Текст книги "Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой."
Автор книги: Надежда Щепкина
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Глава 11. ВЕРНИСАЖ
Чтобы не опоздать, он пустился бегом к месту встречи с Ольгой и прибыл как раз во время. Минуты бежали за минутами, – Ольги все не было. Потом минуты стали бесконечно тянуться, а под конец и вовсе остановились. С волнением и страхом он отгонял от себя мысль, что княжна не явится, вздрагивая всякий раз при приближении чьей-то девичьей фигурки. Наконец, Сергей вынужден был признать, что ждал напрасно. Нехотя он побрел к входу в Русский музей. И в этот момент его окликнул знакомый голос. В белом пушистом берете, задорно посаженным на копну непокорных кудрей, изящном жакете и легких туфлях, раскрасневшаяся от быстрой ходьбы, Ольга показалась Сергею чудесным видением.
– Заждался? – спросила она. – Теперь ты можешь представить, каково мне было напрасно ждать тебя.
– Оля! Это жестоко. У меня сестра умирала, я ее спасал.
– Но я-то этого не знала. Вот и представь, как мне было горько и обидно. Пойдем скорее, а то мы самое интересное пропустим.
Залы, где размещалась выставка, были переполнены. Несмотря на то, что в этот день вход был только по пропускам, как говорится, яблоку негде было упасть. Ровный гул от множества голосов прерывался зычным речитативом экскурсоводов, сопровождающих организованные группы, возгласами спорящих молодых художников, столпившихся у огромного полотна «Хохот» Крамского, тут и там слышалась иностранная речь. Повсюду сновали вездесущие журналисты на этот раз без своей обычной аппаратуры, которую администрация попросила оставить в гардеробе.
Сергей мгновенно как в воронку водоворота был втянут в толпу художников у полотна «Хохот», ожесточенно спорящих о достоинствах и недостатках картины. Полотно впервые выставлялось в Петрограде. Его грандиозные размеры требовали особых условий для экспозиции. Кроме того, транспортировка из Саратовского музея тоже вызывала особые трудности. Но главное, бытовало суждение, что неоконченная работа, Крамского неудачна и не заслуживает экспозиции.
Вот это суждение и привело к яростным спорам в среде молодых художников. Будучи подхвачен стихией, Сергей крикнул Ольге:
– Посмотри пока сама, я скоро вырвусь отсюда!
Наскоро осмотрев экспонаты, Ольга поняла, что в этой толкотне и суматохе трудно что-либо обстоятельно разглядеть и оценить, и решила заглянуть сюда через несколько дней, когда страсти улягутся. А вот посетителей выставки надо бы рассмотреть сегодня, тем более, что в толпе она заметила несколько примечательных личностей, известных ей по публикациям в прессе. Среди них ее особое внимание обратил член английской миссии Локкарт, который явился сюда со своей новой пассией несравненной Марией Игнатьевной Бенкендорф. Ольга силилась вспомнить, в какой комиссии или организации та работала ответственным секретарем в данный момент, но ей это не удалось. Элегантная дама была окружена столь плотным кольцом очарованных ею мужчин, что можно было безошибочно определить, в какой части зала она находится.
В толпе образовывались некие завихрения и тромбы, центром которых была Мария Игнатьевна. Ольга с удивлением и некоторой долей зависти наблюдала, как той удавалось одновременно вести непринужденную беседу с одним, улыбаться другому, пожимать руку третьему и приветливо раскланиваться с четвертым.
Среди других посетителей внимание Ольги привлекла группа дипломатов с переводчицей. Собственно именно переводчица заинтересовала Ольгу. Даже не она сама, а ее костюм. Маленькая изящная серая шляпка была ловко посажена на высоко взбитой прическе густых вьющихся волос. К ней была прикреплена булавкой с уральским самоцветом небольшая вуалетка, розово-сиреневого цвета (Ольга почему-то вспомнила, что это был любимый цвет императрицы Александры Федоровны). Простой серый костюм, дополненный пышным жабо в цвет вуалетки, сидел безупречно и был оттенен тщательно подобранными аксессуарами. Весь костюм незнакомки представлял стройный ансамбль, в котором не было ни единой черточки фальши.
