Текст книги "Реквием души (ЛП)"

Автор книги: Н. Найт

Соавторы: А. Заварелли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Она не заслуживает носить такую красоту. Проклятая Морено.

– Может, и нет, но не тебе решать.

Сестра также неусыпно следила за мной, пока я бродил по магазину в поисках подходящих туфель. Потом должна была состояться встреча с ювелиром насчет колец. Остальное я мог доверить своим людям. Цветы. Свечи. Шиньоны. Я остановился перед витриной с бельем и проглотил вставший в горле комок.

– Ты, должно быть, шутишь, – прошипела Мерседес. – Только не говори, что действительно собираешься переспать с этой ужасной женщиной.

Я потрогал черное кружево и попытался представить Айви в этом наряде. Моего врага и будущую жену. Женщину моложе меня на двенадцать лет. Я долгие годы не видел ее вблизи, ни разу после взрыва. Но я наблюдал за ней. Знал все ее изгибы, нежные формы, невероятные девичьи мечты, включавшие побег от «Общества». Она станет моей, и я буду делать с ней все, что захочу. Брать. Касаться. Мучить.

Наводить ужас.

Словно обжегшись, я отдернул пальцы и нащупал ручку в кармане. Слишком поздно я осознал, что Мерседес продолжала наблюдать за мной, как безжалостный ястреб, впитывая в себя каждое движение и невысказанную мысль. И все ради собственных мотивов, чтобы припомнить мне все позже.

– Что такое? – спросила она, с любопытством смотря на ручку.

Я вернул ее в карман и ничего не ответил. Потенциально опасный шаг, когда дело касалось моей сестры. У нее была привычка добывать информацию, и моя реакция лишь усилила ее желание докопаться до истины. Я достаточно хорошо знал Мерседес, чтобы понять одну простую вещь. Женщина – ничто без своей решимости.

Она узнала о моих подозрениях насчет предательства Эля, когда рылась в кабинете, не получив от меня нужных ответов. Обнаружив у меня файлы на семью Морено, она превратилась в питона, преследующего грызуна. Стала неудержима. Даже сейчас у Мерседес едва пена изо рта не шла, потому я знал, что мне придется быть предельно точным в формулировке правил поведения с Айви.

Может, Мерседес и хотела отомстить, но она знала свое место. Я был главой семьи де ла Роса. Это я управлял жизнью сестры. Ее судьбой. И она знала, что лучше даже не моргать без моего одобрения. То же будет касаться и Айви.

Моей милой ядовитой Айви.

– Когда ты убьешь ее? – спросила Мерседес, в ее голосе слышалась мольба.

Не ответив, я вытащил пару туфель на каблуках для своей невесты к еще большему раздражению сестры.

– Если бы не знала тебя лучше, то подумала бы, что ты и правда хочешь жениться на этой женщине, – обвинила меня Мерседес.

Я посмотрел на нее, не желая оставлять недопонимания.

– Я хочу уничтожить ее. Никогда не заблуждайся на этот счет. И я добьюсь своей цели.

– Но как? – взмолилась она, и я увидел грусть, которую сестра показывала крайне редко. – Скажи, как ты убьешь ее.

На этот вопрос я мог ответить ей лишь одно.

– Медленно.

Прим.пер.:

[1] Imperium Valens Invictum – дай сильному власть, и он станет непобедим (пер. с латыни)

Айви

В начале третьего ночи мы свернули к подъездной дорожке нашего дома. Точнее, домом я могла его назвать с большой натяжкой. Скорее здание, в котором я выросла. Хейзел чувствовала то же самое и, как я подозревала, Эванжелина придерживалась тех же мыслей.

По крайней мере, я смогу ее увидеть. Моей младшей сестре было всего тринадцать лет. Я была в том же возрасте, когда моя жизнь навсегда изменилась. В тот год «Общество» вмешалось в нашу жизнь, как никогда раньше.

Семья Морено стояла довольно низко в иерархии общества, которое я всегда считала находившимся в шаге от культа. Там существовало нечто вроде кастовой системы, в которой отец занимал не слишком высокое положение.

Моя мама – другое дело.

