Текст книги "Гротеск"

Автор книги: Нацуо Кирино

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

– Скоро нам крышка, – был ответ.

На электричку я успела, но дома меня ждал сюрприз – дверь оказалась на цепочке. Погасили везде свет и заперлись: иди куда хочешь. Взбешенная, я впилась пальцем в звонок. Наконец кто-то зазвенел цепочкой. На пороге возникла недовольная сестрица в пижаме, поверх которой была накинута какая-то кофта.

– Вы чего это придумали?!

Сестра смотрела в пол. Я подняла ее с постели. Она глянула на меня – будто ножом полоснула.

– Ты что так смотришь? Чем-то недовольна?

Ответа я не услышала; дрожь пробежала по телу сестры – она как бы ощутила прохладу ночи, оставшуюся у меня за спиной, а заодно злобу и порок, которые я принесла с собой. Я стала разуваться, а она быстро вернулась к себе в комнату. Наша семья трещала по швам. Я стояла в коридоре, нога застыли на холодном полу, а я все не могла сдвинуться с места.

7

[Месяц][день]

Сибуя: выпивоха (?), 3000 иен

После встречи с Чжаном удача от меня отвернулась. Две недели назад угораздило подцепить садомазохиста. В номерах он серьезно попортил мне вывеску, так что пришлось взять недельный тайм-аут. В конце концов синяки на физиономии рассосались, а с ними вместе пропали и клиенты. Я несколько раз звонила Ёсидзаки, но он отговаривался вступительными экзаменами в университете – мол, страшно занят, не могу. Араи отправили в командировку в Тояму, где главный офис их компании. Я покорно ждала у Дзидзо хоть кого-нибудь, но все без толку. Хотелось завыть от безысходности. В холодные месяцы клиенты предпочитают не высовывать нос наружу. Тогда я решила совершить рейд по Догэндзаке, где по вечерам особенно многолюдно.

Ровно в половине шестого я выскочила из отдела и поспешила к лифту. Раньше, как только кончался рабочий день, на меня накатывало чувство полной свободы, близкое к восторгу. Душа восставала против того, что приходится целый день просиживать в фирме. Сейчас ничего это нет, в голове только одна мысль: сколько удастся сегодня заработать.

Принцип простой – получаешь с клиента на месте, прячешь в кошелек. Это совсем не такие деньги, что переводят на счет в день зарплаты. Мне жутко нравится держать в руках бумажки. Когда выпускаешь их из рук, запихивая в банкомат, так и хочется сказать «до свидания». Знаю, что они попадут на мой счет, но чувство все равно такое, будто расстаешься с ними навсегда. Бумажки – реальная вещь; когда держишь их в руках, чувствуешь, что живешь. Поэтому, оставшись без клиентов, я заволновалась: что дальше будет с заработком? Без него наступит конец моей ночной уличной жизни, а это значит, что я больше никому не нужна. Не это ли имела в виду Юрико, сказав, что нам крышка? Я с ужасом ждала дня, когда ее пророчество сбудется.

Какое унижение я пережила тогда у Чжана, когда со мной обращались как с мусором! За жалкие две тысячи я отдалась сразу двоим! И с того самого дня как отрезало – клиентов точно ветром сдуло. Я была готова на все, чтобы заработать. Почему они стали меня избегать? Может, увидели какой-то зловещий знак? Нет! Это все выдумки. Это совершенно невозможно. Глянув на себя в метро на линии Гиндза в мутное зеркало, я улыбнулась. Все как обычно – худенькая, симпатичная, с длинными волосами. Успокоившись, я поспешила на платформу. Надо быть в Сибуя пораньше, пока «коллеги» всех клиентов не разобрали.

– Ни фига себе! Не может быть! Никогда бы не поверила! – услышала я сквозь грохот проходившего поезда.

Передо мной стояли две девицы, судя по виду – секретарши в приличной фирме. Обе в модных пальто: одна в черном, другая в красном, – с брендовыми сумочками, хорошо накрашенные.

