Текст книги "Новогодний реванш (ЛП)"

Автор книги: Морган Элизабет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 25

22 Декабря

Дэмиен

Судья стучит молотком, чтобы заставить аудиторию замолчать, но Шэрон уже поворачивается ко мне со слезящимися глазами. Мужчина по другую сторону прохода, настоящий монстр Шэрон, будущий бывший, кричит уже две минуты и продолжает это делать, пока судебный пристав задерживает его.

Дела у Тодда Спаркса идут неважно.

Шэрон только что получила полную опеку над детьми, и Тодд будет вынужден платить огромные алименты.

Мы выиграли.

Битва за официальный развод и алименты ещё впереди, но у Шэрон есть дети и помощь, которая ей нужна, чтобы встать на ноги.

– Боже мой, – говорит она шёпотом, и я притягиваю её к себе, чтобы обнять. – Ты сделал это.

– Мы сделали это. – Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на неё, глаза слезятся. – Мы сделали это. Ты любила этих детей, и ты постояла за них и за себя. Ты хотела большего для них. Ты рисковала всем ради них. Ты была сильной, и ты сделала это. Ты работала, пока не нашла человека, который мог бы представлять тебя. Ты была той, кто нашёл способ. – Слеза капает, растекаясь по розовой рубашке, которая на ней. – Нет, нет. Ты не плачешь из-за этого куска дерьма. Ты идёшь к своим прекрасным детям и делаешь так, чтобы они чувствовали себя любимыми и желанными. Ты берёшь эти гребаные деньги и даёшь им хорошую, лёгкую жизнь.

– Я не… Я не знаю, что бы я делала без тебя. Спасибо. Правда. Не знаю, как тебя отблагодарить.

– Отблагодари меня, подарив этим детям прекрасное Рождество. Отпразднуй с ними. Мы начнём развод в следующем году, – говорю я.

– Ты изменил мою жизнь, Дэмиен. Изменил жизнь моих девочек. И Эбби. Пожалуйста, пожалуйста, поблагодари Эбби за меня.

– Эбби?

– Да. Она прислала мне это. – Её рука скользит вниз по её одежде, красивому бледно-розовому топу и хорошо сидящим черным брюкам. – Сказала, чтобы я использовала его сегодня и на собеседованиях на следующей неделе. Даже прислала вещи для детей, косметику и… чёрт возьми. Советы для моих волос! – Она улыбается мне, но мои мысли заняты другим.

Тем, как Эбигейл спрашивает, когда суд Шэрон, где она остановилась. Адрес её квартиры.

Я хочу послать девочкам печенье! – сказала она.

– Она хранительница, вот кто. Убедись, что не облажаешься, хорошо? – говорит Шэрон, ущипнув меня за щеку, как будто она не на несколько лет младше меня, а на десять или двадцать лет старше и даёт мне ценный совет.

Совет, который мне не нужен, но я всё равно приму его.

– Я и не собираюсь, – говорю я с улыбкой, и она уходит подписывать бумаги.

К тому времени, когда я выхожу из здания суда, я уже прикладываю телефон к уху, портфель в руках, когда я иду к парковке. Холодно, вокруг летают снежинки.

Снежинки теперь всегда напоминают мне об одном человеке: о поцелуе перед Рокфеллер-центром с великолепной женщиной. Поцелуй, который, как мне иногда кажется, изменил всё направление моей жизни.

Обычно после победы я выпиваю и перекусываю, а затем отправляюсь домой, чтобы подготовиться к следующему делу. Всегда есть кто-то ещё, кого нужно представлять, развод, который нужно оформить, алименты, которые нужно установить.

Сегодня у меня есть голос, который звучит как солнечный свет и радуга в моём ухе.

– Эй, как дела…

– Мы выиграли, – говорю я, прерывая Эбигейл прежде, чем она успевает закончить своё приветствие.

– Что? – спрашивает она, её голос мягкий, но взволнованный.

– Мы выиграли. Шэрон получила полную опеку над детьми, а её бывший должен платить алименты. Мы выиграли.

Странно, думаю я, нажимая на брелок, чтобы отпереть машину, и думая о том, что никогда раньше не испытывал потребности позвонить кому-то, чтобы сообщить о своих делах.

Конечно, в моей жизни были женщины – замечательные, добрые, но ни одна не похожа на Эбби.

