Текст книги "Белая малина Сборник повестей)"
Автор книги: Музафер Дзасохов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)
– А ты думал? Знал бы, как я ждала!
Я принялся распаковывать багаж.
– Бади, ты что любишь больше – конфеты или печенье?
Научилась быть скромницей – молчит, застеснявшись.
– Если разучилась говорить, вот тебе и конфеты, и печенье.
Обеим сестрам я привез по одинаковому отрезу на платье.
– И знаете, где купил? В Оренбурге.
– О! – воскликнула Бади. – И далеко этот Оренбург?
– Так-то вы изучаете географию? Очень далеко. А где Урал, знаешь?
– Да…
– Так вот – он рядом.
XVI
Невозможно было не отправиться в горы. Без поддержки Алмахшита я не в состоянии принять столько решений, сколько свалилось на мою голову. Да и просто не имел права принимать их без него, самого близкого нам человека.
Вся многочисленная семья оказалась на месте, кроме самого Алмахшита. Когда я увидел здесь и Нана, почувствовал что-то вроде ревности. Словно она, охладев сердцем, изменила нашей семье.
– Смелей, не стой у порога, как незваный гость! – с мягкой улыбкой сказала она.
Я приблизился к ее постели, бережно взял протянутую ладошку.
– Слава тебе Господи, что вернулся живым и невредимым. А как девочки?
– В здравии.
Она так подробно, в деталях, расспрашивала о моей поездке, что я диву давался. Что только ее не интересовало: живут ли там осетины, какова степная земля, что может на ней уродиться? И больше всего изумилась, узнав, что там не было гор.
– Как хорошо, что у Дунетхан все вышло без сучка и задоринки… Вот как Бади одна будет жить, ума не приложу… С минуты на минуту и Гаги должен появиться.
На веранде скрипнули половицы.
– Кажется, он…
В двери показался Алмахшит.
– О! Какой у нас гость!
Я поспешил навстречу. Обменялись крепкими рукопожатиями.
– Давай рассказывай, выкладывай новости. Ну как – покорил целину? Все залежи перепахал?
– Знал бы, какое раздолье там, сколько плодородной земли!
– И до сих пор ни у кого руки не доходили до нее?
– Веками степь лежала нераспаханная.
Когда перешли к делам собственным, разговор сбился.
– Бади говорит, что не побоится и одной оставаться, – сказал я.
– У-у-ух! – глубоко выдохнул Алмахшит. – Нет, нельзя допустить, чтобы девчушка оставалась одна.
– Да и я так думаю.
– За такую девочку всегда беспокойства хватает, а тут одна… Как можно допустить такое!
– Хоть бы сюда перебралась, что ли, – вставила Нана. – Дом дяди не чужой для нее.
Но у Алмахшита семья – рота целая: четыре дочки и четыре сына. Да еще жена и мать его, Нана. Боюсь, не будет здесь Бади спокойнее. Ясно это и Алмахшиту, а то не прикинулся бы глухим в ответ на слова Нана.
– А чем худо было бы ей в интернате? – спросил Алмахшит таким тоном, словно и сам не верил, что там может быть хорошо. – Живут же там и такие, у кого есть мать… и отец… И Бади сможет…
– Это о каком интернате идет речь? – поинтересовался я.
– В Цуалы – рядышком. Вон под той горой, внизу. И к нам бы прибегала. Мы и присмотрели бы за ней…
В тот же вечер я вернулся домой, так и не договорившись ни о чем определенном. Да и трудно было решить без самой Бади. Когда я отправлялся в горы, об интернате и не заикались. Сам-то я подумывал о подобном варианте, но при этом имел в виду интернат в городе, чтобы мы трое были в одном месте. И потом один Бог знает, найдется ли там место для нее. А без желания самой Бади вообще ничего не предпримешь. Хотя меня она слушается, и больше того – готова по первому моему слову в огонь и воду, но я-то не могу самолично, не считаясь с ее желанием, решать ее судьбу. Сама из родного дома она не собирается уходить. Так смогу ли я выдворить ее насильно или хотя бы вынуждать к этому?