Что-то в этой элегантной даме невольно притягивало внимание Ольги. Поворот головы, осанка. Где она это видела раньше? Ольга подошла ближе. Хотя дама говорила по-английски, тембр ее голоса был, бесспорно, хорошо знаком княжне. Но где они могли встречаться раньше? В этот момент дама обернулась к отставшему спутнику и улыбнулась ему. Так улыбаться мог только один человек на свете: холодный твердый взгляд прищуренных глаз и широко раздвинутые губы в оскале полуоткрытого рта, открывающие оба ряда белых острых зубов. Так улыбалась когда-то юродивая Тася, и Ольга узнала ее. Почувствовав на себе пристальный взгляд, дама снова обернулась. Что-то на миг дрогнуло и бесследно исчезло с ее бесстрастного спокойного лица. Но Ольга поняла, что «Тася» узнала ее.
Наверное, она попытается скрыться, надо срочно позвать Сергея на помощь, подумала Ольга.
Вытащить Сергея из пучины спорящих было непросто, но ей это удалось. Он выскочил из толпы, как ерш из лунки, взъерошенный, весь в пылу словесной баталии, продолжая выкрикивать в толпу невидимому оппоненту остатки своих аргументов.
– Сережа! Я только что видела в этом зале Тасю. Она предстала здесь в виде элегантной дамы в обществе дипломатов.
– Оленька, ты ошиблась, – снисходительно похлопал он ее по ладони. Тася сгорела в монастыре.
– Нет, это точно была она. И не только я ее узнала. Она тоже узнала меня, а раз так, она попытается скрыться. Пойдем скорее ее искать, а то будет поздно. Однако все попытки разыскать Тасю в этом и соседних залах оказались напрасными. Билетерша на выходе, которой Ольга описала даму, сказала, что она и ее спутники недавно покинула музей.
Попутно Ольга обратила внимание на то, что Локкарт со своей прекрасной спутницей тоже исчез.
– Я думаю, что надо сообщить об этом твоем открытии следователю Тарасову, если ты, конечно, уверена, что не ошиблась.
– Я так и знал! – воскликнул Тарасов в ответ на рассказ Сергея, будто бы тот видел «Тасю». – Значит, сгорела игуменья, а эти двое заметали следы, имитировав смерть Таси. Сдается мне, что эта барышня не моего поля ягода. Надо срочно сообщить в Управление внешней разведки.
Проводив домой Олю, которая ждала его у здания уголовного розыска, Сергей, голодный и усталый, отправился к Николаю в надежде не только обсудить с ним наболевшее, но и плотно поужинать. В последнем он не ошибся. Домна Матвеевна усадила Сергея за стол и налила большую миску горячих наваристых щей. Потом они втроем пили чай с брусничным вареньем и коржиками с корицей, которые хозяйка недавно извлекла из духовки.
Оставшись вдвоем, Сергей подробно рассказал Николаю о своем визите к следователю и предупредил, что его могут вызвать по этому делу. Здесь же они решили, что сообщать следователю о своих манипуляциях по добыванию Крюгера не стоит.
– Могут в шпионаже обвинить, а за это и голову потерять можно, – заключил Николай.
Далее Сергей рассказал о посещении вернисажа и неожиданной встрече с «погибшей Тасей» в новом ее обличии.
И, наконец, в ярких красках и выражениях он описал встречу с Шумиловым.
– Он, видите ли, хотел только припугнуть Катю и заставить ее сделать аборт, а вовсе не помышлял о самоубийстве. И сетовал, что она поняла его чересчур буквально. Он рвался навестить ее в больнице, но я обещал искалечить паршивца, если он только попытается приблизиться к ней.
Сейчас Катя быстро идет на поправку, и ее обещали выписать через несколько дней после консультации с видным гинекологом, убедившись, что ребенок вне опасности.
– Я хотел попросить тебя, Коля, не поможешь ли ты мне сделать ремонт в квартире, чтобы все было стерильно к прибытию малыша.
Николай загорелся этой идеей.