Я знал, что никто из них, без тени сомнения, не отреагирует так, как мне нужно.

– Ой. Ох. О! Боже мой! Дэмиен! Это потрясающе! Святое дерьмо! – говорит она, и я почти представляю, как она прыгает вокруг в своём возбуждённом хаосе. Я точно слышу, как её ноги ритмично ударяются об пол, когда она прыгает.

Я улыбаюсь, искренней улыбкой, которая всё чаще появляется на моём лице, когда я нахожусь в присутствии Эбигейл, и тут раздаётся звук удара через телефон и "О, чёрт".

– Ты в порядке? – спрашиваю я, останавливаясь на месте, несмотря на то, что я нахожусь посреди переполненной парковки. Мне сигналит машина, и я отмахиваюсь от неё, прежде чем уйти с дороги.

– Чёрт. Да, извини. Я красила пальцы ног, потому что туфли, которые я надену на твою шикарную вечеринку, с открытым носком, а у меня нет времени на педикюр, но я забыла, что они сохнут, а потом посмотрела вниз и подумала, что размазала их, но я всё ещё прыгала, поэтому упала. – В её голосе звучит мягкое хихиканье, когда она говорит, и, чёрт возьми, это мило.

– Какого цвета? – спрашиваю я, добираясь до своей машины и открывая дверь.

– Что?

– В какой цвет ты покрасила ногти на ногах? – Пауза.

– Розовый, – говорит она, и я улыбаюсь.

– Хорошо, – говорю я. – Я знаю, что тебе завтра рано вставать, работать перед вечеринкой, – говорю я, сажусь, закрываю дверь и жду, пока Bluetooth догонит мой звонок. – Но могу я тебя увидеть?

– Увидеть меня?

– Да, naranja. Могу я увидеть тебя сегодня вечером? Приехать к тебе, чтобы отпраздновать?

– Разве у тебя нет… тех, с кем можно отпраздновать? – спрашивает она, и в её голосе звучит странность, как будто она уже пережила это раньше и знает ответ. Более того, она знает, что ответ ей не нравится.

Я слышу это не в первый раз, но в то время как часть меня умирает от желания узнать, где находится этот прожитый опыт, другая часть просто хочет жить в этом пузыре.

– Есть, – говорю я.

– О. – Это слово – вздох, почти разочарованный и печальный.

– Ты, Эбигейл. Ты – та, с которой я должен праздновать. – Я включаю обогреватель, потирая руки, ожидая её ответа.

– У тебя нет, например… друзей? Или… коллег?

– У меня есть и те, и другие. Скажу, что мои коллеги не всегда поддерживают мои победы на общественных началах так же, как они поддерживают победы, которые приносят деньги фирме. Но всё же у меня есть друзья. – Наступает тишина. – Но я хочу отпраздновать с тобой, Эбби. – Я не часто так называю её, но когда называю, она всегда улыбается. А иногда, когда она улыбается мне вот так, она просто… Эбби.

– Дэмиен, дорогой, я бы… Я бы с радостью. Но мне нужно рано вставать. Я не…

– Я не хочу идти куда-то и напиваться. Я хочу принести своей девушке пиццу, вино и расслабиться. Я хочу трахать её, пока мы оба не выдохнемся, отвезти её утром на работу, а потом забрать её завтра вечером, чтобы провести чертовски феноменальный вечер.

Наступает долгая пауза, и мне интересно, скажет ли она "нет". Скажет ли она, что я должен пойти домой или встретиться с друзьями. Странно, что я всегда так делал – выигрывал дело, а потом возвращался домой в одиночку – но сейчас это звучит… пусто.

– Да, Дэмиен. Звучит идеально. Но за ужин плачу я, – говорит она с той несносной, но приятной ноткой железной воли в голосе.

– Хрен тебе, – говорю я со смехом, отъезжая и направляясь в сторону Лонг-Айленда. – Скоро увидимся, rubia. – И затем я вешаю трубку, игнорируя все её последующие звонки и сообщения, которые начинаются со слов, что мне лучше не платить за свой праздничный ужин, и заканчиваются тем, что она говорит мне купить чесночные булочки и канноли.

Так что я принёс вино, пиццу, чесночные булочки и канноли к своей девушке, и мы отпраздновали это событие с размахом.