– Парень из административного засек ее в Маруяма-тё. Стояла на углу, пыталась кого-то подцепить.

– Ну ты скажешь! Это она-то?! Да кто на нее позарится?

– Понятное дело. Я сама не поверила, но, похоже, так оно и было. Она в последнее время вообще докатилась. Знаешь на одиннадцатом этаже туалет? Народ туда ходить перестал. Она там, видите ли, обедает. И водой запивает. Прямо из-под крана.

– И чего ее не выгонят?

Они говорили обо мне. В голове поплыл туман. Итак, я в центре внимания. Впрочем, разъезжавшимся по домам после работы людям, выстроившимся стройными рядами вдоль платформы, не было до меня никакого дела. Их взгляды были прикованы к темному тоннелю, откуда должен был показаться поезд на Сибую. Я успокоилась, но в то же время была разочарована – надо же, никому я не интересна! Но почему обо мне такой треп на работе? Я же не делаю ничего плохого.

Я хлопнула по спине девицу в черном пальто:

– Эй!

Девица обернулась и изумленно уставилась на меня.

– Да будет тебе известно, я замзав отдела комплексных исследований и работаю так, что дай бог каждому. Обо мне в газетах пишут. Премию присудили за статью. Это кто же будет меня увольнять?

– Ой, извините!

Девицы выскочили из своего ряда и чесанули от меня по платформе. Вот суки! Увольнять меня не за что. Я целыми днями режу газеты, собираю вырезки. По поводу фиолетового синяка на скуле, с которым я появилась на службу, шеф ничего не сказал. В отделе я на голову выше всех, они это понимают и уважают меня за работу. Мурлыча под нос какой-то мотивчик, я ждала, когда к платформе подкатит мой поезд.

Почистить перышки я зашла в «Сто девятый», в туалет на цокольном этаже. Синяк, которым меня наградил тот извращенец, еще не сошел. Я замазала его толстым слоем тонального крема и румян. Накладные веки делали глаза больше. Приладив в завершение парик, я осталась довольна собой и улыбнулась сама себе в зеркале. Дама хоть куда! Первый сорт! Тут только я заметила, что за моими манипуляциями не отрываясь следят какие-то девчонки. Не отрываясь от зеркала, я рявкнула на их отражения:

– Кончай глазеть? Вы чего, в цирке?

Девчонки быстро отвели глаза, притворившись, что это их не касается. Одна, правда, еле заметно усмехнулась, но я решила не обращать внимания. Оттолкнув стоявшую в очереди в кабинку школьницу, я вышла из туалета.

Задувал холодный осенний ветер. Я не торопясь двигалась вверх по Догэндзаке. Впереди шел сараримансредних лет с атташе-кейсом. Приблизившись на несколько шагов, я подала голос:

– Эй, дядя! Поразвлечься не хочешь?

Сарариманскользнул по мне взглядом и с безразличным видом зашагал дальше.

– Погоди! Мы быстренько. Я немного беру.

Он резко остановился и тихо взвизгнул:

– Отвали!

Я растерялась от неожиданности.

– Отъебись! – крикнул он и прибавил ходу. Что это он? Я обозлилась, но сразу взяла себя в руки. Показался следующий – пожухшего вида клерк за пятьдесят.

– Папаша! Может, повеселимся вместе?

Клерк молча проскочил мимо. Я стала цепляться за всех подряд, кому за тридцать. Большинство меня просто не замечали. Набравшись наглости, я окликнула парня помоложе, но тот взглянул на меня с отвращением и презрительно отмахнулся, нахмурив брови. В этот миг что-то скользнуло по моей щеке. Глянув под ноги, я увидела на мостовой скомканную бумажную салфетку. Подняла голову – передо мной на перилах тротуара устроился парень в джинсах и с удовольствием прочищал нос. Он засмеялся и метнул в меня новый салфеточный снаряд. Я бросилась в сторону. Некоторым мужикам доставляет удовольствие издеваться над проститутками. С такими лучше не связываться. Нырнув в переулок, где по обе стороны теснились магазинчики, закусочные и питейные заведения, я схватила за рукав еще одного клерка, выходящего из пивной. Судя по вытертым рукавам пальто – не богач.