– Давай сделаем из ее комнаты сказочный терем! Обклеим стены одноцветными обоями теплого кремового цвета, а я разрисую их сюжетами из народных сказок. На потолке в центре у люстры нарисуем солнце, а вокруг луна, звезды, кометы... планеты. Наличники на окнах и дверях мы тоже распишем под старину. В общем, отправляйся домой, не мешай, я сейчас засяду за эскиз, а завтра утром явлюсь с готовым проектом и обоями, которые выберу сам.
– Но ты со своими наполеоновскими планами можешь не успеть закончить работу к сроку!
– Не волнуйся! Отныне я перебираюсь к тебе и не высуну носа, пока не закончу задуманное. Еду нам маменька принесет.
– А не усложняешь ли ты задачу? – спросил Сергей. – Через год всю эту красоту надо содрать со стен и заменить новыми обоями и вся твоя работа пропадет!
– Ты, Сережа, как всегда, прав, но не в этом случае. Ты только представь: бедная девочка как священный дар, как бесценное сокровище принесла весть о ребенке своему любимому, а он его, этого ребенка, счел куском мяса, который нужно уничтожить и выбросить. Какую страшную рану нанес он ее бедному сердечку! Как ей больно, горько и обидно!!! Поэтому все ее родные и близкие должны всеми средствами показать, какая радость для них – рождение этого ребенка. Пусть это будет бальзамом, который хоть немного уймет ее боль. Нужны цветы, подарки, веселое застолье, атмосфера праздника и радости. Позволь и мне участвовать в этом посильно.
Неделя до выписки Кати пролетела молниеносно, но все работы друзья выполнили вовремя.
Катю санитарки вывели под руки, так она была слаба. Бледная похудевшая, осунувшаяся, с провалившимися глазами, которые, казалось, занимали половину лица. Она жадно вдыхала свежий воздух и пыталась броситься навстречу брату.
Сергей подхватил ее на руки и отнес в пролетку, нанятую по этому случаю.
– Какая сказка! Какая прелесть! – радовалась Катя, у порога своего жилища. Ну, спасибо, братишка, уважил! – вскричала Катя, обнимая и целуя брата!
– Терем, терем, теремок, кто в тереме живет? – напевал Николай, прозрачно намекая на свою причастность к содеянному.
Катя без труда расшифровала его пассажи и намеки на то, что хорошо бы и ему получить награду.
Катя со смехом чмокнула его в щеку.
– Это мой должок за цветы и фрукты. А это – за «теремок», – добавила она, целуя в другую щеку.
Явилась Амалия Карловна, и весь их маленький мирок завертелся вокруг нее. Наметанным глазом, она определила, где ставить кроватку младенца, какие шторы повесить на окна, что надо купить и куда сложить и поставить в ожидании нового члена семьи. Все суетились, соглашались и спорили, обсуждая хозяйственные дела, и только Николай стоял неподвижно в том месте, где оставила его Катя, с выражением умиления и благоговения, как будто в храме после причастия.
Часть 3.ДВА ВЕДОМСТВА
Глава 1 ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Свернувшись калачиком, Катя крепко спала после дневных хлопот. Вдруг резкая боль как хлыстом опоясала ее талию, охватила ее как обручем, отдалась внизу живота и застряла где-то в области позвоночника. Минута, другая – боль исчезла бесследно. Катя зажгла свет и села на кровати. На часах был третий час ночи. Она чутко прислушалась к себе – все было спокойно, только ребенок тихонько возился в ее чреве.
«Верно, я неудачно повернулась во сне», – подумала Катя и, потушив свет, улеглась в постель, стараясь занять удобное положение в теплой ложбинке. Она уже начала засыпать, когда новый приступ боли, на этот раз более яростный и продолжительный – поднял ее с постели.
«Это ребенок просится на волю», – решила она. Готовясь к этому событию, Катя тщательно продумала свои действия, но то, что это произойдет в глухую ночь, почему-то не учла.
«Надо позвать Сережу, он что-нибудь придумает», – первая мысль, которая пришла ей в голову.
– Сережа, у меня началось, – тормошила она безмятежно спавшего брата.
Он сел в постели, уставившись на нее сонными невидящими глазами.
– Что началось? Что случилось?