Это была лучшая победа за всю мою карьеру.

Глава 26

23 Декабря

Эбби

– Итак, Кэм ведёт себя безумно оборонительно, говоря мне, что я никак не могу изменить план, и если я это сделаю, то всё будет разрушено, – говорю я, пополняя витрину румянами, пока поток в магазине медленный. – Но я не знаю. Сейчас это кажется… странным. Неправильным, как будто я порчу что-то хорошее. И ради чего?

– Она проецирует, – говорит Кэт, в её голосе слышится тихий вздох, какой издаёт разочарованная мать. – Джейсон её поимел, и с тех пор она никак не может с этим смириться. Для неё каждый парень – кусок дерьма. – Я киваю, зная, что она права. – И даже если нет, она находит причину, по которой он должен быть дерьмом. Она вредит себе.

– Иногда я думаю, не хочет ли она, чтобы мы были несчастны вместе с ней, – тихо говорю я и чувствую себя виноватой, произнося вслух слова, о которых думала уже некоторое время. Но Кэт кивает, соглашаясь.

– Я пыталась уговорить её пойти на терапию. Ей нужно поговорить с кем-то об этом. С профессионалом. – Я продолжаю раскладывать, отвлекаясь от чувства вины за то, что мы, вероятно, должны были вмешаться раньше. – Но если честно, Эбби? Я думаю, ты должна. – Её улыбка натянутая и грустная. – Признаться, я имею в виду. – Я перестаю раскладывать, уделяя подруге всё своё внимание.

Часть меня надеялась, что Кэт будет на стороне Ками, что она скажет мне, что моя неудачная попытка признаться была достаточно хорошей, что я должна подождать до нового года, как мы с Дэмиеном договорились.

– Что, если он возненавидит меня? – говорю я тихим голосом, мои истинные страхи выходят наружу. – Меня больше не волнует Ричард. С меня хватит. Мы сделали достаточно дерьма, и это было весело и приятно, но я думаю… Я думаю, это зашло слишком далеко.

– Если он собирается тебя ненавидеть, он будет тебя ненавидеть. Но, честно говоря, он кажется тем, кто поймёт.

– Никто не понимает, когда его используют, Катрина. Поверь мне. – В её глазах мягкий материнский взгляд. – Ричард использовал меня годами, и как только я это поняла, я буквально составила план мести. Мы засыпали блёстками его машину, изменили его заказы на еду, сказали портному принести его одежду и расклеили по всему Нью-Йорку номер его телефона. Не говоря уже о том, что я сплю с его боссом. У меня не было абсолютно никакого интереса "понимать", что у него происходит, Кэт. Вообще.

– Но ты жила этим четыре года. Ты планировала всю свою жизнь вокруг лжи, которую он тебе говорил. – Я сморщила нос, зная, что она не ошибается.

– Дэмиен не имел с этим дело. На самом деле, он сказал тебе, с самого начала, что это для развлечения, верно?

Я киваю.

– Но это… больше не так. Я так не думаю, по крайней мере. Это больше не кажется… развлечением.

– Теперь это не развлечение? – спрашивает она, приподняв бровь.

– О, всё ещё так, – говорю я с коварной улыбкой, вспоминая нашу вчерашнюю праздничную ночь, и Кэт смеётся. – Я просто имею в виду, что это не просто развлечение. Понимаешь? – Я слышу, как вибрирует мой телефон на прилавке кассы, и наклоняю к нему подбородок. – Можешь проверить? Я хочу убедиться, что планы не изменились, – говорю я, хватая несколько коробок, чтобы передвинуть дисплей. Уже зная мой пароль (потому что лучшие друзья всегда так делают), она берет мой телефон, а затем… тишина.

Я поднимаю глаза, пытаясь разглядеть её за коробками, которые я искусно складываю, но безуспешно.

– Кэт? – Она не отвечает.

Итак, Кэм? Она моя королева драмы. Она моя мужененавистница. Она единственная, на кого я могу рассчитывать, что она остро отреагирует буквально на всё.

Кэт? Она – милая и добродушная, ни капли остроты. Она безнадёжно романтична и нежно влюблена.

Поэтому, когда я наконец вижу её, держащую мой телефон и с широкими, остекленевшими глазами, я начинаю паниковать.

