Текст книги "Новогодний реванш (ЛП)"

Автор книги: Морган Элизабет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Я обещаю, я доберусь туда, – говорю я, и снова – маленькая подсказка, маленькая надежда, когда уголок его губ приподнимается. – На Хэллоуин я должна была прийти на корпоративную вечеринку. Он заехал за мной. Я была в костюме кролика…

– Костюм кролика? – спрашивает он, его улыбка, которую он не может побороть, растёт.

Я возвращаю её, моя душа поднимается.

– Костюм кролика, – повторяю я с небольшой улыбкой. – Он был скромным. Он не был похож на… кролика из «Плейбоя» или что-то в этом роде. – Он поднимает бровь, и я думаю, что это хорошо. Его интрига в костюме, не так ли? – В любом случае, Ричард сорвался. Я не знаю. Он просто… Всё было кончено. Он сказал мне, что я недостаточно серьёзна, что я не то, что ему нужно. Что я весёлая, но никогда не стану его женой. Что я не соответствовала тому образу, который был нужен ему в качестве партнёра. – Я насмехаюсь: – А вот его помощник юриста Мисти, наверное, соответствовала, да? – Ещё одно покачивание головой. – Это не важно. Он оставил меня плакать у входа в здание на холоде в костюме на Хэллоуин, и я думаю… это сняло заклятие. Я позвонила девочкам, и мы напились, пока составляли список глупых вещей, которые нужно сделать, чтобы я лучше относилась к своей жизни, а Кэт заставила меня скачать приложение для знакомств. – Я перевожу взгляд с розовой бабочки на его глаза, когда он говорит дальше.

– И ты совпал со мной.

– И я совпал с тобой. И… Чёрт. Боже. Вот где становится плохо.

Та унция мягкости, которую я заработала, затвердела. – Я мало что помню о той ночи. Я была… Я была в полном беспорядке. Но я помню, что увидела тебя, помню, как Ричард постоянно жаловался на тебя и как сказала: “Я собираюсь трахнуть его босса”. При этих словах Дэмиен громко смеётся.

Это… хороший знак, верно? Я думаю?

– Мы разработали план, Кэм и я. Кэт была… невольным свидетелем, – говорю я, и Дэмиен снова улыбается.

– Похоже, для неё это в порядке вещей.

– Очень даже, – говорю я и забываю, что должна была сказать.

– Так что же это было… – Его рука движется в сторону Радужной комнаты. – Всё это? Почему ты ничего не сказала?

Ах, вот где я была, умоляя и прося. Да.

– Что сказать? Например? О, мой бывший, с которым я была четыре года, который разрушил мою самооценку и личность, работает на тебя, и я буду рада, если ты возьмёшь меня на праздничную вечеринку и докажешь ему, что я подхожу на роль жены адвоката? – Я делаю небольшую паузу. – О, и пока ты в этом, мы можем трахаться, и это будет просто убийственно, и у меня определённо появятся чувства к тебе, потому что ты чертовски потрясающий, добрый, поддерживающий и всё, кем, как я думала, он будет, но так и не стал?

– Ладно, я понимаю, как это могло бы плохо закончиться. – Я улыбаюсь, но я знаю, что это грустная улыбка. Натянутая улыбка.

– Я солгала тебе три раза, Дэмиен. – Я борюсь с желанием приблизиться к нему. – Первый – не сказала тебе, кто я. Это было неправильно. Я жалела об этом каждую минуту каждого дня, проведённого с тобой. Боже, было несколько раз, когда я пыталась сказать тебе, клянусь. Сегодня был один из них. Я пыталась отменить это, но что-то всегда мешало. Или мне напоминали о том, какой Ричард гребаный подонок, и это ослепляло меня.

– Как он напоминал тебе? Ты всё ещё встречалась с ним? – Над глазами Дэмиена нависли тёмные тучи, такие же, как над нашей головой.

– Нет. Просто… мелочи. Он написал мне на днях, попросив удалить его существование из моих социальных сетей. У нас была банка с…

– Что?

– Банка. Банка из-под огурцов. В ней были маленькие листочки бумаги с напоминаниями…

– Нет, другая часть.

– О. Он, э… В тот день, когда мы пошли на «Рокетс», я разговаривала по телефону с Кэм и сказала ей, что собираюсь рассказать тебе всё. Это было… Мы были слишком реальны. Слишком настоящими. Я собиралась, а потом… он написал мне. Он не хотел, чтобы я… ну, знаешь, запятнала его образ, поэтому он хотел, чтобы я удалила все его фотографии, убрала все отметки, а потом сообщила, когда всё сделаю.

