Текст книги "Белая малина Сборник повестей)"

Автор книги: Музафер Дзасохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

– На заморенной лошади далеко не ускачешь! – усмехнулся я. – Еще и поступить надо.

Дома встретили меня как именинника. Нана долго разглядывала аттестат, удовлетворенно кивала головой:

– Замечательная бумага! И хрустит, как новенький рубль… Да принесет она тебе счастье, мое солнышко. Поезжай, учись. Дай тебе Бог удачи!

И еще прошла неделя, и я стал собираться. Ох как я вырос в глазах Нана! То одно даст поручение Бади и Дунетхан, то другое: как же, мужчина в доме, надо его снаряжать в дальнюю дорогу. Сестренки не нарадуются на меня, готовы все сделать, что ни попросишь. А что мне собирать? Книги я уложил, документы, бумаги в кармане.

Всего один-единственный раз я был в городе. И хоть бы что-нибудь там увидел интересного – сразу же повернули домой. Ездили вишню продавать. Даже проспект не посмотрели… Не успели выйти из вагона, как густой бас оповестил: «Граждане пассажиры! Камера хранения ручного багажа находится напротив вокзальной площади на улице Маркова». Через минуту опять: «Камера хранения…» Будто люди за тем только и приезжают в город, чтобы узнать, где находится эта камера хранения. А уезжали – опять знакомый бас гудел насчет камеры, которая на улице Маркова.

– Не забудь хлеба взять, – говорит Нана. – Осетин беспечный, о еде на дорогу не позаботится.

– Зачем? Я ж не на край света! Сама говорила, что утром съел, того до вечера хватит.

– Из села в город дорога дальняя, да и там тебя за накрытый стол не посадят. А у тебя еще и ночь впереди.

– Ну, будь что будет. Попаду – хорошо, а нет – мой дом ждет меня.

– Кто так говорил, на полдороге остался. А кто придерживается принципа: «где наша не пропадала!» – своей цели достиг, – отвечает мне Нана. – Или ты думаешь, другие ребята какие-то особенные? И они родились от отца и матери. И их родители ничем не лучше твоих. Почему же они должны обогнать тебя?

Слова Нана всегда подбадривают меня. Вот и сейчас я чувствую себя уверенней.

Мы вышли во двор. И Нана поднялась с постели.

– Да поможет тебе Бог! – донесся из коридора ее голос.

На улице меня ждали Темиркан и Хаматкан. Темиркан сунул мне в карман пять рублей, а Хаматкан подарил бритву – пригодится, сказал. Втроем дошли до Куыройыдона, дальше пошел один.

Пес Хуыбырш весело бежал впереди. Поднявшись на холм, я оглянулся на село, отыскал глазами свой дом. В сравнении с другими сиротливым он мне показался. Камышовая крыша отчетливо виднелась сквозь листву деревьев. По лугу на краю села разбрелось стадо. Вон и наш теленок, я его издали узнал…

Отсюда видна и могила Дзыцца. Была бы жива, не отпустила бы меня одного. Проводила бы до самой станции. Эх, дожила бы она хоть до сегодняшнего дня! Так ждала, когда я закончу школу.

Остались позади колхозные амбары. И Хуыбырш отстал. Стоит посреди дороги, то назад оглянется, то на меня посмотрит грустными глазами. Потом нехотя потрусил домой. Уже не надеялся на мое возвращение…

XXX

Ох уж эти вокзальные радиоголоса! Хотя раньше мне приходилось приезжать в город только один раз, я эти голоса запомнил. Они хриплые, с нотками вечной усталости. Вот и на этот раз я вновь услышал: «Граждане пассажиры! Камера хранения ручного багажа…»

Багажа у меня особого не было. Со старым чемоданчиком и связкой книг в руках я вышел на вокзальную площадь. Шум города меня не смутил. Я остановился и стал прикидывать, как разыскать дом Шаламджери, двоюродного брата матери.

Телефон у меня был записан, но сейчас разгар рабочего дня. Я не был уверен, что застану его дома. И точно – мне ответил женский голос. Раньше чем через месяц не будет Шаламджери. Почему не будет? Да он уехал в другой город, в командировку его послали.

Вот так новость! Через месяц у меня уже закончатся экзамены. А я-то больше всего как раз на него и рассчитывал. Что же мне делать? Ну, одну ночь я еще смогу провести на вокзале, а дальше что?.. Кто это мне позволит околачиваться там в течение целого месяца?..

И тут меня прошиб холодный пот: послезавтра начнутся экзамены, а я еще и документы не сдал.

