Текст книги "Последний элемент"

Автор книги: Мойсес де Пабло

Соавторы: Хоаким Флувиа
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Не упорствуй в бессмысленных предположениях. Пока что я не вижу доказательств того, что между этими ограблениями есть хоть какая-то связь, – насмешливо сказал А.

– Отчего же? Мы связали исчезновение мозаики в Пелле с кражей пальца Галилея во Флоренции и решили, что это сделали одни те же люди. Давайте теперь проанализируем кражу в Иерусалиме. Ньютон изготавливал золотые монеты? – Боско неожиданно для А перешел в атаку.

– Что-что? – Змеиноподобный язык заметался по губам. Похоже, вопрос застал А врасплох и он не нашелся, что ответить. Ему это было несвойственно.

Израильские следователи нашли монету неизвестного происхождения с необычайно высоким – по крайней мере, для этого региона – содержанием золота. Вот я и думаю: не могли Ньютон изготовить ее во время своих экспериментов?

Кончик раздвоенного языка нервно задергался. Это было последнее, что увидели агенты.

Экран погас.

Компьютерный гений не выдержал давления со стороны Виктора.

ГЛАВА 8

– Джулия! Отзовись!

Она мирно спала в отеле и не слышала призывов А, раздававшихся из портативного микрофончика, присоединенного к Интернету. Через пару мгновений микрофон начал издавать резкий протяжный звук, похожий на стон или жалобное нытье.

Джулия открыла глаза и вздрогнула, как от удара. Словно чьи-то могучие руки выхватили ее из глубокой пучины сна и выбросили на твердую поверхность реальности. Еле шевелясь спросонок, женщина поднялась с постели и подошла к компьютеру, стоявшему на письменном столе.

Ее сознание было практически отключено.

– Но, Альфред… Ты знаешь, который час? – вяло запротестовала Джулия, вглядываясь в веб-камеру, прикрепленную к верхней части ноутбука.

– Не называй меня Альфредом!

– Извини… По-моему, ты мне снишься, – удивленно пробормотала Джулия, которой никак не удавалось окончательно проснуться.

– По правде говоря, я не поинтересовался, сколько там у вас сейчас времени. Целую вечность сижу за компьютером, совсем заработался… А ты, между прочим, соблазнительно выглядишь! – усмехнулся А, разглядывая ее огненно-красную ночную рубашку.

– Ты разбудил меня, чтобы пофлиртовать? – сердито спросила Джулия.

Раздвоенный кончик языка высунулся из левого уголка рта и словно прилип к верхней губе. Мысли А были сейчас отнюдь не философскими, но ему меньше всего хотелось раздражать Джулию.

– Нет-нет, успокойся. Я просто решил сообщить, что спутниковая связь вчера барахлила, поэтому наш разговор прервался. Да, кстати! Насчет израильской монеты… Не стоит придавать ей большого значения. Ближний Восток – колыбель человечества. Там было столько раздоров и войн! А в такой обстановке, естественно, могли выпускать монеты «без опознавательных знаков». Кажется невероятным, но это так, поверь мне. Такие монеты могли выпустить, чтобы переплавить золото и унести его с собой. Чтобы оно не попало в руки захватчиков.

«Хочешь узнать цену человеку – пойми, кто его враги», – пришло на ум профессору, но он не мог вспомнить, кому принадлежит сей афоризм. Может, некоему Виктору Боско?

Он подключился к разговору одновременно с Джулией. Но «великий А» его уже вычислил. Хакеру не нравилось, когда его разговоры подслушивают.

Однако он не подал виду.

* * *

На следующее утро агенты, пользуясь свободным временем, поехали на Мертвое море. Это самая низкая точка на поверхности земли. Ехать по узким дорогам было тяжело, но поездка того стоила.

Джулия потешалась, глядя, как соленая вода легко, словно пробку, выталкивает на поверхность массивную тушу Боско. Поверхность Мертвого моря находится почти па 400 метров ниже уровня мирового океана. Строго говоря, это не море, а озеро площадью 1050 квадратных километров, одна из главных достопримечательностей этого края, привлекающая толпы туристов. Люди всех возрастов окунаются в его черные грязи, которые так высоко ценятся в салонах красоты по всему миру.

– Не смейся, Джулия! – погрозил ей пальцем Виктор. – У людей, подобных мне, есть определенные преимущества при купании в насквозь просоленной воде.