Обе сестры знали о цели моей поездки и с нетерпением ждали меня. Я без обиняков выложил им все, да и зачем было утаивать правду. Бади расплакалась. Больше всего ее мучила мысль, что дом наш превратится в опустевшее гнездо. Себя ей тоже было жалко: мы-то все в сияющем огнями городе жить будем, а ей суждено прозябать в этой глухомани среди гор.
– Если тебе там не понравится и очень уж затоскуешь, я незамедлительно заберу тебя оттуда, – успокаивал я ее, не зная, что можно предложить еще в данной ситуации.
Она, разумеется, понимала, в какой переплет мы попали и что иного выхода пока не предвидится. Но внутренне ей было трудно смириться, и она мучилась. Да и нам было не легче. Разве есть что-нибудь дороже сердцу, чем родной порог, чем родительский дом! А она вынуждена покидать его. Заколоченные наглухо окна, амбарные замки на дверях – кровь стынет, когда представишь себе такую грустную картину… Будут ли называть наш необитаемый дом «домом таких-то» или он станет «домом, в котором жили такие-то»?
Что оставалось Бади – она согласилась. Но сказала, как отрезала:
– Если не будете навещать меня каждое воскресенье, убегу. Если вы не появитесь хотя бы в одно воскресенье, в понедельник меня там не будет!
Как и договорились с Алмахшитом, мы стали строить планы, куда девать домашнюю живность. С коровой дело посложнее, и пусть оно потерпит. С козой же и овцой тянуть нечего. Говорят, покупать хлеб – это дорого, а вот продавать – дешево. Так и у нас. Когда обзаводились скотинкой, на базаре она стоила дорого. А когда подоспела пора сбывать ее с рук, цены упали ниже некуда. Темиркан недавно побывал на базаре в Христиановском и рассказал, что за овцу больше четырехсот рублей не дадут. Может, говорит, чуть позже, ближе к праздникам, скот подорожает, но нам-то ждать некогда. Не зря Нана повторяет, что у бедняка и дорогую-то вещь только по дешевке купят.
В ближайшее воскресенье мы с Темирканом снарядились на базар. До Джермецыкка козу и овцу мы чуть ли не волокли за собой, а потом привязали их одну к другой и погнали впереди себя.
Темиркан оказался прав: за отменно откормленную овцу мы выручили лишь триста восемьдесят рублей – считай, чуть не задаром отдали.
Удивительное это дело – торговать. Продавец набивает цену, покупатель сбавляет. Откуда только у покупателей столько замечаний и придирок набирается?! А продавец где столько слов находит, чтобы расхвалить свой товар, лицом показать? У покупателя и у продавца цели разные: один метит купить подешевле, другой сбыть подороже. На этот раз в выигрыше оказался покупатель. Еще по дороге на базар за овцу нам давали четыреста рублей, но ударить по рукам мы не решились. Не послушались мы житейской мудрости: какую цену первой предложат, за ту и отдай… А козу – ту и вовсе за триста рублей уступили.
Бади не решалась сама забрать свои документы из школы, и мы отправились туда вдвоем. Директор не мог успокоиться, пока не выспросил все подробности и не разузнал всю подноготную. Лишь после этого велел секретарше принести документы Бади.
– Если там не слюбится-стерпится, возвращайся без стеснения: всегда рады принять назад, – говорил он, провожая нас до самого выхода.
В тот же день мы прибыли в Цуалы. Директор интерната был другом Алмахшита.
– Привел к тебе племянницу, – начал Алмахшит. – Очень хорошая девочка. Ей еще два года надо учиться. Присмотри за ней.
Просмотрев бумаги, директор удовлетворенно сказал:
– Отметки хорошие. В этой школе требования высокие. Если там она училась успешно, значит, у нас будет среди лучших учеников.