– Кэт? – говорю я, откладывая коробки и подходя к тому месту, где она стоит, уставившись на мой телефон.

Черт. Случилось что-то ужасное.

– Он называет тебя naranja? – спрашивает она, её голос низкий и… обеспокоенный, и я смотрю на неё в замешательстве.

– Что?

– Naranja. Он так тебя называет?

– О чём ты говоришь? – Я беру свой телефон из её ослабленных рук, и смотрю на сообщение от Дэмиена.

Дэмиен: Я буду у тебя в четыре. Подходит, naranja?

– О. Да. У нас был целый разговор о том, что я не осень, и что оранжевый – совсем не мой цвет, но он всё равно называет меня так. Я думаю, он просто смеётся надо мной, потому что, ну, знаешь, розовый, – говорю я, проводя рукой по своему наряду с розовым топом, черными брюками и парой розовых каблуков. Я оглядываюсь на свою лучшую подругу и почти вижу в её глазах сердечки, как у «Суперкрошек».

Черт.

– Он латиноамериканец.

– Да, – говорю я, смущаясь.

– Media naranja. – Я моргаю на неё. – Это значит половина апельсина. – Я продолжаю моргать на неё, затем смотрю на свой телефон, полагая, что моя подруга официально сошла с ума.

– Поняла. – Я набираю ответ Дэмиену, подтверждая, что время мне подходит, и одновременно наблюдая за Кэт.

– Это поговорка, – говорит она, продолжая. Я останавливаюсь и смотрю на неё, странное чувство ползёт по моей коже, как маленькие иголочки осознания.

– Почему мне кажется, что всё, что ты собираешься сказать, ударит мне в голову.

– Есть много причин, почему её используют. Некоторые считают, что это из-за древнегреческого перевода; другие говорят, что это потому, что нет двух одинаковых апельсинов. – Я продолжаю смотреть на неё, ожидая, когда она перейдёт к делу. – Но в основном, на испанском это означает "моя вторая половина". Или моя лучшая половина. Но чаще всего её используют вместо чего-то вроде "родственной души".

Мир перестаёт вращаться.

Негромкая рождественская музыка, звучащая через громкоговоритель, затихает.

Исчезает суета и суматоха покупателей, делающих последние покупки.

– Прости, что?

– Он называет тебя naranja. Это не потому, что он думает, что это смешно, что ты любишь розовый и ненавидишь оранжевый цвет, Эбби. – Опять моргание. – Он называет тебя своей родственной душой, когда говорит это.

– Что? – спрашиваю я, и небольшой, полный ужаса смешок срывается с моих губ. – Нет. Боже, нет. Ты, должно быть, перепутала. – Она медленно, почти печально качает головой.

– Это поговорка. Её невозможно спутать, Эбс.

– Он сказал это после нашей первой ночи вместе, Кэт, – говорю я, и паника охватывает меня.

Не потому, что мне не нравится Дэмиен.

Мне чертовски нравится этот мужчина.

Он нравится мне абсолютно больше, чем должен нравиться мужчина, с которым не предполагалось быть дольше шести недель.

Мне нравится этот мужчина так, что я вижу будущее с ним. Будущее, которое мне не дано видеть. Будущее, которое невозможно, учитывая то, как начались эти отношения.

Я в панике, потому что, если это правда, если всё это время это было больше – я потеряла все моральные устои. Я потеряла всякую надежду на то, что смогу представить это в своём воображении как нечто иное, чем действительно дерьмовый поступок по отношению к другому человеку.

Когда это было развлечением, было легко убедить себя, что ничего страшного в этом нет.

Когда вокруг бросают такие слова, как "родственная душа", чувства ранятся.

И я не хочу быть таким человеком.

И хотя мне хочется сесть и расспросить Кэт о каждом мельчайшем переводе этого дурацкого слова, я не делаю этого, потому что чары замедления заканчиваются, и я провожу остаток смены, бегая по магазину, помогая покупателям и больше не пересекаюсь с Кэт.

Но когда я ухожу, направляясь домой, чтобы собраться, я думаю только о том, как мне нужно сказать Дэмиену.

Глава 27

23 Декабря

Эбби

– Мне нужно сказать ему, Кэм, – говорю я низким голосом, пока она аккуратно расчёсывает распущенные локоны с бигуди, которые она помогла мне уложить.