– Иисус, мать его, Христос. – Я ничего не говорю. – Какие две других?

– Что?

– Две другие вещи, о которых ты солгала.

– О. Эм. Я не люблю виски. – Он улыбается, на этот раз широко, и, чёрт, надежда снова вспыхивает.

– Да ладно.

– Оно ужасное на вкус.

– Тебе нравятся сладкое. Ты же не хочешь чувствовать его вкус, когда пьёшь. – Я улыбаюсь и киваю.

– Ага. Но я вспомнила, как однажды Ричард попросил меня купить тебе бутылку для одного мероприятия…

– «Гленливет»¹¹… Я помню это. Ты купила её?

– Я провела обширное исследование в Гугле. Я не хотела, чтобы он выглядел плохо. – Его глаз дёргается.

– А последнее?

– Я ненавижу кантри музыку.

– Ты предпочитаешь бойз-бенды, – говорит он с улыбкой, и я закатываю глаза.

– Да, я предпочитаю поп-музыку. Но теперь она мне нравится. Правда. Она… нравится мне. – Я улыбаюсь ему, и, чёрт, это там. Это не ненависть, но блеск в его глазах, тот блеск, который появляется, когда он думает, что я забавная. – Но это всё. Всё остальное – это всё я. Всё, что я говорила тебе, что я чувствую к тебе. – Я двигаюсь, испытывая свою удачу, и кладу руку ему на грудь. Тепло его груди пробегает по моей руке.

– Я клянусь…

– Почему у тебя кровоточит костяшка? – спрашивает Дэмиен, прерывая меня.

– Что?

– Твоя костяшка. Она кровоточит. Почему? – Я смотрю вниз, и точно, первая костяшка на моём безымянном пальце кровоточит. Почти поэтично, если честно.

– Я ударила Ричарда. – Он смотрит на меня, сбитый с толку.

– Нет, я ударил Ричарда.

– Ну, да. Ты ударил, а потом ты ушёл, а потом я попыталась уйти, но Ричард схватил меня за руку…

– Он что?

– Он схватил меня за руку. Саймон заставил его остановиться. А потом он сказал мне несколько гадостей, затем он сказал несколько гадостей о тебе, и тогда я ударила его по лицу. А потом я убежала. Я собиралась спуститься на лифте, но он уже ехал вниз, а я не хотела, чтобы ты так далеко ушёл. Этот лифт такой чертовски медленный. Поэтому я побежала вниз по лестнице и…

– Ты бежала по лестнице? – спросил он, теперь на его губах появилась лёгкая улыбка. – Ты занималась кардио, чтобы добраться сюда? – Его голос очень похож на "о, милая, ты пекла", а-ля Кристиан из «Бестолковых».

– Да, и я вся вспотела, и от этого у меня жуткий зуд, но, думаю, это нормально, потому что здесь чертовски холодно.

– Где твоё пальто? – спрашивает он, почти уставившись на меня.

– У меня не было времени, чтобы остановиться у гардероба и попросить их найти его. Я должна была бежать за мужчиной. – Его взгляд смягчается и превращается в нечто такое, что зарождает во мне что-то ещё – надежду.

Порыв ледяного ветра проносится по дороге, и я вздрагиваю.

– Господи, – бормочет он под нос, притягивая меня к себе и распахивая пиджак, чтобы я могла просунуть руки и обхватить его спину.

Похоже, у него не было времени взять пальто.

Я вдыхаю его запах, тот фирменный аромат «Армани», который я определила в первый же день, заполняет мои лёгкие. Я позволяю его теплу просочиться в мои кости, а когда его руки обвивают мою спину, я позволяю этому чувству проникнуть и в меня.

Если это последний раз, когда этот мужчина обнимает меня вот так, я должна впитать достаточно, чтобы хватило до конца жизни.

Когда-то я думала, что Ричард – моя вторая половинка, потому что мне нравилась идея о том, что он может мне предложить.

Простая жизнь в преданности человеку, который был важен.

Жизнь, в которой я могла бы проводить каждое мгновение, живя для мужчины своей мечты так, как не смогла моя мама.

