Текст книги "Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой."

Глава 1. КАТЯ

Сергей Муралов недаром беспокоился из-за отсутствия писем от сестры. За это время произошли события, изменившие Катину жизнь, к сожалению, не в лучшую сторону, – и ей не хотелось беспокоить брата плохими новостями.

Начать с того, что сгорела Центральная телефонная станция, на которой Катя работала телефонисткой. Пожар возник на втором этаже, где расположена вся основная аппаратура, а затем огонь перекинулся на остальные этажи. Несмотря на отчаянные усилия пожарных, здание отстоять не удалось. Оборудование было полностью уничтожено, Петроград остался без телефонной связи. Авторитетная комиссия, изучив потери, пришла к выводу, что на восстановление станции потребуется не менее года. Поэтому было принято решение уволить телефонисток за ненадобностью. Катя осталась без работы, без денег и, что главное, без продовольственного пайка. Ее положение было бы отчаянным, если бы не решительное вмешательство Николая Мокрухина. Поделившись с девушкой деньгами и продуктами, Николай, забросив свои дела, в том числе и подготовку к выставке в Швеции, рьяно включился в поиски подходящей работы для Кати.

Предложений было много, но все неприемлемые. Требовались официантки в кабачки и забегаловки, продавщицы в мелкие лавчонки, которые как грибы вырастали на улицах и площадях Петрограда. Но эти вакансии по понятным причинам не рассматривались. Попытка устроиться в школе тоже не удалась: учебный год уже начался, и штаты преподавателей старших классов были укомплектованы; можно было где-то найти место учительницы младших классов, но уж очень маленькой была оплата, да и паек урезанный. К тому же вакантные места можно было найти не в центре города, а где-то на окраине.

В поисках работы, усталые, голодные и несчастные брели Николай Мокрухин и Катя по проспекту 25-го октября, когда их догнал однокурсник Николая по Академии художеств Кирилл Шумилов. Он буквально набросился на Николая:

– Слушай, куда ты пропал? Мы тут все с ног сбились, тебя ищем. Дома тебя никогда не бывает, и мать не может сказать, когда ты вернешься. По твоей вине задерживается отправка экспонатов на международную выставку иллюстраций детской книги.

У таможни какие-то вопросы не то к твоим экспонатам, не то к их упаковке. Таких усилий стоило добиться участия нашей страны в этой выставке, и теперь все может сорваться по твоей вине. Я уже решил отправить экспонаты без твоего багажа. Сегодня, к сожалению, уже поздно, а завтра с утра, чем раньше, тем лучше, изволь быть в таможне иснять их вопросы, иначе твое участие в этой выставке и во всех последующих под большим вопросом. А теперь представь меня своей спутнице. Или мне придется это сделать самому?

Катя с любопытством рассматривала высокого безупречно одетого молодого человека, изъяснявшегося столь эмоционально. Почему-то она остановила свое внимание на его сияющих модных ботинках, которые каким-то чудом сохранили девственную чистоту, несмотря на слякоть осенних улиц. Ей понравилась шапка густых темных вьющихся волос, тщательно причесанных и уложенных. В теплом бархатном баритоне юноши звучали нотки настойчивости и властности.

Николаю не хотелось знакомить Катю с Кириллом. Он не любил и не понимал этого человека. Но делать было нечего.

– Екатерина Дмитриевна, это Кирилл Евсеевич Шумилов, наш с Сергеем однокашник, ныне работник РАБИС`а. А это Екатерина Дмитриевна Муралова.

– Муралова? – воскликнул Кирилл. – Уж не супруга ли это Сергея?

– Нет, это его младшая сестра.

– Вы не должны слишком строго судить Николая, за то, что он пренебрег своими обязанностими, – попросила Катя, обращаясь к Кириллу. – Он по доброте душевной пытается помочь моей беде.

– А что за беда, позвольте спросить, – обратился к ней Кирилл, явно любуясь собеседницей.

Катя вкратце рассказала о том, как потеряла работу и как безуспешны были их поиски.

– Интересно, очень интересно! Расскажите-ка немного о себе. Впрочем, нет, что это мы с Вами мерзнем и мокнем под дождем, давайте-ка зайдем вот в эту закусочную, где подают отличные расстегаи, там и поговорим обстоятельно. Мне почему-то кажется, что я смогу Вам помочь, и не только Вам, а кое-кому еще.