Когда я вернулась домой с работы, Кэм уже была у меня дома, собирая вещи для послеобеденной подготовки.

Она хорошая подруга, старается помочь мне снять тревогу, но я знаю, что какая-то её часть хотела быть здесь на случай, если ей понадобится отговорить меня от разговора, который нам предстоит.

Её рука останавливается на полпути, её глаза встречаются с моими в зеркале моего туалетного столика.

Её глаза потрясённые, широкие.

Мои – мягкие, обеспокоенные и, честно говоря, немного нервные.

– Что?

– Мне нужно сказать ему, – повторяю я, делая глубокий вдох. Расчёска скользит по остальным моим волоса, прежде чем она делает шаг назад и садится на изножье моей кровати. Её брови сходятся в замешательстве.

– Я не…, – начинает она. – Я не понимаю.

– Сегодня, прежде чем мы отправимся на вечеринку, я собираюсь признаться. Расскажу Дэмиену всё.

– Но… почему?

– Это уже не просто, Кэм. Это пиздец, правда. Я больше так не могу. Я должна была сказать ему несколько недель назад. После первого свидания я должна была сказать ему. Я законченная тварь, что позволила этому продолжаться так долго.

– Нет, это не так. Ты… У нас есть план, Эбби. – Напряжённый воздух разочарования окутывает её слова. – Мы так близки.

– Кэм. – Я произношу её имя спокойно, но уверенно. С состраданием, но и с твёрдостью. – Это моя жизнь. Это не план. Это не… Это не игра. Я не должна была позволить этому зайти так далеко.

– Так почему же ты это сделала? – спрашивает она, её голос стал холодным. Она отвечает мне прежде, чем я успеваю даже попытаться ответить на вопрос. – Я знаю, почему. Потому что ты хотела этого, Эбби. Ты хочешь этой мести. Ты хочешь увидеть лицо Ричарда, когда ты войдёшь под руку с Дэмиеном, хочешь увидеть его лицо, когда ты покажешь ему, что он облажался.

– Я хотела, Кэм. Хотела. Ты права. Мне было больно, и я была зла, и я хотела получить своё. Но сейчас? Это не имеет значения. Вмешиваются чувства людей. Мои чувства вмешиваются. Пострадают люди.

– Ты не можешь этого сделать, Эбби.

– Почему? – спрашиваю я. Я всё ещё не повернулась лицом к трюмо, глаза всё ещё смотрят на неё через зеркало.

Хотя, мой голос низкий. Мягкий. Успокаивающий. Как голос, которым разговаривают с ребенком или раненным животным.

Её глаза выглядят так же. Обида, боль.

И тут все мои мысли подтвердились.

Кэм использовала этот процесс, чтобы успокоить свою собственную боль.

Когда мы учились в колледже, Кэм влюбилась в мужчину. Он был старше, помощник учителя, и сколько бы раз мы ни говорили ей, что это плохая идея, она не слушала. Она влюбилась, и влюбилась сильно. Они строили планы на будущее, планировали брак и детей, и после того, как ей всю жизнь твердили, что замуж выходят не по любви, а за деньги, она обрела своё долго и счастливо.

Когда-то она была такой же, как Кэт, безнадёжным романтиком, мечтающим о белой свадьбе и заборе.

Пока к ней не пришла его жена.

Он был женат уже пять лет.

У него было двое детей.

А Ками была разорвана на части, абсолютно, бесконечно уничтожена.

С тех пор она не верила в любовь. Она не видела надежды ни в каких отношениях. Вот почему все годы, когда она говорила мне, что Ричард – говнюк, не прижились – она считает, что каждый мужчина – говнюк.

Она так и не отомстила, вместо этого она зарылась в учёбу и впустила только Кэт и меня в течение следующего года, пока она досрочно заканчивала колледж. Затем она занялась финансами, сделав своей миссией избиение любого высокопоставленного мужчину, который вставал на её пути, её сердце стало холодным и горьким.

Мы называем её мужеедкой за её способность пережёвывать мужчин и использовать их для секса, развлечения или бесплатной еды, прежде чем она выплюнет их, когда они потеряют свой вкус.