Мне кажется, я думала, что если я преуспею там, где она потерпела неудачу, в мире всё будет хорошо. Равновесие восстановится. Жизнь станет лёгкой.

Но родственная душа так не работает. Родственная душа не должна быть лёгкой или односторонней. Это баланс – отдавать и принимать.

Я думаю, что есть шанс, что Дэмиен мог бы стать "отдавать" для моего "принимать", а я, возможно, разрушила это.

Он чуть-чуть отодвигается, чтобы посмотреть на меня, и я зеркально отражаю его, откидывая голову назад. Небо тёмное, смесь назревающего шторма и ранней зимней ночи, но мы находимся под уличным фонарём, и блики и тени, которые он создаёт на лице Дэмиена, так невыносимо красивы.

– Ты сделала это, чтобы вернуть его? – спрашивает Дэмиен, его голос низкий и вопросительный.

– Что? – спрашиваю я. Я не понимаю вопроса, мой разум не в состоянии сосредоточиться ни на чём, кроме того, как он сейчас выглядит, глядя на меня добрыми глазами.

Не сердитыми.

Возможно, обеспокоенными глазами.

Должна ли я почувствовать облегчение? Или нервничать?

– Я спрашиваю, ты сделала это, чтобы вернуть его? Была ли вся эта схема с намерением вернуть Ричарда? – Ах, вот оно что.

– Что? Нет. Никогда, – быстро говорю я, пытаясь объяснить. – Ты должен знать, что ни одна часть меня никогда не хотела этого. Никогда. Когда он порвал со мной, это было как… как будто заклинание было снято. Я больше не понимала, что я в нём вижу. Как будто я наконец-то смогла увидеть реальность. Я просто… Я хотела, чтобы он возненавидел то, что отпустил меня. – Я смотрю через его плечо на Рокфеллер-центр и Радужную комнату на его вершине. Я продолжаю говорить, не глядя на него, но чувствую, что он смотрит на меня горящими глазами. – Я провела несколько своих лучших лет, пытаясь облегчить ему жизнь. Я думала, что это мой долг, моя расплата за то, что было бы прекрасной жизнью. И я думаю, он знал это. Я думаю, он всегда знал, что я не для него, но ему нравилось то, что я могла ему дать. – Я вздохнула и наконец-то посмотрела на Дэмиена, боясь того, что увижу.

Смешанные эмоции. Вот что там.

С таким же успехом можно закончить копать могилу этим прекрасным отношениям.

– Я знала, кто ты, когда ты впервые появился в приложении. Кстати, Ричард тебя ненавидит. Постоянно ноет о тебе. – Края губ Дэмиена приподнялись. – Итак, ты появился в этом чёртовом приложении, и я сказала: "К чёрту". Я была пьяна с Кэт и Ками, но я отчётливо помню, как сказала: “Я собираюсь трахнуть его босса”. – Повторение этих слов заставляет Дэмиена рассмеяться, его голова откидывается назад со звоном. Я продолжаю говорить, улыбаясь. – Так что мы составили план. Оказалось, что я уже подхожу под твой типаж, – говорю я и расширяю глаза. – Низкая, фигуристая блондинка? – Он тоже улыбается. – Я просто… Я хотела доказать ему, что могу быть лучше. Он сказал, что не может остаться со мной, потому что я не соответствую имиджу фирмы. Что я недостаточно серьёзна. Я хотела доказать ему, что… я могу.

Лицо Дэмиена снова потемнело, улыбка исчезла с его лица.

– Клянусь, если бы в ту первую ночь ты сказал мне, что ищешь чего-то серьёзного, я бы бросила это здесь и сейчас. Я обещаю, Дэмиен. Я бы никогда тебя не провела… Но потом… между нами всё изменилось. Это стало большим для меня. Ты стал большим. И я попыталась. Клянусь, дорогой. Я пыталась сказать тебе несколько раз. Но нас всегда… прерывали.

– Так это никогда не было связано с ним? – спрашивает он.