– У меня схватки, я рожаю.
Сергей мгновенно проснулся и посмотрел на нее со страхом,
– Так что же делать?
– Не знаю. Я у тебя хотела спросить.
– Знаешь что, давай-ка мы позовем Амалию Карловну, она женщина бывалая и деятельная, думаю, не откажет помочь хотя бы советом, – предложил Сергей.
Амалия Карловна явилась заспанная, в смешных папильотках под стареньким чепчиком. Узнав, в чем дело, она тут же начала распоряжаться.
– Катя, поживей, одевайся. Сережа, за транспортом ходить не смысла, – где его сейчас найдешь? Карету скорой помощи можно не дождаться. Проще всего пешком – роддом от нас всего в двух кварталах. Схватки только начались, значит, роды будут не раньше, чем через два часа. Вы потихонечку и доберетесь. Ну, с Богом, ребятки, малыми перебежками между схватками. Да не смотри ты так, Катюша, как испуганная птичка, – все будет хорошо, все женщины через это проходят. Недаром русские бабы говорят: «Крута горка, да забывчива».
– А что нам взять с собой? – спросил Сергей.
– Ничего не надо. Все необходимое у Кати с собой, – усмехнулась Амалия Карловна. – Это потом, через неделю отнесем младенцу приданое.
Благополучно добравшись до приемного покоя и сдав роженицу с рук на руки медицинской сестре, Сергей уселся на скамейке, в ожидании дальнейших событий. Оглядевшись, он увидел на соседней скамейке странную фигурку. Сначала, ему показалось, что это был подросток лет шестнадцати. Лицо его было перекошено страданием. Впрочем, и лица как такового не было: одни глаза, круглые, широко раскрытые от ужаса. Волосы на затылке парня торчали дыбом, что усугубляло впечатление испытываемого им ужаса. Присмотревшись, Сергей понял, что юноша постарше.
– Вы кого-то ждете? – спросил Сергей.
– Жена у меня рожает.
– И давно Вы тут?
– Да, вот вторые сутки сижу. Трудные роды. Никак разродиться не может.
Пришла на дежурство нянечка. Сергей быстро сунул ей в карман какую-то купюру, достоинство которой не успел разглядеть, и попросил разузнать, как идут дела у их рожениц и сообщить им. Нянечка явилась незамедлительно (видно купюра была щедрая).
– А ты чего тут сидишь? Ступай домой! – напустилась она на юношу. Тот от страха начал заикаться, подозревая недоброе.
– Да родила уже твоя. Три часа как родила. С сыном тебя поздравляю. Богатырь: три восемьсот и пятьдесят два сантиметра.
Парень, кусая губы, старался не расплакаться на радостях.
– Можно мне ее сейчас увидеть?
– Да ты что, парень? Там у нас все стерильное, а на тебе микробов полным полно. Да и спит она после трудов праведных. Приходи завтра, записочку пошлешь, передачку небольшую сообрази.
– А Вам тоже домой идти надо. Нечего тут сидеть. Она родит, вероятнее всего к полудню. Сейчас матка только на четверть открыта.
– Да я тут на всякий случай, может быть, понадобится моя помощь: деньги, лекарства, кровь...
– Ты, голубчик, свою долю работы выполнил девять месяцев тому назад. Теперь ей потрудиться надо. А ваша мужская помощь в этом деле только навредить может.
Вся последующая неделя прошла в неустанных хлопотах, инициатором которых явилась неугомонная Амалия Карловна.
У нее спонтанно возникали идеи относительно благоустройства детской: то надо бы прикупить недостающее, то что-то переставить или переделать. При этом идею требовалось реализовать немедленно по мере возникновения. Вконец измученный Амалией Карловной, Сергей попробовал искать спасение в реставрационной мастерской. Но и здесь не нашел он покоя: получил разнос и нагоняй от начальства, претензии которого сводились к следующему. Партию картин, принадлежавших картинной галерее Эрмитажа, заявили для продажи на одном из европейских аукционов. Срок продажи приближался, а две картины, которые реставрировал Муралов, задерживали отправку всей партии. Никакие объяснения о сложных семейных обстоятельствах не были приняты во внимание: картины должны быть готовы в срок. Предстояло денно и нощно корпеть в мастерской, оставив дела семейные на Николая и Амалию. Но привезти домой Катю и младенца он должен сам. Перепоручить это кому-то другому было невозможно. Сергею очень хотелось, чтобы в этот торжественный момент его жизни рядом был дорогой ему человек – Ольга, но встретиться с ней и договориться времени не оставалось. Поэтому он написал ей письмо с указанием срока и адреса больницы, и попросил Николая заблаговременно доставить ее адресату.