До нее у отца была другая жена. Он никогда не упоминал о ней, пока мы росли. Я не знала ее имени. Даже на фотографии мне довелось увидеть эту женщину лишь однажды. Тем утром я опаздывала в школу, и мне нужно было срочно взять деньги на обед, а папин бумажник лежал ближе всего.

Тогда я опоздала на автобус, поскольку впала в ступор, когда вместе с долларовыми купюрами из бумажника выпала небольшая – с ноготь большого пальца – фотография. Я решила, что папа хранил изображение какой-то незнакомки, хотя не носил с собой даже фотографии собственных детей.

Я запомнила, что та женщина была красива, но ее красота ничем не походила на мамину. У нее были такие же темные глаза, как у Абеля, только ее радужки ярко сияли. Та женщина тепло улыбалась глазами. А что касалось брата, так его глаза были мертвыми. И так было всегда, сколько я себя помнила.

Когда услышала, что мама на высоких каблуках неслась на кухню, крича, что я опоздала на автобус, то быстро засунула фотографию обратно в бумажник. После она заставила меня пройти до школы шесть миль под проливным дождем.

Я ненавидела свою мать.

Когда мы преодолели длинную подъездную дорожку и подъехали к зданию вплотную, единственный горевший в комнате Эванжелины свет погас.

Абель пробормотал что-то насчет того, что сестра его не слушалась, но, впрочем, довольно отстраненно.

Я же смотрела на дом, увидев его впервые за полтора года. Просторное, когда-то красивое здание в переулке тихой улице недалеко от Французского квартала. От одного взгляда на него я почувствовала, как стали возвращаться все детские чувства, скручивая желудок в тугой узел, а руки оказались липкими.

– Дом, милый дом, – сказал Абель, заглушая двигатель «Rolls Royce».

– Почему ты не попросил Джозефа тебя отвезти? – спросила я, когда он распахнул дверь. Мне показалось странным, что брат сам вел машину, поскольку Абель всегда был зациклен на внешних проявлениях власти и восхождении по социальной лестнице общества, которое не желало его видеть.

Он уже выставил одну ногу на асфальт, но обернулся ко мне.

– Я найму своего водителя. Мне не нужны папины объедки.

– Джозеф – человек, а не объедки. Ему ведь уже семьдесят? И ты его уволил?

– Этот водитель не должен тебя интересовать. Пойдем. Я устал, а у нас впереди длинный день.

Он выскочил из машины, и я последовала за ним, потянувшись на заднее сиденье, чтобы взять сумочку и вещи, которые успела собрать. Я захватила несколько учебников – сколько поместилось в сумку – а также несколько комплектов одежды. Всего несколько. Наверное, какая-то часть меня все еще цеплялась за надежду, что все не так плохо, как описал Абель. Что отец быстро поправится, а я даже смогу уехать назад в колледж.

Но потом в голове раздавались его слова: «Тебя избрали». И я понимала, что уже не смогу вернуться.

Я проследовала за братом к входной двери и подождала, пока он ее распахнет, прежде чем войти внутрь. Ноги словно налились свинцом. Я знала, что войти в дом намного проще, чем выйти.

Я почувствовала витавший в воздухе аромат, отвлекший от печальных мыслей. Свечи моей матери. С ванилью и корицей. Я прекрасно знала, сколько она платила за эти свечи. Просто смехотворная сумма за воск, который все равно растает и пропадет. Сам по себе запах не был плохим, но тянул за собой воспоминания. Мне даже пришлось упереться рукой о комод возле двери, чтобы справиться с эмоциями.

Разве эта головокружительная тошнота всегда была такой мощной? Или же теперь, не беспокоя меня уже полгода, она решила возродиться с новой силой?

– Мне казалось, папа говорил, что у тебя все под контролем, – произнес Абель.

Глубоко вздохнув, я повернула голову. Туман перед глазами стал рассеиваться, хотя на лбу и выступила капелька пота.

– Дело в волнении. Оно усугубляет ситуацию.

Я страдала от нарушений вестибулярного аппарата. Обычно я легко с этим справлялась, уже зная, как держать это в узде. Но когда я не в своей стихии или испытываю стресс, все накатывает с удвоенной силой.