Неподалеку находились Кумранские пещеры, где были найдены знаменитые рукописи Мертвого моря, содержащие фрагменты апокрифов Нового Завета. В них говорится, что Иисус якобы женился на Марии Магдалине, да и вообще был ближе к народу, нежели гласит традиционная версия, дошедшая до наших дней. Во всяком случае, католическая церковь не признает Кумранские рукописи.

Боско выглядел уморительно: безуспешно пытаясь нырнуть, он тут же выскакивал на поверхность, выделывая какие-то немыслимые кульбиты. Со стороны казалось, что он бежит по поверхности воды. Прямо показывай туристам как еще одну достопримечательность!

Потом Виктор и Джулия решили перекусить на террасе ближайшего ресторанчика. Место было тихое, не особо посещаемое иностранцами. И тут на лицо Боско неожиданно набежала тень, он погрузился в молчание.

– Что с тобой? – спросила Джулия.

– Да все вспоминаю странное поведение Альфреда сегодня ночью. Он как будто пытался сбить нас со следа. А потом еще разбудил тебя звонком и наплел какую-то чушь о монете. По-моему, он хочет затянуть расследование.

– Ты же знаешь, А – человек своеобразный, с тяжелым характером. Рос без родителей, он их даже не помнит. Привык делать что взбредет в голову. Его и под дулом пистолета не заставишь подчиниться. Как он любит говорить? «Все ответы в деталях».

– Вот именно!

Они рассмеялись, вспомнив это выражение.

В газетном киоске, расположенном по соседству с рестораном, Виктор купил «Нью-Йорк таймс». У каждого человека имеются свои ежедневные ритуалы: привычка пить кофе, есть итальянскую пасту или выкуривать после обеда сигарету, и когда в чужой обстановке ты вдруг можешь свой ритуал осуществить, тебе это доставляет какое-то особое, странное удовольствие. Боско был тронут (хотя и не сказал об этом Джулии), обнаружив, что на другом краю земли продавалась американская пресса. Впрочем, для Израиля это вполне логично, если учесть его отношения с Америкой.

Агенты попивали кофе в ресторанчике на террасе. От напитка, налитого в чашечки, исходил пар, струившийся вдоль белой скатерти. Было тепло и так уютно, что, казалось, в этой земле, некогда ставшей свидетельницей рождения трех великих религий, никто не может замышлять убийство или погибнуть. Но, увы, дело обстояло совсем наоборот.

Читавшая газету Джулия внезапно указала профессору на маленькую колонку в верхней части правой страницы.

– Что там? Какие-то новости?

Виктор прочел заметку, вставленную в номер, как сообщала редакция, в самый последний момент. Речь шла об исчезновении рукописи Луи Лагранжа, крупнейшего ученого XVIII века. Рукопись, посвященная проблемам механики и физики, хранилась в Париже, в библиотеке Института Франции.

Слышали таинственный взрыв в одном из помещений этого небольшого, но очень важного культурного центра, основанного в конце XVIII века, в эпоху Просвещения, когда в воздухе повеяло свежим ветром перемен. При взрыве погиб старый сторож, охранявший архив.

Агент Сальдивар поспешно связалась по мобильнику с О’Коннором.

– Маршал Жерар уже проинформировал меня о случившемся! – Генерал был явно потрясен новостями из Франции. – Хоть убейте, ничего не могу понять! Французы уверяют, что это небольшой управляемый ядерный взрыв, а наши эксперты говорят, что бомб, способных произвести такой эффект, не бывает. Понимаете, речь идет о воспроизведении атомного взрыва в миниатюре. Уму непостижимо!

– Может, французы не разобрались? – предположила Джулия.

– Да какое там «не разобрались»! За дело взялась французская служба безопасности. Жерар уверяет, что они от нас ничего не скрывают. Французы ужасно нервничают, ведь в библиотеке, кроме всего прочего, хранится двенадцать рукописных научных трудов Леонардо да Винчи с его же рисунками. Им цены нет!

– Понятно, мистер О’Коннор, а…

Однако генерал не дал Джулии закончить фразу.

– Я хочу, чтобы вы приступили к работе немедленно. И пора уже предложить хоть какую-то гипотезу! Дело набирает обороты! – Он так орал, что Джулии пришлось убрать телефон подальше от уха. Иначе можно было оглохнуть.