Да, во что бы то ни стало мне надо разыскать Тепшарыко, другого двоюродного брата матери. Признаться, я его не очень любил. Да и за что его любить? От того, кто собирался отдать нас в детдом – был такой эпизод в жизни, – можно ли ждать хорошего? Но будь что будет. Я знал, что они живут недалеко от осетинской церкви.

Не раз я задавал вопросы прохожим, пока, наконец, не приблизился к осетинской церкви. И в самом деле, дом Тепшарыко мне указали сразу. Но тут я остановился, подумал и вновь вернулся на главную улицу города. Я был голоден, и мне надо было срочно перекусить. Эх, права была Нана, когда советовала прихватить с собой еду.

Я храбро перешагнул порог столовой и увидел там небольшую очередь, всего несколько человек.

Названия блюд оказались мне незнакомыми, и я так ничего и не сумел выбрать.

– Что тебе? – строго спросила меня высокая, краснощекая и полнотелая женщина в белом халате.

Я решил взять то же самое, что и парень, стоявший передо мной. И потому небрежно произнес:

– Дайте мне вот это!

При этом я кивком головы как бы обратил внимание женщины на тарелку в руках парня.

– Котлет больше нет, – резким голосом ответила мне женщина. – Что будешь брать?

Я растерялся.

– Быстрее! Не задерживай, видишь, народ стоит.

– Тогда…

Я хотел назвать блюдо, которое называли другие, но мой язык как-то не слушался, и я сказал так, как для меня было легче:

– Дай мне канцелярию.

– Послушай-ка, хохмач, – женщина скосила на меня глаза.

Я не знал, что такое «хохмач». Но расспрашивать не решился, ибо тут же услышал:

– Хочешь выкобениваться, ищи другое место.

Это слово мне тоже было незнакомо, но тут я услышал сердитые голоса стоявших в очереди. Мне стало стыдно, и я бросился к двери.

У дверей висело меню. Тут-то я и увидел слово «шницель». «Шницель, шницель» – повторял я, словно вспомнил имя старого знакомого. Блюдо, которое я назвал «канцелярией», называлось «шницель»!

Но возвращаться в столовую я не стал. Подумал, что надо и совесть иметь, чтобы вновь беспокоить людей. Вернись я к раздаточной, меня, конечно, сразу бы узнали. Да и есть расхотелось, а потому я пошел к дому Тепшарыко.

Вот это дом, дворец, да и только. За воротами сад, деревья видны из-за высокого забора.

Как только я прикоснулся к ручке двери, послышался лай собаки и загромыхала цепь. Я поспешно отошел в сторону. Не люблю иметь дело с собаками, которых не знаю, а особенно, если они сидят на цепи.

– А ты нажми на звонок, – подсказал старик, проходивший по улице, – не то они тебя и не услышат. Они не всех слышат!

Я увидел черную кнопку звонка и нажал на нее. Я слышал, как зазвенел звонок. Собаку точно шилом кольнуло, она отчаянно рванулась вперед и еще громче загромыхала цепью. Теперь я уже чувствовал ее прерывистое дыхание. Я даже отошел чуть ли не на середину улицы.

– Не бойся ее, – подбодрил меня старик. – Дверь, сам видишь, крепко заперта, да и собака до тебя не дотянется.

– На место! – скомандовал за воротами женский голос, и собака, громыхая цепью, ушла от забора.

Послышался звук отпираемого железного засова. Я думал, что сейчас же дверь откроется, но ошибся. Она запиралась на несколько замков, и с ними надо было повозиться.

Дверь мне открыла девушка. Она была очень маленького роста, хотя на вид ей можно было дать лет девятнадцать, не меньше.

– Кто тебе нужен? – спросила она таким тоном, словно уже заранее знала, что я ошибся адресом.

– Тепшарыко здесь живет?

– Да.

– Вот я к нему.

– Его нет дома. Он придет, вечером, не раньше шести часов. Сегодня он собирался после работы зайти в другой дом.

Оказывается, у Тепшарыко есть еще и другой дом? Пожалуй, мои родственники не из самых бедных, смекнул было я, но девушка подступила с новым вопросом:

– Что передать, когда он придет?

– Скажи, что к нему приходил сын Дзылла…

Лицо девушки потеплело.

– Ты сын Таучеловой? Тогда проходи быстрее в дом.

Девушка оказалась дочерью брата Тепшарыко и хорошо знала мою мать. Об этом она мне сообщила, когда мы проходили по двору.