– Не в том смысле, как ты думаешь. Ты никогда не был моим билетом, чтобы завоевать его. Ты был моим билетом, чтобы заставить его чувствовать себя так же хреново, как чувствовала себя я. – Я делаю глубокий вдох, готовая выплеснуть всё. – И каким-то образом, на этом пути, ты устранил весь ущерб, который он нанёс, и заставил меня чувствовать себя красивой, любимой и лелеемой. И я перестала думать о нём, о мести или о том, чтобы поквитаться. Я думала, что нам будет просто весело. Но это было больше. Каждый день ты показывал мне, чего я стою, и что я заслуживаю большего, чем просто того, кто терпит моё присутствие. Я заслуживаю быть равной в отношениях, а не помощницей какого-то мужчины. Мне хватило одного свидания с тобой, чтобы понять, что ты совсем не такой, как мне говорили. Хватило одного визита в «Роллардс», чтобы понять, что ты хороший человек. Мне хватило одной поездки домой, чтобы понять, что мы с тобой – нечто большее.

И вот я здесь.

Потому что если это и закончится у меня на глазах, по крайней мере, я сделаю это с чистой совестью, ни одно слово не останется недосказанным.

– Потребовалась одна ночь, когда ты пришёл домой и увидел меня там, чтобы я влюбилась в тебя. – Я закатываю губы внутрь, потирая их, пока борюсь за то, чтобы не отвести взгляд от его глаз. – Речь никогда не шла об экстравагантности. Дело было в том, чтобы чувствовать себя равной. Чувствовать, что тебя лелеют. Чувствовать, что тебя ценят. Ты это делаешь. Ты показал мне это с самого начала. И я знаю, что я начала это дерьмово, и я знаю, что ты, вероятно, думаешь, что я сумасшедшая, сука и… миллион других вещей. Но я умоляю тебя, Дэмиен. Дай мне шанс. Дай мне шанс доказать, что всё это было настолько по-настоящему, насколько это было возможно. Что это…

– Тебе не нужен шанс, Эбигейл. – Его слова тверды, и я застываю на них, мои руки крепче сжимаются вокруг его тёплой талии, потому что это последний раз, когда я делаю это.

И это нормально.

Это справедливо.

– Я уже знаю, что всё было по-настоящему с самого начала. Я должен был сказать тебе раньше, сказать, что мы больше не просто развлекаемся. Мы танцевали вокруг этого, и ты права – ты пыталась сказать мне, а я сказал тебе, чтобы ты сказала мне позже. – Его рука поднимает мой подбородок и скользит к горлу, ощущая там учащённый пульс.

– Это говорит мне всё, что мне нужно знать. То, как панически бьётся твой пульс. Взгляд твоих глаз прямо сейчас. То, как ты держишь меня, как ты бежала. Хотя, naranja, если ты ещё раз попробуешь так выбежать на дорогу, я отшлёпаю тебя, когда мы вернёмся домой. – Мои глаза расширяются, но мой разум в замешательстве, пытаясь собрать всё воедино.

– Это всегда было больше, Эбигейл. Я не виню тебя за желание отомстить. Если бы ты сказала мне об этом с самого начала, я бы согласился. Ричард – засранец. Засранец, у которого не будет работы после праздников.

– Дэмиен, ты не…

– Могу. И сделаю. Это должно было произойти в любом случае, но это история для другого дня. Всё, что тебе нужно знать, это то, что это реально. Я влюбляюсь в тебя по уши, и даже если бы ты не была со мной, я бы потащил тебя за собой. – Моё сердце учащается, а губы Дэмиена подрагивают. – Да, детка. Я чувствую это.

– О.

– Да, "о". Теперь я могу поцеловать тебя, а потом мы можем забрать наши пальто и вернуться ко мне домой, чтобы я мог трахнуть тебя как следует? – Ещё один толчок моего сердца, ещё один кончик его губ.

– Почему ты не взял пальто? – спрашиваю я, мой мозг наконец-то работает достаточно, чтобы спросить.

– Детка, ты ни за что не уйдёшь без меня сегодня. Мне нужен был воздух. Я вышел прогуляться. Я уже собирался возвращаться, когда ты меня нашла. – Мой рот открывается, и его рука чуть-чуть сжимается. – Ты понимаешь. Я сказал тебе, что влюбляюсь, и я утягиваю тебя с собой.

С его словами я могу только смотреть на него, позволяя небольшой улыбке играть на моих губах.

– Тебе не нужно никуда меня тащить, Дэмиен. Потому что я уже.

Затем он целует меня, полно и глубоко, как раз когда снег начинает падать.

Это волшебный рождественский момент моей мечты – целовать этого мужчину в смокинге, ёлка Рокфеллера обрамляет нас, чистый воздух.

Месть никогда не была такой приятной.