– Ну что, папаша? Погуляем?

«Папаша» дохнул перегаром и заорал:

– Вали отсюда! Выпить спокойно человеку не дают!

Наблюдавшие за этой сценой зазывалы из кабаре покатывались со смеху, хлопая друг друга по плечам.

– Ну и ведьма! – сказал один другому.

Почему ведьма? Я пробиралась через многолюдье, не находя ответа на этот вопрос. Именно здесь, на этой улице, меня подцепил Араи. И мужиков вокруг полно, приняли хорошо и маются – не знают, куда себя деть. И я теперь гораздо симпатичнее. Почему тогда все так нещадно шпыняют меня или вообще не замечают?

Я подошла к хорошо знакомому зданию. Здесь помещалась моя прежняя контора – «Сочная клубника». Сколько можно шататься по улицам в такой холод? Да… Похоже, звезда моя закатилась. Посидеть бы месячишко в конторе. Тепло, светло… сидишь и ждешь, когда тебя вызовут. Может, так лучше? Примут меня обратно? Но, вспомнив, как дежурный выставил меня за дверь, я поняла, что даже в нынешнем незавидном положении мне будет непросто решиться снова войти туда.

Постояв в раздумье, глядя на лестницу, ведущую в контору, я уже было поставила ногу на ступеньку, но тут на пороге «Сочной клубники» появился какой-то тип – не хозяин заведения и не дежурный – и начал спускаться. Безобразно толстый и с таким двойным подбородком, что снизу нельзя было разобрать, какое у него лицо. Несмотря на мою худобу, шансов разойтись на узкой лестнице у нас не было, поэтому я отступила и с нетерпением стала ждать, когда толстяк пройдет. Он поднял руку: «Извините!» – и окинул меня оценивающим взглядом с головы до ног.

– Может, хочешь поразвлечься? – в который уже раз за вечер предложила я.

– С кем? С тобой?

Толстяк криво усмехнулся. Голос его, хоть и звучал как забитая жиром треснувшая труба, показался мне знакомым. Кого он мне напоминает? Я наклонила голову, не забыв при этом, конечно, приложить палец к подбородку – это добавляло мне привлекательности. Толстяк тоже попробовал нагнуть голову, но получилось неважно, уж больно шея заплыла жиром.

– Мы где-то встречались?

– Мне тоже кажется, я тебя где-то видела.

Когда он спустился с лестницы, я обратила внимание, что он всего на несколько сантиметров выше меня. Изучающий злой взгляд. Глаза – как у змеи.

– Где же? Ты в моей фирме не работала?

И тут я вспомнила. Конечно, это Такаси Кидзима! Тот самый, в кого я влюбилась в школе, кому писала письма. Во что он превратился! Гора мяса, а ведь был тоненький, как лезвие.

– Постой, постой! Это ты все время с сестрой Юрико ходила? – Кидзима раздраженно постучал себя по затылку, пытаясь вспомнить, как меня зовут. – Ты на год старше была…

– Кадзуэ Сато, – подсказала я, иначе он бы еще час вспоминал.

Кидзима вздохнул с огромным облегчением и на удивление дружелюбно проговорил:

– Сколько же мы не виделись? Как меня из школы выперли. Двадцать лет.

Я раздраженно кивнула, оглядывая наряд Кидзимы. На нем было дорогое пальто песочного цвета – не иначе кашемировое; на правой руке золотой перстень с бриллиантом, на запястье толстый браслет. Волосы уложены, хоть и не по последней моде. Похоже, у него все в порядке. Неужели он все еще занимается сводничеством? Зачем ему это? Какого черта я по нему в школе умирала? Мне стало смешно от этой мысли.