Я не жаловалась. Многим приходилось гораздо сложнее, чем мне. Посторонним казалось, что я просто неуклюжая. В любом случае, расстройство, из-за которого я иногда теряла равновесие и натыкалась на что-либо, сейчас наименьшая из моих проблем.

– Тогда возьми себя в руки. Пойдем, – сказал Абель, схватив меня за запястье и подхватив мои сумки свободной рукой.

– Это почти джентельменский поступок с твоей стороны, – произнесла я, когда брат повел меня к лестнице. – По крайней мере, если бы ты не решил оставить вмятину на моей руке, – я не стала напоминать о ударе по лицу, хотя была уверена, что там тоже останется след. Раньше Абель никогда меня не бил. Много раз был близок к этому, но знал, что отец ему не позволит. Теперь же, похоже, папины правила потеряли свой вес.

– Да пошла ты, Айви, – выплюнул он, но отпустил меня. Я не ожидала от Абеля таких поспешных действий, потому снова задалась вопросом, нервничал ли он из-за оставленных следов. Может, он переживал, что мужчина, «избравший» меня, будет взбешен. Технически, будучи главой семьи, Абель мог избивать меня хоть до полусмерти, но следов оставлять уже не должен был.

Мои мысли вернулись к Сантьяго де ла Роса. Моему будущему мужу.

Я знала его. Даже встречалась с ним лицом к лицу однажды. Впрочем, издалека я замечала его еще пару раз. А разговаривала действительно единожды. Я не была уверена, что Сантьяго видел меня до той беседы в кабинете отца.

Впрочем, это было до несчастного случая.

Хотя нет, скорее до покушения.

Я никак не могла понять, почему член семьи основателей выбрал меня в качестве невесты? Неужели тому причиной сократившийся, учитывая обстоятельства, выбор? Меня не посвящали в детали. Единственное, что я знала: с той ночи он превратился в затворника и скрывался в своем поместье.

Я остановилась у подножия лестницы. Семья де ла Роса – одна из тех, кто основал «Общество». Imperium Valens Invictum. Могущественная непокорная сила. По-моему, это весьма высокомерно. Даже отвратительно. Однако именно эта организация охватывала весь мир, стала тайным обществом. Избранным. Неуловимым. И опасным.

Семьи, состоявшие в «Обществе» были могущественны. Главы государств, лидеры секторов государственного управления. Медицинские эксперты. Ученые. Профессора. Церковные лидеры. И конечно, низшие касты, как моя семья. Призванные выполнять их приказы.

Семья де да Роса, напротив, находилась на самом верху пищевой цепочки. В «Обществе» они были все равно что членами королевской семьи.

Всего было тринадцать семей-основателей. Я запомнила это, поскольку при изучении истории тогда подумала, как же это число тут подходило. Несчастливая цифра, которая, казалось, снова и снова портила мне жизнь.

Мне было тринадцать, когда Хейзел исчезла.

Тринадцать, когда «Общество» принудило меня посещать одну из их школ.

Тринадцать, когда я впервые встретила Сантьяго де ла Роса.

Я все еще помнила тот день. Это случилось на первой неделе моего пребывания в католической школе для девочек, которую меня заставили посещать. Не то чтобы у меня было много друзей в государственной школе, но в этой все относились ко мне, как самому низшему созданию. И для этого оказалось достаточно слов одной девочки, раскрывшей всем, кто я такая. Как и почему меня приняли в школу, которую посещали дети лишь высшего эшелона.

Я до сих пор вздрагивала при воспоминаниях, насколько злыми там были девочки. По крайней мере, поначалу. Они дразнили меня из-за глаза. Раньше я носила челку, прикрывая пигмент, но у монахинь в новой школе были строгие правила, за нарушение которых наказывали, потому мне приходилось закалывать волосы.

Ирония в том, насколько жестокими могли быть монахини к детям Христа, которых должны были защищать. Лелеять. Или я что-то не так понимала в учениях Библии.

С Сантьяго я встретилась после особенно неприятного дня. Девочки издевались надо мной уже несколько дней, и как бы я ни старалась делать вид, что мне плевать на их слова о моей семье, обо мне и моем уродстве, как они это называли, все же это причиняло боль. Я итак была одиночкой, и они чувствовали мою уязвимость. А одна девочка, Мария Чамберс, решила меня добить.