Глава 32

25 Декабря

Эбби

Я сижу, скрестив ноги, в своей маленькой квартирке, вокруг меня беспорядок из рваной бумаги, повсюду разбросаны коробки с китайской едой на вынос.

Напротив меня сидит Дэмиен Мартинес, выдающийся адвокат по семейному праву.

Он не покидал меня почти три дня, только чтобы сходить в туалет и позвонить своей маме, чтобы убедиться, что он правильно записал информацию о её рейсе, после того как поздравил её с Рождеством.

Это было волшебно.

– Это должно стать нашей традицией, – говорю я, не особо задумываясь над своими словами. – Праздничная вечеринка, сочельник и рождественское утро у сестры, потом возвращение в город за китайской едой, подарками и отдыхом в одиночестве. – Я уже открыла несколько подарков от Дэмиена, что не должно меня шокировать, но это так. Получать подарки от этого мужчины, которые, как я знаю, он выбирал сам, а не какой-то личный покупатель или помощник, заставляет меня падать в обморок.

На данный момент я открыла два: светло-розовые спортивки с толстовкой ("Оставь их у меня, ладно? Чтобы тебе было что надеть") и дорожный футляр для моей косметики ("Поскольку ты будешь ездить туда-сюда"), всё идеально моего размера и цвета.

Дэмиен открыл набор гранёных хрустальных стаканов для виски, новую бутылку своего одеколона и бутылку любимого виски. Всё это было куплено перед вечеринкой, и совесть подсказывала мне, что я могу просто оставить это у него дома, если он откажется видеться со мной когда-либо ещё.

Но когда он бросает мне третий подарок, беспорядочно завёрнутый в красную бумагу (да, мужчина упаковал свои подарки, хотите верьте, хотите нет), глупая улыбка на его лице говорит мне о том, что я совершила ошибку, строя годовые планы, когда мы встречаемся меньше двух месяцев.

Господи, Эбби, остынь!

– Я не имела в виду… ещё слишком рано, я просто…

– Это отличная традиция, naranja, – говорит он, улыбаясь. – Мне она нравится.

А потом, потому что я никогда не могу удержать свои слова, я снова говорю.

– Знаешь, Кэт рассказала мне, что это значит, – говорю я, улыбаясь. – Ты называешь меня так неделями.

– Оранжевый? – говорит он с улыбкой, но его глаза говорят мне, что он знает, что я имею в виду. Я сворачиваю кусок рваной бумаги и бросаю его ему в голову. – Naranja означает оранжевый. Media naranja означает половину апельсина.

– Так она мне сказала, – говорю я, медленно просовывая палец под ленту подарка, лежащего у меня на коленях.

– Мой папа так называет мою маму. Говорит, что она его вторая половина, несмотря на то, насколько они разные. – Мой палец перестаёт двигаться, замирает от его честности. – сейчас это означает, что неважно, сколько они ссорятся, сколько ошибок совершают, они всегда подходят друг другу. Она всегда будет его второй половинкой. – Я облизываю губы, и его глаза наблюдают за происходящим, прежде чем он продолжает говорить. – Думаю, я уже тогда знал. В то первое утро с тобой.

У меня нет слов.

У меня нет способа ответить или сказать ему, что это значит для меня, не боясь полностью и окончательно его напугать.

– Открой его, детка, – говорит он, наклоняя подбородок к подарку у меня на коленях. – У тебя есть ещё один после этого.

Открыть подарок – более лёгкий вариант для моих перегруженных эмоций, поэтому я делаю, как он сказал, срываю обёрточную бумагу и открываю…

Одеяло.

– Одеяло? – спрашиваю я с лёгким смешком в голосе. Оно темно-синее, практичное и простое, но мягкое и, кажется, тёплое.

– У них не было розового, иначе я бы купил такое, – говорит он, улыбаясь, когда я начинаю его разворачивать. – Оно с подогревом.

– С подогревом? – спрашиваю я, сбитая с толку.

– Ты сказала, что в твоей спальне холодно. Твои ноги замерзают. – Я опускаю материал на колени, вижу шнур, который повышает и понижает температуру. – Это будет полезно, чтобы согреть их зимой, прежде чем ты залезешь в постель. Ты не сможешь спать под ним – это небезопасно, но оно поможет расслабиться. – У меня голова идёт кругом.

– Ты купил мне одеяло с подогревом, потому что я сказала тебе, что в моей спальне всегда холодно. – Моё лицо мягкое, смущённое этим простым действием. – Я сказала тебе это один раз. – Он придвигается ближе ко мне, ставит контейнеры на журнальный столик, пока наши колени не соприкасаются.