Ни за что бы не поверил, что в городе может быть такой сад. Ветви яблонь склонялись под тяжестью плодов. Под деревьями были клубничные и овощные грядки. Огород был ухожен, прополот и взрыхлен.

Оказывается, в тот момент, когда я позвонил, девушка поливала огород и теперь озиралась по сторонам, вспоминая, куда это второпях она задевала лейку. Я сразу же приметил лейку, но виду не подал. Тут она сама заметила ее у ворот.

– Мне еще овощи надо полить, – словно оправдываясь передо мной, проговорила девушка и, открыв кран, подставила лейку.

Солнце припекало отчаянно. Я-то хорошо знал, что в это время днем никто огород не поливает. Но одно дело – у нас, а тут город. Может быть, в городе другие порядки?

– Шакар, с кем ты там разговариваешь? – услышал я скрипучий голос, и тотчас на пороге дома появилась старушка.

Девушка, должно быть, не слышала вопроса.

– Я тебя спрашиваю! – строго прикрикнула старушка.

– Что тебе? – нехотя отозвалась девушка.

– Кто к нам пришел?

Я кашлянул. И тотчас старушка обернулась ко мне.

Я объяснил. Старушка выслушала, но даже не спросила меня, как мы живем, ни разу не упомянула имя моей матери. Но тут же задала мне вопрос:

– По какому делу пришел?

Я объяснил. Старушка поинтересовалась:

– А сколько ты в городе пробудешь?

– Как только закончу свои дела, так и уеду.

Мой ответ, видимо, ей понравился. Наверно, про себя решила: чтобы закончить дела, много времени не понадобится. Ведь еще моя бабушка говорила, что на короткий срок человек и змею может к груди прижать.

Внутренняя обстановка дома меня поразила. Таких огромных ковров я, признаться, никогда раньше не видел. На стенах они просто не помещались – ни в ширину, ни в высоту. Видимо, поэтому их с разных сторон подвернули. Шкафы прямо-таки ломились от посуды, а я тогда даже не знал, что она из хрусталя.

Мне вдруг показалось, что все пространство заставлено кроватями, столами, зеркалами и креслами.

Старушка провела меня в комнату и показала на кресло, чем-то напоминающее кровать. Я тут же присел на кресло и пожалел, что сделал это, откуда же мне было знать, что ножек у кресла нет и оно раскачивается, как люлька. Выбраться из кресла я сразу не мог, и хорошо, что появился в это время Тешпарыко.

Он-то меня и вызволил из этой люльки, а сам плюхнулся на мое место. Свободно откинулся назад и спросил, какие у меня цели. Я рассказал все, как есть.

Тепшарыко покачался в кресле, помолчал и заключил:

– Зря ты приехал. Тут городские не могут поступить, а ты на что надеешься?

Я, признаться, и сам когда-то об этом подумывал, но ничто в данный момент не пугало меня.

Мне вдруг отчаянно захотелось во что бы то ни стало поступить учиться. Назло таким вот, как Тепшарыко, который все раскачивался и раскачивался в этом кресле.

Сказать прямо о том, что подумал, я не решился. Впрочем, мне ничего и не надо было говорить. Мои мысли, видимо, были написаны у меня на лице. Потому, пожалуй, и Тепшарыко несколько смягчился:

– Но ты не отчаивайся, надо попытаться, может, и поступишь…

Старушка принесла мне два яблока на тарелке, но я не притронулся к ним. Не нуждаюсь я в этих яблоках. Да у нас летняя яблоня, что растет во дворе, стоит всего сада Тепшарыко.

Я взял учебник и вышел в сад. Думал, начну немедленно готовиться к экзаменам, но в голову, увы, ничего не лезло. Мне казалось, что из-за каждого дерева на меня кто-то посматривает. Да и сами деревья представились мне какими-то необычными. Даже к их веткам я боялся притронуться. Вот прикоснусь вдруг к какой-нибудь ветке, дерево во весь голос закричит.

Что за напасть такая, подумал я, решительно закрыл книгу и посмотрел на небо.

Над городом ползли низкие черные тучи. Должно быть, неистовая полуденная жара была признаком надвигающегося дождя. Откуда-то внезапно налетел ветер. И едва он прошуршал в ветвях, как большая капля коснулась моего лба. Я задрал к небу голову, и другая капля угодила мне прямо в глаз. И тут разгулялся ветер. Я натянул кепку поглубже на глаза, чтобы ее не сдуло, и направился к дому. А между тем здесь все пришло в движение.