В тот день я пережила их ненависть, а потом и наказание сестры Мэри-Энтони за вырвавшийся у меня ответ. И по возвращению домой я ворвалась в кабинет отца, чтобы сказать, что с меня хватит. Мне было все равно, что он скажет. Я больше не желала возвращаться в школу.

Я не знала, что отец был не один. Даже не замечала сидевшего в кабинете Сантьяго, сосредоточившись на своей трагедии, пока отец не оттолкнул меня – он всегда поступал так на людях, хотя наедине проявлял теплые чувства. Выражение его лица все еще всплывало в памяти. Он был смущен. Стыдился меня.

И я помнила, как резко вытащила волосы из пучка, скрывая глаз, пока Сантьяго его не увидел.

Тогда я впервые увидела человека, завладевшего полным вниманием и привязанностью моего отца. Даже в тринадцать лет я знала причину. Семья де ла Роса могла бы возвысить нас. И как бы мне ни было больно, я уже тогда понимала, что это самое важное для моего отца. Даже важнее детей.

– Почему Сантьяго де ла Роса выбрал меня? И что ты мне не договариваешь, Абель?

Брат изучающе посмотрел на меня.

– Имеешь в виду, зачем ему так унижаться? Богатый и могущественный суверенный сын решил взять в жены крестьянку?

– Ты ведь знаешь, что это форма классовой дискриминации? Вся созданная вами кастовая система. И если в их глазах я – крестьянка, значит и ты...

Абель схватил меня за горло и прижал к стене, прежде чем я смогла закончить. В его глазах полыхала ярость, пока он все сильнее сдавливал мне горло.

Я хватала его за предплечья, впиваясь ногтями в плоть.

– Абель!

Брат резко мотнул голову к верхней ступени лестницы. Он ослабил хватку настолько, что я тоже смогла посмотреть в том же направлении, заметив завязывавшую шелковый кремовый халат мать.

Она посмотрела на меня, а потом снова на Абеля.

– Не тебе ее наказывать. Если оставишь следы, неизвестно, чем это может для тебя закончиться.

Никакой просьбы не делать мне больно. Лишь страх перед последующим разоблачением.

Я не знала, чему удивляться больше. Тому, что мама вмешалась или же тому, что Абель, казалось, стал размышлять над ее словами. Он же ненавидел мою маму. И даже несмотря на то, что она отлично это скрывала, я знала, что мама побаивалась Абеля.

Брат вновь посмотрел на меня. Он снова усилил хватку и приблизил ко мне свою голову, его лицо оказалось в дюйме от моего.

– Думаешь, тебе под силу специально вывести меня из себя? – он отпустил меня и отступил ровно настолько, чтобы оглядеть. – Завтра тебе укажут твое место. Я не только доставлю тебя, но с радостью буду стоять рядом и наблюдать.

Я с трудом сглотнула, хватаясь за горло. Абель меня ненавидел. Я это знала. Но его тон и выражение глаз меня по-настоящему испугало.

Брат отвернулся и зашагал вверх по лестнице, так и оставив мои сумки. Молча пройдя мимо моей матери, он исчез в своей комнате.

Я же не двигалась с места, смотря на маму. Все так же прекрасна, даже если ее будят среди ночи. И столь же холодна.

– Ты здесь всего две минуты, а уже доставляешь неприятности, – произнесла мама.

– Я тоже рада тебя видеть, мам, – отозвалась я, наклоняясь за сумками. Мне не терпелось поскорее добраться до своей комнаты, чтобы оказаться подальше от матери. Схватившись за перила, я стала подниматься, пытаясь успокоить дико бьющееся сердце и дрожь в руках.

Она скрестила на груди руки и наблюдала за мной, пока я поднималась, а потом шла по коридору к своей старой комнате. Я уже распахнула дверь и хотела шагнуть внутрь, когда мама окликнула меня.

– Айви.

Я замерла, а потом обернулась, все еще держась за ручку двери.

– Не смей нас позорить.