– Что смешного?

– Как я умудрилась в тебя втюриться?

– Я помню твои письма. Забавные…

– Забудь, – буркнула я. Та история – единственное, за что мне было стыдно в жизни. Я разозлилась на Кидзиму и двинулась вперед, но тут же передумала: – Слушай, Кидзима! Может, хочешь поразвлечься?

Кидзима торопливо замахал руками:

– Ничего не получится. Я гей. Это не по моей части.

Вот оно что! Ну и дура же я! Ишь размечталась! Я пожала плечами:

– Ну, тогда пока.

Тяжело дыша, Кидзима пустился за мной и, догнав, схватил меня за плечо.

– Сато, погоди! Что с тобой произошло?

– В каком смысле?

– Ты страшно изменилась. На улице дежуришь? Слышал, тебя взяли в компанию G.? Что случилось?

– Ничего. Как работала, так и работаю. – Я стряхнула его руку. – Замначальника отдела.

– Круто! А вечерами, значит, подрабатываешь? Счастливые вы, бабы. С двух сторон деньги можете качать.

Я обернулась к нему:

– Ты тоже совсем другой. Вон какой толстый стал. Я тебя даже не узнала.

– Выходит, мы оба изменились, – фыркнул Кидзима.

«Ничего подобного!» – сказала я про себя. Я всегда была худая и красивая. А сейчас стала еще лучше.

– Я тут на днях встретила Юрико. Она тоже изменилась.

– Юрико? Не может быть! – Кидзима несколько раз повторил ее имя. Моя новость взволновала его. – Ну как она? В последнее время мы совсем не общались. Я беспокоился за нее.

– Тяжелый случай! Толстая, страшная… Куда вся красота подевалась? Я поверить не могла. Знаешь, что я подумала? Двадцать лет назад мы с ней были как небо и земля. А сейчас сравнялись, почти одинаковые. И чего тогда я ей так завидовала, чего ревновала?

– Угу, – буркнул Кидзима уклончиво.

– Она, как и я, на улице углы обтирает. Говорит, скорее бы конец. Ей на все забить. Это же ты ее втянул в это дело. Скажешь, нет?

Кидзима скривился – видно, мои слова были ему неприятны. Застегнув державшуюся на честном слове пуговицу на пальто, он поднял глаза к небу и издал трагический вздох.

– Ты здесь работаешь?

– Нет. Мой приятель держит эту точку. Вот, решил заглянуть… А ты?

– Раньше работала. Холодно на улице, я подумала: может, возьмут меня опять на какое-то время. Не замолвишь за меня словечко?

Лицо Кидзимы вдруг застыло, он категорически покачал головой:

– И не думай. На месте хозяина я бы тебя не взял. В девочки по вызову уже не годишься, да и вообще ты перезрела. Кто на тебя клюнет? Так что не мечтай.

– Это почему же? – возмутилась я.

– Ты уже перешла черту. Если к таким, как я, цепляешься, значит, плохо твое дело. Остается только улица. Девушки по вызову – легкоранимые, нервные, им такая работа не годится.

– Я тоже легкоранимая и нервная.

Кидзима посмотрел на меня с большим сомнением, уголки его рта опустились.

– Скажешь тоже! Да тебя ни на каком ветру не продует. Сплошной адреналин. Даже страшно делается. Тебе это все в удовольствие. А в фирме ты всем просто голову дуришь. Плевать ты на них хотела.

– А ты как думал? Нужно же как-то жить. В фирме меня с самого начала ни во что не ставили. Я туда пришла, как на крыльях прилетела. Думала: вот сейчас покажу, на что способна. Но эти охламоны ценят за другое – им смазливую физиономию подавай и все такое. Рожей, как им кажется, не вышла – можешь отдыхать. А я не люблю, когда меня задвигают в угол.