Он вызвал воспитательницу, которая провела нас в общежитие, показала Бади комнату, где она будет жить вместе с другими девочками. При этом воспитательница сочла нужным заметить, что девочки эти из хороших семей.
Бади настояла, что проводит меня. Когда я садился в автобус, она вновь затараторила:
– Приезжайте в воскресенье. Помни, буду очень ждать…
Автобус тронулся, вдруг какая-то женщина, спускавшаяся с горы, принялась махать руками и что-то кричать. Шофер обождал ее. Я заметил слезы в глазах Бади. Про себя досадовал на опоздавшую к автобусу женщину, которая спешила к остановке. Не остановись автобус, мне не пришлось бы видеть эти слезы и не возвращался бы я домой в подавленном настроении.
Дом наш будто ослеп. Когда Дунетхан одна в доме, никогда не зажжет лампу. Сидит в темноте и терпеливо ждет. Странная привычка. Я намеревался возвратиться засветло, но не получилось. Дунетхан сидит опять в темноте, и попробуй узнай, о чем она думает. Войти в дом без стука – напугается, постучать – еще хуже. Однажды, когда она была еще маленькой, я как-то, спрятавшись за углом, пугнул ее в шутку. С тех пор она стала очень боязливой. Хорошо еще, заикой не стала. Хоть бы Хуыбырш залаял. Так нет, он еще издали узнал меня по походке и только ластится, подпрыгивая от восторга. Я решил громко поругать его. Но без толку; никто не выглянул.
С улицы послышался шум. Хуыбырш ошалело залаял, да я еще подзадорил его. А он и рад стараться. Лает, рвется, словно с цепи сорвался.
И тут распахнулась дверь.
– Казбек?
– Он самый!
– Да ну тебя – я так напугалась!
– Чего?
– Думала, другой кто! Где ты пропадал? А Бади там осталась?
– Не на полдороге же, там, конечно.
– И она не запросилась домой?
– Плакала… от радости.
– Ври больше! Бедняжечка моя!..
– И никакая не бедняжечка! Там же не сироты живут, у всех есть отцы и матери. Ребятам там очень нравится, не выгонишь, – хорохорюсь я, чтобы приободрить Дунетхан.
– Даже и такие есть?
– Сколько угодно. Ведь не во всех селах есть десятилетки. Поэтому многие заканчивают десятилетку в интернате. И там вовсе не плохо.
– Что еще она сказала? Для меня ничего не передавала?
– Только просила, чтобы в воскресенье ее навестили…
– Чур, и я с тобой!
– Нет. Давай навещать по очереди.
Вопрос с коровой еще не был решен. Корова у нас была замечательной, только мечтать можно – молока давала много, домой из стада сама являлась, теленка вовремя отвадила сосать. Мы с ней никаких забот не знали, а вот теперь вынуждены избавляться от этой чудо-коровы. Как это сделать – ума не приложу.
Утром я выгнал ее со двора пастись и повстречал Бимболата. Он был в курсе наших дел и, увидев меня, спросил, как они идут. Я не мог не поделиться с ним первейшей своей заботой: куда деть корову?
– Пока не надо продавать ее.
– Как же быть? Кто будет присматривать за ней?
– Оставьте у нас. Эту зиму как-нибудь переживем. Прокормим вашей кукурузой, стеблями… Хоть сыром моя хозяйка вас обеспечит. В городе-то все дорого, как бы без коровы-то не запели ваши финансы печальные романсы. А летом, на каникулы, небось сюда же?
Прав Бимболат. Чем не вариант? Однако… Мы и так в неоплатном долгу перед ним… А теперь вновь утруждать, и не только его самого, но и его семью?
– Ну, что ты на это скажешь, Казбек?
– Лучшего-то и не придумать, но…
– Что «но»?
– Да ведь всю жизнь на вашей шее висим…
– Брось ты это! Послушай – дело ведь говорю.
