Текст книги "Белая малина Сборник повестей)"

Автор книги: Музафер Дзасохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

XXXV

В субботу я остался в городе. Дома меня никто не ждет. Когда я навестил село на предыдущей неделе, Дунетхан с важным видом преподнесла мне новость – в воскресенье, говорит, будет экскурсия по лермонтовским местам. Если, говорит, ты нас отпускаешь, я и Бади возьму с собой, учитель уже предупрежден.

Я согласился. Пусть поедут в Пятигорск.

Еще ни разу я не оставался в городе на выходные дни. В общежитиях, кажется, нет ни одной живой души. Те, кто, как и я, не уехали, пошли гулять по проспекту.

Уже давно стемнело, а свет я так и не включил. Тоскливо было у меня на душе. Если из соседних комнат не доносятся веселые голоса, то какое же это общежитие! Кому нужна эта тишина, когда не слышно хлопанья дверей, а из кухни не пахнет жареной картошкой?

Я так привык к сутолоке и шуму, что меня одолела грусть. Словно нечто дорогое, что у меня было, унеслось без спроса. Я вспомнил осенний день, когда Алмахшит увез Нана в горы. Тогда в нашем доме было так же пусто и безмолвно, как сейчас в общежитии.

Многого я еще не умею в жизни. Например, никогда не брался за то, чтобы выстрогать топорище. Это требует большой сноровки от человека.

Я никогда прежде не рисовал. Но в этот вечер взял чистый лист бумаги и карандаш. Я стал рисовать разные лица. Волосы, лоб, нос, подбородок, шея, глаза – и портрет человека готов. И не просто человека, а такого, которого я очень хорошо знаю.

Каждый портрет заставлял меня вспомнить кого-нибудь из нашего села. Вот это, например, наш печник. Очень похож! Как только я понял, что он похож, улыбнулся.

Потом я нарисовал Адабе. Вот чудо-то какое! Прежде я, пожалуй, и цыпленка не мог бы нарисовать. Клянусь, даже художник не мог бы так изобразить Адабе. Ну разве это не Адабе? Глаза его, нос, уши… А подбородок?

Говорят, уродливый мужчина хоть в пастухи, а сгодится. Но он себе и жену такую же нашел, мало сказать некрасивую, страшилище. И все же он ее сильно любит.

Наш сельский шутник Джетагаж однажды сказал Адабе:

– Эх, сосед мой, я три года на фронте был, а такого храбреца, как ты, не встречал.

Адабе понравилась похвала, но вот в чем заключалась его храбрость, он не понял. А Джетагаж – великий хитрец – молчит.

– Это почему ты так говоришь? – поинтересовался Адабе.

Джетагаж без тени улыбки ответил:

– Как же, проснуться среди ночи и увидеть лицо такой жены… Я даже днем боюсь на нее взглянуть…

Адабе, конечно, набросился на Джетагажа, чуть не убил…

Потом я нарисовал Бекмаржу. Хотел было надеть шапку на его голову, да подумал, что он перестанет быть похожим на себя.

Вначале Бекмаржа работал трактористом. Но чинить трактор он так и не научился. Поэтому, когда случалась поломка, он злился, брал в руки громадную кувалду и принимался бить по трактору. Трактор у него, конечно, отняли и перевели в свинопасы.

Вспыльчивость ума ему не прибавляла. Как-то разозлился Бекмаржа, сорвал с головы войлочную шляпу и со злости изорвал ее в клочья.

Спасибо моему карандашу, он помог мне оказаться в Барагуыне и встретиться со старыми знакомыми. Разные люди живут в селе, добрые и злые, шутники и дурни, но все они – мои соседи, мои знакомые. Куда же я от них денусь?

Я отложил карандаш и понял, что неплохо было бы поесть. Хорошо бы пойти в город, в столовую. Но что мне делать в городе без денег? Обычно, возвращаясь из села, я привожу из дома рублей сорок. Не больше. Если больше взять, то все равно я их растрачу. А деньги мы выручили от продажи коровы. Они и так убывают слишком быстро. Денег у меня не было, но хлеб оставался, так что, подумал я, перебьюсь до понедельника. Потом прихвачу у кого-нибудь в долг и дотяну до субботы.