– Я помню всё, что ты мне говоришь, Эбигейл, – говорит он, убирая волосы за плечо. Он уже говорил это однажды, и я подумала, что это фраза… но вот мы здесь. – Ты привыкнешь к тому, что я забочусь о тебе, – говорит он, нежно прижимаясь своими губами к моим.

Я всё ещё не знаю, что сказать.

– Давай, ещё один, – говорит он, кладя мне на колени небольшую коробку. Эту он не заворачивал, коробка размером с книгу, прекрасно обёрнутая большой красной лентой. Мои пальцы хватаются за конец и тянут, прежде чем я отрываю бумагу, открывая простую белую коробку. Сняв верхнюю часть, я разворачиваю папиросную бумагу и вижу ярко-розовое бикини со стрингами. Поднимая его, я смотрю на него с крайне скептически поднятой бровью.

– Тебе придётся носить его с тем, что я запланировал.

– Что ты запланировал?

– Продолжай искать, – говорит он, и его лицо расплывается в самой большой, самой мальчишеской ухмылке, которую я когда-либо видела. Он не может сдержать себя от волнения, охватывающего его. Я отодвигаю папиросную бумагу и вижу конверт с моим именем, написанным черным, утилитарным мужским почерком.

Когда я открываю конверт, мои брови снова нахмуриваются, прежде чем посмотреть на него.

– Что это? – Он просто улыбается, наклоняясь вперёд, чтобы нажать на пространство между моими бровями. Я продолжаю смотреть. – Бора-Бора?

– В марте. Ты и я.

– Мы едем на Бора-Бора? – спрашиваю я, и его улыбка чуть-чуть спадает.

– Да. Кэт сказала, что ты всегда хотела поехать.

– Кэт?! – Улыбка возвращается.

– Да.

– Ты говорил об этом с Кэт?

– Да, а что? – Боже, эта улыбка заразительна, и я не могу не вернуть её.

– Она знала о… вечеринке! О плане! Она не упоминала об этом! – Я вспоминаю, как она согласилась, что я должна сказать ему правду, и думаю, знала ли она тогда.

– Да, ну. Может быть, у неё было больше веры, чем у тебя.

– Да, может быть, – говорю я, перекладывая брошюры и билеты на самолёт. – Я никогда не была за пределами страны.

– Вот почему это на март. Кэт сказала, что так будет легче перенести взлёт. У тебя будет время получить паспорт.

– Ты хочешь отправиться со мной в отпуск? – говорю я, глядя на него, теперь уже совершенно потрясённая.

С каждым мгновением после той вечеринки я всё больше понимаю, насколько всё изменилось с нашего соглашения, что всё будет просто развлечением. Руки Дэмиена двигаются, забирая кучку бумаг и отодвигая их в сторону, прежде чем держать моё лицо по обе стороны, заставляя меня посмотреть на него. Моё сердце бешено колотится, пульс определённо ощущается в его руках.

– Эбигейл, я хочу отправиться с тобой куда угодно. Ты сказала, что хочешь быть крутой тётей, путешествовать и… быть поглощённой.

Моё сердце замирает от его слов, но он продолжает говорить. – Ты поглотила меня. Я не знаю, как ты это сделала, но я безумно, глубоко влюблён в тебя. Каждое мгновение каждого дня поглощено мыслями о тебе, планированием будущего, умиранием от желания быть с тобой.

– Дэмиен, я… – Я не знаю, что я собираюсь сказать, но это не имеет значения. Он обрывает меня.

– День за днём, детка. Мы принимаем это день за днём. Но день за днём, мы будем смотреть в будущее. И прямо сейчас это будущее выглядит так: ты в ярко-розовом бикини на пляже на Бора-Бора. Хорошо?

Я улыбаюсь, потому что, что мне ещё делать?

– Хорошо, – говорю я.

А потом он целует меня, и я не могу думать ни о чём, кроме его губ на моих.

Кажется, он согласен, его руки скользят по моим бёдрам и проникают под безразмерный рождественский свитер, который я ношу, стягивая его через голову. Мгновенно его руки переходят к застёжке, расстёгивая лифчик и отбрасывая его в сторону. Его пальцы переходят к поясу моих леггинсов, натягивая и щёлкая им о мою кожу.