Перспектива угоститься горячими расстегаями показалась голодной Кате такой заманчивой, что она тут же согласилась.

Пока Катя и Николай уплетали горячие расстегаи с мясом и рыбой, запивая их душистым крепким бульоном, Кирилл, не отрываясь, глядел на девушку.

– Итак, скажите-ка мне, как у Вас дело обстоит с образованием? – наконец прервал молчание Кирилл.

– Я окончила Таганрогскую гимназию, – ответила она.

– С золотой медалью ,– буркнул Николай. – Кроме того три курса юридического факультета.

– Отлично. А как со знанием иностранных языков?

– Французский в совершенстве, с немецким похуже, но читать и объясниться могу. Английский в пределах разговорника.

– Великолепно. Ваша работа на телефонной станции говорит о том, что Вы внимательны, собраны, усидчивы. А как Вы владеете машинописью? – продолжил опрос Кирилл.

Здесь Катя смутилась: – Одним пальцем я смогу напечатать какую-нибудь бумажку, но не более.

– Замечательно! – заключил Кирилл. – Извините, последний вопрос. Вы замужем? У Вас есть дети?

– Я девица, – ответила она, вконец смутившись.

– Простите меня, я напрасно задал этот вопрос – ведь в телефонистки не принимали замужних женщин. Вот теперь я почти уверен, что смогу предложить Вам достойную работу. Дело в том, что в Петроградском отделении Всероссийского Союза работников искусств у начальника отдела Александра Леонидовича Баракова только что уволилась секретарь-референт. Я уверен, что лучшей кандидатуры ему не найти. И Вы получите интересную работу, высокий оклад и хороший паек. Я позволю дать Вам только один совет: когда Вас спросят о машинописи (а Вас обязательно об этом спросят), Вы честно и прямо, глядя в глаза начальству, говорите – владею. Потому что одну-две бумажки в день Вы сможете настучать одним пальцем без ошибок (а ведь ошибок не будет – у Вас золотая медаль). А потом можно взять несколько уроков или окончить краткосрочные курсы, – это же не французский язык или орфография, где годы учебы нужны. Ну, как Вам мое предложение?

У Кати готовы были сорваться слова восторга и благодарности, но ее опередил Николай.

– Нам это предложение не подходит, – заявил он хмуро.

– Нам? Ты уже вправе решать за Екатерину Дмитриевну? И почему же не подходит?

– Потому что я знаю, что такое секретарь у большого начальника.

– Ах, вот ты о чем! Я сам не посмел бы предложить сестре моего товарища и коллеги что-либо непристойное. Александр Леонидович мягкий, интеллигентный, пожилой человек, отличный семьянин. Работать с таким человеком – одно удовольствие. Короче, Екатерина Дмитриевна, я жду Вас завтра в одиннадцать часов пополудни вот по этому адресу. Если Вы не опоздаете, я встречу Вас у входа.

– Хорошо, мы не опоздаем.

– Ну уж, нет, ты завтра утром должен быть у таможенников и улаживать там свои дела. Я еще раз объясняю тебе, что задержка пахнет международным скандалом, не говоря уже о конце твоей творческой карьеры. А здесь мы с Екатериной Дмитриевной сами управимся.

– Я никогда себе не прощу, – возразила Катя, обращаясь к Николаю, – если из-за меня возникнут такие тяжелые последствия. Ступайте, занимайтесь своими делами, а здесь я справлюсь. В крайнем случае, если что-нибудь не подойдет, отказаться я всегда успею. Николаю пришлось согласиться.

Возвращаясь домой, сияющая, радостная Катя тормошила угрюмо молчавшего Николая:

– Какая удача, что мы встретили Шумилова!

– Не знаю, ох, не знаю. Хорошо ли это? – возразил Мокрухин. – Сдается мне быть беде.

Катя лукаво посмотрела на спутника.

– Уж не ревнует ли он? – подумалось ей.

На следующее утро Катя встала затемно, тщательно умылась, выгладила темную юбку и парадную белую блузку, гладко зачесала волосы и уложила туго заплетенную косу на затылке, оставив при этом маленькую игривую прядь у виска, но затем подумала и убрала ее, заколов шпилькой. Достала скромный набор косметики, но отказалась и от него.

У нижнего ящика комода были извлечены высокие светлые ботинки со шнурками на крючках, которые она, отказывая себе во всём, купила на толкучке, еще когда работала телефонисткой.