Письмо Сергея порадовало, но и насторожило Ольгу. Во-первых, это было его первое за все время их знакомства письмо. Странно, но она даже почерка его не знала. Радовало ее то, что Сергей хотел видеть ее в торжественный для него момент. Это было трогательно и вселяло надежды. Но с другой стороны, было нечто двусмысленное в этом приглашении на встречу супругов после разлуки. Ольга колебалась, но, в конце концов, решила пойти.
«Сергей всегда выполнял мои просьбы, должна и я пойти ему навстречу, раз он этого хочет», – сформулировала для себя Ольга.
Катя благополучно разрешилась здоровой девочкой, проблем со здоровьем и кормлением у матери и ребенка не было, и выписку назначили на седьмой день после родов.
В назначенный срок, Сергей в конном экипаже с пакетом приданого прибыл в больницу. Туда же явились и Николай с Ольгой. Сергей в письме не указал причину, по которой Катя оказалась в больнице. Поэтому для Ольги неожиданным ударом было прочесть вывеску, которая свидетельствовала, что перед ней не обычная больница, а родовспомогательное заведение.
Амалия Карловна осталась дома – протопить печку и навести последние штрихи. Николай появился с букетом цветов. Катю они увидели похудевшей, ослабевшей, но радостной и умиротворенной. Она поеживалась от свежего ветерка и щурилась от яркого летнего солнца. Вслед за ней медсестра несла новорожденную. Сергей бережно взял на руки драгоценный нарядный пакетик и нежно поцеловал сестру. Николай и Ольга тоже подошли со своими поздравлениями.
«Вот зачем он пригласил меня сюда. Чтобы я поняла, что у меня нет надежд, что он навеки связан, что он семейный человек».
Слезы катились у нее по щекам, а Катя, принявшая эти горькие слезы за слезы умиления, прижала ее к груди и с нежностью и с благодарностью поцеловала. Сергей передал ребенка Николаю, а сам поднял сестру на руки и устроил ее поудобнее в экипаже. Николай пытался втиснуться рядом, но Сергей, отобрав у него ребенка, возразил:
– Нет, друг, у тебя сегодня другая миссия: изволь проводить домой Оленьку, да не вздумай ухаживать!
Всю дорогу Ольга либо молчала, либо отделывалась односложными репликами. Только у самого дома она грустно отметила:
– Вот и стал Сережа отцом...
– Дядей, – поправил Николай.
– Вы не знаете, она не сестра, а жена его. Только он это почему-то скрывает.
– Нет, это Вы не знаете. Екатерина Дмитриевна сестра ему. Мне ли это не знать! Я помню ее с того самого момента, когда ее туфелька впервые коснулась перрона Московского вокзала. Она – сестра его. И моя невеста, – добавил Николай, помолчав. – Только она еще этого не знает.
Вихрь восторга обрушился на него. Девушка встала на цыпочки и целовала юношу в подбородок (выше ей было не достать). Прыгая и смеясь от радости, она помчалась к своему порогу и там, обернувшись помахала ему рукой на прощание.
«Похоже, Сережке недолго осталось ходить в холостяках», – подумал Николай, потирая целованное место.
Глава 2.ЗАСТОЛЬЕ
Катя не одобряла идею организовать застолье по поводу семейных событий, но брат настаивал, желая создать в доме обстановку праздника. Кате пришлось подчиниться, хотя ей не хотелось отвлекаться от своих милых и сладких хлопот молодой матери. Сошлись на том, что ужин будет непродолжительным, и приглашены будут только самые близкие и дорогие.