Короче – отвел я корову к Бимболату. И двор наш совсем опустел. Из четвероногих остался один Хуыбырш. Даже кур и тех не осталось. А Хуыбырш то в курятник шмыгнет, то в стойло – выходит оттуда растерянный и вопрошающе смотрит на меня. Как развеять его недоумение? Да и само-го-то его куда девать? Жаль его. И как не пожалеть – ведь живая душа. Эх, Хуыбырш, Хуыбырш… Так ничего не придумав, зашел к Темиркану:
– Не знаю, как и начать…
– Что-то не припомню тебя таким робким.
– Я… Это…
– Ну-ну, рожай… Я слушаю.
– Как же с Хуыбыршем-то?
– С Хуыбыршем? А что с ним?
– Да с голоду помрет и… друг наш был верный в трудную годину. А теперь, значит, предать его, бросить… Станет бездомным, будет бродяжничать, побираться у чужих ворот. Люди нас проклинать будут из жалости к Хуыбыршу…
– И что же ты надумал?
– А ты не хочешь взять его к себе?
– Если доверишь, почему бы и нет. Правда, собак держать никогда не приходилось…
– Хуыбырш, он толковый. Только привязать бы его да подержать, пока не привыкнет. Вообще-то он не чета другим – по улицам не болтается, границ своих владений придерживался четко.
– Когда забрать можно?
– Сам приведу его, тебе не дастся…
Да и мне удалось это с трудом. До угла рядом бежал, но стоило свернуть к дому Бимболата, как уперся, замахал хвостом, всем видом показывая, что шутки он понимает, но всему должен быть предел. Я допускал подобный оборот дела и потому запасся веревочкой. Привязал его за шею и с помощью ласки сумел довести до места. Увидев Темиркана, Хуыбырш приветливо помахал хвостом.
– Сюда веди. Под сарай.
Собака доверяла мне и пока, видимо, ничего не подозревала. Я привязал ее к столбику.
– Хуыбырш, Хуыбырш… Хороший пес! – ласково приговаривал Темиркан.
Собака нехотя виляет хвостом, вопросительно поглядывая на меня, словно ожидая подсказки относительно ее дальнейшего поведения.
– Ничего. Привыкнет, – сдавленно произнес я, стараясь больше обнадежить себя, чем ее будущего хозяина.
Хуыбырш рванулся следом за мной, но веревка отдернула его назад. Он жалобно заскулил, будто запричитал. Я еле сдерживал себя, чтобы не вернуться.
– Иди, иди, не дразни его больше, – подтолкнул меня Темиркан и вышел следом за мной в калитку.
– Когда едешь?
– У нас с Дунетхан через три дня начинаются занятия, но, видимо, мы не успеем собраться…
– Это почему же?
– Да вот не знаю, как с пшеницей, заработанной на целине, поступить?
– А что тут голову ломать! Получить, и все.
– А куда я ее дену?
– Соображай…
– Продать бы ее, да…
– А в Ардоне можно ее получить?
– Да.
– Хорошо бы смолоть, так выгоднее. Муку прямо в селе бы расхватали…
– Ясно…
– Тогда чего теряться? У меня дружок в Джермецыкке, попрошу у него машину, получим на элеваторе зерно и отвезем на мельницу – мельник добрый знакомый…
Через день-два Темиркан подъехал на машине. Даже в дом зайти отказался – времени, говорит, в обрез. Только тронулись, как я хлопнул себя по лбу:
– Вот балда!
– Что с тобой?
– Документы-то дома оставил! – распахнул дверцу и стремглав побежал в дом. Обернулся в один миг.
– Дурная примета, – качнул головой Темиркан.
– Ничего – все будет в наилучшем виде! – бодро возразил я. Во мне все ликовало, гордость распирала меня: ведь целый грузовик понадобился, чтобы отвезти заработанную мной пшеницу – не кем-то там, а именно мной заработанную!
На хлебоприемном пункте начальник, ознакомившись с документами, с хитринкой глянул на меня и спросил:
– Это из каких же Таучеловых ты будешь?