Я решил пойти в библиотеку, чтобы взять томик Коста Хетагурова. Принес книгу и улегся поудобнее на кровати. Только я развернул книгу, как оттуда выпала новенькая двадцатипятирублевая бумажка.

Я не поверил своим глазам. Даже посмотрел на потолок: может, оттуда ее кто-нибудь кинул?

Я взял хрустящую бумажку, посмотрел на свет, как это иногда делают продавцы в магазинах, и, убедившись, что деньги настоящие, решил пойти в библиотеку. Нана не зря, бывало, говорила, что хромой перепелке кормиться и ветер помогает. Спасибо писателю, даже и после смерти он оказывает людям помощь.

Наверное, хозяин ищет деньги сейчас где-нибудь в другом месте? Не хочу я, чтобы меня кто-нибудь проклинал. Лучше скажу библиотекарше, может быть, и хозяин отыщется.

Но библиотекарша сказала, что книга получена недавно и еще никто ее не брал. Вот так номер!

Ну и отлично, решил я. Раз хозяина у денег нет, я быстро найду им применение. И направился в четвертую столовую.

Эта та столовая, где летом вместо шницеля я просил дать мне… канцелярию. Удивительно, но женщина, работающая в раздаточной, запомнила меня. Она вовсе и не такая сварливая, как мне тогда показалось, а очень добрая женщина. Я заметил, что полные люди почти всегда доброжелательны.

И она теперь всегда мне улыбается, подавая полную тарелку супа.

Как только я перешагнул порог столовой, моя давняя знакомая тут же улыбнулась. Я сказал «знакомая», а сам даже имени ее не знаю. Надо бы спросить, но как-то неловко.

– Как дела, канцелярия?

– Хотелось бы улучшений, – отвечал я шутливо.

– Сейчас дела улучшатся. Что твоя душа желает? Наверное, котлеты с макаронами?

– Да.

– Тогда почему же ты когда-то попросил у меня канцелярию?

– Я и тогда хотел взять котлеты, а они кончились…

Прав мой друг Темырцы. После обеда он обычно говорит: опять мне захотелось жить. Ведь вот как бывает: у голодного человека от мыслей голова может распухнуть, а поешь плотно, и мысли улетучиваются.

Из столовой я пошел в парк имени Коста Хетагурова. Сегодня писатель меня крепко выручил. Вот я и решил побродить в парке, который назван в его честь.

Тереку было тесно в своих берегах. Удивительная все же особенность у рек. Мчатся они к морю и ночью и днем и всегда отыскивают свой путь. Обрушиваются с горных вершин и устремляются навстречу объятиям морских волн.

Человек мне напоминает реку. Он знает, что, сколько бы ни прожил на свете, наступит предел и его жизни. Но он спешит, не останавливается, все время торопит будущее. А пожалуй, это и хорошо! Младшие приходят на смену старшим. Слава одних доходит до других. Если бы этого не было, жизнь бы, наверное, давно прервалась. Если не будет Терека, если высохнут другие реки, впадающие в Каспий, море превратится в огромную пустыню и безжизненную котловину и такими же пустынными и безжизненными будут земли вокруг Каспия.

Пусть Терек, играя волнами, всегда устремляется к морю. И пусть горные и степные ручьи никогда не дадут ему обмелеть.

Я не был в селе всего две недели, а мне показалось, что прошла вечность. Дорога к дому была мне знакома до мелочей, но теперь степь стала белой, как покрывало. В прошлый мой приезд еще черные борозды проглядывали, подобно уставшим волнам. Теперь снег сгладил их, и редко где проглядывала полоска черной земли. Но там, где виднелась земля, зеленела трава.

Издали я услышал знакомый лай. Ну, предположим, ночью пес узнает меня по звукам шагов, а как все же он чует меня на большом расстоянии? Вот и сейчас, когда я еще не подошел к дому, он примчался мне навстречу.

Я остановился у дома, будто никогда его не видел. Обычный дом, но знаком он мне и дорог с детства.