Айви

Я то погружалась в сон, то просыпалась. Моя старая кровать казалась чужой. Слишком маленькая, чересчур придвинутая к стене, а темно-розовая марля вокруг выглядела совсем детской. Протянув руку, я коснулась материи, вспоминая, как она мне нравилась. Раньше я притворялась принцессой в башне.

Через окно, которое я распахнула, чтобы проветрить комнату, со свистом проникал ветер. Занавеска колыхалась, поигрывая светом от фонаря в саду. Взглянув на тени, танцевавшие на дальней стене, я вспомнила, как занималась тем же самым в детстве. Я видела зловещие фигуры, ветви деревьев снаружи рождали жуткие картины, однако мои глаза все же вновь закрылись.

Я не знала, заснула ли на минуту или час, но когда вновь проснулась, в окно стучал дождь. Мне следовало бы закрыть створку, иначе мама пришла бы в бешенство. Вся эта влажность. Будто ее заботил дом.

Потерев лицо, я выпуталась из одеяла и села. Сперва у меня закружилась голова, но подобное случалось каждый раз, когда я впервые поднималась по утрам, потому просто закрыла глаза, ожидая, пока все пройдет. Внезапно я услышала шорох, а потом словно кто-то прошел к окну и закрыл его.

Сбитая с толку, я раскрыла глаза и едва не закричала, увидев представшее передо мной зрелище.

У окна стояла фигура. Высокая и одетая в темную мантию, как у мрачного жнеца.

Но жнец бы не волновался, попади он под небольшой дождь, и не стал бы залезать из-за этого в ближайший дом.

Я уже готова была закричать, когда ночной гость выпрямился и развернулся ко мне, но лишь вжалась в стену.

На незнакомце был плащ с широким капюшоном, полностью закрывавший лицо, и слабое освещение на улице не позволяло увидеть его лицо. Плащ ниспадал до пола, а сам человек был высок. Выше шести футов.

Я должна была закричать. Хотела открыть рот и позвать на помощь, но когда попыталась, ничего не вышло. С губ слетел какой-то жалкий звук. И это оказалось унизительнее прежнего молчания.

Я спала? Неужели я оказалась в ловушке кошмара?

Однако часть сознания нашептывала, что мне знакомо подобное одеяние. Церемониал. Однажды такой плащ я видела на отце. Тогда я тоже пришла в ужас при виде него.

Мы ничего не предпринимали. Визитер не шевелился, а я не то что не двигалась, даже почти не дышала. И у этого человека было передо мной преимущество. Он видел мое лицо, искаженное ужасом, а я его – нет.

«Его».

Это был мужчина. Рост и телосложение его выдавали. Еще одна причина закричать, если бы я могла выдавить хоть звук. Где сейчас брат, когда он так нужен?

Я смотрела на мужчину широко распахнутыми глазами, когда он шагнул ко мне. Его лица коснулся луч света. Но так вид незнакомца стал еще более устрашающим, поскольку я увидела черную полумаску, которая смотрелась на лице чужеродной.

– Чт... что...

– Айви Морено.

Мне показалось, что от этого глубокого тембра по спине будто провели холодными костлявыми пальцами. Я вздрогнула. Прикосновение дьявола. Так говорила сестра Мэри-Энтони о подобных ощущениях. Я по привычке перекрестилась.

Незнакомец при виде этого жеста рассмеялся. Отвратительный смех. Короткий, злой, полный жестокости.

Я протерла глаза, желая проснуться, но когда снова раскрыла их, мужчина по-прежнему стоял в моей комнате. Уже гораздо ближе к кровати.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Ты не помнишь меня, Айви? Я не произвел тогда впечатления? Это обидно.

– Я... Я не знаю...

– Ты станешь моей женой, – продолжил мужчина, словно мое бормотание послужило ему достаточным ответом. – Было бы странно, если бы я не знал твоего имени. Тебе так не кажется?

«Женой?»

Я осмотрела его внимательнее. Сантьяго де ла Росса? Но почему на нем плащ? А маска? Такие наряды служили церемониальным целям. Мужчины из семей основателей одевались так, лишь когда того требовали традиции. Кто-то одолжил моему отцу плащ, когда он должен был присутствовать на подобном мероприятии. Я до сих пор помнила его волнение, и наш с сестрой ужас при виде папы.