Я говорила, чувствуя, как закипаю, как краска заливает щеки. Кидзима выслушал меня, не прерывая, потом вынул из кармана мобильник и вопросительно взглянул на меня: «Ну что? Все?»

Я быстро сменила пластинку:

– Дай мне визитку. Может, пригодится. Поможешь когда-нибудь.

Кидзима скорчил кислую мину. Ему явно не хотелось со мной связываться.

– Вдруг Юрико умрет, к примеру…

Он тут же посерьезнел и протянул мне визитную карточку.

– Увидишь Юрико – скажи, чтобы позвонила.

– Зачем?

– Ну… – протянул Кидзима, сжимая в пухлой руке мобильник, – просто интересно. Любопытно.

Любопытно… Ответ вполне удовлетворительный. Когда я говорю клиентам, что работаю в большой компании и окончила университет Q., все они делают изумленное лицо и задают один и тот же вопрос: почему ты этим занимаешься? Я им отвечаю: именно потому, что я офис-леди.И это правильный ответ – он их радует, удовлетворяет любопытство. Днем я – добродетельная дама, ночью – развратная шлюха. Мужики почему-то верят в такие сказки. Поэтому я горжусь, что стала такой классной проституткой. А на работе веду себя так, как другие не могут себе позволить, и довольна этим. Любопытство – ключевое слово, и получи оно нужную функцию, все были бы счастливы – и я, и клиенты. Но клиенты почему-то испарились. Странно, однако ничего не поделаешь. И дело не во мне, я какая была – такая и осталась. Выходит, не стало клиентов, у которых я вызываю любопытство?

– Кидзима! Мужики, наверное, клюют на меня из любопытства. Но почему в последнее время у меня такая засуха? Все как-то разом изменилось.

Кидзима потер толстым пальцем мясистый подбородок:

– Думаю, мужики, которые тебя снимают, хотят понять, как ты докатилась до такой жизни. Это не любопытство, а что-то более основательное, глубокое. Нормальным мужикам правда ни к чему. Они побоятся. Ты не обижайся, но кто захочет деньги выбрасывать, чтобы с тобой переспать? А найдется любитель – значит, отчаянный какой-то, раз потянуло на такое…

– Докатилась?! Я?! – изумленно воскликнула я. – Никуда я не катилась! Что ты несешь?! Это моя месть. И на какое «такое»? Ты говори, да не заговаривайся.

– И за что же ты мстишь?

Как мне показалось, в Кидзиме вдруг проснулся интерес. Он посмотрел на меня и быстро отвел взгляд.

– Не знаю!.. – Меня била крупная дрожь. – За все! За то, что все так по-идиотски устроено!

– Ну что ты как маленькая? – фыркнул обескураженный Кидзима. – Ладно, я пойду. А ты давай поосторожней, Кадзуэ. Уж больно далеко зашла.

Бездушно махнув рукой, он быстро зашагал по переулку, выходившему на главную улицу.

Я крикнула ему в спину:

– Слишком много на себя берешь! Хочешь сказать, я ненормальная? Чушь какая! До тебя никто мне такого не говорил! Слышишь, ты?

Мимо пролетела стайка парней и девчонок – похоже, студенты возвращались домой после вечеринки. Смотрели на меня как на диковину, во все глаза. Молодые женщины при виде меня шарахались в сторону, готовые в любой момент пуститься наутек. Я видела в их глазах страх и бросала на них злые взгляды. Чего они все боятся? В молодости я была такая же. Думала как они. Сочувствовала слонявшимся по улицам проституткам: вот несчастные.

Несчастная… Теперь это мое ключевое слово? Я ахнула и прижала руку ко рту. Почему несчастная? В чем? Я все делаю в свое удовольствие. Телом зарабатываю. На днях встретила на улице якудзу, который предлагал мне заплатить за «крышу». Парень решил на меня не наезжать. Больше того, поглядел с болью и покачал головой. С какой стати? Неужели даже у таких типов я вызываю жалость?