Однажды в детстве я прочитал сказку о том, как хорошо было ежу в гостях, угощали его и обхаживали, а он стремился домой. Уговаривал ежа приятель, погости, мол, еще немного, отдохни, но все было напрасно. И так рвался еж домой, что приятель решил своими глазами увидеть, что это за дом такой у ежа. Долго бежал еж, приятель еле поспевал за ним. Наконец, остановился еж возле какого-то колючего куста и воскликнул: «Вот мой дом!..» И с блаженством улегся на сухих листьях.

Наверное, и я похож на того ежа. Признаться, наш крытый домик мне больше по душе, чем многоэтажные дома в городе.

Утром я проснулся раньше своих сестер и решил выгнать скотину. Вчера сестры поздно легли, так пусть хоть отоспятся. Иду по улице, а каждый встречный принимается меня расспрашивать, да еще самым подробным образом. И чувствую я, что сельчане искренне рады мне. Потому каждому рассказываю об институте, о городе. Есть, правда, у меня одна небольшая тайна, но о ней я молчу. Вряд ли она доставит кому-нибудь радость. Дело в том, что раньше в институте надо было учиться четыре года, а теперь прибавили еще один курс. Как же я об этом скажу? Четыре года и без того большой срок, а если год прибавить, все будут огорчены.

Давно я не выгонял скот, но помнил место сбора. Бывало, каждое утро я только и слышал: «Ну-ка, гони телку к дому Фонная!»

Фоннай – это имя моего односельчанина. Напротив их дома был пустырь. Туда-то, едва начиналось утро, люди, покрикивая, начинали гнать скотину. Почему-то скот пригоняли женщины, и потом многие из них так и оставались посудачить у дома. Казалось, не было конца их разговорам да пересудам. Бывало, и солнце уже высоко, а они все еще языками чешут.

Все мне знакомо в селе. Вот магазин… Сколько раз его грабили! Однажды воры пролезли через чердак, а в прошлом году даже подожгли магазин. Из города приехал милиционер с собакой, она пошла по следу, и тот привел к дому, в котором лет пятнадцать никто не жил. Перевернули там все вверх дном, но так ничего и не нашли. Опытные, видимо, были воры.

Прежде чем вернуться домой, я спустился к реке.

Тонкая пленка льда окантовала берег. Летом в реку опускают молоко в канистрах, чтобы оно не прокисло.

В тени белого камня я заметил большую серебристую форель. Прозрачные плавники ее едва заметно дрожали. Наверное, такой рыбы нет и в целом мире. А какая чистая, кристальная вода в нашей реке!

В городе я сдружился со студентами факультета физического воспитания. По утрам они бегали на стадион, и я пристроился к ним. Каждое утро я делал зарядку. И здесь, на реке, я разделся по пояс и умылся ледяной водой. Хорошо! Потом я быстро прошел к дому, прислонился к плетню нашего огорода и посмотрел на голубое небо.

– Так тебя ненадолго хватит, – услышал я чей-то знакомый голос.

Да это же мой старый друг Темиркан!

– Слушай, Казбек, ты человек ученый. Разве плетень зимой нуждается в подпорке?

Темиркан мне очень дорог. Как-никак старый друг!

– Скажи, пожалуйста, где это ты был? – спросил я Темиркана.

– Работать надо, – отвечал Темиркан и вместо того, чтобы подать руку, хлопнул меня по плечу. – Работать надо, без работы, говорят, жизни нет.

Я уже слышал, что Темиркан начал работать трактористом.

– Вчера я отвозил сено на ферму, а трактор мой по дороге заглох. В темноте все равно ничего не увидишь. Оставил трактор в поле, а с утра встал пораньше. Поломка-то совсем пустяковая, как оказалось.

– Никогда бы не подумал, что работа в колхозе тебя так увлечет.

– Ночью я несколько раз просыпался. Вскочил чуть свет. Но я вижу, что и ты от меня не очень-то отстал… – многозначительно глянул на меня Темиркан.

– Откуда это тебе известно?

– Люди мне сообщили.

– Какие люди?

– Те, которые тут недавно проходили.

– Кто же это такие?

– Наши сельчане. Они остались тобой не очень-то довольны.

Я понял, что Темиркан шутит, но не знал, по какому поводу.