Тепшарыко и его мать бросились собирать упавшие на землю яблоки, снимать постиранное белье и то и дело покрикивали на Шакар. Мне, правда, никто и слова не сказал, но эти окрики я, конечно же, принял и на свой счет. Мой приход их не очень-то обрадовал, это я понял по первым словам старушки, но что же мне теперь делать? Если бы не дождь, я бы немедленно отправился на вокзал.

Но куда там, земля и небо обрушились друг на друга. Вот небо сверкнуло, и спустя какое-то мгновение раздался такой грохот, что мне показалось, будто земля раскололась надвое. Еще недавно на дворе было светло, а теперь сразу потемнело.

Шакар зажгла свет, но тотчас Тепшарыко обрушил на нее свой гнев.

– Вот бестолочь, – кричал он. – До каких пор тебя можно учить. Нет, видно, ты так ничего и не поймешь…

Я бы не стерпел такого, хотя и понимал, что ругань Тепшарыко направлена и в мой адрес. Нана, бабушка моя, верно сказала, что возле гостя даже собаку свою бить не положено, не то гость примет все на свой счет.

Утром мы с Тепшарыко направились в педагогический техникум. А что? Техникум – это не так уж и плохо, рассуждал я. Окончу его и стану учителем. Директор нашей школы тоже ведь на первых порах преподавал в начальных классах. А потом, после техникума, когда сестры подрастут, я подумаю о высшем образовании.

С этими мыслями я и перешагнул порог техникума вслед за Тепшарыко. Но уже через две минуты от радужных мыслей моих ничего не осталось. Они рассыпались в прах, как если бы по стеклу ударили камнем.

В техникуме уже десять дней как шли экзамены.

Теперь поневоле мне надо было сделать попытку поступить в институт. Другого выхода не было. Не возвращаться же домой ни с чем. Зачем же тогда ехал в город?

Мы шли по улице с Тепшарыко. Вернее, я шел следом за ним, боясь, что потеряю его из виду. И тут в голове мелькнула неожиданная мысль. Для чего нужен Тепшарыко? Зачем мне вообще сопровождающий? Лишь для того, чтобы сдать документы в институт? Так ведь многие документы по почте присылают…

Я замедлил шаг и стал постепенно отставать от Тепшарыко. Он шел быстро и только однажды оглянулся. Но я спрятался за чью-то спину и нырнул за угол. Вряд ли он захотел бы меня искать.

Итак, я оказался свободным. Постоял, подумал и направился к вокзалу. Ведь я мог до него добраться, никого не спрашивая о дороге. Это во-первых, а во-вторых, я вспомнил, что ребята из нашего села говорили, что от вокзала легко добраться на трамвае до пединститута. Стоит только выйти с вокзала, а там трамвай третий номер, он и довезет.

На трамвайной остановке стояли двое – женщина и девушка. Как я понял, это были мать и дочь, так они похожи друг на друга. Невольно я прислушался к их разговору и понял, что девушка тоже собирается поступать, как и я, в педагогический институт.

Время шло, но трамвай не появлялся.

– Что мы тут ждем, давно бы уже пешком дошли! – сказала девушка и властно потянула мать за рукав.

Мать еще раз посмотрела на дорогу, не идет ли трамвай, и двинулась вперед. Как только они отошли от остановки, я подхватил тяжелую связку книг и отправился за ними, зачем же мне расспрашивать прохожих, если есть те, кто знает дорогу. Я захватил книги из дому, а мои хозяева даже не поинтересовались, куда это я несу их. Ну и хорошо, что не поинтересовались, потому что я еще с вечера решил – в этот дом не вернусь.

Я шагал следом за женщинами (они шли вдоль трамвайных путей в некотором отдалении), так, чтобы не выпускать их из виду. Потом повернули вправо, наверное, хотели срезать путь, я даже испугался, не потеряю ли их, и прибавил шагу. Миновал угол, за который они только завернули, и снова отыскал их глазами в толпе прохожих. Оказалось, что и трамвай делает поворот, и, кстати, тут третий номер мимо меня прошмыгнул. Весело, со звоном.

Случилось так, как однажды с нашим соседом Джетагажом. Возвращался он из горного селения домой, сел на попутку, а она возле аула поломалась. Стали чинить машину, а Джетагаж схватил свою сумку и пошел пешком до равнинного селения Барагуын. Мне, говорит, некогда ждать, поскорей надо до дома добраться. И вот, когда отшагал километра два, видит на дороге клубы пыли. Машину отремонтировали и поехали. Джетагаж кричал, руками махал, возьмите, мол, и меня, но шофер только просигналил: «Знай, мол, наших, надо терпение иметь».