Я объяснил. Он удовлетворенно кивнул.
– Ты сын Байма? А меня-то помнишь? Ведь для вашей семьи я не посторонний человек!..
Он припомнил далекие события, когда мы с Дзыцца бывали у них дома, подробно описал дом, улицу. Но я ничего не мог вспомнить. Стоило ему сказать, что во дворе у них растет высоченная дикая груша, как я словно прозрел. Он пригласил нас домой, но Темиркан, поблагодарив за приглашение, отказался, объяснив, что долго задерживаться не может. Тогда начальник попросил рабочих, чтобы они помогли нам затарить зерно в мешки.
На мельнице работал мой старый знакомый. Лет девять прошло, как с соседским мальчонкой мы поймали усача и обменяли на муку у этого самого мельника. Где ему припомнить меня, а я вот сразу признал его. Левый пустой рукав его за поясом, а на багровом мясистом лице жизнерадостно поблескивают глазки.
Конечно, он меня не узнал, зато искренне обрадовался, завидев Темиркана. Трудно разговаривать под шумный грохот жерновов, и они вышли во двор.
– Каким ветром занесло? – спросил мельник.
– Добрым. Давненько тебя не встречал.
– Не темни, Темиркан, и не пудри мозги. Видишь, я и снаружи-то весь в пудре, – засмеялся мельник.
– Ну, и дело к тебе…
– Валяй.
– Вот паренек, – он махнул мне, чтобы я подошел ближе, – этот мой молодой друг нуждается в твоей поддержке.
– К вашим услугам!
– Он на целине заработал больше тонны пшеницы. Как бы поскорее ее смолоть?..
– Уж не завтра ли свадьба? – мельник улыбнулся.
– Нет. Он студент и торопится пока не на свадьбу, а в город, к началу учебы.
– А мы давайте договоримся так. Мука у меня найдется. Вы ее забираете прямо сейчас, а пшеницу… – Он дернул пустым рукавом.
– А еще бы лучше – по-другому, – Темиркан почесал нос и вкрадчиво продолжал. – Коли ты так добр, нашел бы нам и покупателя, а?.. Заберет он муку, а мы налегке по домам…
Мельник снова дернул рукавом:
– Вчера были желающие, да не было муки. Я сказал, чтобы заглянули сегодня. Вот если появятся…
Уж воистину, если повезет, так до конца. Через час-полтора подкатил грузовик, из кабины которого выбрались молодой водитель и крупный мужчина лет пятидесяти, по всей видимости – отец и сын.
– Ну как, чем обрадуешь? – спросил старший, обращаясь к мельнику.
– Кажется, сегодня вам повезло.
– Ну да?
– Вот тут мой друг, – мельник украдкой моргнул Темиркану, – разжился на целине пшеничкой и сюда подбросил тонну…
Мужчина, остерегаясь какого-либо розыгрыша, переспросил:
– Ты всерьез или так, для забавы?
– Я что, похож на скомороха? Хлебом клянусь, так оно и есть.
– Но мне-то не пшеница нужна, а мука.
– Была бы пшеница, а мука будет. Да и готовая есть. Из Кабарды привезли две полные машины зерна. Одну я уже перемолол. Они явятся через неделю – успею и для них намолоть.
Просто не верилось, что все так ладно вышло. Я получил деньги, все еще не веря своему счастью.
– Спрячь, да поглубже, – подтолкнул меня Темиркан.
– Мельника бы… отблагодарить…
Темиркан пожал плечами, но посмотрел на меня, как мне показалось, уважительно. И крикнул мельнику:
– Мы в один миг, сейчас вернемся.
– Да сопутствует вам святой Уастырджи!
Возле магазина Темиркан остановил машину. Подойдя к дверям, мы прочли: «Учет». Вот тебе и на!
– Как же теперь быть? – Темиркан задумался.
Я растерялся. Нельзя же надуть мельника: ведь он отлично понял наш намек. Положим, обойдется он без бутылки, но как я потом себя буду чувствовать? И дома-то, черт возьми, ни капли этого добра.