Основные хлопоты по устройству стола взяли на себя Домна Матвеевна и Амалия Карловна. Причем, Домне Матвеевне было дозволено лишь снабдить пиршество пирогами, соленьями и маринадами собственного производства. Остальным – сервировкой стола, размещением гостей и прочими тонкостями категорично и единовластно командовала Амалия Карловна. Она же решала, кто из гостей, какой подарок должен принести. Сергею надлежало раздобыть кроватку для младенца, Николаю – колясочку для прогулок с ребенком, Кате – ванночку для купания малышки. Домна Матвеевна из своего сундука достала серебряную ложечку «на зубок», которая когда-то пригодилась еще для маленького Коленьки. Сама Амалия Карловна собственноручно связала очаровательные чепчики, ползунки и пинетки.
Состав гостей неожиданно и приятно дополнился: приходом Евгении Станиславовны, супруги Баранова, и Леночки, Катиной помощницы. Евгения Станиславовна, поздравляя и целуя Катю, заявила, что она должница Кати, которая так хорошо следила за здоровьем ее мужа, что тот стал чувствовать себя намного лучше. Она принесла в подарок теплое одеяльце на верблюжьей шерсти и детское приданое еще своей дочери – шелковые и батистовые рубашечки в вышивках и кружевах, о каких в нынешних условиях и мечтать было невозможно.
– Вот, Катюша, берегла для внучки, а родился внук. Так что теперь Настенька будет щеголять в наших нарядах.
А Леночка принесла несколько конвертов с деньгами – «декретные», премиальные и собранные коллективом в подарок Кате, что было весьма кстати.
Все с трудом разместились в комнате Сергея. Было весело и непринужденно. Кеша порывался усесться рядом с Ольгой, но Амалия Карловна, подозревая бесперспективность такого соседства, усадила сына, как гвоздем приколотила, рядом с Леночкой. Он еще некоторое время пытался обратить внимание Оли на свою особу, но безуспешно. Тогда Кеша устремил свои взоры на соседку и не без успеха. Неожиданно для всех безгласный и безликий Кеша оказался душой общества. Он принес баян и, аккомпанируя себе, спел задушевную украинскую песню «Рушник вышиваний», а потом они вдвоем с Олей спели романс на слова Пушкина «Я Вас любил». И, наконец, Кеша сыграл «Русскую», которую лихо сплясали Амалия Карловна и Леночка.
Зазвучал вальс «Амурские волны» и Николай подскочил к Кате с предложением потанцевать.
– Что Вы, Николай Федорович, для вальса простор нужен, а здесь повернуться негде, – отказывалась Катя.
– А мы вот на этом пятачке один кружок делать будем, – свесив голову набок и заглядывая ей в глаза, упрашивал Николай.
Кате не хотелось танцевать, но в его глазах было столько мольбы и надежды, что у нее не хватило духу отказаться. «Надо же сделать человеку, которому я многим обязана, что-то приятное», – решила она. Николай бережно взял ее за талию, слегка сжал правую ладонь и закружил под звуки Амурского вальса.
«Остановись, мгновение – думал он. – Так бы и не отпускал ее до конца дней моих!»
Николай все кружил и кружил Катю, испытывая восторг от близости ее тела, от запаха ее волос, от ее тихой улыбки. «Так бы вечно», – опять и опять думал он. Но Катя пожаловалась на усталость и головокружение и предложила:
– Пригласите Леночку. Я вижу, ей хочется танцевать.
Николай повиновался, но без рвения. Леночка вспорхнула, одернув короткое по тогдашней моде платьице, сияя глазами и улыбками. Но тут взбунтовался Кеша.
– Караул! Грабеж! Пока я развлекал публику, у меня увели даму! Все, концерт окончен, – и он уселся рядом в позе полководца, готового насмерть защищать завоеванные рубежи.
Пользуясь паузой, Сергей шепнул сидящей рядом Оле:
– Не хочешь посмотреть на нашу красавицу?
Взявшись за руку, они пошли в «теремок», где в жарко натопленной комнате сладко спала новорожденная.