Так вот я дошел до пединститута. В приемной комиссии и мне, и девушке предложили написать заявления. Только она, как я узнал, подавала документы на физико-математический факультет, а я – на историко-филологический.

Женщина, принимавшая документы, оказалась очень доброй. Объяснила мне, что на втором этаже висят расписания экзаменов и консультаций, посоветовала мне переписать их.

То, что я человек негородской, пожалуй, было видно не только по моим документам. Но когда она узнала, что жить мне негде, то забеспокоилась еще больше, словно была моей родственницей.

– Следуй за мной! – весело приказала она, и мы вышли в коридор. Она закрыла дверь приемной комиссии на ключ и вновь приказала: – Стой здесь. Если меня кто-нибудь будет спрашивать, пусть подождет. Я скоро вернусь.

Ждать ее мне пришлось недолго.

– Иди сейчас же в спортзал, – сказала она. – Там собрались такие же, как и ты. Будете спать на борцовских коврах. Понятно? Ничего, ничего, вы еще молоды.

Я не возражал. Прекрасный выход! Чем возвращаться к Тепшарыко, я готов был спать даже под забором, а тут мне предлагали спортзал и ковер.

– Спасибо, большое спасибо! – принялся я благодарить женщину, да так, что сам невольно прислушался к своему голосу и даже покраснел.

Она заметила мое смущение, улыбнулась:

– Не теряй времени. Скажешь Василию Андреевичу, что я тебя прислала. Только сразу же направляйся в зал, а то он уходить собирался.

По коридору я зашагал в другой конец здания. Коридор был длинным, как улица. Наконец мне указали на крайнюю дверь – там, мол, находится спортзал.

Я открыл дверь и увидел, что в зале полно таких же, как я, ребят. Я стал возле входа.

Первым меня заметил белобрысый парень. Он был тонким и длинным, как жердь. Наверное, парень заметил мое смущение, окинул меня быстрым взглядом и громко сказал:

– Наша шуба только в рукаве и нуждалась!

Ребята рассмеялись.

Я, конечно, понял, что это шутка, и улыбнулся. Тут ко мне подошел мужчина, поинтересовался, откуда я прибыл, потом похлопал меня по плечу – не беспокойся, мол, – и, повернувшись к белобрысому, ответил тем же шутливым тоном:

– А ты сам-то не рукав?

Ребята рассмеялись вновь. Смеялся и белобрысый. Я догадался, что этот мужчина и есть Василий Андреевич.

– Видишь красный ковер? – показывая в правый угол зала, спросил он.

Я кивнул.

– Под ним, посмотри, лежит еще один. Так что нижний ковер будет тебе матрацем, а верхний – покрывалом. Ясно?

Я кивнул в ответ и положил связку книг возле ковра.

Кажется, никогда в жизни я не спал так хорошо, как в ту ночь. Один ковер был подо мной, другой – сверху. Признаюсь, честно, пошевелиться мне было не так-то просто – ковер был тяжелым и сильно давил на меня, но все же эта постель в спортивном зале показалась мне мягче пуховой перины у Тепшарыко.

Утром я поднялся раньше всех. Быстро надел, брюки и сапоги. Сапог, как я заметил, ни у кого, кроме меня, не было. Чтобы не очень выделяться среди других, я спрятал сапоги, выпустив брюки сверху, и в одной майке направился умываться. У лестницы, ведущей на второй этаж, стоял невысокого роста черноволосый парень. Кудри у него будь здоров! Постриги его наголо, голова бы уменьшилась, наверное, вдвое. Черты же лица были крупные. Большой нос, толстые губы, широко раскрытые глаза и большие уши. Ноги у парня не должны были быть большими, но обут он был в столь огромные башмаки, что, казалось, сделает шаг и упадет. Красную повязку на рукаве его рубашки я заметил слишком поздно, иначе не стал бы проходить мимо него с такой уверенностью и так критически оценивать его внешность.

– Друг! – схватил он меня за руку. – У нас, запомни, в таком виде не ходят…

Я оглядел себя, будто бы решил посмотреть, в каком это таком виде у них не ходят.

– Иди и надень свою рубашку, – сказал мне парень с повязкой.

И я вернулся. А что еще было делать? И вообще, упрёк его меня нисколько не обидел. Я ему позавидовал. Чему позавидовал? Да тому, что он об институте сказал: «у нас». «У нас, запомни, в таком виде не ходят». Смогу ли и я сказать когда-нибудь об институте «у нас»?