Напоследок О’Коннор пару раз чертыхнулся и пробормотал что-то невразумительное насчет проклятой «Загадки Галилея» и уродов, которые усложняют простые дела. После чего в трубке раздались короткие гудки.

* * *

Обшарив все углы гостиничных номеров, в которых поселили англичанина Боско и латиноамериканку Сальдивар, и убедившись, что номера не прослушиваются, агенты связались с третьим членом своей команды.

Лицо хакера тут же показалось на экране.

– Не забывай, Виктор: правда в деталях! Отгадай еще одну загадку. Если сможешь, конечно.

– О нет! Пожалуйста, не надо! – воскликнул профессор.

– Если две стрелки часов, – невозмутимо продолжал человек-змея, – стоят на цифре 12, то есть – вспомним географию – указывают на север, то куда будет указывать минутная стрелка, когда часовая будет стоять под углом 3,75 градуса? Задачка довольно трудная, поэтому на сей раз я дам тебе больше времени. Скажем… десять секут ад!

Боско лихорадочно, в бешеном темпе произвел в уме ряд вычислений и через девять секунд ответил:

– Часовая стрелка проходит двенадцатую часть циферблата, равную 30 градусам, за один час. А минутная за то же время описывает целый круг. Следовательно, угловая скорость минутной стрелки в 12 раз больше, чем скорость часовой. Таким образом, за то время, как часовая стрелка сдвинется на угол в 3,75 градуса, минутная будет вращаться в 12 раз быстрее и укажет, если вести отсчет в географической системе координат, на северо-запад.

«Великий А» нервно хохотнул.

– Я так и знал, что ты не оплошаешь!

Успешно решив очередную задачу, ученый снова вырос в его глазах.

Боско усмехнулся и подумал, что, даже если им не удастся докопаться до правды, они хотя бы вспомнят историю науки.

ЖОЗЕФ ЛУИ ЛАГРАНЖ

Родился в 1736 году в Турине, столице королевства Пьемонт-Сардиния.

Чтение мемуаров сэра Эдмунда Галлея пробудило в нем интерес к математике.

В шестнадцать лет Лагранж уже преподавал математику в Королевской артиллерийской школе в Турине. Там он стал применять при решении задач по физике, которые предлагали ему коллеги, математические модели. Один из его друзей, Фонсенекс, был назначен министром военно-морского флота Сардинии за научную работу, которую, как говорят, на самом деле выполнил Лагранж.

В девятнадцать лет ученый решил задачу, которую никто не мог одолеть в течение пятидесяти лет.Лагранж послал решение математику Эйлеру, и тот не стал обнародовать свои результаты и отдал пальму первенства юному Лагранжу.

В 1776 году король Пруссии Фридрих II предложил Лагранжу возглавить физико-математическое отделение Берлинской академии наук. Большая часть научной деятельности Лагранжа прошла именно там. Монарх предложил «самому великому европейскому математику жить при дворе самого великого европейского короля». Оратор из Лангранжа был плохой, поэтому король освободил его от обязанности читать лекции. Немецкие коллеги были раздосадованы, но в целом ученый хорошо вписался в тамошнее общество.

Фридрих ценил его за доброжелательность, которой Лагранж выгодно отличался от угрюмого Эйлера, другого гения, тоже жившего при дворе. Король прозвал Эйлера «старым циклопом», потому что тот ослеп на один глаз. «Наконец-то я смог заменить в академии одноглазого математика двуглазым, которому окажут хороший прием в нашем анатомическом отделении», – шутил Фридрих.

Лагранж женился на своей туринской кузине, а когда жена умерла, стал еще больше сил отдавать научной работе. «Моя жизнь сводится к спокойным, тихим занятиям математикой», – писал он.

Одиннадцать лет спустя, после смерти Фридриха, Лагранж перебрался в Париж и поселился в Лувре под покровительством Людовика XVI. Когда разразилась Французская революция, в конце концов приведшая к власти Наполеона, Лагранжа не стали вынуждать покинуть Францию, хотя вообще-то Конвентизгонял иностранцев. В 1792 году Лагранж женился на дочери французского астронома Семонье.

Император Наполеон обожал математику. Ему принадлежат слова: «Прогресс и усовершенствование математической науки теснейшим образом связаны с процветанием государства». Лагранж до самой смерти, наступившей 10 апреля 1813 года, преподавал в Нормальной и Политехнической школах. А также был председателем комиссии по реформированию системы мер и весов, установившей десятичную метрическую систему, кавалером ордена Почетного легиона, графом и сенатором.