– Кэм, это не твоя битва, – говорю я, мой голос звучит всё так же заискивающе. – Дэмиен хороший. Он добрый…

– Они все кажутся такими.

– Он не Джейсон. – Я произношу эти слова, не обдумав их, но тут же понимаю, что зашла слишком далеко.

– Дело не в нём, – говорит она с ядом в словах.

– Кэм, я знаю, что он причинил тебе боль, но прошли годы…

– Дело не в нём, Эбби! – Она вскидывает руки вверх. – Боже! Я просто хочу, чтобы ты закончила начатое. Ричард заслуживает… Он заслуживает того, что с ним будет! – говорит она, отходя к другой стороне моей комнаты.

– А что насчёт меня, Кэм? Что насчёт Дэмиена? Разве я заслуживаю того, чтобы разрушить то, что происходит между нами, то, что могло бы быть настолько хорошим, только потому, что Ричард заслуживает того, чтобы есть дерьмо?

– Ты не можешь бросить сейчас, Эбби, – говорит она, положив руки на бёдра.

– Я не бросаю, Кэм. Это не игра. Это моя жизнь. Мне действительно нравится этот парень. Я влюбляюсь в него.

– Боже, ты такая наивная, – говорит она, хватая пальто. – Я не могу этого делать. Я не могу смотреть, как ты делаешь это с собой. Когда всё развалится, позвони мне.

А потом моя лучшая подруга уходит, её боль десяти лет следует за ней, как ядовитый след.

Я пишу Кэт сообщение, прося её найти нашу подругу и убедиться, что с ней всё в порядке, прежде чем продолжить собираться.

Потому что, так или иначе, сегодня вечером правда выйдет наружу, и будь я проклята, если не буду выглядеть хорошо, пока это происходит.

Следующий час после ухода Кэм я провожу в попытках найти баланс между тем, чтобы закончить собираться, мысленно подготовиться к разрушению моих отношений с Дэмиеном, и тем, чтобы позвонить Кэм и убедиться, что с ней всё в порядке.

Я так и не дозвонилась до неё, но в конце концов мне позвонила Кэт и подтвердила, что нашла нашу подругу и она в безопасности.

– Если дела пойдут… плохо, я позвоню тебе. Мы все можем встретиться, выпить и поплакать. Но Кэт… нам нужно поговорить с Кэм. Мы позволяем этому продолжаться слишком долго, и я думаю, что скоро будет слишком поздно. Ей нужно поговорить с кем-то об этом. Ей нужно… двигаться дальше. Это нездорово, – говорю я, используя блестящую заколку, чтобы закрепить левую часть волос.

– Ты права. Мы этого не делали, и мы не виноваты, но мы также не сделали ничего, чтобы остановить это, – говорит она со вздохом.

– Хорошо, держи меня в курсе? – говорю я.

– Конечно. А ты держи меня в курсе событий, связанных с Дэмиеном, хорошо? – От этих слов меня тошнит.

– Поняла, – говорю я. – Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Помни, что настоящая любовь может вынести удары, Эбби.

– Это не любовь, Кэт.

– Конечно, Эбс. Поговорим позже. – А потом линия обрывается, и я смотрю на свой туалетный столик, прижимая к уху молчащий телефон. Я вскакиваю, когда слышу стук в мою входную дверь.

Стук в дверь сигнализирует о прибытии Дэмиена Мартинеса, чтобы забрать меня на праздничную вечеринку юридической фирмы «Шмидт и Мартинес».

И потенциальном окончание чего-то прекрасного, поскольку я не могу позволить себе покинуть это здание без признания.

Конечно, Дэмиен каким-то образом подружился с Фредом на ресепшене, а это значит, что как только я подтвердила, что Дэмиен действительно со мной, его просто впускают, когда он приходит сюда.

Я хочу разозлиться, но это вроде как мило и определённо приятно, так что я пропускаю это.

Но сейчас мне хочется блевать, зная, что произойдёт в ближайшие несколько часов.

Два месяца планирования и манипуляций вот-вот приведут к самой блестящей мести, на которую только способна женщина.

Месть за то, чтобы показать бывшему, что он упустил, и сделать это под руку с ещё более лучшим мужчиной.

Вот только вкус во рту у меня не сладкой ваты, как я думала. Не то, на что я надеялась в тот Хэллоуин, когда плакалась своим лучшим подругам и пыталась найти кого-то, кого угодно, кто мог бы хорошо ко мне относиться и заставить меня забыть о моём засранце бывшем.