– Сними их, – говорит он, и я встаю, судорожно снимая их, наблюдая, как он снимает свою одежду.

Боже, этот мужчина чертовски хорош. Твёрдый в нужных местах, ещё твёрже в лучших, этот счастливый путь, ведущий к моему любимому месту из всех…

Он сидит на моём ковре, вокруг него куча бумаги, и я решаю, что они мне нужны. Он пристально наблюдает за мной, пока я отцепляю ногу от леггинсов, отбрасываю их в сторону, прежде чем опуститься на пол и поползти к нему.

– Господи, rubia, блять, да, это горячо, – говорит он низким, задыхающимся голосом, а я просто улыбаюсь, ползая, пока не оказываюсь прямо между его ног. – Что ты… – Моя рука движется к его твёрдому члену, медленно водя верх-вниз, пока я смотрю на него, облизывая губы. – Иисус, мать твою, Христос, – говорит он, задыхаясь.

Я наклоняюсь вперёд, беру головку в рот и сосу, смазывая уже капающую с него сперму.

– Ты хочешь этого? Хочешь мой член, детка? – Слова звучат почти сладко, и его рука перемещается к моей голове, хватает шёлковую резинку и отбрасывает её в сторону, мои волосы рассыпаются по плечам.

Я двигаюсь дальше, прижимая язык к нижней части и нежно стону от его вкуса. Я концентрируюсь на его руках в моих волосах, на его тяжёлом дыхании, на твёрдом полу под моими коленями, эротично покусывая его, пока он не коснётся задней стенки моего горла.

– Вот так, детка, чёрт, да, – говорит он, и когда я поднимаю глаза, он смотрит на меня сверху вниз, его рука держит волосы, которые он распустил. – Соси мой член, как хорошая девочка. – Я стону от его слов, и он стонет, когда вибрация проходит через него. От одного этого звука я сжимаюсь, чувствую себя опустошённой, нуждающейся в собственной форме освобождения. Я опускаю руку вниз, осторожно раздвигая себя и чувствуя, какая я мокрая. Когда моя голова наклоняется вниз, принимая его так глубоко, как только могу, я обвожу свой клитор, стону, когда головка его члена ударяется о заднюю стенку моего горла.

– Блять, вот так, детка. Поласкай эту киску, пока отсасываешь мне. Боже, я слышу, какая ты мокрая. – Я стону, снова поднимая на него глаза, и от того, как его взгляд устремлён на меня, я снова стону.

– Вообще-то, к чёрту это, – говорит он, наклоняясь вперёд, так что мне приходится выпустить его член. Его руки проникают мне под подмышки, и он поднимает меня, притягивая к себе, пока я не оказываюсь на нём. – Ты будешь скакать на моём члене, пока не заставишь меня кончить.

Моё тело впадает в панику.

Горячо? Да.

Страшно ли мне, что у меня не будет и половины того мастерства, которое есть у Дэмиена? Безусловно.

– Дэмиен, я…

– Прекрати. Ничто не звучит сексуальнее, чем это прямо сейчас. – Его рука перемещается на мои бёдра, помогая мне приподняться, а другая рука перемещается, чтобы выровнять его член с моим входом. – Теперь, детка, опускайся. – Медленно я двигаюсь, заполняя себя им, и Боже, я так заполнена. – Вот так, прими меня всего. – Как только я полностью опускаюсь, сидящая и заполненная, я кручу бёдрами, стону от ощущений.

– О, Боже, чёрт, Дэмиен. Ты так глубоко сейчас. – Я стону, осторожно поднимаясь и опускаясь, пытаясь привыкнуть к углу и размеру. Как всегда, он поглощает все мои мысли.

– Полегче, детка, привыкни к этому. Боже, ты чертовски красива, – говорит он, положив руки мне на бёдра, удерживая меня, ужасная, чудесная пытка быть заполненной и не иметь возможности двигаться. – Остановись, пока я не скажу тебе двигаться.

Как всегда, моё тело слушается его.

Предательское тело.

Его руки поднимаются от моих бёдер, обхватывают мою талию и продолжают двигаться вверх, пока в каждой руке не оказывается по груди. Большой палец ласкает сверхчувствительную плоть, и я стону, низко и громко. – Вот так, детка. – Он наклоняется вперёд, позволяя одной руке щипать и перекатывать, и берет другой сосок в рот. Я выгибаюсь на нём, ощущения проникают прямо в мою киску, где я сжимаюсь, и он стонет на моём соске, прежде чем выпустить его.