Они стояли в полутьме, рука в руке, плечо к плечу, низко склонившись над колыбелькой. Озорной завиток Олиных волос задорно щекотал Сергею щеку, намекая на близость не только духовную. Ее губы были слегка приоткрыты – полураспустившийся цветок, зовущий дразнил. Она подняла голову и протянула ему этот цветок – на, сорви меня! Шальная мысль пронеслась в его мозгу: вот сейчас он примет этот дар, сейчас она, наконец, очутится в его объятиях. Стоп! Он вспомнил, что это уже было однажды. Он вспомнил ту пощечину и леденящее душу: «Я Вам не девочка для развлечений», – и отпрянул. Это было страшно трудно – почти так же, как остановиться летящей вниз лавине. Сергей сжал кулаки так сильно, что ногти глубоко впились в мякоть ладоней, а зубы заскрипели. Почти теряя сознание, он отодвинулся, прочь от греха. Когда юноша пришел в себя, Ольги в комнате не оказалось. Он поспешил к столу, но и там ее не было. Сергей застал Ольгу в прихожей – она собиралась уходить.
– Оленька, не уходи, – взмолился он. – Я потом провожу тебя до дому.
– Мне завтра рано вставать, – сухо ответила она. – И провожать меня не надо. Сама доберусь.
– Но я не пущу тебя одну. На улице опасно.
– Оставь меня в покое. Не приставай! – воскликнула она грубо, неприязненно и даже враждебно, и вышла вон.
Сергей чуть не плача обратился за помощью к Николаю. Тот не заставил себя долго упрашивать, тем более что за столом ему делать было нечего, – Катя ушла кормить ребенка.
– Сережа, ты скажи маменьке, что я вернусь. Пусть она дождется меня, и мы вместе пойдем домой.
С этими словами он бросился догонять девушку.
Они ехали на задней площадке трамвая, Оля, отвернувшись, неподвижно смотрела в заднее стекло, а он, забыв о ее присутствии, снова и снова вспоминал тот вальс. Его рука все еще ощущала тепло Катиного стана, он все еще слышал запах ее волос. И только прощаясь с Ольгой у дверей ее дома, он взглянул на свою спутницу и ахнул.
– Ольга Васильевна, что с Вами? Вы плачете?
– Ненавижу этого дурака! – процедила она сквозь зубы и скрылась за дверью.
«Видно здорово обидел Сергей дивчину. Надо бы с этим разобраться», – подумал Николай.
Когда он вернулся, гости уже разошлись. Сергей усадил Баракову в проезжавшую мимо пролетку. Кеша отправился провожать Леночку, Катя ушла к новорожденной. Старшие дамы занимались посудой на кухне.
– Давненько мы с тобой не калякали по душам, – заметил Николай, усаживаясь рядом с другом. – Расскажи-ка мне, что ты сейчас пишешь? – начал он речь издалека.
– Коля, ты же видишь обстановку. Мне сейчас не до живописи. Мало того, что семейные дела отнимают массу времени, в мастерской я так манкировал работой, что пахнет скандалом. Короче, ближайшие два дня я должен посвятить реставрации двух картин. Если я не закончу работу к сроку, то подведу своих руководителей. Мне даже ночевать придется в мастерской. Кстати, навести моих, когда я буду отсутствовать, может что-нибудь понадобится.
– Не тревожься, я непременно зайду проведать Екатерину Дмитриевну и Настеньку. Но я не об этом тебя спрашиваю – я имею в виду перспективу. Ведь есть же у тебя какие-то задумки, планы на будущее.
– Задумки есть, но вряд ли они когда-либо осуществятся. Понимаешь, Коля, я не могу писать тачанки, как Греков или толпы народа с плакатами, как Юон. Я понимаю, что эти работы талантливы, весомы, созвучны духу времени, но это не мое, это сиюминутное, преходящее, а мне хочется писать о вечном, об общечеловеческом, с неким философским подтекстом.