Вместо этого – горечь.

Горечь и… страх.

Я всё испортила.

Я облажалась, потому что это… это могло бы быть хорошим. Если бы я позволила этому развиваться так, как задумал мир, если бы я встретилась с этим человеком и просто была… собой, это могло бы быть прекрасно.

Но теперь я собираюсь отомстить и потерять мужчину, в которого, как мне кажется, я могла бы влюбиться, если бы у меня был шанс.

Кто бы мог подумать, что лечение одной сердечной боли приведёт к другой?

Прежде чем открыть дверь, я подхожу к банке с записками, в которой лежит последний листок бумаги. Я знаю, что там написано.

Я та, кто его написала.

Тебя недостаточно.

Забавно, что то, что сделал Ричард и выпотрошило меня больше всего, было последним в банке. Причина, в которой я больше всего нуждалась, чтобы закончить этот план.

Вместо того, чтобы развернуть и прочитать его, я кладу его в свой клатч. Я не знаю точно, зачем – может быть, как некий талисман, сила, чтобы сделать то, что я знаю, что мне нужно сделать. Но всё равно, я делаю это.

Раздаётся ещё один стук, на этот раз более нетерпеливый, и я вскакиваю, хватаю маленький клатч и пальто (после того первого раза я усвоила урок), прежде чем направиться к двери.

Я поворачиваю ручку наполовину, пока не щёлкнет автоматический замок, и тогда дверь открывается.

Я отступаю назад, каблук с громким лязгом ударяется о дерьмовую плитку, которой выложена моя прихожая, и тут появляется Дэмиен.

Чёрт, как он красив.

Его волосы почти идеально зачёсаны назад, для этого используется средство для волос. Я бы пошутила с ним об этом, но я просто… не могу.

Потому что мужчина в чёрном смокинге.

Меня предупреждали.

Я знаю, что это шикарное мероприятие и что ожидается соответствующий дресс-код, и после того первого вечера, когда Ками погуглила его, я несколько раз делала это сама, отмечая, как чертовски восхитительно он выглядит в классическом черно-белом смокинге.

Но вот он во плоти, и он – совершенство. Такой чертовски красивый, такой чертовски совершенный, что я не могу дышать.

И я не дышу.

И когда он говорит мне тихое "Привет", я не отвечаю, потому что всё ещё не дышу от его вида.

Его рука ложится на мою руку, и тепло проникает в мою кожу. – Дыши, naranja, – говорит он, слова звучат тихо и интимно. На его губах играет небольшая улыбка, и, как всегда, я делаю то, что он говорит.

Глоток свежего воздуха наполняет мои лёгкие, голова кружится от необходимого кислорода.

– Привет, – выдыхаю я.

Теперь он улыбается по-настоящему, полной, счастливой, славной улыбкой, с гусиными лапками и его идеальной, блять, загорелой кожей, и чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, я потеряю её.

Эту улыбку.

Я потеряю её в ближайшие десять минут.

– Привет, – говорит он в ответ, шагая дальше в мою квартиру и ко мне, пинком закрывая дверь и кладя руку на мой подбородок, чтобы поднять его так, чтобы мои губы оказались на его губах.

Поцелуй мягкий и сладкий, и всё хорошее, что есть в этом мужчине и в этих коротких отношениях.

Я потеряю и это.

Он отступает назад, рассматривая меня, прежде чем его брови слегка сошлись в том, что можно описать только как замешательство.

– Что с платьем? – спрашивает он, и мой желудок опускается к ногам.

Чёрт.

Ему не нравится моё платье.

Оно не соответствует представлению о том, с кем он должен быть рядом, когда будет стоять перед фирмой, которую он помог построить.

Может, Ками права.

Все мужчины одинаковы.

Я смотрю вниз на гладкое чёрное платье приличной длины в сочетании с розовыми туфлями-лодочками и распущенными, уложенными в причёску волосами. Рукава – это рукава-крылышки, заканчивающиеся прямо под моими подмышками, а воротник – приличный, в форме сердечка, едва открывающий декольте. Я дополнила его серебряными серьгами-гвоздиками и простым ожерельем.

Оно… красивое.

