейся в воздух. Он громко чихнул, чем заслужил злобный взгляд исподлобья, вместо «Будь здоров!». Решив не оставаться в долгу, и не понимая причины подобной враждебности, Андрей одарил мужчину таким же взглядом. Даже сдвинул брови для пущей убедительности.

«Ладно, хоть постель чистая!» – хмыкнул он, когда проводник скрылся за тяжелой дверью, унося постельное белье. Андрей прислушивался и, не различив шума поворачиваемого в замке ключа, удовлетворенно кивнул. «Значит, я, все-таки, гость, а не узник!» Но радость его быстро померкла, когда, проделав обратный путь по лестнице, он обнаружил, что дверь в башню заперта, и выйти наружу нет никакой возможности.

Ничего не оставалось, как взбираться обратно в башню, чувствуя себя сказочным персонажем – Рапунцель. «Или я принц, ослепленный злой колдуньей? – невесело думал он, приближаясь к площадке на самом верху. – И там осталась моя Рапунцель?» Его мысли устремились к Тане. С каждым мгновением, ситуация все меньше нравилась ему. В душе росло раздражение против властной и деспотичной Светланы, нарушающей простые законы гостеприимства.