– Эй, Эбигейл. Оставайся, чёрт возьми, неподвижной. – Его глаза буравят меня, но я чувствую, как он дёргается внутри меня, умирая от желания большего так же, как и я.

Я улыбаюсь, прижимаюсь к нему и тихо стону.

– Господи, – произносит он под нос, как настоящую молитву.

Я просто улыбаюсь, повторяя движение, и снова стону. На этот раз его пальцы резко перекатывают мой сосок в ответ.

– Ладно, ты выиграла, – говорит он, и я снова улыбаюсь.

– Думаю, мне нравится здесь, – говорю я.

– Даже когда ты будешь сверху, rubia, помни, что я контролирую ситуацию. А теперь трахни член своего мужчины.

Я хочу спорить.

Я хочу дразнить его.

Но сейчас я заполнена Дэмиеном, и мой клитор пульсирует, поэтому я двигаюсь, трясь клитором по его тазовой кости, когда я двигаюсь на нём.

– Откинься назад, – приказывает он, и я слушаюсь, откидываюсь назад и раздвигаю ноги среди моря обёрточной бумаги.

– О, Боже, – стону я, не в силах сдержать себя. Из-за небольшого изменения угла он самым невыносимым образом прижимается к моей точке G. – Чёрт, Дэмиен! – Я отвожу руки назад, чтобы поддержать себя, упираюсь в его бёдра, медленно двигаясь вверх, а затем обратно вниз. – Чёрт!

– Вот так, детка. Трахни меня. Скачи на моём члене, как хорошая девочка.

– Дэмиен, чёрт, Боже!

– Продолжай, – говорит он, убирая волосы мне за спину, а затем перемещает руку на шею, нежно обнимая меня. – Ты чертовски хорошо справляешься, Эбигейл. Принимаешь меня целиком, скачешь на мне.

– Дэмиен, я не могу… – Давление невыносимо, ощущения всепоглощающие. Я схожу с ума, удовольствие захватывает всё моё тело, но в необузданном виде, что заставляет ощущать мои эмоции как на американских горках.

– Ты можешь. Смотри на меня, детка. Сильнее. Трахай меня сильнее. – Я делаю, как он требует, поднимаясь и опускаясь сильнее, и ещё один стон срывается с моих губ, мои глаза закрываются, чтобы попытаться сосредоточиться. – Нет. Смотри в мои глаза, когда берёшь меня. – Я открываю их, двигаясь вверх, затем вниз, его рука крепко сжимает моё горло, единственное, что удерживает меня на земле.

– Ты моя. Ты не должна сомневаться в этом, никогда. Моя, Эбигейл, ты понимаешь меня? Чего бы ты ни захотела – ты попросишь, и это будет твоим. – С моих губ срывается стон, но я продолжаю смотреть, продолжаю двигаться. – Боже, я так чертовски горжусь тобой, принимаешь меня так. Держишь себя в руках. Такая чертовски красивая, Эбигейл.

– Дэмиен, – хнычу я, нуждаясь в том, чтобы кончить.

– Что тебе нужно, детка? Всё, что угодно, я дам тебе это.

– Ты. Ты мне нужен. Мне нужно кончить. О, Боже, Дэмиен. Это слишком. Блять!

– Я позабочусь о тебе, – говорит он, а затем рука, не обхватывающая моё горло, покидает моё бедро, скользит внутрь. Его пальцы двигаются между нами, имитируя движения, которые я делала в тот первый раз, чувствуя, как его член исчезает внутри меня. – Боже, это так чертовски красиво, наблюдать, как ты принимаешь меня всего. – Он облизывает губы, смотрит пристально, посылая ещё одну волну тепла и потребности через меня, когда я прижимаюсь к нему. – Должен ли я позволить тебе кончить? – Я всё ещё двигаюсь, теперь более неистово, без ритма или шаблона.

– Да, пожалуйста, Боже!

– Хорошо, детка, я понял тебя, – говорит он, затем его рука двигается, большой палец поглаживает мой клитор и даёт мне последнюю стимуляцию, которая нужна, чтобы я взорваться, выкрикивая его имя. Рука на моей шее сжимается, когда я пытаюсь рухнуть на него, когда кончаю, удерживая меня откинутой назад, пока я продолжаю двигать бёдрами, трахая его.