Милое.

Ричард был бы рад видеть меня в нём.

И я абсолютно ненавижу его.

И, похоже, оно также не подходит к тому, что Дэмиен хотел, чтобы я надела.

– Оно слишком обтягивающее? Слишком откровенно? Слишком…

– Скучное, – говорит он, и я поднимаю на него растерянные глаза.

– Что?

– Это… не ты. – Выражение его лица трудно определить, но это почти… отвращение.

– Я не понимаю.

– Эбби. Ты – это черные платья и консервативные фасоны?

– Я… – Я пытаюсь отодвинуться, отвести взгляд, защитить своё сердце и приготовиться к худшему, но он снова захватывает мой подбородок между большим и указательным пальцами.

– Ты из тех женщин, которые сливаются с толпой?

– Я…

– Нет. Тогда почему сейчас ты выглядишь именно так?

– Я… Я подумала… Я думала, раз мы идём на рабочую вечеринку, ты захочешь, чтобы я выглядела более презентабельно.

– Это ещё одна чушь от твоего бывшего? – Я не отвечаю, но думаю, что не отвечать – это уже достаточный ответ.

Я не уклоняюсь от ответа не потому, что он не прав, и не потому, что мне стыдно.

Я не отвечаю из-за чувства вины, которое накапливалось всю неделю.

За последний месяц, если быть честной.

Это неправильно, говорит голос у меня внутри. Это уже не игра. Это нечто большее. Гораздо большее, чем то, что ты планировала.

Но этот голос заглушает другой, смущённый, раненный.

Тот, который больше всего на свете хочет показать Ричарду, что он был неправ. Что я не просто забава, не просто хорошее времяпрепровождение.

Я хочу, чтобы Ричард увидел, что я достойна.

Но с течением последних двух месяцев, когда я стала ближе к Дэмиену, человеку, о котором Ричард четыре года жаловался, говорил, целовал его задницу, я поняла, что всегда была достойна.

Недостойным был Ричард.

Он никогда не заслуживал ни меня, ни любви, которую я могла дать, ни надежды, которую я возлагала на наше совместное будущее.

Никогда.

Но значит ли это, что я должна сдаться? И более того, как выглядит сдача?

Признаться?

Пропустить вечеринку?

Порвать с Дэмиеном?

Всё это звучит как ужасный выбор.

Единственное, на чём я могу остановиться, это то, что я должна рассказать ему всё. Прямо сейчас.

– Дэмиен, я…

– Пойдём, – говорит он, берет меня за руку и переплетает свои пальцы с моими надёжным, безопасным способом. Он ведёт меня к гардеробной стойке в углу, где я храню свои платья, заставляя меня сесть на кровать, пока он перебирает мою одежду.

Его галстук-бабочка розовая. Тусклый, светло-розовый, который чертовски хорошо сочетается с его цветом кожи, но всё же розовый.

Не чёрная, не американский красный или классический темно-синий, как всегда настаивал Ричард.

А розовая.

И я знаю, что единственная причина, по которой такой мужчина, как Дэмиен Мартинес вообще посмотрел на розовую бабочку, заключается в том, что он ожидал, что женщина, с которой он идёт на свидание, будет в розовом платье. Он надел её, чтобы соответствовать мне.

– Дэмиен, мы не обязаны…

– Вот это, – говорит он, подталкивая вешалки, которые с шумом скребут по металлической перекладине. – Вот что ты наденешь сегодня. Оно идеально. Это ты.

Платье, о котором идёт речь, именно такое и даже больше.

Я купила это платье несколько месяцев назад, откладывая деньги, чтобы позволить себе экстравагантную вещь, которую я увидела в магазине именно в этот день. Прошлой весной я видела его в подсобке на работе ещё до того, как оно было выставлено, и я знала, что оно мне нужно. Это то, в чём я хотела быть на фотографиях, на которых я прижавшая руку ко рту, а другая в руке Ричарда, который бы стоял на одном колене, а его коллеги смотрели с видом безмятежного поздравления.

Розовый цвет такой светлый и кремовый, что при плохом освещении выглядит почти как искрящееся шампанское – большой пушистый бант на одном плече, другое оголено. Оно длиной до колена, приталенное, с коротким разрезом сзади.

Я увидела его, и оно мне понадобилось.