– Ты купался в роднике, а люди глядели на тебя так, словно присутствовали на цирковом представлении. Неужели не заметил?

– Нет, не заметил.

– Увлекся купанием. А люди гадали: «Кто это? Кто это?» Наконец одна из женщин сказала: «Да это Казбек. Вот так оно и бывает, когда человеку никто из старших совета мудрого не даст…» Брось, говорят, трактор и пойди внуши своему другу, что следить и ухаживать за ним некому.

Темиркан когда-то принимал меня за слабака. Даже поддразнивал, говоря, что я слабее индюшки, которая только что вылупилась. Теперь, я уверен, ему придется свое мнение изменить.

Но Темиркан осадил меня:

– Если говорить откровенно, я тебя большим храбрецом не считаю. Подумаешь, зимой умылся из родника! Ну и что? Вот вчера, Казбек, я тебя видел во сне. Так во сне было пострашнее.

– С каких это пор, Темиркан, ты стал сны видеть? Помню, раньше они тебя не беспокоили.

– Сны видят только очень занятые люди. Ясно? Так вот, я действительно видел тебя во сне. Мы шли с тобой через бурную реку по узенькому мостику, но внезапно налетел ветер, и моя шапка свалилась в воду. Поверь, я не обратил на это никакого внимания, я хотел быстрее перебраться на другой берег. А ты остался стоять посреди моста. И когда мою шапку закружило в водовороте, ты прямо с моста нырнул в реку… Вот какой сон!

– Как это ты умудряешься так хорошо запоминать сны? У меня, например, сны улетучиваются, как дым.

Мне вспомнился Афай, сосед по общежитию. Его только попроси, он тут же расскажет, какой видел сон. Сны он, между прочим, запоминает намного лучше, чем то, что видит наяву.

– Темиркан, – сказал я, – у меня есть знакомый в городе, его зовут Афай. Он только и знает, что рассказывает о том, что видел во сне. Он учится на историческом факультете. На четвертом курсе. Так вот какой он видел сон перед экзаменом. Послушай…

Приснилось Афаю, что сидит он на берегу озера и к нему прилетела утка с подбитым крылом. Афай погнался за уткой, хотел ее схватить, а она больно ущипнула его за плечо.

На следующий день Афай сдавал экзамен по истории. Учитель сильно прихрамывал. Как и всегда, Афай пришел на экзамен с карманами, полными шпаргалок. Он их готовил заранее, писал на длинных листочках и делал из них «гармошки».

Афай пристроился в самом дальнем углу. Это-то его и погубило. Он думал, что, пока учитель, прихрамывая, подойдет, можно будет прочитать шпаргалку.

Только Афай вытащил шпаргалку, как преподаватель мгновенно оказался рядом. Выхватил из рук сложенную гармошкой шпаргалку и стал кричать. Если бы студенты не вступились за Афая, преподаватель наверняка выгнал бы его из аудитории. Ну и потерзал Афая преподаватель, десять вопросов ему задал, а в конце концов поставил тройку.

Вот тебе и утка с подбитым крылом!

– Как бы и твой сон, Темиркан, не оказался таким же вещим, как у Афая, – закончил я, многозначительно глянув на старого друга.

– Никакого Афая знать не хочу, пойдем-ка лучше домой.

Дома у нас была гостья, соседка Мадинат. Теперь, как только я приезжаю домой, она заходит меня проведать. Я понимаю, почему Мадинат так внимательна. Она собирается вновь поступать в институт, и потому у нее много вопросов. Летом бедняжке не повезло: она провалилась на экзаменах в сельхозинститут. Мадинат хочет стать зоотехником. Я бы никогда не подумал, что Мадинат выберет такую специальность. Она даже овец боится. А теперь гляньте на Мадинат, она собирается стать зоотехником.

Недавно мой сосед по общежитию Афай познакомил меня со своими друзьями-односельчанами. Они учатся в сельхозинституте на зоотехническом факультете. Я рассказал об этом Мадинат, и теперь, лишь только я прибываю из города, она уже на пороге нашего дома.