Внимательно рассматривая себя в зеркале, Катя осталась довольна, решив, что именно так и должна выглядеть секретарь-референт в солидном учреждении.

Накинув легкое пальтишко и светлый беретик, она отправилась по указанному адресу. Так как трамваи ходили не регулярно, Катя решила выйти пораньше, чтобы как-нибудь ненароком не опоздать. В результате она явилась за час до назначенного времени. Пришлось ждать Шумилова у входных дверей, благо он обещал встретить и проводить в нужный кабинет. Было холодно, сеял мелкий дождь пополам со снегом, резкий ветер с Невы пробирал до костей, берет и пальтишко промокли насквозь, а в нарядных ботинках хлюпала вода. Наконец, в дверях показался Шумилов. Увидев промокшую и замерзшую Катю, он пришел в ужас и стал бранить ее: «Вы же так насмерть простудиться можете! Надо было войти в помещение. Швейцар был предупрежден!»

Оглядев свое отражение в огромном зеркале, Катя с тревогой увидела, что все следы утренних хлопот бесследно исчезли, – в зеркале она увидела жалкую мокрую фигурку в мятой одежде с красными руками и синим носом. Но времени обсушиться и привести себя в порядок уже не оставалось.

Попросив Катю подождать его в огромной приемной, Шумилов скрылся за дверью с вывеской «Бараков Александр Леонидович». Начальник приветливо встретил девушку у дверей, проводил до кресла у своего стола, предупредительно сдвинув его так, чтобы было удобно сесть. Кате любопытно было рассмотреть человека, с которым, возможно, придется работать не один год. Высокий, подтянутый мужчина, лет за пятьдесят, начинающая седеть шевелюра в красиво уложенных волнами волос, лицо с крупными чертами, крупный волевой подбородок, движения мягкие, размеренные, сдержанные. Общее впечатление чего-то серебристого, начиная от светлых с проседью блестящих волос, кончая светло-серым костюмом с белоснежной сорочкой и тщательно подобранным галстуком с серебряной искрой.

– Екатерина Дмитриевна изрядно замерзла и промокла, – начал Шумилов, пытаясь оправдать ее далеко не презентабельный вид.

– Да я уж, вижу, – усмехнулся он. – Вот что, мы сейчас попросим, чтобы нам принесли горячего чаю, попьем чайку, заодно и побеседуем.

Катиными ответами Александр Леонидович остался чрезвычайно доволен.

– Единственное обстоятельство, которое меня не совсем устраивает, – это то, что Вы не замужем, и у Вас нет детей. А так как Вы молоды и хороши собой, то Вы вот-вот начнете этим заниматься и покинете меня на произвол судьбы, как это сделала Ваша предшественница.

– У меня пока даже в перспективе ничего подобного не намечается, – краснея, пролепетала Катя.

– Ну, что ж, давайте рискнем. Отправляйтесь сейчас в отдел кадров, оформляйтесь на работу, а затем вернитесь ко мне – составим график работы на завтра – у нас завтра напряженный день с самого утра, некогда будет этим заниматься. Пойдемте, я покажу Вам Ваше хозяйство. Вот это местный коммутатор, Вам, как телефонистке, освоить его ничего не стоит. Это картотека работников искусств. Это журнал, фиксирующий обращения наших клиентов. А это система контроля: проверка исполнения. Вот это Ваш «ундервуд» – с которым Вам придется в кратчайший срок наладить дружеские отношения. Вот здесь шкаф с разными припасами, для организации разных фуршетов в зависимости от ранга посетителей. А вот это – познакомьтесь – Ваша помощница Леночка, которая будет дежурить в приемной, пока Вы будете заняты у меня в кабинете.

Окрыленная, ликующая Катя возвращалась домой, когда ее догнал Шумилов.

– Ну как, Вы довольны? – спросил он.

– Конечно. Какой обаятельный, предупредительный человек мой начальник!

– Не обольщайтесь, Катенька – ведь Вы позволите Вас так называть? Он сейчас к Вам обращался как к даме, с которой не связан служебными отношениями. Когда он станет Вашим начальником, отношения будут совсем иными. Он резок, суховат и очень требователен. Ошибки и оплошности не прощает. Хотя все его требования справедливы и разумны. Кстати, не хотите ли Вы отметить нам с Вами успех вот в этом ресторанчике?