– Наполеон им восхищался, говоря: «Лагранж – величественная пирамида математических наук».

– Лагранж был человеком рациональным и малообщительным. Когда друг Лагранжа Даламбер упрекнул его в письме за то, что Лагранж даже не упомянул о своей женитьбе, тот ответил: «Я забыл сообщить вам, поскольку это казалось мне совершенно неважным, недостойным того, чтобы обременять себя такими пустяками».

– Отец Лагранжа занимался финансовыми спекуляциями, но разорился. Впрочем, ученого это не волновало. «Если бы мне досталось наследство, я вряд ли посвятил бы себя математике», – говорил он.

– Геометрию Лагранж презирал. В предисловии к его самому знаменитому труду, «Аналитической механике», читаем: «В этой работе нет ни одного чертежа».

– Он предсказал существование в Космосе точек, на которые можно поместить спутники. Точки либрации, или точки Лагранжа, представляют собой такие точки в системе двух массивных тел, в которых третье малое тело может находиться в состоянии равновесия благодаря воздействию на него гравитационных сил. Такую систему из трех тел и пяти точек Лагранжа образует Солнце с любой планетой Солнечной системы и одним из спутников этой планеты. Например, Солнце, Марс и его спутник Фобос образуют пять точек Лагранжа.

Расположение точек либрации Лагранжа (L1…L5) в системе Солнце – Земля – Луна.

Интерес к этим точкам был чисто академическим, пока в 1906 году немецкий астроном Макс Вольф не обнаружил на орбите Юпитера астероид, который вращался вокруг точки Лагранжа L4 в системе Солнце – Юпитер. Макс Вольф назвал его Ахиллесом. Затем были открыты и другие астероиды, группировавшиеся вокруг той же точки. Все они получили названия в честь героев древнегреческих мифов.

Физик и математик

В двадцать три года Лагранж уже считался великим математиком.

Он предположил, что местоположение частицы определяется четырьмя измерениями: тремя пространственными координатами и одной временной. Такая концепция движения стала популярной с 1905 года, когда Эйнштейн применил ее в своей теории относительности.

Лагранж разработал уравнения, описывающие траекторию движения тела в пространстве. Уравнения Лагранжаявляются всего лишь инструментами математического исчисления, но, решенные, дают простое и элегантное объяснение бесчисленному множеству научных проблем. Особую красоту им придает простота и возможность описать с их помощью самые разные явления.

Лагранж объяснил либрацию Луны действием закона всемирного тяготения, открытого Ньютоном за 100 лет до него. Наш спутник не всегда повернут к Земле одной стороной, у него бывают и отклонения от обычной позиции, и Лагранж дал этому свою трактовку.

Он решил данную задачу в возрасте двадцати восьми лет и был удостоен первой премии Французской академии наук. Такую награду Лагранж получал еще три раза за работы, посвященные движению Луны и комет.

Хакер оставался на связи, ожидая, пока его товарищи дочитают досье.

Боско оно повергло в смятение.

– Все предыдущие похищения, – сказал он, – были связаны с именами ученых-физиков. А Лагранж – математик!

– Да, но не забывай, – возразила Джулия, – что он составил уравнения движения тел в пространстве и времени. А это из области физики. Разве не так?

Профессор не ответил.

– Вы никогда ничего не добьетесь, если будете судить так поверхностно! – завопил А с экрана компьютера.

Джулия и Боско с недоумением посмотрели на него: уж не сошел ли он часом с ума, если так орет?

– Вы, конечно, и дальше можете вести философские дискуссии, – продолжил А, – но в последней сводке ЦРУ говорится, что некоторые наиболее радикальные группы исламских террористов уже владеют тактическим ядерным оружием. А малая интенсивность взрыва могла быть чистой случайностью: из-за флуктуации атомов.

– Причем тут случайность, А? Наука не лотерея.

– Открытия тоже происходят по воле случая, Виктор. Не забывай об этом.

По окончании разговора головы агентов буквально трещали от обилия информации и сомнений. Каждый день расследования приносил новые сюрпризы.