– Не знаешь, ни у кого араки на продажу не найдется?
В ответ Темиркан заговорщицки улыбнулся, будто вспомнил что. Так оно и есть:
– Лет семь тому назад это произошло, – начал он рассказ. – Я пацаном был, прицепщиком в тракторной бригаде работал. И как-то у мужиков табак кончился. А ты знаешь, что это такое, когда у заядлых курильщиков кончается курево? Папиросочки-то магазинные тут не в счет – от них у трактористов такой кашель, что трактор трясется, плуг подпрыгивает… Последнюю рубаху отдать готовы за самосад «вырви глаз» нашего Дадочки. А тот его на керосин менял. Вот к нему меня и подослали. Он дал мне большой кисет с табачищем и десятилитровую посудину, наказав, чтобы вечером я приволок ее, наполненную керосином.
– Хорошо-хорошо! – и я ринулся в поле.
Как только меня не корили: и лишь за смертью меня только посылать, и долог-то я, как полярная ночь, и так далее и тому подобное. Но стоило им скрутить свои козьи ножки и затянуться, как мир преобразился в их глазах, жизнь похорошела, а я стал их избавителем. И у них вместе с дымом улетучилось из головы, что за табачок-то надо платить – отлить керосина. Беспамятство захлестнуло и меня. Только вечером, споткнувшись об эту пустую посудину, я вспомнил, почему она тут. Внутри у меня похолодело, в голове выкристаллизовалась мысль: и керосина без бригадира не достать, да если бы и достал, так не дотащить отсюда – ведь все уже уехали. У меня в одном месте была припрятана поллитровка с керосином. Я достал эту бутылку, прихватил посудину, пустую, конечно, и направился к лесу. Там наполнил большую посудину водой, а сверху залил керосином. Запах керосиновый есть – и концы в воду, сойдет!
Обрадовался этот Дадочка исполнительному мальчишке! А тому – подавай Бог ноги! И благодарности-то даже не дослушал. Но гроза разразилась в тот же вечер.
То не черная туча надвигалась на нашу улицу – это шел к нашему дому сам Дадочка. Увидев его, я незамедлительно исчез подальше от греха.
– Где твой щенок? – набросился он на мою мать.
Та окаменела.
– Где этот ублюдок, я тебя спрашиваю?
– На тебе же мужская шапка! Как позволяешь себе разговаривать с женщиной?! – возмутилась мать. – Скажи по-человечески, что случилось?
– Где твой сын, который работает прицепщиком?
– Дома.
– Позови его сюда немедленно!
Мать обыскала дом, долго звала меня, да куда там!
– Вот странно: только что был здесь и вдруг запропастился куда-то…
– Не выводок виноват, а волчица, ее и надо истребить! – потрясал он кулачищами над головой матери.
На его вопли сбежались соседи. Они и уняли громовержца. Вот с тех пор я обхожу его дом. Араку купить можно только в этом доме!
– Ничего себе предисловие! Сказал бы сразу…
– Ну как? Идешь к нему?
– Иду. Я же не взаймы прошу, а за наличные!
Взял четвертную бутыль и пошел к Дадочке. Из-за плетня рванулась собака ростом выше теленка.
Вышедший Дадочка утихомирил пса. Узнав, что мне нужно, попросил деньги вперед. Я без лишних слов вручил запрошенную сумму. Он дважды пересчитал их и осторожно опустил в бездонные галифе…
Когда вернулись на мельницу, отец с сыном уже завершили погрузку и готовились в путь. Мельник пригласил и их. Отец выпил стакан этого зелья, поблагодарил, и они, попрощавшись, укатили.
– Спасибо за уважение, всего вам доброго, – сказал довольный мельник, – Добрая арака…
– Ладно, нам пора. Спасибо и тебе, – Темиркан пожал его руку.
Я сделал то же самое.
– Счастливого пути. Не поминайте лихом!..