От этих мыслей на меня напала хандра. Я поняла, что на «Сочную клубнику» можно не рассчитывать и ловить клиентов на Догэндзаке бесполезно. Плотнее запахнула плащ: надо скорее возвращаться к Дзидзо. Лучше стоять тихонько в темном переулке и дожидаться, пока кто-нибудь не появится.

Проходя по Маруяма-тё, я заметила у одного лав-отелямужика средних лет, который, по всем признакам, вышел на охоту. Засунув руки в карманы плаща, он топтался на месте, пытаясь согреться. Мужиков, которым захотелось потрахаться, сразу видно – смотрят нагло, особо не церемонятся. Это как раз то, что надо.

Указав на отель, я предложила:

– Хорошее гнездышко, старичок. Может, позабавиться хочешь?

– Ты чего это? Тебе самой-то сколько? Чего это я вдруг старичок? А, старушка? – негромко отозвался он.

У него была лисья морда – прямо как у моего шефа. Я окончательно вышла из себя:

– Старый хрен! Вот расскажу про тебя браткам, которые меня крышуют! Они с тобой быстро разберутся!

– А чего такого я сделал?

– Дурачить меня вздумал?! Ты где работаешь? В какой фирме? Я вот в архитектурно-строительной. Компания G. Слыхал про такую?

Мужик нахмурился и был таков.

– Козлина! Стоит с деревянной рожей. Бабу ему, видишь ли, захотелось! – орала я ему вслед и никак не могла остановиться.

Вдруг как из-под земли передо мной возникла тетка лет сорока, видимо наблюдавшая из тени за нашей разборкой, и робко тронула меня за руку:

– Можно вас на несколько слов?

Тетка была в белой вязаной шляпе и перчатках. Поверх серого ворсистого пальто повязана цветная синтетическая шаль, лежавшая на плечах как матросский воротник. Увидев этот нелепый наряд, я невольно хмыкнула. Тетка, скроив сочувственную мину, крепко сжала мои руки в своих, затянутых в перчатки, и зашептала высоким голосом:

– Вам не следует заниматься этим низменным промыслом. Нельзя опускаться до такого. Божья милость, конечно, безгранична, но вам не следует забывать, что вы сами должны приложить усилия, чтобы подняться. Тогда вы непременно сможете начать все сначала. Ваша боль – это моя боль. Ваша покорность – моя покорность. Я буду молиться за вас.

Озябшим рукам было приятно под перчатками, но я все-таки освободилась от ее рукопожатия.

– Ты о чем? Я из кожи вон лезла, чтобы подняться. Между прочим, была отличницей в университете.

– Понимаю. Понимаю. Если бы вы знали, как я вас понимаю. До боли в сердце.

Она дохнула на меня мятой.

– Что ты понимаешь? – Я холодно усмехнулась. – Я прекрасно обхожусь без твоей помощи. Днем работаю в фирме.

Я быстро показала ей удостоверение. Однако она даже не взглянула на него. Вместо это достала из сумки книжку в черном переплете и прижала к груди.

– Вам доставляет удовольствие так жить – торгуя собой?

– Конечно. Меня вполне устраивает.

Тетка тряхнула головой, выражая категорическое несогласие:

– Этого не может быть. Ваша ложь глубоко ранит меня. Разве можно позволять мужчинам так грубо обращаться с собой? Когда я смотрю на вас, у меня сердце кровью обливается. Какая же вы глупышка! Я так переживаю за несчастных женщин, как вы. Мало того что вас в фирме обманывают, так еще вечерами приходится терпеть обман от мужчин. Это же настоящее мучение! Вы жертва своих собственных страстей. – Она погладила меня по голове рукой в перчатке. – Бедная вы, несчастная. Ну откройте же глаза скорее!

От ее ласки у меня съехал парик. Я сердито отпрянула в сторону:

– С чего это я несчастная? Какое тебе дело?