Джулия посмотрела на озабоченно нахмурившегося Боско и только хотела спросить, в чем дело, как он сам поделился с ней своими МЫСЛЯМИ:

– Эта история во Франции – просто что-то невероятное! Представляешь, если к похищениям действительно причастны террористы, владеющие технологиями, которые превосходят по своим возможностям все, на что способна официальная наука?!

– Может, там работают ученые из какой-нибудь неподконтрольной нам страны? – предположила агент Сальдивар, рассылая шифрованную электронную почту в разведцентры на Ближнем Востоке.

«Неподконтрольными» в ЦРУ изящно называли вражеские страны.

– Во всяком случае, за всеми этими загадочными происшествиями стоят какие-то серьезные силы, опытные кукловоды, и надо, пока не поздно, понять, что же они все-таки затевают.

Рассуждения Боско прервала мелодия Спрингстина из его знаменитого альбома «Born in the USA». Это у Джулии зазвонил мобильник.

– Ты до сих пор любишь Спрингстина!

Агент Сальдивар улыбнулась. Да, в ее жизни было немало приятных минут. Слишком приятных, чтобы их позабыть… Но она туг же подавила приступ ностальгии. Ее специально когда-то этому обучали.

– Есть, господин профессор! У нас кое-что есть!

Собеседники Джулии, судя по всему, узнали нечто такое, до чего ей с Боско докопаться не удалось.

«Наконец-то они нашли зацепку, которая поможет нам раскрыть преступления!» – подумал Виктор.

И поймал себя на мысли, что ему не хочется покидать уютный отель.

Но агент Сальдивар уже собирала чемоданы. А Боско их даже не распаковывал. Зачем?

В организации, к которой они принадлежали, существовало правило: «Никогда не привязывайся к какому-либо месту, ты везде проездом».

Такая вот жизненная философия.

* * *

На другом краю земли, в Осаке, чья-то тень по-кошачьи ловко пробиралась по крышам спящего бетонного мегаполиса. Еще одна тень в мире теней. Такие люди, как он, всю жизнь готовят себя, чтобы не оплошать в минуту, подобную этой. Чтобы их шаги были неотличимы от шороха ветра. Чтобы можно было незаметно прокрасться к цели. Чтобы сила мысли укрепилась с помощью силы воли.

И чтобы сделать еще много чего особенного, недоступного большинству людей. Например, совершить то, что совершил он, проникнув в здание.

Сигнализация ему не помешала. Он достал из ножен меч, выкованный по старинным самурайским образцам, и пронзил им тела охранников, которые даже не подозревали о грозившей им опасности. Когда он это сделал, у него возникло ощущение нереальности происходящего, будто он видит сон, смотрит I га все со стороны… И в то же время он прекрасно понимал, что только что убил двух человек.

Он шел по коридорам к своей цели, прекрасно ориентируясь в помещении, словно перед глазами у него был скрупулезно составленный план музея.

Через пять минут он был уже у витрины, за которой хранился весьма необычный экспонат. Под стекло был закачан специальный газ, позволяющий поддерживать внутри минусовую температуру. Убийца разбил защитное стекло и с превеликой осторожностью переложил музейный экспонат в маленькую пластмассовую коробочку.

Потом спрятал ее в черный карман, совершенно незаметный на его темной одежде, и, внезапно сорвавшись с места, будто внутри него распрямилась какая-то пружина, с бешеной скоростью кинулся прочь, слыша за своей спиной вой сирен и крики полицейских, которые первыми прибыли на место происшествия.

За то время, пока он спасался бегством, в его голове пронеслось великое множество мыслей. Мыслей противоречивых и абсурдных. Он уже несколько дней не мог обрести покой. Что-то в его мозгу мешало сохранять внутреннее равновесие. Он ощущал странное раздвоение. Словно им овладели некие силы, заставлявшие его совершать противозаконные поступки.

Он пытался объяснить свое состояние усталостью и не относился к этому серьезно.

Но теперь он вообще перестал понимать, что происходит.

Музейная сигнализация пронзительно верещала, а он совершил два убийства и кражу. «Убийство» и «кража» – эти слова совершенно не соответствовали его кодексу поведения.

Он взобрался по стене какого-то здания па крышу и побежал по ней с той же легкостью, с какой бежал по земле. Через пару минут сзади раздался вой сирен. Звук постепенно приближался. «Еще одна полицейская машина», – подумал он. Но ему было все равно.

Он уже отбежал на достаточное расстояние, чтобы ускользнуть незамеченным. Поэтому ему ничто не угрожало.