– Спасибо, Кирилл Евсеевич, очень бы хотелось, но, во-первых, надо хорошенько просушиться, чтобы с ходу не заболеть, а во-вторых, у меня душа болит, хочу узнать, успеет ли Мокрухин оформить документы к отправке экспонатов на выставку. Мы могли бы устроить эту рецепцию в другой день, если Вы не возражаете...

– Ну что поделаешь, в другой, так в другой. А как Вы договорились об оплате Вашего труда? – Вопрос этот поставил Катю в тупик.

– Об этом вообще речи не было...

– Как же так, Катюша? Вы завтра же должны выяснить, сколько Вам будут платить, и какой паек Вы будете получать. Впрочем, я завтра зайду к Баракову и прослежу, чтобы он не обидел Вас в этом вопросе.

Катя порадовалась, что не задержалась с возвращением: у подъезда на лавочке ожидал ее Николай. Как не пыталась она сначала выведать у Николая, как его дела, тот настоятельно потребовал сначала подробно рассказать, чем закончился визит к Баракову. При этом страшно расстроился из-за того, что она промочила ноги и замерзла на ветру, а также оттого, что не обговорила условия оплаты труда. Он без конца повторял, что должен был сопровождать ее, тогда бы ничёго этого не случилось. Заставив Катю срочно переодеться, переобуться, растереться водкой и надеть шерстяные носки, в которые насыпал горчицы, Николай, наконец, немного успокоился и сказал, что все вопросы, связанные с отправкой экспонатов он успешно решил. Правда, если бы он сегодня не занялся этим, все кончилось бы крахом. Возникла дополнительная сложность: для оформления выездной визы и получения обязательного инструктажа он должен незамедлительно выехать в Москву.

– Но я не поеду в Москву... и в Швецию тоже. Я обещал Сергею, что не оставлю Вас заботой и вниманием.

– Я запрещаю Вам нянчится со мной! Я не беспомощный младенец, которого нельзя оставить ни на минуту без присмотра! Вам доверили представлять нашу молодую страну на престижной международной выставке. А Вы относитесь к этому так легкомысленно! Не старайтесь заставить меня потерять к Вам всякое уважение. Надеюсь, Вы еще цените мою дружбу, не хотите ее безвозвратно потерять?

Николай сдался. Перспектива потерять дружбу Кати его испугала.

Катя возвращалась одна после своего первого трудового дня на новом месте. Вспоминая только что пережитое, она не заметила, как рядом с ней возник Шумилов.

– Здравствуйте, Катюша! Ну как первые успехи?

– Да, вот все заново вспоминаю и анализирую: столько нового и необычного, обязанности, отношения. Но мне кажется, что для первого дня я неплохо справилась.

– Скажу Вам по секрету, что Ваш начальник остался Вами очень доволен. Уверен, что и дальше Вы его не разочаруете. А как Вы оцениваете Ваше материальное обеспечение?

– О, я и не надеялась, что мне будут платить так много!

– Отлично, тогда у нас есть повод осуществить наш вчерашний проект и отметить нашу удачу в ресторане. А потом у меня есть два билета на вечер поэзии, где будут читать свои новые стихи известные поэты. Грех ими не воспользоваться!!!

Хотя Кате надо было бежать на лекции, соблазн был так велик, что она не посмела отказаться. Катя никогда раньше не была в ресторане. Все поражало ее: крахмальная скатерть и салфетки, предупредительный официант, нарядная сервировка стола, вкусно пахнущие и замысловато оформленные блюда, ароматное вино в высоких бокалах. И главное – красивый молодой мужчина рядом, который оказывал ей знаки внимания и восхищения. От всего этого было радостно и беззаботно на сердце, и немного кружилась голова. На вечер поэзии они изрядно опоздали. Зал был переполнен. Люди теснились в проходе и вдоль стен. Им удалось устроиться в какой-то нише, где их тесно прижали друг к другу бородатые юноши и растрепанная девица. Читал стихи молодой автор. Читал вдохновенно, закинув назад кудлатую голову и помогая себе отчаянной жестикуляцией. Катя тесно прижатая к телу Кирилла, слышала гулкое биение его сердца и чувствовала его горячую руку, обнимающую ее плечо для того, чтобы защитить от соседства бородачей.