Но сегодня я нашел Мадинат необычайно молчаливой. Никаких вопросов она мне не задавала. Должно быть, это из-за Темиркана. Я знаю, что он ей нравится. Видимо, она не ожидала увидеть его вместе со мной и растерялась.

Заметил я, что и Темиркан приумолк. А может быть, для пятерых наша комната оказалась слишком тесной, и это тоже сыграло свою роль.

Зато Бади бросилась к Темиркану, и он ей крепко пожал руку. Да так крепко, что лицо Бади сморщилось от боли и она чуть было не заплакала. Но руку не выпустила из ладони Темиркана, игра эта ей понравилась.

Мадинат схватила Бади и оттащила ее от Темиркана.

– Что же ты, как медведь! Нашел с кем мериться силой! – строгим тоном сказала Мадинат. – Смотри, как у нее покраснела рука!

– Разве тебе больно, Бади? – спросил Темиркан.

Бади ударила Темиркана по руке.

– А тебе больно?

– Нет, не больно.

– Ну, так и мне не больно.

– Тогда за что же нас соседка ругает?

Мадинат-то, оказывается, хитрая. А Темиркан! Нет, от меня им скрыть ничего не удастся…

XXXVI

Не люблю я встречаться с Асланджери. Я злюсь, а он улыбается. Мне думается, он это специально делает, будто говорит, что знает, как ко мне относится Земфира. Но позволь, тебе тоже следовало бы знать, как я к ней отношусь.

Вчера я вошел в трамвайный вагон и встретился с Асланджери.

Он сразу же стал рассказывать мне о своих новостях:

– Я познакомился с замечательной девушкой. Мы в кино с ней ходили. Потом я проводил ее домой.

Сердце у меня дрогнуло. Про себя я подумал: «Знакомься с кем хочешь, но только не бегай за Земфирой».

Мы сошли на остановке у общежития и неожиданно повстречали Земфиру. Она шла с подружками, и они не заметили нас.

Асланджери оглянулся им вслед.

– Нет, никто с Земфирой не может сравниться.

Я напомнил ему, что он только недавно познакомился с замечательной девушкой.

– Казбек, дорогой, не смеши меня. У настоящего парня всегда есть замечательные девушки. Но ведь жениться-то он думает только на одной.

– То есть как?

– А ты никогда не слышал пословицу: пирог – для еды, пирожок – для игры?

Хорошо, что Асланджери живет на первом этаже, а мне надо подниматься на четвертый. Наконец-то я избавился от него. А еще говорит, что пирог для еды, а пирожок для игры. Интересно бы узнать, кто для него Земфира – пирог или пирожок? Что за человек! Только настроение может испортить. Если бы Земфира услышала эти слова!

Теперь, когда я близко познакомился с Асланджери, то стал держать голову выше. Не зря Нана говорила, что враг помогает стать настоящим мужчиной. Мне Асланджери тоже кое в чем помог. Никаких хороших качеств, признаюсь, я в нем не обнаружил, а его недостаткам следовать не собирался. Тем более и Земфире не нравится Асланджери. Несколько раз я при ней заводил о нем разговор. Плохого слова о нем я никогда не произнес – это было бы нечестно. Но стоило мне лишь упомянуть его имя, как Земфира недовольно погрозила мне.

Студенты уважают Земфиру. И мне о ней то и дело добрые слова говорят. Будто я сам до сих пор не понял, что она самая хорошая девушка на свете.

Мне, конечно, эти разговоры приятны. Да и Земфира их слышит. А разговоры всегда свое дело делают. Но в то же время я начинаю беспокоиться. Мне хотелось бы, чтобы никто вокруг не замечал, что Земфира такая славная девушка.

Правда, соседка Земфиры – я это тоже заметил – нет-нет да и бросит на нее тень. Как-то собрались мы в общежитии, а она говорит:

– Ну, что вы Земфиру нахваливаете? Посмотрите на ее губы…

Земфира любит пошутить. Она тотчас рассмеялась:

– Посмотрите, посмотрите…

Я и раньше замечал, что улыбается Земфира по-особому, не так, как все, но так до конца и не смог разобраться, что к чему…

Я пришел в комнату, быстро переоделся и выглянул в коридор. Я ждал, что к соседке придет Земфира. Она и в самом деле скоро появилась, и они вместе с подругой отправились на кухню. Я тоже хотел пойти вслед за ними, но меня опередил неизвестно откуда взявшийся Асланджери. Как я понял, он, конечно же, пожаловал из-за Земфиры. Да, кстати, теперь ежика у него на голове не было, он остригся наголо. Надо же такое, постричься зимой! Но он всем сообщил, что вступил в борцовскую секцию и тренер велел им постричься наголо.