Он спустился па землю, прошел по узеньким улочкам, освещенным слабым светом бумажных фонариков, потом снова вскарабкался по стене и залез на крышу маленького двухэтажного дома.

Ночь была темной, потому что небо заволокло тучами. Но когда они немного рассеивались, выглядывала круглолицая улыбающаяся луна, тускло освещавшая все вокруг, и отблески ее света придавали пейзажу сюрреалистический оттенок. А еще это напоминало бессвязный сон. Как будто он вступил в поединок с миром. Миром двойственным, полным угроз и великих открытий. Впереди сгущались тени. Он остановился.

– Ты принес? – раздался голос из темноты.

Йоши нащупал боковой карман, расстегнул молнию и вынул пластмассовую коробочку. Потом молча простер руки к незнакомцу.

– Никогда не убивай того, кто этого не заслужил, – прерывающимся голосом прошептал Йоши.

Бусидо, кодекс поведения воина, утверждал то же самое.

Коробочка в его руке дрожала. И ужаснее всего было, что он не понимал почему.

– Вспомни: «Не убивай, пока…» – незнакомец понизил голос до зловещего шепота.

Договаривать он не стал.

Фразу должен был продолжить собеседник. Сказать и сделать.

– Не убивай, пока это не понадобится… – еле слышно произнес грабитель. Механически повторяя заученную фразу, он вдруг осознал, что ее смысл полностью отрицает то, ради чего он столько лет трудился и во что верил.

Незнакомец вышел из тени. Движения его были медленными, капюшон длинного черного плаща закрывал лицо.

– …пока это не понадобится братству, – прошептал японец.

– Это понадобилось. Мудрость, заключенная здесь, не имеет цены, – сказал незнакомец, забирая коробочку и пряча ее во внутренний карман плаща.

Учитель боевых искусств сжал кулаки, да так сильно, что его длинные ногти впились в ладони и на них выступила кровь.

Торжество зла причиняет боль. Жить больно.

– Теперь выполняй уговор. Настал долгожданный день.

– День, когда ты соединишься с Вселенной. Настал долгожданный день. – Воин сам удивился тому, что говорит. Казалось, он вслушивается в далекое эхо и повторяет за ним.

Йоши вынул из ножен меч и взмахнул им. Двуручный меч катана со свистом рассек воздух, описав два полукружья. Еще один взмах. Убийственный клинок пронесся почти у самого лица, затененного капюшоном. Одно стремительное движение, и исход мог быть летальным. Но незнакомец сохранял полнейшее хладнокровие.

Они оба его сохраняли.

Йоши опустился на колени. Ритуал следовало продолжить.

Стальной клинок был нацелен теперь в живот человеку, укравшему мозг Эйнштейна.

– Нет, Йоши. Это слишком простой финал, – прошелестела тень.

Лунный отблеск упал на крышу, и Йоши отчетливо увидел лицо собеседника. По крайней мере, его глаза. Их взгляд излучал великую мудрость и в то же время причинял великую боль.

Не потребовалось ни жестов, ни криков. Йоши просто сник под напором этой беспредельной жестокости, как сникает человек под градом проклятий или проливным дождем.

Йоши хладнокровно изменил положение меча: теперь он целился в горло.

И как безумный в полной тишине пронзил себе горло клинком.

* * *

Корчась в агонии, обессилев от мук и смертельной усталости, Йоши уже плохо различал, что творилось вокруг. Но ему было ясно, что он остался один.

Его охватило сомнение.

А что, если он с самого начала был тут один? Может, человек, с которым он разговаривал, ему привиделся?

Тени сгущались. Но сознание Йоши неожиданно прояснилось. Вместе с болью за десятые доли секунды до смерти пришло ощущение свободы и уверенности. Наконец-то он освободился от своего преследователя и стал самим собой! Как будто в доме с занавешенными окнами внезапно раздвинули шторы, открыли жалюзи, и солнечный свет, ворвавшись внутрь, разогнал тьму. Йоши вдруг осознал, что важнее всего в жизни.

И тут произошло наихудшее. Потому что только теперь Йоши понял: все это ему не снится. Ему открылась страшная, кровавая, ненавистная правда, заключавшаяся в том, что все случилось наяву и что подчас явь бывает ужаснее самых жутких ночных кошмаров.

А потом наконец пришло успокоение.