Но был и более насущный вопрос. Какого черта Сантьяго де ла Росса делал в моей комнате посреди ночи?

Затем я вспомнила голос Абеля в коридоре. И то, как разозлилась, что брат шумел и разбудил меня.

«Значит, Абель впустил его?»

– Чего ты хочешь? – спросила я.

Сантьяго блуждал по мне взглядом, и я оглядела себя. На мне были лишь футболка и трусики, одна нога на кровати, вторая чуть свисала. Я тут же забралась под одеяло.

– Не стоит, – сказал он, шагнув ближе к кровати и схватился за край одеяла, немного стянув его с меня. – Я пришел кое-что дать тебе.

Когда Сантьяго подошел к краю кровати, я сильнее вжалась в стену. Он на мгновение остановился, рассматривая богато украшенную розовую раму.

– Немного по-детски, не находишь?

– Что тебе от меня нужно?

Сантьяго посмотрел на меня сверху-вниз, и я увидела – или же вообразила себе – его усмешку. Словно в меня всматривался скелет. Я отползла в угол.

– О, так с будущим мужем себя вести нельзя, милая Айви, – он сел на кровать и придвинулся ближе.

– Что ты хочешь? – воскликнула я довольно громко, подумав, что Абель мог услышать и прийти на помощь.

Но ничего не произошло. Никто не спешил в мою комнату. Я по-прежнему оставалась наедине с этим мужчиной.

Сантьяго шумно выдохнул, словно был разочарован во мне, а потом протянул руку и коснулся моей щеки кончиками пальцев, затем скользнул ими ниже по шее, где бешено пульсировала вена от учащенного пульса.

Я вжалась затылком в стену.

«Я сплю. Должна спать. Но почему тогда ночной гость так реален?»

– Что тебе нужно? – спросила я снова, на этот раз куда тише и испуганнее.

– Я уже говорил, – начал он своим низким и глубоким голосом.

Сантьяго взял меня за руку и потянул к себе, зажав, словно тисками. Его кожа оказалась ледяной. Может, меня все-таки навестил жнец.

– У меня кое-что есть для тебя.

Он развернул мою ладонь, а потом полез в карман, после чего я в шокированном молчании наблюдала, как Сантьяго надевал мне кольцо на палец.

– Что...

Оно оказалось слишком тугим, но Сантьяго не остановился, пока не натянул его мне на палец до сустава.

– Вот так, – он выпустил меня.

Я тут же отдернула руку и посмотрела на нее. На кольце сиял большой каплевидный темный камень, удерживаемый какими-то скелетоподобными пальцами. Словно костями. Я бросила взгляд на Сантьяго, а потом попыталась стянуть кольцо.

– Бесполезно, – прокомментировал он, наблюдая за мной.

Однако я все равно продолжила попытки. Я не хотела его. Вообще ничего из этого. Когда Сантьяго поднялся, я могла поклясться, что снова увидела ту самую улыбку. Улыбку мертвеца.

Кровь, видимо, отлила от головы, зрение затуманилось, а комната стала вращаться.

– Отныне ты принадлежишь мне, Айви Морено. К лучшему это или худшему. Пока смерть не разлучит нас.

Айви

Я проснулась ничуть не отдохнувшей. Посмотрела на полоску света, лившегося из окна, и поняла, что голова трещала.

Запаниковав, я поспешила проверить время. Я не хотела пропустить отъезд Эванжелины в школу. Сейчас половина восьмого. Пятница. Значит, она должна была садиться в автобус в восемь.

Отбросив одеяло, я торопливо вылезла из постели, но тут же остановилась и опустила взгляд на свою руку, моментально заметив там посторонний предмет.

А потом вернулись воспоминания.

Это был не сон. Неужели я действительно могла на это надеяться?

Я снова села на кровать, сердце бешено заколотилось, а глаза были прикованы к кольцу. С огромным каплевидным камнем. Похоже на бриллиант «соль и перец» [1], насколько я могла судить. А удерживали камень пальцы скелета. Я принялась разглядывать внимательнее. Невероятно сложная и детальная работа. Я снова попыталась стянуть его, поворачивая при этом ладонь, но ничего не вышло.