Анкал, мой сосед, тоже вышел в коридор, и в этот момент Асланджери выскочил из кухни. Я так и знал, что он долго там не задержится.

Асланджери хотел было пройти мимо нас. Но я уже знал, что Анкал три года учился с ним вместе в одной школе. Только Анкал обогнал его на целых два класса. К тому же Асланджери только спустя год после окончания школы поступил в институт, вот почему, будучи одногодками, они оказались на разных курсах.

Анкал встал на пути Асланджери и дружески шлепнул его по голове.

– Лысой башке – три удара!

Асланджери вырвался и побежал вниз по лестнице.

Анкал тихо сказал:

– Ты видел его шею?

– А что такое?

– Обрати внимание, у него на шее шрам!

Я успел заметить белый шрам на его шее. Шрам блестел, словно его натерли маслом.

– Откуда этот шрам? – спросил я Анкала.

– Мы учились с ним в шестом классе. Давно это было… Поссорились из-за чего-то и подрались. Побили друг друга основательно, я подставил ему ножку, он оказался внизу. Тут я услышал крики ребят:

– Ты разбил ему голову!

Я испугался, увидев окровавленную голову Асланджери, и тут же вскочил на ноги. В руке у него блеснул перочинный нож.

Оказалось, когда я его повалил на землю, он сам себя нечаянно порезал. Рана, к счастью, оказалась неглубокой. Вот такой был случай. Только ты никому об этом не рассказывай…

Слова Анкала меня обидели. Неужели он считает меня болтуном? Тогда лучше бы молчал.

– Ты что, меня за ребенка принимаешь?!

– А то некрасиво получится… – извиняющимся голосом проговорил Анкал. – Скажет, что я хвастаюсь…

– Анкал, ты же меня хорошо знаешь…

– Пожалуйста, не принимай мои слова близко к сердцу, я не хотел тебя обидеть, – сказал Анкал. – Лучше я десять раз поругаюсь с Асланджери, чем буду обижать тебя. А он – вылитый отец. И такой же бабник. Впрочем, пошли в комнату.

Слова Анкала меня крайне удивили. И прежде Асланджери был для меня как заноза в глазу, хотя для этого будто бы и не было особых причин, а теперь я и вовсе не хотел с ним знаться.

– Гляжу я на него, – сказал Анкал, – так он, словно задиристый баран, на месте не стоит. То за одной девушкой начинает бегать, то за другой.

Анкал прилег на кровать. Какое-то время он лежал, подложив руки под голову, потом, словно что-то вспомнив, вскочил на ноги.

– А теперь злой черт натравил его на Земфиру.

Меня будто током ударило. Я считал, что Анкал ни о чем не подозревает, но оказалось, что это не совсем так.

– Земфира, – тихо произнес Анкал, – для меня как родная сестра, единственная сестра. Асланджери же точно головешка: не обожжет, так запачкает. Недавно я все напрямик выложил Земфире. Впрочем, она и сама умная девушка, в моих советах не нуждается. Но я ей все равно сказал. В таком возрасте девушкам надо давать советы.

Анкала студенты считают умным человеком. Он старше меня всего на три года, но может наставить на правильный путь человека. Тут вспомнились мне слова Нана. Однажды она собралась в горы. До Ардона шла пешком, а на полдороге возле нее остановилась грузовая машина. Парень, сидевший в кабине рядом с шофером, уступил ей место, а сам полез в кузов. Довезли Нана прямо до ворот дома Алмахшита. Вернувшись домой в село, она рассказала об этом случае знакомым. Всякий раз бабушка заканчивала рассказ такими словами: «Интересно, от каких родителей рождаются такие уважительные люди?!»