Не ожидавшая такой реакции, тетка сделала шаг назад. Я вырвала из ее рук Библию и с размаху швырнула в белые крашеные блоки стены, что отгораживала лав-отельот улицы. Библия смачно шмякнулась о стену и упала на асфальт. Резко вскрикнув, тетка бросилась поднимать свое сокровище, но я оттолкнула ее и наступила на Библию, распоров острым каблуком тонкую, как луковая шелуха, бумагу. Я знала, что этого делать нельзя, но остановиться уже не могла – мне доставляло удовольствие топтать Библию.

Я бросилась бегом в темноту переулка. Щеки холодил прохладный северный ветерок, стук каблуков громким эхом отражался от стен. Здорово я приложила эту святошу! Проходя мимо круглосуточного магазина, купила банку пива и пакетик сушеного кальмара. Открыла пиво, пошла дальше. Ледяная жидкость освежила горло, и сразу полегчало. Я подняла голову к темному ночному небу. Плевать! Пусть будет, как будет! Теперь я стройнее и красивее, чем прежде, и могу наслаждаться свободой.

Ежиться от холода у Дзидзо больше не было сил, и я сбежала по каменной лестнице к станции Синсэн и оказалась на том самом пустыре, где обслуживала бомжа. Стояла, пила пиво, жевала кальмар и тряслась от холода. Вдруг так приспичило, что я тут же присела в сухую траву и, вспомнив загаженную уборную Чжана, рассмеялась. Здесь, на пустыре, куда приятнее.

– Эй, сестричка! Чем ты там занимаешься?

Наверху, на лестнице, стоял мужик и смотрел на меня. Он был как следует под градусом – ветерок доносил до меня запах перегара.

– Делом.

– Ого! Может, давай вместе?

Мужик нетвердыми шагами спустился ко мне.

– Знаешь, старичок, я тут замерзла как собака. Зайдем куда-нибудь? – предложила я.

Он кивнул как-то неопределенно, но я немедленно подхватила его под руку и потащила обратно в Маруяма-тё до ближайшего лав-отеля.Мужик – с виду типичный сарариман,под пятьдесят, а может, и больше. Физиономия опухшая. Сразу видно, выпить не дурак. Смуглый. Ноги у него заплетались, и я еле втолкнула его в номер.

– Будет стоить тридцатку.

– У меня столько нет.

Мужик неуверенно пошарил по карманам и извлек на свет божий какую-то квитанцию и сезонку на электричку. Чтобы не оставить ему шансов на отступление, я толкнула его на кровать и впилась губами в рот. От него несло как от винной бочки. Он поспешно отстранился и, внимательно посмотрев на меня, сказал:

– Извини. Давай не будем, а?

– Постой-постой, как же так? Сам меня сюда затащил… Нет уж, гони тридцатку!

Я ни за что не хотела упустить клиента, первого после такого долгого перерыва. С обреченным видом тот выудил из бумажника несколько тысячных и опустил голову:

– Вот три тысячи. Больше нет. А я пойду. Мне ничего не надо. Хорошо?

– Послушай! Я работаю в большой компании. Хочешь знать, почему я по вечерам этим занимаюсь? – спросила я, присаживаясь на кровать и стараясь держаться с достоинством.

Он спрятал бумажник и быстро накинул плащ. Стараясь не отставать, я тоже стала собираться. Сейчас потребуют деньги за номер, а за что платить-то?

Протрезвевший клиент начал торговаться у стойки:

– Номером мы совсем не пользовались, ничего не трогали. Давайте за полцены. Мы и были-то минут десять, не больше.

Черноволосый человек за стойкой мельком взглянул на меня сквозь очки от дальнозоркости. Несмотря на солидный возраст, он был абсолютный брюнет, из чего я сделала вывод, что он тоже в парике.

– Ладно! С вас полторы тысячи.

У клиента будто камень с души свалился. Он отдал две тысячи, получил на сдачу пятисотиеновую монету, но подвинул ее человеку за стойкой:

– Извините. Это вам за беспокойство.