На ободе было что-то написано. Очевидно, не по-английски: Aeternum. [2]

Ночью в мою комнату приходил Сантьяго де ла Роса.

Он явился отдать мне свое кольцо.

Нет, не отдать. Надеть на палец.

Я помнила, как он выглядел. Что надел тот плащ и закрыл лицо капюшоном. Напугал меня до полусмерти.

Но, может, в этом был смысл.

Я снова взглянула на часы и поняла, что нужно торопиться. Поднявшись, я пошла в ванную.

Разум разрывался от мыслей о ночном визитере, отце и планах Абеля на меня. У папы уже давно начались проблемы со здоровьем. Он не заботился о себе должным образом и злоупотреблял отнюдь не полезными вещами. Я помнила, как врач не раз говорил ему следить за своей диетой, прописывая препараты от холестерина и высокого давления. Уехав в колледж, я его почти не видела, но он говорил, что стал более строго придерживаться диеты и вести себя активнее. Более строго, но так, чтобы еще можно было наслаждаться жизнью, как он говорил. Я бы усмехнулась, но сейчас слишком за него переживала.

Ему только немного за пятьдесят. Слишком молод, чтобы умирать. Я провела с ним так мало времени. А Эванжелина и того меньше в свои тринадцать.

Я могла лишь надеяться, что все не так плохо, как утверждал Абель. И утешать себя мыслью, что узнаю больше, как только поговорю с врачами.

Включив воду, я сняла пижаму и нижнее белье, а потом потянулась за шампунем. Когда бросила взгляд через плечо, посмотрев на себя в зеркало, то заметила синяк на шее. Отпечатки пальцев Абеля. По крайней мере, они не слишком темные, потому мне удастся их скрыть. Хотя, может, мне и не стоило бы.

А вот со скулой дела обстояли хуже, она опухла и посинела.

Окинув взглядом живот и бедра, я нашла и там синяки на разных стадиях. Больно не было. Я уже привыкла к синякам на теле и пыталась обратить все с шутку, когда натыкалась на разные предметы.

Я сказала Абелю, что мое расстройство усиливается под воздействием стресса, и не шутила. Я понятия не имела, как пережить свадьбу с незнакомцем.

Однако я выкинула эту мысль из головы и шагнула в душ. Я поспешно вылила шампунь на голову и стала втирать его, чтобы привести в порядок густую массу темных волос, а затем растерла по телу остатки геля для душа. Покинув ванную, я надела джинсы, решив выбрать нечто универсальное, но это наверняка разозлит маму и Абеля. Первую – поскольку ей самой нравилось соблюдать этикет. Брату же это встанет поперек горла, ведь он просил меня надеть платье. Я заколола волосы, убедившись, чтобы прядь свисала на правый глаз, а затем вышла в коридор и пошла в комнату сестры. И впервые за эти два дня искренне улыбнулась, услышав визг Эванжелины, когда я постучала к ней и распахнула дверь.

– Айви! – она практически прыгнула в мои объятия, и я крепко ее обняла. Моя улыбка стала еще шире.

– Эва! Я так скучала по тебе, – до этого момента я даже не сознавала насколько сильно.

– Я тоже. Господи, я тоже.

Я услышала ее всхлип, а когда отстранилась, заметила, что сестра плакала. Нежная кожа вокруг глаз припухла.

– Я хотела тебе позвонить, но мне не позволили. Мама забрала телефон, – начала Эванжелина, ее улыбка тут же сменилась хмурым выражением, а из глаз полились слезы. – Я хотела рассказать тебе про папу.

– Ш-ш, – я снова притянула ее к себе и обняла. – Все хорошо. Ты не виновата. А я теперь здесь, – мне хотелось как-то ее успокоить, но я не знала, как мое присутствие могло ей помочь.

Мы снова разомкнули объятия, и я заправила ей под шпильку выбившуюся прядь. Монахини не простят ни единого торчащего волоска, даже учитывая обстоятельства.

– Ты в порядке? – спросила я, осматривая ее. Учитывая, как со мной себя вел Абель, я хотела убедиться, что он не поднял руку и на Эву.

– Мне страшно за папу. Мама и Абель ничего не говорят. Хотя я смогу увидеть его после школы.