Потом они потихоньку выбрались из толпы и пошли бродить по темным пустынным улицам, громко читая друг другу любимые стихи. Сначала – Пушкина, потом Есенина, и, наконец – Блока. Падал снег огромными пышными хлопьями и тут же таял на мокром асфальте. Мириады снежных мошек носились вокруг редких фонарей. И Кате казалось, что вот-вот, еще немного и, как у Блока, скатится с неба голубая звезда и превратится в прекрасную незнакомку. Очарованные, забыв о времени, они брели все дальше, сами не зная куда.

Вдруг Кирилл вздрогнул, спохватился, схватил Катю за рукав и опрометью помчался, увлекая ее за собой. Добежав до Республиканского моста, он отдышался немного и объяснил:

– Еще чуть-чуть и мы бы с Вами не попали домой до утра. Навигация еще не закончена, и сейчас начнут разводить мосты.

Кирилл проводил Катю домой, а сам вернулся с первым трамваем.

Кате нравилась новая работа, и ей казалось, что она успешно с ней справляется. Но вот однажды Александр Леонидович Бараков пригласил ее на беседу.

– Ну что, Екатерина Дмитриевна, все у нас идет хорошо, но я бы хотел несколько откорректировать Вашу деятельность для общей пользы.

Катя навострила уши.

– Вы, конечно, понимаете, что не все обращения наших клиентов мы в состоянии удовлетворить. Увы, у нас очень скромные средства и возможности. Многим придется отказывать. Так вот, ваш покорный слуга и суховат и резок, а вот вашей задачей будет смягчить в какой-то степени неприятные впечатления от разговора со мной. Постарайтесь быть более приветливой, более женственной. Прическу немного надо изменить – ну-ка, давайте выпустим на волю вот эту озорную прядку волос. И блузку надо сменить. Вы же не синий чулок. Надо придумать что-нибудь чуть-чуть более легкомысленное. И немного косметики нам не помешает. А улыбаться вы умеете!

«Начинается»... с тревогой думала Катя. Неужели придется увольняться? А ведь все так хорошо начиналось?!

– Ну что вы нахохлились, как испуганная птичка? Уверяю вас, ничего недобропорядочного я не предлагаю. Уверен, Вы хорошенько обдумаете все, что я вам здесь сказал, и отретушируете вашу внешность и поступки.

Возвратясь в приемную, она застала там немолодую очень красивую даму в такой изящной шляпке, что глаз не могла отвести и все прикидывала, как она, Катя, выглядела бы в этой шляпке.

– Как о Вас доложить и по какому вопросу Вы к Баракову?

Посетительница улыбнулась мягко, слегка иронично.

– Я не к Баракову, я к Вам, и я хотела бы, чтобы Бараков не знал о моем посещении. Меня зовут Евгения Станиславовна Баракова, я супруга Вашего руководителя.

– Вам не в чем упрекнуть ни меня, ни Александра Леонидовича, – запальчиво заявила Катя.

Баракова снова улыбнулась, на этот раз радостно и приветливо.

– Я не упрекать Вас пришла сюда, а напротив, покорно просить о величайшей милости. Александр Леонидович, к сожалению, не может похвастаться железным здоровьем. Врач прописал ему массу лекарств, которые надо принимать точно в определенное время. Дома я слежу за этим, а вот на работе я прошу Вас взять на себя этот труд. Он очень хвалил вашу аккуратность и пунктуальность, а это как раз то, что нужно для моих целей. Вам придется проявить настойчивость, – ведь он будет всячески отбиваться и отмахиваться, но надо быть непреклонной. Кроме того, пожалуйста, проследите, чтобы он обедал в положенное время. И имел отдых среди дня. Вот тут реестр лекарств, дозы и сроки их приема, а вот и сами лекарства. Я очень на вас надеюсь. Не могла ли я в свою очередь быть вам чем-то полезной?

– Очень даже могли бы. Я отваживаюсь просить Вас рекомендовать меня Вашей модистке. Что касается Вашей просьбы, то можете быть уверены, что все будет выполнено неукоснительно.

Они расстались, очень довольные друг другом.

Глава 2. ПОЕЗДКА В ОРАНИЕНБАУМ

Катя торопилась на лекцию по своему любимому «Римскому праву», одновременно перебирая в памяти события дня, когда сзади услышала знакомые шаги.

– Здравствуйте, Кирилл Евсеевич! – приветствовала она Шумилова. – Очень рада Вас видеть – хотела посоветоваться.