Я тут же протянула руку:

– Это мое. В конце концов, я тебя целовала. Всего за какие-то три тысячи.

Клиент и человек за стойкой ошеломленно уставились на меня, но я хранила олимпийское спокойствие. Все-таки монета досталась мне.

До последней электрички оставалось совсем немного. Я выпила еще банку пива, снова спустилась по каменным ступеням и зашагала к станции Синсэн. Сегодняшняя выручка – три тысячи. Точнее, три с половиной, если прибавить чаевые администратору в лав-отеле,которые я у него отобрала. При этом потратилась на пиво и кальмаров. Так что почти в дефиците. По пути к станции мне попался дом, где жил Чжан. Я поглядела на его окно на четвертом этаже. В квартире горел свет.

– Ну вот и снова встретились. Как дела? – услышала я за спиной.

Чжан! Я швырнула в сторону пустую пивную банку, она со звоном покатилась по мостовой. Чжан был в той же кожаной куртке и джинсах; вид у него был очень серьезный. Я посмотрела на часы.

– У меня еще есть чуть-чуть времени. Твои сожители не захотят сейчас позабавиться? Как думаешь?

– Ты, конечно, прости, – протянул Чжан, словно извиняясь, – но ты им не очень показалась. Говорят, больно тощая. И Дракон, и Чэнь И. Всем дамы в теле нравятся.

– Ну а тебе?

Чжан закатил большие глаза. У него были густые брови, пухлые губы. Мне все в нем нравилось, если б не наметившаяся лысина. Мой тип. Как раз то, что нужно.

– Мне любая подойдет, – засмеялся Чжан. – Я со всеми могу. Кроме сестры.

– Тогда обними меня.

Я прильнула к Чжану. Как раз в этот момент к платформе подошел поезд на Сибуя, из вагонов стали выходить люди. Шли мимо и глазели на нас, но мне было на них наплевать. Чжан растерянно обхватил меня руками, а я невольно прижималась к нему все сильнее. На меня вдруг напала тоска.

– Ты пожалеешь меня? – спросила я ласково, чтобы угодить ему.

– Ты чего хочешь: трахаться или чтоб тебя жалели?

– И то и другое.

– Ну уж нет. Придется выбирать. Или так, или эдак, – холодно проговорил он, грубо отцепляя мои руки и глядя мне в лицо.

– Чтобы жалели, – пробормотала я и тут же спохватилась: «Ой, что-то я не то сказала». Ведь мне хочется заработать. Иначе какого черта я торчу на улице? Что мне нужно от клиента? Доброе отношение? Нет, конечно. У меня голова пошла кругом, как после хорошей выпивки.

Я прижала руку ко лбу.

– Хочешь, чтобы я пожалел тебя? Тогда плати.

Я в изумлении подняла глаза на Чжана. В темноте его ухмыляющаяся физиономия показалась зловещей.

– Я должна платить?! А не наоборот?

– Нет, подумай, чего ты просишь. Ты же никого не любишь. Ни себя, ни других. Вот тебя и гнобят.

– Гнобят?

Я наклонила голову набок, не понимая, что он имеет в виду. Разыгрывать с ним паиньку больше не хотелось.

– Вот именно: гнобят, – весело продолжал Чжан. – Я это словечко недавно узнал. Ну это когда дурят, вертят как хотят. Тебя гнобят в твоей фирме, гнобят мужики. А раньше отец гнобил, и в школе тоже.

Я прикинула, что моя последняя электричка уже вышла с конечной в Сибуя. Чжан говорил и говорил, а я смотрела на рельсы. Ничего не оставалось, только ехать домой. А завтра – на работу. От этого тоже никуда не денешься. Выходит, меня все гнобят? Я вспомнила, что сказала та тетка, с Библией: «Когда я смотрю на вас, у меня сердце кровью обливается. Какая же вы глупышка!»