– Абель обещал отвезти меня к нему сегодня утром. Я поговорю с врачами. Выясню, что происходит, и обязательно расскажу тебе.

Эванжелина кивнула, вытирая слезы.

– Айви? – нерешительно спросила она.

– Да?

– Это правда? Ты выйдешь замуж за того мужчину?

Я не знала, что ей ответить.

– Я слышала, что про него говорят, Айви. Он искалечен. Настоящее чудовище.

– Ты не можешь этого знать.

– Но все знают о взрыве. С тех пор его почти не видели на публике.

Это и мне было известно.

– Ты не можешь за него выйти. Тебе нужно найти какой-то способ избежать этого.

– Все не так просто...

– Эванжелина!

Я вздохнула с облегчением, когда нас прервала мама. Да, до меня доходили те же слухи. Я знала о взрыве, в результате которого погибло так много членов «Общества». При котором не стало отца и брата Сантьяго.

И хотя сам он выжил, невредимым ему остаться не удалось. О случившимся с ним и о том, что Сантьяго сотворил, чтобы скрыть шрамы, ходили разные слухи. Говорили, что он стал жестким и озлобленным.

Я помнила, как закончилась наша с ним первая встреча в кабинете отца. Папа отдал мне купленный им подарок и попросил подарить Сантьяго. Тогда я бросила коробку ему на колени и высказала все, что о нем думала. Я была достаточно зла, чтобы выпалить все, включая, как ненавидела ту школу, в которую меня заставило пойти «Общество». И обвинила во всем его семью, поскольку именно де ла Роса в качестве благодарности отцу за обучение Сантьяго выбили мне там место. И на этом я не остановилась. Заявила тогда, что он мне тоже не нравится.

Сантьяго в ответ лишь усмехнулся. Наверное, я сейчас вспомнила об этом из-за реакции папы. Он пришел в ярость. Сказал, что я вела себя неуважительно. Однако мне показалось, что Сантьяго нашел мою выходку почти забавной.

По правде, я ревновала к нему отца, хотя с самим Сантьяго была даже не знакома. Ревновала, потому что он завладевал вниманием и временем папы.

Неужели теперь я должна была выйти замуж за этого незнакомца? За израненное чудовище, о котором все шептались?

Качнув головой, я отогнала эту мысль. По одной проблеме за раз. Сперва мне нужно было самой увидеть отца. Может, он тоже должен был ко мне поехать, но в последнюю минуту ему стало нехорошо.

– Эванжелина, черт подери! Спускайся немедленно!

Сестра напряглась от окрика матери.

– Если опоздаешь на автобус, сегодня я отвезти тебя не смогу.

– Уверена, у нее запланирована какая-нибудь важная укладка волос или маникюр, – повернулась ко мне Эва. – Или, может, поедет подтягивать лицо, – прошептала она. – Снова.

Мы тихо рассмеялись, но это вышло натянуто.

– Эванжелина!

– Я лучше пойду, – сестра направилась двери, а затем попятилась назад к шкафчику, вытащила оттуда большой «Сникерс» и снова пошла к выходу. – Мама уверяет, что от завтраков я толстею.

– Ты не завтракаешь?

Боже, Эванжелина итак напоминала веточку.

Она пожала плечами.

– Ничего, сейчас меня больше волнуете вы с папой, чем завтраки, – Эва снова пожала плечами. – Я люблю тебя, сестренка. И рада, что ты здесь, хоть и знаю: тебя привезли сюда против желания. Но все равно мне так радостно, что ты снова рядом.

Но надолго ли?

Я вышла из комнаты вместе с ней, наблюдая, как Эва буквально слетела вниз по лестнице. Наша мать стояла в дверях, скрестив на груди руки. Они даже не попрощались друг с другом. Сестра пробежала мимо нее и выскочила на улицу как раз вовремя, поскольку через мгновение к нам завернул автобус.

Мама закрыла входную дверь, и в этот же миг из кабинета отца вышел Абель, прижимая телефон к уху. Он уже занял папин кабинет? Увидев меня, брат посмотрел на часы, а потом закончил разговор.

– Я же сказал тебе надеть платье, – проговорил он, спускаясь на первый этаж.