Катя в общих чертах рассказала о новых своих обязанностях и спросила его мнение.

– Могу Вас поздравить, Катюша. Александр Леонидович пытается выкристаллизовать из Вас секретаря высочайшего класса. Хороший секретарь должен уметь нивелировать недостатки своего руководителя. Видимо, он считает, что Вы в состоянии освоить эту высшую школу секретарской работы. А я нарочно караулил Вас – у меня есть хорошая идея. Хочу пригласить Вас в воскресенье в парковый комплекс Ораниенбаума. Я туда еду по делу. Есть сведения о том, что Китайский дворец находится в плачевном состоянии, и нужно представить предложения по его сохранению. Придется осмотреть дворец и составить записку. Я подумал, что Вы могли быть полезны мне в этом деле, а заодно можем погулять по парку, осмотреть достопримечательности. Ну, как Вам нравится мое предложение?

– Очень нравится, тем более что я была только в Петергофе и всего один раз.

Они условились о времени и месте встречи, и Катя поспешила на учебу.

Воскресный день порадовал наших героев удивительно хорошей погодой. Был один из тех особенных дней поздней питерской осени, когда лето, будто позабыв что-то, возвращается назад на денек-другой. Уже выпавший снег растаял, солнце светило ярко, в местах, защищенных от ветра, ощутимо пригревало. В парке листва с большинства деревьев опала, и деревья стояли голые, но дубы, липы и заросли ольхи еще сохраняли кроны и составляли яркий контраст темной зелени хвойных деревьев. Было пусто и тихо.

Смотритель парка Павел Игнатьевич Безбородов, крепкий кряжистый мужчина лет сорока с темным летним загаром на лице, грубыми чертами лица и мозолистыми руками, выдавал ключи от дворца и вызвался сопровождать, но Кирилл категорически отказался. Увы, дворец находился в бедственном положении. Промозглая сырость, пронизывающий холод, кругом пыль, грязь и паутина. Роскошный плафон из-за неисправной кровли был испорчен, шелковые обои с китайским орнаментом из ярких птиц и цветов покрылись плесенью. Уникальная решетка дворца оказалась сильно повреждена, в ней не хватало свыше сотни деталей. Составив опись дефектов, Кирилл и Катя пошли бродить по заснувшему парку, по дорожкам, усыпанным толстым слоем листвы, вдоль прозрачных прудов, прислушиваясь к шороху белок, резвящихся в кронах дубов в поисках желудей, и стуку дятла, когда их догнала высокая дородная женщина, представившаяся супругой смотрителя, Анной Ивановной. Она настоятельно просила и даже требовала (а то обидится!) зайти в дом перекусить.

Пришлось подчиниться. Их накормили вкусным борщом со сметаной, рыбой в тесте и напоили чаем с ватрушками и медом. Потом мужчины пошли в кабинет к Белобородову обсудить результаты обследования, а Анна Ивановна повела Катю показать свое хозяйство. Они осмотрели добротный коровник, птичник, маленькую пасеку, сад и огород. Все было по-хозяйски ухожено, везде образцовый порядок. Чувствовалось, что хозяева много сил и времени уделяют заботам о своей усадьбе.

– Земля здесь богатая, плодородная, – говорила Анна Ивановна, – осталось еще от царских оранжерей, поэтому зерно и овощи растут хорошо, корма скотине и птице не покупаем, сами выращиваем.

Катя позволила себе заметить, что дворец находится далеко не в таком образцовом порядке, как усадьба. Анна Ивановна горячо стала объяснять, что Павел Игнатьевич несколько раз писал в Народный Комиссариат, но никакой помощи не получил, на письма даже не ответили.

– Я хочу показать моих малышей, они как раз должны проснуться. Пойдемте в детскую. Мои старшие уехали в Петроград на утренник и еще не вернулись, а с дочуркой и младшим сынишкой я Вас познакомлю.

Катя полюбовалась очаровательными малышами, которых одевала девочка-подросток из соседней деревни. Анна Ивановна настояла, чтобы Катя взяла с собой баночку меда и пакетик творога.