Вот послушай, что бы мне хотелось создать. Я назвал бы это «Зеркало наяды». Представь темные заросли по берегу ручья, образовавшего маленькое озерцо. Над озерцом в кроне деревьев прогалина, сквозь которую яркий луч солнца осветил бережок и преобразил темные заросли в карнавал красок. А поверхность озерка отражает далекое синее небо с легким налетом перистых облаков. Над озером склонилась юная наяда, почти девочка, с гривой буйных волос, эдакая феечка Раутенделейн, и с удивлением и восторгом смотрит на отражение неба с его легкими облаками. Возможно, среди темных зарослей ей впервые удалось увидеть это чудо. Я хотел бы этим полотном напомнить о красоте и величии мироздания, о неповторимом очаровании человеческого бытия, в единении с матерью природой. Но хотя меня увлек этот сюжет, и я иногда хватаюсь за кисть, меня останавливает мысль, что мне не дадут выставить такую картину. Опять скажут, как давеча – тема не актуальна. Может быть потом, когда у меня будут дети, я напишу это полотно, для них. А сейчас мне нужно думать о другом: как заработать деньги, чтобы достойно содержать семью. Катя ведь еще нескоро сможет работать. Я считаю, есть смысл заняться портретом. Сейчас многие предприятия и организации заказывают портреты своих деятелей. Вот «Красный Треугольник» заказывает портрет Цурюпы. Вспоминая работы Серова и Нестерова, думаю, и в этом жанре можно создать шедевры. Судя по тому, что портрет княжны Запрудской имел успех, у меня должно получиться.
– Да, деньги тебе нужны сейчас и много. Ты ведь женишься?
– С чего ты взял? Ты же видел, как мы сегодня расстались с Олей. Она меня на дух не переносит.
– А ты знаешь, что она плакала всю дорогу? Как ты умудрился так жестоко обидеть ее?
– Уверяю тебя, я был предельно корректен.
– Вероятнее всего в этом дело. Излишняя корректность – хуже оскорбления. Что она могла чувствовать, когда, оставшись наедине, ты вел себя как сушеная вобла? А знаешь ты, что кто-то внушил ей, будто Екатерина Дмитриевна не сестра твоя, а жена, и ты почему-то это скрываешь.
– Что за чушь? Я сам представил Оле Катю как сестру.
– И, тем не менее, не далее как позавчера она пыталась уверить меня, что ты женат на Екатерине Дмитриевне и отец ее ребенка. Мне стоило огромных усилий разуверить ее в этом. Но, когда мне удалось переубедить ее, ты бы видел ее реакцию! Она смеялась и прыгала от радости и даже поцеловала меня вот сюда! – и он показал на маленькую ложбинку в подбородке.
– Странно... Она целовала тебя. А вот за годы нашей дружбы я ни разу не сподобился.
– Если бы ты не был таким разиней, она давно бы целовала тебя, и не один раз, и не только в подбородок. Растяпа, разиня, размазня, рохля – выбирай сам любой эпитет, соответствующий твоему поведению, и имей в виду: если ты будешь продолжать в том же духе, – уведет у тебя из-под носа дивчину тот долговязый брюнет, о котором ты рассказывал.
– Завтра же сделаю ей предложение... Ах, нет, ни завтра, ни послезавтра не выйдет: надо сдать этот срочный заказ. Но вот на следующее утро бегу к ней с объятиями.
– То-то. И не откладывай, а то опоздаешь.
На другое утро, в отсутствие Сергея, курьер вручил Кате повестку: Сергей должен был явиться к 16 часам к следователю Тарасову. Катя объяснила, что Сергей на работе и, возможно, даже не вернется ночевать из-за срочности заказа. Взяв адрес реставрационных мастерских, курьер удалился. На следующий день, уже в мастерской, Сергей получил повестку с требованием явиться немедленно и угрозой быть доставленным принудительно.
К великой досаде, Сергею пришлось пересмотреть свои планы на завтра. Придется с утра явиться к следователю, а встречу с Олей отложить на вторую половину дня. Было досадно не только потому, что объяснение с Олей откладывалось, но изменялась сама обстановка встречи, и не в лучшую сторону. Утром он рассчитывал застать Олю дома, где мог остаться с ней наедине. В середине дня ему надо искать ее на улице, приглашать в какой-нибудь ресторанчик, где разговор состоится на людях. Но делать было нечего. И решив так, он вернулся к своей срочной работе.