Возвращаясь на станцию, Кирилл возмущался. – У самого дома крыша не течет, и коровник целый, а чтобы хоть как-то залатать крышу дворца, – у него руки не доходят! А во дворце драгоценный плафон Овального зала «Отдых Марса» выполненный великим Тьеполо, да к тому же отреставрированный совсем недавно, перед самой революцией, загублен окончательно. Его заново переписывать придется! О сохранности своего добра позаботился, собак завел, а неповторимую решетку по кускам растащили мальчишки из окрестных деревень. Оправдывается тем, что писал в наркомат! Тут не писать надо было, а костьми лечь, спать не давать сильным мира сего, караул кричать!!! Кстати, о неблагополучии в Ораниенбауме мы узнали не от него, а от постороннего человека.

Надо немедленно менять этого хозяйчика на толкового, болеющего за дело человека, иначе он окончательно загубит народное добро.

Катя на минуту представила, что будет с этой семьей, если их выгонят с насиженного места и лишат подворья – и ей стало жалко.

– Кирилл Евсеевич, может не надо сразу так жестоко? Может быть его предупредить, наказать, наконец, но не обрекать на голод и нищету его жену и детей.

– Нет, Катюша, нельзя оставлять народное добро на попечении этого бессовестного человека. А что будет с ним и его семьей – это его проблемы.

Хотя Кирилл был для Кати абсолютным авторитетом, она испытывала какую-то неловкость оттого, что они воспользовались хлебосольством этой семьи, а узелок с медом и творогом жег ей руку.

Они сидели в углу в полутемном и полупустом вагоне. За окном давно уже стемнело. Кирилл что-то долго и горячо говорил, а она не слышала и не слушала его. Она с недоумением и тревогой прислушивалась к тому таинственному и величавому чувству, которое родилось и зрело в ее груди.

Она стояла у своих входных дверей и, не отрываясь, смотрела на его лицо. Нет, она не смотрела – она созерцала, как созерцают свое божество. Кирилл тихо приблизился к ней и осторожно коснулся губами ее щеки. Катя не противилась. Тогда он грубо и властно схватил ее за плечи и закрыл губами ее рот.

– Пусти меня к себе, – прошептал он.

Она отрицательно покачала головой.

– И так случилось многое. Это надо еще пережить, – возразила она и решительно скрылась за дверью.

Кирилл постоял немного у закрытой двери и отправился было домой, когда дорогу ему заступил Николай Мокрухин.

Заикаясь от волнения и бешенства, Николай бросал в лицо Кириллу угрозы, обвиняя того в непорядочности.

– Оставь в покое эту бедную невинную девочку. Тебе ведь сломать жизнь человеку и пройтись по ней катком ничего не стоит. Ради своих, мало кому понятных целей, ты пойдешь по головам и по костям и не оглянешься.

Кирилл холодно выслушал и ответил веско и твердо, медленно выговаривая слова:

– Наши отношения с Екатериной Дмитриевной касаются только нас двоих, и постороннее вмешательство здесь неуместно. Думаю, что Екатерина Дмитриевна была бы крайне недовольна, если бы узнала, что ты позволяешь себе так бесцеремонно вмешиваться в ее личную жизнь.

– Но ты сделал ей предложение?

– Не торопи событий. Все будет в свое время. Не у тебя же я должен просить руки Екатерины Дмитриевны.

Рано утром, выходя из дому на работу, Катя встретила Николая. Он ждал ее и сразу же с жаром начал убеждать ее в том, что Кирилл злой, безжалостный человек, способный на бесчестный поступок, что ее ждет горе, если она будет продолжать встречаться с ним. Он хочет оградить ее от несчастья, которое принесет ей этот человек.

Катя не на шутку рассердилась.

– Николай Федорович! Кто дал Вам право шпионить за мной и вмешиваться в мою личную жизнь? Я совершеннолетняя и могу сама выбирать, с кем мне встречаться. Я совершенно не согласна с Вашей оценкой качеств Шумилова. Он честный, порядочный человек, и на него можно положиться. Меня утомила ваша опека, и я прошу в ближайшее время не показываться мне на глаза.

Каково же было ее удивление и неудовольствие, когда на следующее утро встретила у своих дверей все того же Николая. Она готова была разразиться залпом проклятий, но Николай опередил ее. Тихо и виновато он прервал ее:

– Простите, Екатерина Дмитриевна, что я нарушил Ваш запрет, но я завтра уезжаю в Швецию. Я проститься пришел. Уезжаю с болью в сердце. Беспокоюсь я о Вас. Прошу еще раз, помните, что я Вам сказал, и будьте осмотрительны.